“Приговор: виновен”. Глава 2

Глава 2

Nickelback- When we stand together

В гараже пахло пивом и лимонадом, машинным маслом, сыростью, сигаретами, словом, всем, чем пахнет в гараже. Огромная шершавая ладонь нежно играла с легкими шоколадными волосами, разметавшимися по подушке. Их было только двое в этом мире. Двое на целую Вселенную, загадочную и прекрасную. Девушка приподняла уголки губ, когда теплое дыхание обдало ей шею.

– Перестань.

Смоляные глаза уставились на нее из полумрака. Несмотря на ясную погоду, в гараже было темно, словно стояла глубокая ночь; лишь тусклая закопченная лампа в дальнем углу, отбрасывая дрожащий свет на коробки с инструментами, разбросанную одежду и скромно обставленный жилой уголок, давала возможность разглядеть в темноте черты любимого лица.

Их было всего лишь двое. Противостоящий, мятежный, чуждый мир, который никогда не примет их странную пару, их нежную привязанность, их полные страсти встречи, шумел там, за этими стенами. Лишь здесь, в этом темном углу, подобно паукам, прячущимся от света, они могли выдохнуть спокойно и в полной мере насладиться полнотой чувств, свойственной их возрасту.

Своими худыми, слабыми руками, Рита словно пыталась объять необъятное, сжимая в кольцо, по мере сил, широкие родные плечи. Она чувствовала его дыхание, теплое и мягкое, на щеке, волосах, шее; она ощущала его ладони, жесткие, покрытые мозолями и ссадинами, сухие, но всегда теплые, родные. Когда он брал ее за руку, то делал это так медленно и осторожно, словно брал на руки новорожденного, словно боялся, что может случайно сделать ей больно своим большим, сильным телом.

Здесь время всегда останавливалось, и можно было лежать так на старом, изъеденном молью матрасе вечно. Можно было нежно браться за руки, гладить друг друга по волосам и плечам, слегка касаться губами кожи друг друга, и ничего не бояться. Но окружающий мир, тем не менее, никуда не исчезал. Он был там, за дверью гаража, похожий на сцены из зомби-апокалипсисов, такой же страшный, полный опасности, но неумолимо притягательный и прекрасный. Они оба не могли понять, почему вся его прелесть недоступна для них; почему люди спокойно наслаждаются солнцем, точно так же гладят друг друга по рукам и ходят в кино, целуются, смотрят на закаты, встречают рассветы, и не надо им прятаться в сыром гараже, не надо мерзнуть под тонкой простыней, не надо с тоской глядеть на счастливых и свободных людей.

Впрочем, ответ они все же знали, но никак не хотели принять. Просто Рита Саммерс- дочь мэра, а Хьюст Рейес- парень, уехавший из родного дома два года назад с десятью долларами в кармане.

***

Nickelback на весь салон, ящик пива на заднем сиденье, какая-то ужасно кислая газировка. Смятая пачка сигарет, две крупные фигуры в кожаных куртках.

– И тут я ей такой говорю: «Мисс, а ты когда-нибудь плавала в море?» «Нет» «Странно, ведь ты такая селедка!»

Взрыв хохота. Девчонки всегда подкатывают глаза на таких моментах. Хьюст точным жестом открыл бутылку пива о бардачок. Блаженная улыбка Бобра как-то странно перекосила рот, обнажив кривые передние зубы.

– За красивых баб,- звякнули бутылки, и холодный напиток пролился в глотки двум юношам, чья молодость уже успела пропахнуть сигарным дымом и хмельным ароматом баров.

Бобер совсем окосел. Его глаза то и дело выкатывались наружу и уже сильно покраснели; он пытался следить за маленькими фонариками вывески бара, но левый глаз то и дело съезжал вниз. Хьюст ухмыльнулся.

– Ало, земноводное. Ты че там, живой? Развезло после пива,- Хьюст закашлялся. Он не переставал удивляться стойкости своего организма; они с Бобром по очереди пили водку и пиво, пиво и водку. Бобер глотал чипсы пачками, а Хьюст целенаправленно не закусывал вообще. Он хотел расслабиться, хотел допиться до синего, чтобы просто ввалиться в свой гараж и заснуть, не дойдя до постели. Он как никто другой знал, что хорошая пьянка- лучшее лекарство от любой болезни.

