Алые аллеи
мелодрама (16+)
сценарий телевизионного фильма
27-я серия
ИНТ. ДОМ РОДИТЕЛЕЙ ЖАСМИНКИ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(стремительно заходит на кухню)
Валентина Петровна, вы отдохните, а я пока окрошку смастерю… А на второе – перчики фаршированные и запечённые в сыре синенькие… Да?
(улыбается)
Жасминка проснётся – голодная-голодная будет… Она же теперь за двоих лопает… И вы с Михаилом Андреевичем ещё не обедали…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(прищурившись)
Откуда ж ты такой взялся, ухарь?
(усмехнувшись)
Как у себя дома, командуешь… Не рано ли?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Так вы, Валентина Петровна, Михаил Андрееич и Жасминка и есть мой дом… Моя семья… Наша семья… Общая…
(достаёт из бумажного пакета продукты)
Та-а-ак… Вареная колбаска двести грамм… Два огурчика… Пучок редиски… Зелёный лучок потом покрошим… Укропчик… Картошка… Две-три штуки надо будет сварить… Десяток яиц… Тоже отварим… Штуки четыре… Квас… Сметанка… Чёрт…
(смотрит на Валентину Петровну)
Соль забыл… Найдётся у вас соль? Крупная – только. Для окрошки мелкая не покатит…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(растерянно)
Соль? Ой, Господи… Да, конечно, есть соль.
(достаёт из кухонного шкафа пакет)
Вот… А зачем же ты тратился-то? Всё ж своё есть: и – огурцы, и – редис, и – лук, и – укроп, и – картошка… Чистые… Без нитратов…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Спасибо. А то я про соль забыл…
(ныряет рукой в полиэтиленовый пакет)
Так… Квас… Сметана… Всё, кажется…
(улыбается)
Хорошо, что у вас всё есть. Значит, слопаем окрошку – я у вас одолжу овощей на борщ, рассольник или щец царский…
(улыбается)
Жасминке нынче за двоих надо кушать… Чтобы ребёночек рос… Да и у ней силы были вынашивать…
(нарезает мелкими кубиками колбасу)
Она ж у вас, вроде, – хрупенькая, маленькая… А как начнёт лопать – не остановишь… Диву даёшься – как в такую малышку столько лезет…
(опускает в кастрюльку картофелины и яйца)
Так, пока вариться поставим…
(ставит кастрюльку за зажжённую конфорку плиты)
Огурчики и редиску нарезаем… Кубиками… Кружочками…
(помолчав, улыбается)
А командую я на работе… На – съёмочной площадке… Мотор, командую… Начали… Так…
(нарезает лук)
Лук – тонкими колечками… Укропчик чикаем…
(вдруг приобнимает Валентину Петровну)
А в семье как покомандуешь? Кем? Зачем? В семье ладить надо. Беречь друг дружку. Любить. К чему в семье командовать? Не казарма, поди…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(помолчав)
Ты уж это…
(кладёт свою руку на руку Сергея)
Береги девочку… Одна она – у нас… Сынок… Сынок – уж ломоть отрезанный… Всегда был себе на уме… И нынче своей жизнью зажил… К родителям носа не кажет… Всё делишки свои крутит: купи-продай…
(помолчав)
Сергей Александрович, ты уж…
СЕРГЕЙ
(изумлённо)
Ну, какой я вам – Александрович?! Что – вы, Валентина Петровна?! Просто – Серёжа… Без церемоний… Мы же – одна семья… Родня…
(глядя на плиту, вдруг)
Оп-паньки. Картоха наша в мундире уже сварилась. И яйца – вкрутую.
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(тихо)
Будь по-твоему.
(помолчав)
Я хотела… Словом… Словом, спасибо тебе, Серёжа, что Мишку вернул…
(помолчав)
Мне Жанка поведала – как… Ты уж на неё не серчай, что – тебя не спросила… Тайком – как бы…
СЕРГЕЙ
(нарезая кубиками картошку)
Валентина Петро…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
Вот уж нет. Коли ты – Серёжа, то я для тебя – Валя… Тётя Валя, если хочешь… Безо всякой Петровны… И это… Давай-ка и я что поделаю… Помогу чем… Ты стряпаешь, а я стою… Как – в гостях…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Да всё ж готово уже. Нечему помогать.
СЕРГЕЙ всё порезанное высыпает в кастрюлю, заливает квасом, добавляет три столовых ложки сметаны, соль и тщательно перемешивает.
СЕРГЕЙ
(перемешивая ложкой окрошку)
Нет, не тётя… А – мама… Мама Валя… Вы же – мама Жасминки… А мы с вашей дочерью давно – одно целое… Значит, и мама у нас – одна… Вы.
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(всхлипнув, вдруг обнимает Сергея)
Ой, сынок… В слезу меня вогнал… Я сперва-то… Поначалу испугалась чуть… Взрослый мужик девку малую заманил… Куда? Зачем? Что удумал? А теперь вижу: хороший ты парень… Добрый… Умный… Сердечный… Работящий, видать. Жанка аж светится вся… От – счастья… Значит, счастье ты ей дал… Бабье… Человечье… Похорошела вся… Выросла… Была до тебя соплячка пляжная, а стала барышней неписанной… Ребёночка вот родите… Совсем семьёй станете… Как назовёте девочку – надумали уже? Нет? Мариночкой назовите… А что? Хорошее имя… И к морю относится… Говорят, Марины и воды не боятся, и плавают, как рыбки… Марина Сергеевна… И звучит хорошо…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Родится – решим. Так…
(смотрит на окрошку)
Готово… Осталось разлить по тарелкам и посыпать порезанными яйцами…
(помолчав)
А дядя Жасминкин… Дядя Вася – где? Он же, вроде, в комнате Жасминки остано…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(пожимает плечами)
А вышел братик мой… А куда – не сказал… Всё – тайны, тайны…
(улыбаясь)
Кто ж тебя так стряпать толково научил? Я так ловко не смогу…
(лукаво)
Женщины, что ли, – какие? Жёны? Или сам наловчился?
(помолчав)
Ты ж до Жанки… Уже был женат?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Образованьем, слава Богу,
У нас не мудрено блеснуть.
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь…
(помолчав)
Мама Валя…
(помолчав, тихо)
Вы уж на Мишу своего не стращайте… Ну, задурил… Бывает такое с нами, мужиками… Но ведь опомнился же… Сам вернулся… И стыдно ему, видать, и гадко, и боязно, и совестно, и…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(шёпотом)
В комнате своей заперся и – ни гу-гу… Даже есть не выходит… Два слова сказал «прости, Валя» и спрятался… Целый день сидит…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Выйдет. Обязательно. Ему просто всё надо пережить с самим собой. Со своей совестью разобраться. А как разберётся, уже и окрошка будет готова. И прочее – к ужину.
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(шёпотом)
Коньяк из горки достал. И заперся. Я дверь подёргала – не открывается.
