Звонок в дверь.
– Кто там?
– Это ваша почтальон Дуся. Принесла письмо заказное!
Запускаю Дусю. Вскрываю конверт. Ух, ты! Письмо из Дарницкого суда.
Ничего себе! Без меня меня женили! Наши украинские суды уже начали выносить вердикты, обходясь без присутствия ответчиков.
Решение суда оказалось ну, совсем не гуманным. Взыскать с меня долг за жилищно-коммунальные услуги.
Вот тебе и Вовочка Черняев! Вот тебе и новый председатель нашего ОСМД! Выбрали же на свою голову!
Первого нашего председателя Гошу Хомейко выгнали. И теперь расхлебываем.
Гоша был, конечно, с прибамбахами. Но с должниками боролся как-то по-свойски. Почти нежно. Ставил у ворот нашего дома дворника дядю Петю с самодельным шлагбаумом. И велел не пущать.
Но эксперимент Гоши не прошел испытания жизнью. Народ у нас шустрый. Не только норовил через высокое ограждение сигануть, порой застревая на нем в позе «собака на заборе». Ни туда. Ни сюда! Но и жалобы в прокуратуру начал строчить.
Но все это были «цветуечки», как говорит моя соседка-Светка. Ягодки начались, когда новый председатель Вовочка Черняев начал сдавать соседей – неплательщиков в суд.
К Светке тоже пришла Дуся. И соседка тут же нарисовалась у меня в квартире. С аналогичным решением суда.
– И что теперь делать будем? Это уже не цветуечки!
– Не ругайся, Света. И так тошно.
– Как тут не ругаться! Это все новая власть! Отбирают квартиры у должников. Выставляют на аукционы. Вон, на улице Институтской, половину домов уже скупили!
– Надо на работу устраиваться. Хватит байдыки бить.
– Какая работа! Работа не для меня. А тебе она нужна. А то ты возомнила себя писательницей. Ты уж меня прости. Я не хотела тебе говорить, но какая из тебя писательница? Всякий бред пишешь. Читать стыдно. А хоть бы копейку за это получила?
– Мой читатель пока в спячке. В глубокой. Да я еще в Лондон, на книжную ярмарку поеду!
– Какой Лондон? Ты о чем? Квартира горит! Тут срочно деньги надо платить по долгам. А она Лондоном бредит. Иди работать туда, куда тебя еще, может быть, возьмут.
– Куда это?
– На рынок. В няньки. В домработницы.
– Ни-ког-да!
Девушке после 35 не просто найти работу по душе.
Напуганная слухами о квартирных зверствах на улице Институтской, я зашевелилась. Надо срочно найти работу. Любую. Реальную. Лишь бы выплатить долг.
Я прошерстила интернет. Но мне попадались или жулики, или сетевой маркетинг, что впрочем, почти одно и то же.
И вдруг, вот оно! Реальная работа. То, что надо! Семьсот долларов в месяц! Чистыми! Жилье и питание – в качестве бонуса.
Что за работа?
Нет, это не лекции по писательскому мастерству в кружок любителей словесности. Все куда прозаичнее!
Требовалась помощница по хозяйству в семью москвичей, из трех человек, живущих в горном ущелье под Геленджиком.
Домработница, прислуга…
Нет, не хочу. Рабы не мы, мы не рабы. Это у меня цементом сидит в голове, как, пожалуй, и у многих моих сограждан, рожденных при СССР.
Служанка…
– Глазки тупо в пол, язык в ж.., пардон, в одно место! И с ведром и щетками …. по хоромам! Бр-р!…- Взбрыкнуло мое самолюбие.
– Но 700 долларов в месяц! И «все работы хороши, выбирай на вкус!»- предательски шевельнулось в моей черепушке.
На вкус…
Вкусы, у меня, конечно, другие. Мне бы новых рассказов с дюжину забабахать. На роман замахнуться! На книжную ярмарку в Лондон смотаться.
Но, все накрылось медным тазом одним решением Дарницкого суда.
Ждать помощи было не откуда.
Мой родной муж выстраивал новую, наполненную сексуальными фантазиями жизнь с новой женой в экзотической стране, где растут авокадо.
Я перечитала объявление еще раз. Оно было просто. Без этих барских выпендрежей по поводу опыта работы, рекомендаций, знания вип-гардероба, умения обходиться с хрусталем, картинами и прочей надуманной дребеденью.
От помощницы хотели всего лишь тишины, такта и понимания.
Тебя не видно, не слышно, но ты всегда под рукой! Как та филиппинка в доме у господ.
Нужная и незаметная.
Я представила развитие сюжета. Как на это объявление накинутся тучи дипломированных конкуренток. С курсами от какого-нибудь кадрового агентства «Золушка», поставляющего в богатые дома безропотных служанок.
Но выберут меня, не испорченную этим опытом.
Почему?
Я скажу вам. По – секрету. Мои мысли в последнее время материализуются. Если я ярко начинаю представлять картинку.
И летать я буду Маргаритой на швабре, с подносами в руках: «Кушать подано! Чего еще изволите?» Вся такая предупредительная и изящно исхудавшая от нелегкого холуйского труда.
А хозяин-барин, в синем бархатном халате, развалившись на шоколадном кожаном диване, с сигареллой в зубах, вожделенно и тайно от жены, будет рассматривать меня на предмет «съедобности».
Нет, эта картинка мне, явно, не нравилась.
А, если повезет, и хозяин будет хоть чуть вменяемый?
И я, застенчивая Джейн Эйр, в крахмальном переднике, белоснежном чепце, со скромными телячьими глазками вдохновлю его на большую и чистую любовь?
Интересно, а вдруг, мой барин, как и мистер Рочестер, прячет на чердаке сумасшедшую жену?
Ой! Заносит меня иногда…
– Полетаю! Корона не свалится! Крылья не отпадут. – Уговаривала я себя.- Зато долг отдам. Подумаешь, самолюбие пострадает! Смотря, как к этому отнестись! Если, как к игре, развлечению, за которое еще деньги платят, то все прекрасно!
Дулю в карман и вперед, с утюгом в обнимку!
Помощница по хозяйству в богатый дом-это же находка для писателя! Главное, дулю не выронить!
И, чтобы хозяева, не дай бог, не узнали, что в их доме поселился разведчик-бумагомаратель. Иначе, полный «п..»! Пардон! Полная «чернобурка»!
*По этическим соображениям слово «п…ц» заменено словом «чернобурка».
И что же мне написать моим потенциальным работодателям?
– Всем требованиям соответствую. Работаю быстро, качественно. Буду незаметной и тактичной. Борщи у меня великолепные. А плов-язык проглотишь! Все соседи сбегаются!
Насчет борща и плова я не соврала. Тут я ас! Насчет других кулинарных изысков, каюсь, не сильна!
Мой родной муж всегда нахваливал только эти мои шедевры. Но одни борщи с пловами приедаются. Потянуло его на бутерброды с авокадо!
Мой бой-френд Кошарик, унаследовавший теплое место мужа, тоже балдеет от моей кулинарии. Пока.
Так, что моим работодателям я высветила лучшие мои стороны.
Звонит телефон.
– Але?
О! Это моя подруга и однокурсница, живущая в Папуа – Новая Гвинея уже 20 лет. Мерилин фон Попондетта. В прошлом, скажу вам по большому секрету, Машка Иванова. Тезка моя. А нынче известная в своем городке Попондетта писательница. Куда только не заносит нашего брата в поисках места под солнцем!
– Ну как твои дела, Маруся? Все в позе «Зю» сидишь? Роман уже начала?
– Какой роман, Мерилин! У меня долг за квартиру! И все очень серьезно. Уже и решение суда есть о взыскании этого долга.
И я рассказываю Машке о своих квартирных проблемах и о возможной работе прислугой.
– Так это же здорово! Я тебе уже завидую! Это же гениально! Служанка в богатом доме! Сколько материала ты накопаешь к новым рассказам! А, может быть, и на роман замахнешься!
– Ты думаешь?
– Представь, ты богатая писательница…- в ажиотаже начала развивать тему подруга.
– Чего? Богатая? Ну, ты погорячилась ….
– Молчи! Ты богатая писательница и тебе интересно самой наблюдать за богатыми. Может, у тебя случится любовный роман с хозяином дома? Или ты его соблазнишь назло своей стервозной хозяйке, которая тебя будет унижать! Топтать твое самолюбие. Это же такой опыт! – эмоционально внушала мне Мерилин по телефону.
И, если бы, не дай бог, нас кто-то подслушивал, вот бы удивился! Совсем бабы спятили!
– Ты не должна сидеть в позе «Зю», как основная масса писателей. – Не унималась подруга.
– С чего ты взяла, что все пишут в позе «Зю»? Донцова работает лежа. Гоголь писал стоя. А я, вот, пишу подпрыгивая!
-Я не о том! Писатель должен менять не только позы, но и род занятий. Как Менделеев, который в паузах между ремонтом чемоданов совершал химические подвиги..!
Машка права. И этот принцип Менделеева она уяснила твердо. Свою литературную деятельность она чередует с «пуцалками». Работает инкогнито в городском кафе «Синий папуас». Администраторшей.
Напялит рыжий парик, загримирует косметикой лицо до неузнаваемости и вперед, на работу! Подглядывает за гостями кафе, за коллегами и, особенно, за своим шефом-аборигеном Большим Йети. Изучает психологию человеческого общения на практике. Машку даже зарплата не очень интересует! После работы в кафе она летит на своем велосипеде домой. Мимо лиан и зарослей бамбука. С багажом жизненных тем, сюжетов и впечатлений. И сразу же бросается за компьютер.
Машка такое накопала в кафе о своем шефе Большом Йети! И уже целую повесть настрочила. О жизни голубых.

Ее шедевр так и называется. «Мой синий шеф Йети».
Короче. Прислушаться к советам маститой подруги было разумно. Да и самой мне хотелось сменить обстановку и развеяться! И я решилась.
Я тут же написала письмо в Геленджик. Почти веря в успех.
– Всем требованиям соответствую. Работаю быстро, качественно. Буду незаметной и тактичной.
Ответ пришел сразу.
– Ваше письмо нас заинтересовало. Вышлите, пожалуйста, несколько фотографий.
Ничего себе! Сработало! У меня кольнуло в области души. Шутки-шутками, но я точно могу стать филиппинкой!
Уж, очень я четко представила эту картинку! Неужто москвичам придется отведать моего борщеца? Подсознание противилось этому. Но разум кричал.
– Надо!
Я упросила Кошарика изобразить из себя фото-художника. Он нехотя оторвался от телевизора, плова и бутылки пива.
Я приготовилась к фото-сессии. Фотографии надо сделать хитрые. Красотка им не нужна, однозначно! Девяносто процентов женщин не потерпит у себя в доме смазливую соперницу. Правда, и уродину тоже не захотят. Кому охота портить интерьер? Нужна была золотая середина.
Я вырядилась в платье мышиного цвета, которое как-то с дури купила в «Хумане», сети магазинов секенд-хенд. Платье балахонистое, для беременных, скрывающее мои женственные округлости, соблазнило меня своей ценой. Всего 11 гривен! В канун завоза новой коллекции! Да, пусть полежит, – думала я, – мало ли, пригодится в жизни!
Вот, и пригодилось.
Свои роскошные длинные волосы, цвета «золотой радуги», как любит выражаться Кошарик, я спрятала под скромным пучком, напялив на себя шляпку цвета «испуганная мышь».
Тут я должна похвастаться. У меня особенные волосы. Они волшебные. И меняют свою окраску в зависимости от оттенков моего настроения. А поскольку оттенки моего настроения всегда яркие, но с разным окрасом эмоций: радость, восторг, игривость, счастье, кураж, экстаз то и мои волосы постоянно меняются.
Их цвет всегда разный. Медово-гречишный, медно-шоколадный, малиново-клубничный, пунцово-яблочный, мармеладно-апельсиновый, золотисто-огненный.
Чем выше градус настроения, тем ярче цвет волос!
Челку я зализала пенкой с блеском.
Другой я не нашла в нашей квартире. На нос нацепила очки с прозрачными окулярами, которые выудила среди кучи разных очков в серванте. В глаза запустила кротость и серьезность. И сразу прибавила себе возраст. Эдакая училка, бесполое существо. Такие раньше часто встречались в советских школах!
Мой Кошарик обалдел. Но ничего не сказал, как настоящий мужчина. Он привык к моим выбрыкам.
А я начала принимать анти-эротические позы. На фоне картины Кустодиева «Купчиха за чаем», висящей на стене моей шикарной кухни. Лицо купчихи, смакующей чай из блюдца, было совсем не кустодиевским. И очень подозрительно напоминало мое собственное. Вернее, это оно и было. Хотя, пышные формы, декольте, были точно купчихины. А из-под косынки – чалмы буйно выбивались мои роскошные, золотисто-огненные локоны.
Настроение у меня тогда было кокетливо-куражное!
