Эпиграф:
— Муж убил свою жену!
— Полно тебе врать, Иван Демьяныч! — сказал я, давая легкий щелчок носу Ивана Демьяныча. — Мужья убивают жен только в романах да под тропиками, где кипят африканские страсти, голубчик. –
( А. Чехов, «Драма на охоте (из записок судебного следователя»), часть первая)

Я люблю, когда негры танцуют
Или гонятся негры за львом.
Тот трусливо от них убегает,
Но не в баню, на пляж, в гастроном,
А бежит, только пятки сверкают,
Кровожадно при этом рыча.
Лишь бы смыться от негров скорее.
Ведь прибьют – и не надо врача
Тогда будет, чтоб в жизнь возвратиться!
Вот поэтому он и бежит.
Лишь мелькают подошвы сандалий
(Но остался пожрать аппетит…)

Забежит лев в какой-нибудь кустик.
Ляжет в пыль, затаится и ждёт.
А потом вдруг стремительно прыгнет
На ближайшего негра к нему.

И утощит в чащоб бедолагу,
И его пожирать там начнёт.
Отгрызёт ему ноги сначала,
А потом отгрызёт головУ.

А другие, товарищи негра,
Всё никак ничего не поймут:
И куда ж подевался товарищ?
Он же тока что здеся плясал!

Долго ищут, внимательно глядя.
Не найдя, собираются в круг,
И трясяся бубнАми с копьЯми,
Начинают свой пляск танцевать.

Только вдруг из кустов из чащобных
Прикатилось к ним что-то, шурша.
Плясуны ничего не поняли
( понимания нет ни шиша),
Потому что подумали вроде,
Это камень залётный какой.
Или страус, быть может, вонючий,
Что в кустах свой устроил постой.

Иль другая какая-то глупость
Мало глупостей, что ли, вокруг!

Но внимательно к ём приглядевшись,
Испустили крик ужаса вдруг:
То ж обглоданный череп знакомый,
Что товарища ихнего был!

Тут понЯли. Глазами сверкнули.
Копия полетели в чащоб.
Вот тебе, негодяй длинногривый!
Ты сейчас нам ответишь за смерть
Драгоценного нашив товарищ,
Что погибнул в расцветности лет
И теперь не обнимет мамашу,
И не сходит за пивом в буфет,
Не обнимет жену и дочурку
И не спляшет с своим копиём.
Потому что лежит бездыханный.
И кровища из горла ручьём!

Очень точно они рассчитали:
Ихни копья вонзилися в цель.
Из чащобы той лев показался
Как какой шелудивый кобель.

Он шатался, башкою мотая.
На кого же он, братцы, похож!
Весь в хавне, копиями проткнутый,
Словно старый занюханный ёж.

Выполз, сволочь – и тут же издохнул
Под восторг взликовавшей толпы.
Лишь макаки вокруг верещали
И слоны убегали в кусты.

Череп тут же обмыли водою,
С торжеством закопали – и там
Помянули (а как ж без поминок!),
А потом разошлись по вигвам.

А когда все исчезли в вигвамах,
Мёртвый лев вдруг глазёнки открыл,
Потому что, хитрец, притворялся,
Чтоб враги не добили его.

Встал на ноги. КопьЯ отряхнувши,
Он в чащобу убёг, егоза.
А на утро в вигвамах узнали,
Что пропала на ферме коза,
А из птичника – сторож кудрявый,
И следы их в чащобу ведут…
Вот такой этот лёва коварный!
Хоть совсем не ходи в институт!
Не ходи хоть совсем на работу!
Днём и ночью валяйся в вигвам,
А не то в непотребностном виде
( если проще: под сильным шофе)
Побредёшь мимо тоей чащобы,
И икнуть не успеешь, как враз
Отгрызёт тебе бОшку и вымя
Этот, с гривой седой, педора… плексиглас.