(помолчав, шёпотом)
Может, ты бы подошёл? Сказал бы что ему. Пусть выходит. Не держу я на него зла. И пусть вину свою коньяком не…
(помолчав, шёпотом)
А, может, это я – виноватая? Что – мужа прозевала…
(помолчав, шёпотом)
День-деньской же кручусь… Как – заводная… Теплицы, рассада, удобрения, рынок… То – помидоры… То – синенькие… То – кабачки…
(помолчав)
А мужа проглядела… Муж к молодухе утёк…
(помолчав)
Точно. Я – виноватая. Меня казнить надо…
СЕРГЕЙ
(тихо)
Никто не виноват, мама Валя. Никого не надо казнить. Всё пройдёт. Ещё Соломон говорил: всё проходит и это пройдёт…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(вдруг)
Соломон? Который у нас, у рынка, ювелирную мастерскую держит? Ой, он тебе ещё и не то наговорит. Не знаю – что у него там проходит. Годков двадцать золотом и камешками занимается, а сам в обносках шляется. Как – босяк. Сынка своего, правда, в Англию учиться отправил… А сам, как – нищий… Аж смотреть стыдно. Ты его слушай побольше, еврейчика этого…
СЕРГЕЙ
(смеётся)
Не, мама Валя… Это другой Соломон сказал… Царь Соломон… Третий еврейский царь… Начала десятого века до нашей эры… Мудрейший из людей и справедливый судья… Говорят, понимал язык зверей и имел власть над джиннами…
ЖАСМИНКА
(возникая в дверном проёме кухни)
Ой… А чем это таким вкусным пахне-о-о…
(зевает)
Ты что-то вкусное состряпала, мам?
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(улыбаясь, смотрит на Сергея)
Не – я, дорогуша. Муж твой, Серёжа, постарался. Я и опомниться не успела, как готова окрошка. Умывайся и – к столу…
ЖАСМИНКА
(улыбаясь, обнимает Сергея)
Серёженька мой… Ну, да… Ты же – гений… А гении всё могут… Всё умеют… И – стихов кучу за ночь сочинить, и – супчик сготовить…
СЕРГЕЙ
(целует макушку Жасминки)
Мама Валя, а давайте в зале пообедаем? Там же – стол шикарный круглый… Яйца варёные я порезал… Осталось по тарелкам разлить и яйца покрошить… Черпак у вас – где?
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(улыбаясь, смотрит на Сергея)
Идите, идите в залу… Я сама по тарелкам разолью…
СЕРГЕЙ
(целует Жасминку в висок)
Родная, просыпайся, умывайся и перекусим… Вам с деткой пора кушать…
(смотрит на Валентину Петровну)
А я пока мужа вашего отыщу… Вместе и отобедаем… По-семейному, так сказать…
ИНТ. КОМНАТА МИХАИЛА АНДРЕЕВИЧА – ДЕНЬ
Ручка запертой двери комнаты несколько раз опускается.
ГОЛОС СЕРГЕЯ
(из-за двери)
Михал Андреич, просим вас к столу. Обед готов. Вас ждём.
МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ с полупустой бутылкой коньяку недвижимо сидит на краю дивана.
ГОЛОС СЕРГЕЯ
(из-за двери)
Михал Андреич, вы слышите? Просим к столу. Обедать.
Из горлышка бутылки МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ медленно допивает коньяк и ставит тару возле дивана. Дверь комнаты коротко трещит, открывается, и в помещение заходит СЕРГЕЙ. Останавливается у порога и некоторое время смотрит на МИХАИЛА АНДРЕЕВИЧА.
СЕРГЕЙ
(присаживаясь на диван, тихо)
Значит так, Михал Андреич…
(помолчав, тихо)
Не забыл, небось, – что тебе твоя сочинская девка напела? Перед тем, как ты сюда рванул.
(помолчав, тихо)
Я не шучу. Заквасишь нынче или опять задуришь – ни меня, ни дочери своей, ни ребёнка нашего никогда не увидишь. Не будет у тебя больше ни дочки, ни зятя, ни внучки. Да и Валентина Петровна твои художества терпеть не будет. Пошлёт. К чёртовой матери. Голым. Вон отсюда. И никакой суд тебе не поможет. Я уж об этом позабочусь. Как – юрист. По – первому высшему.
(Михаил Андреевич громко всхлипывает)
А посему подбери сопли… Умойся… И – за стол…
(помолчав, тихо)
Простила тебя жена… Потому как – сердцем добрая… А в другой раз не простит… Всё потеряешь… Дом, жену, дочь, внучку…
ИНТ. ЗАЛ ДОМА – ДЕНЬ
МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ, сидя за круглым столом слева от ВАЛЕНТИНЫ ПЕТРОВНЫ, угрюмо хлебает окрошку.
ЖАСМИНКА
(вдруг, восторженно)
Серёж, ты про озеро расскажи! Как вы на озере снимали! Ой, я забыла – как его зовут… Ты говорил, а я забыла… Для немцев каких-то снимали, да?!
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Нарочь его зовут.
ЖАСМИНКА
(восторженно)
О, точно! Нарочь! В Белоруссии!
СЕРГЕЙ
Да… Представительский фильм снимали… По заказу министерства спорта и туризма… Для немецких турагентств…
(помолчав, тихо)
Зарево созревшей зари зажигает лёд Нарочи звенящим червонным золотом… Копчёный угорь тает на языке… В запотевших литровых бокалах – холоднющий баварский янтарь… А банька, когда поддашь на раскалённые камни черпачок пива, терпко благоухает свежевыпеченным ржаным хлебом… Ночью снежинки, падающие из твоей горсти, кажутся чёрным жемчугом… А само озеро, подсвеченное полной луной, – прохладным безбрежным небом, в которое так хочется упасть лицом… Плашмя… Упасть и полететь вверх, в неведомую глубь… И во сне ты продолжаешь лететь… Как на неведомых невидимых крыльях, скользишь над самой гладью чёрного, вымороженного озера… Упругий свежий воздух свистит в ушах, плющит щёки, веки… И вдруг, прямо под собой, в полу вздохе от тебя, видишь лукавое лицо прелестной русалки, которая, подобно дельфину, летит под прозрачным льдом рядом с тобой… И лишь когда ты, заворожённый, очарованный, грезишь обнять упругую бледную наготу, ныряет в тёмные глубины… И исчезает… Навсегда…
(помолчав, тихо)
Январский рассвет над Нарочью – багрово-мглист… Озеро сонно дышит, вдыхая сизые сумерки, и выдыхая молочные клубы тумана… Воспарив чуть выше, видишь, как, догоняя вращение Земли, озеро стремительно обнажает узкую песчаную полосу берега на западе… Чтобы на востоке снова притопить подмёрзший шуршащий камыш, чёрные стволы плакучих ив и одинокую дырявую лодку… В уключине которой тихо скрипит никому не нужное сломанное весло…
(помолчав, тихо)
А на прибрежном снегу лохматый пегий пёс, высунув влажный язык, не мигая, следит за маленьким стрекочущим вертолётом… Который медленно кружит над замёрзшим индиго-белым озером… В вертолёте – мы с Шоном. Нашего бедного оператора-англичанина уже укачало… Но он, сглатывая приступы тошноты, мужественно пялится дорогущей цифровой камерой в открытый, свистящий ветром, люк «восьмёрки»… На плейбеке я вижу сияющий алмаз Нарочи… Заснеженные перелески… Буер, вспыхнувший в лучах внезапного солнца ослепительным серебром… Кряжи фиолетовых туч над горизонтом…
– Михалыч! – кричу я в микрофон шлемофона. – Ровнее! Ровнее!
– That?! – вылупив слезящийся красный глаз, орёт Шон.
– Nothing, Shon! Work! Work! – кричу я.
(помолчав, тихо)
Пёс прячет язык… Высовывает снова… Тянет нежными ноздрями звенящий воздух… Оставляя на снегу серые ямочки, медленно трусит по пляжу… И вскоре скрывается в шелестящих ивовых кустах…
(помолчав, тихо)
Ладно… Что за правила – без исключений? Вечером откупоривается «Jack Daniels»… В окоченевшего, красного, сморщенного Шона вливается пару стаканчиков вискаря… Живой водицы… Шон оттаивает… Угощает меня толстенной сигарой… И тихонько поёт… Я подхватываю:
– Ну, дела-а-а-а… Ночь была-а-а-а…
Все объекты разбомбили мы дотла-а-а-а…
Нос горит, бак пробит,
но машина летит
на честном слове и на одном крыле-е-е-е-е…
(помолчав, тихо)
Ещё – четыре съёмочных дня… И – прощай, сырой кемпинг… Прощайте, ночные грохочущие придурки на снегоходах… Прощай, копчёный угорь… Прощай, одинокая плакучая ива у самой кромки льда… Прощай, Нарочь… Когда ещё свидимся?
