Васятку Ложкина некие чересчур серьёзные граждане заподозрили в психической ненормальности. Проще говоря, совершенно прозрачно намекнули, что он, возможно, трёхнулся. То есть, сошёл с ума. То есть, обидели человека (я Васятку имею в виду) своими совершенно необоснованными подозрениями. Но сам Васятка на них не обиделся. Такой характер, такой человек! Всегда весёлый, всегда открытый, всегда всем и каждому доверяющий. С таким характером врагов искать не надо. С таким они сами тебя найдут.

А дело было так. Васятка отработал ночную смену (он по профессии токарь-фрезеровщик, и год назад устроился на работу в цех сварки блоков на местный тепловозостроительный завод), а утром на планёрке начальник цеха, товарищ Фуфляев, подвёл итоги работы за месяц и назвал передовиков (семь человек). В том числе и Васятку. После чего каждому из этой великолепной семёрки вручил Почётную Грамоту и премию – пять тысяч рублей. Сумма, конечно, не ахти какая, а всё одно приятно. Тем более Васятке. Он же всего только год здесь отработал – а уже и грамота, и денежное поощрение. На прежних работах ему никто никогда никаких премий не давал. Только Почётные Грамоты и пожимание рук. А тут – нате, Василий Тимофеевич, со всем к вам нашим благосклонным расположением. Трудитесь с таким же вашим героическим старанием и дальше. Перевыполняйте план. Дальнейших вам производственных успехов. И на работе не пейте. Очень вас просим.

Понятно, что радости у Васятки образовалось сразу и немеряно (как говорится, до соплей). Поэтому по пути с завода до вокзала (он в деревне жил, с мамой и сестрой, в собственном доме. От вокзала на электричке – четыре остановки) он зашёл в гастроном и купил торт, пряников и большую коробку английской (так на ценнике было написано, что английская) заварки «Липтон». Сестра очень торты любила, а мама – пряники. Вот и пусть порадуются под английский чай. А то у них с радостями не особо густо. Целыми днями то по дому вертятся-крутятся, то на ферме (они обе доярками работают. Им тоже регулярно грамоты дают. Без премий.). По пути из гастронома на вокзал Васятка не удержался (да и с какой стати удерживаться?), зашёл в пивную. Взбодрил себя ста пятьюдесятью граммами «Кубанской» ( дорогая, собака! Восемьдесят пять целковых – сто грамм! Но сегодня можно! Сегодня – праздник!), кружкой «Бархатного» (тоже не дешёвое «Жигулёвское») и на закуску — очень вкусным, разогретым в микроволновке беляшом ( а в обычные дни он всё больше ирисками закусывает). И вот уже из пивной пришёл на вокзал, оттуда — железнодорожную платформу, зашёл в вагон, уселся на сиденье и с донельзя довольной мордой уставился в окно. Электричка весело свиснула, дернулась… Поехали!

Васяткиными соседями оказались серьёзный пузатый мужик средних лет в очках и с портфелем, толстая баба в цветастом платке и сухонький старичок. Мужик и баба сидели напротив, старичок – рядом, справа от Васятки. Старичок прижимал к груди сумку и часто икал. И глазки у него всё время бегали. Может, нервничал. Может, болезнь глазная. В общем, мутный какой-то старикашка. Но на бандита не похож. Скорее, на их несчастную бандитскую жертву. А там кто его знает. Может, и бандюган, и жертва одновременно. В наших электричках какие только уроды не ездиют.

Но Васятка на его бандитскость внимания не обращал. Потому что его просто-таки распирало чувство огромного счастья и великолепного настроения. И желая их, эти счастье и настроение, выразить, он вдруг встал и громко то ли пропел, то ил продекламировал, то ли просто проорал песню, которую единственную помнил ещё со школьных времён:

— Родина, мои родные края!
Родина, весна и песня моя!
Гордою судьбою, светлою мечтою
Мы навеки связаны с тобой!–

После чего распахнул руки (он по телевизору видел этот концертный жест) и продолжил:

— Дай мне любое дело, чтобы сердце пело!
Верь мне, как тебе верю я! -–

Допел и сел.

