Хаотичные движения взад-вперед, по диагонали и по кругу, внезапный рывок в сторону, резкий взбрык на прямом пути в, черт знает, каком направлении (главное — не останавливаться), упрямый взлет наперекор предопределенному падению, о потолок макушкой хрясь и шмяк о стол — отдохнуть чуток в подогретой электрическим солнышком лужице варенья — варенье нестерпимо вишневое, со сгустками нежной мякоти. Взмах, еще раз взмах — облизнуть липкие крылышки, рывок, еще один, сиропом пропитана насквозь. Расслабиться, что ли поесть — дО смерти любит всякие вкусности, до смЕрти еще чуток, пора бы уже успокоиться. «Ж-Ж-Ж», тихое «Ж-Ж-Ж», все ниже склоняет голову. В сладостно- приторный сон медленно погружается.

Алекса вышла, после чего зашла, а войдя, повернулась в стремлении снова выйти. Но так и не покинула пределы квартиры, уткнувшись в шероховатый холод сомкнувшейся двери, а, значит, лишила себя возможности вновь войти… Так и повисла поникшим вопросительным знаком на стыке дома и улицы в точке совершенной неопределенности, размывающей контуры действительности до состояния хрупчайшей полупрозрачности…

Пост в Инсту в честь семнадцатилетия, пересчёт лайков под шелест конфетных фантиков, пузырьки шампусика, бомбочками взрывающиеся в голове, витиеватая многозначность японских иероглифов, фонящие видосики с Ютуба, тщательное прорисовывание лица на лице под звуки собственной крови, бурлящей по внутренним рекам в порыве неумелого, но неукротимого желания чего-то эдакого, способного изничтожить пустоту каждодневной многозадачной никаковости…

Она присела, потом встала, чтобы затем прилечь и, поворочавшись, вскочить на ноги при невозможности безмятежно валяться на диване, когда хочется куда-то брести, а идти-то некуда…,не к кому…, не для чего…

А в голове лишь пара мыслишек своенравным котенком скребутся о стенки черепа, и скворчит кран на кухне, и хочется догрызть шоколадку и скинуть с балкона  гранату, или хотя бы тухлое яйцо на чью-то неприкаянную голову, чтобы хоть как-то растрясти и перетасовать статичные молекулы застывшего пространства… Но суррогатные куры перестали одаривать тухлыми яйцами, остается лишь давится сладостями и расковыривать ножичком подзаживающие ранки на кистях, или, может, как вариант, вышвырнуть с балкона себя, ярким пятном оживив нестерпимую серость афальта…

Он сказал: «Прикинь, как будет весело, если станет невесело вовсе», а она откликнется: «Прикинь. Как будет невесело, когда станет окончательно весело, бесповоротно так, а?»

***

Шуршащее целлофаном облако приблизилось к ней, подзависло на мгновение в воздухе, и, помаячив вправо-влево, осело на краю кровати, внезапно обретя тяжесть взгляда чужого человека. Голос врача прозвучал гулко, но слабо, словно издалека, отголоском какого другого надмирного существа, владеющего правом задавать вопросы и врачевать души по собственной прихоти, на своё усмотрение…

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю.

— Твой парень, он ведь ушёл, совсем? Это из-за него?

— Не только.

— Ты не хочешь жить?

— Хочу…

— Так почему?

— Я не знаю, как…

— Как все живут.

— Я не хочу, как все.

— А как ты хочешь?

— По-другому.

— Как по-другому?

— Не знаю. Я подумала, может, по-другому – это так…

— И как?

— Я ошиблась… кажется…

С каждым разом вопросы звучали все громче и настойчивее, Алекса отзывалась всё тише, медленно проваливаясь в дурман лекарственной обездвиживающей дрёмы, стирающей воспоминания, желания, боль… «Пусть поспит — неестественно гулкий шёпот прохрустел в её мозгу, разламывая его как паззл, словно клацая по выключателю и призывая на подмогу тьму… И стало утешительно темно…

***

Мельтешение дней утихомиривает пульсацию крови, притупляет мысли, разленивливает тело… Всё неважно — сцепление с миром слишком хрупко, чтоб заморачиваться о потерянных пустячках. Когда в каждой руке по перчатке, когда весна поддувает за шкирку, когда снег рафинадом растворяется в лужах, не стоит страшиться намочить сапожки… Ух и лавировали, лавировали, лавировали, да не вылавировали, плюхнулись в самую жижу, брызгами окатили друг друга, взъерепенили скомканные плечи… не взлететь, хоть попрыгать на месте, постучавшись макушками в небо….

— Привет — бесконечно машет он ей из однажды случившегося Вчера…
— Ау — спряталась она в сумрак никак не сбывающегося Завтра

А между ними — море-окиян плещется, вздымаясь волнами, и дна не видно…