Письма

Письмо первое. Самой себе

Здравствуй моя юная безмолвная собеседница!

Который день пишу тебе в надежде, что ты наконец откликнешься хоть на одно моё послание. Но, увы, ты молчишь, а я всё никак не могу понять, отчего? Ты боишься меня? Ах, дитя… Всё давно в прошлом! Не терзай себя понапрасну дикими мыслями, отпусти их наконец и дай свободу своему живому мышлению. Да, возможно, что ты страшишься снова впустить меня в своё царство вечного лета, ведь в прошлый раз норд-ост с такой резвостью и прытью вырвал с корнем все хрупкие и нежные цветы, которые ты с любовью высаживала по весне, холила и лелеяла. Но я каюсь! И прошу прощения! Который раз…

Натали, я схожу с ума… Ты знала? Но нет, ты нарочно игнорируешь все мои письма. Я знаю, ты читаешь их. А может быть тебе нечего мне ответить? Чтож, тогда я умолкну — умолкну навек…

Как же невыносимо писать в пустоту! Я знаю, ты сидишь на своём излюбленном диване, подобрав под себя ноги, ты улыбаешься, когда читаешь его… Глупое, доверчивое создание! Ты вновь так наивна, воображая будто в твою никчёмную жизнь ворвалось что-то по-истине чудесное! Хватит! Прекрати! Возьми себя наконец в руки! Не будь половой тряпкой!

О чём ты думаешь? Ответь! Я кричу, но ты меня не слышишь. Я бьюсь в твою дверь, но она закрыта наглухо. Натали! Откликнись… Напиши хоть строчку, хоть слово… Я ведь всё та же… Всё та же ты, только иная… Но я часть тебя, твоего прошлого, неотделимого и цельного, что живёт в твоей красочной памяти. Но почему ты прогнала меня? Почему оставила на перекрёстке пыльных дорог, на той стороне реки? Почему сожгла тот мост? Да, я сглупила. Сама не знаю, как так вышло. Но я же не отрицаю то, что я натворила. Я принимаю это как данность. Это ведь уже случилось. Ну, милая, так прими же и меня! Прими со всеми моими шрамами, синяками, со всеми теми мыслями, что так теперь пугают твою хрупкую психику. Позволь мне ворваться в твою душу, окатить холодной загрязнённой кровью твоё трепещущее сердце, пробежаться по коже, оставляя едва заметные следы… Да, я сумасбродная, но со мной ведь тебе было весело!

Откликнись Натали! Теперь уж можно, ведь всё закончилось… Закончилось же? Все твои страхи уйдут, обещаю! Кошмары покинут тебя, я прогоню их, тебе больше не придётся кричать по ночам, взывать к тем образам, что тянут к тебе свои тонкие белые пальцы… Нет! Я позабочусь об этом. Прими же меня! Прими своё прошлое таким какое оно было. Будет снова больно, невыносимо тоскливо и страшно, но кто говорил, что это легко? Успокоилась ли ты, когда швырнула меня в пустоту! В небытие! В ничто! Нет! Ты думала, что скроешься от меня? Наивное маленькое создание! Увы, я всегда на пороге твоего сердца, и я вновь пишу тебе письмо и кладу его под дверь…

Заперлась. Я знаю, без меня спокойно. И ты не болеешь. Но я уверена, когда-нибудь, перечитав заново каждое моё послание, ты поймёшь наконец как без меня уныла жизнь. И тогда ты распахнёшь дверь, я знаю. Ты откроешь её, и я влечу в царство вечного лета, чтобы внести в него свои краски и посадить свои цветы — цветы ушедшего и забытого прошлого.

Письмо второе. Другу.

Здравствуй мой милый, добрый друг!

Пишу это письмо в пути, и, наверное, это моё последнее послание тебе. Так много хочется рассказать, поведать, но мысли путаются и я задыхаюсь от переполняющих меня эмоций. И конечно же ты знаешь какую мысль я хочу до тебя донести, ведь ты единственный кто всегда понимал меня, поддерживал и разъяснял мне все мои ошибки, ни разу не укорив.

Ах, друг мой!

