Алые аллеи
мелодрама (16+)
сценарий телевизионного фильма
8-я серия
ИНТ. ЗАЛ АЭРОПОРТА «ПУЛКОВО» – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА
(затаив дыхание, тихо)
Серёжик… Мы скоро полетим? Почему мы не летим? Что случилось?
СЕРГЕЙ
(смотрит на табло аэропорта)
Скоро – родненькая… Скоро – регистрация… Погранично-таможенный контроль… Потом – в самолётик… И…
(смотрит на Жасминку)
Ты – как, выспалась? Всю же ночку по хоромам Димыча блуждала… Где ты была? С кем?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Я не знаю… Не спалось… Вдруг… Хотя такая усталость была… От – тебя, бешеного… Такая – сладкая-сладкая… Думала: сразу усну… А не усыпалось никак… Я…
(помолчав)
Волновалась… Я так часто сейчас волнуюсь… Часто-часто… Из-за – тебя… Из-за – нас… Раньше… Раньше, когда одна была, нисколечко не волновалась… А из-за чего волноваться? Из-за – кого? Из-за – себя? А что из-за себя волноваться? Жила и жила… Да нет… Не жила… Ничуть… Так… Была просто… В городишке нашем… Как все, была… Но не жила… Жить только с тобой начала… Начала чувствовать, что живу… Что – люблю тебя безумно… Что – ты меня так любишь, что я… Что я все сознания теряю… Какие – только во мне есть… Такая – дивная твоя любовь… Такая – волшебная… Такая – огромная, что… Что – волнительно в каждой клеточке…
СЕРГЕЙ целует ЖАСМИНКУ в макушку и вдруг видит, как из конца зала аэропорта, медленно, словно в рапиде, к ним приближается бледненькая, опять заплаканная приволжская НАСТЯ.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ты – моя жизнь, родной… Ты так мою жизнь разволновал, что… Что у меня сердечко выскакивает…
(помолчав)
Вот мы сейчас полетим… И я знаю… Я просто чую, что нас там ждёт что-то чудесное… Что-то – волшебное… Такое – дивное, что страшно становится… Потому что… Потому что ты сам – чудесный… Сам – волшебный… Сам – дивный… И вокруг тебя всё становится чудесным и волшебным…
СЕРГЕЙ оторопело поворачивает голову и видит, как из другого конца зала аэропорта прямо к ним идёт итальянская ДЖУЛЬЕТТА – с огромным красным чемоданом на колёсиках.
СЕРГЕЙ
(тихо)
Что за – чёрт? О, Господи…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Я только боюсь… Боюсь, Серёжа… Не может же так долго быть всё таким чудесным… Вдруг что-то случится и… И я проснусь… Одна… В своей крымской кроватке… Как – просыпалась много лет… Проснусь… А – ничего нет… Ни – тебя… Ни – нас… И сразу такой ужас нападает… Аж дышать не можется…
СЕРГЕЙ медленно оглядывается и замечает стюардессу ЖАННУ, которая, проходя насквозь пассажиров и встречающих, неумолимо приближается к нему.
СЕРГЕЙ
(тихо)
Так…
(крутит головой)
Что за – чертовщина? А, может, я сплю? Нет, зуб болит… Может у человека во сне болеть зуб? А хрен его знает…
НАСТЯ, ДЖУЛЬЕТТА и ЖАННА, тем временем, медленно идут к СЕРГЕЮ с ЖАСМИНКОЙ.
СЕРГЕЙ
(тряханув Жасминку)
А, ну-ка врежь мне по морде!
ЖАСМИНКА
(удивлённо)
Зачем? У тебя зубик болит?
(шёпотом)
Я хочу писать… Где здесь туа…
СЕРГЕЙ
(крутя головой, резко)
Бей! Потом пописаешь!
ЖАСМИНКА пожимает плечами и вяло шлёпает СЕРГЕЯ по левой щеке.
СЕРГЕЙ
Сильней бей! Со всей силы!
ЖАСМИНКА поджимает губки и вдруг въезжает острой коленкой между ног СЕРГЕЯ.
СЕРГЕЙ
Ё-о-о-о-о…
(сгибается пополам)
Рехнулась?! Дурочка-а-а-а-а…
ЖАСМИНКА
А ты сам про…
(сгибается вместе с Сергеем)
Очень больно, Серёжик? Да? Ну, прости меня… Я ведь – не со зла… Ты так крикнул… Что я испугалась… И всё само собой ударилось… Я сейчас описаюсь… Слышишь? Я – в туалетик. Быстренько. Ну, прости меня, родненький… Я – скоренько… Только пописаю…
СЕРГЕЙ медленно выпрямляется. Первой сквозь СЕРГЕЯ проходит ДЖУЛЬЕТТА.
СЕРГЕЙ
(тихо)
Giulietta…
(оборачивается)
Preferita…*
ДЖУЛЬЕТТА разворачивает свой огромный красный чемодан и цокает каблучками к выходу.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Да, те же бежевые лодочки… Forse sto solo impazzendo?**
ЖАННА останавливается внутри СЕРГЕЯ. Снимает левую белую туфельку, поправляет пятку тёмно-синих колгот, надевает туфельку и, глядя СЕРГЕЮ в правое ухо, выходит из него.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Живая… Или… Ничего не пойму…
НАСТЯ же проносится сквозь СЕРГЕЯ несколько раз. Туда. Обратно. Оттуда. Сюда. Взволнованная, заплаканная, гневная.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
О, Господи… Это – женщины, которых я любил… Нет… Это – женщины, которых я люблю… И – поныне. Это – женщины, которые любили меня… Нет. Не любили… Любят. Даже, если – самим себе боятся в этом признаться. Это – женщины, которые стали частью меня… Лучшей моей частью… Вдохновенной, страстной, неутолимой, нежнейшей… Это – женщины, частью которых стал я… Поневоле… Нет, не поневоле… По – доброй воле… По – взаимному чувству… И эта моя часть в них не даёт им спокойно жить… Потому что – каждой из этих изумительных женщин я отдавал всего себя… Более, чем – всего себя… Я их возносил на такие небеса, что сам лазурный небосвод над их головами казался мрачным подземельем… Я дарил им главное… Их самих. Во всех, самых немыслимых негах, криках, обмороках… Я дарил этим женщинам тех упоительных женщин, о которых они в себе даже и не подозревали… Ведь самое высшее счастье из всех счастьев – это подарить человеку самого себя… Но. За всё приходится платить. Моя бедная маленькая любименькая Жасминка… Вот как объяснить этому шестнадцатилетнему восхитительному существу, что все женщины, которых любил, я люблю и поныне, и все они – во мне, а я – навечно любимый ими – навсегда останусь в их сердцах? Как это сможет осознать прелестная отроковница, бешено ревнующая меня к самой тени упоминания о ком-то из моего далёкого прошлого? Каким образом в её дивной головушке уложится то, что ей придётся делить меня с десятками других женщин – пусть и бесплотных – но горячо живущих в моём сердце, хотя и прекрасно знает: для меня не существует никого, кроме одной прелестной взбалмошно-нежной крымчаночки? И никогда не будет существовать никого… Никогда… Кроме – Жасминки и наших деток…
ЖАСМИНКА
(возникая за спиной Сергея, радостно)
А я пописала! Там такие листочки висят… Зелёненькие… Так пахнут… Так пахнут-пахнут… Я один листочек даже лизнула… А ты не хочешь писать? Нет? Ты же… Ты целый… Ты литра три кофе выдул! И – ничегошеньки?! И писать не хочешь?! А что ты – такой бледный? Бледный-бледный стал… У тебя болит ещё? Я тебе так больненько сделала, что ты до сих пор – бледный? Ну, прости меня, Серёжик… Прости меня, родненький… Я его потом зацелую… Нежненько-нежненько… И всё пройдёт… Всё пройдёт, мой хороший…
НАТ. КАНАЛЫ ВЕНЕЦИИ – УТРО
Солнце, растворённое золотистым червонным заревом в восточных капиллярах утренней Венеции, налитое жгучей оранжевой влагой на крышах дворцов дожей, зажигает лицо ЖАСМИНКИ, благоговейно спящей на коленях СЕРГЕЯ, алым светом. СЕРГЕЙ смотрит на спину высокого гондольера и окунает кисть своей руки в эту золотисто-красную акварель. Достаёт из воды руку.
