во всяком случае, по себе грустно знаю,
что русские привычки не приносят счастья
Лимонов. «Это я – Эдичка»
1.
За стенкой всю ночь трахались.
В этих апартах слишком тонкие стены.
И перекрытия тоже.
А в шесть утра просыпается детский выводок наверху. Бам-бам. Скачут прямо по моей башке.
За стеной справа всегда работает телевизор и курят траву. Запах несёт через вентиляцию.
Слева живёт отставной коп. Он жарит мясо и баб. Мясо жарит на своем балконе, у него там барбекюшница. Бабу жарит дома. Судя по однообразным воплям, она у него всё та самая, но с ним не живёт, поэтому я не уверен. Всё хочу застать её, выходящей из его квартиры. Но она уходит рано утром, когда я наконец засыпаю.
Еще чёртова простата меня донимает. Это потому, что у меня никого нет. И возраст. А ещё я мало двигаюсь. Ходить тут некуда – кругом сплошное шоссе. А потеть в местном фитнесе, у меня нет ни сил, ни желания. Спортивной формы, если что, тоже нет.
Короче, за стеной опять всю ночь трахались.
Матёрый всё-таки он мужик, этот отставной коп. Чего уж там.
Как-то в общественной бане я подслушал разговор мужиков в парилке. Я тогда был еще совсем щегол, а им, наверное, ну как мне сейчас. То есть лет сорок пять. Почти старики, короче. Один другому жаловался, что стал быстро выдыхаться. Вот раньше, говорил он, прешь её час, а потом на кухню выйдешь, стакан опрокинешь, в форточку подышишь и снова час её прешь. Я даже оглянулся посмотреть, что он за зверь такой.
Короче, пока коп дышал в форточку и пёр свою подругу, я никак не мог заснуть и от нечего делать думал всякую ерунду.
Сначала я, естественно, думал почему они тут так по-идиотски строят дома. Цены на недвижимость — ого-го, а дома хлипкие. Реально, если тут кто-то начнёт палит из пистолета, то пуля легко соберёт все комнаты. Как бусы на нитку. Это я, кстати, видел уже в каком-то фильме. Вот только в каком?
Потом я стал подсчитывать, сколько у меня осталось денег. Наличкой четыреста двадцать три доллара. Счёта у меня нет. Чтобы его открыть, нужно взять человека, кто пойдет со мной в банк. Кроме бывшей жены, я тут никого не знаю. А у нее, типа, работа. Да и к чему мне счёт? Денег больше от этого не станет.
Женщина за стеной принялась подвывать. Ей-богу, я бы постучал в стенку. Но тут у всех оружие и стены хлипкие. Вдруг коп начнет палить через эти хлипкие стены.
Я встал. Попил воды из-под крана. Потом открыл окно.
На улице пока холодно. Примерно, как у нас летом. И это апрель. Страшно подумать, что здесь творится в июне.
Чёрные деревья и ветер. Блестят припаркованные автомобили. Огромный пёс бежит вдоль ленты тротуара.
Женщина за стенкой замолчала. Видимо, коп тоже пошёл подышать в открытое окно. Стоит сейчас и тоже смотрит на чёрного пса. Потом вернется к ней. Вот только мне возвращаться не к кому.
2.
Бывшая жена устроила мне выступление в местной библиотеке. Уж не знаю, чем я это заслужил.
Заехала за мной на своей машине. У меня машины нет. Зачем она мне? Я всё равно плохо вожу.
По пути мы, конечно, поцапались. И всё, как обычно, из-за детей. А если точнее, из-за методов воспитания. Я думаю так, а она иначе. Разобраться кто прав, не выходит. Всё равно всё сводится к тому, у кого больше прав. Поэтому я затыкаюсь первый.
Библиотеки — это такой дом престарелых для книжек.
Перед входом в зал висел на скотче листок. «Такой-то такой-то. Драматург и автор хоррора из России. Творческая встреча на русском языке». Звучит так, как если бы я весь хоррор в России устроил. Не зря у меня с утра кололо в левом боку. Я вспомнил, что не завтракал и почти не спал.