Картина эта-подарок мне на день рождения! Моя подруга Валька Бомбейкина постаралась! Из хулиганских побуждений. А, может быть, из любви ко мне!
Кошарик диву давался, чего я себя так уродую! Но я решила не посвящать его в свои планы. Я придумаю другое объяснение своего маскарада. Подруга – домработница? Нет, только не это. Надо щадить самолюбие Кошарика. Иначе тоже на бутерброды с авокадо потянет!
Фотографии получились такие, как надо! Типа, барышня скромна до обморока.
– Из всех кандидаток мы остановились на вас. – Пришел тут же ответ. – Когда вы готовы приступить к работе?
– Хоть завтра, – написала я, понимая, что ситуация перестает быть легкомысленной.
Тут же раздался звонок.
Это была Адель Евгеньевна, моя хозяйка.
Моя? Хозяйка? Нда…! Дожилась.
Нет. Лучше сказать иначе.
Это была Адель Евгеньевна, хозяйка дома, который предстояло мне вылизывать.
Один хрен, как ни крути! Хоть с боку, хоть в профиль!
У нее был строгий голос. Адель Евгеньевна спросила меня о семейном положении. Я честно призналась, что в разводе. И явно соврала, сказав, что к гражданам мужского пола совершенно равнодушна. Это, что бы притупить бдительность работодателя, на всякий случай.
Адель Евгеньевна задала мне кучу вопросов, вполне приемлемых для данной ситуации. Я же, как истинная филиппинка, уже входящая в эту романтическую роль, вопросов не задавала.
– Я сама очень люблю вести хозяйство, а вы мне будете в этом помогать, – Вслушивалась я в приторно-слащавый голос будущей хозяйки.
И вдруг я четко представила себе ее образ. Маленькая злючка, спортивная, какая-то вся в темных одеждах. Белокурые волосы. Серые прозрачные глаза, жесткие, холодные, со слезой. И почему то в руках кожаная плетка. Меня передернуло.
Картинка вышла четкой, очень живой.
Напоследок хозяйка еще раз напомнила, какой она желает видеть помощницу в своем доме. Это должна быть особа тихая, спокойная, неприметная, не обремененная личными проблемами.
– Филиппинка. — чуть было не ляпнула я, понимая, что все перечисленные определения ко мне никакого отношения не имеют.
Мы быстро договорились с ней.
Я заполнила две сумки страшненькой рабочей одеждой, найденной на задворках гардероба, под стать серому «беременному» платью из «Хуманы», обняла Кошарика, приунывшего из-за расставания, дочь Ленку, которая не скрывала своей радости и улетела в неизведанное.
Ужгородский вонючий поезд, заполненный уйками-гастарбайтерами, домчал меня за ночь из Киева в Москву.
Светка-соседка была крайне удивлена, когда, найдя меня по мобильному в районе пограничного хутора Михайловский, узнала, что я уже еду в Москву, выполнять решение Дарницкого суда.
– Так куда ты устроилась? Кем? – Сгорала от любопытства моя соседка.
– Ну, кем я могу еще устроиться, Света! А то ты не знаешь! Всего лишь… тренером по написанию рассказов! Мастер-класс еду преподавать одному богатому москвичу.
– Да ты что? Неужели такое бывает? Я о таком даже не слыхала!
– Еще как бывает! Народ с жиру бесится! И деньги дают хорошие! И крыша над головой и еда бесплатная!
– И деньги дают? Не может быть! Ты там себе жениха еще найди! Богатого! Вот это будет лучше всего.
– Найду!
В аэропорту Геленджика меня ожидал джип «Порше Кайен» и его маленькая хозяйка. Она была в черном спортивном костюме «Адидас», с черным стильным шарфиком этой же марки на шее, черных очках от солнца поверх черной бейсболки. С глазами прозрачно-серыми, жесткими.
Это была мистика! Образ, который я представила мысленно еще в Киеве, вдруг материализовался! Не хватало только плетки в руках.
Дама окликнула меня, вычислив по фотографии. Такую пропустить сложно!
Я была во всеоружии! В прозрачных очках, в фетровой мышиной шляпке, с пучком из спрятанных волос и зализанной челкой. Мое коронное балахонистое платье дико выглядывало из-под простенькой куцей курточки.
Я смущенно улыбаюсь из-под очков. И протягиваю хозяйке торт «Киевский». К людям в дом надо идти с хлебом-солью!
– Ой! Мы все на диете! – говорит хозяйка, с пристрастием разглядывая меня своими холодными глазами.
Будто на фотографиях в интернете не налюбовалась!
И мой ангел-хранитель мне настойчиво шепчет, что с этой дамочкой мне будет сложно.
– А вы интереснее, чем на фото,- говорит она с некоторым разочарованием.
– Красоту ничем не спрячешь, – так и хочется ляпнуть мне. – Но я скромно улыбаюсь, потупив глазки.
Адель лет под 40. Она хороша собой и блондиниста. И пахнет от нее деньгами. Все это я замечаю украдкой. Пялиться на нее я не решаюсь.
Она уверенно ведет машину по крутой горной дороге. Сладко, почти приторно улыбается, не меняя холодного выражения глаз. Мы о чем-то говорим с ней, незначительном и уместном в подобном случае. Запоминается фраза, что в ущелье из Москвы они приехали за здоровьем. Я с тревогой слежу за дорогой.
Разбитая грунтовка вьется вдоль горного ущелья. Мы долго едем мимо старо-дач, построенных из того, что было, с покосившимися заборами и, мне кажется, что путь наш бесконечен.
В салоне, из кожи цвета кофе с молоком, тепло и приятно пахнет. А там, за окном, слякотно, холодно, бедно и противно.
Куда меня везут? И что со мной будет? – вдруг мелькает в моей голове подленькая мысль. Как я могла так опрометчиво довериться случайным людям из интернета? Вон, какое хитрое лицо у этой в «Адидасе». И заливает соловьем. А, вдруг, она меня возьмет в рабство? И я буду пахать за тарелку супа в день. Под визжащее пение ее кожаной плетки? Буду изможденной, голодной, затравленной. И мои родные не смогут меня найти. Ведь я не сообщила им, куда я еду. А, когда мне все же удастся сбежать от рабовладельцев, я уже буду с деформированной психикой и никуда не годной.
Череду моих мазохистских мыслей резко прерывает конец путешествия.
Машина останавливается перед солидными дубовыми воротами. Смелый полет мысли неизвестного автора застыл в рисунке кованого железа. Мы подходим калитке. Я с тревогой оглядываюсь назад. Со всех сторон одни горы, поросшие лесом.
Дом -дворец, в три этажа, обнесенный высоким каменным забором,
напоминал гриновскую «Дикую розу», которая белоснежным облаком застыла среди серых по зимнему гор и казалась полным недоразумением в соседстве с убогими старыми дачами.
Я залюбовалась дворцом. Его вычурная роскошь и ново-русский выпендреж были вполне понятны и… внушали доверие. На крыше примостились скульптуры белых ангелов с крыльями. А на белоснежном спуске крыльца, на перилах – гривастый белый лев.
На фасаде дома красовался герб с золотыми буквами « А.Е.» , вычурный и с претензиями.
Адель Евгеньевна,- легко догадалась я.
Мои мелочные мысли о тарелке с супом улетучились сами собой.
Меня завели сначала в гостевой дом, где мне предстояло жить, и который меня восхитил своим великолепием.
Это было совершенно новое прекрасное жилище из двух комнат, кухни и ванной. Со всей современной техникой и оборудованием. С дорогой мебелью и плазменным телевизором. Адель уловила восторг в моих глазах.
– А теперь я познакомлю вас со своим мужем,- властно говорит Адель и ведет меня во дворец.
На большом крыльце их дома я скольжу и чуть не падаю. Ноги разъезжаются.
– Осторожно, тут очень скользко. Строители напортачили. – Предупреждает Адель.
Я поправляю свою зализанную прическу, серое «беременное» платье из «Хуманы», очки на носу и принимаю выражение лица эдакой задротки, как выражается моя очень современная дочь Ленка.
В зале – студии, у тлеющего камина… О, боже мой! Мистика! Вот, же сила мысли!
На шоколадном кожаном диване, с сигареллой в зубах и в бархатном синем халате возлежит хозяин-барин. Лысый мужик лет сорока. С внешностью Андре Агасси.
– Гена! Это наша помощница. Мария. – Официальным тоном говорит Адель.
Гена невнятно что-то буркнул на мое «здрасьте», равнодушно скользнул по мне взглядом и отвернулся в телевизор.
Совершенно адекватная реакция нормального мужика на синий штопаный чулок.
– Ура! – думаю я. – Это лучше, чем нездоровый интерес к смазливой служанке. Как это бывает сплошь и рядом, когда мужик не в состоянии задушить в себе первобытного человека. А молодая хищница, попавшая в чужую семью, не может справиться с собственными инстинктами серой вороны.
А потом скандалы, слезы, причитания законной жены, трусливые оправдания неверного мужа, и, как правило, финиш, когда ворону с треском изгоняют из чужого гнезда. А нечего устраивать охоту на чужие яйца!
В доме кроме самой хозяйки, ее мужа никого не было. Если не считать троих котов. Они сидели в подушках, на роскошных диванах.
В воздухе высветленной солнечной дорожкой плясала пыль с кошачьей шерстью.
– Это Вареник, это Анфиса, а тот, черный, Митяй, – любовно перечисляла Адель. Вы, ведь, Мария, любите животных, правда?
– Обожаю. – Поспешила соврать я, что бы не ляпнуть своего мнения о том, что для меня животные в доме, на диванах, исключены. Только за его пределами!
А, если они все же в доме, то это уже катастрофа!
Адель показала мне дом и все поместье.
Она водила меня по трем этажам, с гордостью рассказывая о достоинствах своих владений.
– А сейчас самое главное. – Адель интригующе взглянула мне в глаза, достала из холодильника кусок сыра с дырками и повела меня во двор, ближе к забору.
За решетками вольера с вычурными завитками кованого железа находились два огромных волкодава. Они молча и зловеще смотрели на мня. А я на них. Это были собаки-убийцы. Один белый огромный алабай. Другой ротвейлер.
Только накануне по телеку, в новостях показывали сюжет с алабаем, который откусил девочке из подмосковья пол-лица. Это была той же породы азиатская овчарка, хитрая и опасная, выведенная в Туркмении.
Ротвейлер был не лучше. Случаев с ротвейлерами, искалечившими людей, в наших странах немерено!
– Дайте им сыра! Не бойтесь. – Ласково сказала Адель.
Мое сердце вздрогнуло и уплыло куда-то в область пупка.
– Бубочки мои! Вы же у меня воспитанные. Людей не едите, – засюсюкала хозяйка собакам. И уже, обращаясь ко мне, с достоинством добавила.
– Мы их хорошо кормим. Мясом и форелью. Вас они не съедят. Да, это серьезные звери. И, если случится, нас защищать, они убьют. Чего вы побледнели? Спокойно! Я хочу их приучить к вам. Дайте им сыра!
– Мы так не договаривались! Вы меня не предупредили о собаках! Я их боюсь до обморока, и ни за что не приехала бы к вам! – Хотела я сказать своему работодателю. Но, чего уж тут говорить? Я попала!
Дрожащими руками я протянула два куска сыра навстречу хищным мордам. Через кованую решетку вольера. Алабай и ротвейлер лениво взяли лакомство из моих рук.
– Привыкайте к собакам. Они вас не должны тронуть. Я надеюсь.
Кормить их будете вы. – Жестко подытожила Адель.
Ночь я не спала. Я находилась в стрессе. Куда меня занесло! Зачем я сюда приехала! Погибнуть на чужбине от зубов зверюг!
И кто меня будет искать в этом горном ущелье, за высоким глухим забором?
И какая тогда уж мне будет разница!
И мерещился мне всю ночь родной дом, у метро Позняки, моя жизнь, доселе беспечная и счастливая. И Вовочка Черняев, наш председатель, грозно потрясающий в руках решением суда.
Вот, же выбрали на свою голову! Ужо тебе!
А за окном долго кричала ночная птица и кто-то ухал.
В десять утра меня разбудил звонок. Адель. Приглашала в дом, на чай. Я выглянула в окно. С неба падали хлопья снега. И горы, окружающие дворец, теперь уже были молочно – белыми. Я напялила на себя униформу и открыла дверь в сказочный мир снежной зимы.
Когда я вышла из гостевого дома, меня окружили собаки. Их выпустили из вольера, а я и забыла о них, и пошла по двору.
– Спокойно. Без паники! Адреналин на замок! – Приказала молча я себе. А вслух спокойно произнесла, соблюдая беспечную и миролюбивую интонацию.
– Ну, что, пацаны! Как спалось? Чего вам там снилось? Как жизнь собачья? А я вот ни в одном глазу.
«Пацаны» понимающе шевельнули хвостами. Вернее, тем, что от этих хвостов осталось в результате упорного вмешательства человека в личную жизнь собаки.
