Алые аллеи
мелодрама (16+)
сценарий телевизионного фильма
24-я серия
ИНТ. КУХНЯ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – УТРО
СЕРГЕЙ
(с хрустом надкусывает тост и отпивает кофе, жуя)
Выспалась, душа моя?
ЖАСМИНКА
(открывает холодильник, тихо)
Ой, не знаю…
(смотрит в чрево холодильника)
Наверно.
(достаёт из холодильника большой апельсин)
Я не помню.
(закрывает холодильник и улыбается)
Так хорошо было… Тебя любить… А потом уснула… Уснула, да? Сразу уснула?
СЕРГЕЙ
(отпивает кофе, улыбаясь)
Мгновенно. С моим дружком – в руке.
ЖАСМИНКА
(моет над раковиной апельсин)
С моим.
(улыбаясь, оборачивается)
С моим дружком.
(помолчав)
И детка наша потом больше не шевелилась… Уснула, наверно… Вместе – с нами…
СЕРГЕЙ
(хрустит тостом)
А хочешь…
(отпивает кофе)
Хочешь в кино сняться? В нашем… Которое мы сейчас делаем с ребятами… Хочешь?
ЖАСМИНКА
(чистя апельсин, замирает, тихо)
Как – в кино? В каком кино? Как сняться? Когда? Сегодня?
СЕРГЕЙ
(прихватывает из вазочки горсть фисташек)
Как – все. Как – все актёры снимаются.
(кидает в рот несколько фисташек)
На роль дочки главного героя актриса требуется… Твоего возраста. И – фактуры. Хочешь? Роль – не большая: встретить отца дома, обидеться на него, надуться, после порадоваться новенькому айфону, поцеловать отца в щёчку и убежать в институт. Всё. Эпизод, словом. Но – со словами, действием, сменой атмосфер, настроения, темпоритма.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Каких атмосфер? У нас же…
(помолчав, тихо)
У нас же – одна атмосфера…
(помолчав, тихо)
Небо…
СЕРГЕЙ
(от смеха проливает на кухонный стол кофе)
Да, родненькая…
(утирает запястьем слезящиеся глаза)
Конечно, небо…
(промокает бумажной салфеткой стол)
Я тебе потом про это расскажу… Про – Михаила Чехова… Потрясающего артиста и основателя своей актёрской школы… В Америке – правда. До сих пор американские и европейские актёры по его системе учатся… Роберт де Ниро, например… Аль Пачино… Барбара Стрейзанд… Про психологический жест расскажу… И покажу… Про – смены атмосфер… Про – прочее…
ЖАСМИНКА
(отпивает кофе и заедает его долькой апельсина)
Мне роль в кино надо будет играть? Ты будешь снимать? А я играть?
(Сергей кивает)
Серёж…
(помолчав)
А вот всё, что вы снимаете… Что это будет? Это же – не один фильм? Ну, как – все фильмы… Часа – на полтора… Включаешь… И смотришь… Все полтора часа… От начала – и до конца… У тебя ж… У вас же там – маленькие истории… На – пол часика, не более… Про – старика этого… Ветерана… Про – девушку с отцом… Которые ночью сидят на кухне и разговаривают… Про – учительницу эту… Которую муж бросил…
(помолчав)
А что это всё будет?
СЕРГЕЙ
Осколки зеркала. Помнишь сказку Андерсена? Про – Герду, Кая, Снежную Королеву… Там осколок разбитого зеркала попал в глаз Каю, и Кай стал злым, заносчивым, грубым… А когда у него получилось заплакать, осколок зеркала вышел… Со слезами… И сердце Кая опять стало тёплым, добрым, сострадательным… Помнишь, родная?
ЖАСМИНКА
(жуя апельсин)
Не-а. Не помню. Потому что не читала.
СЕРГЕЙ
(допивая кофе)
Прочитай. Обязательно. Скачай из инета сказки Андерсена и прочитай. Все.
(помолчав)
Так вот: каждая история у нас – осколок разбитого зеркала… Ветеран, которого хотел ограбить нынешний фашистёнок… Девушка, полагавшая что человеческие ценности непременно имеют свои ценники и цену… Учительница, которую предал близкий человек – муж, отец их детей, но, тем не менее, сумевшую не ожесточиться, не закрыть своё сердце и встретившую новую любовь… Каждая наша история – это осколок зеркала, в котором каждый может увидеть себя…
(помолчав)
А следующее, что будем делать, – история о человеке, которому в самом расцвете сил, планов, жизни ставят смертельный диагноз… Рак… И какой выбор делает этот человек, узнаешь… Когда – прочитаешь… Я тебе покажу сценарий…
(улыбается)
И свою роль почитаешь… Надо ж с чего начинать… Пусть – с малого, но начинать… А – не мечтать на кухне…
(целует Жасминку, тихо)
Я полетел, душа моя… Отдыхай… Только не убегай никуда одна… Мало ли что? Хорошо? Дождись меня. Я приеду и куда-нибудь сходим…
ЖАСМИНКА
Полетел? Уже полетел? Куда полетел, Серёж? На – студию свою? Или – куда? А мне можно – с тобой? Нельзя? Почему? Мне без тебя не…
СЕРГЕЙ
(целует Жасминку)
Я скоро приеду. Скоро, родная. А я…
(обнимает Жасминку)
Я всегда – с тобой, родная. Каждую секундочку. Мы всегда – друг с другом. Каждое мгновение. Навсегда. Навечно.
НАТ. КАМЕННООСТРОВСКИЙ ПРОСПЕКТ – ДЕНЬ
Едва чёрная BMW X6 останавливается у здания «Ленфильма», между белыми колоннами коринфского стиля появляется маленькая джинсовая девушка.
ДЖИНСОВАЯ ДЕВУШКА
(бросаясь к джипу)
Сергей Александрович!
(Сергей приоткрывает водительскую дверь)
Сергей Александрович! Нашли! Нашли то, что нам надо! Нашли!
СЕРГЕЙ
(медленно закуривая, тихо)
Не трещи так, Наташ… Голова раскалывается… Что нашли-то? Атлантиду? Золото инков? Вчерашний день?
НАТАША
(чуть тише)
Локацию нашли, Сергей Александрович. Интерьерную. Для сюжета про рак. Вы говорили: квартиру большую надо найти. Чтобы – с камерой, рельсами, светом развернуться. И – чтобы павильон не арендовать.
(повышает голос)
Так мы лучше нашли! Целый дом! В два этажа! Громадный дом! Здесь, в Питере!
От студии до дома этого – полчаса, не более! Зато – большой дом! И с рельсами можно будет развернуться! И планы сверху сделать! И – много всякого другого! Вы сами посмотрите?! Или мне подъехать?! Это знакомая знакомой посоветовала! Я хозяйке перезвонила сразу! Она согласна! За – бесплатно, представляете?! Сколько надо, сказала, столько и снимайте! Хоть – неделю! Представляете?! Столько денег сэкономим! Времени!
СЕРГЕЙ
(тихо)
Не представляю. Не кричи так, Ната.
(помолчав, тихо)
Я сам подъеду. Какой адрес? Где – дом этот громадный?
НАТАША
Ой, адрес!
(ныряет пальцами в нагрудный карман джинсовой куртки)
Есть адрес!
(вынимает из кармана листок)
Вот адрес! Курортный район! Посёлок Ушково! Вы сегодня хотите подъехать?! Сейчас подъехать?!
СЕРГЕЙ
(затаптывая окурок каблуком сапожка, тихо)
Да. Сейчас. Там будет кто дома?
НАТАША
(сразу)
Так есть! Там сама хозяйка есть! Мы с ней только говорили! Мне набрать: сказать, что вы подъедете?! Сами подъедете?! Прямо – сейчас?!
СЕРГЕЙ
(тихо)
Да. Сами. Сейчас. Пусть кто-нибудь будет дома.
(закрывает водительскую дверцу джипа)
Перезвони хозяйке. И не кричи так. А то тебя на Луне слышно.
НАТАША
(улыбаясь, тише)
Ага. Я позвоню. Я сейчас же эту Ларису наберу. Скажу, что вы едете.
Чёрная BMW X6 медленно трогается, останавливается у проезжей части дороги, пропускает несколько машин и, быстро повернув направо, теряется в потоке автомобилей.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(крутя руль, про себя, тихо)
На недельку до второго
я подъеду сам в Ушково
посмотреть на дом, который…
Чёрт… Вот привязалась дребедень эта…
(помолчав, про себя, тихо)
А что за – курортный район? Никогда там не был… Курортники там живут, что ли? Или – курицы?
