Паром шел из Яловы в Стамбул. Азиатский берег уже скрылся за горизонтом, а до европейского было еще далеко. По времени вот-вот должны были показаться Принцевы острова. День клонился к вечеру – на западе небо уже заалело и окрасило море в розовый цвет, а на востоке оно было зеленоватое и только вокруг парома оно было стального цвета, потому что над ним нависла туча. Создавалось впечатление, что всё, что происходит за пределами её тени, нереально, что  там совсем другое море, другая страна.

Туча принесла с собой холодный порывистый ветер, и Алексей закутался в плед. Книга, которую он пытался читать, упала на палубу. Он хотел нагнуться, чтобы ее поднять, но молодой турок, который сидел рядом в шезлонге и копался в своем смартфоне, его опередил.

– Пожалуйста, – сказал он по-русски, с улыбкой протягивая книгу Алексею.

– Вы говорите по-русски?

– Я окончил курсы русского языка для гидов в Стамбуле. Меня зовут Эркин.

– Эркин, наверно ваш преподаватель был родом с юга России или с Украины, у вас «г» фрикативное, – Алексей был не прочь поболтать с турком, книга не читалась, заняться было нечем. Можно было, конечно, спуститься в салон, там был телевизор, и турки смотрели свои бесконечные сериалы. Но менять шило на мыло не хотелось. Здесь на палубе все-таки можно было дышать морским воздухом, что полезно для легких.

– Он был из Краснодара. А что такое фри…фри…кативное. Это как картошка фри?

– Это значит мягкое.

– Ага. А вы, наверно, профессор, изучаете языки?

– Я писатель, – сказал Алексей. Ему нравилось представляться незнакомым людям писателем, хотя на самом деле он работал в газете, в отделе экономики. Но год назад он написал два рассказа, которые были опубликованы в толстом журнале, что давало ему основание считать себя писателем и с презрением относиться к своей основной профессии.

– Я тоже, – сказал молодой человек.

– Интересно, –  оживился Алесей. – И о чем вы пишете?

– Я пока что ни о чем не пишу, но напишу обязательно.

– О чем же вы хотите писать, коллега?

– О любви, конечно.

– Что-нибудь в стиле легенды о Фархаде и Ширин?

– Нет, я хочу написать повесть о любви к русским женщинам.

– Конечно, тут вы турки большие доки.

– Доки – это докеры или доктора?

– Это значит большие мастера – так умеете охмурять наших баб, что они готовы всё отдать только бы вас удержать. Обещаете жениться и купить дом с видом на море, вот только пока денег не хватает, чтобы заплатить налог на наследство или на развод, или на контрольный пакет акций… В общем, нужно раскошелиться, посеять деньги, чтобы пожать счастье.

– Вы имеете в виду жиголо. Да, у нас многие мужчины этим промышляют, заманивают девушек обещаниями, а потом обирают. Они негодяи, за такое надо под суд отдавать. С немками такое не проходит, они знают, что почём, а наташи, они доверчивые, от ласковых слов они теряют голову, и наши паразиты этим пользуются. Но я не такой, если уж я полюбил, то полюбил всей душой, я сам теряю голову от любви.

– Послушайте, почему вы всех русских женщин называете наташами?

– Имя красивое, нам нравится. Звучит как плеск морской волны. Ветер холодный, вы совсем озябли, может, мне спуститься в бар за коньяком или хотите чаю?

–А потом вы порекомендуете мне лавку, где продаётся самый лучший трикотаж по самой низкой цене или ювелирка, а, может, кожа? Нет уж, спасибо, если мне захочется выпить, я и сам могу спуститься в бар.

– Я не работаю на торговцев, я писатель. Я хочу написать книгу о радостях и муках любви, и о разочарованиях, которые подстерегают слишком доверчивых любовников.

– Вот как, а расскажите мне свою историю, прежде чем запечатлеть ее на бумаге. Может, я, как более опытный автор, смогу дать вам полезный совет.

– Хорошо, только мне нужно для этого немного выпить. Мне легче говорить на чужом языке, когда я немного выпью. Давайте, спустимся в бар.

– Нет, там шумно, здесь на палубе спокойнее. Вот и солнце, кажется, пробивается сквозь тучу. Попросите официанта принести нам виски. Вон он крутится около семейства немцев.

