СТИХИ 2016-17 гг

Кораблями

Кораблями, кораблями – на трисолнечный простор,
океанами, морями – выше сердца, ниже слов –
в середине темной ночи и в пролет былого дня
твердокаменные глыбы выплывают из меня.

Будто клады урагана и сокровища беды,
будто булыганы краном напрессованной руды, –
перекатываясь горлом, но не достигая рта,
выплывают моей страсти заржавевшие суда.

На просторы, на просторы, что исхожены не мной,
катерком и ледоколом с голубой играть волной,
и барахтаться баркасом, проворачивая твердь…
и в каютах неуютных место траченное есть.

Проплывают. Остаюсь я в невесомости души.
То мне милы эти дали, то опять нехороши.
И со дна морского тянет тонким илом в сердце муть,
и в каюту, ту каюту – так и хочется нырнуть.

 

АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ

1

Ныряльщик

Птицы летят в вышине,
на мили вокруг отдаются вибрации их полета.
Взмахи их крыльев во мне
колышутся вестником взлета  –

через синие кобальтовые дали,
через туманные разводы цинковые –
к облакам перистой печали,
в луга маслянистой радостью залитые,

к подслеповатым каплям рассвета
на листьях, скрученных утренним маревом,
в пятна и полосы тени и света
с карандашным налетом палевым.

Пальцы просятся рисовать,
пробежаться по белой бумаге
как пловец по пирсу – толкнуться, и вплавь,
разгоняясь в своей отваге.

Заплывая под камень, вбирая песок
ладонями теплыми у пристани, –
чувствовать жадный первый глоток
с опозданием в воздух вынырнув.

Исследовать все поперек и вдоль
В этой глубине аквамариновой.
И швырять широкими сгустками боль
легких, застывших в выдохе.

И радость распрямившегося тела
прописать линиями резкими,
Вбросить щедрость раскрытой руки,
раковину к солнцу выставившей.

Потом кинуться в бумагу и всем телом дышать
радостью найденного, совершенного, сказанного –
себя по оттенкам сверять.
Явить этот образ смазанный.

2

Портрет

Смотрю прищурив глаз из-под стекла,
прикрывшего угольные разводы –
я так прекрасна и слегка горда,
дитя любви и пасынок природы.
Мне не к лицу ребячий ясный взгляд
как не привычна мягкая улыбка.
Мне сроден превосходства аромат
в стеклянных гладях зыбких.

Тебе скажу, все хорошо – солгу,
да, я боюсь признаться в недовольстве.
Лицо свое роняю на бегу,
и ни к чему мне правды отголоски
среди привычной навесной любви,
похожей больше на скупую маску, –
так с палочки стекают соловьи,
чтоб черной тушью упорхнуть из сказки.

Так я скрываюсь здесь в полутенях,
явившись точкой и тотчас растертой.
Стук сердца и беспомощности страх
укрыты под молчания оберткой.
Мой поиск слаб и беден как штрихи
сырые и заметные едва ли.
Мои слова от сердца далеки,
бегут легко под парусом бумаги.

Где я сама? Где радость и полет?
Вот разве в паре точек:
в изгибе брови, в том как мягкий рот
к словам простым заточен.
И в линиях волос, что всем ветрам
клубятся, разорвав бумаги плоскость.
И в той, кто дальше двинется, когда
под рамою останется лишь роспись.

3

Рисовать

Я хочу рисовать тебя, просто смотреть
на скулы, лоб, подбородок,
проводить линии вслед за движением глаз,
повторять черты, которые я ловлю.
Свет и тень, чуть набухшие веки,
глаза с краешком неба, прикрытый рот, –
желание, боль, движение, страх,
неподвижность, подъем, шумный вдох –
все в этих линиях.
Мерцание света на твоем лице как смена
координат. Как начало пути и новый шаг.
Как поиск точки отталкивания.
Столкновение неизбежно. Оно здесь.
Пролиться сквозь все встреченные линии –
это ли не подарок? И волной течь дальше.
Накатывающей и отступающей волной.
Назад и вперед – темнее и ярче –
немного светлее вот здесь – плавно –
больше цвета.
Цвет проявляет тебя. Покрывает.
Укутывает. Согревает.
Позволяет задержаться на пару выдохов.
И срывается в движение вслед за тобой.

 

БЛАГОДАРЮ

1

Благодарю Тебя за жизнь,
за то что я дышу и плачу,
что этой тропкой, не иначе
стремится жизнь.

Стремится свет на ветви крон,
листы колышутся как море,
и под ноги течет прибоем
листвы узор.

Узором точным и простым
ложатся дни, дыханием ровным –
своим движением свободным
мою вытачивают суть.

Резец вытачивает лик
из глыбы каменной неясной
и складывает беспристрастно
мои черты.