(помолчав, про себя, тихо)
А, может, не стоит нынче Жасминку напрягать? Пусть лучше с беременностью разбирается… Хотя, слава Богу, всё, вроде, – хорошо… Девочка шевелиться стала… Потом и пихаться начнёт… Изнутри… Всеми ручками-ножками…
(помолчав, про себя, тихо)
Или пусть попробует поработать чуть? Там же роль Ленки – мизерная… Жасминка справится… Без всякого сомнения справится… И себя в новом качестве почувствует… Не зевакой – на съёмочной площадке, а – актрисой… Око камеры на себе почувствует… Которая следит за каждым её движением… Публичное одиночество ощутит… Когда вокруг – люди, а надо начхать на это и дело делать… Действовать надо… Так, как ролью и режиссёром указано…
(улыбается, про себя, тихо)
И покомандую на площадке этим чудом-чадом… Пусть знает – каково, когда тобой командуют, а ты должна команды выполнять… Чётко и в точку… Безо – всяких не могу, не хочу, не буду, не знаю…
НАТ. СОСНОВАЯ УЛИЦА – ДЕНЬ
BMW X6 медленно едет по узкой улице.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(глядя на монитор бортового навигатора, тихо)
Так… Вроде – здесь.
(крутит головой, про себя, тихо)
Этот, что ли, домик? На – горке?
НАТ. СОСНОВАЯ УЛИЦА – ДЕНЬ
BMW X6 проезжает ещё сотню метров и останавливается возле ажурного витого забора, за которым, в глубине зелёного участка, высится большой тёмный дом. Из джипа вылезает СЕРГЕЙ, подходит к широкой калитке и, подняв голову, смотрит на подвешенную к вершине забора камеру видеонаблюдения. Калитка вдруг медленно едет в сторону.
СЕРГЕЙ
(усмехнувшись, тихо)
Однако…
СЕРГЕЙ закуривает и по вымощенной узорчатой красно-зелёной плитке дорожке медленно идёт к дому.
СЕРГЕЙ
(идя по дорожке, про себя, тихо)
Газон – что: хозяева круглогодично постриженным да зелёным держат? Или – тоже: геномодифицированный какой? И – домина мрачная…
(подходит к дому, про себя, тихо)
Ба… Так домишко-то – стеклянный… Весь. Да, точно: толстое тонированное стекло… А крыша… Чёрт, не вижу… Да, огромные деревянные рамы с толстым тонированным стеклом…
СЕРГЕЙ делает глубокую затяжку и ищет глазами – куда деть окурок.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Хоть бы урну какую поставили… А то – чистота и пустота… Как – раю…
СЕРГЕЙ щелчком пальца отстреливает в траву тлеющий табак и прячет окурок в карман куртки.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Так.
(смотрит на стеклянную стену дома, про себя, тихо)
И где тут у них – звонок?
Внезапно нижняя часть стеклянной тёмной стены едет в сторону. СЕРГЕЙ смотрит на развешенные по обеим углам дома камеры видеонаблюдения. Осторожно переступает порог.
ИНТ. ВНУТРЕНЯЯ ЧАСТЬ ДОМА – ДЕНЬ
МУЖСКОЙ ГОЛОС
(из темноты, вдруг)
Сергей Александрович?
Из густых тёмно-коричневых сумерек дома возникает высокий молодой человек в чёрных джинсах, майке и кроссовках.
СЕРГЕЙ
(тихо)
Ну, да. Мне сказали, что…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
(кивает, тихо)
Лариса Дмитриевна ждёт вас. Позвольте вашу куртку.
(Сергей выбирается из тёмно-рыжей кожаной куртки)
Проходите.
(подхватывая куртку Сергея, ведёт рукой)
Проходите. Направо. Все двери дома – купейные. Проходите, пожалуйста.
СЕРГЕЙ
(кивая)
Благодарю.
СЕРГЕЙ медленно проходит по упругому тёмно-вишнёвому деревянному полу дома, останавливается у матового стеклянного полотна и осторожно отодвигает дверь.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС
(весёлый, гулкий, звонкий)
Проходи, Серёж! Не стесняйся!
В ярко-бирюзовой воде небольшого бассейна плывёт обнажённая загорелая девушка.
ДЕВУШКА
(подплывая к бортику бассейна, весело)
Проходи, Серёж! Не бойся! Проходи!
СЕРГЕЙ
(замерев у бассейна, изумлённо)
Лариска?!
ЛАРИСА звонко хохочет. В два упругих сильных движения садится на бортик бассейна и пружинисто встаёт на ноги.
ЛАРИСА
(весело, звонко)
Что: не узнаёшь?! Подай-ка полотенце, Серёж!
СЕРГЕЙ снимает со спинки белого пластикового стула красное мохнатое полотенце, разворачивает широкую махровую ткань, и ЛАРИСА, подняв руки, медленно входит в объятья СЕРГЕЯ.
ЛАРИСА
(улыбаясь, тихо)
У-ух… Как был Сергей Александрович кавалером, так кавалером и остался…
(заправляя полотенце на груди, тихо)
Сколько мы уже не виделись, Серёж? С конца девяностых, да?
(обнимает Сергея, улыбаясь)
Я тогда совсем ещё соплячка была… А ты уже – такой дядька конкретный, что… Что – пальчики оближешь…
(на пару шагов отступает, улыбаясь)
Был классным парнем и таким же здоровенным красавцем остался… Ну, посеребрился чуть… Висками… Так то ж только красит мужика…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Ты же, вроде… Вроде, в конце того века укатила… Куда-то… Во Французию, кажется…
ЛАРИСА
(звонко хохочет)
Ага! Туда! К лягушатникам! А от лягушатников – к итальяшкам! От макаронников – к япошкам! После в америкоссии на год застряла! А давай-ка… Серёж, а давай-ка выпьем! За – встречу! А?!
СЕРГЕЙ
(тихо)
Погоди… Ты – что?
(помолчав, тихо)
Ты – что: спецом объявилась девочкам нашим? Нарочно, что ли, домину эту им подсунула? Знала, что я приеду?
ЛАРИСА
(звонко хохочет)
Ага! Всё – спецом! Тайная операция! ЦРУ, Моссад и ФСБ! Чтобы – Серёжку увидеть!
(тихо)
Не напрягайся, Серёж. Твои дамочки на Светку Тихомирову вышли… С квартирой её безразмерной – на Невском… Но Светка там ремонт не хилый затеяла… И дамочкам твоим меня сосватала… Не меня, то есть, а жилище моё… Под – этот… Господи, как – его? Забыла… Локатор, вроде, какой-то…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Локацию.
ЛАРИСА
(звонко)
О, точно! Локацию. Снимать что-то.
(смеётся)
А Светка ж Тихомирова – любопытная! Ты же знаешь! По – самое не могу! Выцыганила, словом, у твоих дамочек – кто, что да зачем! И мне после выболтала! У меня аж…
(помолчав)
У меня аж сердце провалилось… Когда – про тебя услышала…
(помолчав)
Ну, да. Твоих я уже сама набрала.
(смеётся)
Навязалась, так сказать. С хоромами своими. Сказала, что денег не возьму. И – прочее. На черта мне – ваши деньги?
(тихо)
Ну да, Серёж. Тебя захотела увидеть.
(смеётся)
Жуть, как захотела.
(громко)
Жорик, будь добр, нам сюда – «Шабли»! И лёдик не забудь прихватить! И – халат мой!
МУЖСКОЙ ГОЛОС
(гулко)
Да, Лариса Дмитриевна! Уже бегу!
ЛАРИСА
(смеётся)
Дисциплинированные – они у меня. Серёж?
(смотрит на Сергея, улыбаясь)
Ну, что ты такой каменный стоишь? Расслабься… Присядь.
(смотрит на ноги Сергея, весело)
И сними, наконец, свои сапожищи. А то всю мою итальянскую плитку с берёзой карельской поцарапаешь. А хочешь… Хочешь окунуться? Водичка – чистейшая, минерализованная, артезианская! С подогревом! И не стой, как чужой! А то я обижусь! Ну?! Серёжка!
СЕРГЕЙ, присев на край белого пластикового стула, расстёгивает «молнии» обеих тёмно-рыжих полусапожек и медленно разувается.
ЛАРИСА
(весело)
То-то же! И носки снимай! Пусть ноги отдохнут! И – свитер свой чудесный! Двадцать семь – по Цельсию, а он в свитере парится!
(хохочет)
Я – голая, а он – в свитере!
СЕРГЕЙ
(вылезает из бежевого свитера, улыбаясь)
Ты – не голая. Все голые – в бане. А Лариса Брониславовна изволит быть под полотенцем нагая…
Стеклянная дверь бассейна отодвигается, и ЖОРИК – в подносом в руках и белоснежным халатом на плече – быстро проходит по салатово-белой плитке пола к небольшому пластиковому столику. Выставляет на столик серебряное ведёрко с вином и два высоких бокала. Аккуратно опускает на спинку другого пластикового стула халат. Разливает по бокалам вино. Прихватывает с пола полусапожки, с колен СЕРГЕЯ – свитер и быстро идёт к выходу из бассейна.
ЛАРИСА
(вдруг, звонко)
Жорик!
(молодой человек, оборачивается)
Кто бы ни звонил, меня – нет! Нет и сегодня не будет! Пусть хоть сам Всевышний трезвонит!
ЖОРИК
(кивая)
Понято, Лариса Дмитриевна.
(помолчав)
Что-нибудь – ещё?