ЖАСМИНКА
(замерев, тихо)
Ой… Ты – волшебник, Серёж… Аж дышать забыла…
(смотрит на Валентину Петровну)
Правда – красиво, мам? Правда?
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(тихо)
Так ты, прям, – Пушкин… Так описал… Как будто сама там побыла… На озере твоём…
(смотрит на Сергея)
Вот-то ты – кто, оказывается… А я всё в толк не брала… Когда – Жанка мне тебя хвалила… И, вправду, есть за что… Целый роман рассказал… Наизусть…
СЕРГЕЙ
(вылезая из-за стола)
Спасибо, мама Валя… Всё было очень вкусно…
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
От! Сам наготовил, а мне – «спасибо»!
(толкает локтем Михаила Андреевича)
Миш! Ты бы хоть «спасибо» сказал! Зять твой старался и прочее…
МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ
(жуя)
Угу.
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА
(тихо)
Вот – невежа… Серёжа, а хочешь ещё…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Мы пойдём подышим… Да, душа моя? Подышим – к морю? Только оденься тёпленько…
ЖАСМИНКА
(млея от счастья, тихо)
Подышим, свет моих очей… Пошли, подышим, родной мой…
В прихожей дома весело звенят колокольчики.
ЖАСМИНКА
(влезая в короткие рыжие сапожки)
Ой, кто – это?
СЕРГЕЙ открывает входную дверь.
ЖАСМИНКА
(громко)
Ой! Дядя!
(пронзительно)
Здравствуй!
(бросается в объятья дяди Васи)
Здравствуй, дядь!
ДЯДЯ ВАСЯ
(смотрит на Михаила Андреевича и Валентину Петровну)
Ну, здравствуй, егоза…
(пожимает руку Сергею)
Привет, парень… А я уж думал, что перехотели ехать… Не маякнули… Ни – духу, ни – слуху… Я ж это… Хотел встретить… В аэропорту-то… На – таксо… Как – полагается…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Спасибо, дядя Вася… Мы добрались… Поездом… Жасминке нынче не стоит летать… А на вокзале нас встретили…
ДЯДЯ ВАСЯ
А чего не сто…
(замечает округлившийся животик Жасминки)
Ба-а! Так ты… Вы… Это…
(смотрит на Сергея)
Дитё, что ль, заделали?! Ей-богу… И молчали… Оба…
(расцеловывает Сергея и Жасминку)
И то! Нечего холостыми жить! С дитём надо! Как – в семье положено! Ай, да – молодца, детки мои! Дитё всегда – счастье!
(смотрит на Михаила Андреевича и Валентину Петровну)
А вы – оба?! Чего молчали?! Не рады, что ль?! Внукам не рады?!
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Дядя Вася… Давайте выйдем… Пройдёмся чуть… Будущей мамочке нужен свежий морской воздух…
ДЯДЯ ВАСЯ
(смотрит на Михаила Андреевича и Валентину Петровну)
И опять сидят молчат! Такая – радость! А они, как – немые!
ЖАСМИНКА
(влезая в куртку, тихо)
Ой, дядь… Не кричи так…
(смотрит на Сергея, тихо)
Только всё устроилось… Только Серёжка всё устроил… Мирно устроил… А ты кричишь…
НАТ. ДВОР ДОМА – ДЕНЬ
ДЯДЯ ВАСЯ
(закуривая на ходу папиросу)
Ну, не томи, парень… Что такое учудил? Что Валька с Мишкой, как – голубки какие… Сидят, понимаешь… Молчком… Валька ж Мишку убить была готова… Такая – злющая… Я две недели с нею бился… Всё – без толку… Упёрлась Валька и – ни в какую… Развод ей подавай…
(выдыхает сизый клуб дыма)
Заколдовал ты их, что ли?
ЖАСМИНКА
Ой, дядя…
(отходит в сторону)
Не пыхти на нас… Махоркой своей… Нам с деткой – нельзя…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Дядя Вася, всё, что считал нужным, я сделал… И Михаил Андреич, и Валентина Петровна узнали, что скоро станут дедушкой и бабушкой… А их родная дочь – мамочкой… Ну, какие могут быть ссоры и разводы, когда впереди – такое счастье?
ДЯДЯ ВАСЯ
(вдруг, громко)
Ха! Ну, ты и хитёр-бобёр! А я-то мозгу себе ломаю – что такого Вальке с Мишкой ты мог наговорить, что они на попятную пошли… А и говорить-то ничего не пришлось! Жанку брюхатую предъявить, и оба задний ход дали! Умён ты, парень! Ей-богу! Светлая башка! Умница!
ЖАСМИНКА
(поодаль)
Серёжка – не умён! Серёжка у меня – гений! Мой гений!
ДЯДЯ ВАСЯ
(тихо)
Думаешь: не задурят сызнова? Ну, ей-богу! Совсем из ума выжили! Доча – на сносях, а один на маникюршу полез, другая ж истерит почём зря… По судам бегает… Разводы клянчить…
(берёт Сергея под локоть)
Ты – это… Молоток – парень… В старпомы тебя произвожу… Светлая у тебя – башка… Жанка! Айда – в ресторацию какую! Угощаю!
(хлопает Сергея по плечу)
Ну, парень?! Что застыл?! Пошли, спрыснем это дело! Я плачу! А Жанке – ни-ни! Сок и морожко!
ЖАСМИНКА
(тихо)
Не кричи так, дядя… Мы погулять…
(помолчав)
Мы погулять хотели… У – моря… Не дуйся… И поели только что… Серёжка окрошку сделал… Вкусную-вкусную!
(вдруг смеётся)
Серёжка – окрошка! Окрошка – Серёжка!
(тихо)
Всё успокоилось, видишь? Никто ни с кем не ругается… Никто ни с кем не разводится…
ДЯДЯ ВАСЯ
(тихо)
Ну, дело – хозяйское… Гуляй, доча… Не застудись только… Чай – не лето… И ты, парень…
(вдруг крепко расцеловывает Сергея в обе щеки)
Будь здоров… Крепко ты помог нынче… И Жанку береги…
(усмехается)
А то из неё чертенята ещё не скоро выветрятся…
НАТ. БЕРЕГ ЧЁРНОГО МОРЯ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА медленно идут по серой гальке пляжа
ЖАСМИНКА
(прикрыв глаза, глубоко вдыхает морской воздух)
Ой, Серёжик… Как – хорошо… Крым… Море… Как ты здорово придумал…
(смотрит на блестящее спокойное море)
Как ты здорово придумал меня к морю привезти… Нет, не меня… А – всех нас… Меня, себя, детку нашу… Вот надышимся… Надышимся морем… Воздухом… Крымом… Отдохнём хорошенько… И обратно поедем…
(улыбаясь, зажмуривается)
Ой, как дышится… Нигде так не дышится, как у нас, правда? Ни – в Питере, ни – в Италии, ни…
(замирает)
Ой, я ж девчонкам позвонить хотела… Подружкам… Помнишь их, Серёж? Таньку… Катьку Терехову… Нет, не помнишь?
(помолчав, тихо)
Уже сто лет с ними не виделась, не слышалась…
СЕРГЕЙ
(глядя на море, вдруг, тихо)
Надька…
ЖАСМИНКА
(смеётся)
Не, не Надька! Катька Терехова! Катька! Забыл, как она к тебе подкаты…
(смотрит на Сергея, тихо)
Серёж, ты… Ты на кого смотришь? А на кого ты там смотришь?