Я поздоровался. Народу было прилично. Одиннадцать человек. Считая меня.
В основном, пыльные тетки. И пара таких же пыльных мужиков. Некоторые в масках. Последствия ковида. У всех сейчас последствия ковида так или иначе. Слева блондинка в черной повязке на правом глазу. Библиотекарша, рыхлая и невнятная, как и все библиотекарши.
Я минут десять распинался в общих чертах. Хорошо, что я последнее время в основном молчу. Застоялся. Я начал задвигать про Одоевского и его «Живой труп». Планировал вырулить на «Аэлиту», но пока не знал, как.
До «Аэлиты» мы так и не добрались. Одна из тётушек попросила слова.
– Как вы прокомментируете последние события?
С заднего ряда поднялся мужик. С блестящим, гладко выбритым черепом. И тоже спросил. Понятно, про что. Отполированный череп блестел. Тётка пыхтела.
И понеслось. Библиотекарь кричала: «Ноу политик». Часть присутствующих требовала покаяния. Видимо, от всей русской культуры в моём лице. Другая часть просто орала.
Мне кажется, до меня иногда долетала чья-то слюна.
3.
Из библиотеки я ушёл. Меня никто не провожал. Автографы тоже не просили.
Проблема теперь отсюда выбираться. Эта страна не для пешеходов. А машины у меня нет.
Меня окликнули.
– Вас подвезти?
Я сел в машину. А что еще оставалось делать?
За рулём сидела та самая дамочка с повязкой на глазу. Чёрный спортивный костюм. Золотая вышивка на груди. Плохо со вкусом. Лет ей, наверное, тридцать пять, а может, больше.
На марку машины я не обратил внимания. Запомнил точно, что белая. Внутри, и не сказать, чтобы чисто.
Какое-то время мы ехали молча.
Потом я назвал свой адрес. Она забила адрес в смартфон.
– Вы русская? – спросил я на всякий случай.
– Ну, – ответила она, не отвлекаясь от дороги. Я видел сторону, закрытую чёрной повязкой. То есть с её точки зрения меня как бы вообще не существовало. Мне стало интересно, можно ли одноглазым водить автомобиль?
Любая коммуникация на чужом языке – боль. Я привык молчать. И хорошо продвинулся в этом.
Но дамочка умела на русском. И молчать невежливо. Но она опередила:
– Давно вы здесь?
– Завтра будет месяц.
– Сбежали?
– Сбежал.
– Почему?
За окном мелькали редкие дома. Одинаковые. Ещё деревья. Раскидистые. Тоже одинаковые.
– Из-за детей.
– А что с ними?
– Ну, – замялся я. – Они здесь, а я там. Закроют границы… Может быть. Не знаю.
– Для писателя вы плохо формулируете.
– Разочарованы?
– Скорее, да.
– Так я и не писатель.
Она достала из бардачка скомканный листок. Бросила на приборную панель. «Такой-то… хоррора…» и всё такое. Задела при этом моё колено рукой.
– Для драматурга, – уточнила она.
– И не драматург, – я сам в себе был разочарован.
– Я читала вашу пьесу.
– Это которую?
Она сказала название.
– И как?
– Шикарно.
– Да ладно!
– Сами-то как думаете?
– У меня сегодня день непростых вопросов.
– Есть такое.
Мы ещё о чём-то болтали пока ехали. Я заметил, что у неё пошлый маникюр – длинные ногти с очень ярким лаком, какие-то завитушки и всё в этом стиле.
Надо было спросить, как её зовут. Но вопрос разрушил бы формат беседы.
Наш авто вырулил на парковку перед моими апартаментами. Мы чуть не сбили велосипедиста. Тот что-то проорал нам вслед.
– Вот кретин, – сказала она. Потом высунулась в окно и крикнула велосипедисту: – Кретин!
Опасная дамочка, так я подумал в этот момент. Надо бы держаться от неё подальше.
Она развернулась ко мне. Повязка на лице придавала ей какой-то киношный вид. Из какого это фильма? Ничего не помню уже.
