Архив за месяц: Апрель 2017

Советский Союз. Как оно было на самом деле. Как оно было, и продолжа…

1. Кино.

Что вы вообще знаете о жизни в Советском Союзе?
― Вот ещё один случай из моей практики.
Приезжает ко мне Вован из Вышнего Волочка, я раньше в Вышнем жил, а когда бабка умерла, переехал в Москву.
И вот приехал Вован, а в Москве идёт международный кинофестиваль.
Я и говорю Вовану:
― Пойдём в кино.
Вован говорит:
― Я чё, голубой что ли, в кино с тобой ходить?
Я говорю, мол дело в том, что идёт фестиваль, а в кинотеатре буфет, и в него теперь открыли вход прямо с улицы, зайдём, пивка возьмём.
Ну вот, взяли мы пива, вышли, осмотрелись, и видим что недалеко проходит трубопровод.
Две небольшие трубы проложены прямо по земле.
И деревянная лесенка чтоб переходить через них.
Вверху проход заколочен досками, крест-накрест.
Никто по нему не ходит.
Лестница деревянная, сухая, погода хорошая, рядом растёт дерево.
Мы сели на ступеньки, в тени этого дерева, сумку с пивом поставили сбоку, в траву, в ней две трёхлитровые банки с пивом, а себе налили в пакеты из-под молока.
Сидим, курим, перед нами площадь, сбоку кинотеатр, по площади гуляют граждане, всё хорошо.
Первые деньки лета, женщины наконец-то надели короткие юбки.
Утро, но уже начинает припекать солнышко.
Проходит около часа, и вдруг перед нами останавливается дядька, немного странно одетый, как-то слишком пёстро, и смотрит на нас.
Мы сидим, курим, не реагируем на него.
А он прикладывает пальцы к подбородку, второй рукой придерживает локоть, и начинает разглядывать нас уже в упор.
Мы сидим, не реагируем.
Подходят ещё двое.
Тоже начинают нас разглядывать.
Потом первый, не отрывая пальцы от подбородка говорит, задумчиво так, как бы размышляя с самим собой:

