Алые аллеи
мелодрама (16+)
сценарий телевизионного фильма
4-я серия
НАТ. ВЕРАНДА ЧАСТНОГО ДОМА – УТРО
СЕРГЕЙ, в одних кумачово-пролетарских ситцевых шортах на резинке, сидит в плетёном светлой лозой, но крепком низком креслице на веранде дома – маленькой, свежей, ещё не прожаренной южным солнцем. ЖАСМИНКА сидит рядом: тоже – в шортах: рыженьких коротких, просторных и в бесцветном полупрозрачном топике. СЕРГЕЙ смотрит на махонькое серебряное пирсинговое колечко на загорелом пупке девочки, пригубливает кофе и закуривает.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Благо, что строительные узбеки или таджики ещё не нарисовались… На крыше коттеджика этого… Сколько там – от нас? Метров сто всего будет… И два глазика тёмно-розовых сосочков под топиком зримы только мне…
ЖАСМИНКА залпом выпивает высокий стакан апельсинового сока и утирает узким запястьем рот.
ЖАСМИНКА
Ой… Как – вкусненько… Мои Серёжики выспались? Я думала, что диванчик рухнет… Под нами… Я раньше… Ну, никак не могла выспаться… Хоть – всю ночь спи… С самого вечера… И всё равно утром разбитая вставала… Совсем – никакушка… А с тобой… Мы ж с тобой весь вечер и всю ночку любились… Потом на часик-другой задремали… И я снова – свеженькая… Ни капельки спаткать не хочется… Чудеса – какие, да? С чего это вдруг так стало? Из-за тебя?
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Да… Первый завтрак: сигарета и крепкий ледяной кофе… Нет – не глясе… Надо теперь всегда так и делать: вечером варить, давать остыть, процеживать и до утра – в холодильник… И с утра кофеёк будет не просто ледяной, а арктический… Да, вечером кофе надо обязательно одушевлять разными радостями: имбирем, корицей, кардамоном, гвоздичкой и несколькими молекулами «Мартеля»… И – никаких сахаров! Боже упаси! За чайную ложечку сахара, брошенную в этот божественный эликсир, – сто лет расстрела!
ЖАСМИНКА осторожно вытягивает из-под кресла шоколадную ножку, щиколоткой опускает её на плечо СЕРГЕЯ и большим пальчиком щекочет мочку его правого уха.
ЖАСМИНКА
(тихо)
А я тебя опять хочу… Вот сок выпила… И сразу захотела… Нет… Я тебя всегда хочу… Как вижу, так и хочу… Пошли в постельку…
СЕРГЕЙ
(лукаво)
А – пляжик?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Пляжик подождёт… Пляжик никуда от нас не убежит… Правда? И море никуда не денется…
(помолчав)
Я тебя так хочу… Так хочу, что…
(замирает)
Я тебя всегда хочу… Слышишь? Всегда… Ты не думай, что я – какая-то там развратная… Я никого больше не хочу… Только – тебя… Только увижу… Даже не увижу… Только твой запах учую… Или голос услышу… Так сразу и хочу… До дрожи… У тебя – такой голос… А-бал-деть… И – сильный, и – бархатный, и – нежный, и… И тогда… На пляжике… Ты, наверно, подумал: ну вот, девчонка какая-то голодная мимо проходила… А тут – парень в трусах… Вот девчонка эта и решила трахнуться… Так, чтобы поразвлечься… Да? Так подумал? А я и сама нынче не могу вспомнить – как на том пляжике оказалась… Мамке помогла бельё развесить: сушиться… А потом… Потом думаю: чего дома сидеть? Дай, думаю, пройдусь… По пляжику… Босичком… Так здоровски по мокрому песочку босичком ходить… И никого по вечерам нет… Никто не загорает… Никто не пристаёт… А тут – ты… Большой… Здоровенный… Мускулистый… И – один… И на меня – ноль внимания… Тут у меня крышу и снесло… Конкретно… Даже уже и не помню – что да как делала… Очнулась только тогда, когда тебя в себе почуяла… Огромного… Сильного… И снова, видать, чувств лишилась… Сколько мы с тобой тогда любились?
СЕРГЕЙ
(пожав плечами)
Часа три…
(усмехается)
Пока батя твой с дубиной…
(помолчав)
Я тебя тогда ещё морской водичкой отливал… Чтобы очнулась… А то вдруг упала… И лежишь, как помершая… Ни звука… Ни движения… А потом очнулась…
(улыбается)
И снова на меня набросилась…
ЖАСМИНКА
(изумлённо)
Меня отливал?! А я – что?!
СЕРГЕЙ
Я ж тебе говорю…
(отпивает кофе)
Заорала на весь Крым… И без чувств свалилась… Ничком… Я уж думал, что… Потом гляжу: нет, дышишь, вроде… И трясло тебя тогда очень… Когда валялась… Я даже свой платок носовой свернул в трубочку и между зубок твоих сунул… Чтоб язык не прикусила… Вдруг, думаю, – эпилепсия какая…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Я тогда так кончила…
(помолчав)
Нет, я и раньше кончала… Сама с собой… Понимаешь? Нет, безо всяких там резиновых членов и прочих штук… Просто пальчиками дразнила… Обе дырочки… И кончала… Но – тихонько так… А с тобой… И – в первый раз… А ты меня – и так, и эдак… Ей-богу, думала, умру… Такое изнутри пошло – мама не горюй… Ничего, что я тебе это говорю, да? Тебе не стыдно меня слушать, нет? А мне не стыдно говорить… Ты для меня сразу родным стал… И не стыдилась я ни тебя, ни себя… Ни капельки… Даже и не думала, что можно так не стыдиться… У меня тогда грудка на размера три больше стала, да? Ещё бы… Три часа меня… По-всякому… Думал, видать, у меня парней – сотни три… А ты у меня был первый… Первый и единственный… Вот я и вырубилась… Хорошо, что не померла хоть… Я и сейчас еле живая с кроватки сползаю после тебя, а тогда… Ну, да… Хотела, наверно, такой опытной девахой себя показать… А, если бы тогда, как – нынче, часов с пяток без перерыва… Точно бы ёкнулась… Представляешь?
(забирается на колени Сергея)
Представляешь, Серёж? Мы с тобой уже живём… Как – муж с женой… Да почему – как? Мы и есть жена и муж. Просто не расписаны пока. Ну, законы у нас – такие идиотские! Только с восемнадцати можно жениться. Нет, ну, если залетишь… Я слышала, и – раньше, до восемнадцати… Но мы ведь пока залетать не будем? Да, Серёжик? Я деток очень от тебя хочу… Очень, родной… Двоих… Или – троих… Но – чуть попозже, да? Много же времени и сил на деток уйдёт, а я… А я ещё тебя не налюбилась… А как-нибудь давай… Давай целый день из постельки не вылезать? Да? Чтобы ты меня целый день любил… По-всякому… Как мы только придумаем… Пусть я умру… Но так хочется тебя всего… Надолго… На день, хотя бы… Только надо… Куда подальше убежать… А то я своими криками всех вокруг перебужу… Странно, да? Ору, а сама потом не помню, что орала… Как такое может быть?
СЕРГЕЙ осторожно целует девочку в висок и, подняв ЖАСМИНКУ со своих колен, встаёт с плетёного кресла. Заходит в дом и через несколько секунд возвращается с двумя чашечками кофе.
СЕРГЕЙ
Давай – по кофейку, родная… Потом чуть поныряем… Погреемся на солнышке… А потом… Потом…
ЖАСМИНКА
(маленькими ноздрями втягивает аромат кофе)
Как па-а-а-а-ахнет… Чудненько…
СЕРГЕЙ
(опускается в плетёное кресло)
Я хочу с тобой прожить…
(отхлёбывает кофе)
Я хочу с тобой прожить, моя нежность, – сколько мне осталось… Десять лет… Год… Или – месяц…
ЖАСМИНКА
Серёжа, не говори глупо…
СЕРГЕЙ
Погоди…
(быстро закуривает)
Послушай меня, Жасминка… Ты – молодая, дивная девчонка… Просто – чудо… Неземное… Я тебя безумно люблю… Но никогда не запру тебя под замок… Со мной ты станешь более свободной, чем без меня… Я тебе – не папа с мамой… И никогда ни в чём тебя ограничивать не буду… Ты всегда сама будешь делать свой выбор… Всегда, родная… Делать свой выбор… И нести за него ответственность… Как – все нормальные взрослые люди. Ты станешь отвечать за свои поступки. Не – папа с мамой, не – я, не – братец твой, не – дядя Вася, а – ты. Только – ты. И – ещё. Тебе придётся отвечать и за меня. Я буду нести ответственность за нас, нашу семью, дом, деток, а ты станешь отвечать за меня. Только. И только от тебя, девочка моя, зависит – сколько я проживу на этой земле. Месяц, год или десять лет. Этот срок для меня выберешь ты. Ты, Жасминка…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Я буду…
(помолчав)
О, Господи… Ты столько всякого наговорил… Такого большого наговорил… Что у меня все мысли разбежались… Я что-то хотела сказать… И забыла – что… Ты такого огромного наговорил, что во мне не поместилось… Серёж… Я тебя безумно люблю… И сделаю всё, чтобы мы с тобой…
СЕРГЕЙ
А давай сегодня порыбачим? А, радость моя? Я знаю – у кого тут катер можно на несколько часов одолжить… Не лодку – какую… Деревянную… С вёслами… Настоящий катер… С мотором… Быстрый… Сильный… Отлетим от берега на пару-тройку километром… И рыбки наловим… А ты вечером приготовишь… Я один рецепт знаю… Запечённой рыбки… В духовке… Пальчики оближешь… Побежали? Только топик этот прозрачный на маечку какую переодень, да? А то твои грудки с сосочками всех граждан в краску вгонят… Пока – до яхтенного клуба добежим… Да, чудо моё?