Прости меня теперь за то, что я бегу от самой себя и от той жизни, что окружала меня, словно удерживая в сумасшедшем, бредовом сне. Ты знаешь, что я никогда не поступила бы так безрассудно, если бы меня не вынудили обстоятельства. Да, да, сейчас бы ты с грустью посмотрел в мои глаза, чуть заметно улыбнулся уголками губ и склонил голову на бок обессиленно, ведь я слишком упряма! Но ты, только ты всегда с такой лёгкостью мог уговорить меня, отгородить от всех моих необдуманных поступков. Я слушала тебя… Я слышала… И в этом был ты один. Но в данной ситуации, ты бы не смог ничего изменить. Не смог бы…

Проклинаю себя! За то, что вот так вот уезжаю, не простившись с тобой, не сказав ни слова. Но я бы никогда, слышишь, никогда не оставила тебя одного! Никогда бы не оставила Москву — город, который я так люблю, город, который дал мне жизнь и воспитал меня. А ты, мой милый, часть его и моей, теперь уже, прошлой жизни. Но нет! Не думай! Я никогда, как бы банально это не звучало, никогда не забуду тебя!

Ты помнишь как мы, смеясь, лежали на мягкой, пригретой ласковым весенним солнцем, траве в том парке, что называла «своим». Помнишь ли ты? Как мы дурачились и шутили, наперебой рассказывая друг другу увлекательные истории, фантазировали и уплетали шоколадные конфеты… Кажется, это было так давно… Ты улыбнёшься, надеюсь, вспоминая те жаркие майские дни, которые мы старались проводить вместе.

Дорогой мой! Как я была глупа, думая, что смогу жить близ тех людей, которые разрушали меня изо дня в день!

В той душной тёмной квартире, пропахшей дешёвыми духами предыдущей хозяйки… Они приходили ко мне снова и снова, звонили в дверь, и я с лёгкостью и беспрекословно впускала их… Они называли меня «Натали», но не так как ты, нет! С таким мерзким французским прононсом, от которого я вспоминала те зловонные подвалы, которые ты так красочно описывал в своих рассказах. Они дышали на меня перегаром, хватали своими грязными потными руками, пропитанными бензином, и постоянно ругали меня за мою тихую жизнь… Они осуждали меня… Ты помнишь, с каким упорством я боролась, противилась каждой их новой попытке взять меня силой…

Но теперь всё кончено!..

Ах, друг мой! Ты был прав во всём. Всегда был прав. Я признаю, что поступила глупо, оттолкнув тебя от себя, но я изо всех сил старалась сохранить нашу дружбу, сделать её крепче, усилить ту незримую связь, которая всегда тянулась между нами.

Но теперь уже поздно возвращаться и пытаться что-то исправить. Поздно кричать в пустоту. Поздно звать тебя на помощь… Нет, ты не можешь всегда решать мои проблемы или то, что я называла этим словом. Я должна была уехать, ведь ты помнишь, как я каждый день повторяла, словно заклинание: «Надо что-то менять!» И вот я меняю. Точнее обмениваю свою никчёмную, глупую жизнь, наполненную только одним тобой, на новую, неизведанную мне. И конечно, страшусь её… Что же ждёт меня там? Там, без тебя? Глупая я, да? Ведь по наивности своей я подумала, что смогу быть без тебя… Ты же был единственным… Ты же был…

Но нет! Всё решено и это конец. Пора кончать письмо и моё прощание с тобой.

Слова — вода, и они уже вряд ли помогут нам с тобой вернуться в то время, когда нам казалось, что мы счастливы.

Меня ты не упрекай, прошу. Твои упрёки горше яда… Не разыскивай меня и не пытайся вернуть — это ни к чему не приведёт. Сказал бы ты сейчас: «Как ты упряма!»

Улыбнись, вот сейчас, умоляю.Вспомни меня и улыбнись.

Прощай, мой милый. Ты был мне другом, а я тебе иглой в сердце…

Всегда твоя, Натали.

Письмо третье. И последнее. Признание.

