Ничего невозможно вернуть –
В прошлое нет возврата.
Я давно поняла эту суть.
Да и в прошлое уже мне не надо.
Надоело о нём тосковать
И жалеть об ушедших годах,
Ведь в него всё равно не попасть –
В прошлое нету входа.

2006 год.

Во дворе старого пятиэтажного дома в осенней листве играли две девочки лет семи. Они были увлечены необычной игрой: представляя себя на необитаемом острове, оживлённо обсуждали, каким должен быть их будущий дом и как привлечь внимание самолётов, чтобы их увидели и спасли. Со стороны можно было подумать, что девочки посещают театральную студию и репетируют постановку. Нет. Это на них так повлияло произведение «Робинзон Крузо», которое вот уже целую неделю читала им соседка по вечерам. Определившись с местом «будущего дома», дети собирали ветки и относили их под старое ореховое дерево. Именно там они хотели построить шалаш из доступных материалов: веток, картонной коробки и двух старых обшарпанных досок.
Недалеко от них — прямо на земле — сидели два местных безобидных алкоголика, облокотившись на гору недавно спиленных веток, которая привлекла внимание девочек. Они не могли дождаться, когда соседи покинут это место. Как только мужчины ушли, то дети опрометью побежали к веткам и стали отбирать подходящие. Их не смущало огромное количество мусора, раскиданного повсюду. Даже наоборот — Машино внимание привлёк грязный скомканный конверт, сделанный вручную из листа светло-голубой гафрированной бумаги. Девочка сначала при помощи длинной палки протащила его по земле, отделив от остального мусора, а затем наклонилась и взяла в руки.

—Ой, деньги! — проговорила Маша, достав из маленького конверта аккуратно сложенные купюры. — Сколько здесь? Ого, целых семьсот рублей! — восхищенно произнесла девочка.
—Вот это да! Класс! — с той же интонацией сказала Ася.
—Надо же как бывает, у нас как раз закончились деньги и родители обсуждали у кого занимать. А тут семьсот рублей! Прям как в сказке! —Слава Богу! — с восторгом добавила девочка.
—Да, Слава Богу! — с тем же восторгом повторила Ася, которой передалось состояние подруги и она искренне за неё радовалась. Ася была очень чуткой девочкой и умела разделять с людьми и радость и горе. Так и сейчас она всем сердцем радовалась за подругу.
—Я сейчас пойду маму порадую — деньги принесу. А через часик давай продолжим гулять, хорошо?
—Да, конечно иди! — с ходу согласилась Ася.
Она думала как же замечательно, что её подруга нашла деньги как раз в тот момент, когда они были так нужны. Девочка шла домой и обдумывала слова, чтобы быстро и понятно рассказать о случившемся маме.
«Ася, не говори ничего маме», — вдруг пришла мысль. Однако девочка не обратила на неё внимания и продолжила придумывать фразы, которыми в красках опишет происшедшее. Надо ведь говорить без запинки и с выражением так, чтобы мама тоже разделила эту радость и они вместе порадовались за Машу. «Ася, не говори ничего маме!» — опять тот же голос внутри. Девочка снова не обратила на него внимания, в её воображении один красочный образ сменял другой. Вот она рассказывает маме, а та так удивляется её истории, что сначала решает, что Ася всё выдумала. Тогда девочка приводит различные аргументы, ведёт маму к окну, показывая то место где они играли, затем предлагает даже позвонить Маше. В конце концов мама верит Асе и они вместе радуются и обсуждают это чудо. «Ася, не говори ничего маме!» — в третий раз одна и та же мысль, но теперь у девочки всё внутри сжалось на долю секунды. Однако образы были настолько красочными, что и в этот раз она не обратила никакого внимания на внутренний голос.
Самостоятельно открыв ключом дверь и молниеносным движением стянув с себя ботинки, девочка побежала на кухню с весёлым криком:
—Мама, мамочка! Ты представляешь?! Маша семьсот рублей нашла на улице! — добродушно поделился новостью ребёнок.
—Как нашла? А ты? — нервно проговорила женщина прекратив взбивать пюре и уставилась в добрые глаза дочери требовательным взглядом.
—А я не нашла… — произнесла девочка растерянно. Сердечко ёкнуло, уже сейчас ощутив большую разницу с теми сценами, которые она только что проживала в своём воображении.