(глядя на штиль моря)
Кого ты там увидел?
НАДЯ
(в море, светясь счастьем, громко)
Такая вкусненькая у тебя пенка, дядечка! Вкусненькая-вкусненькая! Апельсинковая! Я ещё поныряю, можно?! Или уже – всё? Надо вылазить?
СЕРГЕЯ
(глядя на море, тихо)
Господи… Надька… Живая…
ЖАСМИНКА
(глядя на море)
Кто – живая? Серёжа, ты кого-то увидел? Кто-то тонет? Я ничего не вижу! Я никого не вижу! Какая – Надька?!
(замирает, вдруг)
Ой.
(смотрит на Сергея, тихо)
Ты видишь… Родной, ты видишь ту девочку? Которую ты… Которая была… Которую потом нашли… В Неве? Да? Не пугай меня… Скажи… Мне страшно…
СЕРГЕЙ
(не отрывая взгляда от моря)
Да… Вижу… Вон – она… В метрах двадцати…
(помолчав, тихо)
Это я её убил… Я…
ЖАСМИНКА
(вдруг, отчаянно)
Я никого не вижу! Тут никого нет! Ни одного человека!
(вдруг, тихо)
Тебе… Тебе плохо стало? Скажи, родной, плохо? Не стой… Присядь… На камешки…
(тянет Сергея вниз)
Давай присядем… У тебя сердечко заболело? Нет? Или – что? Скажи, не пугай меня… Мне сейчас нельзя пугаться…
(расстёгивает куртку Сергея и прикладывает левое ухо к его груди)
Нет, хорошо бьётся… Ровно – так…
СЕРГЕЙ
(закуривая, спокойно)
Вот… И исчезла… Как – не было…
ЖАСМИНКА
(обнимая Сергея)
Это я опять – дурочка… Потащила тебя… За – три девять земель… На – разборки наши… Папки – с мамкой… Ты и перенервничал… Перетрудился… Так всё хорошо… Так всё чудненько устроил, что… Никто ты так не смог устроить, как ты… Просто спас моих… От – дури… От – чёрт знает чего…
(улыбаясь, целует Сергея)
А то бы сейчас делили… Кому – грядка с помидорами, кому – с синенькими…
СЕРГЕЙ
(куря, тихо)
Деда видел… Как – живого… Алка кремированная потом пришла… На – вокзале… Надька – нынче… В Неве утопленная… Наверно… Не знаю… Может, зовут они меня… К себе… Может, я им там нужен…
ЖАСМИНКА
(дрожа, тихо)
Ну, родненький… Ну, пожалуйста… Ну, не говори такое страшное… Нужен им… Ты мне нужен, родной… Нам с девочкой нашей нужен…
СЕРГЕЙ
(пожимает плечами, тихо)
Уже не первый раз Надька приходит… Нет, не – Надька… Надежда… Она же тогда…
(помолчав, тихо)
Действительно дала мне надежду… На – то, что смогу помочь ей… Вырваться из этого панельного болота… Ей помочь… И – себе, наверно, зацепиться за жизнь… Потому что был один… Абсолютно один… И вокруг – ничего… Работа круглосуточная… И больше – ничего…
ЖАСМИНКА
(обнимая Сергея, тихо)
Серёженька… Боже… Какая же я была дура… Ревновала тебя к ним… К девочкам этим твоим… Ты их жизни хотел изменить… Помочь им хотел… А я, как дура, ревновала…
СЕРГЕЙ
(глядя на море, тихо)
А Ленка… Ленка Лебедева не приходила… Ни – разу… Нет, один раз пришла… Когда я… Когда по ночному городу мчал… Как – бешеный… Красивая такая пришла… С волосами распущенными… С маникюром – на ноготках… Хотя я же… Я же в той больнице видел, что ни волос после Чернобыля этого проклятого, ни ногтей на пальцах у неё нет…
(помолчав, тихо)
Я… Когда она в «тройке» моей появилась, сразу понял, что её больше… Что – умерла Ленка, понял… Только что умерла… Умерла… Ко мне попрощаться пришла… Простилась… А когда я очнулся, её уже не было…
(помолчав, тихо)
А Алка… На вокзале пришла… Когда мы с тобой из индий прибыли… На чемодан присела и говорит…
ЖАСМИНКА
(быстрым шёпотом)
Не надо, Серёж, я тебя умоляю: не говори больше ничего… У меня сейчас от ужаса сердечко лопнет… Я тебя умоляю: не надо больше ужасов рассказы…
(смотрит на лицо Сергея)
Ну, вот… И плакаешь опять…
(целует лицо Сергея)
Успокойся, родной… Мы – вместе… И вместе все ужасы распугаем… Они к нам побояться приставать… Успокойся, мой хороший…
ИНТ. КАФЕ – ДЕНЬ
Смуглая, чуть армянистая официантка выставляет на светло-бежевый пластиковый стол вазочку с миндальными пирожными, небольшое блюдо с тортинками и четыре белоснежных чашек с блюдцами. Из высокого прозрачного кофейника разливает по чашкам тёмно-коричневую дымящуюся жидкость и, улыбаясь, смотрит на СЕРГЕЯ.
ОФИЦИАНТКА
(тихо)
Приятного аппетита… Как только будет готов жульен, вам сразу же подадут…
СЕРГЕЙ
(кивнув)
Спасибо.
(смотрит на Жасминку, Катю и Таню, улыбаясь)
Девочки, вы начинайте… Выпивать-закусывать…
(выбирается из-за столика)
А я отойду на пару минут…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Серёж, куда – ты? Пописать? Покурить? Не кури много. Пожалуйста.
(смотрит на подруг, тихо)
И приходи скорей. Нам без тебя будет скучно.
СЕРГЕЙ, улыбаясь, целует ЖАСМИНКУ в макушку и – провожаемый взорами КАТИ с ТАНЕЙ – идёт к выходу из зала кафе.
КАТЯ
(не мигая, следит за идущим Сергеем, тихо)
Обалдеть…
(смотрит на Жасминку)
Чем ты думала? Так залететь… Только жить начали и – залёт… На кой тебе – дитя? Ты сама ещё – дитя малое… И на – тебе… С животом – уже…
(смотрит на Таню)
Правда – Тань? Предохраняться было нечем, что ли? Куча всего.
ТАНЯ
(смотрит на Катю)
Так ты из-за этого пропала? Не подруги мы – тебе нынче? Так, тусовщицы – из прошлой жизни? А в Москве или Питере у тебя новых подруг навалом?
ЖАСМИНКА
(улыбаясь, тихо)
Дурочки – вы… Обе…
(помолчав, тихо)
Ну, как же – не подруги? А кто ж – тогда? Чужие, что ли? Когда мы сызмала – вместе… До школы – ещё…
(смотрит на Катю, тихо)
И не залетела я вовсе… А ребёночка захотела… Очень захотела… Нет, мы вместе с Серёжкой этого захотели… Не когда-то – там… Через – год, пять, сто лет… А – сейчас…
(помолчав, тихо)
Ведь мы сейчас живём… Правда? Не в каком-то там будущем, а сейчас… И надо сейчас делать то, что мы хотим сделать… Не потом, а сейчас… Понимаете, девочки? Нельзя откладывать жизнь на потом… Потому что… Потому что этого потом может и не быть… Надо всё делать сейчас… Сейчас жить… Сейчас любить… Сейчас деток иметь…
КАТЯ
(не мигая, смотрит на Жасминку, тихо)
Ты где это таких слов набралась? Таких мыслей… Твой, что ли, принц тебя таким словам научил? Он-то жизнь свою прожил… И женат был, ты говорила… И детей взрослых уже имеет… А ты только жить начала… И – ба-бах: себе ярмо – на шею… Ребёнка… Ты хоть представляешь тыковкой своей лохматенькой: каково это ребёнка иметь? Стирки, готовки, болезни, ночи бессонные… Ни погулять, ни о себе подумать, ни уехать, ни отдохнуть толком…
ЖАСМИНКА
(улыбаясь, тихо)
Девочки, ребёночек – не ярмо… Какие же вы – дурочки ещё… Ребёночек – это счастье… Это – радость… Это – чудо… Чудо дать новую жизнь… Зачать эту жизнь… Каждую секундочку чувствовать её в себе… Чувствовать, как эта новая жизнь ручками-ножками пихается тебе в животик… Какие же вы ещё – глупышки… Вот, когда сами забеременеете, тогда…
ТАНЯ
(вдруг)
Ну, уж нет. Упаси, Господи. Самые лучшие годы. Тусовки, парни, винишко, клубы… И дитя на себя взвалить? Чокнутой надо быть, чтоб в восемнадцать рожать. Ей-богу – чокнутой.