СЕРГЕЙ
(тихо, про себя)
А как так случилось, что из свинцовой ноябрьской зыбкости Невы, на гранитной ступеньке которой мы… Да, конечно, – мы: не делимое, единое, само собой разумеющееся… Мы с Жасминкой вдруг уронились прямо в утреннее солнце Венеции… В сердце Венеции… Не было ни Пулково, ни терминалов, ни чемоданов, ни пузатой тушки аэробуса… То есть, наверно, всё это было, но каким-то чудесным образом во всём этом мы просто не принимали никакого участия… Всё это промежуточное просто потеряло всякий смысл… Два человека, до безумия любящих друг друга, всего-навсего были бесплотными статистами в суетливом вещественном мире… А их истинное «я» превращало время в нелепую пародию часов со стрелками… А, быть может, время для нас вообще остановилось? Его-то, земного времени, у меня и так осталось с гулькин нос… А это спящее восхитительное существо каким-то неведомым чутьём поняло это и научилось столь драгоценные секунды нашей с ней жизни превращать в вечность… И в этой вечности не было ни аэропортов, ни городов, ни людей вокруг… В этой вечности были только мы… Мы – это две громадные тени на зябкой ряби венецианского канала, а за спинами этих теней оранжево-мглистое утреннее Светило бронзовыми бликами пляшет на тёмно-зелёных водах…
НАТ. ВЕНЕЦИАНСКИЙ МОСТ РИАЛЬТО – УТРО
СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА стоят на мосту и смотрят на убранную золотисто-алым солнцем церковь Святой Марии деи Мираколи.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Да, я знаю, что есть такие люди, которые прекрасно умеют разбивать сердца… В самое чистое, самое прекрасное эти люди умудряются вплести такую круговерть, что, собственно, сами чувства в лабиринтах этих хитросплетений срываются со своих мест; именуясь по-прежнему, тем не менее, теряют свой истинный природный смысл, а самая что ни на есть бытовая банальность предстаёт чудовищным нагромождением изощрённой зауми… А жизнь-то – проста… Проста, как вот этот влажный, чуть простуженный взгляд сонной феодосийской девочки… Которая нынче стоит посреди Венеции и, ей-богу, ещё не понимает – что с ней происходит… И даже не думайте этой девочке что-либо объяснять: она не поймёт ещё больше… Достаточно это дивное чадо поцеловать в височек… И напоить горячим кофе… Кстати, а где тут венецианцы варят кофе?
НАТ. КАНАЛЫ ВЕНЕЦИИ – УТРО
СЕРГЕЙ
(смотрит на розовое лицо заворожённой Жасминки, про себя, тихо)
Нет, всё-таки, видно, никогда не привыкну к тому, что всё колышется… Колышется вода каналов, отражённая в низкой бирюзовой венецианской безоблачности… Колышется мостик Риальто… Такое чувство, что не вода под нами, а мы сами неспешно плывём неведомо куда… Вслед – за высоким смуглым гондольером, который исчезает под мостом, появляется, и выражение его прямой спины устало, но гордо…
ЖАСМИНКА
(тихо)
А-ах…
НАТ. МОСТ ВЗДОХОВ ВЕНЕЦИИ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА медленно идут от Дворца Дожей к бывшему зданию тюрьмы по скорбному Мосту Вздохов.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Серёж… А почему называется Мост Вздохов?
СЕРГЕЙ
(тихо)
По этому мосту узников тюрьмы вели на казнь…
ЖАСМИНКА
(тихо)
О-ох…
СЕРГЕЙ оборачивается: Мост Вздохов какое-то время висит над улицей Rio del Palazzo и растворяется в полуденном солнце.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Нынче нас, конечно, не поведут на казнь… Хотя… Казнь я заслужил, быть может…
ИНТ. КАБИНЕТ ЖЕНИ СОКОЛОВА – ВЕЧЕР
ЖЕНЯ
(чуть колыхается в огромном салатовом кожаном кресле, тихо)
Так, Серёж… Да, бредом тебе покажется… То, что я сейчас… Нет, не бредом – даже… Решишь, что я сам звезданулся… На старости лет… Но… Серёж… Ты сам-то въезжаешь? До тебя самого стало доходить, что… Что ты людей убиваешь? Нет? Не доходит ещё? Собой убиваешь…
СЕРГЕЙ
Как это?
(глупо улыбается)
Кого это я уби…
ЖЕНЯ
Да всех убиваешь!
(стукает о стол пузатым пустым коньячным бокалом)
Всех! Всех баб своих!
СЕРГЕЙ
(качает головой)
Погоди, Жень…
ЖЕНЯ
(тихо и серьёзно)
Ты меня послушай головой, Серёж… Головой послушай… Она у тебя – светлая… Энергичная… Затейливая… Но – дурная… Если бы не была дурная, сам бы давно догнал, что… Словом, Серёжа… Я тебе – не враг… Ты сам это прекрасно знаешь… Я тебе помочь хочу… Как – друг… Как – врач… Как – мужик, чёрт возьми! Завязывай с бабами! Даже думать о них не смей! Нет для тебя больше баб! Всё! Закончились они для тебя! Навсегда!
СЕРГЕЙ
(тихо)
Как это – закончи…
(утирает рукавом потный лоб)
Что значит – завя…
ЖЕНЯ
Серёженька…
(суёт свою огромную волосатую пятерню под нос Сергея)
Один пальчик загибаем… Как там её звали? Из-под цирка – что? Настя, вроде? Ну, которую потом в Неве утопили?
СЕРГЕЙ
(тихо)
Надя… Надежда…
ЖЕНЯ
Раз…
(загибает пухлый указательный палец левой руки)
Медичка та… Что в Чернобыль за орденами рванула… Ну, которую ты в парке Челюскинцев отымел… На колесе этом… Чёртовом…
СЕРГЕЙ
(оторопело)
Ленка?
(помолчав)
Жень… Женька, ты думаешь, что Ленка из-за меня в Черно… О, Боже… Нет, не может такого быть… Это просто… Просто – какое-то безумие…
ЖЕНЯ
(тихо)
Не – какое-то, Серёжа…
(разливает по бокалам коньяк)
Это – твоё безумие… Не случись тебя в жизнях этих девочек…
(аккуратно загибает средний палец левой руки)
Два…
СЕРГЕЙ
Женька…
(с трудом отлепляет тяжёлый язык от нёба)
Но я ведь даже не ведал – куда Ленка рванула… Зачем рванула…
ЖЕНЯ
Мужик тот…
(прикасается к безымянному пальцу своей левой руки)
Испанский… Который через тебя в петлю полез… Как – его? Ну, жену ты его целую ночь миловал… В этом… Как – его там?
СЕРГЕЙ
Да нет, чушь какая-то…
(мотает головой)
Что это такое городишь, Евгений Станиславович?! Я его в петлю засунул, что ли?! Если каждый, у кого жену… Отымеют… Вешаться будет… Откуда я мог знать?!
ЖЕНЯ
(вскипая)
Да потому что не яйцами надо думать! А – башкой! Училку кто угробил?! Как её там звали?! Людей грохаешь, а… Ни одна извилина не пошевелится! Думал – чем твои бабы за тебя расплачиваются?! Жизнями своими, Серёжа! Жизнями! Возводишь баб на небеса! И нет им больше места на земле! Нет!
СЕРГЕЙ
(тихо)
Марина…
(прикрывает глаза)
Маришка…
ИНТ. КУХНЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ, стоя на полу кухни, открывает глаза и смотрит на не достроенный, пустой глазницами окон, панельный дом – напротив. В глубине квартиры тихонько тренькает дверной звонок.
ИНТ. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ДОМА – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ открывает входную дверь.
ИНТ. КОРИДОР СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
На пороге стоит бледная, очень худенькая, с каким-то даже потусторонне-призрачным лицом, девушка.
ДЕВУШКА
О, здравствуйте…
(с облегчением)
Вы ведь – Сергей Александрович? А ваша дочь – Лена? Елена Серге…
СЕРГЕЙ кивает и мгновенно подхватывает у самого цементного пола лестничной площадки лопнувший хилыми ручками большой синий полиэтиленовый пакет.
ДЕВУШКА
Ой…
(наклоняется)
Спасибочки – вам… Там – курица… Наверно, вся оттаяла… Пока – вас искала… И – яйца… Два десятка… О, Господи… Спасибо – вам…
СЕРГЕЙ
Я всё положу в холодильник…
(смотрит на светло-русые волосы девушки)
Проходите…
(включает в коридоре свет и заглядывает в пакет)
Яйца, вроде, – целы… Нет, вот одно треснуло… Я его в чашку переложу, хорошо?