― Мусенька, взгляните, какие колоритные персонажи!
― Вот эти двое!
― Пригласите их к нам, в третий павильон!
И пошёл дальше, а эти двое остались.
А Мусенька кричит ему вдогонку:
― Андрон, а что за типаж?
Андрон оглядывается, и говорит удивлённо:
― Как?
― Разве вы не видите?
― Это же два простых крестьянских парня, из глухой тамбовской деревни, это именно они добровольцами вступили в красную армию, чтобы с оружием в руках отстоять молодую советскую республику!
Я говорю Вовану:
― Вован, прикинь, меня в третий раз в армию забирают!
― А я два раза в армии служил, в военкомате документы перепутали и через год поле дембеля меня снова забрали, хорошо что только на полгода, пока наверху разбирались что к чему.
Второй дядька подходит к нам, жмёт руки, говорит:
― Поздравляю, вы успешно прошли кастинг, и приглашены в массовку, к нам на киностудию!
― Мы говорим, мол, не, не хотим!
Тогда этот дядька вопросительно смотрит на третьего.
Третий расстёгивает пуговицы на плаще, суёт руку в карман брюк, и достаёт пачку сигарет.
Берёт себе сигарету, и протягивает пачку нам, говорит:
― Не желаете?
Мы автоматически берём по сигарете, и нас начинает немного колбасить, так как под плащом у него портупея, на ней кобура с наганом, а выше значок, звезда, а внутри звезды рыцарь мечом отрубает голову змею.
Мужик смотрит куда-то вбок, мимо нас, и говорит совершенно равнодушным голосом:
― Очень рекомендую прислушаться к совету товарища!
Вован говорит:
― Не, я не могу, мне вечером козу доить надо.
Я говорю:
― Мне тоже козу доить надо.
Мужик говорит:
― Не беспокойтесь, наши сотрудники подоят ваших коз!
Я говорю:
― Ни-ни-ни, мою не надо… …дело беспонтовое…
― Её дои – не дои…
Вован говорит:
― Мою тогда тоже не надо!
Тогда Мусик говорит, не беспокойтесь, за съёмочный день вам выдадут по пятьдесят рублей, а обеды у нас очень хорошие, вкусные.
Мы берём сумку с пивом, они подводят нас к автобусу, автобус большой, но совершенно пустой,
шофёру говорят, отвезите вот этих в третий павильон.
Приводят нас в третий павильон, подводят к главному, молодой парень, волосы завязаны в пучок сзади.
Он мельком взглянул на Вована, и сразу говорит:
― Так, вот этого побрейте наголо, голову замотайте бинтом, на грудь повесьте две пулемётные ленты, крест-накрест.
― По типажу он будет белогвардейцем только что сбежавшим из тифозного барака.
― А этого, меня то есть, отведите к Изольде Соломоновне!
Ну вот, загримировали нас, Вован лысый, бинт на голове, на лбу пятно крови, штаны галифе, это, если кто не в курсе, когда штанины как опрокинутые бутылки, вверху широкие а снизу узкие.
Вован в то время бухал сильно, удачно получилось.
А мне Изольда Соломоновна намазала голову каким-то гелем, сказала что потом легко смоется, и по вискам приклеила две такие как бы косички, потом надела чёрную шляпу, сюртук, шаровары, в руки дала футляр от скрипки.
И приводят нас на съёмочную площадку.
Девушка-консультант рассказывает нам, что да как:
― Вот смотрите, вот традиционная южно-русская изба восемнадцатого-девятнадцатого веков.
― Называется мазанка. Ударение на первом «а».
Вован говорит:
― Да знаю я…
― Сам живу в такой… …у меня ещё за это по тридцать копеек штрафа каждый месяц сдирают.
Она говорит:
― Вот и прекрасно, а вот этот забор их сплетённых прутьев называется плетень, на нём традиционно развешивают кувшины и кринки из-под молока.
― Ваша задача состоит в том, чтоб, по моему знаку, вы пробежали от мазанки к плетню, перелезли через плетень, и как бы в панике побежали дальше, до ворот павильона.
― Наш ассистент, тут она оборачивается показывает пальчиком на ассистента, наш ассистент Валентин будет стоять сзади и хлопать двумя дощечками, это будет обозначать выстрелы.
― Когда услышите хлопки, на бегу просто пригибайте немного головы, и всё.
― Обратите внимание, вверху, спереди и сзади, располагаются две камеры, ни в коем случае не смотрите в сторону камер.
― Думаю мы управимся за один дубль, и вы сразу же получите свои деньги!
Вован говорит:
― Чё, просто пробежать и через плетень перелезть и всё?
― За пятьдесят рублей?
― Да я за пятьдесят рублей воробья в поле до смерти загоняю!
Ну вот, сняли мы первый дубль.
Режиссёр доволен.
Особенно Вованом.
А мне говорит, мол, всё прекрасно, вы уже можете идти получать деньги, но давайте, просто для страховки, снимем ещё один дубль, последний, и да, вы скрипочкой на бегу не размахивайте так сильно, это ведь не дубина, помните, что скрипка представляет для вашего персонажа огромную ценность, лучше просто прижимайте её к груди!
Мы с радостью снимаем второй дубль, ещё лучше первого, и намереваемся уже идти в кассу, за деньгами, но тут входит делегация.
Впереди Никита Сергеич, сзади те трое, что были у кинотеатра, и с ними ещё человек десять.
Они о чём-то поговорили между собой, и к нам подходит наша девушка-консультант.
― Мы снимаем ещё один дубль!
― Никита Сергеич будет проводить мастер-класс!
Вован немного загрустил, а я наоборот, даже обрадовался.
Ведь мы увидим работу маэстро!
Более того, мы будем в ней участвовать!
Никита Сергеич расположился в кресле и говорит:
― Пожалуйста принесите мне чашечку кофе и телефон.
В это время я начинаю немного беспокоиться.
…Странно, почему нас с Вованом никто не инструктирует, не рассказывает про Станиславского?
Никита Сергеич попил кофе, потом набирает номер и говорит в трубку:
― Але!
― Клуб служебного собаководства?
― Позовите пожалуйста инструктора Володю!
― Володя, за вами уже послали автобус, соберите всех кто у вас есть, и срочно в третий павильон!
…И минут через пять открывается задняя дверь и входят собаководы со своими собаками.
Собаководы в основном женщины, кто с болонкой, кто с пуделем, кто с дворнягой, но
среди них несколько серьёзных таких мужичков, один с кавказской овчаркой, один с доберманом,
один с бульдогом, и один, не помню название породы, пятнистая такая, небольшая, но помню что это самая страшная порода, запрещённая во многих странах мира.
Эта порода, короче, ― собака-убийца, хорошо что она одна такая была.
Никита Сергеич берёт рупор и командует:
Артисты на исходную!
Мы с Вованом встаём на исходную.
― Мотор!
― Камера!
― Спускайте собак!
…Вован бежал впереди, и я обратил внимание, что он не стал перелезать через плетень, как в прошлые разы, а просто перепрыгнул его, я так не смог, и когда перелезал, в жопу мне вцепилась афганская борзая, она оказалась самая быстрая, но я тут же оказался по другую сторону плетня, и когда спасение казалось было уже рядом, мы уже подбежали к воротам павильона, толкнули ворота, они распахнулись, и впереди уже шумела многолюдная улица, третья Мосфильмовская, тут раздались настоящие выстрелы.
Я оглянулся и увидел что Никита Сергеич бежит за нами, и палит по нам из пистолета, Вован упал, ему в жопу вцепился доберман, хозяин добермана подбегает и оттаскивает его за поводок, теперь я бегу впереди всех, прижимаю, как учили, к груди футляр со скрипкой, за мной с диким воем бежит Вован, за ним собаки, за ними собаководы.
Никита Сергеич остановился и перезаряжает, у него заклинил ствол, мы бежим уже по улице, граждане стоящие в очереди у ларька с пивом, бросили пиво и тоже бегут за нами, машины сигналят, включили пожарную сирену, кэгэбэшник в плаще вскочил на подножку трамвая и палит по нам с Вованом из пистолета прямо на ходу…
Я бегу впереди, сзади бежит Вован, а за нами уже целая толпа народу.
Казалось бы уже нет спасения, нет выхода, но вдруг у нас появляется шанс!
Я вижу в переулке старенького дедушку одетого почти также как я.
Очень-очень похоже.
Только у меня в руках скрипка, а у него инвалидный костыль.
Я резко поворачиваю в переулок, надеясь что толпа переключится на дедушку, а пока они разберутся что к чему, мы с Вованом успеем оторваться и убежать переулками.
Я подбегаю к дедушке, на секунду останавливаюсь и смотрю на него.
Дедушка срубает меня костылём и я падаю на асфальт…
…Вот последняя сцена которую я помню:
Лежу на асфальте.
Дедушка наклоняется надо мной, поднимает костыль для удара, и спрашивает:
― Ну и когда же вы, пидарасы, кино-то снимать научитесь?

