В моменты и дни полного отчаяния мне снятся сны. Вроде бы понятные на первый взгляд, но в них столько подсказок и столько решений, нужно лишь суметь все увидеть. В один из дней у меня был срыв и паническая атака. На следующий день я пыталась поработать за компьютером, но мысли о моем срыве мне жутко мешали, выскакивая, как будто из-за переулка, заволакивая все мои попытки сконцентрироваться на работе, погружая меня в болото из безысходности. И проработав так полдня, мне вдруг захотелось заставить себя поспать, хотя бы полчаса. Спать не хотелось, но внутренний голос мне говорил, что нужно дать отдохнуть голове.
И вот, я понимаю, что я во сне. Перед глазами диафильм из разных туманных отрезков и картин, которые быстро сменяются друг за другом. И потом я оказываюсь на кухне в той самой старой квартире, где жили бабушка и дедушка. Я выросла там с ними, поэтому все в доме оставалось таким, каким было много-много лет назад: старый кухонный стол, подоконник с горшком герани, советский холодильник, маленькая раковина, шкафчики, сто раз крашенные белой краской, из-за чего по поверхности стекали застывшие белые капли.
Бабушка готовит на кухне у плиты, зачерпывает лапшу из большой кастрюли и кладет ее на плоское блюдо. Ей помогают мои тети, ее дочери. Я здороваюсь, ставлю на стол большие красные перцы, которые почему-то были у меня в руках, а бабушка поворачивается ко мне, оставляет поварешку и подходит ко мне, чтобы поцеловать. Потом она заключает меня в свои объятия, а сама она маленькая-маленькая, и получается, что будто я беру ее в охапку. Мы с ней так никогда не обнимались.
Затем я поворачиваюсь назад и вижу, что у дверей кухни стоит дедушка, небритый, в своей серо-голубой пижаме. Я целую его в колючие щеки. И он, шутя, спрашивает: «Колючий да?». Тогда я целую его еще раз, прижимаясь к седой щетине. Дедушка, улыбаясь, стоит на своих ногах, худой и со впалыми щеками. В последний раз я видела его прикованным к кровати из-за инсульта. А во сне все было, как наяву, и мне хотелось, чтобы все было правдой: бабушка, которая готовит лапшу; дедушка, который стоит на своих ногах и шутит со мной.
Мы стояли в маленькой кухоньке все вместе: бабушка, дедушка, мои тети, я, не помещаясь в маленьком пространстве. И были счастливы. Я была счастлива. И тут же сон сняло, как рукой, будто его и не было. Я пыталась заснуть опять, чтобы сон продолжился, но голова уже была ясной. Я поняла, что это они меня звали поспать, хотели обнять, показать свою заботу и дать понять, что я не одна. Не одна, а потому не должна сдаваться, поддаваться отчаянию и унынию. До сих пор чувствую объятия бабушки и колючий поцелуй дедушки. Почему я раньше не обращала на это внимание, когда они были живы и были рядом?! Как поздно я стала ценить очевидные и простые вещи, от которых я сейчас получала бы большую радость.
Я сходила в душ. Мне стало легче, и уныние прошло. Мне захотелось воспрять духом, пускай даже чуть-чуть, изнутри. Удивительно, как некоторые мелочи могут помочь нам прийти в себя и встать на ноги. Это был обычный сон, а может это было послание. Это мог быть мой мозг, который таким образом хотел защитить меня от следующего нервного срыва, или же, действительно, бабушка и дедушка почувствовали, что мне не хватает их объятий. Даже в самые темные ночи в воздухе могут появиться светлячки. Это были мои светлячки – бабушка и дедушка.
Anne Dav