– Энджой, – сказала она. В том смысле, что доехали.
– У меня дома бутылка красного вина и немного виски, – помолчав, сказал я. Специально так сказал, чтобы это не прозвучало как предложение. Оставлял возможность для манёвра. Себе. Только звучало это именно как предложение.
– И что? – спросила она.
– Просто я форсирую наше знакомство.
Окно манёвра значительно сузилось.
– А если я откажусь?
– А вы откажетесь?
Схлопнулось окончательно.
– Окей, пойдём, посмотрим, как живут писатели.
– Я не писатель.
4.
Она не сняла кроссовки. Прошла прямо в них. По моему ковровому покрытию. Скорее всего, собиралась в случае чего быстро сбежать.
– Вино или виски?
– Давайте вино.
Или не собиралась сбежать. Может, она так привыкла. Не снимать обувь в помещении.
Из мебели у меня только надувной матрас. Но стаканы есть. Поэтому мы стояли на кухне. Пили вино.
– Я нашла только одну вашу пьесу.
– Угу, – подтвердил я.
– А рассказы мне не понравились.
Пьеса всё-таки понравилась, ага.
– Почему? – я сделал вид, что мне интересно. Что, вообще, заставляет женщин с пиратскими повязками через глаз читать какие-то непонятные пьесы. Не смотреть даже, а читать.
– Выдумка.
– Ага.
– И вяло.
– Всё так.
– Я говорю, что герой вялый и склонный к рефлексии. И это у вас называется хоррор! Где нужен проактивный герой.
– Точно, – согласился я и глотнул вина.
Помолчали.
– А вы сами пишете? – поинтересовался я.
Она неопределённо махнула рукой. Она ничего. Красивая. В этом бесформенном, оверсайз худи совершенно не ясно какая у неё фигура. В смысле грудь. Скорее всего, большая. Ну, не такая, чтоб совсем большая. Нормальная. Воображение у меня что надо.
Я разлил вино. Она смотрела в окно. В квартирке у меня ничего интересного. Разве что чемодан. По глазам видно, скучала. Вернее, по глазу.
– Хотите, поговорим про пьесы? – предложил я.
Вино в бутылке испарялось очень быстро.
– Не хочу.
– Может льда добавить в вино?
Она покачала головой.
– Почему вы не спрашиваете меня про повязку? – она ткнула пальцем себе в лицо, как будто указывая — вот она повязка, чувак, ты чего её не видишь?
Действительно, подумал я. Странно, но повязка придавала происходящему фантастическое допущение. Как будто это всё не по-настоящему. Короче, держала меня на плаву.
– Мне нравится, – сказал я.
– Правда?
– Вам идёт.
– На комплимент это не тянет.
– Это и правда выглядит необычно. В других обстоятельствах, я сказал бы, красиво. Прошу прощения, если обидел.
Мы допили вино. Интересно, она пьяная собирается ехать за рулём? Эта мысль сулила смутные перспективы.
– Виски? – предложил я.
– Вы алкоголик?
– Я же типа писатель. Мне положено.
– Как писатель, вы так себе.
– Пью я тоже не часто.
– Риали?
– Я быстро пьянею, – доверительно сообщил я. Сам не знаю, зачем.
Она ещё раз брезгливо обвела глазами моё жилище. Проактивный герой, проактивный автор. Это явно не про меня.
Все-таки она сейчас уйдёт. Время делать ставки.
– Вы курите? – вдруг спросила она.
– Бросил два года назад.
Она ловко свернула самокрутку. Затянулась. И сбросила кроссовки. Не уйдёт, решил я. Не сказать, чтобы это меня приободрило.
Кончик самокрутки был мокрый от её слюны. Я закашлялся. Горло драло так, мама не горюй. Потом рассказал одну смешную историю. Она начала смеяться. Хотя рассказывал я не смешно. Как-то само собой мы переместились на матрац.
Я очень хотел лечь. И лучше одному.
– У меня нет презервативов, – сообщил я. Если она сейчас уйдёт и это к лучшему.