(смотрит на Жасминку)
Как – ты, подруга.
(смотрит на Катю, помолчав)
Нет, ну… В годков двадцать пять можно и родить… Когда – нагуляешься вдосталь… Я, например, для себя пожить хочу… Пока – все хотелки не вышли… Правда, Кать?
КАТЯ
(помолчав, тихо)
Не знаю… Я уже ничего не знаю… С одной стороны – да: парни, тусовки, без напрягов… А с другой – тошно подчас становится… Ну, с этим покрутила… Тому дала… С пятым пофестивалила… С десятым покуролесила… А – толку? И сама не любишь… И тебя только пользуют…
ТАНЯ
(фыркает)
А тебе во всём толк нужен?! По-простому, для тела, не можешь своё отхватить?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Девочки… Вы даже не представляете – каково это ждать ребёночка… Носить этого ребёночка… В себе носить… Ребёночка от единственного, любимого, волшебного парня… От – мужа своего… От – Серёженьки моего… Это…
(лучась глазами, тихо)
Это… Это – такое чудо… Я просто никогда себе не представляла – какое это чудо…
(помолчав, тихо)
А все эти тусовки, клубы, танцульки – такие глупости по сравнению с ребёночком… Просто – ничто…
(помолчав, тихо)
Я раньше просто не жила… Не жила до Серёженьки… До – его любви… До – своей любви… Нет, не своей и его… А – нашей… Огромной, дивной, нежной…
(помолчав, тихо)
Без любви, девочки, вообще не стоит жить… Я нынче просто не понимаю – как это люди живут без любви… Без деток…
(помолчав, тихо)
Без любви, девочки, всё теряет смысл… Всё меркнет…
ТАНЯ
(тихо)
Тебе когда рожать-то? Скоро?
ОФИЦИАНТКА
(возникая с подносом)
Девочки, жульен ваш…
(выставляет три кокотницы на стол)
Кушайте на здоровье…
ЖАСМИНКА
(вдруг, тихо)
И посчитайте сразу. Сейчас посчитайте. Пожалуйста.
ОФИЦИАНТКА
(пожав плечами)
Да ради Бога. Сейчас принесу счёт.
ОФИЦИАНТКА отходит от столика. ЖАСМИНКА, не шевелясь, смотрит в большое окно кафе.
ТАНЯ
(переглянувшись с Катей)
А где ж твой муженёк распрекрасный? А, подруга? Слинял, что ли? Или к другой побежал? А жену платить оставил…
ЖАСМИНКА
(глядя в окно, тихо)
Да. Были у меня подружки. Самые близкие. Самые дорогие.
(помолчав, тихо)
Были. Да сплыли. Остались…
(помолчав, тихо)
Остались две дурочки… Которые и сами никого не любят… И других, любящих, за чокнутых почитают…
ОФИЦИАНТКА
(подходя к столику)
Вот – ваш счёт.
(кладёт листок на стол)
Пожалуйте.
ЖАСМИНКА смотрит на листок, вытягивает из заднего кармана джинсов сложенные вдвое купюры и две пятитысячных опускает на стол.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Сдачи не надо.
ОФИЦИАНТКА берёт деньги и отходит от стола.
ЖАСМИНКА
(глядя в сторону, тихо)
Да, конечно, я – чокнутая… Раз – полюбила безумно… Раз уехала с любимым отсюда… Раз – замуж вышла по любви… Раз – ребёночка рожать решила…
(помолчав, тихо)
Конечно – чокнутая… И желаю остаться такой же чокнутой… Чокнутой, но счастливой… Счастливой женой… Счастливой женщиной… Счастливой мамочкой… Рядом – с парнем, который и сделал меня счастливой… Которого люблю безумно…
(поднимается со стула)
Прощайте, девочки… Не о чем нам больше говорить… И незачем больше видеться… Не поминайте лихом…
ЖАСМИНКА быстро идёт к выходу из кафе.
ТАНЯ
(помолчав)
Нет, ты поняла, Катюх? Сама нас вызвонила… Сама зазвала сюда… И сама послала подальше…
(смотрит на кокотницы с жульеном)
Аж есть расхотелось…
(пожимает плечами)
Была ж конкретная девчонка… Без – бзиков… Без – придурей… Своя – в доску… А стала…
КАТЯ
(тихо)
Счастливой она стала… Ты так и не поняла? Не увидела, что ли: малая из девчонки в женщину превратилась… Из тусовщицы пляжной – в жену классного парня… Поумнела… Родит вот скоро… Вообще расцветёт…
НАТ. УЛИЦА ФЕОДОСИИ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА выходит из кафе. Крутит головой.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Нет, были же нормальные девчонки… А стали такими дурочками, что… Аж противно слушать…
(помолчав, тихо)
Наверно, и я бы такой же дурочкой стала, если бы Серёжку не встретила… Не уехала бы отсюда… Да, стала бы такой же глупой провинциальной дурочкой… Очень скоро бы стала…
(помолчав, тихо)
Ну, вот куда ты делся? Стоит мне заболтаться с кем, как Серёжики деваются куда-то…
ЖАСМИНКА достаёт из куртки айфон и, большим пальцем правой руки пару раз мазнув по мультитачному дисплею, прикладывает аппарат к уху.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Как это – отключён? Почему – вне доступа? Что за…
(замирает)
О, Господи… Серёжа… Родной мой…
(вдруг, во весь голос, истошно)
Серёжа!!!
НАТ. ПЛЯЖ ЧЁРНОГО МОРЯ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ расстёгивает куртку, утирает запястьем мокрый лоб и медленно опускается на колено.
СЕРГЕЙ
(тихо)
Чёрт… Опять…
(садится на гальку, тихо)
Точно, что ли, подохну?
(ложится на спину, тихо)
Нет… Сейчас полежу чуть… И всё пройдёт…
(прикрывает глаза, тихо)
Нельзя сейчас подыхать…
(помолчав, тихо)
Только жить начал… Подохну… И пропадёт всё… Жасминка… Наш ребёнок… Наша жизнь… Всё пойдёт прахом…
(не открывая глаз, медленно вдыхает и выдыхает воздух, тихо)
Нельзя подыхать… Нельзя…
НАТ. УЛИЦА ФЕОДОСИИ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА, задыхаясь, останавливается у перекрёстка. Утирает рукавом куртки мокрый лоб и, дождавшись зелёного сигнала светофора, перебегает перекрёсток.
НАТ. ПЛЯЖ ЧЁРНОГО МОРЯ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ, закрыв глаза, навзничь лежит на серой гальке.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС
(тихо)
Серёжа?
(помолчав, тихо)
Серёжа, ты меня слышишь?
