ХУДОЖНИЦА

рассказ одного парня

Стояли тихие августовские дни. Светило усталое солнце. Сонно жужжали мухи. Медленно, с рокотом, проезжали машины, обдавая придорожную траву и листву густой белой пылью. Люди ходили вяло. Это были последние дни лета. Я жалел, что вскоре предстоит разлука с родными местами.

В последние дни предметом моего внимания была худенькая симпатичная девушка. Светлые волосы плавно спускались к плечам, делая её голову похожей на колокольчик. Всё выражение лица было мальчишеским. Голосок её звенел задорно. Курносенький немного носик, рассыпанные по лицу конопушки придавали её лицу весёлость и озорство. Глаза в иные минуты были лукавыми, в другие – задумчивые, но всегда доверчивые и очаровательные. В их сером большом и сказочном мире отражалось всё и преломлялось в своём изображении. И на совершенно причудливые тона и краски делились предметы нашего мира, что поражало и удивляло меня и, казалось, её саму поражало ещё больше.

Она выросла в крестьянской избе и в крестьянской семье, с её патриархальными порядками, не была испорчена с малых лет, как часто испорчены её городские подруги прелестями сего мира, не помышляла она о развлечениях, а больше заботилась о создании таковых, а как маленький желторотый цыплёнок она открывала для себя новые и новые ценности, создавала краски, делала открытия и писала сказочные сюжеты. Для иных людей открытия исчезают в очень короткие сроки, едва те достигают юных лет своих, а для неё открытия продолжались и увлекали её всё дальше и дальше. Она со своим детским ранимым воображением казалась совершенно беспомощной и растерянной.

Как она видела мир этот? С ранних лет она любила краски, ей нравился лук со своим оранжевым и фиолетовым отливом и красный помидор, багровая свекла и жёлтое яблоко. Краски были натуральными и прекрасными. Но этого было мало, кроме этих цветов она видела ещё множество оттенков. В этом и заключалась её одарённость, талантливость, данная ей от рождения. Она рисовала с детских лет бабочек и цветы, раскрашивая их самыми невероятными цветами и сочетаниями, что не любоваться ими, просто было нельзя. Однако своими сочетаниями они удивляли людей разных, даже несведущих в живописи.

Она подарила мне всего несколько дней. И все эти дни я чувствовал себя счастливым на протяжении всей своей жизни.

Мы познакомились на деревенской танцплощадке среди шума и разноцветья платьев и костюмов, среди визга и грохота эстрады. Она стояла у скамейки. И показалась она мне в белых брюках невообразимо красивой. Впрочем, на танцы она пришла со своими подругами, просто из-за уважения к ним. Сама никогда не ходила. И, как потом выяснилось, ей не понравилось на танцплощадке. Так ни разу и не потанцевав, в тот вечер, ещё не зная о ней ровным счетом ничего, я проводил её до дома, заодно проводив по очереди каждую из её подруг. Но с этого дня я веду счёт знакомству с ней.

В следующий вечер она не захотела идти на танцплощадку, а гуляли мы около, по ночному, тёмному, пугающему своей чернотой, вековому парку. Мы медленно шли. Рядом ревела музыка. Говорили мы о разном, о чём – не помню, однако запомнилась мне удивительная её речь. Должно быть, когда она говорила и думала, она пыталась воссоздать то, что видела в красках, точно так же, как и рисует, но это ей ещё не совсем удавалось, потому её голос ломался. Она волновалась оттого что не может выразить увиденное, и всем – и жестом, взмахом рук и повтором слов, старалась, чтобы я понял её. В моём лице она нашла хорошего собеседника, так как я соглашался со всем, о чём она говорила, больше из-за учтивости. Она говорила об учителях. Учителя физики я хорошо знал и у меня сложился достаточно точный портрет из её слов, что у неё золотистая чёлка, что от неё исходит какой-то голубой свет, прохладный и в то же время притягательный, что когда она входит и наступает торжественная атмосфера в классе и только медно жужжат мухи, а в глазах вспыхивает, бывает, солнечный отблеск и вызывает, и говорит, и её манеры невероятные, а у другой учительницы манеры ещё невероятней… Поди, и разберись. Как тут не соглашаться. Я торжественно кивал головой. Но меня больше волновали её губы, её глаза, слова, с которыми она так говорила. Так открывался мне новый мир, увиденный как бы со стороны, только её глазами. Но я этого словно не замечал и оттого что я делал открытие за открытием в этой замечательной девушке, я, как зачарованный, смотрел на мир, и в центре мира была она.

На другой день после обеда я с видом бесшабашного обыкновенного приятеля подошёл к низенькому её дому и вошёл на крыльцо. Открыла мне дверь её полная мамаша и по-простому позвала её.