И сопроводили меня до самого крыльца барского дома.
– Ой! Я смотрю, вас мои «бубочки» не тронули! А я и забыла вас предупредить о том, что собаки выпущены,- изумленно встретила меня на крыльце Адель.- Ларису, нашу бывшую домработницу, они не приняли. Алабай подмял Ларису, сел на нее и не отпускал до нашего прихода.
Она тоже была из Украины. Откуда-то из Луганска.
– И где же эта Лариса? Не съели ли ее ваши песики? – хотелось мне задать вопрос.
Но, надо было вести себя сообразно выбранной мною роли безропотной служанки.
– Мы даем вам неделю испытательного срока. Нам нужен родной человек в дом. – Сказала Адель.
Мы пили чай. А точнее пила чай я одна. Хозяйка, очевидно, не желая играть в демократию со своей прислугой, только говорила. О моих обязанностях.
Как выяснилось, обязанностей было много. Дом в три этажа, баня, бассейн, спортзал, летняя кухня, барбекюшница, беседка, крыльцо дома. Все это предстояло мне держать в чистоте и блеске.
Адель выдала мне тетрадь, с перечнем моих обязанностей. Это напоминало школьный дневник. И чье-то ослиное упорство.
Понедельник.
Уборка: Парадное крыльцо. Дом. Баня. Бассейн. Спортзал. Летняя кухня, барбекюшница, беседка. Стирка. Глажка. Приготовление еды.
Вторник:
Уборка: Парадное крыльцо. Дом. Баня. Бассейн. Спортзал. Летняя кухня, барбекюшница, беседка. Стирка. Глажка. Приготовление еды.
Среда и далее, все повторялось с ослиным упорством.
Помимо всего мне предстояло кормить собак. По особому рецепту. Мясо нарезать мелкими кусками, заливать кипятком, тщательно сливать воду, добавлять оливковое масло.
Кормить троих котов.
Я взглянула на этот «дневник» и ужаснулась. Тут не трудно и загнуться.
– Вот тебе и помощница по хозяйству! Вот тебе и родной человек! – Обреченно подумала я и мысленно нащупала дулю в кармане.
Это тебе не мастер-классы по написанию рассказов, о которых соседка-Светка и не подозревала!
Но мне же хотелось сменить обстановку, найти новые эмоции! Хотела, и получила!
И моя полная впечатлений жизнь началась.
9 утра. Я уже во дворе. Идет снег. И светит солнце. Горы вокруг поместья величественные. Слева, сразу за забором, вдоль каменистого русла, журчит река. А воздух! Прозрачен и чист, до головокружения. После загаженного Киева я попала на курорт. Попала!
Да, ладно. Мыслить надо положительно! Представляю, как здесь будет хорошо весной.
Я убираю крыльцо. От снега. Метлой из пластмассы голубого цвета.
Крыльцо из скользкой плитки. Равновесие удержать сложно. Я, как телушка на льду. Ноги разъезжаются! Момент. И я падаю с диким криком на пол, получив метлой по лбу.
И какой дурак делал ступеньки из такой гладкой плитки! Это же надо иметь такие мозги! Дятел! Наверное, гастарбайтеры.
Собаки тут же. У алабая глаза какие-то человеческие. Холодные. Не доверчивые. Смотрит, испытующе. Обрубок его хвоста в застывшем положении. И я понимаю, что в любой момент могу стать жертвой нападения хищной твари.
Ротвейлер более простоват. На мои приветливые слова повиливает своей бесхвостой задницей.
– Ну, что, пацаны! Берите лопаты! И вперед, снег убирать! Такова жисть!
«Пацаны» смотрят на меня, непонимающе, но, кажется, нейтрализованы. Есть меня не собираются. Пока.
Слова хозяйки о том, что алабай способен убить человека, меня бодрят. И я, неожиданно для себя завожу мажорную украинскую песню.
-Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвела…Эх! Ля! Тра-ля-ля!
Всех слов любимой народом песни я от страха забываю. Но зато источаю положительную энергетику. Жить захочешь, не то источать будешь!
Зверюги в такт моему пению весело крутятся у меня под ногами, на скользкой мраморной плитке. Их лапы тоже разъезжаются, и псы, как будто приплясывают. У ротвейлера коричневый копчик крутится пропеллером. У алабая обрубок хвоста едва заметно, но подвиливает.
Может, я так хорошо пою? А, может, они вовсе и не злые ребята!
Адель показывает мне, как надо приводить в блеск дом. У нее в прачечной целый арсенал подручных средств. Швабры разных мастей, невиданные щетки, упаковки салфеток и шкаф флаконов с бытовой химией.
В доме, кстати, стойкий запах стирального порошка. И от самой хозяйки пахнет букетом из французских духов и «ариэля».
Странные люди! Ратуют о здоровье, о чистоте дома, а загрязняют свой организм. Вместо кислорода дышат всякой дрянью. За здоровьем они приехали в горное ущелье!
Пока я изображаю из себя Золушку, хозяйка тоже не сидит, сложа руки. Она буквально ходит за мной по пятам. Контролирует качество работы. Проверяет чистоту бумажной салфеткой.
Вижу, осталась довольна.
Да я и без контроля честно и добросовестно могу трудиться. Я украинка. Хоть и притворяюсь филиппинкой! Работящая и выносливая. Недаром фашисты нас эшелонами вывозили в Германию, на работы.
И москвичи припахать любят.
Как я доползла к вечеру до своего гостевого домика, уж и не помню. Зато спала, как убитая. И никаких вредных мыслей! Особенно про Вовочку Черняева.
Я кормлю их мясом и форелью. Собак. Мясо – свежая говядина, килограмма на четыре. На двоих. Кромсаю мясо в летней кухне. Большим ножом. За десять минут целый тазик. Уже наловчилась. Насобачилась. Делаю все качественно. И не только потому, что хозяйка постоянно присутствует за моей спиной. Ведет видео наблюдение.
Сейчас придет. Проверять, какими кусками нарезано мясо. Если чуть больше по размеру, начнет выговаривать.
Говядина псам на завтрак.
Форель, свежайшая, цвета маренго, по две штуки на нос. Это им на ужин.
На обед тазик сухого корма.
Надо бы самой попробовать. Форель.
Мясо в больших черных мешках два раза в неделю привозит местный фермер.
Два морозильных шкафа, до потолка, забиты отборной говядиной для собак.
Форель покупают на рыбном рынке.
Кстати, в озерце, у беседки, живет живая форель по имени Фаина.
Псы терпеливо ждут, пока я разношу им еду по кормушкам. Кормушки в вольере. Я все еще пою бравым голосом украинские песни, когда собаки рядом. От страха. Перевираю слова.
-Несе вода Галю – коромысло гнеться. А за нею Йванко, мов барвынок въется…
Алабай носит гордое имя Шерхан. Он заносчивый и неприступный. На длинных ногах. И белый, как полярный медведь. Морда вытянутая, как у трактора «Беларусь», зловещая. Глаза азиатские, хитрые.
В сравнении с ним ротвейлер Горд – простой жлобок. Он не отходит от меня, тычется носом мне в руки и начинает злобно рычать на Шерхана, когда тот пытается подойти ко мне близко. Ревнует. Этого мне еще не хватало!
Шерхан младше Гордика на 6 лет. Ему два года. У них тут своя дедовщина. В такие моменты я тышком-нышком улепетываю от греха подальше. За двери летней кухни.
Сварганила и себе супец. Из «собачьего» мяса. С луком, специями. Запах на все ущелье! Ем. Смотрю предвыборную агитацию по плазме. Про Жириновского, жестоко обращающегося со своим ослом.
Где же Адель? Что-то долго ее нет?
Заходит Адель.
– Вы так быстро с мясом справляетесь! Я вас уже готова полюбить! Я восемь лет мясо крошила. Вы мне так помогаете! – приторно – ласково признается Адель, дотошно разглядывая размеры нарезанных мною кусков.
И мне кажется, что из ее прозрачно-серых глаз вот-вот потекут слезы.
Пробует суп. Вскидывает удовлетворенно бровки и забирает кастрюлю к себе в дом.
Потом мне приходит СМС. «Спасибо. Очень вкусно. Поели с удовольствием. Завтра приготовьте борщ».
Ну, вот и настает мой звездный час! Завтра я им покажу класс! Украинский борщ – мой конек!
Но, мой борщ, вершина моей кулинарии, которого я сварганила целую кастрюляку, так и остался нетронутым!
Хозяевам он не понравился. Они любят жидкие щи. А в моем борще ложка стоит!
Мы наблюдаем друг за другом.
Я за Аделью. Исподтишка. Адель за мной. Шпионит. С пультом. По плазме. Лежа в подушках, на диванах зала-студии.
Я передвигаюсь по поместью и каждый мой шаг фиксируется видеонаблюдением.
Собаки сыты. Сидят во дворе, скучают. Падает снег.
Шерхан ловит пастью снежинки. Гордик тяжело направляется ко мне. Он тучный, закормлен и с трудом бегает.
Я кидаю им оранжевый мячик, найденный на подоконнике летней кухни. Хочу развеселить их. Шерхан бросается к мячу. Но Гордик рычит, становится в боевую стойку и прячет мяч в пасти.
Выходит на крыльцо Адель.
– Мария! Не надо давать им мяч! Ни в коем случае! Мы этого не делаем! Они привыкнут по газонам топтаться! Или начнут грызться, и их тогда только водой надо будет разнимать. В эти моменты вы им смотрите, не попадитесь. Иначе, они могут не разобравшись и разорвать.
Мои знакомые все удивляются, как это у меня два кобеля вместе живут! Вот же, выдрессировала. – С гордостью говорит Адель.
Мячик я уже не бросаю собакам. Но мне их жалко. Они скучают, ничем не заняты. Никто с ними не играет. И хозяйка кричит на них, когда они начинают бегать по заснеженным газонам. Бесцельное существование. Только кормежка три раза в день.
Я не выдерживаю и, пока хозяева парятся в бане, бросаю каждому псу по палочке, взятой в дровнике. Псы не сразу понимают, что им надо делать. А потом носятся остервенело по двору, заливаясь счастливым лаем. Палочки раздроблены в пыль. И мне не надо заметать следы моего самоуправства.
Моя жалость к собакам вышла боком. Мой пример оказался заразителен. Гордик, более шаловливый нежели Шерхан, стащил вязанку дров и уселся их грызть на заснеженной клумбе.
Адель увидела эту картину и вышла из дома с плеткой в руках.
Она жестоко била Гордика и кричала на него. Он лежал на брюхе, поджав уши и обхватив лапами морду.
А плетка мелькала в воздухе со свистом, беспощадно. Под Гордиком на белом снегу образовалась трусливая желтая лужица. И я, чувствуя себя виновной, убегаю подальше, чтобы не видеть этой печальной сцены.
За сетчатым забором, позади дома, грохочет горная река. Чистая, каменистая. Я прижалась к сетке, глядя на воду и горы.
Скоро весна! Будет солнце! Сойдет снег с гор, и они станут зелеными. Можно будет купаться в этой реке.
А в хозяйском озере, у беседки, растает лед и покажется, наконец – то рыба Фаина.
Звонок на мобильный.
Это моя подружка Мерилин фон Попондетта. Из Папуа – Новая Гвинея!
– Привет, Маруся! Как ты там, в творческой командировке? Роман начала? Мужа хозяйского соблазнила?
– Ни то, ни другое.
– Ты, чего, работать туда поехала? Я бы на твоем месте…
Машка никак не уймется! Свою карьеру писательницы она начала с детских стишков. В стране папуасов, в маленьком городке Попондетта, уже вышли три ее книжки. Для детей. На семистах папуасских, меланезийских языках и нескольких каннибальских диалектах.
Но, ни денег, ни мировой славы Машка пока не добилась. Хотя была уверена, что ее детские стишки скоро переведут миллионными тиражами на все языки мира.
И, может быть даже, издатели купят у нее авторские права! Пожизненно. Как у нашего Андрея Куркова, известного везунчика!
Машка не унывала. Она бегала по школам-хижинам и детским садам, договаривалась о встречах с сопливыми папуасскими детишками, своими читателями, и их родителями, наследниками каннибалов. Она писала красочные объявления. «Мария Иванова – Папуасская Агния Барто!» Клеила их на пальмах, в центре Попондетты. Приглашала папуасов на платные «лезунги» – чтения. За 50 кина! Это официальная денежная валюта Папуа-Новой Гвинеи! Однако, на «литературные чтения» туземцы, любимцы Миклухо Маклая, упорно не желали ходить.
– Наверное, все дело в моем имени! – решила Машка.
И придумала себе звучный псевдоним. Мерилин фон Попондетта. Частица «фон» для пущей важности. Признак дворянского рода, владеющего богатыми и могучими княжествами или графствами.
Типа, писательница вам не халям-балям! Не лаптем щи хлебает! А голубых кровей.