А надо сказать, что каждый из его соседей до этого его ошеломительного выступления занимался своим делом: мужик читал газету, баба лениво ковырялась спичкой в зубах, а старик, повторяю, ерзал по скамейке, икал и постоянно оглядывался. А когда Васятка вскочил и заревел эту самую «Родину», все трое сразу замерли и из своего оцепенения не выходили до самого окончания васькиного рёва.

Первым опомнился мужик.
— Ты чего? –- спросил он строго.
— Ничего. — пожал плечами Васятка. -– Настроение хорошее.
— А-а-а-а, — протянул мужик -– Понятно. А чего орать-то?
— Премию получил, — пояснил Васятка. –- За ударный труд. Вот, — и показал на торт и сумку с пряниками.
— Подарки везу. Маме — пряники, сестре -– торт.
— А себе бутылку! — вдруг открыл рот старичок и этак заговорчески подмигнул. Он в этот момент наверняка посчитал себя очень остроумным и даже перестал на время ёрзать, икать и оглядываться.
— Не, –- не купился на его уловку Васятка. -– Я уже остаканился. В «Васильке». Сто пятьдесят, пивко и беляш. Нормалёк. Достаточно.
— У меня сосед тоже вот так, — раскрыла рот и баба и кивнула на Васятку. Мужик и старичок посмотрели на неё непонимающе: чего так?
— А вот так же, –- повторила она. -– Тоже все молчал и жмурился, никому ничего не говорил. Только плевался. А потом вдруг взял и запел. И громко. Вот как вот этот.., — и опять кивнула на Васятку. -– Мы — «скорую». Та приехала, посадила и отвезла. Через месяц выпустили. Тихий такой стал. Сейчас уже не поёт. И плеваться перестал. Зато стал со всеми здоровкаться. И ещё всё время икает.
Старичок встрепенулся и внимательно посмотрел на бабу.
— Таблетками перекормили, — выдвинула версию она. -– Успокоительными. Это с йих икота.
Старичок поджал губы. Он, наверное, принял слова про икоту на свой счёт и обиделся. Действительно, мутный какой-то. Чего на правду-то обижаться? Может, он всё-таки из бандитских? Бандит на пенсии. Так тоже бывает. Ему её сами бандиты и плотют. Из своей кассы, которая называется «общак».

— А откуда выпустили-то? — не понял мужик. Он за то время, пока баба рассказывала про своего спятившего соседа, достал из портфеля бутерброд с колбасой и сейчас его смачно пожирал.
— Откуда.., — вздохнула баба. -– Всё оттудова, откудова же ещё… Из психиатрической.
На Васятку она уже не смотрела. Может, не хотела. Может, стеснялась. А может, боялась. Мало ли что…
— У меня свояк тоже лежал, — сказал мужик, заглотив последний бутербродный кусок. – Только не совсем в психиатрической. В наркологии. Он туда с запоем попал. Три недели отлежал. Много чего интересного рассказывал.
— Чего ж там интересного? -– хмыкнула баба.
— Мелочи разные, — ответил мужик. -– Обстановка какая, врачи, фершалы, то, сё… Каждое утро -– манная каша.
— Ишь ты, их ещё манной кашей кормят! – опять подал свой противный голос старикашка. – Алкашню эту!
— А алкаши что, не люди? — не согласился мужик, и этим вопросом Васятке сразу понравился.
–- Мало ли какие бывают обстоятельства, — и повернулся к Васятке. -– Согласны, молодой человек?
Васятка согласно закивал: конечно! Как говорится, от сумы и от тюрьмы… Чего уж там! Разумение имеем!

Он доехал до своей остановки, вышел из вагона на платформу, спустился по ступенькам, пошёл по улице. Мелькнула слабодушная мысль зайти в лавку и всё-таки купить бутылку, но он тут же сказал себе «нет» и даже головой мотнул. Бутылку не надо. Мама расстроится. Мама не любит, когда он выпивает.