«Один в поле не воин, а путник»…

Пролог

Вечер близился к концу. Малиновый закат, прореженный тонкими золотыми нитями, неслышно опускался за море. Можно сказать, что эта рыбная таверна одной ногой стояла в море, то есть опиралась на сваи, вбитые в прибрежный песок, а своей фронтальной стороной на привычную земную твердь. Сделано это было специально, чтобы посетители, расположившиеся у окна, могли насладиться соседством с ним. Молча глядя в открытое окно, Серебро смотрел на горизонт, там в непролазной темноте виднелись мерцающие огоньки, это были корабли, лежащие на курсе. Море было и далеко и рядом, его волны, ударявшиеся снизу, с шипением откатывались назад, обдавая лицо влажной прохладой. Сегодня в ресторане не было посетителей, туристический сезон на Кипре подходил к концу. Серебро достал сигарету и закурил. Красное вино в пузатом графинчике, молча, смотрело на него своим рубиновым глазом и просило; – «Налей!». Он налил его в бокал, взболтнул несколько раз. Пробежав по кругу, коккино* улеглось, разбросав по стенкам несколько маленьких розовых пузырьков. Залпом выпив его, Серебро сделал затяжку и снова посмотрел в окно, маленькие дрожащие огоньки на горизонте за это время успели немного сместиться влево. Усмехнувшись, Серебро затушил сигарету в пепельнице и, обернувшись назад, стал глазами искать хозяина таверны, чтобы расплатиться. Хозяева, муж с женой, опять громко ругались на кухне, кажется, это было их семейной традицией, своеобразным брендом, обязательным дополнением к меню.
– Кирие! – позвал Серебро. – Кирие! Сас паракало!*
Немолодой грек-киприот в засаленном белом фартуке, весь небритый, с всклокоченной шевелюрой на голове, появился словно джинн из ниоткуда, молча рассчитал Серебро, взял с него двенадцать лир и, пожелав ему навещать его заведение почаще, вновь удалился к себе на кухню, разнося проклятия в адрес своей непутёвой гинеки*. Выходя из таверны, Серебро столкнулся на входе с двумя новыми посетителями, молодыми мужчиной и женщиной, вероятно, тоже большими любителями романтических ужинов у моря… Последнее, что он услышал, было приветственное обращение к ним хозяина таверны;
– Ти тэлэтэ, кирие!* (Что угодно, господин?)

* – коккино – греч. -красное сухое вино
*- зд. греч. – Прошу вас!
* – гинека – греч. –женщина, жена

Глава 1 Серебряный оккупант

– У нас здесь не Бильдербергский клуб, присаживайся! – человек, одетый в белый теннисный костюм, рукой указал мне на кресло. Я сел, забросив нога на ногу, спокойным взглядом глядя на него. Я уже давно привык к таким мероприятиям; вроде новые люди, но старые, и вроде обстановка другая, а всё из того же давно опробованного арсенала. Этот немного отличался от остальных, потому что курил, а выглядел молодцевато, говорил без политесов, а речь его почему-то не корёжила мой слух, а глаза не пытались отвернуться прочь. Я многих заказчиков повидал за свою небольшую, но насыщенную жизнь. Это были и проворовавшиеся бизнесмены, скрывавшиеся от правосудия на чужбине, и старые ловеласы, погрязшие с головой в своих любовных похождениях, и агрессивные педерасты, мстившие своим возлюбленным за неразделённую любовь, и прочая, и прочая…. Этот был другой, он был явно не отсюда…. То есть, совсем. Таких я тоже встречал, но наши пути до поры не пересекались, и вот…
– Есть дело! – сказал Он, прикуривая сигару…
Я глазами дал ему понять, что мне интересно, но не так чтобы очень…. Он оценил мою шутку и слегка улыбнулся, хитрым глазом косясь на меня,
– Мне нужно убрать одного человечка! – сказал Он и бросил в пепельницу потухшую спичку. Спичек в пепельнице было много, их число явно превышало количество выкуренных сигар. По-крайней мере, с вечера пепельницу следовало бы очистить. Но, не моё это дело…. Я не спешил с вопросом, но и отмалчиваться тоже не имело смысла, у него не должно было сложиться впечатления, что я законченный отморозок…
– Кого и как? – спросил я, буквально вдыхая жизнь в свой вопрос…
Его ответ слегка обескуражил меня, так как ему не важно было кого, ему важно было «как»… После этого, я невольно всем телом подался вперёд, моя скука враз исчезла куда-то. Я привык себя контролировать, а тут заметил, что пульс мой слегка участился, что где-то я даже выдал себя мимикой, что, возможно, глаз мой опять потемнел, а ноздри предательски раздулись, почуяв запах крови с несуществующей в природе группой.