ЛАРИСА
(глянув на Сергея, звонко)
Через три часа – обед! На – двоих! Шницель по-венски! Ризотто! На десерт – клубничный мусс! Со – сливками!
ЖОРИК
(кивая)
Понято, Лариса Дмитриевна.
СЕРГЕЙ, улыбаясь, смотрит – как за ЖОРИКОМ задвигается тёмная стеклянная дверь.
ЛАРИСА
(глянув на Сергея)
И как была у тебя улыбка демонская, так такая и осталась…
(тихо)
Пообедаешь со мной, Серёж?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Да-а-а… Вымуштровала ты юношу этого… Или таким исполнительным уродился?
ЛАРИСА
(поднимая бокал с вином, тихо)
Серёжа… Я очень рада… Очень рада тебя видеть… Словно не было… Словно не было этих пятнадцати лет… Словно пролетели, как… Как – одно мгновение… Давай с тобой выпьем за встречу… За – нашу с тобой встречу…
(вдруг звонко хохочет)
А помнишь… Помнишь, Серёж, – как мы после этой «Русской Америки» закрутили?! Ты тогда такой серьёзный, такой деловой, такой не приступный ходил… Большой начальник! С нами, соплячками, движением занимался, речью… Чтоб – по сцене ходили не деревянные… Чтоб – могли на два слова связать… Чтоб – язык за зубы не цеплялся… Чтоб – дурами полными не выглядели… И – в Бору Серебряном том… И – в театре Эстрады потом… А все девчонки были в тебя влюблены… Даже – те, которые за папиками были… И те к тебе лезли…
(помолчав)
Мы ж с тобой тогда и познакомились? На – этом конкурсе красоты, да? А как шоу отгремело…
(смеётся)
Мне, правда, тогда шиш достался… Не то, что – корона какая… Или – «мерсик»… Или – шубка норковая… Вообще – голяк… Какой-то сервиз левый от спонсоров подогнали… Так я его от злости о стенку расколотила… Весь. Вдребезги… Я ж тогда и не знала, что… Что – все «мисски» уже назначены, все призы-подарки выкуплены бандюками да папиками для своих девок, что… Ай, ладно! Чёрт – с ними!
(помолчав, улыбается)
Зато потом мы… Помнишь, Серёж: ты, я и Светка Нефёдова… В тот же Серебряный Бор, в пансионат наш завалились… И такую камасутру закрутили…
(звонко хохочет)
Такую – конкретную камасутру, что весь пансионат на ушах стоял! От – воплей наших со Светкой! Помнишь?! Перекусим в ресторане, в речке искупнёмся и – в номер! Куролесить!
(помолчав, улыбается)
Ты нас тогда со Светкой в такие райские кущи закидывал… Ни у меня, ни у Светки такого никогда не было… Малые ведь были ещё… Мне – девятнадцать… Светка вообще только школу окончила…
(хохочет)
И к такому парню в постельку попасть! Чтоб он нас имел круглосуточно! Обеих – сразу! И – по очереди!
(помолчав, смеётся)
Я тогда, кстати, в первый раз и с девочкой, и с парнем была! Вместе – в смысле! Так здорово оказалось!
(помолчав)
А они, америкашки эти русские, дурачками оказались… Сервиз вшивый мне сунули! Знали бы – сколько я потом стала заколачивать! Когда – модельное агентство закончила! И сразу в Париж улетела! На – фотосеты, на – дефиле, на – показы всякие! Вот – дурни, да? Потом, наверно, локотки себе кусали! Что – такую девульку пробросили! Да поздно было…
ИНТ. КВАРТИРА СЕРГЕЯ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА
(внезапно замирает на пути из гостиной в спальню, тихо)
Ой…
(опирается рукой о диван, тихо)
Мамочки…
(медленно опускается на тёмно-вишнёвый ламинат, тихо)
Божечки…
(закрывает глаза, тихо)
Серёжа…
ИНТ. ДОМ ЛАРИСЫ – ДЕНЬ
ЛАРИСА
(прикасается своим бокалом к бокалу Сергея, тихо)
Я очень рада тебя видеть, Серёжа… Очень…
СЕРГЕЙ
(не поднимая бокал)
И я рад тебя видеть, Лара… В здравии… В прелести… В этом шикарном доме… Твой дом?
ЛАРИСА
(опешив)
А – чей же? Конечно – мой. На мои кровные и строился.
(залпом выпивает вино)
Проект финн один сварганил. Стекло и прочее у немчуры куплено. Плитка – из Италии. А возводить я чехов наняла. Хотя сама и прорабила, и калькуляцию подбивала, и уродам всяким от власти да инспекций башляла… Чтоб – участок этот в черте Питера по кадастровой цене выкупить дали… Сам знаешь: как у нас – всё… Только – через бабло… Но – ничего… Возвели, как видишь… Теперь, когда в рашу залетаю, хоть есть куда приткнуться…
(смотрит на бокал Сергея)
А ты чего не пьёшь, Серёж?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Я – за рулём, Лара.
ЛАРИСА
Да за каким рулём?! Что: некому тебя отвезти будет?! Жорик или Алик тебя потом по высшему разряду доставят! На – «тачке» твоей! Хоть – на Луну! Пей, не бойся!
ЛАРИСА пружинисто встаёт с пластикового стула, сбрасывает с себя на салатово-белый кафель большое красное полотенце и медленно влезает в короткий полупрозрачный белый халат. СЕРГЕЙ невольно смотрит на упругие, аккуратные ягодицы и длинные, стройные, загорелые ноги девушки.
СЕРГЕЙ
Ты, как всегда, – в прекрасной форме.
ЛАРИСА
(хохочет)
А то! Конкуренцию нынешним писюхам в нашем деле кто будет городить?! Как – не мы, тётки старые! У меня контракты на три года вперёд расписаны! С французскими домами, с миланскими прет-а-порте, с британцами, с япошками! Настригу вот за эти три года бабла… И на пенсию поковыляю! Кому сорокалетняя тётка будет нужна?! Куда мне – потом?! Из топовых моделек – в швеи-мотористки?! В закройщицы?!
Внезапно пространство бассейна гулко одушевляется каприччио двадцать четыре Вивальди. СЕРГЕЙ, привстав со стула, из заднего кармана чёрных джинсов достаёт смартфон.
СЕРГЕЙ
(глянув на дисплей, прикладывает смартфон к уху, тихо)
Да, родная.
(помолчав, тихо)
Да, скоро буду. Ещё немножко занят. Да, душа моя, через часик буду. Чем ты занимаешься?
(смотрит на Ларису, тихо)
Чем? Андерсена читаешь?! Скачала Андерсена и читаешь его сказки? Умничка.
ЛАРИСА медленно подходит к краю бассейна, роняет халат на салатово-белый кафель, широко взмахивает руками и, прыгнув, с коротким тихим всплеском входит в воду. Проплывает несколько метров под водой, выныривает и неспешным брассом достигает противоположного бортика.
СЕРГЕЙ
(глядя на Ларису, в смартфон, тихо)
Не тошнило тебя больше, нет? Покушала? Нет, кого-нибудь укуси, пока меня нет. Салатик скушай. Или – персик. Не сиди голодненькой.
ЛАРИСА пристально смотрит на СЕРГЕЯ, переворачивается в бирюзовой воде на спину и, блестя загорелой грудью, вновь проплывает бассейн. Ловко забирается на бортик, поднимает с кафеля халат, выпрямляется, медленно натягивает на мокрое тело прилипающую ткань, подходит к пластиковому столику, наливает полный бокал вина и залпом его осушает.
СЕРГЕЙ
(глядя на Ларису, в смартфон, тихо)
Да, родная. Я скоро буду. И мы поедем ужинать.
(засовывает смартфон в задний карман джинсов, тихо)
Извини, Лара. Жена волнуется.
ЛАРИСА
(пристально смотрит на Сергея, тихо)
Жена, говоришь, волнуется?
(улыбается, тихо)
Ну, пошли.
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, поднимает брови)
Куда?
ЛАРИСА
(улыбаясь, тихо)
Как – куда? Дом смотреть. Локацию эту вашу. Ты зачем сюда приехал? Дом смотреть или на девок голых? Пошли, Сергей Александрович.
(усмехается, тихо)
Родная… Сказки Андерсена… Душа моя… Такие – нежности…
СЕРГЕЙ, улыбнувшись, идёт вслед за ЛАРИСОЙ.
ЛАРИСА
(выходит из бассейна и останавливается посреди холла)
Смотри, Сергей Александрович.
ЛАРИСА коротко хлопает в ладоши, и большая гостиная озаряется мягким оранжевым светом. СЕРГЕЙ крутит головой.
ЛАРИСА
Ну? Каково? Подходит вам?
СЕРГЕЙ
(тихо)
Да. Красиво. И свет на звук хорошо настроен. Неужели финны акустику с освещением смастерили?