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – УТРО
Белоснежный катер, стремительно разрезая тёмно-синюю, спокойную гладь воды, несётся в открытое море.
НАТ. ОТКРЫТАЯ ПАЛУБА КАТЕРА – УТРО
СЕРГЕЙ, за штурвалом катера, оборачивается и видит извилистый удаляющийся берег – с постройками, маленькими яхтами, пирсом и гномиками людей.
ЖАСМИНКА
(смотря вдаль, громко)
Ва-а-а-ау-у-у-у-у! Серё-о-о-о-ожка-а-а-а-а-а!
СЕРГЕЙ
(за штурвалом катера, громко)
Следующая остановка – Турция! Держись крепко!
ЖАСМИНКА оборачивается: крымский полуостров – позади – исчезает в искрящейся пелене необъятного, до и после всех горизонтов, моря.
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – УТРО
Белоснежный катер, с тремя удочками по бортам и двумя людьми на палубе, тихо колышется на искрящихся, солнечных водах полного штиля.
ИНТ. ПАЛУБА КАТЕРА – УТРО
СЕРГЕЙ надевает тёмные очки и смотрит на недвижимые, уснувшие удочки.
ЖАСМИНКА
(широко зевнув)
А где – рыбка? Серёжик, а где – вся рыбка? Не хочет ловиться? Спит? Я тоже-о-о-о-о-о-о…
(зевает)
Спаткать хочу… Поплыли спаткать, а? В постельку хочу… С тобой… Рядышком… Ну, поплыли…
СЕРГЕЙ
(смотрит на спокойное море, про себя, тихо)
А куда это нас занесло? Не – в нейтральные воды, часом? Или сносит ещё? Течением…
(крутит головой, про себя, тихо)
Ничего не пойму… Солнце, вроде, – на юго-востоке… Там – где и должно быть… Но нас сносит… Точно, несёт куда-то… Ни – берега, ни – других привязок…
(достаёт мобильный телефон, про себя, тихо)
Вот: и сигнал пропал… А радиостанция… Чёрт, мне ж… Андрюха же меня предупредил: не поставил ещё… Закупил… Но не поставил…
(снимает тёмные очки и осматривает все стороны горизонта, про себя, тихо)
Какая там – зона территориальных вод? Сорок морских миль, кажется? А потом – нейтралка… Тогда – где же… Если нас действительно унесло в нейтральные воды… Где же тогда – наши доблестные пограничники? За границей?
ЖАСМИНКА
(заунывно)
Ну, Серё-о-о-о-ожики… Ну, давай домо-о-о-ой… Ну, давай – обра-а-а-а-атно… Ну, ми-и-и-иленький… Ну, дава-а-а-ай… Не хо-о-о-очет… Лови-и-и-и-иться… Поплы-ы-ы-ы-ыли… Ну, Серё-о-о-о-ожики…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
А – понырять?
ЖАСМИНКА
(оживлённо)
Понырять?! Здесь можно понырять?! Точно?! Можно?! Можно – Серёжик?!
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Нужно… Только ты это…
(смотрит на море)
Не сигай чёрти куда… От меня… Да, родная? Какая здесь глубина – без понятия… И где начинается слой сероводорода – я тоже не знаю… В принципе у дна – сероводород… А какой толщины – слой? И дна мы можем даже и не увидеть… Может, пятьдесят метров – здесь… А, может, и все – сто пятьдесят… Или – триста… Или – больше… Поняла? Держись в прямой видимости от меня… В трёх-четырёх метрах… И течение какое здесь – я тоже не знаю… Как подхватит… Как поволочёт на глубину… Или – в открытое море… Чёрта с два выплывем… Тебе – ясно, прелесть моя? Как только я маякну «всплывать», сразу – вверх! Без фокусов! Здесь тебе – не пляжик… И – не берег… Открытое море…
ЖАСМИНКА
(нацепляя ласты)
Не бойся, Серёжик… Я – с тобой… Ты меня держись… И ничего не бойся… Я тебя никому в обиду не дам… Никому-никому… Так и знай…
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – ДЕНЬ
В густо-бирюзовую солнечную воду, один за другим, по обе стороны катера мягко плюхаются оранжевые якорные буи. Две фигуры – маленькая и большая – в ластах, свинцовых грузах и масках медленно, спинами вперёд, опрокидываются с борта катера в спокойное море.
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА, мягко работая ластами, медленно погружаются в золотисто-синюю глубину. СЕРГЕЙ, повернув голову в сторону ЖАСМИНКИ, пальцами правой руки спрашивает: ok? ЖАСМИНКА пальчиками левой руки отвечает: ok. Мимо СЕРГЕЯ с ЖАСМИНКОЙ проносится стайка серебристых рыб, а впереди, из толщи моря, возникает большое белое облако огромных медуз. СЕРГЕЙ указательным пальцем правой рукой три раза показывает: вверх. ЖАСМИНКА кивает.
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА выныривают на поверхность моря и сквозь мокрые маски видят огромное белоснежное рыло гигантского сухогруза, который под каким-то серо-буро-малиновым флагом прёт прямо на них. СЕРГЕЙ и ЖАСМИНКА переглядываются и в ту же секунду резко рвут в разные стороны. Миниатюрные цунами от сухогруза обрушиваются на белоснежный катер и, пенясь, заливают морской водой палубу.
НАТ. ПАЛУБА КАТЕРА – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ с ЖАСМИНКОЙ масками вычерпывают воду со дна катера.
СЕРГЕЙ
(смеясь)
С какой скоростью ты рванула? Наверно – быстрее скорости света… При переходе тобой звукового барьера… В самом пике оргазма… Первого… Самого чувствительного…
ЖАСМИНКА
(высунув алый кончик языка, утирает узким запястьем загорелый лоб)
А – ты?! Тоже… Как рванул… Аж ласты твои… Аж вода под ними заклокотала…
(помолчав)
Не… Самые чувствительные – дальше… Пятый… Или – шестой… Когда – подряд… Друг – за дружкой… Я тогда вообще… Меня тогда вообще… На кусочки разносит… От наслаждения…
СЕРГЕЙ
Если бы затонули… За этот катерок дорогущий… Ей-богу… Пришлось бы душу дьяволу продать…
НАТ. ПЛЯЖ ЧЁРНОГО МОРЯ – ВЕЧЕР
ЖАСМИНКА
Ну, а дальше – что?
(шуршит галькой и шлёпает щиколоткой шоколадной ножки по правому плечу Сергея)
Колись, давай! Красивая была та – ваша?
СЕРГЕЙ
(смотрит на серебристую рябь моря)
Здорово мы порыбачили… Утречком… Да, душа моя? От души…
(смеётся)
Чуть под корабль не угодили… И свой чуть не потопили…
ЖАСМИНКА
А как ты берег увидел, Серёж? Ничего ж видно не было… Одно же море было кругом… Море и солнце… Как ты разглядел?!
СЕРГЕЙ
(пожав плечами)
Не знаю… Блеснуло вдруг что-то… Сквозь – пелену… Быстро – так… Как – солнечный зайчик… И пропало… Как раз – на севере… Судя – по солнцу… Что может с моря блестеть? Ничего… Только – на суше… Вот по тому курсу и пошёл… Хорошо, что хоть мотор наш не затопило… А то бы бултыхались… В море… До сих пор… Пока бы – не подобрал кто-нибудь…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Душа моя…
(помолчав)
Ты меня ещё никогда так не называл… Никто меня так не называл… Душа моя… Так – тёпленько… Так – мило… Так – нежненько… Откуда ты это взял? Придумал? Серёж?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Эх, ты… Книжки надо читать… Чехова… Толстого… Пушкина… На Руси ведь так всегда муж свою жену любимую называл: душа моя… Не – киска, не – зайчик, не – птичка… А – душа моя… Отдавал муж свою душу жене своей, понимаешь? А жена мужа своего величала: свет моих очей… Не слышала разве?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Нет… Не читала… В школе – да… Заставляли читать… Всех – этих… А я как начну читать… И засыпаю… Так скучно было всех их читать… Балы – какие-то… Разговоров – куча… Всё говорят, говорят, говорят… А этот… Как – его? Который старуху топориком тюкнул… Ну, кто про него сочинил? Я забыла…
(помолчав)
Ты – свет моих очей? Да. Наверно. Точно. Ты, Серёж, – свет моих очей… Я тобой светюсь… Одним – тобой…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Фёдор Михалыч?
ЖАСМИНКА
Кто? Что?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Достоевский. Фёдор Михалыч. Это у него Раскольников старуху-процентщицу топором ахнул.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ой… Да… Там такие предложения – у него… У Достоевского твоего… На – пол страницы… Пока до конца дочитаешь предложение, уже забудешь – что в начале было… Они у меня вообще… Они у меня потом вообще все в голове перемешались… Эти – Достоевские, Толстые и прочие всякие разные…
(помолчав)
И что – эта твоя русалка? Красивая была? Влюбилась в тебя?
СЕРГЕЙ
Фактурная… Нырять, правда, боялась… А какая ж русалка – без ныряний? Гидрофлекс для подводных съёмок мы тогда за бешеные деньги арендовали, а тут – простой… День, три, пять… Продюсерша наша орёт… Рубли в небо улетают… Работа стоит… Короче, певунью ту силком пришлось окунать… И то – на мелководье… Один план могли смен пять снимать… К тому ж мне спать эти красотки две ночки не дава…
ЖАСМИНКА
(оживлённо)
Кто-кто-кто не давали?!
СЕРГЕЙ
А, ерунда…
ЖАСМИНКА
Нет-нет-нет!
(ловко обвивает ножками загорелый торс Сергея)
Говори-ка! Быстренько! А то я тебе ща-а-а-ас… Рёбрышки поломаю! Вот! Ты тут тогда опять девочек снимал?! Да?! На съёмках своих! Знаю я эти съёмки! Наверно, всех девочек переснимал! Ни одной не осталось, да? Нет, они сами тебя все переснимали! Точно! Наверно, гроздьями вешались! Вешалки! Да?!