Советский Союз. Как оно было, и продолжа… Мавзолей

Мавзолей.

 

Следующая история, друзья, политическая, про мавзолей!

Рассказывал мне её соседский дедушка, звали его как Ленина, тоже «Ильич» а бухал бедолага очень сильно, аж до самой смерти.

У него ещё соседи в жили, тоже старички, семейная пара, они как пенсию получат, неделю живут у Ильича, а потом опять три недели дома, ждут пенсии.

А потом они к нему совсем перебрались, когда у них печка взорвалась.

Друзья, чисто теоретически мы знаем, что нельзя топить печку, когда в батареях нет воды.

Но редко кому доводилось видеть как это выглядит в на практике.

Так вот, иду я как-то в валенках, это ещё когда мы в Волочке жили, везу санки, воду с колодца, смотрю стоят Охлопыч и Нюрка, у своей калитки. Говорят:

― У нас печка взорвалась, мы к Ильичу заглянули на часок, а она блядь взорвалась!

Я гляжу, они совсем не расстроены, улыбаются, сначала не поверил, а они говорят:

― Ну ты посмотри на избу-то!

Я смотрю, всё нормально, изба как изба, покрасить только надо.

― Ты на трубу посмотри!

Я смотрю, а трубы-то блядь и нет!

Говорю:

― Можно я зайду, гляну?

Захожу на кухню, гляжу лежит куча кирпичей, они только у холодильника откопали немного, чтоб дверь можно было открыть.

Взяли мы самогонки, пошли к Ильичу, выпили, они и говорят:

― Ильич, можно мы пока у тебя поживём?

… Хотя нет, вру.

Ильич их сам пригласил, говорит:

― Ну что ж делать, живите теперь у меня, в комоде, одежду только вытащите оттуда.