Хотя чваниться новоиспеченной дворянке было абсолютно нечем: ни земель, ни замков у Машки, эмигрировавшей в Папуа – Новая Гвинея из Якутии, не было.
Была хижина на несколько семей, которую Машкиной семье выделило государство в аренду. А рядом лианы, бананы, манго, и всякие ананасы. Экзотика! Шикарный все же городок Попондетта!
Вот его то Машка и приватизировала. В своей новой фамилии.
И сейчас по уже проходимым джунглям страны папуасов разъезжает на велосипеде настоящая Мерилин фон Попондетта. Владелица, блин, велосипеда и сказок для детишек. В городке Машку все уже знают. От мала до велика. Улыбаются ей при встречах, когда она выписывает на велике за банановыми лепешками с маком и повидлом. Но стишки так и не покупают. Жадюги!

Одно меня утешает, не сожрали подругу каннибалы!
– Наверное, стихи для детей – это не совсем мое,- сделала как-то открытие Машка. Может, мне на роман замахнуться?
– Ну, замахнись! Все может быть! Романы имеют коммерческую ценность.
– А про что роман то лучше написать?
– Ну, лучше, наверное, про любовь! Самая благодарная тема.
Так Машка, взбодренная этим разговором, и принялась за роман. Сменила читательскую аудиторию. От детишек к их родителям.
И наваяла шедевр под названием «33 эротических сна».
– Мария! Закройте собак в вольере! – Кричит мне Адель. – Пришел Радик. Впустите его.
Это наш дворник, таджик. – Уточняет Адель, видя мое недоумение.
– Гастарбайтер? Я не одна такая! – Срывается у меня.
– Мы снимаем таджику дачу рядом. – Рассказывает Адель. – Собак мы всегда закрываем в вольере, когда он приходит. Не хотим собак к нему приучать. Не доверяем.
Закрыть собак! Легко сказать! Эти зверюги уже у ворот. Чуют чужого. Напряжены.
Я беру «вкусняшку». Свиное ухо. И бодро кричу псам.
– Пацаны! Смотрите, что я вам дам! Ах, как это смачно! Гордик! Шерик!
Псы неохотно идут на ухо. От еды их уже воротит. Их уже ничем не удивишь, никакими вкусняшками.
Скорее они идут на мои эмоционально – восторженные слова. Я бросаю свиные уши каждому в кормушку, жду, когда собаки неохотно зайдут в вольер, и быстро закрываю за ними засов.
Заходит дворник. Лет пятидесяти, сухощавый азиат. Взгляд вопросительный. Мигом считывает мою социальную принадлежность. По страшненькому прикиду и синему в горошек переднику. Смотрит без одобрения. И даже высокомерно.
Я чисто из вежливости здороваюсь первой.
Таджик отвечает на приветствие и тут же удивленно спрашивает.
– Вы собак не боитесь?
– Не-а… Они ласковые, как кошки.
– Полуумную домработницу взяли. – Вероятнее всего подумал таджик.
И тут же меня припахал. Заставил включить рубильник у ворот. Открыть окно в бойлерной, выключить горячую воду в кране у дровника. А я по наивности, услужила. С какого-то переляку! То сделала, то, открыла, то включила. Хотя, это его работа.
Я прытко бегаю по поместью, с готовностью выполняю указания таджика. И вдруг отчетливо понимаю, что меня тупо используют.
Будто я подписала договор об оказании бытовых услуг этому таджику.
И понимаю, откуда ноги растут. Таджик в доме уже два года. А я новенькая. Как солдат первогодка.
И тут дедовщина! А, может, просто ревность? Или азиатская хитрость?
А снег валит! Целый день. Мой гостевой домик уже в белом плену.
Таджик расчистил двор от сугробов, прорубил лопатой дорожки от барского дворца к воротам.
Заваленный снежными горами вход в мой домик оставил нетронутым. И мне пришлось самой откапываться.
Адель худеет. Ничего не ест. Пьет только соки фреш, которые я выжимаю каждое утро из яблок, моркови и тыквы. Диабет тут ей обеспечен, если верить Елене Малышевой с ее программой «Жить здорово». Мне тревожно за Адель и я, скинув с себя обличье кроткой филиппинки, говорю ей об этом.
– Я знаю сама, как мне жить. – Высокомерно осаждает мой пыл Адель.
И изнуряет себя на тренажерах. В спортзале. Потом становится на весы, разочарованно смотрит на цифры. Сбросила всего 300 граммов.
Ревностно всматривается в меня и… предлагает мне взвеситься.
У меня минус два килограмма. Я таю на уборке дома.
Мы наблюдаем друг за другом. Мне она уже понятна.
Я же для нее, кажется, еще загадка. Колбасы-сосиски не ем, от ветчины отказываюсь. Творожки в глазури игнорирую. Сгущенку и майонез с презрением отвергаю.
Насмотрелась «Среду обитания»! Только здоровая пища!
Адель в недоумении.
Мы с ней в бассейне.
Я вылизываю бассейн. Шваброй с махровыми забубонами
Бассейн шикарный, цвета белого золота. Вода в нем словно идеально обработанный голубой топаз.
Потолки высокие, как в храме. Подсветки с бриллиантовым блеском. Колонны величественные. Как зимний кавказский хребет за высокими окнами бассейна.
Адель кайфует в бассейне. Устраивает показательные заплывы. В одну сторону брасом. Назад кролем. И уже плывет на спине. Демонстративно фыркает, нежится в теплой глади, распластавшись лягушкой.
Я не люблю воду. Наверное, в прошлой жизни я была «Титаником».
Фендебоберная махровая швабра, купленная вчера за тысячу рублей, все время ломается. Спадает с ручки. И мне приходится помногу раз налаживать ее хитрый механизм.
Дорогие игрушки для богатых лохов! Дурят наш народ, как хотят.
Адель все плавает. Я все на швабре летаю.
А с потолка шикарного бассейна падает штукатурка. По дорогим стенам и окнам струится потный конденсат. А по углам расползается зловещий грибок, любитель влажности. Что-то не так сработали строители. Халтурщики!
Адель потеет во французской маске, спрятав лицо в махровое полотенце. Она лежит на диване, в шелковых подушках. Тут же ее Гена, в синем халате и с сигареллой в зубах. Пялится в телевизор.
Я потею, протирая лестницу из ценного бука, на трех этажах господского дома.
За эту буковую лестницу хозяева отвалили миллион рублей. А она хрупкая и крошится, как вафельные пирожные. На ней уже оставлен четкий след от тапочка Гены, как символ искренней веры хозяев в кристальную честность строителей.
И теперь по лестнице все ходят бережно и босиком, делая основной упор на поручни.
Сейчас я на уровне зала-студии, где разлеглись хозяева. Пот с моего лица льется струями. Как конденсат по стенам их бассейна. Поры открыты, кожа очищается! Лицо сияет. Лучшая очистка для кожи, между прочим! Натуральная.
Бутафорские очки сползли с моего мокрого лица. Косынка спала. Длинные шоколадно-карамельные волосы рассыпались по плечам. Мое бесформенное серое платье из «Хуманы» сегодня в стирке. И я в узких розовых брючках и в голубой футболке.
Чувствую, что он на меня смотрит.
У меня выражение лица предупредительно-исполнительное, как и подобает настоящей филиппинке. Маска, которую я не снимаю уже почти месяц. У него… Да, хрен его знает, какое у него! Я не смотрю в их сторону. Мое дело – швабра! И я продолжаю беззвучной и незаметной тенью передвигаться по их дому.
Глава 5.
Собакам от говядины и форели уже тошно. Они едят вяло и равнодушно.
Я украдкой бросаю им сухарики и сыр. Но и от этого у них никакой радости.
Шерхан вообще воротит морду от миски. И с любопытством наблюдает за черной птицей с длинным оранжевым клювом, которая повадилась питаться с собачьего стола. И уже прописалась у вольера, на развесистом дереве, а, завидев меня, начинает требовательно кричать, широко раскрывая свой оранжевый клюв. И мне будто слышатся ее каркающие слова.
– Маруся-я-я! Да-а-ай сыра!
Птица нагло ходит прямо у собачьей морды, клюет только сыр Пармезан, а сухарики игнорирует. Разборчивая! И ухом не ведет, что лишь миг и она может потеряться в пасти волкодава.
Что это за птица? Я открываю ноутбук и ищу птицу с оранжевым клювом. Она! На фото наша наглая приживалка. Это черный дрозд.
Надо придумать ему кличку. Коль, он уже приручился и меня за свою хозяйку принимает. «Пармезан»! Чем не кличка для дрозда?
Адель вернулась из спортзала. Набегалась по дорожке. Красная и раздражительная. И от нее пахнет ариэлем. Весь дом их пропах стиральным порошком. И только в летней кухне воздух свежий. А на улице он хрустальный.
Хозяйка собралась в город за покупками. Таджик Радик моет ее машину.
У Гордика сегодня день рождения. Адель спрашивает меня, чего я хочу из еды.
– Да, спасибо. Все есть. Разве, что конфет дешевых.
Адель молча уставилась на меня. В ее глазах я читаю недоумение, злость и даже обиду. И мне кажется, что вот-вот слезы польются из ее прозрачно-серых глаз.
– Мы даже своим кошкам никогда ничего дешевого не покупаем.
Вечером Адель принесла мне в летнюю кухню два пакета с дорогими шоколадными конфетами.
А собакам куры-гриль в серебристой фольге. И торт из фуагры. Псы нюхнули торт и отвернулись.
Да, уж!
Таджик со мной не здоровается. Мужик называется! И я делаю вид, что в упор не вижу его, занятая своими обязанностями. Я в доме. Он во дворе. Но мы все же пересекаемся и эти встречи неприятны мне. Он хмур и неприветлив. И умудряется меня почти каждый день припахать. По мелочам. А мне как-то неудобно отказать.
Два гастарбайтера в барском доме, объединенные одним рабским положением, откровенно враждуют!
И я начала закрывать дверь своего гостевого дома на ключ, чтобы хитрый азиат не подбросил мне чего-нибудь из хозяйского дворца. Украшений дорогих, например, швейцарских часов или мобильных телефонов, разбросанных по всему дому. Что бы не подставил меня. От этих друзей всякое возможно. Он в дом не заходит, но моет машины в гараже, который под домом. И там есть вход на цокольный этаж. Если захочет, проникнет.
Надо же! Увидел во мне, приехавшей из Украины, даже не ровню, а человека, еще ниже по уровню жизни. И, как всякий холуй с психологией раба начинает меня принижать. Грузить. А перед хозяевами на задних лапках.
Интересно за всем этим наблюдать. Скоро хозяева свалят в Москву.
Как будут разворачиваться события, и не представляю. Надо красиво выйти из этой ситуации. А то я себя знаю. И ментов на него могу натравить, и вольер забыть закрыть…Если меня все это достанет. Но, тогда меня выпрут досрочно. А мне еще полгода надо ишачить на квартиру.
Адель меня предупредила, что бы я таджику не говорила, что я с Украины. Иначе участковый с меня будет брать по 500 рублей за нелегальное трудоустройство.
С меня возьмешь! Шиш! Адель еще не знает, что этот участковый пойдет у меня по статье за вымогательство.
Ой! Опять занесло меня! Я тут «хто»? Я же филиппинка, безмолвная, безропотная и беззащитная!
Качать права? Какие права? На баррикады с метлой и поролоновой губкой? Смешно!
Сегодня у нас был шоппинг. Ездили в Геленджик. Сначала Адель выложила круглую сумму за спортивную одежду в магазине «Адидас». Набрала курточек с мехом, без меха, костюмов спортивных, обувь. Завалила пакетами весь салон машины. Она любит марки «Найк», «Пума», «Адидас». Это я уже присекла, с утюгом в обнимку. И по безмозглой стирке.
Почему безмозглой?
Стирка беспощадная, ежедневная. Машинка работает постоянно. Все новые вещи через несколько стирок становятся секенд-хендом. Черный шарфик «Адидас», кокетливо повязанный на шее Адель при встрече в аэропорту, уже прокрутился в центрифуге несколько раз. Потерял вид и форму. И, как и многие вещи был выброшен в мусор.
Не удивлюсь, если таджик, отвечающий за чистоту мусорного контейнера, шлет стабильно гуманитарную помощь к себе на родину.
И по синему небу, над Кавказским хребтом, стройным косяком летят брендовые шмотки в Таджикистан. К его жене и троим детям.
И зачем так часто стирать! Будто шахтеры в доме живут!
У Адель в цоколе три гардеробных комнаты. Они напоминают небольшие бутики. Для обуви. Одежды верхней. Одежды нижней. И Адель может часами перебирать свои вещи. Пока я здесь же, в цоколе, занимаюсь ненавистным делом. Выглаживаю шнурки, махровые салфетки и прочую кухонную сволочь.
Прихоть хозяйки. Это, что бы шустрая работница без дела не сидела!
