( к 180-летию выхода в свет пьесы Н.В. Гоголя «Женитьба»)

Действующие лица:

Подсалазкин Иван Кузьмич – жених
Кружкарёв Илья Фомич – его приятель
Купердяйкина Фёкла Ивановна – сваха

Наше время, вечер, квартира хронического холостяка. За ломберным столиком, лениво перекидываясь в «баккара» – двое: гость Илья Фомич Кружкарёв, мужчина благородной наружности, но с признаками лёгкого прохиндейтсва, и хозяин квартиры, Иван Кузьмич Подсалазкин, мужчина совершенно положительный, поэтому весьма осторожный, удивительно нерешительный и даже по-детски пугливый.

Кружкарёв: Иван Кузьмич, а ведь я что считаю… Нет, я просто уверен!
Подсалазкин (мометально настораживаясь): Что?
Кружкарёв: Пора тебе, брат, жениться, вот что!
Подсалазки (сконфуженно): Да что ты, брат… Я ещё, как бы это так сказать деликатнее… Не вполне созревший для создания…. Мне ведь ещё и сорока пяти нету. Можно сказать, хабитус у меня ещё маленький…
Кружкарёв (бесцеремонно): Видел я этот твой хабитус, когда на прошлой неделе в баню ходили. Ничего себе маленький! Это не маленький! Это наоборот, уже очень даже созревший! Почти что могучий!
Подсалазкин (потея от сконфуженности): Хотя если признаться… Я и сам грешным делом подумывал..
Кружкарёв (воодушевлённо): Ага! Сам! Признался-таки! Ну,всё! Ужо не отвертишься!
Подсалазкин (боромчет): Что ты, Илья Фомич, право слово… Уж и слова тебе не скажи… Сразу вцепляешься, как этот самый…
Кружкарёв (безаппеляционно): И слушать больше ничего не хочу! Друг я тебе или не друг? Ну? Не слышу?
Подсалазкин: Друг…
Кружкарёв (победно-торжествующе): Вот то-то. Да! У меня же невеста на примете есть! Ох, хороша невеста! Пышна собою, румяна. Носик этак симпопотно вздёрнут, ямочки на щёчках, шейка беленькая. Рубенс! Чисто Рубенс! На пиянине двумя пальцами играет, представляешь! Запросто промузициует какой-нибудть немудрёный полонез! И насчёт жилищных не беспокойся: отдельный дом, а в дому – полная чаша. Папаша-то – мильоньщик. Звать Абрам Захарыч. Может, слыхал?
Подсалазкин (недоверчиво, но с нотками изумления): Мильоньщик?
Кружкарёв (радостно): Ну! Заведующий топливным складом в железнодорожном депе. По-нынешнему – топ-менеджер, причём, не простой, а эффективный! Сам понимаешь: бензин, керосин, соляра с мазутом, уголь с дровами… Жить будешь как у кота за пазухой! ( шутливо грозит Подсалазкину пальцем). У, счастливчик! Сразу – и в дамки!
Подсалазкин (не понимая юмора): Почему у кота? Что за аллегория?
Кружкарёв (механически): Нормальная аллегория. (внезапно опомнившись). При чём тут аллегория? Главное – папа!
Подсалазкин: Уж и не знаю… А что она? Будет ли согласна?
Кружкарёв (убеждённо): А чего ей? Ей, как говаорится, самый перигей.
Подсалазкин: Опять, Илья Фомич, ты пугаешь меня своими словесными экзерсисами… Какой перигей?
Кружкарёв (слегка морщась): Ну, не перигей… Апогей. Пофигей. Гименей… Какая тебе разница? Ты жениться хочешь?
Подсалазкин: Хочу.
Кружкарёв: Тогда чего сидишь? Одевайся! Поехали!
Подсалазкин (оторопело откидываясь всем телом на спинку кресла): Что? Как? Вот так? Сразу?
Кружкарёв (глумливо ухмыляясь): Не сразу. Сходу. Ну?
Подсалазкин (умоляюще): Погоди… Расскажи о ней ещё.
Кружкарёв ( со вздохом): Ну, что ещё-то… Ну, красива. Ну, румяна. Ну, девица. Персик с ананасом. Ноги там, руки… Чего тебе ещё надо?
Подсалазкин: Погоди же… А вот зубы, например…
Кружкарёв: Что зубы?
Подсалазкин: Все целы?
Кружкарёв (внезапно запинаясь): А зачем тебе? Ты что, стоматолог?
Подсалазкин: Интересно… Целы?
Кружкарёв (со вздохом): Ладно. Тебе как другу… Правый, кажется, клык – искусственный.
Подсалазкин: А что случилось? Ты ничего от меня не утаивай! Сам же говоришь – друг!
Кружкарёв (снова вздыхая и опуская глаза, но в то же время внимательно поглядывая на приятеля): Была одна неприятная ситория… Два, кажется, года назад… Сожитель ей выбил. С первого же удара. Вот нахал!
Подсалазкин (ахая): А говорил – девица!
Кружкарёв (не смущаясь): И сейчас говорю. А что такого? Медицина не стоит на месте. Сейчас это запросто. Ты, может, уже сто миллионов раз уже не девица. Ты, может, видала уже такие виды и положения, что о-го-го даже в самых страшных снах! На тебе, может, уже давным-давно пробы ставить негде – а пошла в соответствующее медицинское учреждение, заплатила денюжку – и всё. Небольшая косметическая операция – и ты снова никем ещё не сорванный, прелестный в своей нетронутости и неизмятости бутон!
Подсалазкин: Да, медицина… У меня у самого грыжа в паху… Нет, это всё не то… Мне желательно невесту в, так сказать, естественной девичести…
Кружкарёв ( театрально всплескивая руками): Фу ты, ну ты, ножки гнуты! В какой такой естественной! Сам-то чего, парнишка нецелованный? А когда с тобой в Париж на выставку ездили, кто из борделей вместе со мной не вылезал? Дух святой? А в Бердичеве, в салоне мадам Петуховой?
Подсалазкин (краснея): Это было сиюминутное увлечение… Это ты меня завлекал…
Кружкарёв (безжалостно): Не сиюминутное, а в Париже – две недели! И в Бердичеве – двад дня! И что значит «завлёк»? Ты, друг любезный, выбирай выражения-то! «Завлёк»… Какой небесный мотылёк… Жозевину-то, небось, до сих пор помнишь! (шутливо грозит пальцем). У, шалунишка!
Подсалазкин (краснея): Илья Фомич,смени тему…
Кружкарёв (напористо): И не подумаю! Ну?
Подсалазкин: Что «ну»?
Кружкарёв: Ты готов жениться? По глазам вижу – готов! (кричит) Степан! Барину – одеваться! В выходное, подлец!

Через три дня.

Купердяйкина: … и сиганул прямо в окно. Даже через дверь не пошёл! Срамота! Натуральняа срамота! А всё вы, молодой человек!
Кружкарёв (делая удивлённые глаза): Я? Почему я? Зачем я? Кто же мог знать!
Купердяйкина (безжалостно): Так кому же и знать, как первому дружку!
Кружкарёв (скороговоркой): Я сейчас… Я догоню! Я верну!
Купердяйкина (качая головой): И-и-и-и… Как же его теперь вернёшь-то, если он прямики через окно. Таких не вертаются. От таких самое смущение в телодвижениях…