—Ты с ней рядом была, когда она деньги нашла? Где это было? — строго спросила женщина.
—За домом, в куче веток валялся конверт, а в нём деньги.
—Спрашиваю, ты рядом была? — в голосе отчетливо слышался металл.
—Не совсем рядом.
—Как это не совсем? Ты видела, как она из конверта купюры достала? — продолжала допрос женщина.
—Видела.
—Так что ж ты эти деньги не взяла, растяпа такая?! — громко заорала женщина.
—Так не я их нашла, — Ася пыталась оставаться спокойной, детское сердечко не понимало, что происходит.
—Вы вместе играли, значит вместе нашли. Почему она с тобой не поделилась?
—Она одна нашла, я тогда далеко была.
—Чё ты мямлишь, мямля? Расторопной надо быть. Надо было сказать, чтобы с тобой поделились, так как вы вместе гуляли.
—Но я далеко была, я ничего не находила, — Ася, сдерживая слёзы, пыталась убедить маму.
—Вы гуляли вместе, какая разница где кто был?! Так всё, иди теперь к ним домой и проси, чтобы с тобой поделились, — сказала женщина с металлическим взглядом.
—Да как же я пойду то? — у ребенка выступили на глазах слёзы. – Ведь не я нашла деньги, — тихо-тихо проговорила девочка, опустив голову, по щеке медленно катилась слеза.
—Ты чё ноешь? Я тебе сто раз сказала: вместе гуляли, значит вместе нашли. Да она должна была с тобой поделиться! Теперь значит пойди и скажи, что впопыхах она забыла с тобой разделить находку! — верещала женщина, добавив: — которую вы вместе нашли! Любой другой на твоём месте сразу сориентировался бы, только не ты, амёба. Вот у Иры Шмелёвой какая Анечка, вот она бы не растерялась, она бы не позволила себя обдурить, — приговаривала женщина, бешено сверкая глазами.
—Так Маша одна нашла.
—Воооон! — женщина насильно выпихнула ребёнка в коридор, стала одевать на него куртку. — С сапогами сама справишься?
Дочка сквозь слёзы кивнула. — Без денег не возвращайся! — напоследок со злостью бросила мать и громко хлопнула дверью.

Как только за Асей закрылась дверь, в квартире раздался телефонный звонок:
—Привет! Сегодня отчёт передашь в 20:00, — властно сказал мужчина. — Есть что интересное?
— Нет, весь месяц ангельское поведение. Как и всегда. Только сегодня удалось вызвать слёзы.
— Говори.
Мама Аси рассказала всю ситуацию, которая только что произошла.
— Так смешно было наблюдать как выражение её лица меняется: щенячий восторг сменяет растерянность, — насмешливо говорила женщина, вальяжно облокотившись на спинку кресла и закинув ногу на ногу.
—Значит сегодняшняя встреча отменяется. Запиши все реакции девочки в дневник, и на этот раз приложи диск с записью. Завтра мне всё передашь, — сказал мужчина.
—Хорошо.
— Вечером позвонишь и расскажешь, дали ли ей деньги. Если наша крошка справится с этим заданием, то я подготовлю дополнительные тесты. В любом случае, завтра в 19:00 у поликлиники. Ну пока. Стоп, злость была у неё?
—Нет, представляете?
—Плохо, — сухо ответил он и отключился.