После «Адидаса» мы едем в торговый центр. Адель швыряет в тележку все подряд. Пачками и коробками. Не глядя на ценники.
Ананасы, манго, икру, соки, шоколад, колбасы, сыры и другие деликатесы.
– Я сервелат лично для вас беру. Я его не ем. – Снисходительно обращается ко мне Адель.
– Я тоже колбасу не ем. – Парирую я.
Хозяйка меняется в лице, кажется, обиделась. И вот-вот слезы навернутся на ее глаза.
Адель заполнила почти доверху тележку продуктами и взяла… вторую тележку. Для бытовой химии, швабр и метелок. Победоносно вскинула на меня свои прозрачно-серые глаза.
– Это уже персонально для вас.
Меня чуть не стошнило от этого. И я отошла к тележке с колбасой.
На кассе Адель выложила сумму, равную моей месячной зарплате.
Я не комментирую. И комментировать тут нечего.
У ее мужа налаженный бизнес в Москве. Дома высотные строит. А мой муж родной выстраивает затейливые пирамиды. В постели. С новой женой. И мне похвастаться нечем. В отличии от Адель.
Мне даже показалось, что Адель делает все демонстративно. Красуясь передо мной.
Я никак не реагирую. Тратить деньги на такое количество ненужного товара! И на продукты сомнительной пользы! Глупо.
Даже, если у тебя миллионы! Тем более, когда ты на диете! Изнуряешь себя каждый день на бегущей доске в спортзале.
Лучше бы вкладывала деньги в свое образование. Вузов Адель не заканчивала. Замуж выскочила в 16 лет. За одноклассника. В 17 родила дочь. Анжелику.
Анжелику я видела издали, два раза. Мы с ней не пересекались. В 7 утра она уезжает в колледж, в Геленджик. А приезжает в 9 вечера. Возят ее водители. Их у них трое.
За рулем, по дороге домой, Адель начала откровенничать!
– Я никогда, ни дня не работала. Муж меня любит. Это уже третий джип, который он мне дарит. И никогда не предупреждает. Все держит в секрете. Этот Порше Кайен он мне подогнал к дому. И по телефону попросил выглянуть в окно. Между прочим, стоит 200 тысяч долларов.
Маленькая женщина рождена для любви. А большая для работы. – Хвастливо подытожила Адель.
Я, кажется, смутилась от таких слов. И инстинктивно вжалась в сидение молочно-шоколадного салона. В сравнении с маленькой Аделью я не была Дюймовочкой.
– Адель! В доме повешенного не говорят о веревке, – Осмелела я.
Она не поняла моего замечания. Так же, как не поняла меня, когда я сказала ей на днях, что положила ключи от гаража в «Джоконду».
На кустарной коробке -ключнице, с портретом Джоконды, золотыми буквами было написано « Мона Лиза». Не удивлюсь, если Адель только с коробкой для ключей ассоциирует Мону Лизу.
Кстати, Адель боится потерять мужа. Она мне рассказала про свою подругу, которой уже сорок лет, и которую муж бросил с двумя детьми, сменив на молодуху. И теперь эта жена бедствует.
Адель не знает, что на ее лестницах корячится не только писака-шелкопер, но и бывшая жена нового русского, который, как и многие граждане мужского пола сменил в сорок лет свою родную жену на не родную. Но, зато вдвое моложе.

Глава 6.
Вот уж этот никчемный рыцарь! Каминный аксессуар, жлобской атрибут многих домов. И какой только мошенник-кустарщик выпустил его на рынок! И сам безрукий! И славного рыцаря подставляет. С этого железного изваяния все время падают то совок, то щетка, то это примитивное приспособление для угля.
И мне все время приходится нагибаться и вставлять за плечи рыцаря эти унижающие его причиндалы.
А они все равно падают на мраморный пол, да так звонко, что три хозяйские кошки, сидящие на диванах, содрогаются и смотрят на меня недовольно и почти с презрением.
Сегодня понедельник. И я вновь вылизываю дом. В субботу только навела блеск и красоту. Но за один день он опять зарос грязью.
Бесполезный труд! В доме кошки. Они линяют. Их шерсть летает в воздухе и плотным покровом оседает на все. На мебель, на одежду, на самих хозяев. Хозяева этого будто не замечают. Кошки спят в хозяйских постелях. Валяются на диванах.
Впечатление, будто бы это их дом. Кошкин дом! А хозяева у них в приживалах!
Была бы моя воля, я бы этих кошек..! Побрила бы на лысо!
Какая воля! Я филиппинка. И молча выкатываю с барской одежды кошачью шерсть специальными липкими валиками, которых у Адели целый ящик в шкафу.
А она, подлая,- шерсть кошачья,- все летает.
Я сказала Адели, что борьба с шерстью-курам на смех, если в доме три кошки. И, что здесь нужно что-то кардинальное.
Адель тут же умчалась в город. И привезла из магазина специальное средство. Шерстеулавливатель. Под названием «Вьюга-7».
Это нечто похожее на маленький пылесос размером со средний фонарик. Только на конце этого чуда техники не только лампочка, но и широкая труба. Направляешь трубу в воздух, включаешь свет-прожектор и видишь, как шерсть кошачья стройным косяком завъюживается в этот шерстеулавливатель.
Самый лучший пылесос среди фонариков! И самый лучший фонарик среди пылесосов!
Я только диву даюсь. И не лень ей мозги парить по всяким этим мелочам жизни. Лучше бы выпустила этих паршивых кошаков во двор, а сама Ремарка прочла. Валяется книга в дорогой обложке на ее стеклянном столике. Закладка на 14-й странице. Уже месяц.
Я наблюдаю за ними и вывод такой.
Москвичи недавно обрели богатство! И Адель с удовольствием выполняет роль хозяйки большого дома, купившей на время домработницу с братской Украины и дворника из солнечного Таджикистана.
Жизнь господ скучна. Они зависят от дома, заваленного барахлом.
И смысл их существования, кажется, состоит только в том, что бы обслуживать этот дом руками чужих людей и наблюдать за этими людьми по телеку.
Ну, пойдут поплавают в бассейне, ну попарятся в бане, ну погоняют по бегущей ленте в спортзале, ну телек, ну шоппинг. И все.
Скука!
Еда варится здесь в большом количестве и не съедается. На второй день все летит в мусорный контейнер! Тупой перевод продуктов.
Собакам человеческую пищу не дают.
Я, кажется, перестала бояться собак. И песни украинские пою уже не для них. Хотя, с алабаем Шерханом, все же осторожна. Он хитер, как настоящий азиат. Но, верю, Гордик защитит! Он не подпускает Шерхана ко мне ближе, чем он сам подпускается мной ко мне, все норовя потереться своим жирным бочком об мои колени.
Я открываю вольер после ухода дворника.
– Пацаны! Выходите! На свободу с чистой совестью!
Первым выбегает Гордик, грузный, не поворотливый, с трудом переваливается на мускулистых лапах. Тычется носом мне в ладони. Глаза преданные, влюбленные.
Я беру чесалку и чухаю ему спинку, жирные бока. И Гордик от удовольствия начинает смешно попискивать.
– Ах, ты, свинюка толстая, боров, шелудивый! Нравится, когда я тебя чухаю! Ну, хрюкай! Громче! Хрюкай!
В такие моменты Шерхан тут, как тут. Тоже хочет побыть свинюкой. Но, Гордик ревностно оберегает меня от его свинских притязаний.
Тут по местному телевидению я узнаю, что в Краснодарском крае решено попалить всех свиней. Оставить лишь по три свиньи в личных хозяйствах. Для этого была привлечена прокуратура, и другие силовые структуры.
Официальная причина такой крайности? Борьба с африканской чумой. А на самом деле, как возмущается народ, дело в банальной конкуренции. У губернатора края большой личный свинокомплекс.
Так, что в нашем хозяйстве полный порядок. Всего две свинюки. Но зато какие!
Муж Гена все время валяется на диванах, вместе с черным котом Митяем. И вся его одежда, его мобильные телефоны, по которым он контролирует свой бизнес в Москве, все в черной кошачьей шерсти.
Ну, нравится мужику шерсть! Крепка, видно, его генетическая память! Не далеко эволюционировал он от своего первобытного предка, облаченного в шерстяные шкуры забитых зверей.
И мне так и хочется прокатить по Гене липким валиком, или направить на него прожектор шерстеулавливателя «Вьюга-7».
Гену не слышно. В доме командует Адель.
Такие радости жизни.
У нас мелкий теплый дождик, от которого почему то смылся весь нос у гипсового льва на парадной лестнице. Отвалились пласты воздушного лепного декора на фасаде дворца. И откололся большой кусок от белой колонны, подпирающей дворец.
Странно! Такое впечатление, что лев, колонны, и лепнина не из гипса, как говорит Адель, а из песка и известки.
Трава уже зеленая. Скоро весна!
Я летаю с пылесосом по дому. Я в одной футболке. Все окна нараспашку. В доме нет ни одной батареи. Все тепло от пола с подогревом. Тут жарко везде. На каждом сантиметре пространства.
А у меня на Позняках зимой дубак!
Какая же я была самоуверенная, когда не платила за вечно холодные батареи в своей квартире! Считала глупостью выбрасывать настоящие деньги за фальшивые услуги.
Тепло не доходило до моего 16-го этажа. Квартира промерзала так, что голуби, заср.., пардон, заселившие тех-этаж, замерзали на лету и гулко падали на бетонный пол, с которого был украден утеплитель еще строителями «Киевмиськбуда».
Мы со Светкой-соседкой зимогорили в дубленках турецкого производства и в чунях из шерсти овец, выращенных в экологических горах Закарпатья. В моменты наших чаепитий пар клубился не только от чашек с горячим чаем, но и от морозного воздуха в наших квартирах.
А в актах, составленных комиссией из нашего Правления, значилось, что температура в наших квартирах соответствует всем нормам. Хоть помидоры парниковые выращивай! И нежных колибри разводи!
Не удивительно!
Комиссия во главе нашего председателя Вовочки Черняева являлась стабильно, в апреле. Когда уже была аномальная жара. А вызывали мы ее еще в морозном феврале. Когда в квартирах наших зуб на зуб не попадал.
Адель нашла пыль на стойке с бильярдными шарами. Я как то не обращала внимания на эту стойку, висящую на стене. Она ткнула меня носом довольно грубо.
– Тут тоже надо протирать! Стойку, кий и шары. Смотреть за всем надо.
Я тут же ляпнула небылицу, нащупав дулю в кармане.
– Купите средство специальное.
– Какое еще средство? – Оживилась в любопытстве Адель.
– Бильярдин №3. Средство для чистки бильярдных шаров.
– Да-а? Не слышала о таком. Завтра же поеду в город и куплю.
Адель вернулась из города в расстроенных чувствах. Бильярдина №3 нигде не оказалось. Она фанатично объездила все магазины Геленджика в поисках этого мистического чистящего средства. И, кажется, уже задолбала Гену, требуя узнать у знакомых в Москве про бильярдин №3.
– В Москве уж он точно есть, этот бильярдин №3!- самоуверенно говорит маленькая Адель. И у них с мужем начинается из – за этого грызня.
Побеждает Адель. Женщина-командор.
Глава 7.
Я меняю постель на господской кровати. Интересно, Адель изобретательна в любви?
И мне вспоминаются детали романа «33 эротических сна», автором которого была моя неугомонная подруга из Папуа-Новая Гвинея Мерилин фон Попондетта.
Сменив голозадую сопливую аудиторию на голозадую озабоченную, Машка наваяла супер-нетленку. И тут же скинула мне роман на почтовый ящик.
– Прочти его и честно скажи свое мнение. Только честно!
Вечером я открыла свой ноут-бук и ушла с головой в роман.
Роман был про любовь. Хотя, нет! Скорее про эротику. Или про порнуху?
Хрен его поймет! Тут уж надо быть экспертом, что бы разобраться. Выявить зыбкую грань между эротикой и порно…
Роман назывался «33 эротических сна». Идею романа Машка взяла из собственной жизни. Как то она купила в папуасской комиссионке кровать. Кровать красивая, украшенная на спинках резными фигурками людей, птиц, животных. Но кровать чужая. Подержанная. Неизвестно, какой папуас на ней спал, с кем и как, что чувствовал, как мыслил и кем вообще был.
В итоге, Машке начали сниться на этой кровати эротические сны.
Каждый день, вернее ночь ей виделся новый сон. Машка просыпалась утром счастливая и удовлетворенная. Сны были настолько интересными, с такими драматическими любовно-сексуальными перипетиями, что Машка начала их записывать. И даже блокнот и шариковую ручку привязала к кровати, что бы всегда были под рукой!
Так у нее и получился роман. «33 эротических сна». Кровать вдохновила!
Вещи имеют свою биоэнергетику, которая может передаваться и влиять на человека,- предупреждают ученые. Вот и не верь им после этого!