СЕРГЕЙ коротко щекочет беленькие пяточки девочки. ЖАСМИНКА, отпрянув с визгливым хохотком, замирает и тут же обнимает СЕРГЕЯ сзади загорелыми ручками.
ЖАСМИНКА
Нет, правда, Серёж… Что там тогда у вас было? Я не буду ревновать… Ей-богу… Мы же с тобой – муж и жена… А какие тайны могут быть у мужа с женой?! Мы же – родные с тобой, да? Самые родные люди! У меня никого нет ближе тебя… Нет и не будет! Никогда! Расскажи мне… Я ж о тебе ничего не знаю… Ну, почти ничего не знаю… Знаю только, что ты всегда классным парнем был… Что девочки от тебя без ума были… Но мне на них начхать… Я от тебя без ума больше их всех, вместе взятых… Больше – всех женщин на Земле! И знаю… Нет, не знаю даже… Чую… Каждой своей чуточкой чую, что любишь ты меня безумно… Безумненько… Как – никого и никогда не любил… И – не полюбишь… У тебя просто сил не хватит кого-то там ещё любить… Я тебя сама так излюбливать буду, что ты от меня в окошки выпрыгивать станешь…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Ага. Пока ты вопишь так, что все окошки сами лопаются от твоих визгов…
ЖАСМИНКА
(удивлённо)
Я вопю? Да?! Точно?! Когда?! А я не помню… Ей-богу, не помню… Наверно, мне так вопится… От тебя, бешеного… Ты ж такое со мной вытворяешь, что… Что окошки даже лопаются… От тебя… Серёж…
(громко сопит и ещё сильней прижимается шоколадной грудкой к спине Сергея)
Серёжик… А я тебя опять хочу… Чуешь – какие сосочки громадненькие стали? Я тебя всегда хочу… Как – не нормальная… Ты меня такой хочухой сделал, что…
СЕРГЕЙ
Погоди…
(прикрывает брови ладонью)
Ну-ка, быстренько одевайся. Быстренько-быстренько. Ну?!
ЖАСМИНКА
А что…
(растерянно)
А чего я такого сказа…
СЕРГЕЙ
В купальник ныряй давай!
(подаёт девочке две бирюзовые тряпочки и, не вставая, натягивает чёрные плавки)
Одевайся, родная, не спи. Там вон… Видишь: на скале какие-то граждане нарисовались… Фоткают… Хочешь завтра голенькой висеть во всех соцсетях?
ЖАСМИНКА
(обиженно влезает в купальник)
Ну, и пусть фоткают… Мало голеньких девочек по всему побережью валяется? Плевать я на их фотки хотела… Я себя на пляжике в купальнике, как в тулупе, чувствую… Ты же знаешь, что я всегда голенькой загораю… Как – Ева… А ты – мой Адамчик…
СЕРГЕЙ
(улыбнувшись)
Скорее – змей-искуситель…
(смотрит вдаль)
Вон: ещё трое нарисовалось… Хочешь, чтобы завтра твоей попкой с писькой и прочим весь инет любовался? Лайки ставил? Да сальные шуточки бы в комментах отпускал?
ЖАСМИНКА
(обиженно, шёпотом)
Нигде ни от кого не спрячешься… Хоть в море ныряй… И на дне морском… Любимого своего люби… А точно: давай нырнём и там… На песочке морском… Друг дружку любить будем… А? Здоровски я придумала?! Мы же с тобой – влюблённые! Мы должны любиться каждую минутку! Ой…
(поправляет купальник)
Точно, как – в шубе… И колется… Серёжик… А, Серёжик? Так что там тогда было? Ты так и не сказал… Ты что: и ту русалку тогда поимел? Снимал которую… Да? И ещё – кого-то? Или – всех сразу? Скажи… Ну, что ты боишься сказать? Я ж понимаю… Уже не боюсь понимать, что у тебя за все эти года миллион девулек было… А по мне – хоть миллиард… Мне – всё равно… Нет, не всё равно, конечно… Но ты для меня – единственный… Первый и единственный мужчина, понимаешь? Мой. Только мой. До конца жизни. Никогда не думала, что такое может быть… Вон… Девчонки мои… Подружки всякие… Уже по сто парней поменяли… С одним крутят… С другими параллелят… И ведь – не шлюшки какие… Нормальные девчонки… Ищут своего, что ли? Не знаю… Я даже с двумя поругалась… Когда узнала… Ну, они мне сами выболтали про своих… Одного я даже знаю… В Ялте в гостиничке работает… Этим… Как его? Ну, типа – менеджером по туристам… Или – что-то вроде того… Машинка у него – классная… «Мерсик», кажется… И парень – красивый, высокий… Дом вот свой строит… А Танька, дурочка, ещё с каким-то Фимкой с рынка закрутила, представляешь? В открытую! Ну, тот парень её психанул, конечно… Зачем ему такая? Которая и ему даёт, и ещё десятку парней… А знаешь…
(смотрит на скалу)
Ушли… Давай я сниму эти тряпочки… Нет… Вот ещё какие-то появились, блин… Что им там: мёдом намазано?! Завтра на наше место пойдём, да? Про него вообще никто не знает… И поныряем, и полюбимся… Без туристов этих… А если что – в пещерку нашу нырнём, да? Там, правда, – камешки остренькие… Но, когда ты меня… Когда ты меня любишь, я ничего вокруг не чувствую… Только – тебя… В себе… И улетаю… Почти – сразу… Чёрти куда… В рай, наверно…
СЕРГЕЙ
Ну, и дурочки – твои подружки, что треплются о парнях своих…
(аккуратно выкладывает на плоском шоколадном животе девочки разноцветные камешки)
Если бы хоть одной извилинкой подумкали, что своим трёпом они своих парней… Словом, любому нормальному мужику – поперёк, когда за его спиной о личном, интимном кто-то болтает… Особенно – женщина, которой он доверил себя: свои чувства, планы, мысли, надежды, жизнь… Личное, оно потому и – личное, что касается только двух людей… И – никого больше… Понимаешь, родная: никого? И все свои проблемки, несуразности, напряги решать они должны только вместе. Друг – с дружкой. И больше – ни с кем. Ни – с родными, ни – с подругами, ни – с соседями, ни – со знакомыми. Иначе всё рушится. Личное превращается в безличное. В безликое. В отстой. В свинарник. Тогда каждый вправе запустить в их жизнь свои лапы…
ЖАСМИНКА
А я и не треп…
(привстаёт, и цветные камешки сыплются на серую гальку)
Серёжик, ей-богу… Я никому ничего о нас не говорила… Нет, у меня выпытывали девчонки: мол, чего ты вся светишься? Как – солнышко… Втюхалась, что ли? А я – ничего… Правда-правда… Нет, вру… Катьке Тереховой сболтнула как-то… И то – чуток… Мол, да, парень такой дивный появился… Ты – то есть… Что влюбилась без памяти, сказала… И – всё… Она пытать меня стала: мол, кто – такой, кем работает, откуда, я его знаю и прочее… Еле отбрехалась от неё… Мы с Катькой давно дружим… Катюха никогда никому не разболтает… Ой, нет… Она ж знала, что я до тебя – ни с кем и никогда… Не давала никому, в смысле… Ещё и прикалывалась: у всех наших уже по десять парней было, а ты, дурочка, всё целкой ходишь… Как – идиотка… Вот я ей и выпалила… От обиды – наверно… Что есть у меня парень… Всем парням – парень… Не то, что – наши пляжные обмылки… Что с ним я в самый первый раз так кончила, что выше небес улетела… Чувств даже лишилась… Так волшебно было… Катька – сразу: когда познакомишь? Давай – завтра?! У меня. Я винца классного прикуплю. Посидим. Представляешь, Серёж? Тебя ещё не видала, а уже глаз положила… Ну?! Деловая – какая, да?! У неё самой-то – одни наши тусовщики пляжные… С одним переспит, другому даст… Так, для тела… Вот и завидки взяли… А больше – никому и ничего… Катька даже имени твоего не знает… Ну, мои: папка с мамкой, дядька да братец – не в счёт… Как от них скроешь? И то: они ничего только нашего не знают… И не узнают никогда… Я даже сама о только нашем подумать боюсь… Не то, чтобы выболтать кому… Знаешь, боюсь: вдруг начну думать, а оно, это наше с тобой счастье, вдруг – хлоп и лопнет… Как – воздушный шарик… Или ты меня разлюбишь… Бах и – всё… И нет нас… Такой ужас сразу пробирает… Аж дышать не можется…
(замирает)
Не разлюбливай меня, пожалуйста… Да, Серёжик? Я без тебя сразу умру… В ту же секундочку… Я не хочу без тебя жить… И не буду без тебя жить…
СЕРГЕЙ
А тогда…
(осторожно убирает мизинцем маленькую одинокую слёзку со щеки девочки)
Ты меня только сразу не убивай, да, родненькая? Дожди ещё зарядили… На – три дня… Ну, какие – съёмки? Все наши жили в разных домиках… Где – не дорого… Денег-то было в обрез… Девяностые годы… Того века… Союз развалился… Бардак – кругом… Так что не шиковали… А меня подселили в какую-то хибарку… В метрах трёхстах от моря… Комната, правда, – большая, светлая… Но хозяйка говорит: тут у меня ещё две подруги – на пару дней… Послезавтра улетают с югов… Так что, парень, не тушуйся, заселяйся, девки – правильные, никто твои шмотки не стырит, только сам баб сюда не води, куда хош с ними ховайся, но шоб в моей хате никакого блядства не было, понял?
ЖАСМИНКА
(хохотнув)
Ну ты, наверно, сто девочек сразу привёл… Когда хозяйка ушла… Да, Серёжик? Или – двести?
