– Чего-то не то…– сказал Василий Миронович и задумчиво пожевал губами, отчего стал похож на старую пузатую лошадь. – Не то…
– Чего не то? – не понял Витька.
– Вообще не то…
Они сидели на лавке около мироновичева палисадника. Настроение у Василия Мироновича было задумчивое, у Витьки же, наоборот, превосходное: по пути со смены (он работал бункеровщиком на цемзаводе) зашёл в пивную, принял свои обычные сто пятьдесят, кружку пива и закусил разогретым беляшом. Жизнь представлялась Витьке простой и понятной. Как вот этот окурок, который валялся под ногами. Ему хотелось поговорить, но опять же чтобы на совершенно понятные, простые темы, а не на какой-то мутный мудрёж. Он любил после пивной подсесть сюда, на лавку, и потрепаться с Василием Мироновичем, что говорится, «за жисть». Он, может, подсаживался бы к кому-нибудь другому, более понятному и более приветливому, но таковых на улице не водилось. Что у них за улица такая… Никакого эстетизьму…

Сам Василий Миронович, в отличие от Витьки, уже три года пенсионерствовал, и в пивную не ходил, пенсию экономил. Он тридцать с лишним лет проработал на том же самом цемзаводе, но не в бункерах (больно надо силикоз зарабатывать!), а в механических мастерских, слесарем. Раз в месяц, в день получения пенсии, покупал в гастрономе поллитру, запирался дома и пил бутылку один. Ни с кем ею не делился, да и с кем было делиться-то? Близких друзей-товарищей у него отродясь не было, жену похоронил восемь лет назад, а дочь вышла замуж и жила сейчас в другом городе. То ли из-за своей нелюдимости, то ли из-за характера на улице у Василия Мироновича была кличка – «Скопидомок» (от слова «скопидом»). Не сказать, чтобы очень уж обидно, но…

А что касаемо нелюдимости… Да не нелюдимым он был, вовсе нет! Задумчивым. это да. но при чём тут нелюдимость? Хотя, казалось бы, чего задумываться, чего себе мозги парить всеми этими философическими глубокомысленностямии? «Живи проще, и люди потянутся к тебе!». Толку-то от этих людей… Так что с годами, а паче после смерти супруги он стал задумываться всё чаще и чаще, всё самоеднее и самоеднее. Так и до дома «хи-хи» можно додуматься, думал он с каким-то равнодушным сожалением. А чего? А запросто!

Да и не сказать, чтобы так уж он безутешно горевать о супруге. Особенно жарких чувств между ними не было. Подошла пора – поженились. Подошла пора – ребёньчика родили. Подошла пора – ребёньчик вырос, закончил бухгалтерский (не бухгалтерский. Финансовый!), уехал. Работает там в какой-то фирме по продаже машин (машины почему-то только немецкие). Зарабатывает вроде неплохо… Спросил: замуж собираешься? Ответила с вызовом: захочу – рожу! Мне ничьего разрешения не требуется! Вот так вот… Захочет – родит… Значит, замуж не собирается… Чего тут мудрёного?

– Чего мудрить-то? – спросил Витька. – Накой? Всё и так ясно и понятно. Без мудрежа.
Василий Миронович посмотрел на него снисходительно. Как на недоумка. Такой взгляд Витьке не нравился. Да и кому он может понравиться?
– Хорошо тому живётся, у кого одна нога, – произнёс Василий Миронович непонятную фразу. – У того портки не рвутся и не надо сапога.
– Не надо это когда обеих нет, – ответил Витька. – А если одна, то надо.
– Я не это имею в виду, – насупился Василий Миронович.
– А чего? Чего имеешь-то?
– Вообще…
– «Вообще», – передразнил Витька. – Всё у тебя вообще… Ты прям как этот…
– Кто?
– Дед Пихто! Чего-то говоришь, какие-то загогулины стелешь, а чего говоришь, чего бормочешь – без стакана и не поймёшь.

Посидели. Помолчали.

– Недавно фильм показывали, – сказал Витька примирительно (ему не хотелось ссориться. Да и с какого бодуна?). – Там один мужик завскладом работал. Воровал и маялся, что ворует. Совесть его, видишь ли, заедала. Козёл…
– А чего ты сразу обзываться-то? – вскинулся Василий Миронович. – Я сроду на складах не работал!
– Да не про тебя! – отмахнулся Витька. – Я про того мужика. Который по телевизору.
Василий Миронович ничего не ответил. Обиделся, что ли, подумал Витька. Ох, какие мы прям обидчивые! Слова не скажи!
– Ты своей жизнью доволен? – неожиданно спросил Василий Миронович. Витька даже поперхнулся, услышав такой вопрос. Ну, спросил! Ну, врезал!
– А чего ж, – ответил, стараясь придать голосу выражение беззаботности. – Если бы платили побольше, то вообще красота была бы. Чего не жить-то?
Василий Миронович как будто ждал именно такого ответа. Потому что вытянул вверх указательный палец.
– То-то и оно, – сказал назидательно. – Только о деньгах и думаем.
– А о чём ещё думать? – опять вскинулся Витька.
– О чём.., – скривился Василий Миронович. – О душе, вот о чём.
– Я не поп, чтобы о душе, – набычился Витька. Его почему-то задело это слово – душа.
Василий Миронович хотело что-то сказать, но не сказал. Рукой махнул, поднялся и пошёл домой.
Старый пень, подумал Витька. Философ хренов. Пойти повторить, что ли, подумал о пивной. Или попозже? Пока это рассосётся… Куда торопиться-то?