Ещё ты веришь в светлый день
И не волнуешься о завтра,
Но тьма крадёт часы затем,
Чтоб колдовать ещё до марта,
И вот уже длиннее тень,
И темноты длиннее мантра.
Пусть звёзды катятся к чертям,
Луна утонет в тучи фраке, –
Не придавай своим чертам
Печали и унынья знаки,
Не дай своим земным путям,
Чтобы их конец исчез во мраке.
Наверно, рано говорить,
Что всё изменится и станет
Другим, и примет новый вид,
И обелится, и растает,
И что горело – отгорит,
И что болело – перестанет.
Теплу обманному не верь,
Всё неизбежно: лютый холод,
Растений смерть, зима потерь…
Бросай поля, срывайся в город,
Открой рывком входную дверь
И не ищи вернуться повод.
Здесь душный жар от батарей,
Деревьев мало и просвета,
Займись делами поскорей,
Не думай, что не будет лета,
И груши мой, и чайник грей,
И слушай радио под это.
Спеши домой, пока к тебе
Досадой осень не прилипла,
И в огороде, и в избе
Не надоело всё: от скрипа
Дверных петель, и анкл бенс,
До туч почасового всхлипа.
Зимы задумчивая дочь,
Обманом, красотой пленяя,
Из летних лап забрать нас прочь
Спешит, наказы выполняя.
Зима – всегда скорее ночь,
Чем день, и это принимая,
Душа привыкнет к холодам,
Как к неизбежному в природе,
И к засыпающим садам,
К пустой теплице в огороде,
К летящим в прошлое годам,
К свободе или несвободе.
И в этот вечер, возвратясь,
Увидишь ты, совсем отвыкнув
От благ, смыв с кожи дачи грязь,
Что тень зимы, к окну приникнув,
На небо впёрла через час
Луны осенней белой тыкву.
И белой тыкве на полу,
И двойнику её над лесом,
Той первой, поданной к столу,
Второй, светильнику всем бесам,
Им, не стремящимся к теплу,
Но лишь к естественным процессам,
Им наблюдать вокруг, пока
И сей и той не источиться,
Одной – лишь долькой, в облаках
Второй в серп тонкий превратиться,
Ведь через год, наверняка,
Тому же самому случиться.
Луна-свидетель, белый глаз,
Слепой белок, уродство смерти,
А может быть, сквозь узкий лаз
В день, свет – подобие отверстий,
Одно спасение для нас,
И, впрочем, лучшая из версий,
Но вроде чёрных дыр, когда
Дыра, а в самом деле – плотность,
Обман, сегодня и всегда,
И безысходность, безысходность;
Сочится чёрная вода
И заливает стёкол плоскость.
И в чашке стынет чёрный чай,
В нём – бра, луны двойник уютный,
И растворяется печаль
Очередной борьбы минутной
С собой, и радость невзначай
Появится в тревоге смутной.