ЛАРИСА
(улыбаясь)
Ага, финны. Япошек выписала на хай-теки все эти. И свет они проводили, и акустикой занимались, и удалённый доступ по инету настроили. Чтобы – я из любой точки планеты могла глянуть: что в доме да около делается. А там…
(ведёт рукой)
Там – зимний садик. Будешь смотреть?
(Сергей кивает)
Мой – маленький рай.
(отодвигает большую полупрозрачную стеклянную дверь)
Заходи…
За клеткой просторной вольеры весело щёлкают, бормочут, клокочут разноцветные волнистые попугайчики. Рядом, в деревянных кадках жарко цветут оранжевые пышные гибискусы; стыдливо опустив бутоны с загнутыми алыми лепестками, лиловеют фуксии. В двух глиняных горшках растут небольшие деревца, увешанные мандаринами и лимонами. СЕРГЕЙ трогает пальцами бледно-сиреневые, с сизой обводкой и почти фиолетовые по краям, нежнейшие листочки бегонии.
ЛАРИСА
(за спиной Сергея, улыбаясь)
Как? Здорово я придумала? И в стужу, и в ливень, и в жару у меня – свой райский уголок.
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Да. Очень – красиво.
ЛАРИСА
(весело)
Пошли наверх! Ещё кой-чего покажу! Пошли, Серёжка!
СЕРГЕЙ выходит из зимнего сада и смотрит, как ЛАРИСА, аккуратно ставя узкие загорелые ступни, босиком поднимается по ступенькам белой винтовой лестницы.
ЛАРИСА
(остановившись на лестнице, весело)
Ну, Серёжка! Что замер?! Пошли скоренько! Пошли!
ИНТ. ДОМ СЕРГЕЯ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА, сидя в ступорозном оцепенении на тёмно-вишнёвом ламинате гостиной, смотрит на свой красный айфон. Протягивает дрожащую руку, брезгливо берёт айфон двумя пальцами и резко кидает в угол гостиной.
ИНТ. ДОМ ЛАРИСЫ – ДЕНЬ
ЛАРИСА отодвигает тёмную стеклянную панель и медленно входит в комнату. Над широкой низкой кроватью тут же зажигаются два круглых медово-алых бра. ЛАРИСА на ходу снимает халат, роняет его на белый ворс ковра и садится на край кровати.
ЛАРИСА
(прикрывая глаза, тихо)
Иди ко мне, Серёжа…
СЕРГЕЙ входит в комнату.
ЛАРИСА
(закрытыми глазами, протягивает руки, тихо)
Иди сюда… Иди ко мне…
Едва живот СЕРГЕЯ упирается в женские ладони, ЛАРИСА встаёт с кровати и медленно поднимает чёрную майку мужчины.
ЛАРИСА
(не открывая глаза, шёпотом)
Подними руки, Серёжа… Подними же руки…
(открывает блестящие глаза, шёпотом)
Не хочешь? Будешь в майке?
(кропит медленными поцелуями широкую, мускулистую грудь Сергея)
Окей…
ЛАРИСА опускается на колени и начинает расстёгивать тёмно-рыжий кожаный ремень чёрных джинсов СЕРГЕЯ.
ЛАРИСА
(расстёгивая ремень, шёпотом)
Я так тебя хочу, Серёжа… Так хочу… Я тебя столько ждала… Я тебя столько лет ждала… Столько лет хотела… Тебя, Серёжа… Тебя – одного…
(расстёгивает «молнию» джинсов, шёпотом)
Только – тебя…
СЕРГЕЙ
(прижимает руку Ларисы, тихо)
Не надо, Лара.
ЛАРИСА
(пытается вытянуть свою руку из-под широкой ладони Сергея)
Но – почему? Почему, Серёжа?
(улыбается, тихо)
Ты ведь тоже меня хочешь… Ух, как хочешь… Сильно хочешь… Сразу начал хотеть… Я же увидела… Я же сразу почуяла, как ты меня хо…
СЕРГЕЙ
(не отпуская руки Ларисы, тихо)
Я – женат, Лара. И люблю свою жену. А моя жена любит меня. И я никогда нашу семью не предам. Никому. Ни с кем. Ни за что. Прости.
ЛАРИСА
(потупившись, тихо)
Я – что: разводом тебя напрягаю?
(помолчав, тихо)
Любишь, так люби.
(смотрит на Сергея, тихо)
И не надо мне от тебя никакой любви. Понял? Ты нужен.
(резко)
Ты! Ты, Серёжа, мне нужен! Не эти – брюхатые, лысые, богатенькие – что меня всё купить хотят! А мужик конкретный нужен! Который меня так отымеет, что я на весь Питер взвою! Так заору, что глотку себе сорву, к чёртовой матери! Который так оттрахает, что меня ножки перестанут держать!
СЕРГЕЙ застёгивает «молнию» джинсов, кожаный ремень и опускает задранную чёрную майку.
ЛАРИСА
(медленно прикрывается светло-бежевой простынёй, тихо)
Который год фирмачей-козлачей отшиваю… Буратинок всяких жирных богатеньких… Хлыщей наглющих… Горилл светских… А когда…
(усмехается, тихо)
А когда сама захотела парня… Классного, сильного, умного, конкретного парня, то…
(вдруг заливисто хохочет)
Меня саму послали! Далеко и подальше! Как – уродку какую! Как – дуру последнюю! Которой самой невтерпёж мужику на член прыгнуть!
(блестя слезами, помолчав, тихо)
А знаешь, Серёж… Твоей жене очень повезло с мужем… С тобой, Серёжа… Ей очень повезло с тобой… Она даже не представляет – как ей с тобой повезло…
(блестя слезами, помолчав, тихо)
Прости меня, дуру… Я ведь тоже не понимала… До сих пор не понимала: какой – ты… Только сейчас поняла… А то, что между нами было… Да, было… Именно – было… И этого уже не вернуть… Никогда… Прости меня, бабу дурную…
СЕРГЕЙ
(тихо)
Лара, ты ни в чём не вино…
ЛАРИСА
(тихо)
Я послезавтра улетаю в Рим. После – в Лондон. Потом – в Токио. Меня здесь не будет. С полгода… Я отдам мальчикам распоряжение… Снимай тут всё, что хочешь. Как – хочешь. В любое время. Хоть – круглые сутки…
СЕРГЕЙ
(отодвигает дверь спальни, тихо)
Спасибо, Лара. Но нам не подходит эта локация. Чересчур – шикарная. Извини. Удачи – тебе.
НАТ. УЛИЦЫ ПЕТЕРБУРГА – ДЕНЬ
Чёрная BMW X6 быстро едет по чёрному от моросящего дождя дорожному полотну. Чуть притормаживает на мигающем жёлтыми огнями светофоров перекрёстке и вновь набирает скорость.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(глядя на дорогу, про себя, тихо)
Чёрти что, короче… Точно: настоящее есть прошлое, отражённое в бесчисленных кривых зеркалах будущего…
(помолчав, про себя, тихо)
С конца девяностых прошлого века не виделись, не слышались… И – нате вам… Собственной персоной… Захотелось ей, видите ли… Барыня-сударыня… В хоромах хай-тековских… «Шабли» дует… Челядью помыкает… Шницель по-венски… Ризотто… Клубничный мусс – со сливками…
(усмехнувшись, про себя, тихо)
Думала: сиськами-письками передо мной посверкает, и я к ней в перину кинусь… Вроде ж, не глупая девчонка была… Да, заводная… Но – с душой… С сердцем…
(помолчав, про себя, тихо)
Видела же и обручальное на пальце, слышала – как я с женой говорю… И всё равно в спальню потащила… Всё ей –
пофиг… Потому что захотелось… Ей захотелось… Просто захотелось со мной трахнуться… По – старой памяти, так сказать… Отхватить своё и в парижи с римами умчаться… Деньгу заколачивать… А то, что тем самым я предам свою жену… Нет, потом, вроде, включила совесть…
(усмехнувшись, про себя, тихо)
Совсем недавно, кстати, пристали… Знакомый один давний пристал… Звукач с «Мосфильма»… С вопросом пристал: что делать, когда тебя предали? Рога, видите ли, ему его благоверная наставила… Ну, если – по законам военного времени, как говорится… Но военное время, вроде, пока не ввели… А то бы многих дамочек с мужичками уже перестреляли… Законно, так сказать…
(помолчав, про себя, тихо)
Да, наверно, ничего не надо делать… Человек добровольно вступает в славное сообщество иуд… Прекрасно там себя чувствует… Обменивается опытом с себе подобными… И что, собственно, со всем этим делать? Вызволять его оттуда? Спасать? Вразумлять? Ну, кто-то там бросается в беспробудное пьянство… Или – в блуд… Или – с моста… Так то, наверно, – зря…
(помолчав, про себя, тихо)
А вымарать из себя иуду ещё долго не получится… Придётся учиться с ним жить внутри… Как – с опухолью… И не надо даже пытаться иуду оправдать… Ни – полом, ни – вероисповеданием, ни – сексуальной ориентацией, ни – имущественным цензом… Ничем…
(помолчав, про себя, тихо)
Потому как – бесполезно… Вы доверили человеку свою жизнь… Своё будущее… Поверили ему… А вас предали… Теперь и живите с этим…
(помолчав, про себя, тихо)
Ну, разве что небольшой отрадой может послужить то, что вы сами никогда и никого не предавали… А поскольку предательство – заразно, то, значит, и самого того иуду скоро предадут… Да и само предательство в их славном сообществе станет таким же привычным делом, как для порядочных людей – верность, любовь, вера… Которые не подразумевают предательств… Потому что при малейшем намёке на предательство нежность, доверие и уважение просто испаряются…
(помолчав, про себя, тихо)
И. Оставив иуду в среде им подобных, не надо бояться отдавать свои сердца… Сердца – не только для того, чтобы перекачивать кровь… Они существуют, чтобы дарить нежность, любовь, приязнь, радость, прелесть… Если не тратить свои сердца на эти простые и в то же волшебные земные чувства, есть риск однажды самому кого-то предать… И даже не заметить этого… Не заметить того, что сам превратился в иуду… Не заметить, пока тебе об этом не намекнут другие люди…
НАТ. УЛИЦЫ ПЕТЕРБУРГА – ДЕНЬ
BMW X6 поворачивает в тёмную арку, проезжает её, медленно катится по двору и бесшумно останавливается у подъезда дома.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
А, может, в «Палермо», что – на Фонтанке, Жасминку вытянуть? Вроде, тошнить её перестало… Брускеттой с лососем и рукколой перекусим… Лазаньей Болоньезе побалуемся… Или – тальятой из тунца с рататуем и каперсами… Музыку живую послушаем… Баркаролы гондольеров… Птички, вроде, там раньше щебетали…
ИНТ. КВАРТИРА СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
Металлическая дверь, чуть скрипнув петлями, зажигает и почти сразу тушит на стене прихожей прямоугольник света. Большой тёмный силуэт щёлкает замками двери, и спустя мгновение коридор озаряется мягким оранжевым теплом. СЕРГЕЙ прислушивается к звукам квартиры, медленно разувается, вылезает из тёмно-рыжей кожаной куртки, тихо проходит по коридору на кухню, открывает громадный холодильник, достаёт стеклянную бутыль с соком и, ритмично работая кадыком, пьёт. Оборачивается и видит в дверном проёме кухни ЖАСМИНКУ.
