Необъятное, бездонно-синее нависает над Паннонией небо, сияющим солнцем освещая путь одинокой всаднице. Она движется на запад, в сторону великого озера Балатон, бескрайний водный простор которого Армет-Ис не доводилось видеть за всю её, такую ещё короткую, жизнь. Цель же её пути – улус месегутов, бывших когда-то юрматам добрыми соседями. И не откажут они в защите и покровительстве; примут Армет-Ис в свой улус.

Помнит ли её тот малай, молоденький егет, что в прошлом году пришёл первым на скачках? Армет-Ис тогда украсила его коня красной лентой, а имя и не спросила, и своё не назвала.

И вышло так, что этот молодой месегут, чьего имени Армет-Ис не знала – единственный знакомый ей человек в этом краю. А край этот казался обезлюдевшим. За первый день путешествия Армет-Ис не обнаружила ни единого признака человеческого присутствия. Сама она старалась держаться незаметно, передвигаясь по возможности под прикрытием рощ или зарослей кустов. Но часто выбирала место, где-нибудь на возвышенности холма, и осторожно поднималась на его вершину, где подолгу осматривалась, стараясь не упустить ничего настораживающего в пределах видимости. Охотиться ей не приходилось: запасов еды было достаточно.

А на второй день Армет-Ис повстречала людей.

За всё утро не произошло ничего необычного. Когда солнце поднялось выше, Армет-Ис была у холма, показавшегося ей удобным для осмотра окрестностей. Южнее этой возвышенности простирался обширный лес, и девушка направилась сначала туда, чтобы под его защитой подъехать к подножию холма, а там уже она осторожно взберётся на вершину.

В тени леса было значительно прохладнее, чем в степи, прогреваемой солнцем. Армет-Ис ехала шагом, не торопясь, внимательно вслушиваясь в звуки леса. Лесная Охотница, Одинокая Волчица не замечала ничего тревожного, да и конь её, боевой конь гунна, не проявлял беспокойства. Вот она уже поднимается по склону, настороженно осматриваясь. Всё спокойно.

А оказавшись на вершине Армет-Ис увидела… совсем рядом, в зарослях, что уходят к северу, дым костра.

И совершенно неожиданными оказались для неё донёсшиеся сзади слова, выкрикнутые властно на тюркском языке:

– Стой, юрматка!

Девушка обернулась и увидела двух всадников, появившихся из леса, который она только что покинула.

Это были дозорные гуннского племени садагов. Они давно уже следили за Армет-Ис, и теперь, убедившись, что с ней никого нет, решили выяснить причины её появления здесь и почему она одна.

– Насколько мы знаем, все твои сородичи отправились на восток. Почему же ты здесь?

Армет-Ис, выросшая в двуязычном, огоро-тюркском улусе, хорошо поняла сказанные ей слова. Она ответила:

– Меня зовут Армет-Ис, из рода курту-юрмат улуса Поющей Вербы. Я искала вас. Вы же из улуса Хунку-хана, верно?

– Нет, кызыкай, мы садаги, не месегуты. Но были у них только вчера, они там, на западе, у Балатона. А зачем тебе месегуты?

– Я одна, и только там у меня есть знакомые. Сородичи, когда покидали Лес, оставили меня Кулумасу, но он не взял меня, потому что Кава обратила на меня свой взор.

Садаги изумились. Эта юрматская девушка совсем не проста.

– Похоже, что тебя защищает сам Тэнгри, юрматка.

Глаза девушки сверкнули необычным светом, но она ничего не ответила. А садаги продолжали:

– Мы знаем, что улус ваш почти весь уничтожен гепидами. И знаем, что сородичи твои успели выйти в степь. Гепиды Гистура их не найдут здесь. Если разведчики его не идут по следу.

– Не идут. Был один отряд, шесть всадников, но Кулумас взял их вместо меня; все они мертвы.

– Мертвы? И кто же убил их?

– Я. Моё имя – Одинокая Волчица.

Слова эти, сказанные просто, без какого-либо вызова, привели в величайшее изумление воинов садагов. Одна девушка не может уничтожить отряд разведчиков. Такое событие – явное проявление воли Неба, наделившего её силой, способной вершить великие дела. Похоже, значительные перемены происходят под синевою небес и начало их – в действиях этой юрматской девушки. Если путь её на запад, то так и должно быть.

