Кричи, сука, кричи. Кричи сколько твоей душе угодно.

Ключи звенят у меня в руке, музыка для моих ушей, каждый шаг — новая мелодия. Тональность печали. Но звучит сладко. Это месть. Кто бы что не говорил, а чувствовать себя отомщённым, это прекрасно. Я бы даже сравнил это чувство с чувством полнейшего экстаза. Где-то между оргазмом и опьянением. Звук ударов её слабеньких кулачков о железную дверь. Кричать и в самом деле бесполезно. Двухмиллиметровый стальной лист, заполнение акустической минеральной ватой. Ммм — красота.

Через час принесу ей что-нибудь поесть. В любом случае, сейчас ей пока не до еды. У неё паника. Её прекрасные глаза широко открыты от ужаса и наверняка полны слёз. Два метра под землёй. Это даже и бункером не назвать, так, подвальчик, оборудованный для моей мести. В её коморке достаточно света, так что бояться ей нечего. Пахнет там, правда, не очень, но что поделать. К запаху сырости и плесени ей не привыкать. Мы когда-то вместе провели в помещении с похожими запахами несколько месяцев. Жить особо было негде и времени на поиски достойного жилья оставалось всё меньше. Начало осени — неиссякаемый поток студентов и абитуриентов заполняли комнаты и квартиры с такой скоростью, что позвони одному и тому же собственнику через десять минут, его площадь будет уже занята. Короче, нам пришлось ютиться в комнате, которую я нашёл. Потом три недели выслушивал её жалобы. Мне там нравилось, ей — нет. Когда мы переехали в хорошую, комфортную квартиру, радости её не было предела. Потом всё началось по новой.

Кричи, сука, кричи. Тебя всё равно никто не услышит.

— Зачем ты пришёл? Я же сказала, что тебе тут больше нечего делать.

Я молча смотрел на неё, но не мог сдержать улыбки. Её моё выражение лица пугало до жути. Её глаза округлились.

— Почему ты молчишь? Либо говори что-нибудь, либо убирайся!

Я ушёл, я же хороший малый, послушный. А через десять минут её квартиру стал заполнять усыпляющий газ. И вот она здесь. Так как я об этом и мечтал. Я вернул её себе, вернул навсегда.

К еде она не притрагивается. Когда я появляюсь с подносом в руке, на котором тарелка с куриным бульоном с четвертинкой варёного яйца, салат из свежих овощей, стакан с водой и кружка с её любимым кофе, она готова наброситься на меня с порога. Но я ж не такой глупый. Я знал, какую цепь лучшего всего покупать. Ставлю поднос на пол, приветливо улыбаюсь и жду, когда она что-нибудь наконец скажет. Но, сдаётся мне, силы её начинают покидать. Раненько она сдала. Что ж, весьма жаль понимать это. Я думал, что мы ещё поборемся.

— Подонок! — это не похоже на крик. В горле у неё сухо как в пустыне, собственный голос должно быть просто разрезает её горло изнутри. — Ублюдок мерзкий. Выпусти меня.

— Для начала выпей немного жидкости, поешь, наберись сил. Поспать ляг.

Я не настолько зверь, кроватью я её обеспечил. Хорошая, крепкая, новая кровать, новый матрац, свежее постельное бельём. Возможно, во время сна цепи и будут слегка портить впечатления, но в остальном — почти президентский люкс.

— А потом, — говорю, — хорошенько всё вспомни. Очень постарайся вспомнить. И подумай, что ты сама сделала не так.

— Пошёл к чёрту, мудила!

В ответ лишь киваю головой.

— И об этом тоже вспомни. Делать тебе теперь всё равно особо нечего, так что можешь даже сосчитать сколько раз я был мудаком, а сколько прилежным мальчиком. А ещё — сколько раз ты была хорошей девочкой, а сколько раз полной тварью.

— Когда ты меня выпустишь?

Она меня не слушает. Плохо, очень плохо.

Я возвращаюсь к ней через пятнадцать минут. Еда стоит нетронутая. Но видно, что кофе она всё же чуть пригубила.

— Меня найдут, — говорит она на удивление спокойным голосом. — Он по любому будет меня искать.

— За это можешь не переживать. Он знает, что сегодня ты ночуешь у мамы.

Ещё секунда и она меняется в лице.

— Ну ты и урод! Не трогай мой телефон и не смей ничего никому писать от моего имени.

Я снова улыбаюсь.

— Ты начала уже думать?

— О чём? О чём, твою мать, я должна думать?

— О себе. О нас. О нашем прошлом и почему всё у нас с тобой так получилось!

— Пошёл ты! — цедит она сквозь зубы.

Признаться, я ожидал такой реакции, но всё равно разочарован, поэтому тяжёлый вздох вырывается у меня из груди.

— Посмотри, милая, — говорю я, просовывая руку в шевелящийся на полу за дверью мешок. — Разве она не прекрасна? Знаешь, она чем-то напоминает мне тебя.

— Ты не посмеешь! Ты не посмеешь!

Видеть ужас в её глазах, чувствовать власть над ней, — поистине божественное чувство. Слышать, как срывается её голос… В общем, это даже словами не описать. Достаточно будет сказать, что меня разрывает изнутри от восторга, словно я маленький ребёнок, которому в первый раз в жизни предстоит задуть свечку на торте.

