Представь, что родился ты в Нижнем Новгороде, на съемной квартире. Первое что ты запомнил – голуби в мозаичной картине. Малым ты ползал по ковру тети Сони под передачу «Поле чудес», а с тобой за компанию ерзал щенок, у которого на розовом животе тоже лишь подрастал пушок. С ним вы делили ковер наполовину, не так важно куда смотрела твоя – в сторону ли складного стола с хрустальным графином или алебастровых подсвечников рядом с сувенирным армянином. Но ковер, по-итогу, был поделен на полосы и углы, на которых ты и пес были друг-другу добры и равны. Растительный орнамент этой колыбели или конуры был сделан уставшим ткацким станком, но не однажды ты валился на плоские ветви, а ноги и руки у тебя будто свисали с облаков, а прижавшись щекой к пыльным ворсинкам – ты чуял запах белых цветов. Ты рос. Но встав на ноги и научившись делать первые шаги – запахи ушли, а под хвост псу стало смотреть невмоготу. Чтоб как-то не охуеть пришлось называть вещи своими именами и ты пошел пить пиво с пацанами, и спрашивать у них, что творится вокруг. Вещей оказалось много, кое-какие пришлось называть самому, но все делится, по-итогу, на хорошие и пиздец кромешную тьму.
В то время, по ночам, в подъезде, вашими друзьями были уличный фонарь светивший на железнодорожном переезде, который бросал пучок света вам в виски. И железная дверь на магните, чья песенка спета, то есть войти в нее можно было без билета. После сиськи пива, когда выходили курить, а за рекой в кустарнике лаял пес, небо казалось пробитым рельсой насквозь, а жизнь тонкой и чуткой. Где-то падала звезда или пролетала ракета. Девочка закрывала окно в общежитии университета. Все накрылось пленкой от теплого молока. А хлопец из цыганской семьи, который курил Арарат, убежденно шептал тебе, что по жизни нужно быть бойцом, а под ударами судьбы только лохи лежат. Но если фартит и случается смена на хороший репертуар, то делай так, чтоб всем пацанам был с этого навар.
Спустя годы, пошел ты в ученые или на завод, пути войны и пути любви связали тебя с разными людьми, уличными полосами, дворовыми углами. Ты думал поменять к черту шило на мыло, уйти в лес или бороться за переименование города в Горький, но то ли ты не настолько стойкий, то ли человека рождает не человек, а человек и горизонт широкий. Под его небом оседают дома, как подводная скала, как залежи известняка, уплотненные многими простыми и сложными, славными и тихими жизнями, то ли в память о прошедшей войне, то ли в подарок земле, то ли навстречу какой-то важной, чудесной и далекой атлантской волне. Между домами улицы как отфрезерованные пазы, в глубине их – ты, а шпонкой служат солнечные лучи. Попадет к тебе солнечный луч – и ты могуч, а попадет в паз какой другой пидорас, так не открыть тебе больше глаз. А если не убьет, ты прочен, но не тверд – он вымелет из тебя еще при жизни известняк, ты думал так.
Однако ты хотел бы почуять запах белых цветов с ковров, свесить руки и ноги с перистых облаков. Выйти на путь и пробить рельсой небо насквозь, чтобы можно было его подчерпнуть, и залить во всю его ширину в грудь. И, в конце концов, переименовать Нижний Новгород в Горький, чтобы и город целый с собой пустить в полет далекий. Но вредно только хотеть, надо сначала первым полететь.
Спустя годы, на краю земли, у воды, встал на пикник ты. В фетровой шляпе и гавайской рубашке на слабое тело. Наловчился ты отлично готовить шашлык – это твой штык и удобный язык против вставшей впритык пустоты. Ты знаешь какие нужны дрова для костра, так для любовной песни ищут единственно верные слова. Важных дел и красивых шампуров у тебя осталось немного, но, в конце концов, не для них была пройдена дорога. Теперь ты представляешь как стоишь у белого входа в шатер божий на равнинах Халкин-Гола. Ангелы принимают у толпы людей пруты: серебрянные и простые, прямые и кривые, снимают мясо и строят из них ощерившиеся столпы. Кто принес на праздник красочные но голые шампуры – были неприятно удивлены. По-итогу, готовый шашлык складывают в блюдце ангелу-гонцу, всех людей уводят на празднество ко Всеотцу.
Да. Душевная вышла картина для уставшего пилигримма. И верно то, что в жизни есть нужда взять любой попавший в нашу руку шампур как продолжение наших натур. Так ровно и свободно держать этот металл, как хочешь, чтобы тот песчаный вихрь, что тебя создал, на тяге языка в вверх поднял! Но на острие всегда должна быть надета маринованная любовина.. тем отличается пустыня и речная долина. Ты знаешь, что подступает понемногу твоя кончина, славная причина! чтоб заметить, как черная псина села в ногах своего господина. Смотрит в твои глаза и ждет. Это не смерть идет, это она зовет тебя в последний полет. Она все время была где твои ноги, то ли приручена как с глупой мордой мопсы или бульдоги, то ли играла, то ли кусала, то ли по-волчьи молчала, может, даже пятки твои лизала.
И вот, на потухших углях твоя последняя любовина – жареная свинина.. При снятии шашлыка дрожит рука. Есть его ты не станешь, больной живот не обманешь. Но кто как не ты знаешь, что можешь быть счастлив? И мясо псу кидаешь.