– Меня интересует «как»! – он понял, что я попался и тоже не стал увлекать себя ерундой из долгих объяснений. – Ты должен сделать так, чтобы он, она, оно, просто испарились! Понимаешь?
– Испарились?!
– Ну, да!
Тут уж я совсем чуть не охренел; мне тоже захотелось сразу выпить и закурить…. Он увидел моё замешательство…
-Сигару? Может, «Узо»? «Метаксу»? – Он еле заметно улыбнулся опять, но на этот раз в его глазах зажёгся хорошо знакомый мне зелёный огонь…
– «Метаксу»! – спокойно ответил я, позволив своему телу медленно опуститься на спинку кресла.
– Жертву выберешь сам, – сказал Он. – На своё личное усмотрение! – Медленно затянувшись, он выпустил в воздух большое сизое облако дыма. – Кстати… Плачу любой валютой! Деньги? Наркотики? Адюльтер?
Я состроил кислую мину на лице,
– Нет!
– Нет?! – Он удивился…
– Нет! Справедливость!
– Справедливость?! – теперь Он тоже сел и так же, как и я, закинул ногу на ногу. – Этот товар на полках не залёживается! Хотя… – Он снова встал, энергично затушил сигару, но не в пепельнице, на что я сразу обратил внимание, а о кредитную карточку «Gold». Становилось всё интересней и интересней…. Сделав несколько шагов, он моментально оказался у меня за спиной. Обычно заходят сзади, чтобы ударить тяжёлым предметом по голове, или набросить на шею гарроту? Пару раз я и правда крепко получал по затылку, но на сей раз всё обошлось. И тут мой визави вдруг быстро переместился во фронт, произведя обеими руками несколько резких манипуляций.
– Это пойдёт? – он небрежно бросил мне в руки пачку фотографий. Я краем глаза заметил, что в другой руке у него была бутылка греческого коньяка, горлышко которой он зажал между средним и указательным пальцами. Собрав упавшие фотки, я стал разглядывать их. Но «справедливость» в его понимании выглядела довольно странно, на этих фотках была изображена какая-то херня вроде развороченных человеческих внутренностей и больше ничего?

Но я не стал задавать ему глупых вопросов, а лишь дождался, пока он мне подаст обещанный бокал с коньяком. Тут же немного отпив его, я стал ждать, когда первая горячая волна набежит на холодный песок из льда….
– Кстати, насчёт льда! – спохватился Он. – Я забыл положить! Ничего?
-Ничего! – флегматично ответил я, а сам холодным взглядом проследил за его движениями. Сделав хороший глоток, он поставил бокал на журнальный столик и вновь принялся за сигару. Ритуал был немного странноват, будто все его движения были слегка механическими, как у робота. Коньяк был правда хорош, ибо, яд действует либо сразу, либо гораздо позже. Ещё раз для вида пролистав фотографии, я встал и прошёл к огромному прямоугольному окну, как и двадцать минут назад жизнь снаружи текла вполне себе размеренно, Кипр не дарил мне особых сюрпризов, но пока и не разочаровывал. Это утешало. Конечно, теперь подачи изменились и баланс между рацио и безумием в мире давно нарушен. Но чтобы хоть как-то зацепиться за последние островки разумного, я мастерски тянул время.