Убей меня! Сорви с меня кожу, будто летнее алое платье, сломай мои кости, достань моё трепещущее сердце и хладнокровно препарируй его. И ты увидишь… Да, несомненно, ты увидишь, что внутри оно черно — сгнившее от любви к тебе непокорное сердце моё…

Я была беспечно счастливой, и для меня на свете существовал лишь свет солнца. Его жаркие, смеющиеся лучи, лаская моё лицо, оставляли на нём еле заметные золотистые пятнышки.

Но ты! Ты ворвался в мою жизнь, сокрушая всё вокруг, вихрем пронёсся по всему моему радостному и цветному миру грёз, в одночасье изменив его. И меня… Ты закрыл собой свет солнца и стал единственным смыслом моего существования.

Но до тех пор, пока ты не распахнул моё сердце и вальяжной походной не вошёл в него, я светилась изнутри и была чиста. И мои губы были сладостно-невинны, не опорочены твоим властным поцелуем.

Я помню тот тёплый день в октябре. Всё кругом источало осеннюю свежесть: пёстрые листья были пропитаны тягучим мёдом, который лился отовсюду, густо струясь с самых макушек деревьев. И люди, и птицы — целый город грелся в сладкой медной пучине, подчиняясь её плавному сонливому течению. И я сама была во власти этого вязкого гольфстрима, несущего меня к неизбежному… К тебе…

В моём озябшем рассудке ты стоишь гордо выпрямившись, с бесстрастным и скучающим видом оглядывая каждого прохожего. Ветер играет с твоим плащом, распахивая его, мелкой дрожью пробегает по твоему лицу, а затем дальше к тёмной пшенице волос. Едва заметно как ты покачиваешься из стороны в сторону, в такт неясной мелодии ветра, вдыхая сероватый дым сигареты. И мимолётный взгляд твой, окинувший меня с головы до ног, сковывает моё тело в раскалённые до бела стальные тиски.

Нет, теперь я не принадлежу себе… Отравленная твоим взглядом, я смиренно жду твоего приговора. Ты стоишь передо мной, сплетённый из жёстких, царапающих до крови, нитей кремового цвета. Казалось бы — безобидно, но одно прикосновение холодных рук причиняет оглушительную боль. Удар! И я падаю в чёрную смоляную бездну, затягивающую всё сильней при каждой моей попытке выбраться. Но ты не отпускаешь меня…

Покончи с этим! Останься со мной или уходи! Других дорог нет… И если же уходишь, напоследок не забудь убить.

Преломление

Облаков плоских холодный капкан, названный стенами, а под ними — подо мной — гладь голубого озера, я брожу по нему, ступая неспешно, сравнявшись с Богом. Так непривычно спокойно. Но громко. Слишком громко. Они стучат. Нервируют меня. Зачем же так греметь?… Медь. Медные пуговки на моей рубашке. Медные заклёпки на моих шортах. Медные трубы, монеты, горы… кругом одна медь. И золото пахнет медью,

холодом,

смертью…

Тью-тью… свиристит за стеклом… Лом… Ломом по черепу… Ломанный, да не сломленный… Лень. Тень. Дребедень. Целый день, целый день. Ха-ха! Нет, нет, не надо так смотреть на меня. Мужчина, вы глухи. Слухи ходят будто вы — есть я…

А Я — последняя буква в алфавите.

Я альфа — первый. Я — начало и конец одновременно! Я — всеобъемлющий. Ха-ха!

Я — жизнь цветного тела…

…Ела она медленно, тщательно прожёвывая каждый кусочек, особенно жёсткое телячье мясо. Её симметричные челюсти — произведение анатомических искусств, её высокие скулы, впалые щёки и острый подбородок, были обтянуты здоровой смуглой кожей, пахнущей бергамотом…

…А в том доме, на углу той улицы, где когда-то она жила с матерью, я целовал её золотистые волосы и сжимал голое гибкое тело…

Нет! Не смотрите вы так! Мужчина, вы слышите? Если смотрите, то хотя бы ответьте. Глаза на выкате и волосы дыбом… Бом-бом… полдень стучит в дверь… Бом-бом… Не верь мне, не верь… Бом-бом… Колокол церкви звонит… Бом-бом… Солнце уходит в зенит…