Тем временем Ася стояла на улице и не знала, что ей делать. Она захлебывалась слезами от происходящего. Почему? Почему её мама так с ней поступила? В чём её вина? Разве она что-то плохое сделала? Она всего лишь радовалась за подругу, она всего лишь была свидетелем находки. Ведь не ей выпал случай найти деньги, не она разгребала ветки и нашла конверт, не она из этого конверта вытащила купюры. Так почему же её мать на неё кричала, требовала пойти домой к Маше и просить поделиться с ней? Ася не представляла, что она им скажет. Девочка около часа сидела на лавочке возле своего подъезда.
—Ася! Асенька! Ну чего ты сидишь, замерзнешь же! Сходи быстренько к Маше и будем пить липовый чай — твой любимый! Я блинчиков испекла, придёшь покушаешь с малиновым вареньем, — с балкона второго этажа прокричала мама с добротой в голосе. — Иди же, не бойся! — и посмотрела с теплотой и любовью.
Девочка почувствовала себя ещё более растерянной. Сначала она решила, что мама больше не любит её и из-за чего-то на неё злится. А теперь Ася даже и не знала, что думать. Значит мама не разлюбила её, раз заботиться о ней, смотрит с любовью как раньше, в голосе материнская нежность. Значит её мама желает ей добра, раз волнуется о ней? Значит действительно нужно пойти и попросить Машу поделиться найденными деньгами. Мама ведь плохого не посоветует! С этими мыслями Ася быстро встала с лавочки и пошла к Машиному подъезду. Но чем ближе она подходила, тем больше ей становилось не по себе. Внутри было нехорошее чувство, что не нужно этого делать, что это плохо. Но ведь об этом её просит мама, а она не желает зла Асе. Значит не надо верить своим чувствам, а надо верить маме. Вот девочка открыла старую подъездную дверь, поднялась на четвертый этаж и замерла. Её останавливала какая-то сила. И тот голос внутри, который в самом начале её предупреждал: «Ася, не говори ничего маме», теперь её убеждал: «Не надо этого делать, иди домой».
Асю внутри разрывали чувства ранее ей не свойственные. Она не хотела звонить и требовать деньги, которые не находила. Но ведь об этом её просила мама. «Господи, помоги! Спаси!» обратилась Ася с молитвой. «Иди домой», — мгновенно возникла мысль и на душе стало спокойно как и всегда. Девочка направилась к лестнице. «Мамочку надо во всём слушаться. Это Богу угодно», — вдруг вспомнился совет священника. И Ася развернулась и решительно позвонила в дверь.
Маша решила, что подруга зашла за ней, чтобы продолжить прогулку, ведь они договаривались встретиться. Но девочка с порога предупредила, что она ненадолго и скоро уйдёт. Ася не была от природы хорошим оратором, ей тяжело давалось выражать свои мысли, она говорила лишь то, в чём была твердо уверена. Поэтому те муки, которые она испытывала от самого процесса разговора переплетались с муками совести. Ей не хотелось здесь находиться, ей не хотелось, чтобы с ней делились деньгами. Чувства её так переполнили, что она не смогла сказать, чтобы с ней поделились. Вместо этого она стала сочинять на ходу какой-то непонятный текст, что якобы она видела, что этот конверт выпал из кармана её соседа алкоголика. Мама Маши была верующей женщиной и поэтому сразу решила пойти домой к соседу Аси и вернуть ему его деньги.
Девочка находилась как в каком-то сне. Она внутри ощущала какую-то нереальность всего происходящего и наконец-то стала молиться и взывать к Богу: «Господи, спаси меня! Пусть это окажется сном. Я не хотела, я не хотела всего этого, ты же знаешь. Помоги, Господи! Спаси! Пусть это будет сон, пусть это будет сон!» Ася боялась, как бы от переполнявших её эмоций не упасть в обморок. Её удивляло, что ей верят, её так сильно удивляло это. Она не понимала, почему ей все верят, да и зачем? Да, зачем ей верят? Лучше бы на неё накричали, прогнали её криками: «Обманщица! Обманщица!» Так было бы справедливо и понятно, а теперь она будто связана по рукам и ногам, находится в каких-то узах. Узах лжи.
Они с Машей и её мамой уже были в подъезде соседнего дома. Хорошо, что тот мужчина жил на первом этаже, так как Ася от нервного перенапряжения не чувствовала ног и вряд ли бы осилила подняться на этаж выше. Дверь открыла тётя Тоня — его жена.
—Асенька, дорогая, привет! А что случилось? — с радушием проговорила высокая светловолосая женщина, оглядывая троицу любопытным взглядом.