СЕРГЕЙ
(кивает)
Ага. Двести. Тыщ. Погоди, родная… Чуть коленку подвинь… А то ты мне сейчас всё на свете отдавишь…
ЖАСМИНКА
(испуганно)
Ой!
(убирает правую ножку с паха Сергея)
Так? Сейчас не больно? Прости, родненький… Я его потом зацелую… Нежненько-нежненько… И всё пройдёт…
СЕРГЕЙ
Бросил я, короче, сумку… Хозяйка ширму из шторы натянула… Поперёк комнаты… Какие-то лифчики, сланцы, трусы за ту сторону ширмы кинула, деньги взяла и слиняла… Я тоже с группой – на побережье… Место для съёмок искать… Вечерком в уличной кафешке чебуреками с минералкой перекусили и – по домикам… А я – усталый по самое не могу… Ещё до перелёта было пару рабочих ночек в Москве, по монтажу… И дни были забиты работой… Потом в Симферополь свалились… И в самолёте чёрта с два подремать дали: все хохмили на всё небо… После целый день – на ногах… Ну, думаю: сейчас упаду на минуток шестьсот… Кроватка там, правда, – какая-то древняя оказалась… Хлипкая… Скрипучая на все октавы…
ЖАСМИНКА
Тут эти девочки пришли, и ты их всех отымел! Так?!
СЕРГЕЙ
Не так!
(легонько щёлкает девочку по кончику носика)
Я тебе – что: сексуальный маньяк? Имею всё и всех, что шевелится?!
ЖАСМИНКА
(сразу)
Значит, они тебя отымели! Хором!
СЕРГЕЙ
Короче, провалился я… Без задних лап… И где-то среди ночи… Чёрт его знает – сколько времени было… Часа два или три, может… Темнота ж – кругом… Слышу за ширмой возню какую-то: то – чмоканье, то – охи, то – шлепки, то – сопит кто-то, как паровоз… В комнате-то – тьма-тьмущая… Даже Луны нет… Кровать за ширмой – опять же… Так воет-скрипит, как будто на ней пьяный лабух симфонию играет… Да ещё о фанерную стенку комнаты – бу-бух, бу-бух… А после такие стоны начались, что грешным делом подумал: помирает кто-то…
ЖАСМИНКА
Ой…
(замирает)
Ужас – какой… Я бы от страха описалась…
СЕРГЕЙ
Ну, я с кроватки тихонько встал… Зажигалку свою… А, знаешь, тогда мне знакомые из Германии такую навороченную зажигалку подогнали: с компасом, с фонариком, с биппером… Скажем, потерялась где в квартире зажигалка – а я вечно их терял или забывал – свистнешь, и она тебе тут же своим свистом отвечает: мол, здесь – я, хозяин мой дорогой, под диваном или в ванной… Так вот… Осторожненько к ширме подкрался, штору эту пыльную отодвинул, фонариком кроватку девулек подсветил, а там…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Что – там? Они умерли? Да?
СЕРГЕЙ
(хохотнув)
Почти… Кончились, то есть… Обе, как я понял…
ЖАСМИНКА
(шёпотом)
Как кончи… Я не поняла… Убили? Друг дружку? Серёж? Да?
СЕРГЕЙ
Розовенькими они оказались, родная…
(приобнимает девочку)
Островитянками… С Лесбоса… Слыхала про такой остров, нет?
ЖАСМИНКА
Ой…
(выдыхает и звонко хохочет)
Лесбиянки, что ли?! Да?! А тут ты влез?! С фонариком своим?! Прикольно! И при тебе любились?! Им что – начхать было, что рядышком парень чужой спит?!
СЕРГЕЙ
(улыбается)
Да им на всё начхать было…
(смотрит на пламенеющее солнце)
Смотри, родная… Кажется, что море горит… Раньше серебряным было… Потом – с позолотой… А нынче – багровым пожаром заполыхало…
ЖАСМИНКА
(удивлённо)
Точно… А я раньше такого и не видела никогда… Столько лет жила у моря и только сейчас заметила… Когда ты сказал… Так – здоровски! Точно, словно вода горит… Серёжка… Ты просто… Ты…
(часто-часто моргает)
Ты просто – чудо моё…
СЕРГЕЙ
Родная, ну что – ты?
(прикасается губами к бархатному виску девочки)
Опять – слёзки? Что опять случилось? К этим девулькам меня приревновала, что ли? Я же тебе сказал: им парни вообще – параллельны… Мы потом, правда, познакомились… Так они, оказывается, спецом в Крым прилетают… Каждый год… Друг к дружке… Чтобы любиться… Одна – из Магадана, другая… Из Кишинёва, кажется… Я точно уже и не помню…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Нет… Ты меня просто расплакиваешь… Иногда… Сейчас – часто… Вот ты сказал про солнце… Про пожар на море… И так вдруг больно сделалось… Я до тебя, оказывается, ничего и не видела… Всех этих чудес не замечала… И не чувствовала ничего… Человеческого… Женского… Во мне, наверно, только рождается человечек… Женщина… Настоящая женщина… Это ты во мне их рождаешь… Каждую секундочку… У меня… Я не знаю – как сказать… Сердечко просто плачет… От того, что жила-жила-жила… А ничего не чувствовала… Ничего не видела… Ни любви твоей дивной… Такой – огромной… Такой – нежной… Что она до сих пор в меня не вмещается… И сама ведать не ведала – как можно так безумно любить человека… Другого человека… Мужчину… Который мне стал – роднее, чем мать с отцом, и ближе всех людей на Земле… Я, наверно, скоро просто лопну… От счастья… Такого дивного счастья, что – больше тысяч меня… А ты… Ты вот сказал про солнце, про море, и это счастье как опять нахлынет… И сердечко выпрыгивает… Я когда-нибудь просто умру от этого счастья…
СЕРГЕЙ
(улыбнувшись)
Не знаю – как сердечко… Но вот кишочки твои уже играют ноктюрны… Буль-буль-буль… Не слышишь животиком? Проголодалась, радость моя? Пошли… Я тебе синенькие с сыром, черемшой и зелёным лучком под майонезом запеку в печке – пальчики оближешь… И лаваш у нас ещё есть… И – брынза… И – мяско тушёное… Сок гранатовый ты не весь выдула утром?
ЖАСМИНКА
Не весь…
(насупившись)
И что – твои лесбиянки? Потом вместе спали, да? Втроём? Всех их там отымел?
СЕРГЕЙ
Ага, родная…
(хохотнув)
Всех отымел. И – девулек, и – хозяйку дачки, и – всё крымское побережье. Только этим две недели съёмок и занимался…
ЖАСМИНКА
(наивно)
Да? Ой, Серёжик… Не путай меня… Я иногда уже просто не понимаю – когда ты шутишь, а когда взаправду говоришь… Ты для меня просто скажи: здесь я хохмлю, а здесь – нет… Чтобы я не путалась… Вон как ты позавчера торговку на рынке напугал… Я думала, что её кондратий хватит… Когда мяско покупали, помнишь? Смартфон свой к говядинке приложил, а он у тебя вдруг пиликать стал… Так – часто-часто… Как ты это сделал? А потом с таким строгим видом стал кому-то названивать: мол, у продавца такого-то места – в продаже радиоактивное заражённое мясо… Я ж видела: ты только четыре цифирки набрал… Та женщина чуть в обморок не упала… Была готова тебе весь товар даром отдать… Только, чтобы ни с кем не связываться… Даже мясник тот здоровенный… С топором огромным… Что мясо рубил… И тот испугался…
СЕРГЕЙ
Одевайся, родненькая…
(подаёт Жасминке майку и шорты)
Пошли… Я тоже, кстати, проголодался… Но – по тебе… Ты – волшебная девочка… И я каждую минуту благодарю небо за то, что мы нашлись… И теперь уже никогда не потеряемся… Никогда, душа моя…
НАТ. СКАЛА – ДЕНЬ
Двое туристов на скале – крупный бледный мужчина и такой же не загорелый коренастый юноша – смотрят, как внизу, на пляже, хрупенькая загорелая девочка, закрыв глаза и стоя на цыпочках, обнимает двумя ручками шею здоровенного бронзового парня, который, чуть наклонившись, целует в мочку правого ушка это божественно прелестное юное существо.
ИНТ. КОМНАТА ЧАСТНОГО ДОМА – НОЧЬ
СЕРГЕЙ осторожно встаёт с дивана. Бесшумно натягивает джинсы и майку. Оборачивается на какой-то тихий звук и видит, как ЖАСМИНКА с обиженным выражением загорелого личика шлёпает правой ладошкой по тому месту на постели, где только что он лежал.
СЕРГЕЙ
(замерев среди комнаты, про себя, тихо)
А ведь она действительно меня любит… Эта волшебная девочка не просто там влюбилась… На пару месяцев… Воспылала, так сказать… От нечего делать… И не только постель ей нужна… Она действительно полюбила… Меня… Всего… Целиком… Полюбила всем сердцем… Парня, который в три с лишним раза её старше… Безумие – какое-то… Ей-богу… И я… И я не могу оставить это чудо… Вот так: взять и укатить… И больше никогда её не видеть… Да, она действительно целиком отдала себя мне… И никогда от меня не откажется… Что бы ни случилось… Даже, если я окажусь японским шпионом… Или – главарём коза ностры…
Или – исламским террористом… Она всё равно от нас не откажется… Даже, если весь мир будет против нас… Всё равно: она будет стоять рядом и молча подавать мне патроны… Я это уже не понимаю… Головой… И не чувствую… Сердцем… Я это уже точно знаю… Да, пока не осознаю – почему… Но знаю точно: эта хрупкая, озорная, милая девчушка меня никогда не предаст и не продаст… Никогда… Ни за что…
НАТ. УЛИЦЫ ПРИМОРСКОГО ГОРОДА – НОЧЬ
СЕРГЕЙ, куря на ходу, медленно спускается по полутёмным узким улочкам приморского городка.