– Хороший коньяк! – Мой визави поднял бокал вверх, глядя на меня совершенно без эмоций. Я не стал кивать ему в ответ, просто не было смысла.
– Что это? – Спросил я, вынимая из пачки одну из фотографий.
– Это твоя мотивация! Взамен отверженных тобой привычных символов вознаграждения! Ситуация поменялась! Теперь ты будешь вынужден доказывать мне, что заслуживаешь снисхождения в виде оплаты! Снимки не выбрасывай! И запомни, мне не важно кого ты убьёшь! Мне важно как!

В один миг я оказался на улице. Сейчас всё это делается гораздо быстрее, чем в старые добрые времена и я не помню, чтобы кто-то выводил меня из офиса силой. На улице было жарко, но мой белый прикид, фирменные солнцезащитные очки и пятьдесят грамм коньяка, употреблённых мною только что, делали наложение аутодафе на меня в принципе невозможным.
Обратив свой взор через дорогу напротив, где располагался шикарный обувной бутик, я сделал решительный шаг вперёд. Сейчас человек в секунду оказывается там где захочет, но делать он будет ровно то, к чему его принудит посредник. Эти бюро по трудоустройству теперь разбросаны по всему свету и если ты оказываешься у кого-то на собеседовании, значит, ты попал. Я попал не вчера, и я уже не припомню точно, когда это происходило со мной впервые.
Раньше на Земле работало правило, что «где родился, там и пригодился», теперь Планета сбросила свой природный камуфляж и за ним вдруг обнаружились довольно жёсткие черты управленца. Раньше и люди были глупее и войны кровопролитнее, зато всегда находилось место романтике, милым глупостям вроде флирта с незнакомками на пляже или типичному воровству, когда банки подламывали при помощи автогенов, примитивных фомок и тривиальных сговоров между хозяйствующими субъектами.
Теперь же, пройдя сквозь череду междоусобиц, набив себе шишек на социальных экспериментах, человечество устаканилось наконец, остепенилось, зато и жизнь поменялась так, что врагу не пожелаешь. Теперь, чтобы есть, человеку не нужно работать, всё за тебя сделают посредники вроде Этого, или Другого, не важно. Важно то, что тебе никуда от них не деться! Захочешь есть, обязательно завернёшь в неприметный с виду офис с известным логотипом: «Гвоздь». Когда я стал Серебром, тоже не помню. Начиналось всё на Мальте, кажется… А как?
Сидя у себя в номере, проплаченном моим посредником на две недели вперёд, я разглядываю фотографии заказанных мне субъектов, но понять ничего не могу. Если же я не справлюсь с этим заданием, то меня самого устранят. И не потому что еды на всех не хватит, а потому что так надо; не хочешь казаться голодным, не проявляешь интереса к еде, отвали!
Я пока челночу между двумя городами: между греческими Афинами и кипрской Ларнакой и одна часть моей жизни наполнена романтическим созерцанием мира, где присутствуют хорошее вино, обильные закуски, красивые женщины и дорогие автомобили, а другая проходит словно в тумане; там всегда адреналин погонь, там всегда адреналин преследований, и там же адреналин жесточайшего, не на миру, раскаивания.
Моя последняя знакомая и невольная ассистентка – вылитая стерва, с ней мы делим номер на двоих. А если учесть, что стерва означает мёртвую корову на самом деле, то определение это почти корректное. Почему «почти»? Не знаю…. Что-то в ней есть такого, что не позволяет мне пока помазать её лоб зелёнкой. Познакомились мы с ней на паралии, то есть на набережной. Была поздняя осень, море штормило, не спеша, я фланировал вдоль пляжа по променаду, складывая в уме примерные комбинации того, как я буду валить нувориша из Албании и вдруг – резкий оклик!