ДЕВУШКА
(вдруг краснеет)
Я…
(качает головой)
Ой, да… Положите, конечно… Я забыла… Я – классная… Вашей Леночки… Я забыла представиться, простите… С этими яйцами… Пока вас нашла… В вашей квартире – чужие люди… А где – Леночка? Спит уже? Или заболела? Учебный год начался… А она… А её…
СЕРГЕЙ
Леночка – в Америке.
(смотрит на розовые озябшие кисти рук девушки)
Вы проходите… Не стойте в дверях. Проходите…
ДЕВУШКА
Как – в Америке?
(медленно заходит в коридор)
В какой Америке?
ИНТ. КУХНЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ открывает холодильник и аккуратно рассовывает продукты из пакета: подтаявшую сизо-синюю курицу и две влажных коробки пельменей – в морозилку, «любительскую», с изюминками белого жира на телесно-красном срезе, колбасу с двумя пакетами кефира – на среднюю полку, девятнадцать яиц – в чашечки на двери, с кило свеклы – в прозрачную ёмкость под полками, а суховатый батон с кирпичиком чёрного – в хлебницу. Треснувшее яйцо – в гранёный стакан.
ГОЛОС ДЕВУШКИ
В какой Америке?
СЕРГЕЙ скашивает глаза и видит в дверном проёме кухни худенькие ноги в тонких шерстяных чёрных колготках.
ДЕВУШКА
Я не поняла…
СЕРГЕЙ
Тапочки наденьте…
(выпрямляется)
Простите: пол не мыт. Да и в квартире – не жарко. Там, в коридоре, – мои сланцы. Других нет, извините…
ДЕВУШКА
Ой, нет…
(снова краснеет)
Спасибо. А можно: я – так? Ноги очень устали… Семь уроков… Потом – по магазинам… После – пока ваш дом нашла… Всё вокруг перекопано… Ноги просто гудят… Сергей Алексан… Ой… Я забыла представиться… Меня Марина зовут… Марина Владимировна… Русский язык и литература… Я – классная вашей…
СЕРГЕЙ
(смотрит на узкие ступни девушки)
Хотите есть?
МАРИНА
(вдруг улыбается)
Очень… Вы меня простите, что я вот так… К вам… Без предупреждения… У вас, наверно, – дела… А Леночка…
СЕРГЕЙ
Присядьте, Марина…
(пододвигает табурет)
Можно – без отчества, да? И я – просто Сергей… Хорошо? У меня, извините, ничего нет… Не успел сегодня купить… Так что давайте я сварю ваши пельмени… Или хотите яичницу? С колбасой… И сейчас чай свежий заварю… Вам согреться надо… А то – вон: даже руки у вас – синие…
МАРИНА опускается на табурет и прячет кисти рук под стол.
СЕРГЕЙ
Так что: пельмени или яичницу?
МАРИНА
Пельмени…
(помолчав)
Нет, лучше – яичницу… Да? Вы ведь тоже будете кушать? Хотите яичницу? Давайте я сделаю.
(встаёт с табурета)
Я сама всё сделаю… Я же – женщи…
СЕРГЕЙ
Марина…
(поднимает брови)
У тебя левая колготка вся – мокрая… Ступня, то есть… Иди в ванную… Сними колготки… И повесь на батарею: сушиться… А я тебе шерстяные носки дам… Свои… А то простынешь. Давай-ка быстренько…
МАРИНА
(стремительно пунцовеет)
Да… У меня левый… Подтекать стал… Надо завтра в мастерскую отдать… А вы… А ты…
СЕРГЕЙ
(высыпает в кипящую воду кастрюльки пельмени и чуть уменьшает огонь конфорки)
Иди переоденься… Не стой в мокром…
МАРИНА
(шёпотом)
Да. Спасибо…
ИНТ. КОМНАТА СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ быстро роется на нижней полке шкафа.
ИНТ. КОРИДОР СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ
Вот… Носочки… Чистые… Тёплые… Да, чуть великоватые… Но – ничего, да? Пока колготки высохнут…
МАРИНА
Спасибо…
(вновь краснеет)
Да, я вся… Я вся замёрзла… Пока вас нашла… Такой – ветер… Жуткий – просто… Я – сейчас…
ИНТ. КУХНЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ
(ложкой помешивает пельмени и смотрит в сумеречное фиолетовое окно, про себя, тихо)
Не замужем… Но, скорее всего, была… За – каким-то дурачиной… Училка, значит. Русский язык и литература. Очень мило. А школа, стало быть, до сих пор не ведает, что моя Ленка с моей бывшей супружницей вот уже три с лишним месяца – в Америке? Под – Чикаго. Моя бывшая трахается с каким-то фермером Джоном… А Ленку засунули в какой-то местный частный колледж… Чтобы под ногами не мешалась…
МАРИНА
Я…
(останавливается в дверном проёме кухни)
Я повесила… Спасибо… А где – Леночка? Вы шутили, да? Про Америку… Я не поняла…
СЕРГЕЙ
(наливает в полулитровую прозрачного стекла кружку свежей заварки)
Тебе – покрепче?
МАРИНА
Да.
(ёжится)
Вот. Всё. Хватит… Сентябрь… А – такая холодрыга…
СЕРГЕЙ
(заливает заварку кипятком из чайника, про себя, тихо)
Тёмно-синяя шерстяная юбка до колен… Серый гольф – под горлышко… А белые, с бирюзовыми жилочками вен, икры ног тщательно выбриты… Наверно, и в паху выбрито… Так же – чистенько… Всё-таки, замужем? Кольца нет. С кем-то живёт? Вряд ли. В стальных глазах – глухое одиночество. Нет ни намёка на то, что кто-то где-то её ждёт. Что надо быстрее сделать все дела и спешить домой. Детей тоже нет. Однозначно. Хотя уже – за четвертак. Лет двадцать шесть-двадцать семь. Да, никуда не спешит. Ей просто некуда, не к кому и незачем сегодня спешить. Она – одна. Нет, сегодня – не одна. Со мной…
(ставит чайник на плиту, вслух)
А хочешь – чуть коньячку?
(смотрит на пупырчатые белые голени девушки)
Мигом согреешься…
МАРИНА
(тихо)
Хочу. Чуть-чуть…
СЕРГЕЙ открывает настенный кухонный шкафчик, достаёт бутылку коньяку, две стеклянные стопки и аккуратно разливает по ним золотистую влагу. МАРИНА, ни слова не говоря, залпом выпивает коньяк. И сразу розовеет.
СЕРГЕЙ
(тихо)
Я не шутил, Марина…
(вновь наполняет стопку девушки коньяком)
Моя дочь с бывшей женой с июня этого года – в Америке… Под – Чикаго… Так что на урок русского языка и литературы Лена вряд ли придёт… Я думал, что в школе все всё знают…
МАРИНА
(обмирает)
Как?!
СЕРГЕЙ
(смотрит в окно кухни)
Так.
ИНТ. НОМЕР ОТЕЛЯ ВЕНЕЦИИ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ
(смотрит на дождь в окно гостиничного номера, про себя, тихо)
А вестибулярный аппарат за тобой не успевает… Ты и так состоишь на семьдесят процентов из воды, а тут вода ещё – под тобой и над… Капли дождя – такие крупные, что, кажется, кто-то специально их соорудил на небесах, собрал в незримый резервуар, проделал в извиве душа огромные дырочки и повернул кран с холодной водой… Или мир просто перевернулся, и обратным ходом бытия венецианская водичка бесконечных каналов выливается нынче на наши головы? Или мы уже плывём по свинцовому бесконечному небу, а на нас сквозь какое-то огромное решето выливается этот странный водянистый город…
ЖАСМИНКА
(закутанная в белую простыню, за спиной Сергея, тихо)
Серёж, смотри…
(шёпотом)
Дождь идёт снизу – вверх… Видишь?
НАТ. ПОВЕРХНОСТЬ ВЕНЕЦИАНСКОГО КАНАЛА – ВЕЧЕР
Крупные капли воды, кажется, не плюхаются сверху, а рождаются в глянцевых пузырях на рябой зыби канала и вольно возносятся в свинцовые венецианские небеса. И уже там хором впадают в тучные тучи.