—Мы вам деньги принесли! Ваш муж выронил деньги на улице, моя дочка нашла, а Ася сказала, что это её сосед! — обратилась Машина Мама к тёте Тоне.
—Ой, ну надо же! — всплеснула руками тётя Тоня. — Какие честные люди, в наше время редко таких встретишь! Спасибо вам большое! Может чаю попьёте? Не стесняйтесь, проходите! У меня мёд гречишный — вкусный!
—Нет, спасибо Вам огромное, но мне во вторую смену на работу идти. Ещё на завтра обед приготовить надо, — проговорила тётя Люда.
Они распрощались, выслушав кучу благодарностей. Ася поднялась ни жива ни мертва на второй этаж и позвонила в свою квартиру.
Мать открыла дверь с улыбкой:
—Ну что, дорогая моя, принесла?
—Нет. Это деньги нашего соседа с первого этажа, тёти Тониного мужа, мы пошли все вместе и вернули им эти деньги. Я забыла тебе сказать, что это у него выпали деньги из кармана, — на одном дыхании проговорила девочка.
—Да откуда у него деньги? Он пьяница! — насмешливо проговорила женщина, потом прищурилась и добавила: — Врёшь ты всё!
—Нет, это его деньги! Я видела! А тебе просто об этом сказать забыла! — девочка повторила заученную ложь на автомате и ушла в комнату.
У неё был такой осадок внутри и непонимание того, что произошло. Вроде случилось что-то плохое, но что именно? Она же послушалась маму, значит поступила правильно, сделала угодное Богу. Ведь и в воскресной школе учат быть послушной, да и батюшка всегда спрашивает, слушается ли она родителей. Ася утешала себя этими мыслями, пытаясь заглушить внутреннюю тупую боль. Нет! Она точно знала, что сделала что-то нехорошее, но что? В чём её вина? Вдруг девочка вспомнила радостное лицо подруги, когда та рассказывала, что её родители хотели взять в долг, а теперь эта необходимость отпала. «Из-за меня у них теперь нет денег, в которых они так нуждались. Из-за меня». Но она не желала никому зла, не хотела никого обманывать. Наоборот — она радовалась всей душой за свою подругу! А что в итоге? В итоге она предательница, подлая обманщица, которая оставила без денег семью, которая нуждалась. Она — зло. Но ведь она молилась, она же просила! Ася разрыдалась. Чуть успокоившись, девочка подошла к иконе Иисуса Христа и долго на неё смотрела, затем произнесла вслух: «Я же не хотела ничего плохого, я же просила тебя! Почему ты не помог?» Возникла мысль: «Нет никакого Бога, если бы был, то Он бы этого не допустил».
Ася опять стала горько рыдать, а потом заснула. Проснулась с чувством невероятного тепла и радости. Она не помнила точно, что именно ей снилось, но зато помнила все свои чувства: ей было так хорошо и спокойно, а ещё во сне был тот голос, который предупреждал, что не нужно маме ничего рассказывать. Он ей говорил: «Бог тебя любит и всегда хранит. Почему ты не послушалась? Мы же предупреждали. Мы твои ангелы всегда рядом».
Девочка проснулась с внутренним знанием, что Бог есть. Всё вдруг показалось таким простым и встало на свои места. Теперь она чётко знала следующее: её мать злая, но это не повод её осуждать и ненавидеть, упрекать Бога. Нет. Ася будет её любить как и прежде, но теперь станет постоянно просить в молитве, чтобы её мама стала доброй. Также, девочка решила продолжить быть послушной, во всём помогать. Но если мама снова станет заставлять её делать нехорошие поступки и будет давать злые советы, то тут уж Ася её не послушает! Тут уж она доверится своей совести, которая бунтует против всего злого! Будь, что будет, а зла она не сделает! Ася любила Бога и знала, что он её защитит. Всё что нужно — это самой не совершать плохих поступков, не слушать злых людей, а твёрдо стоять на своём.
Поздно вечером, когда Ася спала, её мать набрала короткий номер и дождавшись ответа тихо произнесла:
—По объекту 5402.
—Что, она справилась с твоим заданием? — спросил мужской голос.
—Нет, но хоть соврала. Причём дважды. Им соврала, что видела как у алкаша выпали деньги. И мне соврала, что забыла об этом сказать. Она сама в это верит, что видела.
—Хорошо. Ложь это тоже хорошо, — довольно проговорил мужчина. —Значит на эту тему с ней больше не говори и не вспоминай. Если сама будет поднимать или упрекать, что ты её обзывала, то используй газлайтинг: всё отрицай, говори спокойно с интонацией доброй и заботливой матери: «Доченька, тебе всё показалось, вы же с Машей вместе нашли денежки».
—Поняла.
—Всю новую информацию внеси в отчёт. Завтра получишь новые инструкции, — быстро проговорил мужчина и первым положил трубку.