Пересказывать содержание романа – дело неблагодарное. Сами понимаете. Лучше всего купить роман. У Машки. С ее сайта. Набрать в интернете ее звучный псевдоним Мерилин фон Попондетта. И дело в шляпе.
Честно высказать свое мнение о романе у меня не получилось. Я похвалила творение коллеги. Конечно! А что делать? Критика только убивает творца. Обламывает ему крылья. А нам же так летать охота!
– Забавно, не избито, скандально,…- С трудом подбирала я банальные слова. – Молодец! Давай дальше, в том же духе! Оттачивай перо!
Но, очевидно, Машка усомнилась в моей искренности и дала почитать свой шедевр соседям по хижине. Обычные папуасы Виминток Мабел и его жена Хули. Эти особи пенсионного возраста, которые всегда умильно с Машкой раскланивались, а Виминток даже кокетливо поправлял украшение на своей голове из перьев голубей, райских птиц, попугаев и стыдливо взбадривал свою котеку, чехол для пениса, выдолбленный из тыквы, вдруг перестали с Машкой здороваться! После того, как прочли Машкин шедевр. Особенно категорично фыркала и воротила свою пуританскую рожу вечно голая Хули с обвисшими сиськами. При виде Машки. А сам Виминток Мебел на Машкины наивные вопросы по поводу вдруг резко сменившегося настроения ответил.
– Фу! Как можно такое писать? И вам не стыдно?
Я запуталась в этом тяжелом, с рюшами пододеяльнике. Самая унылая работа по дому – менять чужую постель.
Тяжкие у помощницы по хозяйству обязанности!
Белье, подушки в роскошных французских шелках и кружевах.
Огромная кровать из дерева, украшенная резьбой и фигурками амурчиков.
Интересно, с какой стороны спит Гена? Где его место? Я интуитивно определяюсь, что Гена спит у стеночки.
Ну конечно, же! Муж женщины- командора спит всегда у стенки. Об этом свидетельствуют и характерные солнечные разводы на крыльях узорчатых бабочек, порхающих по матрасу на половине хозяйки. Маленькая женщина рождена для любви….
На половине Гены бабочки на матрасе первозданные. Лучше бы Адель купила наматрасник, чем бильярдин №3!
Нельзя так перениматься чужой энергетикой. Мне до утра снились эротические сны. Может, Машкина бешеная кровать навеяла. А, может, затейливые бабочки на матрасе Геныной постели.
И летали мы с Геной всю ночь по небу, на его джипе. И плясали желтые звезды, нам в унисон. И пела песню луна, дынная долька, кокетливо прыгая по забору и хитро щурясь на нас.
Адель в бассейне. Гена на диване. Я на своем месте, в своей униформе. Драю господские ступеньки из ценного бука. Каждому свое!
Ничего, Маруся! Прорвемся! Стройнее будешь!
Да я такую же работу делаю дома, только бесплатно! И миллионы женщин драят, парят, варят. А благодарность где? Мне хотя бы платить будут. – Утешаю я себя.
Я чувствую его настойчивый взгляд.
Ну, нет, я так работать не могу! Я подымаю голову от полированного бука и вопросительно смотрю на него.
– Мария! Вы могли бы спеть мне украинскую песню? Вы же поете собакам. Я слышал. А мне так тоскливо и скулить хочется.
Тайный кураж шаловливыми волнами подкатывает ко мне. Настроение игривое. Мои волосы, должно быть, сейчас мармеладно-апельсинового цвета! Сообразно настроению! Хотя, они прикрыты косынкой! На глазах очки.
Спеть – не переспать! Какой пустяк! Адель далеко, наворачивает напрасные круги в бассейне.
Отчего не порадовать Гену! Ведь мы уже так сблизились с ним этой ночью. В моем сне. Правда, он об этом даже и не подозревает.
Я принимаю позу фольклорной дивы. Буковая лестница, как сцена. Затягиваю грустную украинскую песню, под стать душевному состоянию Гены.
– «Стоит гора-а-а, высокая, а пид горою гай, тай гай. Зеленый гай, густесенький-ы-ыый, не йначе справжний рай!…»
Гена встает с дивана, идет к бару, достает бутылку с виски.
Налил полнехонькую стаканюру, сыпанул туда льда, да так, что жидкость растеклась по столу, и одним залпом вылил себе в рот.
Мое женское чутье подсказало мне, что пора убираться в свой домик.
Кто его знает, маленькие женщины ему нравятся или по – крупнее!
Я выбегаю из дома, привычно уцепившись за поручни, чтобы не навернуться на скользких ступенях.
Под открытым окном дома дружно сидят псы, навострив обрезки ушей – локаторов в сторону звуков, доносящихся из студии.
Вот, не зря я числюсь администратором украинского ансамбля «Гоп со смыком»! Петь хотя бы научилась! И мужикам и собакам нравится!
Я тут сделала открытие. Дом у хозяев новый. Осенью только построили. И это первая зима, которую они переживают. Так вот, их дом, который я вылизываю до последней пылинки и микробика, разрушается.
Стены трещат, кафель отпадает, балюстрады на парадной лестнице осыпаются белой известью, штукатурка вся на полу. Колонны рушатся! Бассейн весь в конденсате, в грибке и плесени. Парадное крыльцо не функционально. Опасно для жизни!
Халтурщики строили!
Гена нанял прораба, с бригадой гастарбайтеров из Днепропетровска, вбухал во дворец миллионы. Строил с размахом, не жалея денег. Высылал из Москвы столько, сколько требовал прораб. А прораб оказался ушлым, как и все прорабы. Экономил на стройматериалах. Поэтому дом Адели и рушится.
Свет здесь постоянно отключают и Адель с мужем Геной бегают к будке с генератором. Новый генератор все время барахлит. Водонагреватель тоже капризничает.
Аварии каждый день. Когда вырубается свет, то начинается маленькая катастрофа. То газ замерзает, то вода, то тепло отключается.
Сегодня была очередная авария. Прорвало кран горячей воды и затопило бойлерную. Хорошо, что котел не взорвался!
Они только тем и занимаются, что устраняют неполадки. Вызванивают мастеров.
А хозяин занят строительным бизнесом в Москве. Ну не абсурд ли!
– Сейчас я вас научу как пользоваться системой жизнеобеспечения всего дома. – Адель ведет меня в бойлерную с водонагревателем, где куча проводов и куча краников, а после мы направляемся в будку с генератором.
– Вот эту муфту сюда вставить, этот краник сюда, насос открыть, здесь закрыть. Вы хорошо обучаемы. Мы уверены, что вы не подведете, пока мы будем в Москве.
– Они сошли с ума!- Думаю я. Вот это будет катастрофа! Сами не могут справиться с домом, и думают, что у меня, конченного гуманитария, будет по-другому. Да для меня один вид их генератора внушает невразумительный ужас и желание смыться с места происшествия.
Но я аккуратно записываю на листке в блокноте последовательность восстановительных работ при ЧП.
– Мы довольны вами. Вы работаете быстро и качественно. – Говорит Адель. – Лучше, чем прошлая домработница. Мы хотим забрать вас с собой в Москву. Нам нужна домоправительница.
– Чего? -Я растерянно хлопаю ресницами. Такого я не ожидала.
– Мы хотим видеть в доме постоянного человека, что бы он нам был, как родной! Мы подпишем с вами договор на год. Хотя, лучше на 10 лет.
Я знаю, что могу быть добросовестной, но не до такой же степени! Из домработницы в домоправительницы! На десять лет! Ха-ха!
И я вежливо отказываюсь принять это предложение.
Да! Я слишком глубоко внедрилась в эту роль. Роль филиппинки. После этого я швабру и пылесос видеть не желаю. Да здравствует хаос, пыль и грязь!
Сегодня Адель все же вынудила меня подписать договор, выловленный, вероятно, из интернета и в некоторых местах коряво усовершенствованный ею.
В договоре значилось, что я предоставляю им бытовые услуги, как в доме, так и во дворе.
Я внимательно вчиталась в хитрый текст. Ого! На меня вешают еще и обязанности таджика! Зимой-метла и лопата. Летом-газонокосилка и шланг для полива травы.
– Значит, зарплату Радика вы отдаете мне? – Наивно улыбаюсь я.
– С чего бы это? Работы там не много. Вы шустрая, справитесь! А таджика мы увольняем весной. Нечего собакам полдня в вольерах сидеть! Подписывайте. Мне некогда, сумку надо в дорогу собирать. – Строго и очень жестко сказала Адель.
И я подписала этот документ. Липовый, не имеющий никакой юридической силы. Нотариально не заверенный. И дающий мне свободу в одностороннем порядке.
Пусть командорша, упоенная собственной значимостью и этой филькиной грамотой, быстрее улетает в Москву.
Надо же! Хотела меня закрепостить! На 10 лет за высоким забором! Нашла бесполое и безмозглое существо, смысл жизни которого вылизывать барские плевки.
Не выйдет!
Она балдеет, что может себе позволить купить прислугу из бывшего СССР. Таджик называет ее полным именем Адель Евгеньевна.
Собаки уныло сидят под дверью летней кухни. Морды скучающие. Глаза грустные. Никаких развлечений. Шерхан протяжно воет. И у меня бегают мурашки по коже, и становится муторошно.
По газонам бегать строго запрещено. Газоны и маленькая женщина с плеткой – понятия неразлучные!
Снежное безмолвие!
Кругом только горы, куда алабай, вероятно, мечтает сбежать. Пасти стада овец! Как было ему предписано по самому рождению.
Озеро у беседки все еще сковано льдом. Радик пробивает лунку для воздуха, чтобы форель Фаина не задохнулась. И бросает ей хлеб. Рыбу эту таинственную я еще не видела.
Я в летней кухне. Адель в своей гардеробной. Это надолго. Гена, очевидно, под телеком.
Ничего не случится с этими газонами! Они под снегом. Уже скоро весна! И все будет, как надо. Солнце, уже веселое и яркое!
И я беру оранжевый мячик и бросаю его на газон. Псы кидаются на мяч, с радостным лаем, сбивая друг друга с ног. Я бросаю второй мячик и сама лечу по заснеженному двору.
– Гордик! Взять палочку!- Кричу я ротвейлеру и подымаю палочку над головой. На меня несутся сразу две зверюги. И я бегу от них, по вязкому снегу и, падая, успеваю бросить палку подальше от себя, что бы тучный Гордик и ловкий алабай не сбили меня с ног. Гордик ринулся за палкой. Алабай ко мне.
Сбил своей мордой мою мышиную шапку, зарылся в мои волосы и я ощутила на своем лице его теплый шершавый язык.
Я раскраснелась, малиново-клубничные волосы рассыпались по спине, бедро мое в прозрачных колготках обнажилось. И я замечаю странный взгляд Гены, вышедшего на балкон с сигареллой в зубах.
Елки-палки! Прокололась! Непростительный промах разведчика! Никак я не хотела соблазнять хозяина. Просто моя женская сущность выпирает со всех сторон.
Вечно мужики на меня пялятся, вечно они чего-то от меня хотят!
Я прячу волосы под мышиной шапкой. И устало бреду в летнюю кухню.
Заходит Гена. И вежливо просит меня заварить ему чаю, на травах. Мол, сердце у него ноет.
Ну вот! Опять начинается! Сердце у него! На травах ему подавай! Извращенец!
Я чайной ложкой пытаюсь выковырять по нескольку сухих цветков ромашки, календулы, зверобоя из аптечных коробочек, купленных Аделью для улучшения цвета лица. По моему, кстати, совету. А-то ходит бледной поганкой, нанюхавшись ариеля.
Сухие соцветья не выковыриваются. Я замечаю, что Гена настойчиво смотрит на меня. Мои руки подленько дрожат. И вместо нескольких цветуечков в заварник летит по полпачки лечебного сбора. А Гена буравит меня взглядом. Я наливаю крутого кипятка. Чай моментально становится ядовито коричневым. Пусть пьет! Может, попустит мужика.
– Вы играете в бильярд? Слышу я его сдавленный голос сзади.
– Нет. Только в шахматы.
Адель часто уезжает в город, оставляя своего мужа со мной. Она настолько уверена в своей неотразимости! И совершенно не допускает мысли, что я интересная женщина. Для нее я только прислуга. Какая легкомысленность!
Это она зря!
Хотя, я не способна повторить подлый поступок новой жены моего родного мужа, которая разбила чужую семью.
На чужом горе, утверждает народ, счастья не построишь. Но, как показывает жизнь, еще как построишь!
Наша новая жена разъезжает по миру вместе с моим мужем. И пользуется всем тем, что раньше принадлежало нам. Вилла в Болгарии, деньги на счету, спортивное тело моего мужа, в конце концов. Она состоялась, и как женщина, и, как статусная единица общества.
А до этого она меняла памперсы брюзжащим старушкам, выполняя функции сиделки в одной экзотической стране, где растут авокадо и где ее и нашел мой любвеобильный муж.
