Тогда, в начале лета, далеко-далеко на западе, в другом гуннском улусе – улусе Поющей Вербы, – происходило важнейшее событие. Старейшины, вожди и знатные батыры собрались, но не для празднования, как гунны Священной Оленихи, а для принятия жизненно важного решения, касающегося дальнейшей судьбы племени.

Ещё с самой зимы несли они тяжёлые потери, противостоя многократно повторяющимся нападениям войск графа Гистура, брата короля гепидов Ардариха. В войне этой поселения их были сожжены, глава улуса, великий багатур Эстеми-хан, погиб в одном из сражений, как и многие его воины; и помощи ждать неоткуда – другие улусы ещё ранее оттеснены на восток, а некоторые и уничтожены уже полностью.

Более месяца продирались гунны Поющей Вербы на юг и на восток, через леса скиров, стремясь выйти в открытую Степь, где гепиды и готы ещё не хозяева. В стране свевов оторвались они от врага, и, свершив многодневный переход через огромный лес, вышли из его гнетущей тени на бескрайний простор Степи. Необъятность её, под бесконечной синевой неба, возрождала надежду. Но не могли они знать, в какой стороне обитают дружественные племена (если таковые ещё есть), а в какой – беспощадные враги. Два дня провели в передышке, но следовало двигаться дальше. В какую же сторону теперь держать путь? Для принятия этого решения и собрался совет глав и старейшин.

Большой открытый луг, покрытый зелёной ещё мягкой травой, был выбран местом проведения этого совета. По лугу протекал тонкий серебристый ручеёк, исток которого терялся в оставшемся позади, на севере, лесу.

Было раннее утро, но рассвета не видно из-за окутавшего всё густого тумана; что соответствовало общему состоянию неизвестности и неопределённости дальнейшего пути. Казалось, что туман не хочет выпустить этих людей из сумрака леса.

На луг выходили в молчании, что навеваемо было, кроме торжественности момента, колыханием белых сгустков тумана. И это колыхание означало, что вскоре туман должен рассеяться. Первым шёл Тудуш-бобо, самый почитаемый из оставшихся старейшин, когда-то прославившийся отважными подвигами батыр. Он происходил из курту-юрматов – западного, огорского крыла улуса.

Для идущих позади старец то исчезал в клубах тумана, то вновь появлялся, что порождало ощущение волшебной тайны. Тудуш-бобо направлялся к ручью, держа в руках ветвь вербы, перевязанную жёлтыми лентами. Этот древний символ коренного рода улуса был подношением силе, выражающим высшее почтение.

Дойдя до берега, он остановился (а на расстоянии за ним встали и остальные), и стал смотреть вверх, ожидая просветов в плотной густой белизне. Но этот туман не был однородным: плотные массы сплошной невидимости сменялись более тонкими, почти прозрачными областями. Раздавалось лишь едва различимое журчание ручейка – единственный звук в окружающем безмолвии.

Тудуш-бобо стоял на берегу тихого ручья. А за ним, позади, полукругом расположились остальные участники предстоящего совета, замершие в неподвижном ожидании. Пока туман не рассеется, совет не может состояться: – столь важные решения, касающиеся судьбы всего племени, могут приниматься лишь под сиянием бескрайнего Неба, очищающего сердце и дух.

Время шло, и ничего не менялось, а Тудуш-бобо продолжал стоять на месте, терпеливо ожидая. Но вот он вытянул руку вверх, на что-то указывая, и взгляды людей обратились туда. И увидели они там, за истончившимися хлопьями белизны, проблески небесного сияния, пробуждающего радость своей чудесной синевой.

Ожидание закончилось и Тудуш-бобо, седовласый старец, заговорил:

– Свет, рождённый в Тэнгри, открылся нашим сердцам. Благодать небесного огня достигнет детей его, и наделит силой и мудростью.

После этих слов Тудуш-бобо присел у вод ручья на одно колено, и опустил ветвь вербы в журчащий поток.

– Беспредельный простор, в необъятности отражающий небо, дух Большой Степи, к тебе обращаются дети Поющей Вербы. Прими эту ветвь, священный знак нашего рождения в духе в давние времена. С ветвью этой зелёной, что часть нашего сердца, – преклонение пред великой красой твоей и открытостью путей.