Я не стал оборачиваться на него, просто крепче сжал рукоять чешского CZ-75 и чуть замедлил шаг…. Оказывается, у какой-то молодой дамочки шляпку порывом ветра сорвало с головы и она теперь просила меня помочь ей поймать её. Я видел, как шляпка взвилась в воздух, после, сделав умопомрачительный кульбит, плавно приземлилась в камнях, где волны с шумом разбивались об них. Мне хватило секунды сфоткать её своим профессиональным взглядом. Тут же быстро сверив отпечаток с файлами в своей голове, я понял, – нет, такая штучка мне ещё не попадалась!
Тёлка она, конечно, была знатная: среднего роста блондинка, но с большими карими глазами и с развитыми, как у биатлонисток ногами, а ещё маленькой упругой грудью, как у Венеры Милосской, и невероятно точными жестами рук, словно она была источником мироздания, а не Бог! Сиськи у неё были правда ничего! Не закрывая глаз, я представил эти мячики у себя в руках….
– Ну, что же вы стоите! – шутливо упрекнула меня она, продолжая улыбаться мне своим маленьким хищным ротиком, подкрашенным бутафорской кровью от парижских производителей…
– А что, я уже должен был куда-то бежать? – Иронично бросил я, сам не без удовольствия направляясь к камням, где, трепеща на ветру шёлковыми ленточками, белела её модная шляпка в расщелине.
– Держите! – сказал я, галантно протягивая ей спасённый мной женский аксессуар, она благодарным поклоном головы ответила мне «спасибо». Отпускать такую кралю не имело смысла, и я пустился с места в карьер;
– Может… – я показал ей рукой на большое открытое кафе, расположившееся рядом. – А?
– Приглашаете на кофе? – В её глазах зажёгся озорной огонь. – А вы не маньяк?
– Как вы догадались?
– По вашей манере держать руку в кармане!
-Ах, вы об этом! – Я картинно развёл руками, успев, однако, перед тем как вытащить их из карманов, умозрительно зафиксировать пистолет на его штатном месте за поясом.
– Нет, вы большой иллюзионист, однако!
Я улыбнулся,
– Может быть… Так, вы не против?
Она поднялась с мраморной скамьи, слегка придерживая шляпку тремя пальчиками, а я опять подумал о том, что такие ручки достойны держать не только театральный бинокль в партере! Сидели мы долго в кафе, за это время я успел заказать нам не только кофе, а и несколько порций мороженого и по бокалу хорошего вина. А когда начало смеркаться и сервиторы зажгли подсветку над нашим столиком, она, спохватившись, стала собираться домой, пообещав, однако, ещё раз проделать подобный трюк со шляпкой.
Не знаю почему, но я был спокоен. А когда я, вернувшись в отель, стал снимать с себя брюки, у меня из кармана на пол упала визитная карточка с надписью «Блестяшка». Но ни номера телефона, ни адреса, ни «мыла»…. Прошёл месяц и я уже стал забывать про неё, как вдруг… чувак, ты не поверишь! Я обычно вывешиваю табличку на дверную ручку с обратной стороны двери, чтоб не беспокоили, а тут кого-то чёрт принёс!
Приготовившись послать негодяя, я все маты в своей голове собрал, но дверь открываю, а там стоит она, моя дикая орхидея! Короче, прокувыркались мы с ней тогда до самого утра! Я до туалета, пардон, на полусогнутых еле доковыливал два раза! А потом она опять исчезла. И снова появилась. В конце концов, её мне стало не хватать. Но после нескольких таких повторов, в мой номер зачастили со шмоном. Хозяин гостиницы, реагируя на жалобы трудящихся, требовал от нас подтверждения, что мы муж и жена, а не вольные развратники.
Странно, но я совсем не удивился, когда однажды она достала из своего ридикюля липовое свидетельство о браке. Причём, я почему-то был Ашотом Саркисяном, а она моей супругой Эвелин. «Блестяшка Сорок Каратов», так она ещё себя называла, была не просто ненасытной женщиной, она была испепеляющей. Это ж как надо было мужика осушить, что б потом он канистрами в себя воду заливал, как в закипевший движок? Такие бабы сладкие, к ним быстро привыкаешь, но и пить после них потом хочется. А вчера она запросила у меня романтический ужин.