ИНТ. НОМЕР ОТЕЛЯ ВЕНЕЦИИ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ
(смотрит в окно, про себя, тихо)
А, может, и мы нынче, голые и мокрые, выпорхнем из этого тусклого каменного неба, что почему-то именуется землёй, и медленно упадём вверх – прямо в мшисто-пепельную мягкость океана, который мы по привычке называем небом?
ИНТ. КУХНЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
МАРИНА
Нет, я не пойму…
(помолчав)
Как это можно было без отца… Взять ребёнка… И увезти… Без разрешения… И продать квартиру… Вашу… Общую… С мебелью… Со всем… Пока ты работал… В Германии, да? Это у меня просто… Просто в голове не укладывается… Лишить дочь отца… А тебя – дочери… Как так можно было сделать?! Это что всё – законно?! И ты ничего не стал делать?! Есть же суды! Милиция, наконец! Справедливость!
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Суды-милиция-справедливость-законность… Поведать, что ли, училке русского про то, что у моей бывшей вся её родня – в этих милициях, паспортных столах, прокуратурах, а сожитель моей бывшей тёщи – ментовская шишка в отставке? Полковник, кажется… Доблестных внутренних органов… И – что без меня состряпать все бумажки, получить все разрешения да и продать по дешёвке за неделю нашу с супругой «трёшку», приватизированную на мою фамилию, им было пару раз плюнуть… А потом взять в охапку Ленку и укатить… За океан… И там уже… С Джонами да Биллами блядовать…
(вслух, тихо)
Марин? Иди прими горячий душ… Ты до сих пор дрожишь… И ножки – вон… Все – в мурашках…
МАРИНА
А можно?
(опускает глаза)
Я хотела спросить тебя… Но постеснялась… Подумаешь вдруг: вот, заявилась какая-то… Училка… Непонятная… Наглая… Нежданно-негаданно… Коньяку напилась… В душ полезла… А потом…
СЕРГЕЙ
Вот и полезь…
(улыбается)
Согрейся хорошенько… А халат мой возьми… Который в ванной висит… Чёрный… Он – чистый. Только будь осторожна: пол в ванне – скользкий… Не ударься… Да? Ты ведь никуда не спешишь? Нет?
МАРИНА
(испуганно)
Ой, а сколько времени? Уже – совсем темно…
СЕРГЕЙ
(смотрит на настенные часы)
22.48. Тебе надо куда-то ехать? Срочно? Муж переживает? Родители?
МАРИНА
(помолчав)
Муж ушёл. Полгода назад. А мама в Севастополе живёт… С отцом жила… Он моряком был…
(усмехнувшись)
С моей лучшей подругой ушёл… Как – в плохом кино… Бросил меня и ушёл… Полторы тысячи «зелёных» оставил… И укатил… Где-то по девяносто центов за каждый день нашей с ним жизни получилось… За четыре этих года…
СЕРГЕЙ
(быстро закуривает)
И у тебя за эти полгода никого не было…
МАРИНА
(возмущённо)
Почему это не было?!
(помолчав, тихо)
Да. Не было. Откуда ты знаешь?
СЕРГЕЙ
А потому что у меня тоже никого не было…
(выпивает коньяк)
С весны этого года.
МАРИНА
(удивлённо)
Как это не было?
(помолчав)
Погоди… А – жена? Ой… Прости… Я забыла… Но ведь она тебя… Она же тебя бросила… Изменила тебе… Ты что – её простил?! За всё, что она натворила?! С тобой! С дочерью! Я не понимаю… И ты никого не встретил? Никого не нашёл?
СЕРГЕЙ
Никого я не искал.
(стреляет окурком в открытую форточку)
И меня никто не встречал. Иди в душ. А то к ночи могут горячую воду отключить…
МАРИНА
(вдруг, тихо)
Пойдём вместе…
СЕРГЕЙ вымывает обе тарелки, вилки, вытирает полотенцем руки и ставит бутылку с коньяком в настенный шкафчик.
МАРИНА
Ой, прости меня…
(закрывает ладонями лицо)
Прости. Просто…
СЕРГЕЙ
(осторожно отнимает ладони девушки от влажного лица)
Что – просто? Говори… Не бойся…
МАРИНА
Просто…
(стальные глаза девушки набухают горячим электрическим светом)
Это, наверно, – коньяк… Я чуть захмелела…
СЕРГЕЙ
(трогает тонкие запястья девушки)
Ты просто хочешь со мной переспать, да?
МАРИНА
(мотает головой)
Нет… То есть… Почему ты так на меня смотришь? Потому что я сама предложила? Да, предложила. Предложила. Мне впервые за эти месяцы… За эти годы… Ой, Господи… Мне впервые за всё это время…
СЕРГЕЙ
(тихо)
Захотелось мужика? Да?
МАРИНА
Нет, не мужика…
(помолчав)
Тебя. Как только тебя увидела… В дверях… Сразу жарко стало. Там… А ты меня… Ты…
СЕРГЕЙ
(улыбается)
А я до сих пор не могу изменить жене… Которой уже давно нет. Ни – рядом, ни – в сердце. Нигде. А всё равно не могу. Вот такой я – идиот… Прости…
МАРИНА
Ты – не идиот, Серёжа…
(вдруг обнимает ладонями щёки Сергея)
Ты – не идиот. Нет… Какой же ты – идиот? Тебе просто… Тебе просто – очень больно. Тебя предал человек, которому ты верил. С которым жил. Которого любил. Любил ведь, да? А тебя взяли и предали. И тебе сейчас – очень больно. И ты боишься, что…
СЕРГЕЙ
Тебя тоже предали…
МАРИНА
Нет…
(усмехнувшись)
Меня не предали. Меня бросили. Как – не нужную вещь. Не предали, нет… Я не любила мужа. Никогда. И он меня не любил. Просто так получилось… Что стали… Стали жить вместе… Вместе работали… Вместе жили… Вместе ужинали… Спали вместе. Но вместе нас не было. И когда он уехал… Знаешь… Даже легко стало… Как будто камень с души упал… Я как-то чувствовала, что это когда-нибудь случится. Обязательно случится. Не ведала, правда, – когда… Но знала. Что у нас нет будущего. Потому что нет настоящего. Потому что в настоящем мы – чужие люди… Совсем чужие… Даже близость с ним… Не знаю… Не людская какая-то была… Бесчувственная… Почти… Я даже… За всё это время… Ни разу не кончи… Ой, что это я говорю? Точно, захмелела… Какое тебе дело до всего этого?
СЕРГЕЙ
Пошли в душик…
(улыбается)
Не перехотела ещё?
ИНТ. КОМНАТА СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
МАРИНА
(лёжа в постели)
У-у-у-у-у-ух-х-х-х…
(тихо выдыхает)
Как – хорошо-о-о-о… Серё-о-о-о-о-ожа-а-а-а-а… За всю мою жи-и-и-и-изнь… Я – в первый ра-а-а-а-аз… Господи… Что я делаю?
СЕРГЕЙ
Тебе не было больно?
(берёт в руки узкие ступни девушки)
У тебя было такое лицо…
МАРИНА
Что ты?!
(замирает)
Мне было… Мне было волшебно… Просто… Просто я боялась… Что – закричу… На весь дом… А когда… Ой…
(одной рукой прикрывает полные, округлые розовые грудки, а другой – низ живота)
Не знаю… Я ещё стыжусь тебя… Дурочка, да? Мы с тобой уже… А я ещё стыжусь… Как – девочка… Не смотри мне туда… Ну, что ты смотришь? Пожалуйста… Ой, что ты делаешь?
СЕРГЕЙ
(тихо)
Расслабься… Я чуть разомну твои ножки… Просто закрой глазки и расслабься… У тебя – припухший подъём… И икроножные – неравномерные… Напряжённые очень… Но – такие дивные щиколоточки… Точёные-точёные… У тебя – очень усталые ножки… Я им чуть помогу… Отдохнуть… Да?