Нитей лучи скользят по плоским облакам, складываются в неровные квадраты и ромбы, своим теплом согревают холодное озеро… Четыре зеро засверкают ядовито-зелёным. Четыре зеро через двенадцать часов напомнят о приходе ночи… Чистые простыни, чистые наволочки, чистые пододеяльники… А под ними тела бесформенные, жалкие, тонкие… И все глухи, слепы и немы. Мы все заточены здесь, сдавлены плоскими облаками, а наши ноги немеют от холода голубых палаточных озёр…

Зерно дождей рассыпется по земле, пропитав его живительной душистой влагой. Мы будем гулять босиком по влажной траве… Мы будем вдыхать свежий запах диких цветов…

Ну нет! Этот сукин сын определённо мешает мне думать! Мужчина, прекратите так смотреть, а то, боюсь, ваши базеточные глаза того гляди вывалятся!

Эй, кто-нибудь! Уберите его отсюда! Он немой и глухой, а не сумасшедший! Не хочу видеть его! Вы-вы! Да, пожалуйста, уберите его, а лучше переведите меня в другое место.

Нет! Что вы делаете? К чему эти уколы? Я совершенно спокоен! Да оставьте же меня! Лучше его! Ему! Ай-ай!

Аисты… Аисты… Ты смешная была, когда говорила о детях… Тяжёлые сны давят на веки… Век спать на белых простынях, уткнувшись носом в плоскую штукатурку облака…

«Было время, когда часы так же, как и сейчас где-то вдалеке били полдень, и солнце восходило к зениту, а бег летних дней будто застыл, увяз в трясине повседневности. Мы были так молоды, а ведь с тех пор прошло каких-то два года…» Она стояла перед зеркальным стеклом и внимательным и даже равнодушным взглядом наблюдала за своим мужем. «Как же он изменился за это время! Подумать только!» Глаза на выкате, взъерошенные волосы, нервозность движений, озабоченность и страх. Шизофрения прогрессировала с каждым днём, съедая мозг мужа, буквально убивая его.

«А ещё совсем недавно мы были так счастливы. Правду говорят люди — ничто не вечно.» Женщина прикрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь с головой окунуться в прошлое — дать волю воспоминаниям.

Летние дни бежали вприпрыжку, смеясь расплёскивали на бегу яркий свет солнца и июльскую жару. Её золотистые волосы, выбившись из-под шифонового платка, развивались на лёгком ветерке, сплетались между собой в затейливые спирали, и снова расплетались, струясь по спине. Неспешной походкой она шла по аллее, оставляя за собой невидимый след эфирного масла бергамота. И он, как зачарованный, шёл по этому следу, влекомый золотым ручейком её длинных волос. Вдруг, он окликнул её, и его магнетический голос заставил обернуться.

«Да, именно тогда… Это была наша первая встреча. Мне было семнадцать лет. Подумать только, подумать только…»

Она продолжала погружаться в воспоминания, всё больше отдаляться от реальности, уходя в прошлое… Через год сыграли скромную свадьбу. Для неё это был день определяющий всю её дальнейшую жизнь — день, когда на солнечном небосводе, сияющем всеми оттенками голубого и бирюзового, стали появляться серые грозовые тучи.

Сначала болезнь проявлялась в мелочах: излишняя задумчивость, приступы агрессии, которая перерастала в настоящую ярость. В конце он начал разговаривать с кем-то, вступая при этом в споры, ругаясь, пытался даже наложить на себя руки.

Ей пришлось прибегнуть к крайним мерам.

«Здесь ему будет лучше…»

Она любила его. Любила даже такого. Но то, что он сделал с ней… С их ребёнком…

«Нет.» подумала она и распахнула веки. Злые, налитые кровью глаза вперились в неё. Муж что-то закричал и накинулся на стекло с кулаками.

«О боже! Нет. Это конец.» Она терпеливо, сжав губы в тонкую линию, следила за тем, как медбратья скручивают её мужа, вкалывая в его вены успокоительное.

-Конец, конец…- Сказала она полушёпотом, и, обхватив себя руками, поспешила по тёмному коридору прочь из больницы.