Но ни море её больше не пробирает, ни быстрая езда на автомобиле! Теперь ей «совок» подавай! А совок, по её разумению, это дешёвое бухло, какое здесь днём с огнём не сыщешь и любовь «стоячком», когда она, глядя на себя в зеркало и лукаво ухмыляясь нашему с ней отражению, пила бы своё расплёскивающееся вино.
С последним, с сексом, я имею в виду, у меня традиционно проблем не возникало никогда, но мне всё больших трудов стоит лазить по городу в поисках деревенского самогона «ципуро». Блестяшка – тёлка ухоженная и подкачанная и, кажись, ловка не по годам. Такое ощущение, будто её кто-то крышует в этом городе. Но сейчас дураков нет, понятно, что она занимается тем же, что и я, то есть сверлит в тушках дырки для посмертных орденов.
Обычно, приходя к себе домой, (а мой дом теперь любое место на Земле, где есть крыша и пища, не говоря об элементарных удобствах)голодным и уставшим, я наливаю себе в бокал вина, сажусь в своё любимое кресло у окна, открываю дверь на балкон и смотрю на море.
Мне нравится глазеть на жёлто-красное вечернее небо, медленно сползающее вниз, к горизонту, а когда море выпьет его всего без остатка, тогда и наступит ночь. Ночь я тоже люблю. Ночи на Кипре особенно хороши и если за тобой не числится фатальных долгов, то ты вправе рассчитывать на такой сеанс медитации с природой. Я подливаю себе вино в бокал, отсутствие камина в моих апартаментах мне компенсирует этот мощный закат и эти огни вдалеке. Я, как Бог, взирающий на всё это сверху, сижу тихо, боясь пошевелиться, и где-то я уже жалею о том, что связался с Блестяшкой.
Я теперь не молод и не стар, я вообще человек без возраста, потому что после стольких убийств, после стольких предательств и разочарований, я стал похож на небо, которое вот-вот сползёт в море и тогда наступит вечная темнота. Фотографии, что передал мне заказчик, шарадой не являются, скорее всего, это обычная провокация. Мне встречались подобные извращенцы, которые ради собственной выгоды подсовывали мне абсолютно невинных людей в качестве жертв.
Но сейчас не деньги решают всё, а комбинации иного рода, вроде опосредованного управления миром через изменённое человеческое сознание. Современное общество стало похожим на детскую настольную игру, где металлический шарик нужно во что бы то ни стало закатить в финальную лузу, где тебя ожидает нарисованный Джек-Пот. И чем больше киллеров рождается на свет, тем сложнее этому шарику пробиться сквозь многочисленные препятствия.
– Здравствуй, дорогой!
Я не слышал, как она вошла. Войдя в номер, она сразу бросила сумочку на кровать и направилась ко мне. Встав сзади, она с минуту стояла, ничего не предпринимая…. Для меня это было всегда загадкой, с какой именно части тела она начнёт. Обычно она сразу бросалась расстегивать мне ширинку, либо, приспустив свои шёлковые трусики, садилась мне на колени и лезла целоваться взасос. И пока я тискал её в своих объятиях, она умудрялась незаметно своей розеткой подключиться к моему большому дружку….
Вообще, её фишкой было, это делать всегда всё самой, а мне лишь оставалось сидеть и получать удовольствие. И если я оргазм переживаю стоически, как реальный мачо, то она всегда кричит, когда кончает. Это и приятно и накладно, чёрт возьми! Портьежка на рисепшене уже сейчас так смотрит на меня, будто неделю назад я бросил её вместе с выводком малых деток! Впрочем, баба она тоже ничего! Упругая, загорелая, лоснящаяся от желания брызнуть соком. И глаза, как у коровы после отёла.