– Я родился в деревне, на востоке страны. Хозяйство у нас небогатое, но всё же мы как-то сводили концы с концами, пока был жив отец, – начал свой рассказ Эркин, глотнув виски из запотевшего стакана. – Перед смертью он долго болел, лечение требовало много денег, и мы влезли в долги. Выплатить их мы не смогли, хотя пришлось продать теплицу. Это была хорошая большая теплица, там мы выращивали помидоры и сладкий перец и этим жили. Конечно, у нас, как у всех сельских жителей, был огород и домашний скот, куры, но для нормальной жизни этого не хватало. У меня ведь, кроме матери, ещё две сестры и младший братишка. Вот мы и решили, что мне надо ехать в Германию на заработки. Обычно наши люди ищут работу за границей через родственников и знакомых, Но у нас не было ни родственников, ни знакомых за границей. Добрые люди посоветовали мне обратиться в одну контору в Стамбуле, которая за небольшие деньги отправляла людей на работу за границу. Там мне сказали, что в Германии мест пока нет, и предложили работать «по-чёрному» во Франции, шить одежду в подпольном цеху. Мы работали в подвале по двенадцать часов в день, там же ели и спали. Выходить на улицу нам не разрешалось, чтобы не привлечь внимание полиции, мы ведь работали нелегально и у хозяев могли быть большие неприятности, если бы полицейские вышли на их след.

Во Франции я пробыл почти год, но такая жизнь была для меня невыносима, и однажды я ушёл. Вышел на улицу и больше не вернулся в цех, а пошёл на вокзал и уехал в Германию. По пути никто меня не задержал, потому что во Франции много людей с такой внешностью как у меня, а в Германии ещё больше.

В Кёльне, куда я приехал, я сразу нашел работу в турецкой закусочной на привокзальной площади – обслуживал клиентов, помогал на кухне. Заработок у меня здесь был меньше, чем во Франции, но мне хватало на то, чтобы поддерживать семью и снимать комнату на троих недалеко от места работы. Здесь я познакомился с эфенди Орханом, эфенди – это по-нашему господин, уважаемый человек. У него было несколько ресторанов на востоке Германии, отель в Сиде и туристическое агентство в Стамбуле. В Кёльн он приехал по делам и случайно набрел на нашу закусочную. До отправления его поезда оставалось еще порядочно времени, и от нечего делать он стал меня расспрашивать кто я, откуда и как оказался в Германии. Я всё ему выложил без утайки. Он похвалил меня за то, что я всего за три месяца научился сносно говорить по-немецки, спросил, умею ли я пользоваться компьютером. Я сказал, что каждый вечер сижу в интернете – читаю турецкие газеты и книги, и он опять меня похвалил, а на прощание дал мне свою карточку, и сказал, чтобы я позвонил ему через неделю. Я и позвонил, а он предложил мне место гида в своем туристическом агентстве.

Наш офис находится в Мармарисе, и мы возим экскурсии по всему эгейскому побережью от Фетхие до Бодрума. Немецкий язык я осваивал самостоятельно, а русский учил на курсах для гидов в Стамбуле. Нам, туркам, вообще легко даются языки, мы как попугаи в точности повторяем слова и можем говорить без акцента. Мы учим язык с голоса. Вы, наверно, заметили, что у нас даже торговцы на рынке могут сносно объясниться по-русски. Им не хватает слов, но те слова, которые они знают, они выговаривают правильно. Но это лишь в том случае, если их учил языку русский, а если это был украинец или азери, то они говорят с характерным для этих народов акцентом.

Я влюбился в русскую девушку во время экскурсии в Эфес. Ее звали Марина. Она была вовсе не блондинка, как большинство наташ, а шатенка с голубыми, как капли бирюзы, глазами. Она путешествовала вместе с матерью. Вот та была блондинка, крашеная, наверно, но блондинка. Она очень понравилась нашему шоферу, и он потихоньку спросил меня, как будет по-русски «ты красивая».

