intro. предзимняя песнь Пана

Есть птичий ад и Cтрашный суд зверей.
Еще играет сирая свирель
как бы во сне,
но слушателей нет,
и сердце не вмещает кровотока.
А ты держись, покуда ярок снег,
зачем тебе другой неближний свет –
зимой в раю счастливая охота.

Держись во имя всех твоих врагов
на ниточках дымящих потрохов,
прихлебывай из браконьерской фляги
за здравие прищуренных богов.
Пока свирель,
полна сама собой,
насвистывает ужас и отбой,
и стаи бронированных волков
заходят за флажки с обоих флангов.

1. холодея

                                 Саше Митрофанову

Может статься, здешняя пустота –
лишь нехватка годной архитектуры.
В городах эта мысль как нигде проста.
Может статься,
наши дневные тюрьмы,
гепатитный этот щемящий свет,
мокрых крыш пиррихии и спондеи –
отголосок, жалкий довесок сверх
тех дворцов, что, от ужаса холодея,
прозреваем на горизонте сна:
там растут, воздушны и аккуратны,
но не нами придуманы, не для нас –
золотые хищные зиккураты.
Впрочем, толку в них, этих снах во сне:
в них вода как кровь, а кровь как сурик.
Но если встать с непокрытой башкой под снег
и смотреть внимательно, чуть прищурясь –
сквозь фонарную рваную бахрому
в городах проступает рисунок бога.
Это ясно тебе как никому,
что совсем неплохо,
пускай не много.

2. про Любу

Когда я еще собирал марочки в кляссер,
у Любы начали набухать груди.
Между прочим, у первой в нашем шестом “В” классе.
Мальчики ее любили,
зато ненавидели подруги.

А теперь ее сыну лет как нам тогда,
а где его отец – никто не скажет.
Люба пьет местную водку «Тайга»
и царапает ногтем скатерть.

Люба верит в карму и гороскоп
и работает в разделочном цехе.
Нужен ей не сидевший,
не городской,
с руками ласковыми и цепкими.

А приходят какие-то в свитерах с оленями,
приносят с улицы тошный холодок.
Наспех закусывают прошлогодними соленьями,
пацана отправляют играть в общий коридор.

Назавтра Любе к шести утра в цех,
возиться с теплыми скотьими потрохами.
Отчего-то мне кажется,
что Люба состарится и умрет раньше всех,
и поэтому я ни в чем ее не упрекаю.

3. М. С.

на стогнах многолюдно и мертво
агорафоб глаза подъемлет к небу
сбиваясь с ноты в поисках метро
которого здесь нету

все дело в серебре и чесноке
скажи какому демону обещан
кто грезит о прохладной чистоте
колодцев и бомбоубежищ

пусть города
стооки и псоглавы
безсмысленно фтыкают в пустоту
октябрь уж наступил а им солгали
насчет чего-то там в конце ту ту

останься сенбернаром в сентябре
пляши пылинкой в здешнем дымном свете
(а говорят что мы одни на свете)
бывай
звони
пиши
до новой смерти

все дело в серебре

и серебре

4. про часики

Прапорщик Айгуль Сатанеева,
делопроизводитель воинской части,
в свободное от службы время сидит в чате,
носит короткую шубку и крохотные часики
на синем ремешке, во сне принимает участие
в постановочном порно, мечтает умереть от счастья,
наяву говорит зеркалу: давай не будем больше встречаться,
пишет записки сама себе,
рвет на мелкие одинаковые части.

Поэт Валентин Убиенных играет в контру по сетке,
мечтает отравить парами ртути соседку,
а также иных прочих эмиссаров тьмы, всех, кто
мешает ему стать главой тоталитарной секты,
эманацией чистой ярости,
воплощением красноглазого Сета.

Воспитательница детского сада Н.
каждое утро ездит на работу в пропахшей мокрой псиной маршрутке,
это ее слегка подзаебало, говоря по-русски.
По мнению Н.,
мир нуждается в перезагрузке,
покуда голые бесхвостые зверьки не довели его до ручки.

Однажды часики на синем ремешке устанут-устанут,
поперхнутся зряшным временем и встанут,
и все люди на земле счастливыми сразу станут.

Вот так:
………………………………………………………………..
………………………………………………………………..
………………………………………………………………..
………………………………………………………………..
хопа!
И все.

5. стихи о малой родине

Когда сгорит гемоглобин
и сердце больше нихт арбайтен
далеким утром голубым
откинусь чинно и опрятно
Скажу я родину любил
гоните родину обратно

Пусть дело набело сошьют
статью и срок надпишут жирно
и малой скоростью сошлют
в сарапул строгого режима
На семь смешных корявых букв
где все из глины или гнили
там я прочел мою судьбу
в разбухшей безымянной книге
там тихий облак на крови
порхает в неподсудной выси
и жесткокрылый угрофинн
в наколках сизых мне явился
вложил неловкие слова
и душу кое-как приделал
……………………………………………….
Все ближе к милому пределу
не страшно будет истлевать

appendix. заговор на порог сна

лисы небесные, совы дневные,
гончие псы из немецкого плюша,
вы, аллигаторы надувные
с круглыми пуговичными глазами –

ныне сбирайтесь в игольчатый терем
сказки послушать,
за смерть побазарить

се заклинаю вас на росомашьем,
дивные демоны скважин замочных
с телом стеклянным –
мухой изыдите (4 раза)

вы же, которые сказаны выше,
варом садовым покрепче замажьте
спилы древесные, щели дверные
будьте со мной воробьиною ночью,
совы дневные,
лисы небесные

________________________________________________
Иллюстрация – Михаил Нестеров “Лисичка”, 1914