СЕРГЕЙ
(открывая глаза, тихо)
Марина?
(щурится, тихо)
Маришка?
МАРИНА
(тихо)
Да, любимый мой…
(помолчав, тихо)
Я так и не успела… Так и не сказала тебе, что полюбила тебя… Не успела… Не успела сказать…
(помолчав, тихо)
Я ведь действительно с тобой родилась… Заново родилась… Словно – и не жила раньше… Ты меня вернул к жизни… Я, как будто ожила… Снова начала дышать… Чувствовать запахи… Видеть цвета… Осязать… Любить…
(помолчав, тихо)
Оказывается, любовь – это чудо… Я за наши с тобой две недели прожила целую жизнь… Огромную счастливую жизнь… С тобой, Серёжа…
(помолчав, тихо)
Никогда и не думала, что смогу стать счастливой… С мужчиной, с которым только что познакомилась… Не думала, что могу быть нежной… Безумной… Бесстыжей… Любимой…
(помолчав, тихо)
Да. Ослепла. И оглохла от этой любви.
(помолчав, тихо)
Ведь когда рождаешься, поначалу ничего толком не видишь и не слышишь… И только потом… Потом… По – чуть-чуть… Понемножку… Жизнь начинает проясняться… Обретать запахи… Звуки… Краски…
(помолчав, тихо)
Я и попала… Под – машину эту…
(помолчав, тихо)
Ничего не почувствовала… Просто не успела почувствовать… Ударило сильно… И – всё… И свет померк…
(помолчав, тихо)
Я сразу умерла, не бойся, Серёжа… Сразу… И опомниться не успела, как умерла…
(помолчав, тихо)
Как – странно… Только родилась с тобой… И умерла… Уже – навсегда…
(помолчав, тихо)
Я и раньше… И раньше была, как – не живая… С мужем этим своим… С жизнью бесчувственной… День – за днём… Год – за годом… Вроде, жила… Двигалась… В школе работала… Слова какие-то говорила… Да, жила… Но не живая жила…
(помолчав, тихо)
Я только с тобой это поняла, Серёжа… Поняла, что не жила… Поняла, что есть иная жизнь: восхитительная, жгучая, нежная, полная чувств, любви, неги, счастья… Только с тобой это поняла, любимый мой…
НАТ. НАБЕРЕЖНАЯ ФЕОДОСИИ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА, поддерживая правой рукой живот, быстро семенит по пустой набережной. Внезапно замирает. На серой гальке пляжа лежит одинокая тёмная мужская фигура.
ЖАСМИНКА
(смотря на фигуру, тихо)
Ой, мамочки… Серёжа…
(громче)
Серёжа!
(во весь голос)
Серёжа!!!
Фигура, лежащая на гальке, не двигается.
ЖАСМИНКА
(перелезая бетонный парапет, тихо)
Ой, божечки… Серёжа…
ИНТ. ПЛЯЖ ФЕОДОСИИ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА, держась за верхний край парапета, отпускает руки и падает на усыпанный галькой откос. Скользит по откосу вниз. Встаёт на ноги и медленно подбегает к лежащему СЕРГЕЮ.
ЖАСМИНКА
(замирает перед Сергеем, тихо)
Серёженька… Господи…
(опускается перед Сергеем на колени, тихо)
Родной мой… Серёженька…
(трогает руку Сергея, тихо)
Открой глаза… Ну, пожалуйста… Открой глазки… Тебе – плохо?
(нагибается над лицом Сергея, тихо)
Ну, открой же глаза… Ну, пожалуйста… Ой, мамочки…
(осторожно целует Сергея в губы, тихо)
Это – я… Твоя жена… Твоя Жасминка… Ну, скажи что-нибудь… Ну, пожалуйста… Не пугай нас… Не пугай нас с деткой… Ну, родной…
(кропит поцелуями лицо Сергея)
Ну, пожалуйста…
СЕРГЕЙ
(не открывая глаз, тихо)
Прости меня, Маришка…
(помолчав, не открывая глаз, тихо)
Это я виноват… Я… Не надо было тебе уходить… В этот чёртов маркет… Это я виноват, что ты… Что – тебя убило…
(помолчав, не открывая глаз, тихо)
Нет… Не только – тебя… И меня убило…
(помолчав, не открывая глаз, тихо)
Я с тобою… Я с тобою тогда ожил… Заново стал дышать… Стал снова чувствовать… Стал жить…
(помолчав, не открывая глаз, тихо)
И опять умер… Когда только… Когда…
(помолчав, не открывая глаз, тихо)
Ты плачешь, Маришка? Не надо… Не плакай…
(открывает глаза, тихо)
Не плакай, Маришка…
ЖАСМИНКА
(всхлипывая, осторожно, тихо)
Я – не Маришка… Я – Жасминка, Серёжа… Твоя Жасминка… Твоя жена, родненький… Слышишь: твоя жена?
(помолчав, тихо)
Ты меня узнаёшь? Нет? Не узнаёшь? Это – я, родной…
(помолчав, тихо)
Посмотри же на меня… Посмотри… Вот так…
(целует лицо Сергея, тихо)
Узнаёшь меня?
СЕРГЕЙ
(помолчав, тихо)
Конечно…
(чуть улыбается, тихо)
Конечно, родная… Я просто… Я…
(помолчав, тихо)
Просто прилёг…
(улыбается, тихо)
Полежать захотелось… На – камешках…
(улыбается, тихо)
Знаешь – как здорово камешки спину массируют?
ЖАСМИНКА
(над лицом Сергея, тихо)
Серёженька, что случилось, родной? Тебе опять плохо стало? С сердечком плохо стало? Не обманывай маня…
(помолчав, тихо)
С кем ты опять разговаривал?
(помолчав, тихо)
С той девушкой? С учительницей той? Которая потом… Которая после под машину попала? Ты с ней разговаривал? Это она к тебе приходила? Да?
СЕРГЕЙ, опираясь на гальку пляжа, приподнимается. Утирает ладонью лицо. Мягко высвобождается из рук ЖАСМИНКИ. И медленно поднимается на ноги.
СЕРГЕЙ
(глядя спокойное свинцовое море, тихо)
Да. Приходила.
(помолчав, тихо)
Ко мне нынче… Ко мне что-то одни усопшие повадились приходить… Один – за другим… Что-то им всем от меня надо…
(помолчав, тихо)
Приходят… И прощения у меня просят… За – то, что умерли…
(помолчав, тихо)
Хотя во всём виноват только я… Я один…
(помолчав, тихо)
Не случись меня в жизнях этих людей, они были бы живы… Смеялись бы… Радовались бы жизни… Любили бы… И Антонио испанский не повесился бы… Бренчал бы на своей гитаре фламенко… А Лаура бы танцевала… И Надьке бы не проломили голову… Да, наверно бы, вернулась на панель… Быть может, потом сумела бы уйти с панели… Начать нормально жить… Кто знает? И Ленка Лебедева не попала бы в Чернобыльское пекло, если бы я… Если бы я тогда… В тот же день не нашёл бы её… Не взял бы в охапку… И не увёз бы сюда, в Крым…
(помолчав, тихо)
Но не нашёл… Даже не искал… Не знаю – почему… Потому что – дурак… Просто – идиот…
(помолчав, тихо)
Я даже дочь свою упустил… Даже и представить себе не мог, что за моей спиной такое готовится… Уволочь Ленку за океан… Навсегда уволочь… Чтобы она там, в этой проклятой Америке, навсегда и осталась…
(помолчав, тихо)
Не случись меня в жизни Алки, и она была бы нынче жива… Танцевала бы в Мариинке… Возможно, вышла бы замуж… Родила деток… И жила бы счастливо… Жила бы… А не сгорела бы в печке… Из-за меня… Из-за – моей дури…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Нет, Серёжа. Ты – не прав. Эти девушки… Все эти люди… Они все сами сделали свой выбор. Понимаешь: свой? Они все сделали свой выбор. Быть с тобой или не быть. Ехать куда-то или не ехать. Они все выбрали свою жизнь. И ты в этом не виноват. Ты не можешь отвечать за выбор других людей. Ты не можешь отвечать за все жизни. И у тебя нет права себя казнить за то, над чем ты не властен.