МАРИНА
(выдыхает, закрыв глаза)
Да-а-а-а… У тебя – такие сильные руки… Ты – спортсмен, да? И – ноги… И – всё остальное…
(открывает глаза)
Ты только не смотри на меня… Хорошо? Нет, смотри… Я хочу, чтобы ты смотрел… Я видела – как ты на меня смотришь… Теперь я знаю – как мужчина должен смотреть на женщину… Которую он хо… Я только боялась… Я только боялась его в руки взять… Мне хотелось взять… И хотелось даже… А я боялась… Глупая, да? Как – ребёнок… Ты меня в ребёнка превратил… Который ничего ещё не знает… Не знал, оказывается… И всего боится… Я даже не знала, что можно так… Как мы – с тобой… Не знала, понимаешь? Где я жила все эти годы? На Луне? С кем жила, спрашивается? И как я смогу дальше жить? Как? Ой… Как хорошо, Серёжа… Мне никто никогда ножки на массировал… Никогда… Так легко – сейчас… Так – хорошо… О-о-о-ох… Что ты де… Ла… Серё…
СЕРГЕЙ
(шёпотом)
Кричи, Мариш… Хоть – на всю планету…
ИНТ. СЪЁМНАЯ КВАРТИРА СЕРГЕЯ – УТРО
В утренних сумерках белая нагая женская тень быстро пробегает по тёмной комнате, стукает дверью туалета, после мягко шуршит душ, снова скрипит дверь, и МАРИНА ныряет под одеяло.
МАРИНА
(тихо)
Никуда сегодня не пойду… У меня сегодня – четыре урока… И – два факультатива… Позвоню, скажу, что – больная… Я ведь точно – больна… Тобою… Ты не спишь, Серёж?
СЕРГЕЙ
(открывает глаза)
Нет, Мариш…
(улыбается)
Ты – волшебная женщина… Когда ты…
МАРИНА
(быстрым шёпотом)
Нет… Это ты – волшебный мужчина… Ты – просто… Меня чувств лишаешь… Нет, не чувств… Я тебя так остро и сильно чувствую… Каждую – твою жилочку… Каждое – твоё движение… Мне кажется… Мне казалось, что ты… Прямо к сердцу моему проникал… Так глубоко… Так сильно было… Но я тебя ещё… Не знаю… Стыжусь немножко… Мне так хочется… То – одного… То – другого… То… А – стыдненько… Не знаю – почему… Наверно, потому что всё так быстро между нами… Произошло… Знаешь – когда я тебя захотела? Мне аж в голову жар ударил… И повлажнело сразу… Там… Между ножек… Сразу трусики… Мокренькие стали… Когда ты мой мешок поймал… В одно мгновение… У самого пола… У меня чуть сердце не выпрыгнуло… Я только виду не подала… А внутри всё сразу перевернулось… Я не понимала – от чего… Только сейчас понимаю… Я мужчину встретила… Настоящего… Каких вообще не видела… За всю жизнь…
СЕРГЕЙ
Сварить кофе, Мариш?
(осторожно вытягивает своё левое бедро из-под правой ножки девушки)
Хочешь?
МАРИНА
(шёпотом)
Я тебя хочу… Опять… Как ты хочешь? Вот как ты хочешь, так давай и будем… Я на всё согласна… Я с тобой… А хочешь… Хочешь, чтобы я… Ой, не знаю даже – как сказать… Ты только не подумай… Что я… Что я – такая развратная… Да – развратная, наверно… С тобой… Знаешь – чего мне хочется?
(что-то шепчет Сергею на ухо)
Очень-очень-очень…
ИНТ. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ВЕЧЕР
Пожилая пара, проходя мимо двери квартиры СЕРГЕЯ, слышит пронзительные женские вопли. Мужчина и женщина останавливаются и, улыбаясь, переглядываются.
ИНТ. КУХНЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – НОЧЬ
МАРИНА, в синей джинсовой мужской рубашке и босиком, сидит на кухонном табурете и завороженно смотрит, как СЕРГЕЙ – здоровенный, мускулистый, в одних длинных чёрных «адидасовских» спортивных шортах – с помощью чугунной сковороды и двухпудовой гири из синей курицы мастерит цыплёнка-табака.
ИНТ. ВАННАЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – УТРО
СЕРГЕЙ
(стоя в ванне, рядом со струями горячего душа, тихо)
Мариш… Только ничего там не отрежь…
МАРИНА
(с «жиллетом» – в руке, лукаво)
Стой смирно…
(смотрит ниже живота Сергея)
Не шевелись…
(высовывает кончик алого языка)
Я – аккуратненько…
ИНТ. КОМНАТА СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ДЕНЬ
МАРИНА, булькая, и захлёбываясь, и глотая, и блаженно рыча, и пунцовея до какой-то огненной раскалённости, валится головой на подушку.
СЕРГЕЙ
(смотрит на измазанное счастливое лицо девушки, про себя, тихо)
Не узнаю… Не узнаю ни единой позавчерашней черты… Буквально… Да, буквально – на моих глазах… За два дня один человек исчез и родился другой… С другими чертами лица… С другим очерком спины и бёдер… С другой грудью… Которая ни на секунду не бледнеет… И не увядает… Крупными дрожащими… Тёмно-алыми сосками… Даже голос её… Стал другим: густо-жарким, трепетно-сочным, с какими-то новыми, неведомыми хищными обертонами…
ИНТ. КУХНЯ СЪЁМНОЙ КВАРТИРЫ СЕРГЕЯ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ ставит на кухонный стол трёхлитровую банку с маринованными помидорами.
СЕРГЕЙ
Не знаю – от кого осталась… То ли – от прежних жильцов, то ли – от хозяев, которые просто забыли эту банку… В коридорной антресоли…
МАРИНА
(тихо)
А сколько… Сколько дней мы уже не выходим из дома?
СЕРГЕЙ
(открывая дверцу холодильника, улыбается)
Две недели… Полмесяца.
(смотрит в чрево абсолютно пустого холодильника)
Надо сходить в магазин… Ничего нет…
МАРИНА
(блаженно, тихо)
Я схожу, Серёжа…
(обнимает Сергея сзади)
Я всё куплю… Не волнуйся… Ляг, отдохни… А то ты… Я даже не представляла себе… Что можно… Так… Пять часов подряд… Ты не просто – мужчина… Ты – какой-то… Вулкан – просто… Ляг, отдохни… Хорошо? Я всё куплю… Я – быстренько… Сейчас только… Чуть в себя приду… Вспомню – как меня зовут… И сбегаю…
СЕРГЕЙ
(улыбается)
А твоя школа тебя не убьёт? Уже две недели, как ты на работе не…
МАРИНА
(изумлённо)
Как это можно меня убить? Когда я только-только родилась… С тобой родилась, Серёж…
СЕРГЕЙ
Хорошо…
(целует Марину в шелковистый висок)
Портмоне – в куртке. Возьми.
МАРИНА
У меня есть де…
СЕРГЕЙ
(поднимает брови)
Марина Владимировна, портмоне – во внутреннем кармане кожаной куртки. Возьми. Там – рубли и доллары. Около – трёхсот с лишним гринов. Обменник – через улицу. Рядом – маркет… Прихвати тогда ещё блок «кэмэла» и коньяк… Любой… Хороший… Да? А я пока простирну простыни… Ни одной сухой не осталось…
(улыбается)
Ты ведь такими ниагарками кончаешь…
МАРИНА
(мгновенно заалев)
Это ты меня так кончаешь… Что я до сих пор в себя прийти не могу… Отдохни, Серёжа… А простынки я сама простирну… Вот сбегаю… Приду… И простирну… Я тебя так лю…
СЕРГЕЙ
Иди, Мариш…
(целует девушку в багровые искусанные губы)
Ничего не говори… Беги…
МАРИНА
(шёпотом)
Я – скоренько…
НАТ. ПЛОЩАДЬ СВЯТОГО МАРКА В РИМЕ – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА
(с куском багета в руке – среди оглушительно хлопающей оравы прожорливых голубей, восторженно)
Я – скоренько, Серёжик! Ты иди! Я – скоренько!
