Я иду по бульвару, засаженному сиренью. Будний день, за час до полудня. Сегодня я окончил работу раньше, а потому решил прогуляться: весна в этом году пришла рано – начало марта, а тепло, словно апрель кончается. У меня настолько отличное настроение, что я даже не осуждаю мужчин, пьющих алкогольные настойки из маленьких бутылочек: на скамейках, в тени тополей. Мне отчего-то кажется, что у них отпуск, а потому есть возможность вот так сидеть и выпивать с утра. Я их даже люблю, этих жалких бездельников, в этот час: пусть заливаются, ежели им так хочется. Птицы играют затейливую мелодию, жуки жужжат, кошки резвятся на солнце: и так меня умиляет все в этот момент – словами не передашь благодати, что снизошла на меня весенним утром. Миновав сиреневый бульвар, я вышел на Девятую улицу. Прошёл ночлежку при монастыре Святой Марии, стройку метрополитена и оказался на аллее с зелёными газончиками по бокам. Ночью прошёл дождь, а потому воздух пах, словно в детстве, когда я шёл бесследно бродить по улицам накануне важной поездки. Я дышал свежестью, чувствуя, как мои легкие раскрываются при каждом вдохе. Мне было трудно покидать свой дом тогда, а потому впадал я в состояние крайне удрученное, но в процессе прогулки становился весел и жизнерадостен, а по приходе домой снова погружался в меланхолию. На следующий день я уезжал, месяц страдал, после возвращался, и снова страдал по окончании прогулок после дождя: вот такой замкнутый круг, выхода из которого я не видел. Но вернёмся к прогулке: я пинал камешки под ногами и вдруг заметил трех червей, сползающих с бордюра. Внезапно к ним подбежал пёс и сожрал. Не обратив внимания, я продолжал идти, но на душе становилось все хуже. К запаху свежести стал примешиваться другой: отвратительный смрад испорченной рыбы. Пройдя дальше, я увидел лежащего на траве огромного гниющего угря: он был ещё жив, шевелил своим хвостом. Угрей становилось все больше: огромные, темно-коричневые гады – они валялись на траве жирными тушами, некоторые ещё шевелились, другие уже издохли. Собаки стаями бегали кругом и жрали тех, что уже не могли сопротивляться. К горлу подступила тошнота, а выход был лишь один: идти вперёд, сквозь гору гниющих, скользких тел. С чувством отвращения я стал проходить между кучами мертвых тварей. Вонь стала невыносимой, меня вырвало, закружилась голова, и я грохнулся на спину, задыхаясь остатками обеда. Ко мне подбежал человек и принялся тормошить за плечи. Я пытался закричать, но наполовину переваренная пища забила мне глотку. Горький вкус желчи подействовал отрезвляюще и, открыв глаза, я убедился, что все ещё нахожусь в трюме корабля, а здоровяк-негр: рыбак Дишон Трентон – пытается выгрести у меня изо рта рвоту.

***

Траулер «Южный навигатор», занимающийся производством рыбьих консервов, подвергся нападению пиратов у берегов Зондейских островов. Генератор, отвечающий за электропитание холодильников и кондиционирование, вышел из строя, а потому вонь в трюме стояла, словно в свинарнике дремучем. Оказались мы в столь плачевном положении жаркой ночью накануне рождества 20…… года. Я нёс вахту на корме «Южного навигатора». Услышав крик чаек, включил ночной прибор и увидел очертания скал на горизонте. Доложив своему командиру, продолжил глазеть по сторонам: воды здесь неспокойные, а потому нужно быть начеку. Вчера нами была получена факсограмма от «Акульего плавника»: рыболовного корабля судоходной компании «Морские пути Стромлера» – о том, что пираты тутошние разбушевались не на шутку. И будто в ответ на мои мысли раздался шум катерного мотора с левого борта по ходу судна. Взглянув в ночной прибор, испугался я изрядно, и нутро перевернулось у меня вверх дном. К нам приближался тяжелый боевой катер чёрного цвета, с тремя пулеметными установками: двумя по бортам, да одной на мачте. Опознавательных знаков я не заметил, зато разглядел трепыхающийся флаг: старина Веселый Роджер. Ну, думаю, плохо дело: нужно подмогу звать. Кинулся я к тревожной кнопке, а сам ору, как ненормальный. Вскоре вся команда была на ногах и началась кровавая бойня.

Наш корабль был притянут к пиратскому судну при помощи цепей с крюками на конце, коими разбойники выстрелили в нашу сторону и, убедившись, что зацепки ухватили поручни, трубу-мачту и остальные конструкции, принялись наматывать цепи на катушки при помощи электрических лебёдок. Нашу охрану осуществляли сотрудники частного охранного предприятия «Свифт протэкшн»: бывшие вояки, ветераны войн – все как на подбор со стрижками ежиком и мордами кирпичом. Застрекотали выстрелы, а кой-кто из ракетницы шмальнул по бандитам. Однако не помогло: смуглые азиаты принялись перебираться к нам на борт и пошли, что называется, клочки по закоулочкам. Пираты оказались крайне искусными бойцами, и вскоре большая часть нашей охраны была перебита, а остальные в плен сдались разбойникам. Мне в ходе перестрелки колено прострелили, да по голове железякой какой-то прилетело. Я вообще к боли привыкший, да только вот ногу жалко: отнять вскоре пришлось.

Согнали нас всех в трюм. Главарь бандитской ватаги: тощий злодей в грязной белой майке и кривым ножиком за поясом – что-то истерически визжал на своём языке, часто повторяя «нулайан путих» и «путра плачур». Переводчика нашего пришибли при налете, а и не нужен был он вовсе: все и так понятно – захватили нас, и отпустят только после выкупа.