ЖАСМИНКА
(дрожа, тихо)
Как ты мог? Как ты мог, Серёжа? Я же…
(помолчав, дрожит, тихо)
Я же ребёночка нашего ношу… Детку нашу ношу… Нашу девочку… А ты… Со мной… Так…
(помолчав, дрожит, тихо)
Я же не виновата, что… Что во мне – девочка наша… Я же в этом не виновата… Мы же вдвоём этого хотели… Вместе…
(помолчав, дрожит, тихо)
А ты нас предал… Взял и предал… Всё наше… Всё наше родное предал…
(помолчав, дрожит, тихо)
Как ты мог? Как ты мог, Серёжа? Взять и нас предать? Меня, нашу девочку, нас?
(помолчав, дрожит, тихо)
Как ты мог себя предать? Как?
СЕРГЕЙ
(тихо)
Родная, ты сама себя слышишь? Слышишь – что говоришь? Чем я нас пре…
ЖАСМИНКА
(вдруг, отчаянно)
Чем?! От тебя девкой несёт! Девкой чужой несёт! На всю квартиру несёт! На – весь дом! Аж дышать на може…
(задохнувшись, тихо)
Я себя всю тебе отдавала… Всю – до капельки… До – донышка… Только тобой жила… Только тобой дышала… Каждый – день… Каждую – секундочку…
(переводит дыхание, тихо)
А ты нас предал… Предал, Серёжа…
(блестя глазами, медленно опускается на пол кухни, тихо)
Я не хочу жить… Не хочу никаких детей… Я ничего от тебя… Ничего не хочу… Я ненавижу тебя… Как ты мог? Так… Со мной посту…
СЕРГЕЙ аккуратно поднимает Жасминку с пола и сажает на кухонный табурет.
СЕРГЕЙ
(присев перед Жасминкой, тихо)
Я сегодня работал, душа моя. Работал, слышишь? Ты слышишь меня? Никого не предавал и никому не изменял. Просто работал. По – своим задачам.
(обнимает дрожащие колени Жасминки)
Да, отъезжал смотреть одну локацию. В Ушково. Курортный район. Есть такой в Питере. Хозяйкой дома оказалась старой знакомой. Старой, в смысле, – из девяностых годов того века. А сам дом… Да, весь – от пола до потолка – пропахший. Духами – каким-то цветочными, дезиками, одорантами, ещё чёрт его знает чем… Хозяйка ж дома – моделька… Топовая – к тому ж… Видать, из парфюмов своих круглосуточно не вылезает… Наверно, и я пропитался… Пока – дом смотрел…
(помолчав)
Ну, поболтали мы с Ларисой этой… Посмеялись чуток… Прошлый век вспомнили… Лет двадцать же не виделись…
(пожимает плечами)
Да и тогда, в девяностых, у нас ничего особо не было… Любовей – тем более… Так, чуток покуролесили по молодости… Только – и всего.
(садится на пол и прислоняется спиной к стене кухни)
А ты что себе опять напридумывала? А, радость моя?
(смотрит на притихшую Жасминку)
Ты же прекрасно знаешь, что меня без тебя не существует… И без нас меня просто нет на этом Свете… Знаешь ведь, что ты – это я… А я – это ты… Однажды и навсегда… Навечно…
(помолчав, тихо)
Хотя… Ты – права…
(усмехается, тихо)
Всё-таки, наверно, изменил…
(помолчав, тихо)
В мыслях – конечно…
(помолчав, тихо)
Даже – не в мыслях, а… Словом, полюбовался этой Ларисой пару-тройку раз…
(пожимает плечами, тихо)
Она с девяностых как-то вообще особо не изменилась… Есть такие женщины, которых возраст не берёт… Ну, да – модель, фотосеты, подиумы, дефиле… Надо себя держать в форме…
(помолчав, тихо)
Да, родная… Ты – права… Изменил…
ЖАСМИНКА
(вдруг, опускаясь перед Сергеем на колени)
Да как – изменил, Серёж?! Чем – изменил?! Ты – что, родной?! Тем – что на девочку красивую смотрел?!
На – эту свою знакомую?! Это – измена?!
(смеётся)
А если я мальчика какого пляжного с Крыма вспомню, тоже тебе изменю?! Ой, божечки…
(обнимает Сергея)
Родненький! Ну, что ты такое говоришь? Ты же – парень! Обалденный парень! И, конечно, на девочек смотришь! И они на тебя смотрят! Даже дышать забывают – вот как на тебя смотрят! Как же на них не смотреть?! С закрытыми глазками, что ли, ходить?!
(смеясь, целует Сергея)
Так мой Серёжик шишки себе набьёт! Если – с закрытыми глазками будет ходить! Ой…
(переводит дыхание, тихо)
Это я… Это я опять накосячила… Чёрти что себе накрутила…
(смеётся, тихо)
Сердечко вдруг так ёкнуло… Ни с того ни с сего… И поплохело сразу…
(пожимает плечами)
От мыслей дурных… Чёрти что причудилось… Глупости всякие…
(целует Сергея)
А ты работал… Опять работал… Я дурью маялась, а ты работал…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Лучше заниматься дурью, чем маяться делом…
ЖАСМИНКА
(переводит дыхание)
Ой… А я так напугалась… До сих пор трясёт… Немножко… Я… Я сейчас… Сейчас успокоюсь и…
(обнимает Сергея)
И ужин нам приготовлю… Ты же опять ничего не кушал… Целый день ничего не кушал… Эта… Моделька-сарделька твоя… Ничем тебя не покормила? Или покормила?
(Сергей отрицательно качает головой)
Такая – жадная? Жалко было моего Серёжика покормить? Или – нищая? Или – дурная?
(Сергей, улыбаясь, пожимает плечами)
Я сейчас приготовлю нам…
(помолчав)
Что ты хочешь покушать? Салатики разные нам сделать? Бутриков запечь? Разных: с рыбкой красной, с мяском, с сыром? Чтобы – долго с готовкой не возиться. Да, родненький?
(целует Сергея, тихо)
Ты меня прости, родной… Прости, что заистерила… Что – заревновала опять… Как – дурочка… Не ревную-не ревную и вдруг… Как найдёт что-то… Как дурь найдёт на меня… Так ревновать начинаю… Так начинаю… Как – идиотка. А, может…
(помолчав, тихо)
А, может, и – не дурь. Может – страх. Страх потерять тебя. Нас потерять. Это… Это – ужасный страх, Серёжа… Такой – страшный страх, что просто – ужас… Что просто…
СЕРГЕЙ
(вдруг, улыбаясь)
А давай в городе покушаем? Чтобы – не готовить. А, родная? Есть такой кабачок милый – на Фонтанке… «Палермо» называется…
(помолчав, улыбается)
Да – «Палермо». Но – без мафии. С живой музыкой. С очень вкусной кухней. С видом на речку. С птичками…
(помолчав, улыбается)
Хочешь на птичек щебечущих посмотреть?