Вот и сейчас, сделав своё дело, Блестяшка впилась в меня своими ботексными губами, и опять от неё пахло крепким алкоголем и кровью. Разница у нас в возрасте небольшая, но меня не покидает ощущение, будто она ненастоящая! Она почти не меняется никогда! Например, я никогда не видел её спросонья, с похмелья, больной, неумытой, грязной! Она всегда в форме, твою мать! Однажды я спросил её об этом, а она засмеялась мне в лицо и говорит; – «Я лучше, чем ты думаешь!» Лучше или хуже, вопрос говно! Кто она и откуда, ещё предстоит разобраться, но у меня уже сейчас чешутся руки пустить ей пулю в лоб. А вдруг, у неё из пулевого отверстия потечёт такая же белая муть, как у синтетика в «Чужом-2»?
Я Блестяшку пробил по базе данных, но таковой в природе не существует! Как такое может быть, а? Матёрая профессионалка, а в базе данных не значится? Бред! Я не боюсь её, отнюдь! Посредник же сказал, что ему неважно кого, ему важно как! Я – Серебро, совершенная машина, хотя и человек! Меня сначала разобрали всего до винтика, а потом опять собрали. Мой бывший шеф, киллер со стажем, часто говорил мне: – «Серебро, у Америки был шанс! И у Европы был шанс тоже! И только мы, русаки, его использовали на все сто, запустив в серию таких молодцов, как ты! Европа, вон, доигралась со своим мультикультурализмом! И что мы теперь имеем? За хороший обед в ресторане мочим политиков и бизнесменов? Да и «мочим» глагол тоже не подходящий! Мы их теперь меняем! Обращаем в другую веру!»
Хуже, когда к тебе приставляют инструктора. Инструктор «маркирует» жертву и тогда тебе не отвертеться. Подойдёт он, скажем, к милой барышне и маленькую точку ей на плечике оставит, а точечка та, только тебе одному видна и больше никому. И ты попробуй после этого не завали её! Был у нас киллер один из Румынии, неизвестно как он к нам попал, но когда он однажды отказался вот также стрелять в маленькую девочку, которую «по ошибке» маркировал его инструктор, так этого парня шлёпнули прямо в парке, на глазах у всех. Он просто споткнулся и упал…

Позже врачи констатировали у него обширный инфаркт! Но у такого лося, каким был Иоску, разве мог случиться инфаркт? Вряд ли. Кстати, о птичках в зоопарке: позже я узнал, что имя его переводится, как «он приумножит». Как видим, «приумножателем» он оказался спорным, и, как на каждую старуху, на него тоже нашлась своя проруха, только в виде «делителя». Кажется, делителя звали «Скотчем»? Я теперь как услышу это слово, так невольно потеть начинаю! Чёрт, старею, наверное…
Повторяю, я не боюсь ничего! Просто мне не нравится, когда в моём Фуа-гра вдруг обнаруживается ампула с синильной кислотой! Прав был мой учитель: теперь целая таблица Менделеева развёрнута по свету, но только в пересчёте на криминальных исполнителей–одиночек, вроде меня, Блестяшки и прочих неординарных личностей. Слышал, есть ещё где-то брателлы по прозвищу «Радий», «Свинец» и «Талий»?!
– Скажи, а ты был женат?
Я очнулся, мне впервые стало нехорошо оттого, что с Блестяшкой я стал чувствовать себя чересчур расслабленным.
– А что это тебя так волнует!
– Просто!
– ? А ты?
– Я всегда замужем! Сегодня за тобой! – Она развязно улыбнулась. – Ты разведён, да?
– Я и теперь женат! Капсулировалось всё!
– Капсулировалось? Любовь, что ли?
– Не любовь! Привычка!
– А, дети… есть у тебя?
– При мне не наблюдалось! Может, теперь…
– Ну…. У такого мужчины должны быть дети! Обязательно! Хочешь, я рожу тебе мальчика?
-Ты, мальчика?! – Я не смог скрыть иронии. – Да я пистолет трахаю, май бэл! А у пистолета только пули одни родятся!