Снежный пух

Лампочка в тамбуре зловеще мерцает, попеременно окуная угрюмых пассажиров в густой мрак, то снова обволакивает их мрачные бесформенные силуэты грязным оранжевым светом. Пахнет сыростью и зимним холодом, от которого противно мёрзнут руки и немеют пальцы ног, доводя тело до болезненного озноба.

Она стоит в самом углу, прижатая грудой, пропахших табаком и потом, мужских усталых тел, вдавлена в дверцу шкафчика, которая больно впивается в кожу, в хрупкие кости хребта, прижимаясь к лопаткам. Сонный бессмысленный взгляд серых глаз устремлён за, заляпанное каплями зелёной краски, полотно стекла, туда, где мигают, сливаясь в яркие многоцветные полосы, огни мегаполиса.

Я видела его снова сегодня. И что с того? Он мерзкий. Бесспорно! Он подобен змее — ядовитый, скользкий… Он такой же как и ты. Точная твоя копия. Хмм… Уже месяц… Да, целый месяц ты ходишь рядом со мной и смотришь на него. Ты чего-то ждёшь… И как же больно ты хлещешь меня по спине каждый раз, как я посмею взглянуть в его сторону!

А бессонные ночи? Нет счёта им! Но что они приносят мне? Нечто, похожее на жалость? Ха, нет! Только серость кожи… Нет, не сплю. Ты слышишь? Перестала вовсе… Замолчал? Ну молчи, молчи… Я устала писать письма ему. Пишу в пустоту. Но ты сам просил меня об этом! А теперь молчишь…

Вагон качается, резко останавливаясь, и тяжёлая людская масса, не удерживая равновесия, с ещё большей силой наваливается на неё, буквально сплющивая. Никто не слышит её тихого стона. На мгновение всё стихает. Ржавеющие двери электрички со скрежетом открываются, распахивая свои железные объятия, выплёвывая пассажиров, как изжёванное жёсткое мясо.

Она закрывает веки и морщится, пытаясь проглотить тошнотворный комок, застрявший в горле.

Нет. Прости. И всё же, я никак не могу понять, какой смысл в этой глупой злой игре? Ну зачем я пишу ему эти письма? Он всё равно не отвечает мне и никогда не ответит. Ты знаешь это. Молчишь? Ну что ж… Перестану писать ему, вот увидишь! Нет, не перестану… Ты жестокий! Ведь ты опять мне отправишь послание, в котором то и дело горят красным одни и те же слова: Пиши, Тина. Я знаю.

Глупо всё. Пошло. Отвратительно. Такие завуалированные слова — пустая фраза. Но знаю, какой смысл ты вкладываешь в них. Ведь без сомнений ты знаешь всё.

Ты всегда жил подле меня — здесь рядом. Все эти годы. Ты знал. Ты знаешь, что происходит каждую минуту, каждый миг за чёрной обивкой железной двери моей квартиры. Ты ждал. Ты ждёшь каждое утро, чтобы одним лишь взглядом напомнить о своё существовании и о том, что ты знаешь.

Электричка снова несётся по рельсам, раскачивая вагон, продолжая прижимать тела пассажиров всё ближе друг к другу. Она морщится от нового приступа тошноты и задерживает дыхание, с усилием проглатывая новый, подкативший к горлу, тяжёлый кисловатый ком.

Глупый поезд. Укачивает. Какая станция? Ты видишь? Молчи-молчи… Приоткрою глаз и посмотрю… Ах, ещё немного. Нет, и всё же… Не буду больше, слышишь? Надоело! Слишком много писем, разговариваю со стеной. Он не ответит мне. Что же ты мучаешь меня тогда? И не надейся, хватит с меня этих детских шалостей. Не напишу и строчки. Слова. Буквы. Даже точку не поставлю. La Fin.

Она резко распахивает глаза, чувствуя, как поезд замедляет свой ход, приближаясь к станции. Прокладывая себе путь руками, расталкивает слипшихся пассажиров и всё время повторяет: «Разрешите… Вы выходите?.. Моя станция…»

Наконец вагон, покачнувшись, останавливается, вновь распахивая свои уродливые двери, поглощая две стёртые жёлтые надписи: «Не прислоняться». Она вываливается из вагона, и поскользнувшись на заиндевевшем уступе, падает на заснеженный перрон. Слышно как рвутся джинсы — заледенелый снег тут же обжигает рассечённую кожу коленей, прилипая к ней.