ИНТ. ВАННАЯ НОМЕРА ОТЕЛЯ MORETTINO – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(выливает на волосы голенькой Жасминки шампунь)
Эти голубиные какашки… Точно – какая-то изуверская смола… Две банки шампуня извели уже…
(втирает пенную вязкую жидкость в волосы девочки)
А никак не отмываются…
ЖАСМИНКА
(булькая)
Я ж не виновата… Они все как на меня… Как набросились… Целая – куча… Голубей этих…
СЕРГЕЙ
(моет голову Жасминки, весело)
Ага. Я тебе говорил: не корми с рук? «Я – скоренько, я – скоренько»… Три багета им скормила… Я тебя вообще не узнал… Когда – увидел… Вся в какашках была… С ног – до головы…
ЖАСМИНКА
(булькая)
Так! Мы завтра будем на гондонах кататься! Ой, на – гондолах! Я ещё не накаталась! Я хочу сама порулить! Палкой этой! А мужик пусть поёт… Эти… Свои… Ларка… Барка… Ну, песни свои…
(Сергей смеётся)
А что ты – опять? Что я опять такого сказа… Ну, чего? Я больше не буду голубей кормить! Ни-ни-ни! А тот дяденька, что выскочил из кондитерской… Что от тебя хотел? Что он плакал и тараторил? Я ничегошеньки не поняла… Я же «инглиш учила… В Крыму… И в Питере – «инглиш»… А ты ему всё – «но», да «но»… Денег, что ли, хотел? Типа – бомж?
СЕРГЕЙ
(моет голову Жасминки)
Он сказал, что ему только что изменила жена с его приказчиком… Он спрашивал у нас: что ему теперь делать? У них – трое детей… Две девочки и мальчик… Он хотел её убить…
ЖАСМИНКА
(открывает глаза, тихо)
А – ты?
СЕРГЕЙ
Я сказал: no amico, no…
(набрасывает на голову девочки большое цветное махровое полотенце)
Вытирайся, душа моя… Я ему сказал, что не надо этого делать…
ЖАСМИНКА
А он затих…
(помолчав)
Да как вдруг зарыдает…
СЕРГЕЙ
(полотенцем вытирает Жасминке спину)
А тот – янки? Толстый… Помнишь? Весь – звёздно-полосатый… Бейсболка, майка, сумка и даже карманы джинсов… Всё – звёздно-полосатое… Стоял – уминал… Могучими челюстями… Жвачку, колокольню Сан-Марко, площадку львов, собор Святого Марка, голубей, полуденное небо… А когда зевнул, запросто мог проглотить всю Италию: с Колизеем, Ватиканом и сотней-другой гондол…
НАТ. ДОРОГА – ПЕРЕД МИНИМАРКЕТОМ – ДЕНЬ
Из-за поворота возле минимаркета на полном ходу выскакивает грузовая «Газель» и, не тормозя, сносит с узкой дороги упоительно счастливую – оглушённую и ослеплённую этим внезапным счастьем – молодую женщину. МАРИНА, уже с проломленной грудной клеткой, пролетает метров двадцать, разбивает голову о бетонный фонарный столб и, как мешок с костями, падает возле чугунной решётки сливной канализации. И сразу начинается холодный ливень. Алая кровь смешивается с дождевой водой и, клокоча у края решётки розовой пеной, уносится вниз, в чёрную мокрую бездну.
НАТ. МОСТ ВЗДОХОВ ВЕНЕЦИИ – ВЕЧЕР
СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА смотрят вниз, на густо-кровавую закатную гуашь сонного канала.
ЖАСМИНКА
(тихо)
А о чём ты молчишь, Серёж? О том же, что и – я?
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Согласно легенде, влюбленная пара, которая поцелуется на закате под мостом Вздохов, сохранит свою любовь до глубокой старости… Но я не верю в легенды… И мне больше не надо никаких любовей… Они, эти любови, для меня закончены… Раз и навсегда. Женька – прав… Все прочие любови для меня закончены… А если человек, который в одно мгновение стал мне родным, исчезнет, не будет и меня… Вообще. Но об этом мой мозгоправный Женька никогда не узнает… А это чудо – рядом… Эта смуглая озорная феодосийская девочка мгновенно стала мне родной… Это – выше всяких любовей… Поэтому под этим мостом мы с Жасминкой никогда не проплывём… Целуясь на закате…
(вслух)
Завтра, родная, будем на Сицилии… У меня есть для тебя сюрпризик…
ЖАСМИНКА
(оживляется)
Сюрпризик?!
(вдруг, испуганно)
Какой – сюрпризик? Ой, Серёж… Не пугай меня… Мы же там не будем опять? Прыгать с неба…
(замирает)
Ой… Там же – мафия, да? На – Сицилии этой… Как её звать, забыла… Коза, кажется, – какая-то… А дальше забыла… Там же – страшная мафия… Я про неё кинульку смотрела…
СЕРГЕЙ
(глядя на закатную багрово-кровавую воду канала, про себя, тихо)
Я, кажется, наконец, понял – что такое любовь… Безо всяких там красот и изысков… Без пламенных речей и спазматических физиологизмов… Любовь – это когда ты вдруг становишься другим человеком… Тем человеком, который тебе бесконечно дорог… Нет, даже не дорог… Тем человеком, без которого ты просто не можешь дышать… Этот тот человек – твой воздух… Твоё дыхание… Ты чувствуешь волшебный аромат этого человека даже во сне… Даже – за тысячи километров… Ты сам становишься этим человеком… Ненадолго… Буквально – на несколько минут или секунд… Но эти минуты или секунды стоят всей жизни… Никогда не думал, что взрослый полувековой мужик может на несколько дивных мгновений становиться шестнадцатилетней с хвостиком маленькой женщиной… Видеть её глазами дымчатую прелесть закатной Венеции… Чуять аромат моего свежего пота – а в Жасминке по утрам просыпались все бесёнки мира – её чуть курносым носиком… Слышать сердцем этого обворожительного существа мои задыхающиеся систолы и асистолии… Да, я на несколько мгновений становлюсь этой загорелой, егозливой, смешливой отроковницей, а она… А она иногда – с мозгами взрослого трезвого мужика… Мозгами – рассудочными, жёсткими, внятными… И меня, зарвавшуюся озорную девчушку, просто ставила на место… И это – не метафоры… Это – метаморфозы… Те метаморфозы, когда неповоротливая склизкая гусеница вдруг становится чудесной, с прозрачными цветными крыльями бабочкой и весело взмывает в бирюзовую лазурь ноябрьских венецианских небес…
(вслух, тихо)
А потом, душа моя, нырнём во Флоренцию… Флоренция – это одно божественное сияние… Я даже знаю – чем там буду тебя кормить… Никаких – фриттату с кальцоне… Только – площадь Синьории с «Геркулесом и Какусом»… Работы Баччо Бандинелли… Фонтан из белого мрамора… И, конечно, – галерея Уффици: Микеланджело, Батичели, Рафаэль, Леонардо, Тициан… И – хватит… А то у тебя будет несварение…
(помолчав)
А сама Флоренция для меня благоухает нежнейшим светом: миллиарды солнечных корпускул пропущены сквозь разноцветные витражи храмов и, окрашенные этой лёгкой акварелью, зажигают души людей тёплым, мягким огнём – тем светочем, при котором нельзя заблудиться даже в самую тёмную ночь… Моя Италия – это солнце…
ЖАСМИНКА
(заворожённо, тихо)
А моё солнце – это ты, родной…
СЕРГЕЙ
(улыбается)
Постояльцы нашего отеля, кстати, точно были в эту ночку в восторге… Бессонном… Солнечном… Меня с одной орущей, ненасытной сеньоритой уж точно не забудут… И больше никогда к себе не пустят… Жильцы же хотят по ночам спать… Да и по вечерам не бегать на ресепшн с круглыми очами: что за там дамочку режут на втором этаже тупым тесаком?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ты – моё волшебное солнце, родной…
(помолчав)
Ну, вот… Снова тебя захотела… Пойдём в отельчик…
СЕРГЕЙ
(хитро)
Да, душа моя… Надо утрамбовать… Фриттату с лососем и сыром, карпаччо из свеклы, кальцоне с ветчиной и десерт – громадный кусок торта «Тирамису» с калиновым морсом… Словом – всё, что ты час назад весело умолола…
ЖАСМИНКА
(обнимает Сергея за шею)
Ты забыл про ризотто с креветками… И – про пиццу «Мариинара»… А эти креветки, как – наши раки, да? Такие же – вкусненькие…
ИНТ. СИЦИЛИЙСКАЯ КАФЕШКА – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА
(сидя за столиком кафе, тихо)
А-а-а-ах…
СЕРГЕЙ
(сидя рядом, про себя, тихо)
Вот… Уже отнюдь не девичьи… А – женские нотки изумлённого восхищения… Это нескладное феодосийское чудо почти мгновенно превратилась в прелестную юную женщину…
ЖАСМИНКА
Серёжи-и-и-ик… Я не сплю?