– Не скажи! Моё лоно сочное, как плоды смоковницы! Плюнь, и сразу богатырь в кольчуге завяжется! Хочешь попробовать? – Сев на краю постели, лукаво улыбаясь, Блестяшка медленно разводит коленки в стороны, её стройные ножки в чёрных чулках действуют на меня, как красная тряпка на быка. Но, понимая, что эта воронка затягивает меня всё глубже, я делаю отчаянный рывок на поверхность:
– В другой раз! Не сейчас!
О! Ты бы видел, как сразу изменилось её лицо! Эти злые прищуренные глаза, эта надкушенная нижняя губка… А потом она прикладывает по два пальца к обеим губам и помадой с них чертит себе рот как у Джокера… Блин, да у неё крыша поехала!
– Ты хоть, знаешь, Капоне! Тут вкралась ошибка! – Говорит мне она, чёрной кошкой покидая своё нагретое местечко. – Надо говорить «капсЮлировалась»!
А потом она достаёт волыну из-под подушки и демонстративно отводит затворную раму назад. Заглянув в патронник, она медленно, не допуская резкого щелчка, левой кистью сопровождает его опять в исходное положение. Я давно заметил за ней одну странную привычку, кажется, ей нравится заглядывать в дуло? «Легла личинка в своё дупло? – Я усмехнулся. – Не дай Бог, она направит сейчас на меня свой пистоль!»
Прикольно наблюдать, как утром мы расходимся каждый по своим делам, как будто она – работница ткацкой фабрики, а я – бригадир на соляных разработках. Завтрак нам приносят прямо в номер, а до этого мы успеваем с ней ещё раз заняться любовью. Утром полностью рулю я, мне почему-то нравится, когда она принимает миссионерскую позу, в этом виде она особенно хороша и после такой гимнастики я чувствую себя Нероном.
Потом мы стоим друг против друга, как два гладиатора, и, не спеша, облачаемся в свои боевые сбруи. Её изящная белая портупея отлично контрастирует с её чёрными чулками на подвязках. Часто я трахаю Блестяшку, когда её пистолет торчит из кобуры рукояткой вверх и плюс ещё специально снят с предохранителя. Лифчик Блестяшка не носит, только белую полупрозрачную блузу с пуговками, расстегнутыми до небольшого декольте и такой же стильный белый пиджак, это чтобы скрыть портупею, а себе самой придать чуть-чуть импозантности. Её стиль пестрит официозом, но здесь ещё и практический смысл имеется, это что б мужики не липли чересчур к ней в кафе и ресторанах.
Мы расходимся без муси-пуси, часто даже не удостаивая друг друга элементарной улыбкой. Она налево, я направо. За собой я стараюсь хвостов не навешивать, поэтому уходя, я притворно зеваю в ладонь, а когда она садится в своё авто и уезжает, я быстро возвращаюсь в наш номер и роюсь в её вещах, бережёного Бог бережёт! Каждый день я начинаю всё сначала; лазаю по нему, как дурак, в поисках «жучков».
Их я вымел уже хренову кучу, Блестяшка подвержена маниакальной страсти рассовывать их по самым непритязательным местам, словно специально стебётся надо мной. Единственное, с чем я не спорю давно, что Афины и Ларнака смешались в моём сознании, по сути, превративший в единый город – Афилар! Мир тесен, а Афилар ещё теснее. Поэтому в Афиларе я принципиально не беру заказов со стороны. Тем более что говна и здесь хватает, а значит, без работы я не останусь ещё очень долго. Кризисы это там, у транснационалистов, а у нас здесь, в Афиларе, затишье, райский уголок. Садясь в свой «Порше», первым делом я уезжаю за город, не важно куда, лишь бы подальше от людей. Нет, я не хватаюсь сразу за пушку и не палю из неё в белый свет, как в молоко! Так только дураки поступают!
