I.
Ты меня положила на жертвенный камень,
И я умерла.
И только поэтому я до сих пор живу.
Только поэтому делаю из тебя слова,
Словно снимаю с них горькую кожуру.
Это было хорошее время, теперь пора:
Под ногтями застряла их мякоть, и руки в соке,
К пальцам липнут слова,
Забираются в рукава
И уже в рукавах растекаются в словостоке.
Богу — богово, мне — огонь, а тебе — слова.
Чем не стала тебе эта лёгкая ноша? Потерей?
Под твоими шагами едва приминалась сухая трава,
А ты говорила, что тащишь меня на себе, и я верила.
А ещё говорила, что жжёт тебе ноги гнилая крапива,
Говорила, что слабые руки проел прошлогодний репей,
Я воскликнула: «Верба цветёт!»
Ты ответила: «Ива»
Эту цену могли заплатить только те, кто не знает о ней.
- Эпилог
И птицы над кладбищем плачут, а не поют,
А кровавая рана небес на заре — это птичья кровь.
Ты меня уложила на жжёного цвета траву,
Ты зарыла меня в карамельных листьях от холодов.
Словно в мягкой постели, лежу на сырой земле,
А на небе гремит, разрываясь, грохочет свет,
Это ангелы, следом за птицами, плачут со мной о тебе,
Только ангелы знают, какой уготован тебе рассвет.
Только сильные плачут над слабым, трясущимся телом,
Только им, пилигримам небесным,
Известна цена свободы.
Как же станешь свободной? Плотника сын воскрес,
А меня ты оставишь храниться на лоне природы?
Чем ты станешь теперь, когда знаешь её насквозь?
Когда эта цена для тебя стала мерой и стала истиной?
Когда эта цена — твоя мать, твоя дочь, твоя ось,
Когда эта цена твои мысли и тело выстелет?
Невозможно от этого скрыться, нельзя сбежать,
То, что ты похоронишь, навеки срастётся с тобою.
В крыльях птиц не перо — для тебя остриё ножа,
Только жертва уходит, а ты остаёшься с горем.