(помолчав, тихо)
У тебя есть я. У тебя есть мы с нашей деткой. С нашей девочкой. Только – мы. Мы тебя никогда не оставим. Ни за что не предадим. Мы всегда будем рядом. Мы всегда будем вместе. Всегда и везде. Потому что мы – одно целое. Одно родное.
(помолчав, тихо)
А если ты… Если ты так будешь мучиться, то твоё сердце не выдержит… Опять не выдержит… А не станет тебя… И меня не станет… Нас не станет… Я не смогу без тебя жить… Я не стану без тебя жить… Я не сумею жить без нас… Мне просто незачем будет тогда жить… Не для кого и незачем…
(помолчав, тихо)
Пошли, родной… Уже холодает… А нам с деткой нельзя простужаться… Пошли, мой хороший…
(обнимает Сергея, тихо)
Нет… Нельзя нам больше здесь оставаться. Ты перенервничал… Много сил отдал… Чтобы – моих помирить… И кошмары опять на тебя напали… Опять тебе плохо стало…
(помолчав, тихо)
Всё решили… И нечего нам здесь больше сидеть… Всё равно море – холодное… Не покупаешься… Не позагораешь… Надо домой ехать… Домой, родненький… Тихонько… Паровозиком… Да, родной?
СЕРГЕЙ
(глядя на море, тихо)
Никаких – паровозиков.
(помолчав, тихо)
Полетим. Самолётом.
ЖАСМИНКА
(отстраняясь от Сергея, резко)
Вот ещё! Придумал! Тебе что врач индейский сказал? Никаких самолётов! Никаких! Даже не думай о самолётах! Только – поездом! Тихо. Спокойно. Не спеша. Никаких самолётов.
ИНТ. САЛОН «БОИНГА-737» – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА, положив лохматую голову на правое плечо СЕРГЕЯ, тихо сопит. Возле кресла СЕРГЕЯ останавливается стюардесса с тележкой. СЕРГЕЙ, улыбнувшись, отрицательно качает головой.
ЖАСМИНКА
(вдруг открывает глаза)
Ой… Я усну-о-о-о…
(зевает)
Ой… Я уснула?
СЕРГЕЙ
(целует Жасминку в макушку, тихо)
Нет, не уснула, душа моя… Просто пошла на свидание к сонюшкам…
(улыбается, тихо)
Что-то приснила?
ЖАСМИНКА
(улыбается, тихо)
Не-а… Не знаю… Не помню…
(смотрит на лицо Сергея, тихо)
Как – ты, Серёж? Нормально? Сердечко не болит? Не жмёт? Хорошо тебе дышится? Хватает воздуха?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Мой воздух – это ты, родная… Ты – моё сердце… Ты – моя жизнь… Ты – моё всё, родненькая…
ЖАСМИНКА
(выдыхает, тихо)
Ой… Ну, слава Богу… Хорошо, что всё – хорошо… Скоро прилетим… Домой прилетим…
(помолчав, тихо)
А ты… Ты такой – упрямый… Такой – упрямый, что просто… Что просто спорить с тобой не можется… Ну, вот как с тобой спорить? Как с тобой спорить, когда ты такие слова находишь, что у меня все мысли кончаются? Хочу что-то сказать, а нечего… Никаких мыслей в голове не появляется… После – слов твоих… Ты…
(помолчав, тихо)
Серёж, ты поездом не захотел поехать из-за женщиной той? Как – её? Жанна, да? Из-за неё ты не захотел поездом ехать? Не захотел случайно с ней опять встретиться? Да?
СЕРГЕЙ
(прикладывает ладонь к животу Жасминки, улыбаясь)
Как – наша девочка? Спит? Не пихается?
ЖАСМИНКА
(улыбаясь, тихо)
Не-а. Чуток попихалась на регистрации… Наверно, волновалась… Она ж ещё никогда не летала… Плавать – да… Уже умеет… В животике моём… А летать – никогда не летала… Потому и волновалась чуток… А как взлетели – успокоилась… Наверно, ей понравилось летать… И – не страшно… Как может быть страшно, когда и мама, и папа – рядышком? Правда ведь? Она ведь уже всё чувствует? Многое пока не понимает… Но чувствовать – всё чувствует… Да, Серёж?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Да, родная… Конечно, чувствует… Всё чувствует… И самое главное: она чувствует, это – то, что мы её любим… Любим и ждём… Ждём, когда она родится…
(помолчав, тихо)
Любовь ведь нельзя скрыть… Она – всепроникающая… Всеобъемлющая… Она есть то, на чём держится мироздание… Исчезни вдруг любовь, и все вселенные разлетятся на атомы… Только любовь не даёт нашему миру погибнуть…
ЖАСМИНКА
(удивлённо, тихо)
Ой, да. Точно. Точно, Серёж. Ты так… Ты так точно всё сказал…
(помолчав, тихо)
Ой, мамочки… Ну, вот откуда ты такие слова находишь? Откуда, Серёж? Такие слова, что сразу всё внутри замирает… От восторга замирает…
(помолчав, тихо)
Мама, наверно, вообще… До сих пор в себя прийти не может… От – тебя… Она ж вообще тебя толком не знала… Кто – ты… Что – ты… И вдруг приехал… И всё мигом порешал… Ну, не мигом… Но – конкретно так… Толково… По-мужски…
(смеётся, тихо)
Папку моего вернул… Супчик классный смастерил… Всякие чудеса про озеро понарассказывал… Я же видела – какие у ней глаза были… Когда – ты говорил… Круглые-круглые… Как будто заколдовал ты её… Смотрела на тебя, как на инопланетянина…
(помолчав, тихо)
Ты ведь, и вправду, – не земной парень… Правильно Аллочка сказала: не земной… Такой кошмар случился… Девка эта, развод, суд, раздел и тут… Ты приехал… И со всем разобрался… Всех на места поставил…
(смотрит на профиль Сергея, тихо)
Серёж, ты спишь? Тебе – не плохо? Сердечко моё не болит?
СЕРГЕЙ
(открывая глаза, тихо)
Нет, душа моя…
(улыбается, тихо)
Всё – в порядке…
(смотрит в иллюминатор, тихо)
Смотри: какие облака…
ЖАСМИНКА
(живо поворачивается)
Где? Какие облака?
(смотрит в иллюминатор)
Что ты увидел? Я ничего не вижу…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Воронённою сталью –
облака-галеоны.
Улетаем. В Италию.
А, вернее, – в Верону.
Для меня – не одета
откровенно и смело –
стюардесса Джульетта.
Я, конечно, – Ромео.
В дымке пенной – проталины
бирюзово-червонного.
Улетаем. В Италию.
А, вернее, – в Верону.
Дышит свежим жасмином
кресло слева. За бортом –
облака-пилигримы.
В сердце – скерцо. Но – форте.
Не мечтали. А стали
сталью мы воронённой.
Улетаем. В Италию.
А, вернее, – в Верону…
ЖАСМИНКА
(замерев, тихо)
Дышит свежим жасмином
кресло слева. За бортом –
облака-пилигримы.
В сердце – скерцо. Но – форте.