– Послушай, Армет-Ис. Меня зовут Дияр, а это мой товарищ Елгыр. Мы садаги, и кочевье наше на юге отсюда. Сейчас мы не сможем проводить тебя к Хунку-хану, но мы расскажем тебе, как туда добраться.

.  .  .  .  .

В начале следующего дня Армет-Ис увидела гладь Балатона, великого озера.

Ночь перед этим она провела в роще буковых деревьев, а с рассветом отправилась дальше на запад. Когда солнце поднялось немного выше, путешественница была на вершине одного из холмов.

И отсюда уже, с высоты, Армет-Ис разглядела необычайно широкую водную поверхность, края которой уходили за горизонт и сливались с небом. Вокруг множество лесов, тоже казавшихся бескрайними. Дух захватывало от бездонной глубины небес, отражающихся в огромном зеркале чистой водной глади. Балатон,… великое озеро, овеянное легендами и сказаниями. Армет-Ис замерла, не в силах произнести ни слова, и заворожено смотрела вперёд, впитывая глазами необъятную, величайшую красоту, которую раньше не могла даже представить.

Дальше уже местность становилась болотистой: ощущалась явственно близость большого водоёма. Всё чаще путешественницу окружали тростниковые заросли, скрывавшие её с головой.

Рощи и холмы, луга и болота… и запах озёрных растений…

А ближе к полудню почувствовался в воздухе запах гари. Армет-Ис поднялась на близлежащий холм. Середина дня уже, и воздух влажный горяч.

И увидела она оттуда место смерти. Это было горящее кочевье, в котором, вроде бы, не осталось живых людей. Конечно же, это тот самый головной лагерь месегутов, и он уничтожен полностью. Произошло это совсем недавно, может быть даже сегодня. Никого не видно среди дыма и гари, – ни единого человека. Ужас и отчаяние овладели девушкой, смотрящей на дымящиеся остатки жилищ месегутов.

Армет-Ис двинулась туда, но не быстро: – осторожно, стараясь высмотреть опасность в окружающих зарослях. Вокруг тихо, но там, впереди, всё слышнее становится торжествующее карканье воронов.

Вскоре она выехала на открытое место, и уже близко увидела сожжённое становище месегутов, расположенное на самом берегу Балатона.

Не кричат раненые, взывая о помощи, и нет стонов умирающих. Лишь карканье недовольное черных птиц, и хлопанье их крыльев, потревоженных появлением всадницы.

Конь её осторожно движется по дымящейся земле, всхрапывая и тряся беспокойно головой. И копыта его стали красными от крови. Армет-Ис решила дойти до воды, а оттуда направиться к северу, чтобы покинуть это страшное место.

Послышалось блеяние овец, и девушка разглядела на одном из дальних лугов отару. Но нигде не видно ни одной лошади. Кто же были эти враги, что увели лошадей, но оставили овец? Вглядываясь в мёртвых, Армет-Ис стала различать в них убитых врагов. На степняков не похожи. Наверное, гепиды или готы, о которых предупреждал Огус.

Армет-Ис уже миновала уничтоженное становище, и, выйдя к самой воде, в накатывающихся волнах которой мерцали красные блики, повернула на север. Проехала немного вдоль берега, бездумно слушая шум волн, и поднялась на небольшую возвышенность. Здесь девушка остановилась вдруг, словно она пропустила что-то важное позади, в этом месте безжалостной смерти. Она обернулась, как будто вспомнила что-то.

Крики ворон оглушительны…

Место, где берег далеко вдаётся широкой дугой в воды тёмного озера… Вороны чёрные,… теперь это их царство.… Но что-то не так в их шумных криках…

…Пришло время воронов, и они заполнили это кровавое место, песнь смерти не прерывая ни на миг. И всё сокрыло под собой чёрное покрывало их крыльев. Но у самого берега, там, где в воды озера стекали красные ручьи, чёрное племя толпилось вокруг одного места с недовольным карканьем: кто-то из людей ещё не умер.

Это был Исян-егет, тропою смерти уходящий. Огонь, то ли пламенем испепеляющий, то ли холодом бесконечным обжигающий, переполнял руку Исяна, правую, ту на которой была изображена голова Волка, и которой он поднял бунчук орды месегутской, приняв его от отца, павшего в битве. И не помнил уже Исян, тьмою окутываемый, что кисти правой у него больше нет. Хотя другой своей рукой, тоже уже оцепеневшей, он в беспамятстве всё ещё крепко сжимал правое запястье, сдерживая кровь истекающую. Исян уходил, но он был молод и не мог принять смерть спокойно. С невероятным усилием открыл егет глаза, с тем, чтобы взглянуть, в последний раз уже, на сияние голубое неба…

И увидел он на прибрежном холме Волчицу, явившуюся из снов, исполненную дивной, волшебной красоты…

И она, Волчица, увидела его – егета, истекающего кровью. Исян умирал, но смотрел на неё восхищённо, как на чудесное, сказочное видение.