Продолжение следует.

  «Каждой весной, во время Пасхальной праздничной недели, мы всем семейством отправляемся на дачу. Такая семейная традиция сложилась много лет назад, ещё до рождения моей сестры Веры».
— Маша! Где ты есть? Иди на веранду обедать! Мы все тебя ждём! — прокричала Вера на весь дом.
— Сейчас! Я Нине письмо писала — увлеклась! — я быстро сохранила текст, закрыла ноутбук и побежала к своим. Потом допишу.
Я познакомилась с Ниной на форуме фотографов. Меня поразили её снимки: яркие, глубокие, неординарные. Ещё больше поразила её история: несколько лет назад ценой собственного здоровья она спасла жизнь ребёнку. Уже пять лет Нина прикована к инвалидному креслу, но это не сделало её озлобленной, унылой и подавленной. Она продолжает заниматься фотографией, участвует в различных конкурсах и консультирует начинающих фотографов по скайпу. К тому же она принимает участие в различных инициативах. Так организовала проект «Пишу письмо», участники которого пишут друг другу классические письма, в которых сообщают о событиях, случившихся с ними, делятся мыслями. Чтобы переписка носила регулярный характер, на сайте проекта предусмотрена система оповещений. Мне так понравилась эта идея, что раз в две недели я отправляю Нине истории, которые случаются со мной и моим окружением.
На веранде, за большим дубовым столом, сделанным моим дедушкой, расположилось всё моё семейство. Почти всё. Не было только племянника Паши — сына моей сестры Лизы.
— А почему только меня ждут? Ведь Паши тоже ещё нет, — произнесла я, усаживаясь на свободное место.
— Он у Савельевых. С минуты на минуту будет, так как обещал не задерживаться. Ты же знаешь какой он у нас ответственный — всегда своё слово держит, — с улыбкой ответила Лиза, освобождая место в центре стола. — Бабуль, я всё подготовила — ставь главное блюдо!
Вдруг овчарка Лайма громко залаяла. Она всегда так сообщала о том, что кто-то пришёл. Действительно: по тропинке к нам бежал Паша.
Паше 9 лет. Он не по годам смышлёный и рассудительный мальчик. По благодати Божьей всё делает правильно и по расписанию. Послушен. Вовремя и с удовольствием выполняет домашние задания, никогда не пропускает занятия без уважительной причины. В нём царит мир, покой и особая духовная сила. А благодаря смирению он даже и не осознаёт своих добродетелей. Всё у него получается идеально само собой, без особых усилий. Он даже и не представляет, что можно делать иначе: лениться, не слушаться, не выполнять задания, прогуливать школу, баловаться.
— О! А вот и наш Павел прибежал. Как раз вовремя, — радушно поприветствовал его дедушка и ласково потрепал по волосам.— Садись давай, сейчас молиться будем.
В нашей семье принято, что дедушка перед едой возносит молитву Господу вслух. Остальные в это время молятся про себя.
Я сразу заметила, что Паша чем-то встревожен. Обычно он спокоен, мирен духом, все действия его плавны, взгляд излучает покой и доброту. Неверующий человек пытаясь охарактеризовать Пашу употребил бы слово гармоничен. Я же говорю, что он ходит в Божией благодати. Сейчас же что-то в нём переменилось. Как будто откололся какой-то кусочек. Вроде Паша, а вроде и нет. Во взгляде появились какие-то ранее не свойственные ему искорки. И всё выражение лица как-то изменилось — посерело. Ох, не нравятся мне такие перемены. По себе знаю. В душе что-то меняется. После того как мы помолились перед едой, я решила выяснить по какой причине в Павле произошли изменения.
— Паш, как у Савельевых дела? — задала я наводящий вопрос.
— Всё хорошо. Они вечером в город возвращаются. Завтра бабушка Димы в санаторий уезжает, а они решили всей семьёй её проводить, — быстро ответил племянник и уткнулся в тарелку.
— У Димы как дела? Как учится? — продолжала я допрос.
— Да как всегда! Списывает! А то и вообще прогуливает! — с возмущением и досадой ответил Пашка. Обычно он так никогда не говорил о своём друге. Всегда дипломатично увиливал от ответа, как только затрагивалась тема успеваемости Димы.
— Ты никогда в такой форме не говорил про товарища. Вы поссорились?