ЖАСМИНКА
(живо)
Птичек?! Каких – птичек?!
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Весёлых.
НАТ. УЛИЦЫ ПЕТЕРБУРГА – ВЕЧЕР
BMW X6 медленно катит вдоль набережной Фонтанки.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ВЕЧЕР
ЖАСМИНКА
(крутит головой по сторонам)
Так ты нашёл там… В доме том… Можно там ваше кино снимать?
СЕРГЕЙ
(глядя на дорогу)
Нет, родная. Всё – чересчур. Очень – чересчур. Не может быть у героев нашего сюжета такого дома. Не нувориши – они… Не олигархи – какие-то… Да – не нищие, конечно… Но чересчур не живут…
ИНТ. ЗАЛ РЕСТОРАНА «ПАЛЕРМО» – ВЕЧЕР
ЖАСМИНКА
(уплетая капрезе)
Это ж… Та же – моцарелла? Да, Серёж? Которую мы с тобой в Италии лопали?
СЕРГЕЙ
(кивает)
Да, родная… Моцарелла… Со – свежими томатами и базиликом… А как тебе – суп из белых грибочков? Понравился?
(улыбается)
Так его уплела… В мгновенье ока… Проголодалась, да? Я не кушал… И ты весь день голодненькая сидела…
ЖАСМИНКА
(пожимая плечами, жуёт)
Не хотелось кушать… Без – тебя… А потом… Сценарий твой читала… Историю эту… Про – мужчину больного… Про – жену его с дочкой… И перенервничала, наверно…
(помолчав, тихо)
Вот так живёшь, живёшь… И вдруг – бац. Болезнь. И не просто – болезнь, а – страшное что-то. И жить осталось чуть-чуть.
(помолчав, тихо)
Вот как так жить, когда тебе говорят, что чуть-чуть осталось? Как? Что тогда делать, когда – чуть-чуть?
(помолчав, тихо)
Если бы мне такое сказали, я бы… Не знаю: что бы делала…
(помолчав, тихо)
Нет, знаю. Я бы тогда с тобой каждую секундочку была. Пока – живая. Каждую секундочку, что мне остались. Чтобы тобой надышаться. Надышаться как можно больше… Моим родным, нежным, дивным, близким… Надышалась бы… Сколько бы дыхания хватило… И ушла бы. А он…
(помолчав, тихо)
Мужчина этот… Наоборот. Наврал жене. Наврал, что полюбил другую женщину… Наврал, что к ней уходит… А сам…
(помолчав, тихо)
Ой, Серёж. Ты всегда такие истории сочиняешь, что… Что сердечко плакать начинает…
СЕРГЕЙ
(тихо)
А – роль? Роль дочери этого мужчины… Хочешь эту роль сделать? Понравилась эта девушка?
ЖАСМИНКА
(растерянно)
Да. Наверно. Я же… Я же вообще никогда и никого не играла… А тут – роль… Со – словами… Говорить надо всякое… Сначала на папку своего обижаться… Что – дома не ночевал… И не позвонил… А она с мамкой волновалась… Потом надо айфону новенькому радоваться… Ой.
(замирает)
Я же свой расколотила… Кинула в угол… Чёрт его знает – что на меня нашло… Как заревновала вдруг… И в угол кинула айфончик…
(помолчав, тихо)
Потом в себя пришла… Смотрю: стекло разбито… И не включается… Погас и не фурычит…
(помолчав, тихо)
Вот же – дурочка… Мне о детке надо думать… О детке нашей заботиться… А от ревности с ума схожу… Как – идиотка…
СЕРГЕЙ
(смотрит в меню, улыбаясь, тихо)
На десерт моя волшебная идиотка что будет: медовое яблочко с грецкими орешками и изюмом на подушке из шоколада или штрудель с ванильным мороженым и клубничным соусом или трюфеля ручной работы?
ЖАСМИНКА
(млея, тихо)
И – яблочко с грецкими орешками, и – штрудель с мороженым, и – трюфеля…
СЕРГЕЙ
(лукаво)
Не лопнешь, душа моя?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Лопну, свет моих очей. От счастья лопну. От – счастья с тобой, мой родной…
НАТ. НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ ПЕТЕРБУРГА – ВЕЧЕР
В оживлённом потоке машин освещённого Невского проспекта, не спеша, катит чёрная BMW X6.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ
(глядя на дорогу)
Я сначала хотел в полный метр втиснуть пять-шесть историй… Вроде, втиснул… На – девяносто минут… Потом смотрю: нет. Хрень какая-то выходит. Не стыковочная. Не монтируются истории друг с другом: дед-фронтовик – с девочкой ландшафтным-дизайнером, училка математики – с раковым больным…
(смотрит на дорогу, помолчав)
Зеркало жизни разбилось… На – сотни осколков… И так просто… Тем более – искусственно их не соединить в одном полном метре… А придумывать какие-то смысловые, изобразительные, сюжетные мостики… Вообще галиматья получится… Тогда-то и пришла идея сериала… Под рабочим названием «осколки зеркала»… Каждый будний вечер показывать зрителю один осколок… Пусть каждый, кто будет смотреть наше кино, в него посмотрится… Типа, как – в кривое зеркало… И, быть может, в этом осколке увидит своё искажённое отражение… И тут уже дело совести каждого – принять это своё искажённое отражение за истинное или не принять… Зажмуриться, переключить канал, идти покурить или дуть пиво с чипсами…
(смотрит на дорогу, помолчав)
Совесть нынче становится таким же рудиментом, как стыд, бескорыстие, достоинство… Сейчас пронять или пробить душу человека так же сложно, как пуле – броню танка… Но. Есть не большая надежда на то, что увидев самого себя – искажённого, уродливого, мерзкого, трусливого – человек хоть чуть-чуть одушевится… Не одухотворится, конечно, нет… Но станет хоть самую малость одушевлённым, сострадающим, человечным…
(смотрит в зеркало заднего вида)
Да – родная?
В зеркале заднего вида, чуть покачивая головой в такт движению автомобиля, ЖАСМИНКА крепко спит.
СЕРГЕЙ
(глядя на дорогу, улыбается, тихо)
Вот и я – об этом… Жасминка дрыхнет… А жизнь идёт…
НАТ. УЛИЦА ПЕТЕРБУРГА – ВЕЧЕР
BMW X6 медленно поворачивает с проезжей части в полутёмную арку дома, выныривает из арки и, прокатив несколько десятков метров по двору, тихо тормозит у подъезда.
ИНТ. САЛОН BMW X6 – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ, глянув в зеркало заднего вида на спящую ЖАСМИНКУ, поворачивается и долго смотрит на девочку.
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, про себя, тихо)
Интересно – что сейчас снится этому дивному чаду?
(помолчав, про себя, тихо)
Апрельские метели, что в мае отлетели? Иль трепет юной ветлы – в объятьях нежных ветра? В скрипучих охах сосен – дыханье спящей осени? Иль вьюжных тополей – сугробы средь аллей? Под бирюзовым небом – полей цветущих нега?
ЖАСМИНКА
(во сне, тихо)
А-ах…
СЕРГЕЙ
(глядя на Жасминку, улыбается, тихо)
Это дивное чадо просто расцветает с беременностью… Да, превращается в юную чудесную женщину… Женщину-мамочку… И токсикоз прошёл, слава Богу… Ишь, как сегодня трескала… Всё, что было на столе, умолола… Подчистую…
(помолчав, про себя, тихо)
Конечно… Детка в животике растёт… Кушать требует… Так что нынче Жасминка за двоих лопает… И – за себя, и – за маленького…
(помолчав, про себя, тихо)
И перенервничала, к тому ж… Как она почуяла Лариску? Уму не постижимо… Каким – шестым чуством, спрашивается?
(усмехается, про себя, тихо)
А если б увидела… Лариску голую – со мной… Как – она при мне, нагая, плавала, вытиралась, ходила… Как – приставала потом… Если б Жасминка всё это увидела, то… Вообще бы убила… На – месте…
(помолчав, про себя, тихо)
Наверно, мы действительно становимся одним существом… С одним сердцем… С одной кровеносной и нервной системой… И то, что буду делать я – с кем бы то ни было, где бы то ни было, когда бы то ни было – будет со мной делать и Жасминка… По крайней мере, будет это отчётливо чувствовать… Всем своим, а, точнее, нашим общим и неделимым организмом…
(помолчав, про себя, тихо)
Право, даже и не знал, что такое может быть… А всё это есть… И – не в фантазиях или бреднях чьих-то… Наяву есть… Есть и происходит со мной… С нами происходит… Здесь… Наяву… Мистика – какая-то…
(помолчав, про себя, тихо)
Ладно. Весёлый сегодня денёк получился…
НАТ. ДВОР ДОМА СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
Из водительского места BMW X6 выбирается СЕРГЕЙ, обходит джип, открывает правую заднюю дверь машины, нагибается над ЖАСМИНКОЙ и осторожно подхватывает спящую девочку под талию и коленки.
