( написано под впечатлением «Записных книжек» Ильфа и Петрова и «Театрального романа» Михаила Булгакова)

На улице – прокисшая эпоха брежневского «застоя», но эта прокислость никого из простых-рядовых советских людей не напрягает и уж тем более не огорчает. Кто хочет – работает, кто хочет – делает вид, что работает, но нет в этом никаких противоречий, никаких абсурдов и никакой трагедии! Главное, что все честно трудятся, а самые честно трудящиеся гордо висят или покорно виснут на досках Почёта и кто с тоской, кто с радостью думают о том роковом часе, когда всё-таки придётся оттуда слезать, облезать, отвисать и отлепляться. Нет, всё действительно хорошо в бытовом отношении, но не всё так волшебно-безоблачно на горизонте наших самых передовых в мире идей и свершений: уже подрастает поколение настырных молодых демократов, которые вскоре замутят перестройку, реформы и логично вытекающий из них развал страны. Но об этом пока ещё никто не догадывается, в том числе и сами демократы. В автобусе и на метрЕ пока ещё можно проехать за пятачок, пиво в пивных стоит двадцать четыре копейки и полным-полно воблы сомнительного качества, но иногда попадается и настоящая краснопёрка! Да, это поистине золотые в своих неприхотливости и безыскусности времена!
По парку имени Старых большевиков и Заслуженных политкаторжан идёт толстощёкая девушка с косой и горько плачет.
– Что случилось?
Девушка смотрит на меня круглыми коровьими глазами, и её рыдания начинают напоминать плач Ярославны из оперы «Князь Игорь» композитора Бородина, широко известного в своё время и широко неизвестного сегодня, в наши совершенно культурные дни.
– Я вступила в случайную половую связь! – признаётся она, и крупные, размером с вишню, слёзы катятся по её загорелым круглым щекам. Такие щёки носят молодёжные активистки-ударницы, которые регулярно перевыполняют на двадцать процентов месячный производственный план по отношению к предыдущему месяцу. Кроме того, они страстно выступают на всех собраниях, призывая, обличая, негодуя и пригвождая к позорному столбу тех, кто скоро станет успешными бизнесменами и эффективными менеджерами, а пока пребывают в позорных стилягах и презренных спекулянтах.
– Это бывает.., – осторожно соглашаюсь я, слегка теряясь от такой интимной откровенности.
– Вы не понимаете.., – шепчут её прелестные пухлые губы, а лицо вспыхивает горестным в своём прямо-таки плакатном благородстве светом. – Теперь меня за это могут исключить из комсомола, а я так хочу быть в первых рядах строителей нашего светлого будущего!
– Это не факт, что исключат, – мотаю я головой и глубоко страдая от жалости к этому совершенно чистому, невероятно духовному созданию.
– Всё зависит от того, с кем вступили. Например, одна моя знакомая на День Парижской коммуны отдалась бандиту – и до сих пор, несмотря на совершеннейшую порочность этой связи, себя относительно неплохо чувствует.
– При чём тут бандитизм? – благородно возмутилась девушка (хотя какая она теперь…).
– Я вступила в связь с товарищем вторым секретарём городского комитета партии!
– Тогда не всё потеряно! – облегчённо вздыхаю я. – Тогда вы даже можете оказаться в выигрыше!
Слёза мгновенно высыхают, и она, приоткрыв свой очаровательный ротик, вопросительно смотрит на меня всё теми же покорными коровьими глазами.
– Вы же можете попросить его принять вас сразу в члены партии! – предлагаю я невероятно смелую авантюру.
На её щеках вспыхивает благородный гневливый румянец.
– Да как вы может мне ТАКОЕ предлагать! Я – девушка порядочная! Я даю двадцать процентов к плану! И в этой пятилетке я вполне смогу повиснуть на нашей фабричной Доске Почёта!
– Что значит «такое предлагать»? – теряюсь я и вдруг догадываюсь. – Вы что, не любите нашу дорогую партию – воплотительницу в жизнь всех наших смелых идей?
– Я люблю партию! Я горжусь идеями! Но воспользоваться моментом – это не по-комсомольски!
– Вот в чём дело.., – облегчённо выдохнул я. – Грешным делом подумал, что вы – тайная оппортунистка, угроза миру на Земле… Ничего страшного! Тем более, что товарищ второй секретарь уже наверняка обо всём забыл!
– Думаете? – в её глазах вспыхивает надежда.
– Не думаю! Уверен! Он же на руководящей работе, которая требует неустанных сил и непреходящих свершений! У него, если хотите, мозги полностью заполнены съездами и их непогрешимыми решениями!
– То есть, вы хотите сказать, что он может ВСЁ? – догадывается она. – И даже за просто так, без грязных мыслей? То есть, просто по-товарищески?
– Нет, – безжалостно рушу я её надежду. – Всё может только ПЕРВЫЙ секретарь. Второй может ПОЧТИ всё. В том числе и вступить. То есть, принять.
Девушка задумывается. По её прекрасному лицу видно, что в ней сейчас борются корысть, порядочность и чувство комсомольского долга. Побеждает, конечно, корысть. Она всегда побеждает, несмотря на то, что все мы в эти годы упорно идём по пути победившего социализма. Это стыдно признавать, но это всё же факт! Как сказал какой-то глубоко чуждый нам, оппортунистический философ, «человек по природе своей слаб и порочен». Если к тому же кругом – враги, а в магазинах недостаточно колбасы и вообще мясных изделий, то надо обладать невероятным мужеством, которого у этой девицы наверняка нет хотя бы потому, что она хоть и комсомолка, но всё одно – девица. Точнее, уже состоявшаяся женщина!
– А вы интересно предлагаете.., – говорит она задумчиво и непонятно смотрит мне прямо в рот.
– Вы, вероятно, позитивист?
В ответ я смущённо бормочу какие-то совершенно необязательные слова и шагаю от греха подальше в сторону памятника Старых большевиков с политкаторжанами…

На улице – прокисшая эпоха брежневского «застоя». Ещё не всё потеряно, но бывший комсомолец с большим родимым пятном на лбу уже начинает рулить Ставропольским краем. Скоро всё кончится, всё начнётся и всем станет невероятно весело.