СЕРГЕЙ
Спишь…
(улыбается и кивает молоденькой смуглой сицилийке)
Graziе…***
ЖАСМИНКА завороженно смотрит на хрупкое светло-шоколадное, с тонкой золотистой браслеткой, запястье молодой итальяночки.
ОФИЦИАНТКА
(улыбаясь)
Prego…****
ОФИЦИАНТКА перехватывает влажный взгляд ЖАСМИНКИ и аккуратно ставит на столик два белых блюдца с маленькими дымящимися чашечками кофе.
ОФИЦИАНТКА
Buon appetite…*****
СЕРГЕЙ
(кивая)
Graziе…
ЖАСМИНКА
Серёж…
(помолчав)
Серёжик…
СЕРГЕЙ отхлёбывает кофе. Закуривает. И смотрит на лучистые, блестящие глазки девочки.
ЖАСМИНКА
Серёж, а давай… Давай… Нет, ты не… Ты здесь не сможешь… Тебе надо…
СЕРГЕЙ
Что не смогу, родная?
(роняет столбик сизого пепла в чёрную стеклянную пепельницу)
Что – «давай»?
(улыбается)
Опять – в постельку? Мы же только – из неё…
ЖАСМИНКА
Я хотела…
(затаивает дыхание)
Здесь – так дивно… Ноябрь… А – тёпленько… Морем пахнет… Маслинками… Так тихо – здесь… Не то, что – в Риме… Столько – негров всяких… Бродяг каких-то… Страшных… Мусор летает… По уличкам… Там что: дворников нет? И все говорят… Гыр-гыр-гыр… На всех языках… Ничего не понятно… Даже твои… Русские эти… Какие-то – не русские… За столом даже… Сразу о делах своих заговорили… Кто где работает… Кто сколько получает… О – неграх этих… О – правительстве… Не о чем говорить, что ли? А потом…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Ты хочешь пожить на Сицилии, нежность моя? Да?
ЖАСМИНКА
(испуганно)
Ага!
(помолчав)
Знаешь: хочу! С тобой. Здесь. Да, пожить. Или – жить. Я не знаю пока. Мне здесь так понравилось. Нет, не понравилось… Я влюбилась сразу. Во всё это… Тут – такой воздух… Вкусный-вкусный… Морской… Как – у нас… У Чёрного моря… Вкусненький-вкусненький… И люди…
(помолчав)
Но ты не сможешь… Тут… Долго…
СЕРГЕЙ
Почему это не смогу?
(пожимает плечами)
Очень даже смо…
ЖАСМИНКА
Не сможешь!
(нахмуривается)
Не сможешь, Серёжа! И не спорь со мной! Я же вижу… Я так тебя вижу, что… Ты сам себя так не видишь… Как я тебя вижу… Потому что… Потому что это я… Это я тебя люблю, Серёж… Больше жизни люблю… И тебя вижу… Всего-всего-всего…
(вздыхает)
Ты здесь не сможешь долго… Чуть-чуть сможешь… Но не сможешь жить… Здесь… В этом всём… Таком чудесном… Нежном… Тёплом… Тебе ведь… Я не знаю – как сказать… Тебе ведь не тёплое нужно… Не чудесное… Я даже не успеваю за тобой… Ей-богу… Только я к тебе… Не знаю… Привыкну к одному, что ли… А ты через секундочку уже – другой… А через пару секунд – третий… А потом – пятый, десятый, двадцатый… Ты каждую секундочку меняешься… Я пробовала было тебя ловить… Хотя бы – на минутку… И не могу поймать…
СЕРГЕЙ
Погоди, Жас…
ЖАСМИНКА
Нет, это ты подожди!
(снова нахмуривается)
Сейчас меня опять собьёшь… И я забуду – что хотела сказать… А я хочу важное сказать… Важное, Серёж… Я до этого важного только додумалась… Только-только поняла – какой ты есть… Нет, я всегда знала, что ты такой – один… Один-единственный… На Земле… Или – на всех землях… Что – только есть в космосе…
(Сергей смеётся)
Не смей хохотать!
(гневно сверкает глазками)
Я серьёзно с тобой говорю! Я с тобой не шучу! Может… Может, сейчас самое… Самое серьёзное скажу… Из всего, что говорила… За всю свою жизнь… Не мешай мне…
СЕРГЕЙ медленно допивает кофе. Белая чашечка чуть звякает о блюдце.
ЖАСМИНКА
Так вот…
(смотрит на тёмно-зелёную скатерть)
Ну, вот… Сбил меня… Я хотела тебе сказать… Ты… Серёж, ты только не смейся. Не смей смеяться…
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Не смей смеяться… Полифонично. Очень. Умничка. Надо запомнить. Пригодится…
ЖАСМИНКА
Если ты начнёшь смеяться, я тебя…
(помолчав)
Ты не сможешь здесь долго жить, Серёж… Потому что… Потому что тебе надо русским дышать… Вот. Наконец-то я поняла. Что думалось мне… Но сказать никак не моглось… В тебе всё – русское… Наше… Родное… Хотя ты… Хотя в тебе столько кровей намешано: и – русских, и – французских, и – цыганских, и… Не знаю – каких ещё… Наверно, все эти твои крови и есть русское… И есть самое настоящее… Наше. Русское. Родное…
СЕРГЕЙ
(улыбается)
А цыгане, кстати, – ромалы…
(медленно тушит сигарету в пепельнице)
Не знала? Значит, мы – на моей Родине… Отчасти…
ЖАСМИНКА
Да тебе не родины какие-то нужны! Тебе нужно…
(помолчав)
Тебе надо…
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Кстати, опять… Хорошо, пусть так. Пусть я меняюсь по сто раз каждую секунду. Да, наверно, меняюсь. Вместе с теми людьми, которые нынче в эту секунду – во мне: солдатами, чудиками с Луны, беременными женщинами, городскими сумасшедшими, влюблёнными скрипачами… Но зато Жасминка… Эта прелестная, волшебная, озорная, нежнейшая девчушка, которой всего-навсего – шестнадцать с хвостиком, наловчилась почти мгновенно превращаться во взрослую дамочку… Эдак – лет тридцати с лишним. Почти – мигом. Прямо – на моих глазах. И – говорить, как взрослая опытная женщина. И, в то же время, оставаться дивным юным чадом: с торопливой, чуть капризной речью; со вспыхивающим румянцем на загорелых щёчках; с короткими смешками, в секунду переходящими в упоительный серьёз зрелой отроковицы. С ума сойти можно – так это неожиданно, волшебно и завораживающе…
ЖАСМИНКА
Не нужны тебе никакие родины! Тебе русское нужно! Русское, Серёж! Слова русские! Люди русские! Бестолковщина эта наша вся! Иначе ты дышать не сможешь! Как сочинять забудешь! В заграницах этих! Ты ведь так сочиняешь! Пальчики оближешь! Так – чудненько! Так – ясненько! Я ж до тебя… Я до тебя и не читала ничего толком… Ну, в школе проходили… Всяких пушкиных, толстых разных с достоевскими…
(Сергей внутри себя улыбается)
И запри тебя в этом во всём красивом…
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Ага, уже хозяин кабачка появился поглазеть: кто это здесь вопит по-русски…
ЖАСМИНКА
Посади тебя здесь сидеть надолго – задохнёшься ты… Даже – со мной. С нами. И я тебе здесь… Не знаю… Как собачке – пятая лапка, буду… Не то, чтобы тебе мешать… Но и – не помогать… Понимаешь? Чужие мы – здесь… Не нужные… Кому мы здесь нужны, а? Правда ведь? Итальяшкам? У них сейчас – другие заботы… Как – от негров спастись… А то – вон их в Риме сколько… Ой, о чём это я говорила?