— Нет, — Павел ответил сдержанно, но было видно, что он что-то не договаривает. — Просто… — сказал он нерешительно, будто раздумывая, стоит ли продолжать, — я не понимаю его! — возмущенно крикнул Паша и разговорился: — Как можно прогуливать уроки? Как можно забывать тетради и учебники? Я не понимаю, как можно их забыть, если ты вечером собираешь рюкзак и знаешь, какие завтра у тебя будут предметы! Я не понимаю, как можно не сделать задание, если тебе его задали и ты знаешь, что завтра тебя могут спросить! Как? Как такое вообще возможно? Как…
— Ты что это делаешь? Осуждаешь своего друга? — перебил его дедушка, пристально смотря ему в глаза.
— Да я не осуждаю! Я просто не понимаю, как он может так себя вести. Ведь всё же элементарно.
Паша стал картинно загибать пальцы правой руки:
— Раз — ты ходишь в школу и присутствуешь там на уроках; два — тебе там дают задания; три — ты приходишь домой и кушаешь; четыре — делаешь уроки; пять — собираешь рюкзак, куда складываешь все тетради, в которых только что записывал упражнения. Это же обычные вещи, ничего сложного!
— Уверен, что не осуждаешь Диму? А нам зачем рассказываешь о своём друге? Почему тогда ему не помог, раз сам со своими делами так ловко можешь управляться? — строго спросил дедушка.
— Не знаю, — тихо и задумчиво сказал мальчик, потупив взгляд. — Но я правда не понимаю такого поведения. Это разве осуждение?
— Знаешь, я тут вспомнила один рассказ, основанный на реальных событиях. Героиня столкнулась с похожей проблемой и рассуждала точь-в-точь как ты, — включилась в разговор Вера. — Если хочешь, то вечером могу рассказать. Возможно, ты для себя узнаешь кое-что важное.
— Очень хочу! — воодушевлённо ответил наш непонимающий мальчик. — Но почему вечером? Расскажи сейчас. Пожалуйста, — кротко попросил он.
— Можно и сейчас, если остальные не против.
— Не против! — хором сказали все.
— Я кажется знаю о какой истории пойдёт речь, — на ухо прошептала мне мама и улыбнулась.
— Ну что, слушайте! — начала Вера. — Одна девушка с раннего детства очень хорошо рисовала, не прикладывая к этому никаких усилий, не заставляя себя. Всё у неё получалось будто само собой, а внутреннее состояние было мирным и спокойным.
— Как её звали? — спросил Паша.
— Вика, — после небольшой паузы ответила Вера. — Итак, она не мучилась долгими размышлениями что именно ей нужно рисовать, какие краски использовать. Однако результат был такой, будто она  всё тщательно продумывала, изучала творчество великих художников. Нет! Просто у неё было внутреннее знание, какой должна получиться картина.
Все знакомые замечали, что Вика очень организованна, всё делает по расписанию, краски и кисти расставляет в определённом порядке. Но опять же, это не было специально — напоказ. Это исходило изнутри. Вика всё делала в состоянии внутреннего покоя, находясь в настоящем моменте.
В девятнадцать лет на курсах вождения она познакомилась с художницей Женей.
— Хочешь, я тебя нарисую? — как-то предложила ей Женя.
— Давай!
У Жени в доме была своя мастерская, где находился качественный мольберт, дорогие краски, холсты и кисти. У стены стояли картины. Около тридцати штук. Удивительно, но среди них не было ни одной законченной.
— Как у тебя много незавершённых работ.
— Да я всегда так делаю — начинаю рисовать картину, а потом переключаюсь на другую. Надеюсь, что когда-нибудь закончу. Ладно, давай начинать. Садись в белое кресло.
Женя рисовала три часа. Движения её были взвинченными, лицо хмурым. Наша героиня про себя подумала: «Сколько материалов дорогих, а делает всё без любви.»
Портрет Вика так и не получила. Полгода о нём спрашивала, потом перестала.
Затем она стала регулярно посещать выставки молодых художников и у неё сформировался свой взгляд на творческий процесс молодых дарований. Всё чаще она позволяла себе высказывать своё мнение.
— Зачем вообще рисовать, если не получается? Зачем давать обещания и не выполнять? Нет, я не осуждаю! — всегда уточняла Вика. — Я просто не понимаю. Не понимаю, как можно рисовать и не заканчивать работы, когда у тебя есть своя мастерская и  качественные материалы. Вот если бы у меня это было, то я бы всё делала с любовью.
