В нем истину философы искали,

Художники, поэты,  мудрецы.

Другие же банальнейше бухали: 

Пьянчуги, шарлатаны, подлецы.

In vino veritas, монахи говорили,

Другие заливали свою боль.

Для первых это капли Бога были,

А для вторых – банальный алкоголь

Бургони шарм, Эльзаса изумление,

Бордо и Пфальц, Тоскана, Приорат.

Лоза в реке там видит отражение 

И небо укрывает виноград.

Тот Пушкин – наше все, Шабли любил,

Клико старухой восхищался он.

Тиран усатый Хванчкары испил,

А Шамбертеном жил  Наполеон.

Не важен регион происхождения.

И имя громкое ведь тоже не важно,

Важнее то – в каком ты настроении.

Когда? Где? С кем? И в меру ли оно?

Отрицание.

Не может быть, ведь это не со мной.

Ты будешь ждать когда приду домой.

И пусть наивно, может даже глупо

Есть дома ты, уют, тарелка супа.

Злость.

Нет! не заслужил я этой кары,

Слова твои как лезвия удары!

Токсичны так как самый страшный яд! 

Скажи мне! В чем я виноват?

Торг.

А может надо было удержать?

Стоять в пороге, извиняться.

И стоило себе солгать?

И все могло бы продолжаться.

Депрессия.

Все кончено, не будет все как прежде. 

Когда-то принесу цветы, 

К могиле той потерянной надежды, 

Которую убили и я и ты.

Принятие.

На окнах дождь рисует свой орнамент

И жизнь идет привычным чередом.

Обидами не возвести фундамент!

На лжи ты не построишь  крепкий дом!

Облаков белый снег, 

Безмятежен полет.

В голове мыслей нет,

Все летит самолет.

Рейс в обитель степей,

Где номады живут.

Где не ценят людей, 

Но меня все же ждут.

Рейс в потерянный дом,

Где поля без конца, 

Часть меня еще в нем

И могила отца.

Край суровых людей 

И друзей близких лиц. 

Жизни прошлой музей, 

Храм закрытых страниц.

Эмоции утихли понемногу, 

Ушла тоска, но радость не пришла.

Надеюсь ты в себе себя нашла.

Ну вот и все, спасибо, 

Слава Богу

Не беспокоит расстояние,

Не плачу, не кричу «ура».

Осталась черная дыра,

Эрзац покоя состояние.

Нет боли, нет переживаний.

Нет грусти, радости побед, 

Любви и злости тоже нет

И страха нет своих желаний.

Аэропорт и рейс ночной . 

Судьбы уставший дирижер, 

Как старый коммивояжер,

Камю непринятый герой.

В стране где снега нет, но есть хамсины.

Там где ракеты, войны, купола.

Где вечно угрожает Насралла,

И спорят все про эти Палестины.

В стране где целый месяц гей-парады.

Где досы, гои, харедим.

Там ночью ты вернешься не вредим,

Чужие люди будут тебе рады.

Ведь так заведено – осим хаим.

В стране Авраама и Иисуса

И там  где будет третий храм.

А то что для одних – харам,

То для других – лишь дело вкуса.

В стране кипящей век за веком,

Собравшей древний свой народ,

Ие беседер, все придет!

Лишь оставайся человеком!

В стране где раскрывается нутро.

И как не вспомнить нарратив,

Про Канта и императив,

Добра желаешь? Так твори добро.

Ну вот и все.

Закончили, забыли

О том что мы когда-то были,

А может даже и любили.

Но все, the end. 

Закончен наш рассказ.

И завтра – будет завтра,

Но без нас.

И будешь ты, 

И буду я.

А может будет мы друзья, 

Все может быть.

Но для чего?

Я любил тебя всю:

Добрую, злую, странную.

В облаках летящую,

Легкую и туманную

И любил я всегда:

Летом, зимой и осенью.

Строчки писал тебе глупые

Про закаты и небо с проседью.

Сердце твое я любил,

Со всеми ранами и утратами.

Душу свою по кускам отрывал,

Чтоб покрыть твои раны заплатами.

“Я любил”, “я любил”..

Как упертый баран –

В сотый раз я себе говорю.

Я не знаю признаться ли хватит мне сил.

Я любил, ну а может люблю…

Писать я не хотел!

Мне было тошно.

Обидно, больно, горько,

Невозможно!

Писать я не хотел,

Дерьмо, слова пустые.

Их оболгут и не поймут,

Не я, не ты – другие.

Писать я не хотел!

Ведь в наше с тобой ложе

Бывали вхожи восемь человек,

Прости, Родная..

Это невозможно!

Тихий голос ребенка,

Голос в голове твоей,

На себя, на других клевещущий.

Голос строгий встревоженный

Души других калечащий.

Вечный бег от других,

Вечный бег от себя,

Изнурительное бичевание.

Слова, люди, моменты и судьбы.

Все – зря.

В конце дня лишь одно – страдание.

Видит Бог я любил,

Видит Бог я ценил.

Я был честен перед собою.

На прощанье тебя я и Бога молю:

Помирись Ты хотя бы с собою.