Я делю с ним одно ложе. Это старинная софа начала прошлого века, со спинкой, оббитой цветным гобеленом. На такой, наверное, возлежала Даная. На софе куча маленьких подушек, зеленых, красных, золотых с вышивкой, в кружевах и с кистями. Само ложе покрыто шикарным красным пледом из вязаного крючком кружева. А над ним изящный балдахин.

Софа узкая, односпальная. И вдвоем с ним нам мало места. Вдвоем мы и не пробовали. Он не знает, что я сплю на его постели. Он и меня не знает. И виделись мы с ним раза два, мельком, когда он убегал, а я заходила в дом. Он даже не ответил на мое приветствие, будто не заметил.

На софу, в подушки меня укладывает его мать, Валентина. Лежу я минут 20,набегавшись по делам, отдыхаю от тягот городской суеты. Здесь в ее доме, в самом центре горда, с роскошным садом в шесть соток, с собакой Эмми и котом Кошариком, я отхожу душой и телом.

Я дружу с Валентиной. Она художник-график, образованная дама. Веселая, смешливая, бесшабашная и наивная, как гимназистка, семнадцати лет.

-Ложись, ложись, кому говорю, не стесняйся!

-А если твой сын узнает, что я отдыхаю на его софе? Вряд ли ему это понравится!

-Да кто же ему скажет об этом?

– Заметит, подушки не так лежат… Кто спал на моей кровати?!

-Хоть лифчик забудешь, Деня вряд ли заметит!

Валентине 70 лет. Одевается она модно, эксклюзивно, в народном стиле. Наряды перешивает из европейской фирменной одежды, купленной по цене 6 долларов за килограмм.

Особенно неповторима Валентина в английском охотничьем жакете зеленого цвета с изображением озера, камыша и летящих гусей. Гобеленовая сумка с национальным колоритом через плечо. Блеск и счастье в глазах. Эдакая веселая Шапокляк.

В магазине европейской одежды «Париж», куда она бегает ежедневно, ее художественный вкус уважают, оставляют ей нужные вещички. И удивляются ее фантазии, из ничего сделать конфетку. Лоскутное одеяло из кофточек, украшение из ришелье наволочки.

Сына, Дениса она тоже обшивает. Шкаф его забит невиданными одеждами. Даю зуб на спор, что аналогов этому гардеробчику нигде не найдешь. Из нескольких цветастых юбок Валентина может состряпать роскошную концертную рубашку сыну, а из бархатных брюк буржуйскую жилетку. Друзья-музыканты любят брать у Дени рубашки, жилетки и не возвращать. Деня, человек деликатный, никогда не напомнит им об этом.

Поэтому 7 человек из их ансамбля «Гоп со смыком», полным составом, появляются на сцене в праздничных нарядах от Валентины.

Валентина совершенно по щенячьи радуется, глядя на музыкантов и аплодирует им громче всех. А потом шьет Данису новые и новые одежды.

Денис хорош собой. У него умные, карие глаза. Лицо породистое, благородное, черты правильные. Волевой подбородок, прическа – украинский оселедец. Он композитор, глубоко погружен в музыку, играет на древних инструментах. Ну, например на серпенте. И, действительно, ничего вокруг не замечает кроме нот, партитуры, и всего того, что связано с миром музыки.

Потому я уже беззастенчиво валяюсь на его софе, когда прибегаю к Валентине.

Валентина живет на пенсию. Платит за коммунальные услуги, свет, еду на рынке для себя и Дени, кости для собаки Эмми, рыбу для кота Кошарика и…. на любимый «Париж».

-Ты только глянь, какие я шторы повесила на веранду! Из Лондона! С народным орнаментом! В «Париже» сегодня был завоз! Радуется жизни Валентина.

И мы, любуясь неземной красотой, пьем чай за круглым столом. Стол покрыт

скатертью, бежевой, из французских кружев. Под чашками вышитые немецкие салфетки.

Нас с Валентиной связывает не только духовное единство. У нас бизнес. Антикварный.

У Валентины, на антресоли, в старом кованом сундуке времен Киевской Руси, есть ценности: иконы, гравюры. Большинство икон мы уже пристроили в хорошие руки. И на вырученные деньги Валентина возводит новый дом в деревне Гусачивка.

