Потрескавшийся портрет

“И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу”

(С) А.Блок

 

Твоя вуаль делит
Эмоции на сектора,
Твоя шляпа несет тебя,
Как падишах слуг.

И общий портрет лица
Потрескался навсегда
От бесконечных вспышек
Нещадных несчастных потуг.

И время, взяв свое
Письменное перо,
Впилось в шляпу твою.
Не страусиное, но

Склоняется в моем мозгу ,
К несчастью, по падежам.
И нет, здесь не символы,
Но режут твои глаза.

И я, застывшей метафорой,
Вишу у портрета-тебя,
А шаль твоя, словно сети
И я…
подскажите, куда?

Вы любите волынки?

Лишь расстроенная волынка на площади
Извергает предсмертный стон,
И шотландская юбка топорщится,
Листья клена. Чуть нервно. Полёт.

Тот иссохшийся стон из под пальцев,
Лишь труха на стене мавзолея,
Одинокой волынкой возглавлен
В мертвом городе путь Прометея.

Маршем четким чечеткой чеканит
Каждый треск, каждый стук мостовой,
Звонкий марш на волынке побитой-
Беспрерывно-тягучий вой.

То не слепит в окно звездный ветер,
Не сирень расцветает слезой,
Но волынщик, как слово предтечи,
Затухает.
Берет саркофаг.
И шагами смеряет твой дом.

Я скоро

И я вернусь еще чуть-чуть и вернусь.
И задернувши шторы, ты взгляду прожечь велишь,
И я вернусь еще рядом все наши твердыни.
И параллельные наши почти пересеклись.

Пусть тебе ненавистно выплескивать горе на письма,
Абсолютно промокшие тексты кладу я в альбом.
И пускай ненавидишь пальто и беспечные лица,
Я всегда нахожу профиль твой на лице дома мод.

И размажутся линии вдруг на иконе твоей,
И вдруг нимб неожиданно станет тебе петлей,
И покинутый храм навсегда потонет не в свете,
Потому как оставлен он, к сожаленью, не им, а тобой.

Мне так страшно листать тетради твои под шипящим лучом генерала,
Что последний листок вырываю и прячу в карман пиджака.
И хоть ты далеко, я стою на коленях у гроба
И молю.
Окажись ты со мною.
Я скоро.
Прошу.
Просто так

Колосс

Искры, огонь свирепят под ногами,
Все души во мгле освятились в тот час.
С одной, да последней, не брошенной капли
Весь мир пошатнулся, и сбился компас.

Сквозь крики и гомон, толпу очумевших,
Меж сотен дворов, меж рабов и патриций,
Пронесся стрелою, волной колебаний,
Тот звук, осужденный для них, как последний.

Привидится в крохотной яме из грома,
Телес и плевков, сотрясений, разврата.
И каждый не чувствовал брата изгоем,
И каждый повис в ощущении legato,

Что переходило с минорных мелодий,
Без устали плавно, безумно спокойно,
До самых мажорных, ликующих строчек,
Хохочут, впиваясь, кроваво и томно.

Лишь лира в руке левитирует над
Общим, тревожным чувством порога,
И, в роли светила с тяжелой улыбкой,
Коснется струны-
Да восславьте Нерона!

За окном

 

Портал в сокровенный,
Странный, потусторонний
Мир отворился сейчас,
Пока мы с тобой только вороны.

И пера окрас, к сожалению,
Не отдает белизной,
А мир, за стеклом и рамой,
Ждет свой равный бой.

Но к счастию, пока
Холод пронзает сеть
Всклокоченных проводов,
У нас здесь не минарет.

А высь протекла по швам,
Тащите тазы, господа,
Ангелы-сквозняк.
Не умереть б со стыда.

Но кажется все ни по чем,
Но кажется взошла рожь,
И кажется ты не остыл,
Кажется, вновь пошел дождь.

Уже в пути

Дорогая, я уже выехал,
Жди, не скучай, скоро я.
Дорогая, с любовью, с приветом,
Шлю я это письмо, пока.

Милая, я уже рядом,
Таксист брал только лишь мелочь,
Две монеты-хватило,
Знаешь, сложно поверить,

ведь завтра…

Родная, я у парадной,
Ставь на плиту поесть
Родная, рад тебя встретить,
Скажи, я все еще здесь?

Викчаке на шестнадцатилетие

Я бы взял твою руку крепче
Может обнял и долго смотрел
В глаза
Поддержал бы твою свободу
За истлевшие удела
Вмиг решил бы твои проблемы
Легким взмахом руки
Оставив собой на твоей жизни
две белые полосы

Я бы сделал всё
Я сказал бы как
Но я простой текст
А мой автор-дурак

Магматический фонтан

Вытекает сплошным потоком
На мир спасительной влагой,
Забив все пути и канавы,
Магма из недр дорог.

Шипя и пенясь, в кольчуге,
Поправив свое пенсне,
В движении по траектории
К самому сильному дому в огне.

Как нерушимый обет,
Как вечность в кольце на перчатке,
Снеся на своем пути,
Бежит она без оглядки.

Но течь дала природа,
Спасти захотела мир,
И нет у нас больше прибоя-
Лишь лавовый лазурит.

Остается лишь барахольщикам
Подбирать уцелевшие камни,
А я еще долго смотрю
На убитые сном преграды

Ночь звенит хрусталем

Оставшись на едине,
Чуя что ты меня слышишь,
Сидя у костра во тьме,
Смотря на порядок выше.

В засаленном мире стекла,
Где мутен каждый угол,
Ищу на потребу слова,
Чтоб выразить сизый ужас.

Медленный контур вокруг
Слепой поверхности тела
Слегка замыкается так,
Чтобы тебя не задело.

И тихо крича глазами,
Под звон Хрустальной ночки.
Остался ты за пределами
Как здесь поставить точку?