Медицинская помощь мне была оказана примитивная и вскоре правая нога моя посинела, что твой баклажан. Уповая на Господа, отпилил мне ее, родимую, боцман Баз Байярд, а после прижег. Уж не знаю, кого мне благодарить, да не заразилась рана и остался я живёхонек. Так просидели мы в вонючем трюме что-то вроде трёх месяцев: до того момента, как Трентон-рыбак спас меня от удушения. Хорошо, что морские разбойники были очень до анаши охочи – резкий запах ее немного заглушал вонь рыбьей тухлятины и немытых тел.

Злоключения наши подошли к концу солнечным утром восемнадцатого марта 20…… года. Тело мое к тому времени лишилось мяса, а мозги высохли настолько, что здраво мыслить я уже не умел и отчёта в том, где нахожусь, себе не отдавал. Высшее начальство судоходной компании совместно с правительством все же смогли договориться с пиратами. Позже члены экипажа, что могли ещё осознавать происходящее, рассказали мне, как дело было. Накануне освобождения предводитель разбойников с самого утра спустился в трюм и, стоя на средине лестницы, долго сыпал в трубку радиотелефона проклятия в адрес слушателя. Со временем настроение его становилось все благодушнее, а вскоре и елейная улыбочка проступила на сморщенном, словно грецкий орех, лице. Он обшарил ошалелыми от анаши красными глазами пленников, а после отдал приказ одному из шайки проверить, все ли заложники живы.

Следующим утром в полумиле от «Южного навигатора» качался на волнах паром «Блэкхед Ил». Шлюпки сновали туда-сюда: стремительно, методично. Главарь морской банды: с марихуановой сигаретой в зубах – благодушно взирал на спасение тощих матросов, держа в руке хромированный чемодан с деньжатами. Лишь оказавшись на воле я узнал, что звали его Юда Тирта по прозвищу Акула-молот. Негодяй наводил ужас на торговые и рыболовные суда на протяжении многих лет: отличался жестокостью и крутым нравом, и тот факт, что откупили нас – ангельское вмешательство. Точно вам говорю. А Акулу поймали вскоре агенты спецслужб и вздернули на виселице. Казнь ту по телевизору транслировали в прямом эфире, да только не смотрел я: рожа его противная мне до смерти ещё тогда надоела.

Человеку с одной ногой не место во флоте, а потому уволили меня. Компания выплатила внушительную компенсацию, которой хватило на покупку высокотехнологического протеза: взамен бесплатно предоставленного правительством, и дома на морском берегу в панорамном стиле, со стеклянными стенами. И местечко мне нашлось преподавателем по части навигации в мореходном училище. Жизнь вошла в свою колею: просыпался я под крик чаек, а засыпал под шум прибоя. От вредных привычек отказался: здоровьице мое подорвалось в пиратском плену. Но привык, а только иногда снилась мне рыбья вонь, да шальной преступник со ржавым кольцом в носу угрожал мне автоматом.

Проснувшись однажды позже обычного, я не стал одевать протез, а отправился на костылях в кухню. Погода выдалась ветреная и пасмурная, а потому я решил остаться дома на весь день. Достав из морозильной камеры коровьи отбивные на разморозку, я включил электрочайник и принялся смотреть в окно на море темно-бирюзового цвета. Вдруг мне вспомнился тот удручающий сон о полумертвых угрях и собаках: и так мне на душе тоскливо стало – хоть на стену лезь. Звук вскипевшего чайника вывел меня из раздумий: глубоко вздохнув, я заварил в кружке свой любимый Эрл Грей и включил телевизор. По центральному телеканалу транслировались новости: о проведении ежегодной ярмарки по случаю дня города; далее: об открытии новой поликлиники для душевнобольных и начале соревнования по каякингу среди юниоров. В завершении выпуска срочная новость: в суде состоялось слушание по делу руководителя компании «Рыбные консервы Хавелока». Досточтимый мистер Хавелок вступил в тайный сговор с пиратами Зондейского архипелага с целью получения страховых выплат на случай нападения на траулеры компании, среди которых значился и «Южный навигатор». Меня словно по башке ухнули батогом. Вот ведь что получается: благодетель наш сам пиратам заплатил, чтоб те нас захватили, а после выпросил у президента деньжата на спасение команды. Президент то наш, зная о ситуации в морях, гарантии по телевизору давал, что не бросит никого в беде: порядочный он, видимо – даже в отставку подал вскорости. Ну а Хавелок в довершение ко всему ещё и страховку получил, бессовестный. А деньжата все за границу выводил на личный счёт в банке: да только что-то не так пошло – вот и взяли его за гланды. Так мне грустно стало, что выключил я телевизор, прицепил протез, накинул плащ-дождевик и отправился бродить по берегу с тросточкой.

Брёл я вдоль бушующего моря долго: едва до Мосси Стоунс не дошёл – а это около двух миль. Вот ноги я лишился, а оказалось, что ради чьей-то наживы. Мыслишки у меня в тот момент мрачные в голове вертелись: вон океан бушует, а что мне стоит нырнуть в него, да плыть, пока не устану. В такой шторм обратно до берега добраться вряд ли получится: тем более с одной ногой. Но заместо этого решил я сделать то, чего уж много годков не делал: Боженьке помолиться. И молитва моя была не похожа на те, с которыми я раньше к Нему обращался. Впервые в жизни я не просил ничего конкретного, а посыл мой был прост:

МИЛЫЙ БОЖЕНЬКА! НАУЧИ СМИРЯТЬСЯ С ТЕМ, ЧТО МНЕ ИЗМЕНИТЬ НЕ ПОД СИЛУ!