Вот девушка соскочила с коня и бросилась к нему. С возмущённым криком разлетелись недовольные вороны. Когда она опустилась перед ним на колени, егет увидел ужас в её глазах: – девушка заметила, что у него нет правой руки. Быстро, разрывая завязки, сняла она пояс с талии и принялась перетягивать запястье Исяна, чтобы остановить кровь. Туго, прикладывая все силы, затянула девушка поясок свой на руке раненого. Боль невыносима, но лицо егета озарено блаженством. Он узнал её, не раз видимую в снах; и кажется ему, что и она узнала его.

– Эй, егет, ты меня слышишь? Можешь говорить?

С великим трудом Исян приоткрыл запёкшиеся уста и еле слышно прошептал:

– Да.

– Я тебя помню, егет. А ты меня не узнаёшь? Я из курту-юрматов.

– Да… Ты – моя невеста. – Юноша еле дышал. –  Я помню тебя. Как… как… твоё имя?.. Моё – Исян. Я… убивал врагов…

– Меня зовут Армет-Ис. Молчи, егет, не говори больше ничего, у тебя нет сил. Лежи спокойно и не разговаривай.

Исян замолчал, но не закрыл глаза, продолжая вглядываться в лицо девушки. Какое же у неё имя красивое – Армет-Ис. А она приподняла его голову и уложила себе на колени, чтобы Исяну было удобнее.

Вокруг них, в шумном карканье и тяжелом хлопанье крыльев чёрных – торжество смерти и разрушения. Дым и кровь, ручьи которой всё ещё стекают в воды озера.

И мерный, однообразный плеск волн Балатона, безразличных к человеческим страданиям…

Исян вытянул левую руку, указывая на лежащего рядом воина и, с трудом произнося слова, сказал Армет-Ис:

– Это мой отец… Должен быть… у него… Бунчук Волка… Я не вижу.

Армет-Ис видела этот бунчук, но не у отца Исяна, а чуть в стороне, и то лишь древко – остальное скрыто навалившимся на него телом германца, убитого месегутом врага.

– Сейчас, – сказала она и, осторожно высвободив из под головы Исяна свои колени, поднялась. – Сейчас.

Чтобы достать бунчук, Армет-Ис придётся перевернуть мёртвого врага, лежащего на нём лицом вниз и оттолкнуть его в сторону. Это будет нелегко – воин огромен и, похоже, очень тяжёл.

Но всё же, приложив немало усилий, ей удалось сдвинуть его.

– Он одноглазый, – сообщила Армет-Ис Исяну. – Одноглазый германец. А в горле у него – нож.

– Это мой.

Армет-Ис подняла бунчук месегутов – синее знамя с золотым навершием в виде волчьей головы.

– Вот он, Исян.

Егет улыбнулся, хотел что-то сказать, но уже не смог: силы оставили его и он, закрыв глаза впал в беспамятство.

Вновь Армет-Ис одна, в окружении мёртвых и чёрного дыма. Страшное место, пропитанное болью и страданием. И некому будет похоронить убитых.

Девушка опять присела возле Исяна и, как и прежде, положила голову его себе на колени. Кровь уже не идёт из его страшной раны, но какое же бледное у него лицо. И он еле дышит.

Миновал уже полдень, принёсший жару.

Армет-Ис одна, оставленная соплеменниками. Исяна тоже оставили сородичи, отправившись к Реке Безмолвия, а он, Сын Волка, не ушёл, чтобы дождаться Одинокую Волчицу. Они встретились здесь, у Балатона, соединяя пути, что могли быть намечены лишь Небом. Не позволит оно ему теперь умереть, а наделит силой, необходимой для исполнения воли, которая их, Волчонка и Волчицу, соединила на берегу великого озера, на западной окраине Великой Степи…

Волчица сидит неподвижно, вслушиваясь в рокот накатывающихся волн, а на коленях у неё – голова спасённого ею раненого егета, Волчонка, последнего из своего племени. Она смотрит на его безмятежное лицо и сама безмятежна, пребывая в отрешённости бессилия, лишённая всего юная юрматская девушка…

. . . . .