Поток, уходящий на юг, неторопливо уносил этот знак духа гуннов Поющей Вербы. А туман уже не был густым, становясь тоньше и прозрачнее. Всё большая открытость и ясность окружающего говорили о благоприятном исходе свершившегося ритуала.

Тудуш-бобо вновь заговорил, обращаясь уже к своим соплеменникам (теперь он стоял лицом к ним):

– Туман уходит и уже видно солнце. Сияние Неба наполнит сердца наши ясностью, что позволит нам выбрать правильный путь. Я, Тудуш, старейший из отцов улуса, спрашиваю вас: подходящее ли здесь место, и благоприятны ли знаки духа для проведения нашего совета?

В единодушном возгласе подтверждения выразилось всеобщее согласие.

От недавно ещё плотного тумана остались лишь белые рваные клочки, скользящие по сырой зелёной траве луга.

– Вот мы и вышли в степь, покинув ставшие чужими леса, – продолжил свою речь Тудуш-бобо. – Несколько сотен всего, от более чем трёх тысяч, осталось детей Поющей Вербы. Трудным был наш отход – удары врагов безжалостных сыпались отовсюду. В начале мы надеялись объединиться с месегутами и примкнуть к коренному нашему улусу – Юрматы, несокрушимой опоре Великой Орды. Но где они теперь, рождённые в Тэнгри братья наши. Разошлись по четырём сторонам, пребывая в отчаянном положении, подобном нашему. Но я же думаю, большинство гуннов вернулось на восток, в страну Священной Оленихи, Адель-Куз.

Здесь мудрый старейшина замолчал, обдумывая дальнейшие слова. И все знали, что это ещё не конец его речи, поэтому никто пока не вступал в разговор. Осмотрев, пытливым изучающим взглядом, лица присутствующих, старец продолжил:

– Если мы пойдём туда, в страну Священной Оленихи, то это будет возвращением на родину. Но… Из старых полузабытых преданий мы знаем, что у нас есть ещё более древняя родина – благословленная страна Трёх Иделей. Это же там, в краю легенд, высится священное древо наше, Поющая Верба, оставленная в одиночестве. Так сколько уже лет, в которых сменились многие поколения, поёт она, покинутая, песнь тоски по детям своим? Я же, старый Тудуш, оплакавший многих сыновей, давно слышу эту песнь, эту печаль беспредельную духа. Но вы, дети Поющей Вербы, ответьте мне, старику немощному: слышите ли вы так же эту песнь тоски, этот зов, звучащий в тончайшем дрожании воздуха?

Слова Тудуш-бобо глубоко тронули всех, без исключения. Предания о стране Трёх Иделей были настолько древними, что не отличались от волшебных сказок; поэтому давно уже никто не думал о реальности возвращения туда. Поющая Верба всегда была тайной в источнике духа, и представление о ней как о реальном образе обрушилось на умы с силой, пробудившей новые (а может давно забытые) области мироосознания.

Один из старейшин, Таман-бобо, нашёл, что ответить.

– Мы знаем, о чём ты говоришь, мудрый Тудуш. Страна Трёх Иделей – волшебная страна, но через какие туманы и мглу пролегает путь туда? И бывает ли путь в страну сказок? Если бывает, то преодолеем ли мы хоть половину его? Ведь нас меньше тысячи, измотанных и обессиленных. Суметь бы дойти до владений Кочле-хана. Я думаю, мы должны объединиться с остальными улусами.

С Таманом-бобо согласился и предводитель дозорных, Ибрай-батыр.

– Там, на Узе, должен сейчас быть и Дингиз-каган! Разве он не верховный владыка Великой Орды!? Не каган всех улусов и малых орд!? Так как же мы можем покинуть его, вождя всего иля, в трудные времена!? Мы должны спешить к нему, чтобы хоть на сколько-нибудь возвысить грозную мощь голубого бунчука гуннов! Чтобы никто не мог назвать нас предателями, забывшими имена отцов! Кто скажет, что я, Ибрай-батыр, не прав!? Спасаться, забыв остальных – несмываемый позор для гунна! Можем ли мы думать только о своей судьбе?

Возгласы многих, воодушевлённых горячностью Ибрай-батыра, поддержали его слова. Доблесть и честь, верность воинскому долгу – для гунна превыше всего.

