С у м а с ш е д ш и й .
Д е в у ш к а .
М о л о д о й ч е л о в е к .

Полутемная сцена, посередине которой, слегка смещенный влево и вглубь, стоит стул. На стуле спиной к зрительному залу сидит человек. Это – Сумасшедший, он худ, сгорблен, волосы на голове у него седые и нелепо растрепанные. Одна рука безвольно висит (на запястье поблескивают наручные часы), второй не видно – она может лежать на коленях у Сумасшедшего или быть прижатой к груди. Одет он в свободную клетчатую зелено-синюю или белую рубашку, заправленную в высоко поднятые клетчатые зелено-синие или белые штаны. Ноги его босы. На шее – фиксирующий ее высокий белый ошейник.
В глубине сцены стоит большое широкое зеркало, желательно, прямоугольной формы, в котором различается отражение сидящего на стуле. Но освещение должно быть подобрано таким образом, чтобы в зеркале явственно были видны ступни, колени, руки, а голова терялась в полумраке.
В качестве музыкального фона – «Звуковой поток» Альфреда Шнитке. Музыка должна играть негромко, возможно искусственное неяркое увеличение-уменьшение звука.
Примерно в течение двух минут на сцене ничего не происходит. Затем раздается громкий стук распахивающейся двери, и музыка резко прерывается. На сцену с левой стороны выходит Девушка с обычной прической (хвост или распущенные волосы), в обычной блеклой одежде (что угодно, кроме юбки и платья), но с выразительным макияжем (важно подчеркнуть глаза). Девушка идет по краю сцены и останавливается в правом ее углу, лицом к зрителю. Она снимает туфли и ставит неподалеку. Теперь она тоже босая.
В течение всего диалога человек на стуле не меняет позы, говорит громко, но неторопливо, без эмоциональной окраски в голосе; Девушка может нервно ходить по сцене, активно жестикулируя, речь ее уверенна, подчас даже страстна.

Девушка (стоя на краю сцены, глядя на свои руки, громко, выразительно). Надо же, какая холодная зима была! До тебя прямо не добраться, в снегу вязнешь. Но теперь тепло. Я скучала. Поговори со мной.

Сумасшедший. Мне трудно говорить. Я устал. Расскажи лучше что-нибудь.

Девушка. Но ты же меня не слушаешь. А впрочем… (взмахивает рукой, начинает неторопливо ходить по сцене). Завтра Пасха. Мы недавно красили яйца, и одно из них треснуло и развалилось пополам. Тогда его выложили на деревянный стол, где оно лежало, притираясь шоколадным бочком, а от желтоватой мякоти с примесью серого шел тонкий дымок. Ты знаешь, он был такой тонкий, что казался сотканным из паутины! Я принесла тебе четыре пасхальных яйца. Посмотри, какие красивые!

Сумасшедший. Балуете вы меня.

Девушка. Ничуть. Зато ты безжалостен. Я бы давно отсюда сбежала.

Сумасшедший. От страхов не сбежишь.

Девушка (останавливаясь, протягивая руки к залу). Тебя что-то мучает?

Раздается музыка «Звукового потока». На сцену с правой стороны выходит Молодой человек, жонглирующий двумя или тремя зелеными яблоками. Он одет так же, как и Сумасшедший, бос, но причесан и улыбается. Он подходит к Девушке и становится рядом с ней, прекращая жонглировать. Музыка замолкает. Девушка берет у Молодого человека одно яблоко и рассматривает его.

Девушка. Где мы?

Молодой человек (негромким спокойным голосом). Мы в царстве уснувших героев. Видишь, они устали, поэтому лежат прямо на земле, отдыхая от долгой битвы. Их разум изранен в бою, и они оплели его бинтами, а глаза у них распахнуты настежь.

Девушка. Почему они кричат? От боли?

Молодой человек (прячет яблоки в карман брюк, кладет руку на плечо Девушке). Они кричат, потому что сон их беспокоен, потому что в него вторгаешься ты, гостья чужого мира, враждебного им.

Девушка (оборачиваясь, указывая рукой на Сумасшедшего). А он?

Молодой человек. Он прекрасен. Он свободен. (Закрывая глаза). Его красивый прямой нос с невесомой горбинкой пронзают воспаленные красные сосуды. Лоб его гладок и бел, скулы резки и сужают бородатый подбородок. Но его серо-голубые глаза мертвы, их выкололи злые руки.

Девушка делает шаг по направлению к Сумасшедшему, но Молодой человек останавливает ее, берет за руку и отводит в правый угол сцены, где она стояла в самом начале. Потом медленно уходит. Снова доносится музыка Шнитке.

Сумасшедший (медленно, нараспев, акцентируя внимание на эпитетах). Ночи приходят необыкновенно тяжелые, вязкие, липкие, заполняют комнату образами, обнажая их, выделяя лиловыми красками, как капля чернил подчеркивает белизну бумаги. Невыносимо трудно дышать, и сердце ноет, бессильно отсчитывая время. Долгое, мучительное время, которое вдруг становится ощутимым. Здесь очень много ворон. Они каркают, срываясь на крик, и кажется, что это души тех, кому они более ни к чему. Меня окружают три собаки. Должно быть, братья. Красивые крепкие дворняги. У каждой шерсть в огромных кругах, перемешивающих в себе всевозможные оттенки черного, каштанового, красного, желтого, белого… Одна из собак пугливо бегает вокруг, все же не решаясь подойти ко мне достаточно близко. Я сажусь на корточки. Собака наконец останавливается и говорит мне: «Плохо дело, брат, плохо…»

Музыка прекращается.

Сумасшедший (снова громким бесстрастным голосом). Нет, нет, не спрашивай об этом. Я не люблю таких разговоров. Лучше расскажи, как там у вас. Скоро выставка Модильяни будет, помнишь, я говорил?