Ну, что ж! Все в нашей жизни течет и меняется. Я рада и за нее и особенно за мужа. Он мне как-то звонил, хорошо нагрузившись коньяком, и хвастливо докладывал, что все его сексуальные фантазии, которые я игнорировала, теперь лихо исполнены. И, что каждый сантиметр нашей виллы в Болгарии наполнен энергетикой их любви и секса.
Любви ли?
Но мне это уже по барабану! Я летаю над всем этим, с дулей в кармане и лишь равнодушно поплевываю с высоты.
Сегодня воскресенье. И у меня выходной. Законный. Один раз в неделю, кстати! Вместо двух. В нарушение прав человека. Хотя, я смиренно приняла эти кабальные условия маленькой хитрой Адели.
Я валяюсь в своем гостевом домике с Ремарком в постели. А с кем еще?
И получаю удовольствие от умного и талантливого классика. Адель в городе.
Только что звонила Светка-соседка. Уж очень ей любопытно, как продвигаются мои литературные мастер-классы для «одного богатого москвича».
Надо же! Поверила! Чем абсурднее вымысел, тем в него легче верится!
Стук в дверь.
– Входите!
На пороге Гена. Как все же он похож на этого теннисиста Андре Агасси!
Странно, чего ему здесь надо? То ли, Гена подшофе, то ли решил со мною в шахматы сыграть! Лучше уж в теннис.
Но Гена смотрит на меня изумленно, вытаращив глаза, будто впервые видит.
И я понимаю, что Гена на самом деле видит меня впервые. В таком виде. Без рабочей униформы. Без дурацкой шапки, скрывающей мои волосы. Без дебильных очков.
На мне лишь маленькое оранжевое платье. Оно облегает мою фигуру. Оголяет длиннючие босые ноги. Цвет платья гармонирует с цветом распущенных волос.
Сегодня они медово-гречишные! Сменили оттенок сообразно расслабленному настроению безмятежной радости.
Я смотрю на Гену. В его руках какая-то брошюрка. Гена смотрит то на меня, то на журнальный столик. Там стоит мой открытый ноут-бук, с кустодиевской купчихой, ставшей фоновой картинкой моего рабочего стола.
У купчихи, в исполнении украинской художницы Вальки Бомбейкиной, золотисто-огненные локоны, буйно выбивающиеся из-под чалмы и тонкое кокетливое лицо, очень уж напоминающее мое.
И я понимаю, что моим шпионским играм пришел конец. Наверное, и Гена понял, что я их развела.
Он едва справляется с эмоциями и протягивает мне брошюру.
– Я хотел вам подарить песенник русского народа. Украинские вы знаете. Может, и эти понравятся?
– Спасибо.
Я смотрю на Гену. У него глаза, как у Гордика, когда я чухаю того щеткой по жирным бокам. И я почти с усилием гоню Гену из домика.
Я не люблю серых ворон!
Завтра я остаюсь одна. Один дома! Не считая девчонку Анжелику, таджика и двух волкодавов.
Степень ответственности серьёзная. Таджик удавится от зависти и злости! Нет, мне не страшно. Страшно было в служанки решиться.
С Ажеликой я справлюсь. Девочка-мажорка, удивительно вежливая. Очень трепетная. Томная. Напоминает нежную кошечку Мурочку. И мяукает. Натурально.
– Анжелика, ты где?
– Мя-у?
– Я возьму Ремарка почитать?
– Да-у!
Курево, пиво-это мимо нее, как говорит Адель. Папа ее очень любит и беспокоится на тему будущего жениха: лучше пусть бедный, но порядочный! А денег, мол, хватит!
Утром ей надо приготовить овсянку, бутерброд с чаем и отправить в колледж!
С собаками тоже не должно быть проблем. Гордик свой в доску. Неотрывно бегает за мной по поместью. Собачкой по пятам! Шерхан, вроде, тоже миролюбив. Хоть и хитер. И оба ко мне не равнодушны.
Ну, не должны животные причинить мне вред. Я кормлю их, балую, играю с ними. В них, мне кажется, больше человечности, чем в некоторых двуногих.
Таджик. Это меня очень беспокоит.
Да! Без ложки дёгтя не обойтись нигде! Иначе жизнь неинтересна. Это я про таджика. Может, поговорить с ним? Сказать, что в его семье деньги зарабатывает он. А в моей, так уж вышло, я. И некому мне помочь.
Ну, нет! Это дурные мысли. Благородства я за ним не замечала. Надо держать дистанцию. А то охамеет. Это из серии: дашь палец, всю руку откусит. А я еще, чужестранка, из экономически отсталой Украины, о которой он, конечно, наслышан! Только дистанция!
Адель в парилке. Это надолго. Все пытается сбросить лишний вес.
Я в летней кухне. Лежу на диване, смотрю телек. «Прокурорская проверка». Умеют киношники втянуть зрителя в телевизор. Мне пора уже песикам их порцию форели выдать. А я не могу оторваться от перипетий фильма.
Заходит Гена. Как все же он похож на Андре Агасси!
– Лежите, лежите! У меня к вам вопрос, Мария!
– Какой?
– Картина у вас дома? Купчиха. Я бы хотел купить ее. Это возможно?
– Она, конечно, мне дорога… Но,.. зачем я вам? Хотя, для вас, я готова…
– Сколько?
– Шесть тысяч долларов.
– Заметано. Дайте мне на всякий случай ваш украинский телефон.
Тут резко открывается дверь и появляется Адель, красная после бани, распаренная. Смотрит на нас с Геной подозрительно.
Я беру тазик с форелью и выхожу к собакам.
Глава 8.
Адель с мужем улетела в Москву. Я одна на хозяйстве.
Когда на третий день вырубили свет, я со свечой и со шпоргалкой по ЧП летала по дому, от бойлерной, к генератору. И назад.
Все обошлось. Дом не взорвался.
Но, начал течь бассейн. Подвал, под бассейном, затопило. По коридорам поплыли пустые коробки. Ящики со спиртным, овощами и фруктами наполнились водой.
Мы с Анжеликой вытащили пять ведер воды из подвала. А потом, вдруг, я поняла, что в этом домике, схалтуренном добрыми работягами-земляками, все может статься.
И потолок обрушится. И бассейн затопит. И замурует нас в подвале под тоннами голубой воды, с ведрами в руках.
И я решила оставить это гиблое дело на самотек.
А таджик выпустил воду из бассейна.
Анжелика не ходит в школу уже неделю. Из-за метели и ветра в Краснодарском крае отменили занятия. Она весь день валяется в студии, под телевизором, ест только сладости. Не притрагиваясь к моим борщам, плову и сырникам.
Я выгребаю из-под нее мешки с фантиками. И сигареты. Спит она тут же, падая с дивана. А не у себя в спальне.
Музыка ночью гремит на весь дом и я встаю выключаю телек.
Все дети одинаковы.
В обед Анжелика пришла ко мне со списком в магазин.
– Чего купить?- Томно мяукнула она.
– Барни, чипсов, шоколадки… -шучу я, видя ее привычки питания.
– Пива. – Мурлыкнула все понимающая Анжелика.
И приносит на самом деле барни, чипсы, шоколадки, сладкую воду… Целый мешок. Валится на диван, уставясь в телевизор.
Ночью, когдя я уже спала, случилась мистика. За окном кто-то ухал. Выл Шерхан, страдающий по свободе и горам. А по внутренней дорожке подвесного потолка в комнате кто-то бегал. Он с упорством маньяка наворачивал круги, вернее квадраты. Страшно стучал когтями. И наводил на меня ужас.
Я включила свет. Роскошный потолок с шикарными люстрами и цветными подсветками засиял бриллиантовым свечением.
Бег не прекратился. Я на цыпочках открыла дверь своей комнаты и постучала к Анжелике. Анжелика еще не спала.
Мы принесли в комнату стремянку и …ничего не смогли увидеть. Голову за подвесы потолка не засунешь! А этот зверь все бегал, без остановки, очевидно, не находя выхода.
Кто это? Мышь, куница, птица? И как она туда попал?
Ну, мы же помним, кто строил дом..!
А, вдруг это привидение? Сумасшедшей жены мистера Рочестера? Или домработницы Ларисы из Луганска? Для меня так и осталось тайной, куда она подевалась после встречи с Шерханом.
Мы с Анжеликой, почти дрожа от страха, начали подыматься на чердак по крутой буковой лестнице. За нами смело увязался кот Вареник. Он ничего не боялся, и это придало нам уверенности. На чердаке было темно, как в пасти афроамериканца. Мимо наших лиц, чуть не задев крылом, метнулась летучая мышь. Мы вскрикнули и трусливо сбежали с чердака. Позвали кота. Но отважный Вареник остался на чердаке.
Звонит Мерилин фон Попондетта.
– Ну, что, аферистка! Тебя еще хозяева не разоблачили?
– О чем ты, Маша! Я тут вкалываю, не разгибаясь! Даже благодарность от хозяйки получила в виде повышения. Мне теперь предложили стать домоправительницей. Так вжилась в образ!
– А я работаю в папуасском борделе. Администратором. И меня хозяин тоже хвалит.
– Вот видишь, какие мы талантливые! Нашли свое место под солнцем!
– У меня появился интересный читатель, житель Попондетты. Туй Нильс Миклухо- Маклай. Его предок, как утверждает этот светло-кучерявый туземец, потомок куренного атамана Войска Запорожского Охрима Макухи, тот самый знаменитый путешественник. Он в свое время соблазнил туземку и родился этот Туй Нильс.

Так он на тебя очень похож. Такой же жулик!
Он, чтобы не работать у себя в банановой конторе, решил сделаться больным. Купил книгу по медицине. Выбрал подходящую болезнь. Депрессия. Вычитал симптомы. Морда унылая, вся в складках депрессивных, губы вниз опущены, нога волочится. Все по науке. И так все три месяца под дурака и косил. А денежки получал исправно.На такое не все местные способны!
– Туй Нильс жил согласно своим украинским корням.

Адель с Геной уже неделю в Москве. Когда приедут, не ясно.
Я привычно кромсаю говядину для песиков. И несу им в вольер. С дерева слетает черный Пармезан с оранжевым клювом и громко, и нагло начинает требовать у меня пищу. Бросаю и ему кусок сыра.
Во дворе таджик. Гребет лопатой снег. На улице зимний сказочный пейзаж.
Псы закрыты в вольере. Только носы торчат из теплых, подбитых мехом песца деревянных домиков.
Таджик стучится осторожно в стеклянную дверь летней кухни. Просит горячей воды. Вижу, совсем замерз мужик. С носа сосулька свисает. Я наливаю ему горячего чая с медом. Ссыпаю в тарелку бубликов с маком. И щедро отгребаю нарезанной говядины в пакет. Псы не обеднеют! Мяса у них завались. Протягиваю ему.
– Возьмите на жареху. Отличная говядина!
Таджик секунду растерян. Потом улыбается, благодарит меня и уходит.
– Вы из Таджикистана? – Сую я свой любопытный нос ему вдогонку.
– Нет, я из Узбекистана. Из Ташкента.
Приехали! – Думаю я про себя. – Адель не разбирается в национальной особенности своих работников. Да, ей это, наверное, без разницы! Что таджики, что узбеки – один хрен!
– А где вы работали у себя дома? Вы кто? – Продолжаю я любопытничать.
– Я бизнесмен. – Гордо заявляет узбек.
– Ну, да…- Теряюсь я, не зная, что сказать на такое неожиданное открытие.
Сегодня я опять порадовала узбека. Отдала ему нетронутую кастрюлю плова, жареную форель, вместе со сковородой. И кусок пармезана. В печенках уже сидит у меня этот пармезан! А так же палку сервелата и пакет сосисок.
Анжелика не ест нормальную пищу. Я тоже разбаловалась. Сижу на одних фруктах и шоколаде.
Но готовить все равно приходится по требованию Адели.
То супчик свари, то капусту стуши, то сырники… Она звонит из Москвы каждый час и координирует нашу жизнедеятельность.
Кому готовить? Анжелика не притрагивается к человеческой пище. Я мягко ее призываю к правильному питанию, но ее привычки были заложены еще давно и не мной. И я ее понимаю. Я сама уничтожаю шоколад «Аленка», щербет, пастилу, зефир из яблочного пюре и патоки, шоколадные конфеты «Белочка».
Вчерашнее не ем. Как и хозяева, которые выбрасывают продукты в мусор уже на следующий день.
Узбек стал шелковым. Здоровается первым, улыбается, расчистил площадку возле моего гостевого домика, выбил лед из коврика перед моим порогом, хотя я живу сейчас в господском доме по требованию Адели.
И просушил вместо меня подвал после потопа.
Каждый день отдаю ему пайку продуктов. Хорошо быть благотворителем, за чужой счет! Узбек рад радешенек. И я не удивлюсь, если он открыл у себя на даче маленькую столовую для своих земляков. Бизнесмен же!
Лишь бы Адель не узнала. Но, она не обеднеет. Все равно выбрасывает деньги на ветер.