Черты и линии плывут –
листвой, волной, касаньем цвета, –
в их переменчивости светлой
и я живу.

Живу неровно и люблю
набегом, пенистой волною.
За сотворение из боли
и радости –
благодарю.

2

Все оттенки зеленого в летней листве,
переливом теней свет полуденный занят,
вниз летят семена и под ветром листы –
и к узору дорожки себя прибавляют…

Моя мысль нескончаемо падает ввысь
обнимает все кроны деревьев, все лица,
И легко припадает к прохладной земле,
словно стаю нашедшая птица.

 

Не спеша

Твое присутствие так близко –
в волне и в трепете листа,
в дыханьи ветра, что на пристань
проводит облака,

в следах, оставленных у моря,
и в том мальчишке, чья душа
с моей сравнялась, вдоль прибоя
по пляжу пробежав.

В пейзаже жарком все бесценно
и мимолетно словно вздох –
волненье ощутив, мгновенно
свой останавливаю вдох –

а грудь полна. И снова выдох,
и жизнь волной вперед пошла.
И Ты во мне живешь незримо
и не спеша.

ДАЧНЫЕ СТИХИ

1

Бабочка

Я слежу облака,
тонких листьев резное свеченье,
говорю многократно спасибо
за летнюю грусть.
Пожелтевший листок мне кивнет,
прохожу легко мимо,
потому что пока
к темной осени не тороплюсь.

Я грущу о всех тех,
кто в мое не вмещается сердце,
остается за легкой
как бабочки крылья
чертой.
Я грущу о себе.
Мне останется лето в наследство
и его кружевной,
упорхнувший с цветка непокой.

2

В.П.

Напрасным день не будет никогда,
вот этот день – просторный и понятный.
Стоит в канаве летняя вода,
но солнце не торопится обратно.

Идем тропой в густом тумане слов,
развеянном кругами детских криков.
Пейзаж вокруг изведан и не нов,
в нем снова тайна близости укрыта.

Пусть охлаждением тронута любовь,
как тронута земля осенним светом.
Все остается. В осени любой
есть миг, что остается без ответа.

3

Тишина

В моем сердце тишина.
В нем простор столпотворенья.
Тишина для говоренья,
лишь она.

В моем сердце один лик,
он глубок и безмятежен –
обнимает, властно-нежен
полный мир.

Целый мир моих стихов,
моих мыслей и движений,
глубину изнеможенья,
шумный вдох.

Больше видимых пространств –
ненаполненный любовью,
синью светло-голубою –
мой каркас.

Есть свобода от конца –
это неопределенность,
долгий поиск и влюбленность
у лица.

Страх, что выйдет все не то,
не получится фигура,
соскользнет чужой фактурой
с плеч пальто.

Потерявшаяся мысль
добирается до точки, –
так словами, по кусочкам
соберись.

В самой тихой точке дня
наполняется фигура,
и взирает лик как чудо
на меня.

 

ПАПЕ

1

Через тебя я все люблю:
и этот пляж, и берег моря,
и даже женщину, в прибое
стоящую. Благодарю

за ослепительные дни,
меня баюкавшие негой
и дачным запахом, и летом,
и струнами. Побереги

до времени мое тепло,
слова, прощальные касания
и жизни прежей увяданье,
что птицей ляжет на крыло

и понесет потоком лет,
и времени, и водной пыли
в минуты дня, где жить любили
мы вместе. И да будет свет.

2

Я в отражении чувствую тебя –
в метро полдневном еду через время.
Ты остаешься здесь, меня любя,
и ты уходишь в это же мгновенье.

Твой взгляд и стать живут во мне. Живет –
и проступает с каждою минутой
словами, что наполнили мне рот –
твоя привычка в жизни видеть чудо.

Твоя любовь как ракушка во мне
заснула, улыбнувшись безотказно.
Лежит черта на белом полотне,
и что за ней – пока еще не ясно.

Какие звуки, краски и тона
сопутствуют тебе? Лишь взгляд зеркальный –
моих зрачков забытая вода –
стоит у кромки в этот день прощальный.

3

Это вечность стучится к нам в сердце –
сквозь заборы, по листьям берез,
шумом ветра, настойчивой терцией, –
свежим воздухом прядает в нос.

Это наша любовь, что свернувшись
как росток затихает в земле.
Скачет полем весна, встрепенувшись
на просторном своем скакуне.

Все растет, все живет, все огромно
и бескрайне как детская синь.
Платья ткань всколыхнуться готова
и опасть, не восполнив всех сил.

Малой зеленью, ветреной птахой –
приникает любовно к груди
горизонт незнакомой октавы,
мысль и чувство мое упредив.

 

 

Дорога на Юг
                                    А.С.

1

Дорога расстилается вперед.
Включают свет дежурные мотели,
и фары им подсвечивают, в деле
рабочем помогая. В перелет

по трассе отправляются густой
иль продолжают бег автомобили,
к асфальту прилипая. Счетчик мили
накручивает словно вертолет.