На самом деле чего мне стоила эта выдержка! Она вышла в лёгком ситцевом платьице. Мы пошли гулять, по пути намереваясь зайти за подружкой. Она сразу же по дороге, едва мы вышли на улицу, сбросила и подхватила в руки лёгкие свои сандалии и пошла босиком. Мне она сказала, что обожает ходить босиком. Признаться, мне стало неловко идти рядом с босоногой девушкой. Тогда я наклонился, развязал шнурки у начищенных моих лакированных полуботинок, снял гольфы, всё это взял в руки, заражаясь её примером. Она одобрила мой поступок очаровательным взглядом. Но по мере того, как мы подходили к центру посёлка, мне становилось неудобно за закатанные брюки почти до колен, бледные и худые свои ноги и за туфли в руке. Многие в посёлке меня хорошо знали и могли увидеть меня в таком виде, невесть что подумать. Однако я переборол своё волнение и, весело болтая о всяких милых пустяках, мы добрались, наконец, до кинотеатра. Она свои красивые коричневые ноги быстро обула. А я неуклюже и, как нарочно, долго зашнуровывал свои полуботинки. Всё это время она молча ждала и с любопытством разглядывала, как я это делаю.

О чём был фильм? Не помню. Помню лихорадочный блеск её глаз близко от меня. Меня радовало, что фильм, на который я пригласил её, ей нравится. Однако я сильно заблуждался. Когда мы вышли, она призналась, что фильм ей вообще не нравится ни один. Это было более чем странно, хотя и ожидал от неё услышать чего угодно, можно было ждать какой угодно каприз.

В этот вечер мы гуляли вновь. Она рассказывала о своей мечте стать художницей и беспрестанно восхищалась всем, что попадалось ей на глаза. Увидев закат солнца, она восклицала: какой сочный закат! Какое многообразие красок! И сокрушалась, что человек не может создать такое многообразие и так изобразить на полотне, как это делает природа. Я возражал, что это вовсе необязательно, главное – в этом и заключается искусство, показать своё видение мира. Она спорить не стала, только на некоторое время замолчала, и я уже ругал себя, что вмешался в её гамму чувств. Но восхищение её, открытое, громогласное, возвратилось вскоре, как только обида была забыта.

Уже стемнело. Мы не пошли на танцы, а вместо этого подошли к пруду на пляж, на котором и день и ночь паслись утки и гуси, где одиноко стояли два перекосившихся зонтика от солнца, и было несколько разломанных скамеек. Была удивительная тишина. Зеркало пруда отражало противоположный берег с золотыми огнями окон и уличных фонарей. В остальном, пруд был чёрным, как смоль.

Она захотела искупаться, и я обрадовался такому решению. Всё, что она не делала, мне нравилось. Вот она разделась под зонтиком и в одном купальнике, не дожидаясь меня, будто меня не существовало, подошла к воде, отгоняя уток. Я пошёл за ней следом. Тело моё было разгорячённым. Я почувствовал холодный песок у берега и тёплую воду, я первый, показывая свою смелость, бросился в воду, проплыл немного и остановился, дожидаясь её. Она медленно вошла в воду, удивляясь всему. Какая луна! Сколько цветов в отражении в воде – и розовый, и красный, и зелёный, и синий! – восклицала она, плывя по лунной дорожке. Я был рядом, но она словно не замечала меня, а продолжала восхвалять луну, затем также она восхвалила ночь и воду.

Всласть накупавшись, мы вышли. Она сразу же задрожала от холода, побежала, встала на скамейку под зонтик. Своей рубашкой, больше было нечем, я вытер её худенькое тело. Холод исчез. Мы, почти мокрые, пошли по ночному посёлку.

У какой-то скамейки она остановилась, призывая меня посидеть немного. Издалека, с уже заканчивающихся танцев, доносилась песня об осени, о любви и ещё, о чём-то тревожном и печальном. В темноте виднелся силуэт кошки. Было темно и тревожно. Она попросила, чтобы я почитал стихи. Я выбрал, на мой взгляд, самое “цветное”, где синь и ненастье меняется блеском, красными колёсами и весёлостью чувств, где молодость в кожанке рыжей врывается в воспоминание. Она сказала, что стихи ей очень понравились.

Тогда я поцеловал её в щечку. Она, к моему удивлению, не возразила, но отодвинулась на безопасное расстояние. Я знал, что это была последняя наша встреча. Мне надо было уезжать. Отпуск мой заканчивался. Я доставил ей много тревожных минут, может, часов или дней или лет? Когда я целовал её в щечку, я, признаюсь, заговорил её – чего она больше всего опасалась, потому что просила, чтобы я не гипнотизировал её – я поцеловал случайно и очень бегло её в губы, она рванулась и убежала, и я понял, что натворил непоправимое, пересёк ту линию, за которой была она сама и куда не ходят просто так. Она, мне показалось, заплакала от досады. Больше я не видел её.

На прощание в один из вечеров, когда мы, по привычке, очень долго смотрели на небо, разыскивая звёзды,  и удивляясь их цветному сиянию, когда она показала мне свои любимые, она напоследок написала мне свой адрес. Это был адрес, где ей предстояло жить. Она поступила куда-то, в художественное училище. Под адресом был нарисован заяц, рисовала она его в темноте, но я не видел, как она это делала. Я долго хранил тот рисунок. Заяц был весёлым лукавым и очень походил на неё. Я долго берёг тот листочек тетрадной бумаги в клеточку, за которым был заяц и были километры пути, чтобы доехать и чтобы вновь встретиться с ней. Но меня удерживали учёба, потом работа, затем другие неотложные дела.

Шли годы. Я всё также вспоминал о нескольких днях, подаренных мне той девушкой. Её образ, её видение, её мир всё ещё живёт во мне. Но и ему, как многому другому прекрасному, не суждено повториться никогда. В этом удивительное свойство нашей прекрасной жизни.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.