Моя Марина сидела в автобусе напротив меня, и когда я рассказывал пассажирам о достопримечательностях, которые нам встречались по пути, она смотрела, как ребенок смотрит на понравившуюся ему игрушку в витрине магазина. Я даже не уверен, что она слышала, что я говорю. Это меня очень смущало, но я пытался как-то собраться и не сбиться. Я прочитал много книг об античных городах, и мог ответить на любые вопросы экскурсантов. Но она меня ни о чем не спрашивала, и только когда, мы вышли из автобуса, чтобы пройти к источнику у дома, где жила Дева Мария, она взяла меня за руку и сказала потихоньку: «Мы живем в отеле «Голмар» в Ичмеллере. Это было как признание в любви. Больше чем признание в любви, потому что признание – это уже вершина горы с которой  можно увидеть всю округу, а то, что она сказала мне на ухо, был лишь намёк, на то что мы пока не видим, но очень хотелось бы увидеть.

– Да вы поэт, Эркин, вам нужно писать не прозу, а стихи.

– Для этого нужно оставаться намного ребенком, немного летать в облаках, а жизнь меня уже давно приземлила.

– Вы пришли к ней в отель?

– Конечно, на следующий же день с букетом красных роз, но не застал её на месте. Они с матерью уплыли на пароходе по реке. Я подсунул под дверь ее номера записку с приглашением на ужин в ресторане «Маэстро». Я не был уверен, придет ли она на свидание, но сделал всё, чтобы не ударить в грязь лицом. Сказал хозяину ресторана, которого я хорошо знал, чтобы скатерть на столике была новая, чтобы цветы в вазе были свежие, а свечи самые дорогие, чтобы шампанское было не местное, которое напоминало лимонад с запахом дрожжей, а французское. Насчет блюд я не беспокоился – повар в ресторане знал свое дело. А официанта я попроси называть меня «эфенди Эркин». Я очень волновался перед свиданием, как будто это было мое первое свидание, хотя у меня были подруги и во Франции, и в Германии. Но у меня с ними были скорее дружеские отношения, нежели любовные.

И вот я сижу за столиком и думаю: «А вдруг она придет с матерью. У меня просто не хватил денег, чтобы накормить обеих, а это позор». Но слава Аллаху, она пришла одна. В своем розовом платье она была как фея с французской открытки, и я даже растерялся от такой красоты, но все же взял себя в руки и стал ее расспрашивать о том, как она живёт и чем занимается. Женщинам нравится рассказывать о себе. Но не все мужчины это понимают и предпочитают говорить о себе любимом.

Она сказала, что живет в Екатеринбурге, что учится в институте на экономиста, а отец её заведует универмагом в центра города. Тут я мысленно снял шляпу, потому что у нас в Турции торговцы самые богатые и уважаемые люди. А потом она больше слушала, чем говорила. Слушала не меня а Таркана, которого хозяин завёл по моему заказу, потому что все наташи без ума от этого певца. Всё же прихвастнул, что учусь в университете, а тут просто совершенствую свои знания в области языков, что отец у меня владеет золотым магазином в Стамбуле, и скоро, наверно, подарит мне яхту. Какому молодому человеку не хочется казаться крутым перед девушкой, которая нравится. Это было бескорыстное вранье, просто я хотел ей понравиться.

– И понравились, конечно, как может не понравиться юноша, у которого отец богатый негоциант.

– Негоциант – это что-то вроде негодяя?

– Это купец.

–  Спасибо, я потом запишу, я всегда записываю незнакомые слова. Нет, ей было всё равно кто мой отец. Мне показалось, что она даже не слышала, о чём я говорил, просто смотрела на меня и молчала. После ресторана мы ещё долго гуляли по набережной до самого Мармариса, смотрели, как городские огни играют в воде, ели мороженое, заходили то в один бар то в другой, где играла живая музыка. Я проводил её до отеля, и тут она наскоро чмокнула меня в щеку и сказала: «Приходи завтра в час, мама уедет в город за покупками».

Трудно описать, что я чувствовал, когда возвращался в свой отель. На своем языке трудно это описать, а уж на чужом и подавно. А впрочем, каждый мужчина хоть раз в жизни испытывает такое и ему не надо ничего объяснять. Всё следующее утро я не мог ни о чем другом думать, как только о предстоящем свидании. Мне нужно было писать текст экскурсии в Каппадокию, но я не написал ни строчки, я ходил вдоль пляжей туда-сюда, курил и посматривал на часы. Ровно в час я был в отеле «Голмар». Марина была в каком-то халатике в цветочек, а под халатиком ничего не было. Она бросила мои цветы на пол и стала расстегивать на мне рубашку, приговаривая: «Молчи, молчи…» Ну я и молчал, и не потому, что она мне приказывала, а просто мне нечего было сказать. В один миг мы оказались в постели. Тело ее было сладкое, как сахар, и я не мог от него оторваться. Я был как сумасшедший, я растворился в ней. И даже, когда дверь номера открылась и появилась ее мать с пакетами в руках, я не в силах был остановиться. А мать как будто не обратила на нас внимания, стала доставать из пакетов тряпки, рассматривать их. Наконец, Марина оттолкнула меня и сказала матери, кивнув в мою сторону: «Ты будешь?» Сказала так, как будто я был хот-дог или пирожок с повидлом. «Нет, – сказала мать, – некогда. Кончай по-быстрому и собирайся, через полчаса придет такси в аэропорт».