– И у меня нет.
Косяк я потушил в стакане с остатками виски.
5.
Между нами всё хлюпало. Пот катился у меня по спине. Я упирался головой в её плечо. И дышал ей в шею. От неё пахло чем-то сладким. Но не сильно. Приятно так пахло.
Иногда я всё-таки поднимал голову, и мы целовались в засос. Тягуче. Во рту почти не было слюны.
– Мы надели презерватив? – спросил я её прямо в шею.
– Мы? – переспросила она
– Мы.
– Ты не надел.
– Почему?
– Ты сказал, что презервативы убивают спонтанный секс.
– Возможность спонтанного секса. Так точнее, – поправил я.
– Да, именно так и сказал. Я пью противозачаточные, – обнадёжила она.
– Хорошо.
– Всё равно не кончай внутрь.
– Хорошо, – повторил я.
– Потому что потом мокро.
– Один мой знакомый ломал любые противозачаточные таблетки. От него все беременели.
– Тем более, не надо.
– Хорошо, – снова сказал я. – Я, вообще, не буду кончать.
– Как хочешь.
Мы продолжили. Через какое-то время она сказала:
– Мне уже пора.
Я, наконец, остановился.
– Надо будет повторить, – сказал я.
– Не думаю.
Она встала, а я с удовольствием растянулся на кровати. Всё-таки секс утомительная штука.
– Так что у тебя с глазом? – спросил я.
Я лежал и смотрел как она одевалась. Она, вообще-то, была что надо. И грудь большая. Не огромная, а такая. Нормальная.
– У меня его нет, – ответила она.
6.
Через сколько-то дней мы пошли в кафе. Я снова убедился, что повязка на глазу придаёт ей киношный вид. Вокруг всё сразу становится немного нереальным. Меня это вполне устраивало. Позволяет не думать над тем, где я возьму деньги на аренду.
Она спрашивала меня про Россию. Сама она уехала лет 10 назад. Вышла тут замуж. Но потом мужа бросила. Потому что он оказался немного мудак. Так и сказала. Немного мудак.
Она оплатила счёт, куда я щедро добавил двадцатку. Тут она предложила поехать ко мне и потрахаться.
Я не возражал.
В такси мы трепались о разном. Я старался держаться естественно, хотя немного нервничал. Сам не знаю почему.
Приехали. Разделись. Сели на матрас.
Я положил её на живот. Она свела ноги. Я устроился сверху. Через какое-то довольно таки продолжительное время поймал себя на том, что стараюсь. И всё думаю, как бы сделать так чтоб ей понравилось. Вернее, понравится себе из-за того, что ей нравится. Такой вот пируэт.
Из-за этого старания опять никак не мог кончить.
Я двигал бёдрами, но ощущение было что я – это не я. Как будто управляю компьютерным персонажем.
Туда-сюда.
Ааааа. Уууум.
Попробуем так.
Ууууу. Аааааммм.
А если вот так?
Ааааа. Хлюп, хлюп. Бам-бам.
Вроде нам стучали в стену.
– Ты всё? – спросила она.
– Нет. Ещё нет.
И остановился.
Спина у неё была мокрая от пота. Вдоль позвоночника глубокая ложбинка. Россыпь родинок. Я прочертил созвездие, которое помню. Помнил я только Медведицу. Вроде как Малую. Или Большую. Ту, что похожа не на медведицу, а на ковш.
– У тебя проблемы, – констатировала она.
– Нет.
– Слазь с меня.
Она встала. Попила воды. Я рассматривал её. Наверное, рожа у меня при этом была идиотская.
– Чему радуешься?
– Голой женщине.
Она довольно грубо забрала из-под меня простыню. А потом обернулась в неё.
Уселась на один из моих высоких табуретов. Которые сама же мне и отправила вчера доставкой. Всё равно выкидывать, сказала. Закурила. Спросила, насупившись:
– Почему ты не кончаешь?
Похоже её это заботило больше, чем меня. Женщины всё принимают на свой счет.