Вот близок город. Фонари светлей.
Количество полос растет колоссом.
И набирая мощность, ширь и скорость
вскачь всадники несутся по Земле.

Но получая скорость выше ста
мы мало чем на деле управляем,
и полустанки небольших аварий
все ж вынуждают тронуть тормоза.

2

Авто полно. Водитель – наш герой –
немного нервен, но предельно точен.
И каждый жест как лезвием заточен,
и ветер так и хлещет за спиной.

Он сжался в точку, чтоб поднять заряд
и трение значительно понизить,
движеньем тела тот момент приблизить,
когда на отдых поведет коня.

Вневременно движенье колесниц –
и в свет, и в тьму, в века, тысячелетия.
Меняется лишь скорость. Да поместья
вокруг. И лица падающих ниц.

И в очереди к веку постояв,
мы принимаем право на движение
и обретаем трение в скольжении,
к земле покорной колесом припав.

3

Уже светает. Дальние поля.
Рассветы покоряют горизонты.
Простор заходит в душу как в воронку
к водителям, которые не спят.

Усталость прибавляется к тому,
и щурятся глаза, сомкнуть пытаясь
ресницы. И с восходом разливаясь
приходит сон. В полуденном дыму

иную перспективу ищет взгляд –
в кустах, в машинах жарких и палатках
спят маленькие дети очень сладко,
и путники как дети крепко спят.

И если мимо птицей пролететь,
не сосчитать рассыпавшихся точек –
и ветер разноцветие полощет
их очертаний, различимых здесь.

4

Ну, снова в путь. Уже ясней глаза,
и аппетит подстегивает бодрость,
и разошлась обид ночная гордость,
и завиднелись лица в зеркалах

автомобилей. Легкий разговор.
Обед в салоне, не сбавляя хода.
И пластилином стелется дорога,
полей широких закрепив узор.

Но яркость вширь разбросанных станиц,
гудки и гул соседей по дороге
и голоса поющих в магнитоле, –
наводят на нечаянную мысль,

что ты здесь не один, что там, вокруг
есть многое, что мысли неподвластно,
и что другие мыслят ежечасно
и тоже поворачивают руль.

5

Уж вечереет. Птицы где-то спят.
Поднимемся слегка в пустое небо.
Здесь перьями прочерчен ежедневный
маршрут для перелетов в те края,

где можно что-то новое познать –
вдохнуть иль просто с высоты увидеть –
и черный купол космоса приблизить,
на взмахе крыльев высоту набрав.

Отсюда все дороги и поля
сжимаются до перспективы карты,
и мишурой проблескивают фары,
о чем лишь догадаешься. Заря

мощней и ярче. Выше. Здесь видны
горсть городов, дороги между ними.
А краски бесподобны – воздух синий
их преломляет. Точка красоты.

6

И точка страха. Только допустить
одну лишь мысль, что ты не единичен,
и уточнить масштаб. А вдруг различий
не хватит, чтоб усвоить право быть?

Количество дорог, людей и гор
не поддается ни уму, ни счету.
По самым приблизительным расчетам
здесь возникает много больший взор,

кто видит дальше, чем любой бинокль,
кто всех вмещает в широте пространства.
И что такое мира постоянство,
мы можем догадаться с этих пор.

Но трудно отказаться от идей
о том, что ты один рулишь на трассе.
Так, смутен и по-прежнему не ясен
нам лик Того, кто выше. Здесь предел.

7

И мы в машине снова. Вот уж – мысль
летает, где захочет, так и вьется.
И в стае облаков теперь несется
за нами следом. Приостановись, –

съезд на обочину, подсолнухи, трава,
кусочек неба, нам отсюда видный –
уж близок к завершению путь наш длинный,
но к финишу торопимся едва ль.

Водитель смотрит вдаль. Ему под стать
стволы деревьев, резкий теплый ветер.
С набухнувшими гроздьями созвездий
приходит южной ночи благодать.

Свобода быть – стремиться иль стоять –
и с миром принимать, что происходит,
в закатные мгновения приходит
чтобы потом уйти и в ночь пропасть.

8

Когда найдешь свой истинный масштаб,
тогда, похоже, взглянешь по иному
на мир вокруг, водителя, дорогу,
отсутствие или наличие прав.

Покажется, что смято, не всерьез
соревнование скорости и воли.
Ровнять и сравнивать – недорогая доля,
и запахи презренья пышут в нос.

Пространство зажимает нас в тиски,
выдергивая к месту, но без дела.
Оно же отрицает все пределы,
распахиваясь крыльями внутри.

Дорога стелется – сегодня как вчера,
на колесо наматываясь лентой.
Как топливо расходую моменты.
Я тороплюсь. На юг, на юг пора.