ЖАСМИНКА
(вдруг открывая глаза, тихо)
Ты что – сдурел? Ну-ка… Пусти меня…
(помолчав, тихо)
Тебе больше пяти кагэ поднимать нельзя.
(зевнув, смотрит на Сергея, тихо)
Вот годик пройдёт… Тогда… Если будет всё нормально, и будешь… Меня на руках носи-о-о-о…
(зевает, тихо)
Ой. Я задремала… Чуть-чуть.
(улыбаясь, смотрит на Сергея)
Так вкусненько мы с тобой покушали, что я… Задремала…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь, тихо)
Тогда сама выходи… Ножками… И пойдём дома досыпать…
ЖАСМИНКА зевает, медленно вылезает из джипа, сладко потягивается и обнимает СЕРГЕЯ.
ЖАСМИНКА
(обнимая Сергея, тихо)
Спасибо – тебе, родненький… За – вечер… За – ужин…
(помолчав, тихо)
Нет. Не – за вечер с ужином. За – себя спасибо. За – нас. Ты нас… Ты нас так бережёшь, что… Так сильно и нежно бережёшь, что я просто… Я, как бы… Как бы – внутри тебя… Внутри твоей заботы, твоей любви, твоей силы, твоего добра… Как бы – окружена тобой… Вся, целиком…
(целует Сергея, тихо)
Ты меня прости, родненький… Прости меня, мой хороший… Просто… Просто мы с деткой разволновались… И напридумывали себе чёрт знает что…
НАТ. ОСЕННЕЕ НЕБО – НОЧЬ
Встречные потоки несколько раз переворачивают ЖАСМИНКУ, а острая холодная струя влажного ветра больно бьёт девочке по глазам.
ЖАСМИНКА
У-у-у-у-у-у-у-й… Лети-и-и-и-и-и-и-и-им… Лети-и-и-и-и-им… Серё-о-о-жа-а-а-а…
ЖАСМИНКА, падая, смотрит по сторонам: гористо-мшистый горизонт быстро кренится, уходит из-под неба; жаркое солнце на несколько мгновений больно бьёт по глазам, и через пару секунд небесная водная гладь с мелким белёсым каракулем на поверхности застилает собой весь мир.
ЖАСМИНКА
(падая, истошно)
Серё-о-о-жа-а-а-а!
(смотрит на приближающееся море, в ужасе)
Серё-о-о-жа-а-а-а!
НАТ. ПОВЕРХНОСТЬ ЧЁРНОГО МОРЯ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА истошно вопит и, подняв столб искрящихся брызг, как живой снаряд, врезается в поверхность моря.
ИНТ. СПАЛЬНЯ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – НОЧЬ
ЖАСМИНКА резко вскидывается на подсвеченной мерцанием ночника постели. Шумно дышит.
ЖАСМИНКА
(сидя в постели, тихо)
О, Господи…
(прикладывает правую ладошку к животу)
Мамочки…
(медленно гладит ладошкой живот, шёпотом)
Тихо, моя деточка, тихо… Не волнуйся… Не бойся, моя девочка… Всё – хорошо… Я – с тобой, родненькая… Не бойся, моя маленькая…
ЖАСМИНКА левой рукой дотягивается до выключателя бра, и ровный мягкий оранжевый свет окрашивает спальню.
ЖАСМИНКА
(закрывает и открывает глаза, тихо)
О, Господи… Надо же опять такое приснить…
(помолчав, тихо)
Как – наяву…
(медленно проводит ладонью по лицу, тихо)
Опять – кошмарики… На – воздушной шарике…
(медленно поворачивается и садится на край кровати, тихо)
Одна… В море… С неба…
(ёжится, тихо)
Бр-р-р-р… Ужас – какой…
ЖАСМИНКА опускает обе ножки на тёмно-вишнёвый ламинат, дотягивается до висящей на спинке кровати оранжевой майки, вылезает из-под одеяла и, встав, в два приёма забирается в майку.
ИНТ. ГОСТИНАЯ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – НОЧЬ
СЕРГЕЙ, сидя на диване с ноутбуком, смотрит, как ЖАСМИНКА босиком медленно, словно сомнамбула, проходит гостиную. Через несколько мгновений слышатся шум спускаемой воды, шлёпанье ног по полу и стук дверцы холодильника. ЖАСМИНКА, на ходу глотая апельсиновый сок, делает пару шагов по гостиной. Останавливается. Держа стакан с соком в правой руке, утопает маленькими ступнями в податливой упругости чёрной кожаной поверхности. Забирается на диван. Опираясь левой рукой за плечо СЕРГЕЯ, перебрасывает свою ножку через его голову и умащивается попкой на спинке дивана. СЕРГЕЙ, улыбаясь, прихватывает руками узкие стопы девочки.
ЖАСМИНКА
(отпив сока, смотрит на экран ноутбука, тихо)
Зимняя утренняя Сванетия – солнечна, сыра и свежа…
На дымчатом сизым, прозрачным туманом пике Ушба – последние следы ночи: гигантские чёрные тени, которые вслед восходящему за предгорьем солнцем алеют, наливаются ярко-розовым густым воздухом и медленно, как мареновый вековой ледник, сползают в невидимые зевы ущелий…
(помолчав, тихо)
Так – красиво, Серёж… Очень – красиво… Аж сразу туда захотелось… В Сванетию твою…
(помолчав, тихо)
А почитай мне, родной… Я так люблю, когда ты сам читаешь… Я от твоего голоса сразу с ума схожу… Так – бархатно слова звучат, так выпукло, так нежно и так сильно… Я словно в первый раз все твои слова слышу… Вроде – знакомые слова, а – такое чувство, что раньше они были какими-то маленькими, никудышными, тусклыми… А когда ты начинаешь читать, слова становятся цветными, вкусными, громадными… Почитай мне, родной… Ну, пожалуйста… Хочешь сока?
СЕРГЕЙ
(отрицательно покачав головой)
А почему мы не спим?
ЖАСМИНКА
(утерев запястьем губы, хитро)
А – не с кем. Проснулась, а мужа опять нет. Убежал куда-то.
(обнимает шею Сергея)
Ну, почитай, родненький… Ну, пожалуйста…
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
То, что однажды, полвека назад, я вынырнул не из околоплодных вод матери, а был рождён в потаённых иссиня-чёрных глубинах моря, мне стало очевидно давно. Море для меня – та вселенная, которая никогда не примет обратно. Не позволит в ней утонуть. Захлебнуться. И пойти на дно. Так же, как нынче мне невозможно вернуться в материнское лоно, вдохнуть полными лёгкими то прозрачное и солоноватое, в котором все будущие младенцы покорно плавают чуть менее земного года, и перестать дышать. Да, каюсь, несколько раз пробовал.
ЖАСМИНКА
(вдруг)
Как это – пробовал? Зачем пробовал? Утонуть пробовал?
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
Чёрта с два. Вдыхал тёплый солоноватый бульон, но где-то посреди носоглотки вода останавливалась и гейзером выплёскивалась наружу. Погружался на колкое песочное морское дно, выдыхал из лёгких воздух и часа, примерно, полтора после этого обнаруживал себя среди удивлённых дельфинов, а горизонт вечернего моря казался фиолетовой грядой далёких гор, которая вырастала из свинцово-индигового неба…
СЕРГЕЙ откидывается на спинку дивана, и ЖАСМИНКА тут же загорелыми ножками обвивает мужскую грудь. СЕРГЕЙ
прихватывает руками пальчики ножек ЖАСМИНКИ и, улыбнувшись, целует правую девичью коленку.
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
Ах, да. Русалочки. Кожа молодых морских русалок – нежная и почти прозрачная: бирюзовые ручейки жилок оттеняют бледный воск бёдер, смолистые кудри неподвластны озорным струйкам воды, глаза переливаются – с ослепительно солнечных карих искр до волшебной небесной лазури. Даже не пытайтесь поймать или заманить в свои объятия русалочку. Вот они стайкой летят за тобой, влекомым упругим черноморским течением; подобно стае шаловливых дельфинов, обгоняют тебя; заглядывают тебе в лицо; но только ты хочешь коснуться ладонью маленькой девичьей груди или – утлой впадинки между топориков лопаток, как хватаешь рукой только тёплую вечернюю воду; а между пальцев – не прядь волос, а – несколько осклизлых, сорванных с мутного, илистого дна, водорослей. И – неправда, что от русалок пахнет рыбой. Нет. Благоухает йодистым ароматом морской свежести, ещё – лавандой или – ладаном, но – не церковным, подожжённым, а чуть расцветшим, юным, свежим…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Вау…
(эхом, тихо)
Благоухает йодистым ароматом морской свежести, ещё – лавандой или – ладаном, но – не церковным, подожжённым, а чуть расцветшим, юным, свежим…
(тихо)
Обалдеть, Серёжа… Ты так сочиняешь… Так сочиняешь, что… Что я сейчас описаюсь…
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
Знаете – чем южные ночи отличаются от северных? Правильно. Цикадами. В северных широтах они просто не растут. А тут… Лезут тебе в волосы, плюхаются на грудь, забираются подмышки. И ещё – светлячки…
ЖАСМИНКА
(восторженно, вдруг)
Ага! Точно! У нас их там – целая куча! Светлячков этих! И все мигают!