Вика не боялась показаться бездарной завистницей, которая осуждает лишь потому, что сама не состоялась как художница. Во-первых, все знакомые знали, что у неё талант. А во-вторых, она всегда уточняла, что не осуждает, а просто не понимает. Не понимала она не только, как молодые авторы не стесняются выставлять свои работы, но как они вообще могут улыбаться, свободно общаться и смотреть людям в глаза при таких-то картинах. У неё было ощущение, что она наконец-то прозрела, стала умной и рассудительной. В своей правоте она не сомневалась, не осознавая даже, что любви к людям у неё не было, а было лишь пьянящее чувство довольства собой.
Прошло несколько лет и Вика оборудовала свою мастерскую, купила все необходимые материалы. Она радостно думала: «Всё, теперь я полностью могу посвятить себя любимому делу и показать всем, как надо работать».
Во время подготовки рабочего места Вика почувствовала странное беспокойство, которого она никогда раньше не испытывала. Это её удивило, ведь причин никаких не было, напротив — в её жизни было всё так, как она и хотела. Из-за этого чувства пришлось прикладывать невероятные внутренние усилия, чтобы разложить ровно краски, кисти, мастихин, загрунтовать холст. Беспокойство усилилось, когда на следующий день она приступила к написанию картины. Мира внутри — как раньше — не было. Кисть в руках не слушалась, мысли в голове путались. Вика пыталась не обращать на это внимание, но ничего не получалось. Все привычные процессы внутри неё изменились — вместо спокойствия и духовной лёгкости появился совсем другой дух. Дух какого-то оцепенения, который не давал ничего делать.
— А так вообще бывает? — Паша вклинился в рассказ Веры.
— По всякому бывает. У меня вот так было.
— Так ты о себе! Я так и думал, ты же художница!
— О себе, о себе! Так что, дорогой племянничек, по-разному может быть, — продолжила Вера. — Вот живёшь в радости и внутреннем спокойствии и не догадываешься, что у других этого нет. Тебе легко даётся наука или творчество, а другим — нет. У тебя внутри Божья благодать, а у других темень непроглядная, от которой они избавиться хотят. А ты мало того, что живешь в благополучном состоянии, так ещё и других судишь, думая, что с тобой подобного не случится. А тут раз — и отнимается у тебя твой дар. В моём случае я лишилась таланта именно из-за осуждения. Правда, не сразу это поняла. Год так жила. Причём, я не только перестала нормально рисовать, но и все остальные дела давались крайне тяжело. Внутри была дикая смесь: тревога, страх, скованность, ощущение, что на тебя давит всё пространство вокруг. От внутреннего напряжения была резь в глазах, выступали слёзы. Я продолжала рисовать и ходить на различные мастер-классы, решив вначале не обращать внимания. Молилась и надеялась, что всё пройдёт, но становилось только хуже. Во время уроков было очень плохо и я прикладывала невероятные волевые усилия, чтобы не убежать домой. Я сильно испугалась этого состояния. Я даже к врачам ходила. Если бы не воспитывалась в по-настоящему православной семье и не уяснила, что к гадалкам ходить — это Бога предавать, то я бы точно многих обошла. Это настолько жуткое состояние, когда двадцать лет ты живёшь с одним мироощущением, а потом — без видимых причин — резко всё меняется. Я тогда и к психологу долго ходила, которая почему-то предположила, что у меня депрессия, раз я не могу ничего делать. Даже направила к психиатру, чтобы подтвердить диагноз.
Как раз в этот момент я и встретила Женю, которую осудила за её неумение доводить дела до конца. Сама не знаю почему, после взаимных приветствий и короткой беседы, у меня вырвался вопрос: «Ты спокойна, когда рисуешь?» К моему собственному удивлению, она откровенно рассказала мне, что всегда сильно нервничает, внутри дисгармония жуткая и невероятно тяжело в моменты написания картин. Вот поэтому она и не завершает. Не выдерживает просто-напросто внутреннего напряжения и сильных, крайне неприятных чувств.
Меня после этого разговора как осенило — я осознала своё состояние всем сердцем, — совсем не святое состояние. Ведь я же не только Бога не благодарила за те внутренние качества, которые у меня были, но и не сочувствовала тем людям, у которых что-то не получается. Даже мысли не возникло помолиться о них искренне или помочь им ненавязчиво, с любовью. Я выступала в роли стороннего наблюдателя, оценивая всё, но не поддерживая людей. Любви не было к ним вообще. Вот тогда я и пожалела о своих словах, и долго плакала о том, что принялась судить тех, о ком понятия не имею.