— Смотри, — говорю, — даже у неё ты не вызываешь особых чувств, родная. Ты знала, что клыки змеи являются самым совершенным биологическим оружием в мире? Готов спорить, ты никогда об этом не думала.

— Убери её! — она визжит как резанная, не отводя взгляда от маленькой змейки, которая даже и двух метров доползти до неё не хочет. —Убери! Прошу тебя.

— Да брось. Она само очарование. Всего-то дождевой червь переросток.

Она меня не слушает, её ноги бьются о пол, как будто она пытается отползти от какой-то гадости, скажем, от трупа. Но далеко ли она отползёт, уже прижавшись спиной к холодной стене? Догадываюсь, что это сейчас основная причина её паники. Лица на ней нет. Маска страха, смерть от неё всего в двух метрах, в любой момент совершит свой бросок и этот подвал, эти цепи и моё лицо станут последним, что она видела в жизни.

Во всяком случае так представляется ей. И моя тактика сработала.

— Чего ты хочешь? Что тебе от меня нужно?

Её голос дрожит.

— Чтобы ты подумала, — повторяю я. — Чтобы ты хорошенько подумала и, наконец, сказала мне всё что так долго не хотела мне говорить.

— О чём ты?

— О своих ошибках. Признай их, и мы покончим с этим.

Теперь мы оба смотрим на змею. Та, кажется, наконец, обратила внимание на свою жертву. Жертва в свою очередь каменеет как статуя. Страх сковывает её, эта картина меня просто умиляет. Ноги больше не бьют по земле, руки уже не хватаются за стены, словно в надежде вскарабкаться вверх к потолку, уже не гремят цепи. Возможно, она где-то читала, что у змей нет ушей, но вряд ли сейчас она способна трезво мыслить и понимать, что, как бы она не старалась вести себя тише, моей змее в общем-то всё равно. Змея начинает ползти, направление — обнажённые ноги моей любимой пленницы.

— Будь ты проклят! Быть ты проклят, — шипит она. — Как я могла вообще когда-то полюбить такую мерзоту как ты?

— Нет, — отрицательно качаю я головой, — ты, кажется, не правильно понимаешь условия задачи, дорогая.

— Да! — вдруг взрывается она. Я вздрагиваю от неожиданности, но я готов услышать от неё что-то приятное. — Да, хуесос ты бестолковый! Ошиблась я! Ошиблась, когда гуляла от тебя.

Она продолжает кричать, словно присутствие хищника больше её не волнует.

— Ошиблась, когда врала тебе и трахалась с кем-то другим. Да, я мерзкая шлюха, недостойная тебя и любого другого мужика! Да, я, блядь, все эти годы после тебя жила с чувством вины перед тобой. Я была неправа, когда говорила, что ты ничтожный кусок дерьма, когда при чужих мужиках унижала твои достоинства!

И тут она словно выдохлась. Или у неё сел голос. Все её слова эхом звучат у меня в ушах, радостью разливаются по всему моему телу и возбуждают что-то глубоко внутри. Мне хочется, чтобы она снова повторила это всё, хочется услышать если не больше, то хотя бы тоже самое, в том же тоне, с тем же раскаянием в голосе. Но с неё, пожалуй, хватит.

Блаженная улыбка не сходит с моего лица.

— Ты доволен, мразь? — еле слышно спрашивает она.

— Более чем, — говорю я и делаю шаг вперёд.

Потом ещё один шаг. Чем ближе я подхожу к змее, тем активнее она от меня уползает.

— Не подходи, — просит она. А я и не собираюсь нагибаться, чтобы поднять с земли своего земноводного питомца. Я просто иду до тех пор, пока расстояние между мной и змеёй не сокращается до минимума. А потом просто пинаю её.

Снова раздаётся крик, но на сей раз он не такой громкий, сдавленный. Это шок. Змея приземляется ей прямо на правое бедро. Дальше всё как в ускоренной съёмке. Быстро и чётко. Открытая пасть, ряд мелких, но острых зубов, крик боли и ужаса. Сделав своё дело, змея отползает в сторону, и только теперь я наклоняюсь, чтобы подобрать её. Внимательно смотрю на свою любовь, которая продолжает кричать, но уже тихо. Лицо залито слезами, сопли из носа пузырями. Мысленно она, вероятно, уже прощается со своей жизнью, со своими близкими, со своим новым суженным, который видимо так никогда и не догадается, куда пропала его благоверная, почему исчезла.

Уже у самой двери, снова бросаю на неё взгляд. Место укуса уже успело немного распухнуть и покраснеть. Видно, что её саму эта картину пугает, видно, как тяжело ей становится дышать. Но это всего лишь самовнушение.

— Убийца, ты чёртов маньяк, убийца, — сквозь слёзы шепчет она. — Не бросай меня тут умирать одну, сукин ты сын.

И как-то даже странно, но я совсем не испытываю к ней жалости. Возможно от того, что я добился от неё того, чего так долго хотел и больше она мне не нужна. А возможно, от того, что я знал, как глупа она в некоторых вопросах и в частности в том, что совершенно не умеет отличить ядовитую змею от неядовитой. Круглые зрачки пойманного мной обычного полоза как-то безучастно смотрят на меня.

Последнее, что я ей говорю прежде чем за мной захлопнется дверь:

— Ах да, милая, чуть не забыл. Более опасный брат этой малютки был безумно рад новому знакомству с твоим любимым Чарли.