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
Я, зная с детства азбуку Морзе, попытался было понять – о чём это они таком говорят. Увы. Получилась какая-то тарабарщина. И оглушительно пахнет лавандой и жасмином. Ночной Крым – волшебен. На побережье – светлячки городских огоньков, а поднимешься чуть выше, и тебе в макушку утыкаются звёзды. Небо, словно чёрно-синим плащом, накрывает тебя, и тишину прерывают разве что редкие осыпи. Ночной Крым – изумителен. А все дрыхнут. И не видят ничего. Ни – огромной луны, слопавшей тучное облако; ни – симфоний цикад под дирижёрством самого Бога – а кто другой вправе создать такую дивную музыку; ни – хрустальных звёзд – тем особым волшебным звоном, который не в состоянии воспроизвести даже самая изысканная земная Богемия; ни…
(глядя на экран ноутбука, помолчав, тихо)
Эта ночь. Первая ночь. Остатка нашей жизни. А когда всё-таки преодолеваешь животный ужас вновь оказаться абсолютно бесчувственным к тому леденящему кошмару, который во всех разумных граждан вселяет ночное – зловещее в этой чернильной оглушительной декабрьской мгле – море, из-за креповой облачности выныривает подсвеченная солнцем Луна, и серебристая дорожка мягко касается твоих мокрых, струящихся в этом бледном сиянии, ступней, груди, а далёкий берег кажется призрачным кораблём с мерцающими огоньками иллюминаторов. Но – на якорной стоянке. В то время, как ты – бестелесный плотью, но одушевлённый нагой негой – поначалу вольно дрейфуешь по глянцевому морщинистому чёрному шёлку, а потом и сам становишься морем: с ручьями артерий и вен; с немыслимыми глубинами заоблачных вершин внутри самого себя; с мерцающими созвездиями на обратной стороне век; любопытное зрение пытается заглянуть за край Вселенной, а предохранительная чека рассудка ехидно подсовывает броуновское мельтешение прозрачный амёб да инфузорий-туфелек.
ЖАСМИНКА
(заворожённо, тихо)
Одушевлённый нагой негой…
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
Да, ты сам становишься морем, и, собственно, не имеет никакого значения – кто кем однажды был рождён: ты – этим наваристым, кишащим проблесками живой материи бульоном, или же твоя кровь в какой-то момент вышла из берегов и заполнила пустоты мироздания солоноватой нежностью.
ЖАСМИНКА
(заворожённо, тихо)
Солоноватой нежностью…
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
И уже никогда не получится пройти альпийским траверсом – левая, чуть согнутая нога в тяжёлом рифлёном ботинке опущена вниз; тугой тонкий канат сквозь куртку, свитер и плотные брезентовые штаны неумолимо режет пах и грудную клетку; а натруженные, гудящие от усталости руки тянут тебя, задыхающегося от напряжения – из декабря года уходящего в самое начало января будущего. Которого ещё нет. И который уже есть. Просто не получится. Если я рождён морем, то горы – это мой последний приют. Тугой тонкий канат обязательно лопнет. С отвратительным глухим стоном. Или внезапный порыв холодного ветра сдует меня в бездонную оглушительную пропасть. А-а-а-а-х-а-а-а, захохочет эхо на мой последний первый вопль. И я буду лететь вверх, на самое дно начала своей новой посмертной жизни.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ой, Серёжа… Не надо… Не надо никуда лететь…
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
Но горы не спят. Это только кажется, что эти причудливые – тёмно-серые, с белоснежными искрящимися на солнце снежными шапками – исполины дремлют. Нет, не дремлют. Каждое новое мгновение горы разные. Вот молочно-сизая взвесь утреннего тумана зажглась ослепительным радужным сиянием, и в этой зыбкой сливочно-пепельной зяби по предгорью плавно поплыли величественные чёрные тени. Или – наоборот: тени-гулливеры мягко потащили за собой подковообразную седловину между двумя вершинами – материнской властной и дочерней покорной – в сторону движения солнца, и миг спустя дрожащий звенящей свежестью воздух отозвался раскатистой – ш-ш-ш-ш-шу-у-у-у-ух-х-х-х… – осыпью.
ЖАСМИНКА
(эхом, тихо)
У-у-у-у-у-ух…
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
А многовековой мореновый ледник вдруг затрещал так, что сам громовержец на небесах замер и удивлённо посмотрел вниз, на Землю: что за там неведомое чудовище смеет заявлять свой оглушительный рык. Горы никогда не спят. И это бессонное бодрствование не даёт уснуть и мне: чуть выхоложенному, с гулким, встревоженным сердцем и отчаянной восторженной асистолией, едва проходишь прочный, утрамбованный, плотный наст обледенелого предгорья, и внезапно, в метрах десяти позади тебя, прямо за твоей спиной, тонны льда, снега и камней с упоительным грохотом рушатся в широкую зубастую бездонную расщелину. Над которой ты только что прошёл.
Хорошо, что успел позавтракать. Лаваш был почти горячим, сулугуни я не резал ножом, а ломал тугую, остро пахнущую овечьим молоком мякоть сыра. Чёрный горячий, терпкий чай.
Где-то далеко внизу белеет отара, утреннюю тишину растворяет разноголосое блеянье, и, спустя мгновение из-за тёмно-серой горной гряды появляется старый худощавый чабан – Илларион.
Да, мне никогда не вернуться в материнское чрево моря. Нет, я никогда не буду рождён бирюзово-белыми ледниками Сванетии. Но. Лучше гор может быть только море. То, которым ещё не рождён.
ЖАСМИНКА, ножками-ручками обнимая СЕРГЕЯ, осторожно опускает голову на его левое плечо и замирает.
СЕРГЕЙ
(глядя на экран ноутбука, тихо)
А мерцание спустя стоишь на брегах Невы и смотришь на свинцовое декабрьское течение этой странной реки. Говорят, что нельзя войти в одну и ту же воду. Да, наверно, – нельзя. Если только эта вода – вне времени. Нева осталась такая же. С тех утр или вечеров, когда в неё смотрелся Пушкин – рядом со своим циничным и несчастным Онегиным. Оказывается, свойство воды – не утекать, подобно годам. Дивное свойство воды – всё сохранять. Бережно. Не растеряв ни одной капли из увиденного ею. Не расставшись ни с одним лицом, которое хоть когда-то, хоть мельком в ней отразилось. Я, опираясь двумя руками о холодный гранит, наклоняюсь и вижу в чёрно-сизой воде некрасивое лицо гения: да, тёмно-русые бакенбарды, новый цилиндр, толстые африканские губы. Пушкин, не улыбаясь, смотрит мне прямо в глаза. Кивает головой и, спустя мгновение, исчезает в этом зимнем водянистом холоде.
(помолчав, смотрит на экран ноутбука, тихо)
А лик Бродского я видел дважды. Утренняя выстуженная прохладной ночью Венеция была внезапно ослеплена искрящимся жарким солнцем; меня слегка, в так движению длинной, чуть поскрипывающей гондолы, покачивало; там, где вода соприкасалась с каменными стенами домов, мшисто зеленело, а в воздухе носились паутинки бабьего лета средней полосы России. Бродский же мне улыбнулся. Своей замечательной доброй улыбкой. И даже что-то сказал. Но я разобрал только очерк его картавого говора. Не более. На перекрёстке каналов наша гондола плавно развернулась, разминулась с лодкой встречной, с двумя сонными, в одинаковых звёздно-полосатых бейсболках, тучными туристами, и я, почувствовав на себе чей-то взгляд, снова посмотрел в затхлые воды этой странной городской артерии. На сей раз профиль Бродского только мелькнул. Очень быстро. И тут же пропал. Поэт куда-то спешил: сделать что-то важное, не требующее отлагательств и отсрочек, и успеть до вечера вернуться на кладбище острова Сан-Микеле. Домой. В свой последний приют.
(помолчав, смотрит на экран ноутбука, тихо)
С Лермонтовым мы едва разминулись у подножья горы Машук. Да, именно той, где поэт через несколько минут был застрелен Мартыновым. Михаил Юрьевич был бледен и спокоен. Скорее всего, он знал свою судьбу. Поэтам дан этот дар: знать свою участь. Поэтам ведомо, что они – не жильцы на нашей планете. В какой-то момент их непременно кто-то застрелит, доведёт до петли или ввергнет в пучину беспробудного, фатального пьянства. Не судите поэтов за это. Им и так – не сладко. Да, поэты знают свою судьбу. И готовы к ней. Каждый день. Каждую секунду. Поэты всегда готовы умереть.
(смотрит на застывшую Жасминку, тихо)
Зачем, спросите вы. Чтобы стать бессмертными…
ТИТРЫ
Конец двадцать четвёртой серии