Я молча оделся и вышел на набережную. Навстречу мне шли люди, какие-то англичане, и мне показалось, что они посмотрели на меня так, как будто я был весь в дерьме и от меня воняло. Я потом долго не мог прийти в себя от обиды и унижения. Так, наверно, чувствуют себя изнасилованные женщины.

– Вы романтик, эфенди Эркин, многие мужчины позавидовали бы вам. Она отдалась вам задаром да ещё без всяких обязательств – это, знаете ли, редкость в наше время.

– Да какая там любовь. Она использовала меня как гигиеническую прокладку, и всё тут.

– Любовь не вздохи на скамейке. И не прогулки при луне.

– Пушкин?

– Нет – Щипачев.

– Хорошие стихи. Надо будет посмотреть в интернете.

– А вы бы хотели, чтобы девушка все время заглядывала вам в глаза как преданная собака, держала за руку и признавалась в любви?

– Храни меня Аллах от таких девушек. Была у меня одна такая, липкая, как лукум в жару. Звали ее Кира, откуда-то с севера, где у вас добывают нефть. И глаза у нее были как северное небо – серые. Красивая была, ничего не скажешь, когда мы с ней ходили по базару, торговцы ели её глазами, а на меня смотрели с завистью. Я влюбился в неё сходу, просто упал в любовь, нырнул с головой. Я вёз группу на экскурсию в Памуккале. Это была двухдневная экскурсия. На ночь мы остановились в отеле, где был большой бассейн с минеральной водой. Был уже поздний час, но моим туристам не терпелось искупаться – всё-таки минеральная вода полезная для здоровья, а я сидел на краю бассейна и посматривал, чтобы никто не утонул – многие из них уже порядочно набрались. И вот эта Кира подплыла и столкнула меня в воду, стащила с себя лифчик, и стала ко мне прижиматься грудью. Какой мужчина выдержит такое, и я сдался, обратил все в шутку, хотя у меня вся одежда была мокрая и ботинки тоже. А ночью она пришла ко мне в номер. И уж на следующий день мы не расставались. Даже в автобусе она все время ко мне прижималась и даже пыталась влезть ко мне на колени.

Я сдуру дал ей свой телефон, и она звонила мне днём и ночью. После наших ночных игр я являлся на работу не выспавшийся, и мой начальник сделал мне замечание. Но мне было все равно – любовная горячка лишила меня разума. Нам категорически запрещалось брать на экскурсии посторонних людей. Но она оплачивала все экскурсии, только чтобы быть рядом со мной. Поначалу это меня радовало. Я гордился тем, что такая красавица влюбилась в меня, в простого, по сути деревенского парня. Но моим туристам не очень нравилось, когда экскурсию вё л гид на котором висла девушка. Особенно это раздражало женщин. Я перестал получать чаевые. Но это все ерунда по сравнению с тем, что случилось позже, во время экскурсии на озеро Кейджегиз.

У нас в группе была девчушка в очках, серьезная такая, наверно, студентка или даже школьница. После экскурсии она подошла ко мне и спросила про могильники в скалах, мимо которых мы проплывали. Я мог написать путеводитель по скальным захоронениям, но Кира не дала мне ничего рассказать. Она сорвала с девчушки очки, бросила их на землю и стала топтать их ногами. «Ой, что вы делаете!» – кричала та. – «Не лезь к моему парню, кошка драная», – сказала Кира.

Я не знал, что мне делать, то ли извиняться перед студенткой, то ли унимать Киру. Стоял, как дурак, между ними и молчал. Зато туристы мои не молчали. Они были в шоке от поведения моей девушки, и все как один требовали, чтобы она немедленно покинула группу. И что мне было делать в этой ситуации?