Ведь должно быть сейчас лето жаркое – почему же холод нестерпимый пронизывает всё тело? Или это ночь холодна? Но ночью не шумят так громко вороны. Тело не слушается Исяна: оцепенело, словно льдом скованное. Не получается даже глаза открыть. И лишь стон хриплый раздался из горла его пересохшего.

Затем он почувствовал тепло, разливающееся по лбу. Словно солнце коснулось его лица.

Нет, это не солнце.… Чьё-то прикосновение… Ласковая ладонь опустилась на его лоб, пробуждая к жизни.

Огнём вспыхнула правая рука Исяна, сжигаемая вернувшейся болью. Глаза его открылись.

Это она… Волчица.… Не привиделась… – настоящая…

«Армет-Ис…. Это ты…»

– Я здесь, Исян. Я с тобой. Ты должен встать. Нам надо уходить отсюда.

С трудом, чуть слышно, смог он произнести:

– Воды.

Армет-Ис тут же, приподняв голову Исяна, влила немного воды из деревянной чашки в его приоткрывшиеся губы.

Откуда у неё чашка?

– Ты должен встать. Я помогу тебе.

Вода, такая освежающая, дающую силу. Исян чувствует, как она возвращается, пробуждая чувствительность в одеревеневшем теле. Но хватит ли её, этой силы, чтобы он смог подняться на ноги?

Голова его затылком лежит на ладони Армет-Ис, такой тёплой и мягкой. Другую руку она просунула ему под спину и, упираясь коленом в землю, начинает приподнимать его.

Десятилетний малай, потерявший много крови, не очень тяжёл для Армет-Ис.

Но приподняв немного, она усадила его и стала выжидать, потому, что он опять лишился сознания. Безвольно свесилась голова Исяна, и Армет-Ис положила её себе на грудь, а руку его правую держала осторожно, прижав несильно к телу.

Прошло бесконечно долгое время, и егет наконец очнулся. Он слышал частый громкий стук, гулко отдающийся в его голове. Это сердце Армет-Ис билось в тревоге и заботе, разрываясь от бессильного отчаяния. И это оно разбудило Исяна. Он открыл глаза и поднял голову. Посмотрел на девушку, склонившуюся над ним, и увидел слёзы в её глазах.

– Не плачь, Армет-Ис. Я сейчас встану.

– Да. Я помогу тебе. – Тут она повернула голову в сторону и позвала своего коня: – Алакош.

Конь её был великолепен. Только такой и достоин Волчицы. Исян, лучший наездник и знаток лошадей не мог не улыбнуться. Хотел сказать,… что…

Опять чёрная тьма…

…Когда темнота прошла, Исян стоял уже на ногах, опираясь спиной о коня Армет-Ис, Алакоша. Сама же Армет-Ис стояла прямо перед ним, удерживая его за плечи. Сколько она продержала его так, не давая упасть?

Девушка легонько встряхнула его и сказала:

– Теперь, Исян, ты должен взобраться на Алакоша.

– Сейчас.

Исян повернулся лицом к коню и ухватился руками за седло, собираясь вспрыгнуть. Боль! Вспышка… страшная, невыносимо обжигающая! Вновь почернело в глазах Исяна, забывшего, что теперь он должен обходиться без правой руки. И нет сил даже на крик. Чернота в глазах, перемежающаяся краснотой, не менее мучительной, которая обхватила его своими огромными крыльями и унесла прочь….

А потом, когда он выбрался из красноты горячей и смог открыть глаза…

Осознал вдруг с огромным изумлением Исян, что сидит верхом на коне, на Алакоше, скакуне юрматской Волчицы. Но как он взобрался в седло? Сам… или это Армет-Ис сумела поднять его, эта кажущаяся такой хрупкой девушка?

Мерные покачивания лошадиной спины были мягки. Плавные движения – лёгкая встряска, – постепенно возвращали Исяну способность владеть своим телом.

Армет-Ис, исполненная безупречности Волчица, идёт впереди. В правой руке она держит поводья Алакоша и ведёт его, неторопливым шагом, за собой.

А в левой её руке – синий бунчук Исяна, знамя Джаикского Волка, золотая голова которого сверкает ослепительно в лучах жаркого солнца Паннонии…

 

И на берегах озера Балатон, что на западной окраине Великой Степи, началась легенда…