Восемнадцать атак

…вот попали впросак,

куры в ощип как будто…

Восемнадцать атак –

за прошедшие сутки…

Немец лезет, дурак,

саранчою голодной…

Восемнадцать атак –

за вчера и сегодня…

Помереть не за так

это – кукиш вам с маслом…

Восемнадцать атак –

сотня фрицев размазано…

Позади – буерак,

роща, озеро, пашня…

Восемнадцать атак

и одна рукопашная…

Щелкопёров-писак

племя

домиком – бровки:

– Восемнадцать атак?..

На четыре винтовки?..

Заливать ты мастак!..

Я отвечу чуть сипло:

– Восемнадцать атак

мы отбили…

Погибли…

И вот тщета уже не та…

…и вот тщета уже не та –

начать мне с чистого листа

июльский вечер или утро,
в ночи отваренное круто…

Потом пустую скорлупу

небес

рассматривать под лупой…

Как дым,

я вылетел в трубу,
и тяга вытянула грубо

меня в барашковую взвесь…

Вся эта жизнь уже – не здесь…

И послевкусье жизни грешной

уже – не здешнее, истлевшее…

А лето вьюжит чередой

очередей да одиночных…

Восходы выпачканы ночью…

А ночи – млечной пеленой…

Денёк, быть может, не далёк,
когда,
устав от нудных сутолок,
нырнёт чудесный мотылёк

обратно,

в кокон пухлой куколки?..

Алмаз – в увесистый кусок

угля не вырытого?..

Слово,

из плоти вырванное строк –

в мычанье варварское снова?..

Быть может,
вырастут опять

у нас крыла на позвоночниках,

и мы научимся летать,
как иногда летаем ночью?..

Осень ещё тепла…

…осень ещё тепла…

Дождь ещё шепчет «…шшшшшььь…»

И по стеклу стекла

капелька тучи…

Ишь…

Осень ещё нежна…

Свежестью утр…

Берёз…

Хвоей сосны…

Окна

бликом…

Мерцаньем рос…

Осень ещё светла

к вечеру…

Лес дрожит

в зареве…

День дотла

выкипел…

Ни души…

 

А о том, что погиб…

…хляби облачной всхлип…

Ржавых клёнов соитие…

А о том, что погиб,

я узнал по прибытии…

Не дотла сожжена

деревенька…

Моргая,

закричала жена

и всплеснула руками…

А о том, что погиб,

я узнал по приезду…

«Похоронки» изгиб…

И сосед – меня вместо…

В печке – с кашей горшок…

В деревянной кроватке

мальчуганчик с вершок

спит и чмокает сладко…

В глотке – клёкот и сип…

Воробьишки – на крыше…

А о том, что погиб,

я узнал, когда выжил…

Прошу – не надо грусти…

…прошу – не надо грусти

Вселенской…

Видит бог –

уста твои – как устье…

Исток же – так глубок…

К рассвету с головою

в твоих речей ручьи

свалюсь

и под луною

я вынырну в ночи…

Мне сердце не отпустит

ревнивый холодок…

Твои уста – что устье…

И так глубок исток…

И пенисты стремнины,

и жарок приворот

разливистых и дивных

русалочьих красот…

И одинокий пусть мне

нахмурится денёк…

Рекой впадаю в устье…

И жадно пью исток…

До вывода – два дня…

…до вывода – два дня…

И надо ж статься было,
что именно меня

осколком зацепило…

Ребята на броне

домой приедут через

неделю-две,

а мне

разворотило челюсть…

Проклятья хороня,
мычу,

пока упорно

из трубочки меня

сестричка молча кормит…

И в поезде сучу

ногами,
только кто-то

потреплет по плечу:

– Чего молчишь, пехота?..

И снится мне опять –

когда на звон упрямый

откроет двери мать,

скажу я:

– Здравствуй, мама…

Ветер… Дождливое утро…

…ветер… Дождливое утро…

Окна слезами измазаны…

Веточка вишенки убрана

каплями, словно алмазами…

Хлюпает мокрыми лапами

сеттер…

Сердце – как бабочка…

Точно синичка,

на яблони

голенькой –

жёлтое яблочко…

Кофе остыл…

Сигарета

тлеет на блюдце…

За стёклами

грязный и радостный сеттер

лает на белое облако…

Кому – какое дело?..

…какое дело, впрочем, –

кому,

что – скрыть не скрою –

в горячих многоточиях

я запятнался кровью?..

Кому – какое дело,
что нынче душной ночкой –

зашитый неумело

я расхожусь на строчки?..

Печаль кому – какая,

что в небо мглистым утром

перо своё макаю,
в чернильницу как будто?..