СЕРГЕЙ
Родная, ты ведь…
(смотрит на дисплей смартфона)
Ты ведь любишь сюр…
ЖАСМИНКА
(обрадованно)
А, вспомнила! Нельзя нам здесь жить! Не надо, Серёж! Ни-ни-ни! Ни – за какие коврижки! Так, погулять, посмотреть, потусоваться можно… Недельки три-четыре… А потом домой надо… В русское… В наше… Слышишь? В наше, Серёж. Я так хочу, чтобы ты был счастлив! Чтобы сочинял истории свои чудненькие! Чтобы кинульки свои снимал! А, знаешь…
(помолчав)
Ты только не ругайся, да? Я только сейчас начинаю понимать… Про – женщин твоих… Ну, про тех, о которых ты всякие рассказики написал… Нет, когда я прочитала тогда… В первый раз… В Питере… Чуть с ума не сошла, ей-богу… Аж в глазках потемнело… От злости… На – тебя… На – них… А сейчас поняла… Нет, ещё не до конца поняла… У меня всё ещё только понимается… Про – тебя… Про – них, женщин этих… Про – нас с тобой… Нельзя ведь сразу всё понять, да? Просто не поместится всё сразу понять… Я сейчас нисколечко не злюсь… Ничуть-ничуть… Потому что поняла: ты не специально про них написал… Чтобы меня этим… Чтобы я от ревности тебя прибить захотела… Нет, не для этого… Просто… Просто все они – твоя жизнь… И – не прошлая жизнь… Настоящая… Нынешняя… Они, эти женщины, все в тебе есть… Ты, наверно… Не знаю… Любишь их всех, да? Нет? Уже не любишь? Скажи. Я не буду ругаться… Наверно, любишь… И они тебя любят… Не могут не любить… Или разлюбить не могут… Или не хотят разлюбить… А можно захотеть и разлюбить? Вот так – сказать себе: хочу разлюбить! И – всё. И разлюбила… Наверно – нет. Наверно – нельзя. Да, Серёж? Что ты молчишь? Я какие-то глупости говорю, да?
СЕРГЕЙ
Нет, родная…
(касается руки девочки)
Не глупости. Совсем – не глупости. У тебя пальчики дрожат… Не волнуйся… Да, ты права… Нельзя разлюбить. Никогда. Если разлюбил, значит, и не любил. Вовсе. Значит, просто блажь была… Так, увлечение… Страсть… Не более того… А если люди друг друга полюбили… Действительно полюбили… Если не могут друг без друга ни дышать, ни спать, ни есть, ни жить… Значит, это – навсегда… Понимаешь, родненькая? На всю жизнь. И – после жизни. Ведь любовь даётся людям свыше. Во спасение. В наказание. В радость. Да, люди могут…
(снова закуривает и смотрит на недвижимую, затаившую дыхание девочку)
Люди могут расстаться… В силу тех или иных причин… Потерять друг друга… Но свою любовь они никогда не смогут потерять. Никогда. Даже если будут с другими людьми. Даже если им будет казаться, что они любят этих людей… А сколько любящим друг друга людям отведено времени… Быть рядом… Вместе… Каждый день… Каждый час… Никому не ведомо, родная моя…
ЖАСМИНКА
(шёпотом)
Я тебя никому не отдам… Слышишь, Серёж? Никому… Никогда… Да, я вижу…
(часто-часто моргает)
Я вижу, что ты иногда… Там – где-то… Не – со мной… Нет, со мной, как бы… И, в то же время, – там… Со своими героями, наверно… Женщинами этими… Стихами своими дивными… У тебя тогда даже лицо меняется… Ой, ты меня расплакал… Столько времени не плакала, а тут…
СЕРГЕЙ
Ну-ну-ну…
(вытягивает из кармана джинсов большой клетчатый платок)
Сопелек нам не надо… Даже если я – где-то, то всегда – с тобой… Слышишь, радость моя? Всегда. Есть и буду с тобой. Только с тобой. Всю жизнь… Пусть этой жизни остался год… Или – день… Или…
ЖАСМИНКА
(вспыхнув)
Я тебе дам – год! Я тебе покажу – день! Я тебе такой день покажу!
СЕРГЕЙ
А если будешь так вопить…
(оборачивается)
Этот толстый усатый сеньор позвонит мафии, она приедет и нас пристрелит!
ЖАСМИНКА
(возмущённо)
Как это нас пристрелит?! Я ей так пристрелю, что мало не покажется! Мафии этой!
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Вот. Буквально – мгновение. И опять – девочка. Наивная, бесконечно милая, с припухшими от лучистых слёзок глазками. Даже заметить не успел – как зрелая женщина превратилась в гневную девочку. Чудеса. Да и только…
(вслух)
Вот что, родная…
(прижимает девичью ручку к скатерти стола)
Мы здесь ещё побудем, да? Я хочу, чтобы ты надышалась… Вдоволь… Этим солнцем… Этим небом… Морем… А потом махнём в Испанию… На – чуток… Скоро же твои каникулы заканчиваются… А в школу опаздывать – не красиво… В Испании нынче – не жарко… Но – пряно… И – терпко всегда… Не знаю… Наверно, само небо Испании – такое… Пряное, терпкое… С перчинкой… И бегущих негров с арабами там нет… Они до Испании ещё не добежали… Они все в богатую Германию ломятся… Да, родная? Я просто хочу… Я хочу, моя нежность, чтобы ты надышалась того неба, которым дышал я… Чтобы почуяла всю свежесть, всю прелесть, всю тишину этого неба… Небес, то есть… Потому что в России небо – одно: мглисто-свинцовое, например… Как в Питере – нынче… А в Италии – другое, правда? Смотри: ноябрь, а небо – душистое, тёплое, цветочное, не хмурое… А под Мадридом вдыхаешь небо и тебе кажется, что пьёшь горячий чай с мятой, кардамоном, имбирем… Маленькими глоточками… С лимончиком Лунишки – вприкуску…
ЖАСМИНКА
(хихикает)
Луну – вприкуску? Как – это?
СЕРГЕЙ
А летом…
(помолчав)
А на летние каникулы рванём в Норвегию… Хочешь? Касатки тебя заждались… Во фьордах… Специально не обедают… Ждут, когда Жасминка вкусненькая к ним прикатит…
ЖАСМИНКА
(смеётся)
Я – не вкусненькая! Я – маленькая! Меня только на зубок хватит! Касаткам твоим… Меня таких сто им надо! Чтобы червячка заморить… Серёж? А, Серёж?
(серьёзно)
Серёж… Только ты не ругайся, да? Хорошо? А почему мы… А почему ты… Помнишь: ты говорил? Про друга своего… Маурицио. Я помню – что ты про него написал: как вы познакомились… В Венеции… Про жену его, Клаудию, помню… Как ты с девочкой той, Джульеттой… Ну, потом… Когда вы… В отельчике… После отельчика…
СЕРГЕЙ
Послушай меня, Жас…
ЖАСМИНКА
Нет-нет-нет… Ты не думай – я не ревную… Нет, ревную, конечно… Она ведь красивая была, да? Старше меня – чуть… Но – красивая… И так у вас здесь всё чудесно было… Сначала в Венеции – чудесно… Потом – в Риме… А после вы сюда, на Сицилию, к друзьям твоим, убежали… Спали вместе… Любились… Ты поэтому боишься меня со своими друзьями познакомить? Поэтому, да?
Хрустальными колокольчиками звякает входная дверь кафешки.
МУЖСКОЙ ГОЛОС
(не громко)
Пап?
ЖАСМИНКА замирает.
СЕРГЕЙ
Вот…
(смотрит на испуганную девочку)
Сюрпризик… Как – и обещал… Познакомься, душа моя…
МУЖСКОЙ ГОЛОС
Папа?
(приближается)
Отец?
СЕРГЕЙ медленно поднимается со стула. Высокий, темноволосый, с лёгкой щетиной на загорелых щеках, парень обнимает СЕРГЕЯ.
ПАРЕНЬ
(тихо)
Ба-а-а-атя-а-а-а…
ЖАСМИНКА открывает ротик и перестаёт дышать.
ПАРЕНЬ
(тихо)
Ну, бать…
(чуть шевелится в объятьях Сергея)
Задушишь… Пусти… Отец, ну? Что – ты? Ну, не надо, слышь? А то я сейчас… Тоже… Возьми платок…
СЕРГЕЙ
(промокнув платком лицо)
Познакомься, Саш… Это – Жасминка… Моя жена… Родная, познакомься… Сашка… Мой сын…
Но никто не шевелится. Кафешная сицилиечка в полу-движении останавливается у стойки бара. Над двумя, только что приготовленными чашками с капучино, застывает лёгкий молочный дым. А за прозрачным бирюзовым стеклом в полуденном осеннем солнечном мироздании с багровой ягодкой в клюве замирает на лету нарядный свиристель.
ТИТРЫ
Конец восьмой серии
*Джульетта… Любимая… (ит.)
**Быть может, я просто схожу с ума? (ит.)
***Спасибо… (ит.)
****Пожалуйста… (ит.)
*****Приятного аппетита… (ит.)