Лицо Бобра вдруг в миг приобрело зеленый оттенок. Едва он успел нажать на ручку двери и боком вывалиться из машины, как все содержимое его желудка оказалось на асфальте. Хьюст вышел следом. Вывеска бара пружинисто подскакивала перед глазами, а мокрый после дождя асфальт все время норовил уплыть из-под ног.

– Бобер, ну ты чего, дружище.

Хьюст поднял друга с земли и вытер ему рот тряпкой для машины. Опираясь друг на друга плечом, они кое-как добрались до двери заднего сиденья. Едва Бобер коснулся головой мягкого сиденья, как его веки сомкнулись, и он сладко уснул, покусывая щеку.

– Ах ты сукин сын,- Хьюст пошарил у него по карманам в поисках ключей. Нащупав брелок в виде стриптизерши на шесте, он перелез на переднее сиденье, случайно задев бляшкой ремня еще одну бутылку.

– Вот же ж…- Хьюст смачно выматерился, глядя, как желтое пивное пятно расплывается по лопнувшей обивке.- Прости, малыш, но у тебя тут и так не Ролс Ройс.

Хьюст с третьего раза попал ключом зажигания в нужное место, но остановился, оперевшись лбом в руль, и вместо того, чтобы поехать, стал разглядывать пышнотелую блондинку на брелоке.

«Она тоже такая,- подумал Хьюст, уплывая мыслями куда-то вдаль.- Тоже такая невозможно сексуальная. И у нее тоже есть красное белье. Твою ж мать, ну почему мне так не везет в жизни. Почему все, что мне нравится, куда-то мать его исчезает. Херня полная, херня, херня, херня»

– Херня!- заорал Хьюст, ударяя кулаком по сигналке. Раздался резкий звук, и Бобер на заднем сиденье подскочил на месте, но тут же упал обратно, еще глубже провалившись в сон.

Хьюст рассеянно глядел сквозь лобовое стекло на непроницаемую черноту дороги, как вдруг дверь машины распахнулась, и некая маленькая фигурка в плаще плюхнулась на сиденье рядом с ним.

– Э, емае,- Хьюст с трудом собрал глаза в кучку и уставился на непрошенного гостя. Фигурка напоминала ребенка, мальчишку в безразмерном дождевике.

– Скорее,- неожиданно хриплым взрослым голосом ответил вымокший комочек. Судя по всему, ребенок все это время, пока шел дождь, стоял на улице.

– Че?- Хьюст сдвинул брови. Фигура раздвоилась, но собралась вновь.

– Скорее! Мне срочно нужно домой, мама разрешила мне приехать в десять, а уже без пятнадцати. Ну же! Я не успею доехать.

– Ты че,- Хьюст снова ругнулся. Он вообще использовал ругательства в качестве запятых.- Совсем попутал? Я тебе такси что ли?

– Но Вы мне сигналили.

– Я случайно. А теперь вон на хер из машины, пока не вытащил за шиворот.

– Нет! Постойте,- комочек закопался в недрах своего плаща, похожего больше на скомканную палатку. На лицо Хью полетели холодные капельки.

К нему вдруг протянулась красивая женская рука с очень тонкими пальцами. Хьюст тупо уставился на ладонь и двадцатидолларовую бумажку на ней. Он никак не мог взять в толк, как у ребенка вдруг могла появиться такая рука.

– Ладно, понятно,- Хьюст решительно вылез из машины. Плотно сомкнув веки, чтобы окружающий мир не прыгал перед глазами, он ощупью обошел автомобиль и распахнул дверцу с другой стороны. Схватив комочек за капюшон, он буквально вынес его наружу, но вдруг ткань затрещала и у него в руках остался кусок дождевика, а перед глазами- красивое смуглое лицо с очень умными лучистыми глазами.

– Твою мать,- растерянно сказал Хьюст, переводя взгляд с куска ткани в руке на испуганно-удивленное лицо девушки.

Совсем неожиданно она засмеялась, и этот смех- тонкий, звонкий, прозвучал для Хьюста словно из другой жизни. Все девушки, каких он знал, смеялись громко, скандально, лающим тоном, ничем не лучше парней; этот же смех был похож на прекрасную мелодию, что по логике вещей была бы уместна перед Консерваторией, а не пивнушкой.