Девушка. Когда-то говорил… Когда-то даже обещал, что пойдешь туда со мной. А теперь молчишь.

Сумасшедший. Что там, все еще зима?

Девушка. Весна. (Достает яблоко). Первая трава пробивается, скоро расцветет сирень. Помнишь, какая она была у нас на даче? Гибкая, крепкая, ароматная – таких шапок я больше нигде не видела!

Сумасшедший. Спасибо, что ты пришла. Я ждал.

Девушка. Да, конечно, я редко бываю, ведь время, сам понимаешь…

Сумасшедший. Времени не существует. Не нужно оправдываться. Я очень счастлив.

Девушка. Ты видел когда-нибудь свою Музу?

Сумасшедший (оживляясь, слегка ерзая на стуле). Интересный вопрос ты мне задаешь… Много чего я повидал на этом свете, а главного-то, наверное, и не заметил. Но вот то, о чем ты меня спрашиваешь…

Девушка. А я… видела. (Подбрасывает яблоко, начинает ходить по краю сцены).

Сумасшедший. И я видел.

Девушка. Он… То есть она, конечно, Муза, но все-таки он.. Он был Дождем, он всегда приходит в образе Дождя. В тот вечер на нем были резиновые сапоги и черничного цвета плащ: он не хотел залить собой полы комнаты. Хотя какое это имело бы значение? (Смеется). Я была так счастлива, что он пришел.

Сумасшедший. Так счастлива? Как?

Девушка. Просто счастлива, просто счастлива. А ты?

Сумасшедший. Я – смешно сказать – выходил из ванной. Чистый, расслабленный. И тут вижу… Слабое золотое сияние, нежные штрихи, обрисовавшие контур человека, или что-то похожее на человека.

Девушка. Здорово… Как ты думаешь, это дорогого стоит?

Вместо ответа вновь раздается «Звуковой поток» Шнитке. На сцену выходит молодой человек, неся в руках мольберт. Он ставит его в левом углу сцены, садится подле него на пол, достает из кармана завядшую кувшинку. Девушка не двигается, глядя в зал. Музыка замолкает.

Девушка. Кувшинка. Маленький, нежно-белый, с желтыми прожилками, бутон, легко играющий с длинным упругим стеблем неброского зеленоватого цвета – цвета озерной воды. Если бы ты был со мной на том озере, ты бы обязательно нарисовал его вместе с этой кувшинкой. Сначала долго бы выбирал место. Выбрав, аккуратно положил бы на землю ящичек с красками, уайт-спирит, тряпочку с завернутыми в нее кистями. Установил бы мольберт, рядом с ним поставил бы табуретку, а затем долго ходил бы по берегу, курил и думал о чем-то. Таким я помню тебя. Ты часто брал меня на Финский залив рисовать. Ты неожиданно останавливался, задумчиво любуясь воздухом, травой, горизонтом, затем резко тушил третью по счету сигарету, засовывал в карман засаленную пачку «Беломора» и хватал кисть, усаживаясь на складную табуретку и начиная разводить краски. Я бегала вокруг мольберта, чувствуя огромное желание нарисовать во-он тот камень, или ту чайку, или кусочек леса… Ты знал это и с улыбкой предлагал мне кисть. Ты говорил мне: «Запомни, искусство не продашь и не купишь. Создай его, подари, удержи в себе, но не делай его целью наживы».

Молодой человек. У него не получилось.

Девушка. Но в этом поражении ведь тоже был какой-то смысл.

Молодой человек. Определенно.

Девушка подходит к молодому человеку и садится подле него.

Молодой человек. Сон оставляет героев, когда им вновь грозит опасность. Но враги нападают так быстро, что герои не успевают окончательно проснуться и размотать бинты. И враги видят их такими, какие они в своих снах.

Девушка. И я?

Молодой человек. А что ты видишь?

Девушка (Оглядываясь). Сутулого мужчину с пучком травы, прижатой к груди. Бледного старика – он танцует, кружась. Молодого человека с крыльями и большим животом – наверное, поэтому он не может взлететь. Жалкого пьяницу, у которого черты лица словно вырезаны ножом – до того они резки. Мальчонку не более десяти лет, похожего немного на Купидона…

Молодой человек. (Делает останавливающий жест, затем протягивает девушке яблоко, которое извлек из кармана, и та начинает его есть). Я забыл самое главное – краски и кисти, а ведь без них он по-прежнему не может рисовать.

Молодой человек встает и уходит со сцены. Снова тихо слышна музыка Шнитке, на сей раз она уже не замолкает, по мере развития диалога нарастая.

Сумасшедший. Уходи, уже пора.

Девушка. Мне и правда пора. Сейчас вовсе выгонят. Я обязательно зайду еще. Ты… держись, что ли. (Повышая голос). И хватит, пожалуйста, хватит. Надо выходить, здесь ты задохнешься. Ты не имеешь права здесь находиться. Чем ты тут вообще занимаешься? Ты рисуешь?

Сумасшедший. Мне не дают красок. Да я и не могу пока. Это такое чувство… Странное, когда протягиваешь руку и нащупываешь пустоту. Ну, иди, иди и не оглядывайся.

Девушка (медленно поднимается, проходит в правый угол сцены, одевает туфли). Я люблю тебя. Ты меня слышишь?

Огрызок от яблока остается лежать на сцене. Девушка уходит, в последний раз оборачиваясь, громко и испуганно закричав: «Ты меня слышишь?!»
Играет финал «Звукового потока», он очень тихий. Сцена пуста, и только Сумасшедший по-прежнему сидит на стуле в той самой позе, что и в начале действия.