(помолчав, тихо)
Это – я? Я дышу свежим жасмином? Да? Ва-а-а-ау… Серёж… Это ты… Ты это всё прямо сейчас сочинил? Сейчас? Вот прямо – здесь? В кресле? Взял и сочинил? Про – облака… Про – меня… Про…
А что такое – пилигримы? Я что-то… Помню… Из – математики… Какие-то пара… Леро… Грамы…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Пилигримы – это паломники… Странники… Словом – скитальцы по разным городом, землям, весям, небесной тверди…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ой… В Италию захотелось… Очень… Хоть – на чуть-чуть… Нет, не – на чуть-чуть… На – много… Опять захотелось пожить там… Хотя бы – годик… У – моря тёплого… В тишине… Без гама и толчеи всякой… Спокойно пожить… Ничего не делать… Просто жить… Маслинки лопать с моцареллой… По музеям ходить… По Венеции плавать…
(помолчав, тихо)
А – нельзя. Надо детку выносить. Здесь. На – нашей земле. На – Родине. На Родине и родить надо. Тогда и девочка наша нам сразу родной станет. Потому что мы её родим на Родине. Да, родной?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, кивает)
Да, душа моя.
ЖАСМИНКА
А это… А эти – скерцы и форты… Что – это такое? Я, вроде, про форты что-то слышала… Про – какой-то форт Баярд, кажется… Слышала… И забыла…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Скерцо с итальянского – шутка… Это – часть симфонии… Или – сонаты… Или – самостоятельная музыкальная пьеса… В таком живом, энергичном стремительном темпе… Скажем, скерцо Мендельсона к Шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь»… Или – скерцо из второй части симфонии номер девять Бетховена… А форте означает сильно, громко, в полную силу…
(целует Жасминку в макушку)
Про форт Баярд она слышала…
ЖАСМИНКА
(опускает голову на правое плечо Сергея, тихо)
Серёж… А почитай ещё что-нибудь… Своё… Я так люблю, когда ты своё читаешь… Просто внутри всё замирает… Так здорово ты сочиняешь… Так здорово ты читаешь…
(помолчав, тихо)
Ну, пожалуйста… Почитай…
СЕРГЕЙ
(тихо)
Как будто бы снотворное, кладу
Иль леденец – на сон грядущий – рифму,
что, бултыхаясь, плавая во рту,
всё время натыкается на рифы
коронок керамических, зубов,
оставшихся вчерашней драки после.
И водоизмещенье островов,
поднявшихся из океана прозы,
объёма накопившейся слюны
гораздо больше. Сглатываешь мятный
конфеты смак иль слова, без вины
прожёванного, так сказать, в порядке
рабочем… Хочется курить…
Но надо прежде выпустить наружу,
из-под одеяла, плоть… Освободить
глаголами придавленную душу…
Табак воспламенённый, точно глаз
разгневанного дьявола, в оконном
ночном стекле курильщика анфас
на кухоньке высвечивает тёмной.
ЖАСМИНКА
(эхом, тихо)
Табак воспламенённый, точно глаз разгневанного дьявола…
СЕРГЕЙ
(тихо)
Я снова засыпаю – лёгкий бзик –
таблетку валидола – аллегорию
сердечного волненья под язык
засовывая русский, что изгоем
скребёт по нёбу, щупает дупло
иль – вырванного напрочь зуба – нишу
и, как в игре, где «холодно-тепло»,
подсказки ждёт спасительнейшей свыше…
ЖАСМИНКА
(не открывая глаз, вдруг, тихо)
Ой, я игралась в «холодно-тепло»… С братиком… Когда – совсем малая была… Так – здорово… Он прятал… Что-то… Куклы мои… А я находила… Быстро находила…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Среди каких-то рифов водолаз –
один, как перст, как перл, зерно перловое…
Алмаз звезды зажёгся или – страз
на вуалетке чокнутой дворовой.
Среди ступеней… Стопами… Тупой
вонзается в десну осколок мозга.
И, словно бы в атаке лобовой –
сквозь облачность свинцовую, промозглую –
ведомый лишь неведомым – лечу –
домашней пылью иль кошачьим пухом,
иль дымом сигареты – по лучу
Луны из-за гардины, что не глухо
прикрыла окна. Где-то вдалеке
красавица, быть может, шаловливая
на золотистом нежится песке
и заедает пухлыми оливами
«Мартини» охлаждённый… И слуга –
другой – не тот, что опахалом машет,
чего захочет левая нога
девицы, предугадывает даже…
Среди ступеней рифовых… «Ф-р-р… Ф-р-р-р…»–
мурлычет кот. И мнится на мгновенье –
мурлыканье кошачее есть шифр
для доступа в иные измеренья,
где люди, птицы, ящерицы – ах! –
фантазия немыслимая снова –
беседуя на разных языках,
друг друга понимают с полуслова…
ЖАСМИНКА
(с закрытыми глазами, тихо)
Ах…
СЕРГЕЙ
(тихо)
Где лис хватает гусака затем,
не слопать чтобы хладнокровно, просто,
по-дружески поздравить, без затей,
с гусыней новой иль – с Великим постом.
Где воробей, озябший в тишине
октябрьской предутренней, на ушко
чирикает – проснувшемуся мне –
стихотворенье Тютчева иль Пушкина.
Где я – не сдвинут, будничен, тверёз –
бродячей псине жалуюсь на нервы,
и, злобных блох выкусывая, пёс
мне тихо отвечает: «Ты – не первый».
Среди ступеней рифовых террас,
как перл в уютной раковине моря,
ловлю обрывки кашалотьих фраз
и бормотанию дельфинов вторю.
И, словно дуб с корнями… Тракторист
всплывает… Выкорчёвыванье… Пни мне,
как наяву, мерещатся… Лучист
и золотист на солнце колкий иней…
Уже не собираешься уснуть…
Хоть в дрёму провалиться, что ли, зыбкую…
Кот рыжий забирается на грудь
и путешествует туда-сюда с улыбкой,
с клычками хищными… Пора седлать коня
и по асфальту улиц незнакомых
лететь галопом, шпорами звеня…
Горланить серенады под балконом
ночного небоскрёба… Иль уже
давно ты дама сердца завоёвана
и варит мне на кухне в неглиже
бульон куриный и гремит половником?
Поодаль проплывает страшный спрут…
Себя куда-то катит каракатица…
Валокордин глотаешь, точно жгут
химический, накладываешь на сердце…
НАТ. БИРЮЗОВОЕ НЕБО – ДЕНЬ
«БОИНГА-737», летя над пухлой молочной облачностью, мягко вспарывает небесную высь.
ГОЛОС СЕРГЕЯ
(тихо)
Австралия… Расправив складки шуб,
опоссумы летают с эвкалипта
на эвкалипт… Аборигена губ
касается жука личинка липкая.
А тут ещё – Большой барьерный риф…
И, надо полагать, акулы – тут же…
Но, тело аквалангом снарядив,
отвагою – трепещущую душу,
ныряешь… Погружаешься… Кальмар
парит поодаль… Щупальцами… Щупая…
И ты – средь океана, что – комар
под небосводом – хиленький да щуплый.
Валокордин закончился… Рассвет
уже реанимируется ночью…
И никого под одеялом нет,
и – на подушке, чуть примятой, впрочем…
Среди ступеней рифовых террас,
как перл в уютной раковине моря,
ловлю обрывки кашалотьих фраз
и бормотанию дельфинов вторю.
И, словно вырванное дерево, кальмар
парит поодаль, тихо наблюдая,
как аромат актиний, что нектар,
я жадно пью иссохшими устами.
И поднимаюсь ниже, и цвета
глубин вдыхаю пряные, пленительные,
хоть верно знаю – эйфория та
мне не оставит времени на всплытие…
ТИТРЫ
Конец двадцать седьмой серии