– Ничего, пустяки. Мне никогда не нравился этот плащ. Так Вы довезете меня? Мне правда нужно скорее… боже мой, без десяти. Я прошу вас! Родители будут очень расстроены…

Хьюст, сам не понимая, зачем он это делает, кивнул. Он вновь сел за руль, но не видел ничего, кроме скуластого личика с очень выразительными темными бровями. Ему вдруг на миг захотелось стать трезвым, разогнать этот туман, но как только стриптизерша с брелока царапнула ему запястье, мир снова встал на свои места.

– Я пьяный в стельку, мисс,- он повернулся к девушке. Она заглянула ему в глаза с прямо-таки материнским участием.

– Давайте поедем потихоньку. Я все равно опоздаю к назначенному часу, но во всяком случае, хотя бы не по темноте одной… страшно. Вы ведь не собирались ночевать здесь, у бара?

Хьюст украдкой бросил взгляд на заднее сиденье. «Хм, уже».

Машина поползла по улице как черепаха. Пешком было бы куда быстрее, но девушка, кажется, взяла на себя сложнейшую миссию спасти его, Хьюста Рейеса, от столкновения с любым препятствием выше полуметра в высоту. Дважды они почти что оказывались в чьем-то заборе; еще пару раз фонарный столб неожиданно вырастал прямо у них под носом. Как только возможность снести напрочь капот машины начинала казаться вполне реальной, изящные длинные ладони обхватывали руль и возвращали машину в ровное положение.

Они ехали таким образом порядка получаса, хотя при нормальных обстоятельствах оказались бы на месте не больше чем за десять минут. Девушка попросила остановить ее возле громадного белого дома, чьи верхние этажи, освещенные кованными высокими фонарями, величественно возвышались над пушистыми кронами буков.

«Охренеть, вот это хата»,- Хьюст провел ладонью по лицу. Девушка вновь достала деньги.

– Возьмите.

– Не, ты че, подруга. Кто кого вез еще считай.

Она мягко улыбнулась. Почему-то девушка не торопилась выходить из машины, хотя было уже около одиннадцати.

– Мама ругаться не будет? Чего сидишь, выходи,- езда и алкоголь отвлекли Хьюста от прежних мыслей, но они вновь накинулись на него всем роем. Он в момент помрачнел, и вот уже чудесная солнечная девушка рядом, источающая неуловимый, греющий свет, что был еще тем более ощутим, чем темнее и холоднее было снаружи машины, стала раздражать его своим присутствием. Что она знала о нем, почему села к нему в машину? А вдруг он маньяк? Хьюст поморщился и с усилием надавил на глазные яблоки.

– Как Вы поедете домой?

– Как-нибудь. Ну, давай. Проваливай.

Он вновь повернулся к девчонке, но она, казалось, и не думала выходить. Хьюст внимательнее вгляделся в ее лицо и вдруг стал понимать, что она ему кого-то очень сильно напоминает.

– Я…

– Вон из машины. Я тебя один раз за шиворот выволок, выволоку и во второй.

Девушка порывисто вздохнула и, ничего больше не говоря, открыла дверь и, не оглядываясь, побежала к дому. Хьюст смотрел на ее быстро уменьшающуюся фигурку, мелькающую между толстыми стволами деревьев, и чувствовал, как то домашнее тепло, которое он даже не заметил поначалу, растворяется, рассасывается в мраке ночи, в мраке его тяжелых мыслей и далекого от идеала образа жизни.

«Странная девчонка,- подумал про себя Хьюст.- Поступки стремные какие-то.»

***

Они много раз вспоминали свою первую встречу. Вспоминали, и смеялись; тогда ни один из них не мог подумать, что тем же вечером будет каждый смотреть в свое окно и раз за разом прокручивать их короткий, несодержательный диалог. Хьюст тогда благополучно дотащил Бобра до постели, уложил его на свой краденый прямо из фургона, груженого мебелью, матрас, а сам допил все пиво, что у них оставалось (тоже отчасти краденое), и просто ходил до рассвета вокруг гаража, то поднимая голову к небу, вглядываясь в затянутое чернильными облаками полотно, то останавливаясь, чтобы затушить сигарету о стену и постоять так, пиная землю носком ботинка. Мысли кружились в ритме вальса; он думал то о том, из-за чего собирался так сильно напиться, то о загадочной незнакомке со столь мощной аурой, окружающей ее маленькое детское тело. Рита же, вдоволь наслушавшись родительских упреков, заперлась в спальне, и тоже долго-долго глядела на небо, все время вспоминая поросшее щетиной лицо и хмурый, странный взгляд- так обычно смотрят старые собаки, что не знали в своей жизни никакой ласки, а лишь подвергались побоям, мерзли зимой, голодали.