На радость соседям, которые хотели отобрать у нее участок в 40 соток земли, как невостребованный с полуразрушенной хатой.

Новый дом из кирпича строители ставят над старой глиняной хатой, которую потом рассыплют и ведрами вынесут через двери. Хата с садом стоит на горе. Живописная Гусачивка видна, как на ладони. По серебристой реке, как пароходы, плавают гуси.

Познакомились мы с Валентиной несколько лет назад, прямо на улице. Я бежала куда-то по делам. И вдруг затормозила. Сделала стойку, как охотничья собака. Нарядно одетая пани держала в руках картину в черном пакете для мусора. И вся светилась в счастливой улыбке. Не знаю, что меня больше привлекло: эта необычная женщина со смеющимися глазами или картина.

-Картину Репина продаете?

-Рембрандта.

-Да? Музей ограбили?

– Копия. Сама написала. Если интересно, могу показать.

Мне было, конечно, интересно. Мы присели с ней на скамейке, недалеко от Ярослава Мудрого, держащего в ладонях макет города Киева, и она развернула черный пакет, заклеенный скотчем. Это была отдаленная копия известной картины Рембрандта. Даная была моложе, с плоским животом. И с хитроватыми, кокетливыми глазками, очень напоминавшими глаза моей новой знакомой.

-И сколько вы хотите за нее?

-Миллион.

-Смеетесь?

-Так ты ж глянь, какая у меня Даная! Молодая, стройная. Ни жиринки!

Лицо художницы светилось восторгом, ребячеством, любовью к жизни.

Данаю мы позже продали за очень даже приличные деньги. Одному толстому депутату, моему давнему клиенту. Теперь Миша говорит, что у него на стене оригинал. А там, в Эрмитаже копия.

Валентина строит дом. Для сына. Его жены. Для внуков. В саду уже посажены сирень, пионы, розовые кусты.

Денис до сих пор не женат. И, не собирается. Девушки возле него вьются, но, без результата. Кроме музыки, кажется, его ничего не интересует.

Он даже не знает, что мать закупает на фирмах, где дешевле, стройматериалы, торгуется, возит в Гусачивку, нанимает рабочих.

Все выглядит так. Мы подымаем крышку тяжелого сундука. Вытаскиваем на свет божий очередной раритет, покрытый столетней пылью. Валентина называет цену. Я дописываю в уме свой интерес и ищу клиента.

Иконы мы продали быстро. Полдома в Гусачивке построили. Из кирпича. Полдома накрыто уже крышей из шифера. Рядом вкопаны четыре столба. Для будущей террасы.

Больше денег нет. Графика, которая еще осталась в старом сундуке, никому не нужна. Я оббегала всех своих клиентов, все антикварные магазины, галереи. Стала специалистом по графике. Теперь слова Якутович, Гога Малаков, Плавинский, Толкачов, Масик- для меня уже не пустой звук. Это монстры украинской графики, ценимые за рубежом. Но, сейчас, в кризис, графику продать сложно. За хорошие деньги. За копейки, пожалуйста! А у нас полдома еще стоит!

-Может, Валентину Армандт продадим? Хоть по 30 долларов, – с надеждой смотрит на меня Валентина.

-Кто такая Армандт? Любовница Ленина?

-Ну, кто-кто? Я!

И Валентина достает папки с ее работами. Азовсталь, Днепрогесс, БАМ. Виды советских строек. Пламя мартенов. Портреты передовиков производства. Черные от копоти лица. И все графика. Смешанная техника, карандаш, гуашь, уголь.

-Подруга! А ты могла бы тогда сообразить, что надо писать маслом на холсте. Пейзажи. Натюрморты. Лебедей в пруду. Голых барышень. А не этих чумазых работяг. Сейчас бы все это ушло. За хорошие бабки. А ты карандашом по бумаге! Графика – очень тугая тема.

-Ну, кто же знал! Раньше это ценилось, – вздыхает Валентина.

Я предложила депутату Мише всю коллекцию графики. Миша с кислой рожей перелистал работы и отказался. Чего ты мне приперла? Накой мне эта фигня! Вот, «Ню» я бы купил. Украсил бы интерьер.