СЕРГЕЙ
(идя, про себя, тихо)
Она даже во сне меня не отпускает… Держится за меня… Чтобы её не унесло прочь… В какие-то неведомые мне пучины райских кущ… Или – на сто седьмые небеса зловещей преисподней… Держится за меня и, тем самым, держит меня… Да, эта девочка держит меня… На – этой земле… Рядом – с ней… Давая понять всем ангельским демонам, что никогда и никому меня не отдаст… Ни за что… Не предаст… Что бы ни случилось…
НАТ. ПЛЯЖ – НОЧЬ
СЕРГЕЙ смотрит на близкое, усыпанное миллиардами миров звёздное небо. Быстро раздевается до плавок. И, чуть поёживаясь, медленно входит в ночное сонное море.
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – НОЧЬ
Неспешными кролевыми гребками СЕРГЕЙ отплывает от берега. Переворачивается на спину и, распластавшись в воде, смотрит на далёкие огоньки спящего приморского городка.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
А когда всё-таки преодолеваешь животный ужас оказаться абсолютно бесчувственным к этому прохладному кошмару, который во всех нормальных граждан вселяет ночное – зловещее в этой чернильной оглушительной мгле – море…
(смотрит вверх)
Из-за креповой облачности выныривает подсвеченная солнцем Луна… И серебристая дорожка мягко касается моих мокрых, струящихся в этом бледном сиянии, ступней, груди… А берег… Берег кажется призрачным кораблём… Да – кораблём… С мерцающими огоньками иллюминаторов… Но – на якорной стоянке…
В то время, как ты – бестелесный плотью, но одушевлённый нагой негой – поначалу вольно дрейфуешь по этому глянцевому морщинистому чёрному шёлку… А потом и сам становишься морем: с ручьями артерий и вен; с немыслимыми глубинами заоблачных вершин внутри самого себя; с мерцающими созвездиями на обратной стороне век; любопытное зрение пытается заглянуть за край Вселенной, а предохранительная чека рассудка ехидно подсовывает броуновское мельтешение прозрачных амёб да инфузорий-туфелек…
Да, ты сам становишься морем, и, собственно, не имеет никакого значения – кто кем однажды был рождён: ты – этим наваристым, кишащим проблесками живой материи бульоном, или же твоя кровь в какой-то момент вышла из берегов и заполнила пустоты мироздания солоноватой, чуть йодистой нежностью…
ИНТ. КОМНАТА ЧАСТНОГО ДОМА – НОЧЬ
ЖАСМИНКА, широко распахнув глаза, вскидывается в постели.
ЖАСМИНКА
(шёпотом)
Серёж… Ты – где? Серёжик? Где – ты, родной? Я боюсь…
ЖАСМИНКА, закутавшись в одеяло, медленно сползает с дивана.
ЖАСМИНКА
(тихо)
Серёжики… Мне – страшно…
НАТ. ДВОР ЧАСТНОГО ДОМА – НОЧЬ
ЖАСМИНКА – в одеяле и босиком – выбегает из дома.
ЖАСМИНКА
(громко)
Серёжа!
Некоторое время слушает далёкий лай собак и, придерживая руками одеяло, бежит по дорожке двора к калитке.
НАТ. ЧЁРНОЕ МОРЕ – НОЧЬ
СЕРГЕЙ делает несколько глубоких вдохов-выдохов и, резко согнувшись, ныряет в ночное море. Под водой из кромешной тьмы возникают какие-то флуоресцирующие – переливающиеся розовым, голубым и фиолетовым светом – существа.
СЕРГЕЙ
(плывя под водой, про себя, тихо)
Наверно, такими нам покажутся далёкие звёзды… Когда мы, наконец, вырвемся в другие вселенные… И увидим миры, которые нам пока только снятся…
Во флуоресцирующем свете, из чернильной мглы, появляются чьи-то огромные овальные красные глаза. Пристально смотрят на СЕРГЕЯ. И исчезают. СЕРГЕЙ в ужасе вылетает на поверхность моря. Осматривается. И быстро гребёт к берегу.
НАТ. ПЛЯЖ – НОЧЬ
ЖАСМИНКА
(во весь голос, истошно)
Серё-о-о-о-о-ожа-а-а-а-а!!!
ГОЛОС СЕРГЕЯ
(из темноты, спокойный)
И что мы кричим?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ой… Серёжа… Ты…
ГОЛОС СЕРГЕЯ
(из темноты, спокойный)
И почему мы не спим?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Я… Я напугалась… Это – ты? Где – ты? Я тебя не вижу… Серёжа?
СЕРГЕЙ
(обнимает Жасминку, тихо)
Теперь видишь? Узнаёшь? Почему ты не спишь? Ты же крепко спала… Почему – босичком? И – в одеяле… Где – твоя одежда?
ЖАСМИНКА
Ой… Я проснулась… А никого нет… Тебя нет… Ты что – с ума сошёл: ночью купаться? Серёжа, не пугай меня так… Больше… У меня чуть сердечко не выпрыгнуло… От ужаса…
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Да, она даже во сне ни на секунду меня не отпускает… Держится за меня… Чтобы её не унесло прочь… В какие-то неведомые мне пучины райских кущ или на сто седьмые небеса зловещей преисподней. Держится и, тем самым держит меня. На этой земле. Рядом с ней. Давая понять всем ангельским демонам, что никогда и никому меня не отдаст. Ни за что. Не предаст. Что бы ни случилось.
(вслух)
Ты как-то меня в своём кошмарном сновидении… Тебя, видно, заливали толстенным слоем цемента… Так ты, дорогуша, хрупенькая, сорок семь с копеечками кило, лёжа на мне целиком, так умудрилась сдавить всеми своими ручками-ножками, что у меня, центнерового с лишним, здоровенного мужика перехватило дыхание…
ЖАСМИНКА
А мне с тобой ничего не страшно. Ничегошеньки… Когда мой любимый Серёженька – рядышком…
СЕРГЕЙ
Вон… Лежаки валяются какие-то… Давай домой не пойдём… А доспим здесь, на пляжике…
ЖАСМИНКА
(обиженно)
С тобой поспишь… Я вот опять тебя хочу… Прямо – здесь… И ничего не говори… Ты опять какие-нибудь глупости начнёшь говорить… Я хочу! И всё!
НАТ. ПЛЯЖ – УТРО
СЕРГЕЙ И ЖАСМИНКА лежат под одеялом.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Ах, граждане, вы не представляете себе – каково это проснуться с любимой девочкой на утреннем фиолетовыми сентябрьскими сумерками черноморском пляжике. В самую сизо-фиолетовую, подсвеченную сонным дыханием солёной воды, утрь. Есть в русском языке такое слово «утрь»? Нет – ещё?! Неужели?! Значит, ввожу. Пользуйтесь. На здоровьице.
(помолчав)
В этом «утрь» – и лёгкая зыбкая зябкость, и прозрачная свежесть, и йодисто-капельная взвесь южного осеннего бриза, и колкие полчища малюсеньких мурашечек по нашему общему телу: не по моему громадному отдельно и по хрупкому Жасминковому, а переплетённому руками, ногами, сердцами, душами – одному. На двоих. Нашему. Общему. Да, мы заснули на пляже. После всего. Под шелест мягкого вкрадчивого прибоя и плеск далёких волн. Под разноголосый стрекот цикад. Под аппетитненький цукат ночного солнышка – на иссиня-чёрном небе, которое миллиардами звёздных миров ныряло в море, а на поверхности спокойной воды – от берега до самого горизонта – серебрилась упоительная лунная дорожка. Да, и – и под бульканье перистальтики в нашем общем животике: хинкали, сациви и тёплый лавашик под свежий гранатовый сок уже давно – за четыре-то часика безостановочного упоения – из наших могучих сил переплавились в блаженную истому… К тому же, Жасминка пописала. Два раза. Присев на корточки. Над Чёрным морем. А я – один раз. Стоя. Чле… Точнее, лицом – к коварной Турции. Какой сегодня вообще день? А – год? А – век? А – планета? Впрочем, знаю: никакой. Ни день, ни год, ни век. А планета… Да – любая. Пусть хоть – около звезды Бетельгейзе в созвездии Ориона – Alpha Orionis, BD +7 1055…
ЖАСМИНКА
(зевнув)
Ой, Серёж, я усну-о-о-а-а?
Короткий зевок переходит в удивлённую рожицу.
ЖАСМИНКА
Знаешь, Серёжик, мне приснилось, что я вижу вон ту звёздочку…
СЕРГЕЙ
Это – не звёздочка, погоди, затекла рука, это – огоньки какого-то дома вверху…
ЖАСМИНКА
(поворачивается)
Да?! А я приснила, что…
СЕРГЕЙ
Хозяйка, наверно, уже убрала крынку с простоквашей под марлю… От мух… А хозяйская девочка… А девочка сидит на высоком крыльце… Лопает сочную клубнику… Мотает запыленной ножкой… И грезит…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Чем?
СЕРГЕЙ
Чудом будущей любви…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Серёж? А у тебя ж есть ещё и дочь… Девочка… Почему ты про неё никогда не говоришь? Ты её не любишь? Или – что? Куда она подевалась? Сынок твой большой, меня больше, знаю – в Германии живёт… Семья – у него там… Жена его… Дочка Марта… А твоя дочь – где? Я просто не понимаю…
СЕРГЕЙ
Ленка? Разбилась. Под Чикаго. На автобане. В 2004-м году. Нет её. Ясно?