– Гнать её к чертовой матери. Она же чокнутая.

– Ну нет, она ведь любила меня, и я не мог её оставить в незнакомом месте. Да она бы и не осталась, вцепилась бы в меня мертвой хваткой и не отпустила. Мы остались вместе и поехали в Мармарис на такси, а туристы уехали в автобусе без сопровождения. Они это так просто не оставили и написали на меня жалобу директору турагентства. Тот вызвал меня, и сказал что уволит, если кто-то ещё увидит мою «наташу» возле группы. Это значило, что увольнения мне никак не избежать, и моя семья в деревне останется без средств. И тогда я попросил его послать меня куда-нибудь подальше, ну хоть на недельку. Он пошел мне навстречу и отправил меня в Каппадокию. Я сменил сим-карту у себя в телефоне и уехал. Не думайте, что это далось мне легко, она ведь мне нравилась, но её любовь оказалась сильней меня.

Больше я её не видел. Когда я вернулся, то уже не застал её в городе, отпуск у нее кончился, и она уехала туда, где у вас добывают нефть.

– Считайте, что вам повезло. Мне знаком такой тип женщин, они до добра не доведут.

– Я долго не мог её забыть, хотел даже ехать в Россию, чтобы её разыскать. Но потом встретил Валентину Павловну, и мне уже было не до Киры. Валентине Павловне было лет тридцать, не больше, но у меня язык не поворачивался назвать ее просто Валей, потому что она была настоящая дама, одевалась по самой последней моде, даже на пляж ходила в золоте и брильянтах, а жила в пятизвёздочном отеле «Манамар Бич». Её интересовали только рестораны, но мне удалось раскрутить её на экскурсию. Ей понравилось, как я рассказывал об античных городах, и она попросила меня купить для нее путеводитель по Эгейскому побережью. Я купил и принес его в отель. Вы, наверно, уже догадались, чем закончился мой визит в её номер. Да, так оно и случилось.

Она была замужем за большим начальником, то ли губернатором, то ли депутатом. Она должны была ехать на курорт с мужем, но того задержали дела. Она была великолепна и я, конечно, влюбился в нее. Она привыкла к шикарной жизни, а у меня не было денег, чтобы каждый день водить её по ресторанам, но она сама платила за всё, а от меня требовались только ласка и слова любви. Меня это, конечно, угнетало, получалось, что я вроде как торгую любовью, но что я мог поделать, если она мне очень нравилась.

А ей нравилось курить наргиле или, как у вас говорят, «кальян», и я к нему пристрастился. Ей нравилась цыганская музыка, а я её терпеть не мог, но мы каждый вечер ходили в бар, где выступали венгерские цыгане. Ей нравилось шампанское, а у меня от него изжога, но приходилось пить его каждый день. В любви она была ненасытна и виртуозна. Она меня научила многому такому, о чём я раньше понятия не имел.

Днём она проводила время на пляже, и я мог спокойно работать, вечером я помогал ей развлекаться, а по ночам мы занимались любовью, и это была самая роскошная неделя в моей жизни. А потом вдруг нагрянул её муж. Он решил сделать ей сюрприз и приехал без предупреждения, на ночь глядя, когда мы были в номере в чем мать родила.  Она накинула халат и нервно закурила, но муж и внимания на неё не обратил, он был здоровый, как бык, и ещё, наверно, боксер, потому что бил меня профессионально кулаками и ногами, а потом выбросил меня с балкона в сад. Хорошо, что это был только второй этаж, и я отделался лишь сотрясением мозга и двумя сломанными ребрами. Такие вот дела… – Эркин вздохнул и замолчал.

– И что теперь? – спросил Алексей. – За километр обходите «наташ»?

– Это ещё почему? Я надеюсь все-таки встретить свою «наташу», с которой у меня всё получится.

Паром разворачивался, чтобы удобней подойти к причалу в Стамбуле. Был час вечернего намаза, и над городом висел заунывный призыв муэдзина, размноженный сотнями динамиков.

На берегу они расстались, пожав друг другу руки. Алексей уже спешил к стоянке такси, когда Эркин догнал его и сунул в руку визитку.

– Если захотите купить себе кожаную куртку, идите только в этот магазин, там кожа лучшего качества по самой хорошей цене.