– Закрывайте же дверь! Сквозняк!
Петя (хотя это он для особо приближённых Петя, а для остальных – Пётр Семёныч, директор пляжа, а до этого работал старшим администратором нашей местной филармонии, творческим, можно сказать, человеком. И если бы не какие-то шахер-махеры с концертными билетами, то он и сейчас принадлежал бы чарующему миру музыки) – так вот Петя, этот в высшей степени уважаемый человек, очень любит болеть. Болезнь – его естественное природное состояние. Предпочтение он отдаёт простудным заболеваниям: с одной стороны, вроде бы не смертельно, а с другой – сколько возможностей для импровизаций! Чихать, сморкаться, ныть, жалобно скулить, делать несчастные и вместе с тем мужественные глаза (дескать, оцените и проникнитесь, как я невыносимо страдаю, но, тем не менее, не сдаюсь!) знобливо поёживаться и изображать постоянную жажду – сколько здесь простора для полёта мысли, для безудержного фантазирования, для творчества, наконец! Понятно, что в эти театрально-трагические моменты самыми желанными для Пети были те, кто умел и любил сострадать. Эти люди порой и сами не понимали: притворяется Петя или действительно расхворался, но в любом случае, почему бы не посочувствовать человеку? Сочувствие, оно ведь денег не требует, и жертв не требует, и особых усилий! Сделать соответствующее выражение лица, изобразить сочувствующий взгляд, постные глаза, легонько похлопать страдальца по плечу (держись, друг! Выздоравливай, Петя- Пётр Семёныч!), заботливо спросить, не надо ли чего («ничего не надо! Я уже и так всю печень посадил этими лекарствами!») – какие это, право, мелочи! «Вся жизнь – театр, а люди в нём – актёры». Так и живём, так и актёрствуем.

Я никогда не осуждал Петю за излишнюю театральщину, да и с какой стати мне его осуждать? Человеку нравится роль, исполняет он её мастерски, с порывом и вдохновением, и мастерство это – искреннее, идущее от души, а не от этой самой роли! Это не осуждать надо – приветствовать! Действительно, какой актёр пропадает! Хотя почему пропадает? Зрители – в восторге, разве что не хлопают!
– Закройте же дверь! Нет, что за люди… Смерти моей хотите?

К изображению более серьёзных недугов Петя прибегает значительно реже, и дело даже не в том, что это требует большего мастерства. Как всякий уважающий себя нездоровый человек, Петя страдает излишней мнительностью, а поэтому свято верит, что частая имитация, например, сердечного приступа запросто может обернуться этим самым приступом, только уже настоящим. Такой расклад его, конечно, совершенно не устраивает: болезнь болезнью, а пожить хочется. Поэтому спазматические боли в груди, отдающие в левое плечо и левую же лопатку, не снимающиеся валидолом и нитроглицерином, панический страх во взгляде, затруднённое дыхание – всё это он изображает по редким, конкретным и очень серьёзным поводам, когда речь идёт о действительно серьёзных вещах. Например, поездке на « фазенду» (Петя терпеть не может возиться на тамошних грядках), или генеральной уборке квартиры, предполагающей передвижение предметов мебели (двигать шкафы и столы Петя считает совершенно идиотским занятием), или визитам к любочкиным родственникам (для Пети такие визиты – сущее наказание).

Кстати, о его супруге Любочке. Благороднейшая женщина! Великолепный трубный голос, профиль Екатерины Великой, рост – метр девяносто два, родинка под правым глазом, усы! Но грубая. Работает медсестрой в женской консультации, в процедурном кабинете, поэтому Пете неслыханно повезло, что он в силу анатомически-физиологических причин не может страдать женскими болезнями. Мужа она любит, но любит опять же по-своему: решительно и бесповоротно.
– Петь, я пришла! – громко кричит она, вернувшись с работы. – Готовь ж*пу!
Петя морщится: он не любит уколов. Он угнетают его душевное состояние, а спущенные трусы унижают как пользующуюся в обществе определённым уровнем уважения личность.
– Любаш, а может, лучше таблетки? – робко предлагает он, начиная душевно страдать. – Мне и таблетки великолепно помогают.
– Не, Петь! – слышит в ответ категорическое. – Таблетки на сорок процентов нейтрализуются в желудке соляной кислотой. Так что только ж*па! Или в вену!
– Не надо в вену! – пугается Петя уже по-настоящему. В медицинской литературе, которой он изучил столько, что страшно сказать, прочитал, что через внутривенные вливания в его цветущий организм можно запросто занести кучу всякой заразы, от гепатита до сифилиса.
Поэтому он со скорбно видом вздыхает и спускает трусы. Лучше унижение личности, чем заболевание печени или совершенно незаслуженный сифон.

А в начале месяца иду по улице, вижу – у петиного дома стоит «скорая». Ну, думаю, это уже перебор, если до «скорой» дело дошло. Потом узнаю: у Пети – настоящий гипертонический криз. Сто девяносто на девяносто без всяких театрализованных представлений. Вот уж действительно доигрался хрен на скрипке.
Впрочем, в больнице пролежал он недолго.
– Дует там, – объяснил он мне своё быстрое возвращение. – И народу много. Ходют целый день, а дверь в палату не закрывают. Простыть – запросто!
Любочка, услышав его объяснение, иронично хмыкнула, но ничего не сказала.
– Я лучше дома отлежусь, – продолжил Петя, настороженно покосившись на супругу. – Дома привычнее. Стрессов меньше. И вообще.
– Вы уж берегите себя, Пётр Семёныч, – подыграл я ему. – Тем более, скоро пляжный сезон. Самая работа.
– Да-да, – быстро закивал он. – Песок надо завозить, переодевалки ставить, грибки… Одни дела!
И тут же изобразил скорбный взгляд: дескать, чтобы на такой работе и остаться здоровым? Лошадиный же труд! А куда деваться, если там, на пляже, без него – никуда!