– Мне нравится процесс, – ответил я.
Выглядела она эффектно. Голые плечи. Простыня, чёрная повязка, сигаретный дым. Обложка нуарного романа. Тоже захотелось курить.
– Это нездорово, – опять начала она.
– Просто у меня редко секс. Если мы с тобой начнём регулярно встречаться – буду кончать как пулемёт.
– Ещё чего.
Я смотрел на неё. Любовался. Так я лежал, лежал и смотрел на неё, пока не заснул.
Когда проснулся, на улице было темно. Её уже не было. Я прошёл в туалет, умылся. Подумал, что в дешёвом кино она непременно бы написала что-то помадой на зеркале. Типа дурак или идиот. Где-то я это видел. В каком-то кино.
7.
– Почему у тебя не работает телефон? – спросила она.
Я всё никак не мог вставить местную симку. Боялся потерять гипотетический контакт с Россией. Хотя номер давно был заблокирован за неуплату.
– Сообщения проходят. Если я на вай фае.
– Тебе надо как-то адаптироваться. Что ты, вообще, собираешься делать?
– Устроюсь на работу. Или назад уеду.
– У тебя есть деньги?
– Нет.
В чем прелесть общения с жёнами, так это в том, что перед ними не нужно что-то из себя строить.
– Я могу тебе помочь. Немного.
Предложение было щедрое. Учитывая обстоятельства и то, что я свалился ей вдруг на голову.
Я назвал сумму достаточную для продления аренды на месяц. Есть я планировал в гостях. А можно ли в гостях спать, кстати?
– Это много.
Я с местными ценами не освоился еще. Если считать в рублях, то это адски много.
– Ты можешь пожить у нас какое-то время. Неделю.
Это шикарно, собственно, это то, ради чего я сюда ехал. Надо сообщить новость моей знакомой с эффектной повязкой через глаз.
8.
Эта повязка у неё – прям огонь.
В этот раз она сама уселась на меня сверху. Решила взять процесс моего сексуального просвещения в свои руки.
Надувной матрас уютно пружинил.
В этот раз я смог кончить. Может не как пулемёт, но тоже ничего. И достаточно быстро. Привык, наверное.
И, конечно, забыл, что мы продолжаем трахаться без презерватива.
– Урод, – сказала она мне.
– А я предупреждал.
Всё, в конечном счете, стекло на меня, а потом на простыни, до самого надувного матраса.
И я не мог найти время лучше сообщить, что съезжаю к жене.
Она так и сидела на мне. Было тепло, влажно. Только немного кололось.
– Фак, – сказала она. – Большой фак.
– Согласен, – сказал я. – Мы можем встречаться у тебя.
Она набросила одеяло.
– Ещё чего.
– Почему?
Я про неё, в сущности, ничего не знал. Где она живёт. И вообще.
– У меня муж и дети, – пояснила она.
Вот те на.
– Ты сказала, что развелась.
Меня задело, что она замужем. Не знаю, почему.
– С первым мужем я развелась. Это второй.
– Да уж. А я-то думал у нас что-то больше, чем адюльтер.
– У нас свободные отношения, – сказала она. Непонятно, кого она имела в виду – мужа или меня.
– Ну-ну, – только и сказал я. Надо же, только я подумал, что у меня отношения. Необременительные. И тут на тебе.
– Не надо так реагировать.
Тут у меня стал опять болеть зуб, который я не долечил. Я уже и полоскал его всем, чем можно, и не жевал ничего твердого. Но зуб меня беспокоил всё больше. Сколько здесь может стоит стоматолог, я даже боялся представить. Всё равно денег не было. Поэтому я приказал зубу не болеть, но он не слушался. Меня даже дети не слушаются, а тут целый зуб.
– Хорошо, – согласился я непонятно с чем.
– Сколько стоит твоя аренда? – спросила она.
Я сказал.
– Нда, – сказала она. – Это много.
Мне пришла в голову шальная мысль взять часть денег на аренду у неё, а часть у жены. Мысль эта стала нудеть похлеще зуба.