― Кто не знает, комод это как бы шкаф, только очень большой.

― В двери он не проходит, поэтому когда строят новую избу, сперва стравят комод, а вокруг кладут так называемый «сруб» стены из брёвен.

― Я потом поищу в интернете подходящую фотку, примерно такой избы, выложу.

Ну вот, дети у Ильича в остались в Москве, преподают, дочка в институте культуры, сын в высшей школе экономики, а дед перебрался назад, в деревню.

И рассказывает:

Приехали мы в Москву из Елды, что в Ивановской области, в самом конце пятидесятых годов.

Короче, по его словам, если ехать по трассе, Из Комсомольска в Зарю Коммунизма, по дороге идут деревни, сначала Мудаково, потом Мотня, потом Портки, и в самом конце Елда, вообще их две, большая и малая, но малая близ станицы Лысогорской, что в Ставропольском крае, а большая у нас, у берегов Волги.

Но это неважно.

Суть вот в чём:

― Приходим мы значит с Нюркой на Красную площадь.

― Я хотел осмотреть царь-пушку.

― Ищем, короче, царь-пушку.

Нюрка и говорит:

― Бля, смотри-тка ― очередь!

И сразу метнулась туда, прямо в середину.

Выбрала безобидного мужичка, жопой его отодвинула, говорит:

― Мы занимали!

― Ну стоим, благо очередь быстро идёт, но часок так простоим.

― Нюрка постояла минут пять, освоилась, и орёт:

― Сзади не занимать!

― Ну естественно сзади сразу стали занимать.

― Площадь практически опустела.

Тут дед Илья, а он, если полностью ― Илья Ильич, и отец его был Илья Ильич, и дед Илья Ильич, в роду у них так испокон веков повелось, а сын его тоже Илья, но уже не Ильич, а Львович, я потом поясню почему так получилось,  так вот, дед Илья и говорит:

― И вдруг я врубаюсь что это за очередь!!!

― И волосы у меня на голове встают дыбом.

― Я к Нюрке наклоняюсь, и шепчу на ухо, мол что ж ты творишь, сука ты ж блядская!

― Нюрке глаза выпучила, и тоже мне шепчет:

― Ладно стой тут, я с’час вернусь!

― И идёт в самый конец очереди.

― И возвращается с каким-то мужичком, мужичок идёт с портфелем, а Нюрка несёт импортные колготки и две банки тушёнки.

Ставит мужичка в очередь, говорит:

― Вот этот гражданин теперь вместо нас будет стоять!

А мужичок поясняет:

― Товарищи, я на самолёт опаздываю!

…И вот здесь, друзья, в истории наступает очень сложный и непонятный момент.

― Я не знаю что делать.

― Очень трудно объяснить, почему в очереди к мавзолею всегда стоят молодые ребята, студенты, из «вышки» сиречь высшей школы комитета государственной безопасности.

― Они стоят там каждый день.

― В любую погоду.

― Изо дня в день.

― Из года в год.

― И самое главное, что их никто не заставляет!

Друзья, позже, когда мы перейдём к рассмотрению КГБ Советского союза, а мы рассмотрим его изнутри, всю его подноготную, я ведь знаю о чем говорю, меня даже выбрасывали оттуда из окна, но пока просто прошу поверить мне наслово.

И вот, дед Илья продолжает свой рассказ:

― Нюрка, или Нюшка, это одно и тоже имя, короче Нюшка нифига не успокаивается!

― Видит рядом стоит мужичок интеллигентного вида, читает книжку, она отодвигает его жопой, и ставит меня впереди его, а сама опять убегает куда-то.

― А мы уже вот-вот подойдём к мавзолею.

― Минут пятнадцать осталось.

― А так как Нюрка баба очень шумная, то многие граждане из очереди, которые стоят впереди нас, стоят уже не лицом к мавзолею, а повернулись, и смотрят в мою сторону.

И вдруг один из них говорит:

― Товарищи!

― А давайте-ка мы его отпиздим!

А другой говорит:

― Товарищи!

― Конечно-же отпиздим, но только организованно, по очереди!

― Он отходит шагов на пять в сторону, поднимает руки, как бы обозначая куда нужно вставать, и говорит:

― Вот здесь постройтесь товарищи!