Я наполняю плоский прозрачный контейнер крупами, хлебными крошками и ставлю на стойку вольера. Сразу же налетают птицы, разные, мною невиданные. Узнаю только воробьев, синичек и сороку. Они начинают клевать пищу, но тут с дерева камнем слетает Пармезан, наш домашний черный дрозд с желтым клювом. И начинает разгонять и долбать всех птиц по мозжечку.
И тут своя дедовщина!
Мне уже пора бы стать тренером по мотивации. Собак, дрозда, Гену и узбека я уже приручила.
Узбек Радик сказал после принятия очередной порции продуктов, что не хотел бы, что бы я когда-либо уехала от них.
Еще бы!
Сегодня Анжелика ласково терлась о мой бок, как та кошка. Едва не мяукая.
– Чего Анжелочка ты хочешь? Может, сырников со сметанкой?
– Нет, – Мурлыкнула девочка. – Можно я приглашу домой одноклассников? Только, чтобы мама не узнала.
– Хорошо,- Согласилась я.
И мы заключили с ней тайный союз. Дозволенности и молчания.
Мы с Анжеликой, засучив рукава, работали на кухне. Резали, крошили, варили, жарили.
К обеду в ущелье приехал на автобусе весь ее класс.
Весь дом и все подворье до утра радостно светилось щедрым светом фонарей, иллюминации и подсветки. Было шумно, весело.
Деточки орали, бесились, плавали в бассейне наперегонки, томно парились в бане, отчаянно таскали железо в спортзале, самозабвенно истязали котов.
Когда к обеду следующего дня автобус вывез усталых одноклассников, мы с Анжеликой вновь засучили рукава. Полдня драили и мыли весь дом после этого мамаева нашествия.
А мусорный контейнер, переполненный банками из-под пива, рассыпал по черным мешкам узбек Радик.
Адель не должна ничего знать.
Вчера прилетела Адель из Москвы. Без мужа. Ехала на таксо из Анапы. Геленджик не принимал. Барыня не в духе. Может, опять с Геной поцапалась? Только бросила сумку «Луи Виттон», сразу пошла по дому вынюхивать, где мои косяки.
Не нашла. Я бдительна. Настроение ее ухудшилось.
Вышла во двор.
Нашла! Кто ищет, тот всегда найдет!
У собак замерзла в корыте вода. Это мой косяк!
Начала ругаться. Выдавать таких «чернобурок»!
Она права. Но были заморозки и вода превратилась в лед.
А потом мне досталась еще одна порция «чернобурок». За Анжелику. За то, что девочка растолстела за две недели. На семь килограммов. Ну, тут я тоже виновата – девочка ела только сладости, а я не смогла ее переубедит, что это вредно!
Адель глянула внимательно и на меня, на мое округлившееся от конфет лицо и, как-то злорадно передернулась.
Я жизнелюбиво нащупала дулю в кармане.
Утром Адель нашла еще один косяк – лед на второй ступеньке дома, которой мы не пользуемся. Но это территория таджика. Вернее, узбека.
Она его вызвала по телефону, в 9 утра. Хотя он приходит всегда к обеду, чтобы не тревожить нежный сон хозяев-сов, гремя своими лопатами.
И начала выдавать ему таких «песцов», что «чернобурками» здесь уж не отделаться!
Ей 38, ему 53. Он стоял, опустив голову, она орала, стыдила. И, казалось, вот-вот замахнется плеткой, которая почти всегда находится у нее в руках.
Я сразу забыла о своем статусе безропотной и безмолвной филиппинки. И начала за него заступаться. Что, мол, снега навалило под два метра! Не успевали разгребаться! В крае ЧП-крыши срывало! И что только сегодня иссякли морозы, и стало таять.
И, что все прекрасно и уже почти весна! Короче, разрядила обстановку.
Когда узбек ушел, Адель миролюбиво сказала.
– В Москве нет бильярдина №3. Никакого!
А потом подумала и добавила.
– Мария, со следующей недели мы увольняем таджика. Вы будете выполнять и его работу. Как мы договаривались.
Я, молча слушаю Адель, и понимаю, что барыня очень заблуждается.
А на следующий день узбек горячо меня благодарил.
– Спасибо вам, за защиту. Иначе бы она меня убила.
Я ему кастрюлю плова на радостях отдала. А заодно соленую семгу и лоток яиц.
Ночью опять мело. Ветер нещадно рвал крышу. И мне казалось, что дворец, возведенный мошенниками-земляками, вот-вот рухнет. Порывами воздуха из-под навеса выдуло во двор пустую столитровую канистру для солярки. И баловник Гордик чуть не подвел нас под монастырь и себя тоже. Ротвейлер начал ожесточенно гонять ее по двору. На мои трусливые «Фу!» и просьбы отдать канистру пес по-детски не реагировал. А потом сгрыз канистру на шматки.
Пока Адель была от нас в безопасной сахарной неге утреннего сна, мы с узбеком скрыли следы преступления. Собрали осколки канистры в большой черный пакет, и Радик вынес его за территорию дома.
Уже растаял снег. Солнцем залито все вокруг. Сверкают зеленые газоны. Озеро, у беседки, освободилось ото льда. И я увидела Фаину. Она всплыла, схватила кусок хлеба, вильнула серебряным хвостом и ушла на дно.
Шерхан и Гордик весь день ничего почему то не едят. Что-то чувствуют. И я знаю, что.
На летней кухне хозяйничает Адель. Вычесывает белую лохматую кошку Анфису, стрижет с нее клоки шерсти. Пол кухни, подоконники – все в белом пуху. Тут же Анжелика, с виновато склоненной головой. Стоит в позе царевича Алексея, которого допрашивает Петр Первый на картине художника Николая Ге.
Адель орет на дочь.
– Куда ты могла потратить 45 тысяч рублей? За полторы недели!
Анжелика мужественно молчит. И я поджимаю свой воображаемый хвост.
– Куда-куда! На своих одноклассников! Ребенок решил оторваться от мамочкиной опеки. Ребенок почувствовал свободу. – Мысленно вступаю я в схватку с хозяйкой.
– Не без твоего, между прочим, порочного попустительства! – Шепчет мне моя совесть.
Чем больше молчит Анжелика, тем больше кричит Адель. Не стесняясь меня. Филиппинок никогда не стесняются!
Моему терпению приходит конец. Моя душа не в силах дальше страдать.
– Адель! Я уезжаю.
– Чего? Куда это вы уезжаете?
– Уезжаю, домой.
– Позвольте! Как это? Чего это? У нас с вами договор на год!
– Выбросьте эту филькину грамоту! Я уезжаю сейчас. И ни минуты не останусь здесь.
– Почему? Вы только два месяца отработали! Я уже и таджика уволила. И я опять в Москву улетаю. Никуда вы не поедете.
– Я еду сейчас.
– Я вас не рассчитаю.
– Не надо. Я пешком пойду.
И я пошла в гостевой домик, собирать вещи. Два пакета со страшненькой одеждой выбросила в мусорный контейнер. Туда же полетело мое серое платье из «Хуманы», очки и серая шляпка.
Гордик и Шерхан окружили меня и сопроводили до моего домика. Смотрю, уселись у меня под дверью. В глазах печаль.
– Ну, что, Пацаны! На свободу с чистой совестью?
Пацаны чувствуют, что я сбегаю. Лижут мои ладони, тычутся в меня носами и дружно виляют купированными хвостами.
Звонит Адель.
– Мария, что случилась? Почему вы вдруг решили уехать? Такого не бывает, что бы вот так вдруг, без причины!
– Бывает, Адель. Я уезжаю.
– Тогда выбирайтесь сами из ущелья. Я вас не повезу в город.
Мой ноутбук и самое необходимое поместились в одну сумку. Туда же я бросила русский песенник, подаренный Геной.
Звонок на мобильный. Гена?!
– Мария, не уезжайте! Без вас наш дом будет одиноким.
Заходит Адель. Не в силах скрыть злость.
– Я отвезу вас в Геленджик. Это моего мужа благодарите! И деньги вам выдам. Я не такая подлая, как вы думаете.
– Я знаю, Адель, что вы хорошая.
В машине тягостное молчание. Адель гонит со скоростью 120 км. в час. Опять демонстрирует себя. Я напряженно вжимаюсь в кресло. На ней черный спортивный костюм «Адидас» и черная бейсболка.
– Я никогда больше не возьму в дом украинку. Я дважды наступила на одни и те же грабли. Лучше из Филиппин выпишу прислугу.
Мне не хочется разговаривать с маленькой женщиной, «рожденной для любви»
Толку от такой ее любви! Если дом ее рушится, муж заглядывается на другую. А дочь, узбек и собаки боятся ее до обморока.
Адель вывезла меня на трассу к городу и, мелочно швырнув мне только триста долларов вместо месячной зарплаты, трусливо дала по газам.
Кинула, одним словом!
Ну что делать в таком случае? У кого, какие рецепты?
Я сделала проще. Вытащила из кармана дулю. Самую настоящую, заскорузлую от труда и загорелую на черноморском солнце.
Да хрен с тобой! Подумаешь! Я и дома заработаю, и больше!
Елки-палки! Я тут на чужбине, а в Киеве уже тепло! А дома хорошо! Скоро абрикосы зацветут! Сирень в ботаническом саду распустит свои буйные ароматы. И нюхать ее приедут даже из Японии!
Глава 9
Я легко добралась до Новороссийска. На свете есть добрые люди! Какой-то местный грек довез меня туда на своей «ладе» совершенно бесплатно. А там я купила билет на автобус, до Украины.
Мы доехали до порта «Кавказ». Потом въехали на паром. И, сидя в автобусе, поплыли по морю, через морскую переправу, до порта «Крым».
Путешествие было бы не долгим, если бы не задержка на таможне. Мы вышли из автобуса и выстроились в очередь на пропускном пункте порта «Кавказ».
Российские таможенники с собакой-шукачкой вынюхивали наш автобус. Коричневая собака породы спаниель была вся уставшая, изможденная, ее лапы и шерсть были в грязи. Бедное животное! В вечной кабале! Несет тяжелую службу. За миску каши!
Пограничник, интересный молодой мужчина, долго рассматривал мою фотографию в паспорте, сличая со мной.
– Да, я это! Я! Только похорошела на морском курорте!
Пограничник улыбнулся и нехотя отдал мне паспорт, провожая меня одобрительным взглядом.
– И собаку-шукачку свою искупайте.- Ляпнула я на прощание.- И не эксплуатируйте ее так! Не имеете права! Собаку жалко. И за страну обидно!
Пограничник снова улыбнулся.
– Это не к нам. К президенту.
Наш паром с автобусом ретиво движется из России в Украину по колотому льду замерзшего Азовского моря. Чайки кружатся над нами, привычно требуя корма.
Я закрываю глаза.
Яркая картинка нагло лезет в голову. Я и Гена. И 6 тысяч долларов. На блюдечке.
Ничего себе!
Мы пьем чай. По – старинке, как купцы в провинциальном городишке! На моей кухне в Киеве. На мне эта купчихина чалма и ее пышный бюст.
Нет! Только не это!
Я насчет пышного бюста! Ну и Гены тоже. Мои мысли легко исполняются.
И я гоню прочь это навязчивое видение.
Моему приезду все домашние были рады.
А как был рад Вовочка Черняев, когда я принесла в бухгалтерию всю сумму, которую должна была выплатить по решению суда!
На следующий же день, на мои деньги, начали ремонтировать рассыпавшееся крыльцо у моего подъезда, с которым я доставала Вовочку уже не один год.
А дело в том, что неожиданно позвонил Гена на мой украинский телефон.
И потребовал немедленно передать ему поездом «Купчиху», с золотисто-огненными локонами.
Я вручила Анечке, проводнице поезда Киев-Москва, «Купчиху», запакованную в полиэтиленовый мешок, 100 долларов гонорара, и справку о том, что эта картина никакой культурной ценности для Украины не представляет.
Деньги, шесть тысяч долларов, Гена выслал мне через Приватбанк. Сразу же после своего звонка.
Куда он повесит эту картину и зачем она ему понадобилась, ума не приложу! Ведь, не будет же он расстраивать свою жену Адель!
И для меня это пока загадка.
Ну, что ж! Не получилось из меня филиппинки. Тихой, безропотной и услужливой.
Так уж вышло.
Я украинка. Все дело, видимо, в корнях. Как у Машкиного Туя Нильса Миклухо-Маклая, который жил, согласно своему украинскому происхождению.
Не все знают, где находится страна Украина, но мужчины всего мира хотят видеть рядом с собой украинку! Ведь мы самые красивые, женственные, терпеливые и умеем наладить быт.
Но, терпеливые мы до поры до времени! Не в пример другим! И умеем за себя постоять. И потому, трепещите мужчины всего мира!
Не случайно на нашей земле, по сведению историков, когда-то жили жуткие, наводящие на мужиков ужас, племена женщин.
15.03.12.
Темное ущелье – Геленджик – Киев.