Но вот выступила старая женщина, почитаемая всеми Арсой-катун, предводительница Лесных Охотниц.

– Успокойтесь, люди. – Слова Арсой-катун были негромкими, и все смолкли, стараясь не пропустить их. Так бывало всегда, когда говорила мать Волчиц, внушающая великое уважение мудростью слов и безупречностью действий. – Ибрай, отважный батыр, конечно прав, призывая нас хранить верность гуннскому илю. Но кто с полной уверенностью скажет, что Великая Орда Адель-кагана была гуннской? Лишь мы, да потомки Лебедя, улус Юрматы, и несколько месегутских аймаков, могли гордо нести это славное имя в Великом Западном походе. Остальные же были германцы, готы и гепиды, ныне злейшие наши враги, стремящиеся уничтожить сам род гуннский.

В словах мудрой женщины Ибрай-батыр услышал правду. Те, кто составлял большую часть Орды – гепиды и готы – стали гуннам непримиримыми врагами. Речь батыра не была теперь столь пламенной, как его первые слова.

– Я не говорил, что нам следует примкнуть к Ардариху. Но идти к Узе, к Дингиз-кагану – наш долг.

Таман-бобо ему возразил:

– Дингиз-каган – законный наследник власти Адель-кагана, и законный правитель Великой Орды. Но он не закрепил своё право на верховную власть в Орде: не прислал нашему хану принцессу своего рода. Я думаю, это оттого, что он сам признаёт, что Великой Орды больше нет. Но это не означает распад гуннского иля. Теперь верховная власть для нас – это власть Илькалы, Кочле-хана, и мы должны идти туда.

Заговорил ещё один старейшина, Айболат-бобо:

– Всё лето мы шли враждебными лесами, утратив связь с сородичами. Что знаем мы о нынешнем положении Дингиз-кагана? Ничего! Также и он не знает о нас. Возможно, считает погибшими. А если Орда существует? Откололись германцы и готы; но Дингиз-каган мог сохранить власть, отойдя к востоку, к Кочле-хану.

Арсой-катун, видя, что разгорается спор, поспешила прервать его.

– Этого мы не знаем. Поэтому, давайте не будем и говорить об этом. Но послушайте же меня, люди: Тудуш-бобо напомнил нам о волшебной стране, породившей иль гуннский. Лишь напомнил, не призывал к возвращению туда. Все остальные заговорили о возвращении к Узе, в страну Баламир-хана. Но даже если идти к Трём Иделям, то это всё равно путь через Илькалу. Никто не упомянул о других направлениях.

– Куда же ещё можно идти? – спросил Ибрай-батыр.

– На юг, к Золотому Стану, – спокойно ответила Арсой-катун. – И, не дав никому возразить, чтобы не возобновился спор, продолжила: – Я не призываю идти на юг, просто упомянула о других направлениях. Пока же единственное направление, с которым мы все согласны – это восток. Если это так, если нет других пожеланий, то мы не должны спорить. И пусть теперь Тудуш-бобо, старейший из нас, скажет своё слово.

Всё это время Тудуш молчал, внимательно выслушивая мнение каждого их говоривших. Единодушие соплеменников в выборе дальнейшего пути говорило о целостности духа улуса, что являлось хорошим знамением.

– Я рад, что в умах детей Поющей Вербы нет расхождений. Но всё же, спрошу ещё раз: следует ли нам идти на восток?

Одобрительные возгласы подтвердили всеобщее решение.

– Хорошо. Если двигаться без задержек, и если будет на то воля Тэнгри, то к началу зимы мы будем уже во владениях Кочле-хана, в стране Священной Оленихи. Смотрите вокруг – туман совсем уже почти рассеялся, – благоприятное знамение Тэнгри. Так отправимся же в наш путь…. И пусть сила, породившая туман этот, из клубов которого мы вышли под купол синевы, останется умиротворённой…

. . . . .

И оставили люди лес, ушли в открытую степь, и к полудню исчезли уже за горизонтом…

Но злые силы, обитающие в тёмных закоулках враждебного этого леса, могли и далее преследовать покинувших его людей. Поэтому в его тени, в одной из самых тёмных чащ, где сохранялась ещё густота тумана, оставлена была Армет-Ис, умиротворяющая жертва…