– Глупости, – вдруг заявила она и пошла в душ.
Еще кричала потом оттуда, что у меня кончился шампунь. Как будто я не знаю.
По животу у меня текло. Было мокро, холодно и вообще неприятно.
9.
– Сегодня День космонавтики, – заявил я ей. Она приехала ко мне с поганым настроением. Постоянно курила. Одну от другой. И потрахались мы без интереса.
– А ты что, космонавт?
– Не знаю. В России все мальчики хотели стать космонавтами.
– Расслабься, ты теперь не в России. И вообще правильно говорить астронавт.
– А какая разница?
– Так здесь говорят.
– Сегодня День космонавтики, – повторил я.
– И что?
– Ничего.
– Фак, – сказала она.
– У Драгунского есть рассказ, где дети строят во дворе ракету, – сообщил я.
Я любил этот рассказ. Он оптимистичный. Хороший. Хотелось бы прожить такую жизнь, как этот рассказ.
– У кого? – переспросила она.
– У Драгунского. Советский детский писатель.
– И что?
– Да ничего! – она начала меня бесить.
– Чё ты орешь?!
– Я ору?!
– На хера мне тут твой Драгунский?!
– А зачем ты вообще ко мне приезжаешь?!
– Тоже об этом думаю!
Она забегала по комнате, как ошпаренная. Пинала ногой одеяло и подушку.
– Где мои трусы? – орала она.
– А я е*у, – орал я в ответ.
– Кретин, вот же кретин, – и ещё что по-английски. Явно меня не хвалила.
– Я не могу больше изменять мужу, – вдруг заявила она. – Это неправильно.
– Не изменяй.
– Это все ты. Ты – виноват.
– А я-то причем? Ты же сама ко мне пристала.
– Я?!
– Ты!
– Я думала, ты нормальный.
– Что значит нормальный?
– Нормальный человек.
– Я нормальный.
– Охохо! И как писатель ты – отстой!
– Я – драматург!
– Иди ты в жопу.
– И приезжаешь ты ко мне сама.
– Больше не приеду.
– Скатертью дорога.
Ушла в итоге без трусов, хлопнув дверью.
10.
В основном, люди задают вопросы, чтобы услышать себя. Поэтому я начал писать жене. Без вопросительных знаков. Но надеялся, что она поймёт. А кому еще?
«Сегодня День Космонавтики! Ура!»
Подождал и отправил пару эмодзи или как они называются. С цветами и ракетой.
Через какое-то время пришел ответ:
«Ты пьяный?»
«Нет. Просто хочу поздравить. Тебя и детей»
«С чем?»
«С днём Космонавтики. Гагарин – последний русский святой»
«Ты пьяный»
«Я не пил! Можно я к вам приеду»
Она долго молчала.
«Давай завтра, а еще лучше в субботу. В следующую. Через неделю. Можно будет сходить в аквапарк»
«Но День Космонавтики сегодня!»
«Ты что, космонавт?»
«Да»
«Тогда с праздником»
Я подождал ещё немного. Потом ещё немного. Больше сообщений не было. Тогда я снова стал писать. Очень уж мне не давал покоя один вопрос.
«Помнишь, я ходил на встречу в библиотеку»
«Какую встречу?»
«Ты меня водила»
«?»
«Там была женщина с чёрной повязкой. Одноглазая».
«Хватит бухать. Я даже не знаю, где тут библиотека. И зачем мне туда тебя водить»
«У меня была писательская встреча»
«Ты что, писатель?»
«А разве нет?»
«Я спать ложусь. Больше не пей»
«Угу»
Потом у меня вырубился вай-фай. Наверное, деньги закончились.
Я открыл окошко. Высунулся по пояс. Поискал на черном небе созвездие Медведицы. Большой или малой. Не нашёл.
– Хай, – сказал кто-то рядом.
Из соседнего окна торчал мужик. Седоватый. Мордатый. Тот самый коп за стеной.
– С Днём Космонавтики, американец, – сказал я ему.
Он покивал головой и вдохнул побольше ночного воздуха.