ЖАСМИНКА
Ой…
СЕРГЕЙ
(тихо)
От чего мы не можем избавиться никогда? Кто – от чего. Кто – от кого. Кто-то – от бутылки. Кто-то – от нестерпимого зуда в штанах, когда самая крепкая и счастливая семья мгновенно перестаёт существовать, едва в обозримой близости появляется какая-нибудь сочная, похотливая сучка. Кто-то же – от неумолимого круглосуточного вранья: себе, близким, всему миру. Даже, когда лжец келейно или прилюдно изобличён и погружён по макушку в собственное враньё, он всё равно продолжает лгать. Он просто не может не лгать. Ложь становится компонентом в обмене веществ его тельца. Лиши его лжи, и тельце неумолимо зачахнет.
Я же уже двадцать пять лет не могу избавиться от Ленки. Дочери. Она всегда – во мне. Я вижу её наяву. Слышу её голос. Разговариваю с ней. Как ты разговариваешь со мной. Утром, за завтраком. На ночь глядя – когда я тихо целую тебя в височек и желаю спокойной ночи…
ЖАСМИНКА
Меня никто в височек на ночь не целовал… Даже – мама… Так – нежно, Серёж…
СЕРГЕЙ
Я с Ленкой стал разговаривать, когда она ещё не родилась… Когда эмбриону под именем Ленка было примерно недели четыре. С этаким махоньким хвостатым головастиком. Я припадал щекой к животику жены и шептал Ленке обо всём: как прекрасен и загадочен наш мир; как её любят и ждут; как улыбается Чеширский кот, и что сказали антиподы Алисе, когда она вылетела из кроличьей норы на противоположной стороне Земли; и как августовская алмазная роса становится золотистой, едва первые лучи ласкового летнего солнышка касаются ещё сонной травы… Потом Ленка научилась мне отвечать. Толкнёт чуть ниже пупка ножкой или дважды продавит самый низ живота жены ручками. Двумя. Космонавточка, тогда думал я. Знай, плавай в своём околоплодном пространстве, кувыркайся, слушай папины байки, расти…
Нет, родилась Ленка легко. Просто весело выскочила из родовых путей и ещё до того, как я, дрожа от ужаса, перерезал пуповину, мне улыбнулась. Я, вопреки всем врачебным запретам, стянул с лица марлевую маску и хотел было поцеловать Ленку в розовенькую, полную капилляров макушечку, но чадо вдруг извернулось, и поцелуй пришёлся в правую половинку мокрой, красной попочки…
ЖАСМИНКА
Ты рожал вместе с женой?! И со мной будешь рожать?! Деток – наших?!
СЕРГЕЙ
Кстати, в той родовой палате штук пять-шесть рожениц было… Сперва смущались, что к ним мужик заявился… А потом и схватки у них стали менее болезненными, и родили все легко…
ЖАСМИНКА
Это ты их заколдовал… У тебя ж – такая энергетика… И – дар… Ты – волшебник, Серёж… Вот потому и не больно им было…
СЕРГЕЙ
А потом так случилось, что я остался с Ленкой один. Жене в роддоме умудрились занести какую-то инфекцию… Потом перевезли в другую клинику… После я нашёл для неё – третью… В которой её, собственно, и стали медленно приводить в потребное состояние…
(помолчав)
Нет, где-то на десятый день после родов в нашу квартиру позвонили… Я с Ленкой на руках отворил дверь… И перед нашими очами предстало нечто громадное, розовощёкое, с громовым голосом… Патронажное, как тут же выяснилось… Ленка зашлась отчаянным испуганным плачем, и я это розовощёкое исполинское патронажное из нашего коридора удалил. Что делал потом? Всё. Пеленал, купал, пробовал капельку смеси на тыльной стороне запястья, стирал, гулял с Ленкой в зимнем волшебном парке, снимал рекламные ролики, возил жене куриные бульончики и нежнейшие фрикадельки, монтировал клипы, находил для Ленки няню на несколько часов в неделю, ремонтировал свою аудюху, искал какие-то заморские уколы для жены, отдраивал до зеркального блеска квартиру, потому что Ленка к полуторам месяцам своей жизни умудрялась находиться сразу во всех её углах и закоулках…
(помолчав)
Зачем я всё это тебе рассказываю?
ЖАСМИНКА
(тихо)
Я знаю: зачем…
СЕРГЕЙ
Потому что я виновен в гибели Ленки. Да, не я был за рулём того красного «шевроле», на котором Ленка со своими американскими френдами гнали под 100 километров в час по одному из автобанов под Чикаго.
Да, не я не справился с управлением, когда их машинка, влетев вдруг в какое-то жирное, маслянистое пятно, крутанулась вокруг своей оси, смяла задок тихому, степенному старенькому «фордику» и тут же попала под раскалённый никелированный бампер несущейся на всех парах фуры с морожеными окорочками. Но я позволил Ленку увезти. Я не сделал ничего, чтобы Ленку забрать из этой проклятой Америки. А мог. Я всё мог сделать. И Ленка сейчас была бы жива. Закончила бы институт. Встретила бы парня. Полюбила бы. Нарожала бы деток. И была бы счастлива. И сейчас бы не лежала на Моунт-Кармелевском кладбище.
(помолчав)
Нет, конечно, Ленка там не лежит. Я уверен, что там её нет. И никогда не было. Потому что приходила ко мне буквально вчера. Я даже помню хвойный аромат её каштановых коротких волос. И – тихий шёпот. Ленка мне рассказывала про Алису, которая нырнула в кроличью норку у нас, на даче, а вылетела чудесным образом в Америке. Где чокнутый президент играет в крокет гусиными шеями, а у оболваненных шляпников каждый час – время пить чай… Да, я знаю – зачем нынче тебе всё это говорю. Мне отнюдь не станет легче. И боль не будет менее жгучей. Я всё это говорю ради одного: смерти нет. Даже, если вы переживаете собственных детей. Смерти нет. Не было. И никогда не будет. Есть жизнь. И эта жизнь – вечная. Так что не мечтай о том, что однажды помрёшь и успокоишься. Нет. Не умрёшь. И не успокоишься. К тебе будут приходить те, которых ты предала. И молча на тебя смотреть. Те, которых ты осчастливила, будут согревать тебя своими нежными поцелуями. А всё то зло за вычетом добра, которое ты совершила, в тебя засунут обратно. Своё носи с собой. Вечно. Всегда…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Ты и со мной стал… Из-за своей Ленки…
СЕРГЕЙ
То есть?
ЖАСМИНКА
Я тебе её напомнила? И возраста такого же… Как ты мог, Серёжа?
СЕРГЕЙ
О, Господи… Дурочка… Да полюбил я тебя! Безумно! Сразу! Как женщину полюбил!
ЖАСМИНКА
(тихо)
Да?
СЕРГЕЙ
(помолчав)
Да, Ленка, наверно, никогда из меня не уйдёт… Но в моём сердце – женщина, без которой я не представляю своей жизни… И эта женщина – ты, родная…
ЖАСМИНКА
А в моей жизни есть только ты. И вообще… Ничего такого не было… И не думала, что будет. Такое счастье. Такое огромное счастье. Думала, ну школу эту закончу… Работу найду какую на рынке… Замуж, наверно, выйду… Вот думала про всё это и так тошно было… А тут – ты… Громадный, сильный, нежный… Нет, мне всё это только снится…
СЕРГЕЙ
Кстати, школа… Школу надо закончить… Я на той неделе улетаю в Питер… Ты – со мной?
ЖАСМИНКА
Серёж, я – с тобой до конца жизни… Сам глупости говоришь… Что мы – в Питере школы не найдём? Найдём. А моими дядя Вася займётся… Чтоб не встревали… А на каникулы – сюда! На море! Я так люблю море! Тебя – и море!
СЕРГЕЙ
У меня – знакомые в мэрии Питера…
(помолчав)
Питер, вообще, – загадочен… Нева, отпунцовевшая закатами, становится свинцово-чёрной, а белые ночи просто выжигают душу… Белым фосфором… Который ничем нельзя потушить. Даже – ночными бдениями в круглосуточных кабачках с финской клюквенной водочкой и пушкинской морошкой.
Подыщем школу… Эрмитаж увидишь… Откроешь от удивления ротик и побродишь по залам… Даже, если в первый раз она там особо ничего не запомнишь, всё равно выйдешь из музея другим человеком. Человеком иного толка. Более – высшего. Сам дух Эрмитажа – настолько волшебен и силён, что волей-неволей пропитывает благоговейной возвышенной благостью любого. Даже Эрмитажные коты, как я заметил, отличаются от своих дворовых или домашних собратьев. Музейные коты – хранители времени. А, следовательно, и – искусства, в котором то или иное время нашло своё отражение. И тебе, случайному музейному зеваке, Эрмитажные коты снисходительно позволяют к этому времени прикоснуться. Не более, чем – своими глазами. А фонтаны Петергофа…
ЖАСМИНКА
(тихо)
Мне ничего, кроме тебя, не нужно… Только – ты, родной…
СЕРГЕЙ
(целуя Жасминку, про себя, тихо)
Я тоже люблю море. И влюблённость в Жасминку – наивную, хрупкую, безрассудную – придаёт этому дивному чувству солоноватый привкус… Быть может, именно его мне не хватало всю жизнь… Просыпаться и чувствовать на губах вкус моря. Вкус нежных солоноватых губ. Вкус счастья…
ЖАСМИНКА
И, Серёж… Не вини себя… У меня просто сердце лопается, когда ты мучаешься… Я тебе нарожаю девочек… Ещё – девочек… Я хочу, чтобы у нас была большая семья… И – девочки, и – мальчики… И мы их всех будем любить… Очень-очень… Ведь самое главное – когда в семье любят… Не –
деньги эти, не – барахло всякое, а людям надо друг дружку любить… Не то, что – мои… Всё грызутся… То – из-за рынка, то – из-за дома этого…
Не вини себя, родной… Ну, так случилось… Ничего не попишешь… Да, ты свою Ленку очень любил… Хотя…
(помолчав)
Если бы что с тобой случилось, я бы… Я бы… Жить не стала… Что – я без тебя? Ничто… И, значит, нечего мне быть этим ничтом…
СЕРГЕЙ
Погоди… Тебе же через три дня – шестнадцать? Так? Двадцать седьмого сентября…
ЖАСМИНКА
Ага. Паспорт получу. Мои стол накрывать задумали… Гостей всяких звать… На гулянку… Буду сидеть, как дура…
СЕРГЕЙ
Не будешь. Хочешь подарочек на двадцать седьмое, которого у тебя не было, нет и не будет?