— А после этого ты помолилась об исцелении? — спросил Паша.
— Знаешь, мне так мерзко от себя самой было, так жутко. Я молилась только о том, чтобы Господь простил меня за неблагодарность и за осуждение. Внутренне была готова до конца дней жить в этом состоянии. Но на следующий же день я проснулась и почувствовала себя такой же, какой всегда и была: во мне царили мир и покой, я смогла спокойно рисовать. Господь милостив!
— Да, внучка, хорошо помню ту историю, — задумчиво произнёс дедушка и обратился к Паше: — Ну, что думаешь?
— Да уж, — пробормотал Паша подавленным голосом, — я рассуждал совершенно как Вера. Я просто позволил себе оценить Диму; желания помолиться о нём не было. Я всегда был уверен, что его устраивает то, как он себя ведёт. Сейчас моя уверенность в этом пошатнулась. Мне даже в голову не пришла мысль, что ему нужна помощь, ведь он не жаловался никогда.
— Так о таком и не говорят обычно. Человек думает, что он от природы такой и не знает, что внутри может быть всё совсем по-другому. В лучшем случае к Богу приходит и просит об изменении, в худшем — начинает завидовать, ненавидеть всё хорошее, да и своё окружение путём манипуляций убеждает в том, что его недостатки — это на самом деле достоинства.
Когда дедушка говорил, Вера утвердительно кивала, а затем с жаром произнесла:
— Вот ты сейчас возмущался, что Димка всё забывает, не выполняет домашние задания, прогуливает школу, но знаешь ли ты причину, по которой он так поступает? Не надо сравнивать его с собой. Тебя Господь благословил, поэтому у тебя так всё и получается складно. Ты даже это и за добродетель не считаешь, понятия не имеешь как по-другому может быть. Да только это не у всех так, — это дар Божий. У некоторых нет тех даров, которыми тебя одарили так щедро. Ты не представляешь, что внутри у человека может твориться. Возможно он и хочет всё успевать, быть прилежным и ответственным, да не получается у него. Вполне вероятно, что он даже не знает как именно с этим справляться. Возможно, просто решил, что он такой от природы и бороться не стоит с этим. Может твой друг прикладывает невероятнейшие усилия каждый раз, чтобы дойти до школы, сделать уроки, собрать портфель. Не надо Бога гневить! А вот помолиться за друга надо, с верой искренне помолиться!
— Да, вы правы, — грустно ответил Паша. — У меня сейчас как пелена с глаз упала. Получается, что я плохо поступил. Что же делать?
— Плохо, но не ты один. Наша вина тут тоже есть, — произнёс дедушка. — Мы должны были обязательно поднять эту тему, ведь мы за тебя отвечаем перед Господом. Хорошо, что быстро всё выяснилось. Спрашиваешь: «Что делать?» Выучить урок! Осознать, что осуждать другого за отсутствие способностей — большой грех против Бога. Ведь тебе даны способности не для чувства собственной важности, а чтобы ты мог помочь другим — менее одаренным.
Паша после этого разговора был задумчивым и немного грустным, а спустя пару минут убежал в свою комнату. Вернулся примерно через полчаса радостным и спокойным, как всегда. Предполагаю, что в комнате он усердно молился.
Мы ещё долго обсуждали разные новости. Когда убирали со стола, Вера весело спросила:
— Ну что, у тебя теперь есть очередная тема для письма? Напишешь Нине сегодняшнюю историю?
— Обязательно! — подмигнула я ей. — Прямо сейчас этим и займусь.

@ Ева Андреева

Дай мне новое сердце, Господи!
Научи меня так всех любить,
Чтоб за зло лишь добром платить.
Не искать своего, не хитрить,
И в каждом видеть образ твой – Божий.

Научи меня так всех прощать,
Чтоб при встрече не вспоминать,
Не сердиться и не упрекать,
Если ближний повторит то же.

Мы все умные на словах,
Но такие глупцы на деле.
Мы  не можем себя смирять,
И мы плачем лишь о потерях.

И была бы хоть капелька мудрости –
Мы бы знали, что это от гордости –
Осуждать и не принимать.
Дай нам новое сердце, Господи!
Научи нас себя смирять!

Осень, 2017 год

@Ева Андреева