Мне нравится начинать день с нуля, с двух-трёх ритуальных омовений в море и холодного фраппе со льдом, что покоятся сейчас в моём переносном холодильнике, в изящном таком двустенном алюминиевом контейнере, заключенном снаружи в толстую пенопластовую оболочку и ещё для верности засыпанном изнутри по самую крышку кусочками колотого льда. Каждый раз я оставляю своего рысака наверху, предусмотрительно закрыв его лобовое стекло и приборную панель серебристой светоотражающей попоной и потом, взяв продуктовый термос, не спеша, спускаюсь по узкой и извилистой тропинке вниз, к маленькому платному пляжу.
Оставив причиндалы на берегу, я по щиколотки захожу в солёную прохладную воду, моментально признав меня, голубое чудовище радостно вьётся у моих ног, скуля и заискивая. Погладив его по пенной гриве, я подхватываю гальку с песка и, бросив её «блинчиком» по касательной, громко кричу зверю «фас» и он, наивный, тут же устремляется за ней в погоню, а мне только этого и надо было. Проведя влажными руками по лицу, я смотрю на небо.
Лишённое облаков, оно мне кажется бесконечным, но там, за стеклянной стенкой прозрачной сферы за мною наблюдает грозный рефери. Я выиграл много боёв без правил, вся жизнь моя это подобие Буши-до, но если я когда-нибудь споткнусь, то никто не подхватит меня, чтобы помочь, я знаю. Медленно поднимая портативный холодильник с земли, поверх очков я скрытно смотрю по сторонам и только потом направляюсь к массивному пляжному парасолю, сверху устланному пожухлыми пальмовыми листьями, мой лежак под ним здесь никто и никогда не занимает, можно сказать я арендовал его на сорок девять лет вперёд. Вот и сейчас, смахнув с него несуществующую пыль, пляжный смотритель, молодой пакистанец, здороваясь со мной по-гречески, учтиво кивает мне головой:
– Калимера*!
– Калимера! – отвечаю я. – Пос пас? Кала исэ?*
Сами греки – удобный народ, к ним не лезь и они не полезут, зато, любят побарствовать, нанимая к себе на работу за сандвичи таких вот парней. Присев на лежак и сняв крышку с переносного холодильника, я просовываю руку внутрь, там, в двух специальных углублениях, засыпанные льдом, стоят два бокала с уже готовым кофе. Они тоже закрыты крышками, а в их отверстия специально продеты трубочки, просто доставай и пей. Сделав глоток, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, запах моря, как запах дородной бабы, что не трахалась целую вечность, также возбуждает меня. Кофе терпкий, бодрящий, ароматный…. Если бы не специфика моей профессии… Приподняв очки на лоб, я блаженно смотрю на море, море сейчас синейшее, оно всё покрыто блёстками из солнца, что разбилось о гребни волн и их разбросало на мили и мили вокруг, аж до самого горизонта. Волны хоть и небольшие, почти декоративные в одинаковости своей, но их бирюзово-зелёная подсветка под белыми чубами пены каждый раз вызывает у меня неподдельный детский восторг. Сейчас, чтобы пользоваться всем этим великолепием, мало просто любить жизнь, надо ещё и уметь постоять за неё.
Всполошённый собственными мыслями, я опять опускаю очки на глаза, под синеватым фильтром стёкол мир мне опять кажется на удивление спокойным и почти не опасным, хотя я точно знаю, что это далеко не так. Достаточно посмотреть на нас с Блестяшкой, когда мы опять возвращаемся с ней в номер! Да от нас смертью воняет на всю гостиницу и никакому мылу с шампунями не уничтожить этот тревожащий запах войны! Вот если бы жизнь свою отмотать назад, к тому месту, где мы впервые ошиблись с выбором нашего пути? Допив свой первый бокал с кофе, я отставляю его в сторону и сразу лезу в барсетку за сигаретой и зажигалкой. Закурив, я позволяю себе немного поскорбеть: «Неужели, мир и правда настолько примитивен, что только то, что небесплатно, и является истинной ценностью на Земле?

*Калимера – (греч.) – Доброе утро!
*Калимера! Пос пас? Кала исэ?(греч.) – Доброе утро! Как дела? Нормально?