Полдома в деревне Гусачивка возвышалось над старой глиняной хатой, как укор нам. Начинались дожди, и вся эта дерзкая конструкция смотрелась несуразно и беспомощно. Соседи по Гусачивке, знакомые Валентины крутили пальцем у виска, откровенно злорадствовали.

-Надо же! Голой жопой на ежа!

Мы продали сундук кованый, аутотентичный, где раньше хранились иконы. Толстому Мише депутату.

Все до копейки ушло на стройматериалы. На рабочих денег не хватило.

В воскресенье мы с бой-френдом под руководством Валентины уложили полстенки кирпича. Я первый раз имела дело с мастерком и цементным раствором. Валентина бодрила нас неиссякаемым оптимизмом.

К концу трудовых подвигов я замертво упала на траву, все лицо было перепачкано раствором.

-Какой типаж! Какой ракурс! Я напишу тебя в рабочем образе! С косынкой, в робе. Ты так хороша! – вдохновляла меня подруга.

-Она лучше смотрится голой!, -съязвил усталый бойфренд, закидывая в кусты рабочие рукавицы.

-Кстати, а почему бы нам не написать тебя обнаженной? На холсте и маслом! Как Данаю! Только уже Тициана!- обрадовалась Валентина.

Я села на траве, сняла косынку, оглянулась на дом. Осталось меньше половины. Самой, по кирпичику, это не одолеть.

-Тициан, говоришь!

За неделю картина была написана. Я позировала, лежа на софе, под балдахином, в позе Данаи Тициана. Бока и ребра ныли от неподвижности. Труд, скажу, не легче, чем кирпичи класть. Валька орудовала кисточкой у мольберта.

Когда краска подсохла, мы продали этот шедевр толстому Мише. За 5,5 тысяч долларов. Как копию Тициана. Дешевле было нельзя из уважения к великому фламандцу.

Миша повесил картину на стенку и показал друзьям. Пацаны, в натуре, изъявили желание иметь подобное.

Строители достраивали дом.

А мы с Валентиной штамповали копии великих фламандцев. В обнаженных Данаях мой бой-френд с восторгом узнавал знакомые черты.

Я стоически вылеживала по пять часов в день на софе с балдахином, вживаясь в античный образ. Иногда меня клонило ко сну. И снился мне Геракл в виде золотого дождя.

Когда стройка была закончена, мы поставили на террасе деревянный круглый стол.

Накрыли его старинной белой скатертью с изумительной вышивкой. Набили сушеным разнотравьем матрасы, подушки. Разбросали их по диванам. На окна повесили английские кружева ручной работы.

В доме пахло свежим деревом и травой. Мы упивались счастьем.

Никто не знает, где его Париж. Наш маленький Париж был здесь, на террасе.

На новоселье Валентина позвала Дениса. Денис приехал с Людочкой.

Людочке 20 лет. Она музыкант. Играет на сопилке.

Видно было, что Деня влюблен в Людочку, а Людочка благосклонно принимает его любовь. Наконец-то у сына появилась девушка! Валентина была счастлива угощать на новой веранде потенциальную невестку.

Но, вдруг, Людочка наклонилась к Дене и что-то зашептала ему. Мы с Валентиной заговорили о «Париже».

-Мама! Давай продадим этот дом за 70 тысяч долларов.

-А…? Валентина перелила чай из заварочника на белые кружева салфетки.

– Людочка предлагает построить центр народного творчества. И нам нужны деньги.

Валентина деликатно выслушала сына и невесту. Не отказала и не дала согласие.

На днях Валентина рассказала мне, что Людочка давала в ее новом доме уроки игры на сопилке какому-то богатому дядьке. Тот приехал с ней на джипе. Они уединились на второй этаж и пробыли там полчаса. Денис с Валентиной сидели на веранде.

-Смотри, паспорт свой спрячь. А то и не заметишь, как дом продадут!

-Ну, думаю, до этого не дойдет, оптимистично заметила подруга.- Хотя, паспорт я, действительно, не могу найти уже несколько дней.

-!

Потом помолчала и, как всегда, задорно смеясь, предложила: Зачем о грустном? Давай лучше сходим в «Париж!»

17.06.09 Киев.