― Тут же из очереди выходят сначала человек двести, строятся рядом, как-бы в параллельный поток, а потом к ним переходит вся очередь. Теперь это снова одна очередь, но идти она будет, как я понимаю, теперь через меня.

― И вот что интересно.

― Мне никто ничего не говорит, я сам, подхожу, ка будто-бы под гипнозом, втягиваю голову в плечи, сгорбился, ноги согнул, стою жду.

А организатор мне и говорит:

― Ну что вы, товарищ!

― Стойте прямо, мы же не звери!

― Подходит и бьёт меня кулаком под ребро и коленом под йяйца.

― Следующий подходит и тоже бьёт меня кулаком под ребро и коленом под йяйца.

― Следующий тоже, и так вся очередь!

Бабы только, которые с детьми, стороной обходят.

― В принципе мне похер, на мне ватные штаны а под ними шесть метров мотни.

А организатор стоит рядом и руководит:

― Товарищи, товарищи, бьём без размаха, скрытно, сдерживаем себя!

― Ну мы конечно стоим, с организатором этого дела, очередь обслуживаем, тут Нюшка прибегает, вначале глаза выпучила от изумления, а потом они у неё прямо побелели от ярости:

― Ах ты сука!

― Ты что же тут такое устроил?

― И как вцепится в меня когтями!

И тут бабы, короче со всей очереди, как кинутся на меня!

― Вот видишь у меня борода клочьями растёт?

― Это после того случая…

― Мне пятнадцать суток, как дебоширу.

― А того мужика, который всё это организовал, расстреляли, за самоуправство.

 

― Я от  следователя слышал, мельком, когда в коридоре сидел, они, с часу до двух, когда обед, меня к батарее в коридоре пристёгивали, но я слышал, о чём они говорят.

― Несколько лет назад, в очереди к мавзолею вдруг стали пропадать вещи.

― Часы, бумажники, кресты нательные.

― Банда из трёх человек.

― Карманники.

― Их мужик один разоблачил.

― За руку поймал.

― Расстреляли всех четверых.

А потом, когда был на сутках, рассказал нам один старый арестант, как там было на самом деле:

― На самом деле там было две банды.

― Одна на входе а другая на выходе.

― И они меж собой враждовали.

― Потому что те кто на выходе, берут клиента, а он уже пустой!

На выходе действовали примитивно, клиент выходит из мавзолея, видит стоит женщина, хорошо одетая, симпатичная, и плачет, клиент конечно начинает её утешать, она начинает рыдать ещё больше, вешается ему на шею, мол Ленин… Владимир Ильич…

К ней подходит аферист, оттаскивает её, ну и пока суть да дело, снимали часы, вытаскивали кошелёк… По слухам они были в доле с охраной мавзолея…

А банда которая стояла на входе, действовала остроумно, дерзко, цинично, и даже с оттенком глумления.

Состояла она из трёх человек.

Они подходили к мавзолею, почти к самому входу.

Первым шёл тот который повыше, а следом тот который пониже.

Третьим шёл старый главарь банды, немного сутулый, почти горбатый, который всё это и придумал.

Тот который повыше подходил к клиенту, и шептал ему на ухо:

― Стыдно товарищ!

― Очередь в мавзолей, а у вас номерок на руке, как будто за овсом стоите!

Клиент конечно говорил, мол нет у меня на руках никакого номерка, вот смотрите!

Тогда подходил второй, начинал хлопать его по плечам, по груди, и говорил, мол полно-те, гражданин, чего вы мол на товарища напраслину возводите!

И оборачивался к третьему, к главарю:

― Правда дедуся?

А главарь неожиданно начинал комментировать внешность потерпевшего в крайне оскорбительном для последнего ключе, и сообщал, каким именно образом его лучше всего, по его мнению, прикончить:

― Да, бля… …идейный фраерок… …повесить бы такого!

Или так:

― Эх, пристрелить бы такого активиста!

― Потрох Ссучий!

У клиента, конечно, буфер обмена переполнялся, и он зависал от переизбытка ощущений.

Но тут сзади его уже подталкивала очередь, и клиент оказывался в святая-святых, в величайшем месте земного шара, и когда он выходил из мавзолея ему требовалось несколько минут чтобы понять где он, кто он, зачем он здесь, где он живёт и как его зовут.

Разумеется припомнить и внятно объяснить, при каких обстоятельствах он утратил деньги и документы он уже не мог…