ЖАСМИНКА
(испуганно)
Подарочек? Серёж… Чего ты задумал? Скажи! А то у меня сердце лопнет! Ты ж всегда такое напридумываешь… Как – с миной той… И откуда ты её нашёл… Никто не находил, а ты нашёл… Она ж с войны висела…
СЕРГЕЙ
Да. В трёхстах метрах от Феодосии… Классическая такая минка… С шипами-взрывателями… Зелёным мхом, правда, вся поросшая… От времени… Бабахнули её вояки… И даже благодарность выразили… От имени командования…
ИНТ. КАБИНЕТ КОМАНДИРА ВОИНСКОЙ ЧАСТИ – ДЕНЬ
ПОЛКОВНИК
(листая книжку стихов)
Браток… Так ты тоже там…
СЕРГЕЙ
Нет, товарищ полковник. Я не воевал. Ни – в Афгане, ни – в Чечне. Нигде. Да, служил. В рядах, как говорится. Артразведка. Буссоли. Дальномеры. Несколько раз пострелял из «калаша», из гаубиц, из «САУшки». На полигоне. Дретунь. Не более того…
ПОЛКОВНИК
(утирая красный потный лоб)
Так что ты хочешь, парень? Чем могу помочь?
СЕРГЕЙ
Один прыжок. С «восьмёрки», скажем… В тандеме. С женой. Ей послезавтра шестнадцать стукнет…
ПОЛКОВНИК
Ого! Моей, когда женился, четвертак было. И – разведёнка, к тому ж… С дитём… Сейчас – что: и малолеток женят? Или родила от тебя?
СЕРГЕЙ
Нет. Пока не родила. Но – жена. Так как, товарищ полковник? Договорились? Я заплачу. И – за керосин, и – летунам, и – за укладку, и – за прочее…
ПОЛКОВНИК
Да на хрена мне нужны твои деньги!
(помолчав)
У тебя самого-то – сколько прыжков? В артиллерии, что ли, прыгали?
СЕРГЕЙ
Двадцать три. Но – не в армии. На гражданке. С «восьмёрок». Но – на штатных армейских десантных куполах – Д-6.
ПОЛКОВНИК
А ведь врёшь, что не воевал… Не мог не нюхавший пороху, такое написать… В спецухе какой был? Что от афгана отбрехиваешься… Ну, не хошь – не говори… Твоё дело, парень…
СЕРГЕЙ
Не воевал… Хотел, правда… Но Бог шиш показал… Так что – поможете, товарищ полковник? Нам бы ещё, кроме куполов, и одёжку бы армейскую… Десантуры… На меня и на малыху… Ну, там: штаны, куртку, берцы, шлем… Штатно, короче… А на земле, на тренажёрах, я девку сам погоняю… На всякий пожарный, как говорится… Она – толковая… Молодая… Здоровая… Быстро въедет…
ПОЛКОВНИК
Добре…
(кивая)
Дуй в пятый ангар… К Михалычу… К капитану Звонарёву Степану Михайловичу, то есть… Я отзвоню… Он всё сделает… Денег ему не суй… Рокфеллер хренов… Насчёт «борта»… Я «борт» назначу… На двадцать седьмое, говоришь?
СЕРГЕЙ кивает.
ПОЛКОВНИК
Будет «борт». «Восьмёрка». На 10.00. А там – по погоде… В ливень, сам понимаешь, или туман никто не будет срываться… Но, если что учудите… Я тебе лично яйца оторву… Понято?
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Понято, товарищ полковник. Не волнуйтесь. Всё будет штатно. Шестнадцать секунд свободных, купол, приземление… Не – в первой…
ИНТ. КОМНАТА – УТРО
ЖАСМИНКА
(зевая)
Ну, куда… Куда ты меня тащишь? Я спа…
(глубокий зевок)
…а-а-ть хочу… И – до-о-о-о-шь…
СЕРГЕЙ
(улыбаясь)
Правильно… Умничка… Не «дождь», а – «дош-ш-шь…» Просыпайся, чудо моё… Просыпайся…
ИНТ. САЛОН ДЖИПА – УТРО
СЕРГЕЙ
Сейчас приедем… Просыпайся давай… В армии давно – подъём. Зарядка. Кроссик. Водные процедуры. И – прочее… А ты зевакаешь…
ЖАСМИНКА
Какая а-а-армия-а-а-а-а?
(зевая)
Какие проце-а-а-а-а…
СЕРГЕЙ
Российская.
НАТ. ДОРОГА У ВОИНСКОЙ ЧАСТИ – УТРО
Джип останавливается у КПП части.
ИНТ. САЛОН ДЖИПА – УТРО
ЖАСМИНКА
(вдруг просыпаясь)
Ты что это такое придумал?
НАТ. ВОИНСКАЯ ЧАСТЬ – УТРО
СЕРГЕЙ
Сейчас переодеваешься…
(целует девочку в макушку)
И – без капризов. Пока штатно не пройдёшь тренажёры, я тебя не выпущу. Поняла? Хочешь ведь подарочек на двадцать седьмое? Такой, какого у тебя никогда не было. И не будет…
ЖАСМИНКА
(испуганно)
Подарочек? Какой это такой подарочек? Серёж? Мы что – на войну поедем? Ты что – рехнулся? А – стол? А – гости? А – моё платье?
СЕРГЕЙ
(приобнимая девочку)
Вот сейчас тебе будет и стол, и гости, и платье…
ИНТ. ПЯТЫЙ АНГАР ВОИНСКОЙ ЧАСТИ – УТРО
МИХАЛЫЧ
(долго смотрит на Жасминку)
К завтраму смастерим… И – берцы, и – штаны, и – куртку, и – шлем. Подгоним… Памперсы только пусть засунет… В трусы… А то всё небо засцит…
ЖАСМИНКА
(растерянно)
Чего-чего? Вы чего все тут удумали, а?
СЕРГЕЙ
Ничего. Не бойся, родная. Просто чуть полетаем. Вместе. Ты и я. На парашютике. А потом поедем за стол… К гостям… В платье… Да, родненькая?
ЖАСМИНКА делает квадратные глазки.
НАТ. ДЕСАНТНЫЕ ТРЕНАЖЁРЫ – УТРО
ЖАСМИНКА – один раз за другим – проходит десантный тренажёр.
СЕРГЕЙ
(про себя, улыбаясь)
А, если на девульку ещё нацепить «калаш» с рожками, разгрузку, вещмешок, штык-нож и прочую армейскую прелесть?
(вслух)
Ну, что, служивые? Годится гражданка в десантуру?
СОЛДАТЫ
(гогоча)
Годится! Давай её к нам! В роту!
ИНТ. ПЯТЫЙ АНГАР ВОИНСКОЙ ЧАСТИ – ДЕНЬ
МИХАЛЫЧ
(глядя на не живую Жасминку)
Ну, так чё? На двадцать седьмое борт тревожим?
СЕРГЕЙ
Тревожим. По весу тандем получится полтораста кило… Плюс, минус… Армейский штатный купол Д-6, вроде, выдюжит?
МИХАЛЫЧ
Выдюжит…
(подставляет табурет)
И больше выдюжит… Ты, девонька, сядь, милая… Отдышись, слышь?
ЖАСМИНКА
Спа… Бо…
МИХАЛЫЧ
Так, значит… К 9.00 выдвигайтесь… Погода будет – борт вас закинет… На высоту… И – с Богом, как говорится…
ИНТ. КОМНАТА ДОМА – ДЕНЬ
ЖАСМИНКА, не раздеваясь, падает на диван и мгновенно засыпает.
ИНТ. КОМНАТА ДОМА – УТРО
СЕРГЕЙ выглядывает в окно: ни облачка.
НАТ. ВИД ИЗ ОКНА ДОМА – УТРО
Тёмно-сизые рассветные сумерки пронизывают далёкие жёлто-красно-белые звёздочки, а в молочно-топлёном тумане торчат серо-белые вершины гор.
ИНТ. КОМНАТА ДОМА – УТРО
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
И местный метеоцентр даёт прогноз: ясно, без осадков, температура воздуха – плюс 18-23 градуса, ветер до семи метров в секунду. Рай, словом, для прыжков. Лишь бы с моря какой дождливый циклончик не нанесло, лишь бы туман с гор не свалился на аэродром Бельбека, лишь бы какие ветра невесть откуда не стали бы срывать крыши с вертолётных ангаров, лишь бы…
ЖАСМИНКА зевает. И открывает глазки.
СЕРГЕЙ
С днём рождения, родная…
(осторожно прикасается губами к сонному ротику девочки)
Это – тебе…
ЖАСМИНКА
Ой…
(моргает)
Ух ты… Это же… Это же – веточка жасмина?! Цветущего! Серёжик?! Где ты взял?! Как здорово! Как пахнет! Весной пахнет! Домом моим пахнет! Чёрным морем! Где ты взял?! Осень же! Откуда?!