– Я бы никогда не поверил, что могу быть таким,- Хьюст провел тыльной стороной ладони по нежной впалой щечке. Подобно младенцу, смешным и милым жестом, Рита обхватила его палец ладонью и поцеловала, закрыв глаза.

– Я бы тоже в это не поверила. Но если бы ты правда был таким чудовищем, каким тебя все рисовали, я бы вряд ли села к тебе в машину тогда. Просто почувствовала, что ты хороший человек.

– Ты либо экстрасенс, Рита,- Хьюст осторожно опустился на матрас рядом с ней, стараясь нигде не придавить ее волосы.- Либо для тебя хороший человек- это на смерть пьяный сомнительный тип в машине без номеров.

Она улыбнулась и ткнулась лицом ему в ключицу. Хьюст украдкой поцеловал душистые, пахнущие медом и полевыми травами волосы.

– Скажи, обязательно тебе сегодня идти к этой, как ее.. Льюис?

– Да, еще как. Ты же знаешь, наши мамы дружат. Если я не появлюсь там… опять это еще начнется.

Рита поднялась с постели легким и пружиниситым движением. Хьюст нехотя выпустил ее руку.

– Я буду там. Отдельно, конечно, я все помню,- он встретил ее обеспокоенный взгляд.- Но буду обязательно. Я никогда не был на этих ваших элитных тусовках, но, думаю, после пары шотов все становятся равны.

– Ты прав,- Рита сбросила с плеч платье. Воздушная белая ткань упала к ногам, и Хьюст невольно привстал, чтобы разглядеть получше стройное, грациозное тело. Рита привстала на носочки и сняла с вешалки другое платье, что висело не небольшой перекладине среди черных футболок, рваных маек, кожанок и клетчатых рубашек. Это было короткое коктейльное платье с длинным рядом крупных нежно-голубых камней.

– Тебе очень хорошо,- у Хьюста пересохло в горле. Он не мигая наблюдал, как Рита натягивает на себя платье, поправляет чуть завернувшиеся края, ловким отточенным движением застегивает сзади молнию. Она всегда делала это сама, хотя Хьюста нередко даже задевало это, что она, подобно другим девушкам, не просит его помочь, невинно и игриво.

Она вообще отличалась от всех, кто у него был- а было у него немало. За свои восемнадцать лет Хьюст успел перевстречаться с девушками разных национальностей, социального статуса и воспитания. Он видел отвязных девчонок, рядом с которыми и сам не стоял; видел ангелоподобных эфемерных нимф, словно сошедших с открытки к Пасхе; видел скромных маминых дочек, что непременно должны были вернуться домой к семи и не минутой позже. Он много кого видел и много что перепробовал; он совращал, его совращали, и так все мимолетные интрижки неизменно кончались плешью в мозгах и новым номером в черном списке.

Но с Ритой все было иначе. Как-то раз в баре Хьюст услышал разговор двух мужчин, на вид бизнесменов, очень представительных и серьезных; они за кружкой пива обсуждали своих жен и любовниц. Хьюст имел к ним другой интерес- в их баре не принято было появляться подобному контингенту, и положено было выставить их за дверь или отвесить по паре на челюсть, но тут один из них вдруг громко засмеялся и сказал:

– В женщине должно быть все, понимаешь? Есть разные женщины по призванию: шлюхи, матери, суки, девственницы и амазонки. И если ты встретил ту, что сексуальна как шлюха, нежна как мать, умна как сука, чиста как девственница и храбра как амазонка- ты самый счастливый мужчина на планете.

И теперь, глядя на эту неумолимо сексуальную фигуру, вспоминая нежнейшие прикосновения, умный взгляд, чистоту ее души и храбрость сердца, Хьюст понимал, что это так. Он и есть самый счастливый мужчина на планете.