Густые заросли папоротника хлестали его по груди, ноги путались, бежать было тяжело, а он бежал, бежал долго, иногда спугивая красавцев-глухарей, попадавшихся на пути. Со стороны казалось, что этот маленький, мчавшийся неизвестно куда лосенок скрывается от преследования. Он остановился, когда в лесу стало совсем темно.
Мохнатые ели, древние и чудовищно странные, шипя и качая вершинами, обступили малыша. Но страха лосенок не чувствовал, его глаза были влажными, он тяжело дышал.
Ему представилось раннее летнее утро, восход солнца. Вместе с лосихой он стоит у водоема, наполняющегося розовым, как горизонт, цветом.
Невдалеке ударила хвостом крупная рыба, лосенок вздрогнул.
Ранняя свежесть бодрила, лосенок, резвясь, побежал кругами по мокрому от росы лугу, оставляя на траве свежий след. Из орешника доносилось кукование кукушки. Разноголосый хор птиц был слышен далеко вокруг, даже в деревне.
Большинство жителей уже проснулось, каждый занимался своим делом. Митрофан поднялся раньше всех: на ночь на лосиную тропу он поставил петлю. Ночь спал плохо: ворочался, мечтал, как попадется ему лось. «Донесу кусками, – думал браконьер, – никто не помешает, лесник уехал». А утром, злой, встал, взял топор, мешок, хлопнул калиткой и пошел в лес.
– Куда ты так рано собрался? – спросила его соседка.
– Не твое дело, в лес, за грибами, – проворчал он.
Соседка только покачала головой: не нравился ей Митрофан, что-то грубое, зловещее было в нем, слова сказать нельзя.
А тем временем лосиха шла по хорошо знакомой тропинке к водоему, лосенок бежал рядом. Встречавшийся на ее пути орешник больше обычного мешал идти, шлепал мокрыми листьями по телу.
Вдруг что-то жесткое, холодное сдавило шею. Лосиха дернулась вперед, еще и еще, а петля все сильнее стягивала ее горло. Она в минуту страшной боли протяжно и жалобно застонала, затем медленно опустилась на землю.
Лосенок стоял в нерешительности. Он видел, как постепенно синеют у лосихи губы, становятся стеклянными глаза, и только сейчас со всей ясностью понял, какое горе свалилось на него. На его печальных серых глазах выступили слезы, к горлу подкатился горький комок, дышать стало трудно. Лосенок бросился в чащу, рассекая ветви грудью.
…Лесник Василий вернулся раньше срока с областного совещания, в этот же день. Теперь он осматривал заповедник. Душа радовалась, пела…
«Красота-то, какая, – подумал Василий, – жалко, не всегда замечаем мы ее…»
Уважают люди этого человека. Несмотря на свои уже немолодые годы, он выглядит молодцевато, любит дело, которому посвятил жизнь. Нередко достается браконьерам от его справедливой сильной руки.
Засвистел задорно лесник, почти сразу же, как эхо, отозвался из кустов соловей.
– Узнает, – радуясь, сказал Василий. Одиночество научило его разговаривать с самим собой. Тяжелое горе принесла война – погубила всю семью. Только здесь, в лесу, вместе с деревьями, птицами, зверями находил он утешение. Неправда, вовсе не одинок Василий: верный его помощник – собака, преданная, не раз выручавшая его из трудных положений; нередко в гости приходят лесные красавцы – лоси, а по весне прямо на крыше поселилась пара грачей.
Идет лесник, улыбается, полной грудью вдыхает свежий воздух.
Но что это такое?
Лесник замер на месте: перед ним лежала мертвая лосиха.
Еще одна морщина глубоко прорезалась на его лбу, он кинулся к лосихе, но потом в раздумье остановился перед ней, отошел в сторону и решил ждать преступника.
«Надо же, – думал Василий, – не успел глаз отвести, как заварили уже кашу. Откуда только такие люди берутся? Чего им не хватает? Обязательно нужно напакостить, нагадить».
Свернул цигарку лесник, закурил. «Ничего, скоро наступит время, когда лесные звери будут ходить к человеку, как к себе домой. Человек и природа станут большими друзьями…»
Ждать пришлось недолго: невдалеке послышался хруст веток. Хотя Василия не было видно за кустом, он интуитивно пригнулся еще больше, крепче сжал старенькую двустволку. Показалась массивная фигура Митрофана. Осторожно, озираясь по сторонам, он подкрался к лосихе. Глаза его засверкали от радости, дрожащими руками достал он топор. Намахнулся и… выронил его.
Глаза Митрофана сначала выразили недоумение, испуг, потом наполнились злостью. Прямо перед ним возникла широкая грудь Василия, державшего ружье.
– Стоять! – грозно приказал лесник, – теперь не уйдешь от закона, ответишь, как полагается, за всё. Сколько раз я предупреждал тебя, выходит, что напрасно, ты опять за свое, Митрофан?
Браконьер покорно молчал: знал, что не отвертеться ему теперь. К вечеру Митрофан был доставлен в милицию.
…Нежно, привлекательно светит окно в доме Василия, зазывает проходящих своим светом, говорит, что здесь живет человек с добрым сердцем. Привлек этот свет и нашего лосенка. Проголодавшийся малыш подошел к крыльцу, ткнул мордой в дверь. Василий вышел, но дикий лосенок отбежал в сторону.
– А-а-а, пришел, – ласково протянул лесник, – проголодался, сейчас я тебя накормлю.
Василий пошел за едой.
…Время шло, вырос лосенок, стал большим красивым лосем, но не забывает лесника, часто наведывается, подойдет к крыльцу, ткнется мордой в дверь и ждет хозяина. А тот выйдет с куском хлеба и позовет: «Алешка, Алексей, ну иди сюда».
По сей день длится дружба человека с лесным жителем. Не зря так долго куковала тогда кукушка, может быть, она сулила долгую жизнь лосенку.