СЕРГЕЙ
(целуя девочку)
От верблюда…
(про себя, тихо)
Да… Это райское неземное блаженство – целовать в мягкие сонные губки и щёчки только что проснувшегося любимого человека. Просто нежно целовать. Едва прикасаясь губами к тёплой загорелой коже лица…
ЖАСМИНКА
Спасибочки, родной…
(тянет к Сергею ручки)
Обними меня… Крепенько-крепенько… Я люблю, когда ты меня крепенько обнимаешь… Так, что косточки хрустят…
СЕРГЕЙ
(чуть прикасаясь губами к розовой мочке правого ушка)
Вставай, родная… Завтракать не будем… Только по стакану сока выпьем… И – вперёд… Погодка – райская… И мы сегодня… Чуток заглянем в райские кущи…
ЖАСМИНКА
(жарко)
А я уже тебя хочу… Ужас – как хочу… Ныряй скорей в постельку… Подо мной уже вся простынка мокренькая стала…
СЕРГЕЙ
Чуть позже, моя родная…
(медленно высвобождается из рук девочки)
Беги в душик… Сок – на столе… Да, не забудь трусики и… Нет, лучше закрытый купальник надень… Тот, фиолетовый свой… А то будешь в Бельбеке голой попкой сверкать…
ЖАСМИНКА
В каком Бельбе… Мы – что? Сегодня должны прыгать? Серьёзно? Ты не прикалываешься?! С неба?! Да?! Я думала, что ты… Что мы… Что это… Серёжа…
(помолчав)
Серёжа… Не надо… Не надо меня прыгать… Я боюсь… Я боюсь прыгать… Я разобьюсь… Я точно упаду и разобьюсь…
СЕРГЕЙ
Значит…
(присаживается на край дивана)
Мы разобьёмся оба. Вместе. Сегодня. В твой день рождения. В лепёшку. Хочешь?
ЖАСМИНКА
(одними губами)
Нет…
СЕРГЕЙ
Я хочу, чтобы ты это сделала…
(обнимает девочку за коленки)
Вместе – со мной. Это будет наш первый прыжок. Наш первый шаг. К самим себе. К нам. К нашему будущему. Я хочу быть уверен в нас. Я хочу знать, что вместе со мной ты прыгнешь откуда угодно и куда угодно. И не бросишь меня. Не сбежишь. А если понадобится, то и прикроешь мою спину.
ЖАСМИНКА
Я…
(часто моргает)
Я тебя не…
СЕРГЕЙ
Пойми, девочка…
(целует правую коленку Жасминки)
Нам никто не даст спокойно жить. Вокруг влюблённых людей всегда скапливаются силы зла. Всякой смрадной зависти. Завистливой ненависти. Подвохов. Наушничеств. Мерзких кляуз. И – прочей нечисти… Влюблённых людей всеми силами пытаются разлучить. И только от их сил, от их веры друг другу, от их любви зависит – кто победит. А сейчас я хочу… Просто хочу, чтобы мы вместе прыгнули… В небо… Это будет наш первый шаг вверх… Шаг друг к другу… Ты испытаешь такой упоительный восторг, какой тебе и не снился… А когда нас подхватят встречные потоки…
ЖАСМИНКА
Серёж!
(вдруг крепко обнимает Сергея)
С тобой – хоть в космос! Да, я боюсь… Чуть-чуть… Но с тобой – нет. Ни капельки. С тобой со мной ничего не случится. Никогда. Нет, с тобой с нами никогда ничего не случится. Вот ты сейчас говорил… Я не знаю – как ты такие слова находишь… Ты говорил, а я видела перед собой Вселенную… В тебе – столько миров… Столько – мощи… Это я – такая маленькая, трусливая и слабенькая…
СЕРГЕЙ
Нет, родная…
(осторожно перецеловывает все родинки на лице Жасминки)
Ты – большая, смелая и сильная! Потому что ты – это я. А я – далеко уже не маленький… Да – и не хиленький… А боюсь только одного – насморка… Жутко страшная вещь… Встаём? А то «восьмёрка» без нас улетит… Я попрошу пилотов: сделаем крюк над морем… С высоты километров пяти море внизу кажется небом… Вот увидишь!
ЖАСМИНКА
(шёпотом)
Я тебя так люблю, Серёжа… Что – самой страшно…
ИНТ. ПЯТЫЙ АНГАР ВОИНСКОЙ ЧАСТИ – УТРО
МИХАЛЫЧ смотрит на ЖАСМИНКУ, на которой армейская десантная форма сидит, как влитая. Даже – не высокие чёрные берцы.
СЕРГЕЙ
(про себя, тихо)
Интересно: а где это нашлась армейская обувка 35-го размера?
МИХАЛЫЧ
Ну, вот…
(прищуривается)
Сейчас на малыху ещё «броник» навесим, разгрузку с «рожками», «калаш», вещмешок с сухпаем, «стечкина» и – в бой… За орденами… Что молчишь, красотка? Нигде ничто не жмёт?
(Жасминка отрицательно машет головой)
Памперсы под попку подложила хоть?
(улыбается)
Ты не бойся… Приспичит писаться – писайся… Тут у нас и бойцы по первому-то разу по большому обделывались… Ничего… Всё – штатно… Все – человеки… У всех по первому разу очко играет… И ты ж… И не одна будешь… А вон… С лосем каким…
СЕРГЕЙ
И запомни, Жасминка…
(проверяет ножные и поясные обхваты парашюта девочки)
Сама ничего не дёргай… Даже не прикасайся к системе… Мой нагрудный на тебе – наша запаска… Потому и на груди его тебе привесили… Работаем моим – основным… Он простой, проверенный миллион раз, надёжный… Как – топор… Но всё может быть… Стропы могут запутаться… Купол встречным потоком завертеть… Не дёргайся тогда… Я свой тогда отстреливаю… И твоим работаем… Поняла? А до того забудь о нём, ясно? Даже ручки не смей к системе совать…
МИХАЛЫЧ
Ну?
(выглядывает из ангара)
Бегом к «борту»! С Богом! А попка у твоей…
Капитан широко улыбается и выставляет большой, с полусиним ногтем, палец правой руки.
НАТ. БОРТ ВЕРТОЛЁТА МИ-8 – ДЕНЬ
СЕРГЕЙ
(смотрит в круглый иллюминатор вертолёта, про себя, тихо)
Да, с высоты пяти километров триста метров Чёрное море действительно похоже на небо… Сумеречное вечернее небо… С белыми барашками облаков…
ЖАСМИНКА
Как здорово!!! Я!!! Тебя!!! Хочу!!! Прямо!!! Сейчас!!!
Пилот оборачивается и машет рукой: мол – к берегу. СЕРГЕЙ кивает. Резко открывает люк. И медленно вываливается с дико визжащей ЖАСМИНКОЙ прямо навстречу этому далёкому сумеречному небу.
СЕРГЕЙ
(про себя)
Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три…
Встречные потоки несколько раз переворачивают СЕРГЕЯ и ЖАСМИНКУ, острая холодная струя влажного ветра больно бьёт по глазам. ЖАСМИНКА макушкой въезжает СЕРГЕЮ в подбородок, а правой рукой намертво впивается в обратную сторону бедра. СЕРГЕЙ наконец-то разводит деревянные ручки девочки в стороны и, попав на нисходящий от моря поток воздуха, ЖАСМИНКА и СЕРГЕЙ вдруг зависают в упруго-прозрачной толще сентябрьского солнечного мироздания.
СЕРГЕЙ
(про себя)
Пятьсот четырнадцать, пятьсот пятнадцать, пятьсот шестнадцать… Кольцо. Пятьсот четыре, пятьсот пять… Купол.
Высота? Тысяча двести метров. Отлично.
ЖАСМИНКА
У-у-у-у-у-у-у-й… Лети-и-и-и-и-и-и-и-им… Лети-и-и-и-и-им… Серё-о-о-о-о-о-о-ожка…
СЕРГЕЙ медленно тянет правой рукой стропы управления: гористо-мшистый горизонт кренится, уходит из-под неба; жаркое солнце на несколько мгновений больно бьёт по глазам, и через пару секунд небесная водная гладь с мелким белёсым каракулем на поверхности застилает собой весь мир.
СЕРГЕЙ
(про себя)
Триста метров. Прекрасно.
(вслух, в правое ушко Жасминки)
Приготовься! Сейчас ныряем!
ЖАСМИНКА
Ны…
(даже затылочек девочки преисполнен ужаса)
Ря…
Тр-ш-ш-ш-ш… Почти с таким звуком отстреливается купол, и СЕРГЕЙ м ЖАСМИНКОЙ примерно с метров десяти оглушительно плюхаются в то небо, которое всё-таки оказывается морем.
Ещё – на метров десять вниз.
НАТ. МОРЕ – ДЕНЬ
Под водой СЕРГЕЙ отстёгивает его-ЖАСМИНКОВУ запаску и быстро расшнуровывает её и свои берцы. От армейской одёжки освобождаются уже наверху.
СЕРГЕЙ
(про себя)
Да… До скалистого берега – метров триста…
Во время заплыва ЖАСМИНКА умудряется раз десять поцеловать СЕРГЕЯ. А один раз, почти у самого берега, юркой маленькой ручкой коварно ныряет в плавки СЕРГЕЯ.
НАТ. СКАЛИСТЫЙ БЕРЕГ – ДЕНЬ
Свои мокрые чёрные плавки СЕРГЕЙ раскладывает сушиться рядом с фиолетовым купальником ЖАСМИНКИ: на бело-серой, не тронутой прибоем, части скалы. А над головами СЕРГЕЯ и ЖАСМИНКИ, оглушительно стрекоча, вдруг возникает «восьмёрка». Зависает. Чуть качается в ярком сентябрьском небе. И, медленно накренившись, уходит вдоль линии берега.
СЕРГЕЙ
(лёжа, про себя)
Что увидели нагло обманутые пилоты? Ничего особенного. Двух счастливых голых идиотов – на прибрежном пятачке серой скалы. Настолько счастливых, что им, этим двум идиотам, даже не надо было доказывать друг другу своего счастья. Если счастье вообще – доказуемо. Что – вряд ли. Итак. Ещё два года ходить под топором. Ещё семьсот тридцать дней ждать того, что в любую минуту тебя могут запереть в клетку. Но. Плевать. Эти шестнадцать секунд и веточка жасмина перевесят любую цифирь…
ТИТРЫ
Конец четвёртой серии