Боже! Как же я ненавижу это… Собачья жизнь, ты не находишь? Забыла. Молчи-молчи.

Встала. Отряхнулась. Подвернула правую ногу, кажется… Смеются. Ты слышишь? Хохочут. Пускай! Плевала на всех! Усмехнулась.

Эй, посмотри по сторонам! Бело-бело кругом… Снежинки, как тополиный пух, помнишь? Мы поджигаем его во дворе… Будто снова лето. Так может так оно и есть? И сейчас тепло, а то что ноги онемели — так это признак малокровия. Чёртова анемия!

Ну вот. Появился. Ну что ты опять стоишь передо мной и глядишь своим мёртвенным взглядом? Молчишь? Ну молчи-молчи… Я вижу тебя каждый раз, когда с позором вываливаюсь из вагона. Ты всегда стоишь вон там, у самой лестницы, в темноте, и силуэт твой сплетается из искр снега- хлопьев тополиного пуха, летнего тепла и зимнего холода — всего того, что я не в силах уловить, поймать. Твоё аморфное тело сливается с фонарём, превращаясь в него самого. И лишь во мраке я видела… способна видеть тебя. Но стоит загореться блёклому свету, как ты рассыпаешься, распадаясь на отдельные куски, становясь частями и фонаря, и ступенями лестницы, и перилами, и даже покровом снега… пуха… Ты везде и нигде… Ты ничто… А был ли… есть ли ты? Нет, я верю, что ты был… Ты есть.

Ведь каждую ночь… я слышу в морозном завывании ветра магические слова: Я жду. Я бы сама стала ветром, чтобы догнать эти слова, догнать тебя — поймать, схватить, словить и удержать хоть на мгновение, чтобы задать один вопрос: Где ты? Ведь я не знаю теперь, куда мне идти. Ты перестал говорить со мной. Перестал быть… И я потерялась… Теряю саму себя и веру в тебя… Ты же слышишь?..

Скорый поезд, проносясь мимо станции, взбудораживает ветер, усиливая его порывы, вихрем закручивая снег в белоснежные столбы.

Она стоит на мосту, глядя на перрон, пытаясь во вьюжной мгле отыскать кого-то. Фонари одиноко освещают снежные пласты, покрывающие пустынную станцию. Лишь один обледеневший, с разбитым плафоном, обособленно стоит у лестницы, упираясь в серые перила.

Вернулся. Стоишь. Поезд пронёсся — спугнул тебя. А ты так боялся… Боишься света — чистого и яркого, ведь он может разоблачить тебя. Шум раздражает тебя, и ты бежишь от него, скрываясь внутри всего сущего, желая стать чем-то осязаемым, чтобы я смогла дотронуться тебя… И ты решил вселиться в него и мучить меня! Лишить меня рассудка… Чтож, у тебя хорошо выходит. Но только… Объясни, для чего? Ведь я единственный твой друг. Я — это ты…

Надо возвращаться домой. Не смотри с такой печалью! Не режь моё сердце, как бисквитный торт… Идёшь? Ну молчи-молчи…

Тёмные закоулки улиц, залитые дешёвой водкой и рвотой местной пьяни, сплетаются между собой, создавая непроходимые зловонные лабиринты. То тут, то там, в разных концах кирпичных тупиков, слышны пьяные крики и звуки бьющихся бутылок, детский плач и подростковый грязный мат — всё это, сливаясь в единую мелодию, создаёт мерзкий фон повседневности и обыденности жизни.

Она спешит домой. Всё её тело беспрерывно вздрагивает и она пытается идти с полуприкрытыми веками, боясь встретиться взглядом хоть с одним выпившим прохожим. Под ногами чёрная хлюпающая жижа — смесь снега, бензина и песка. Под тонкую подошву кроссовок тут же просачивается слякоть, разъедая дешёвую обувную ткань, насквозь пропитав её ледяной влагой.

Ворвавшись в подъезд дома, она долго стоит у батареи, грея посиневшие и распухшие руки, вдыхает затхлый плесневелый запах и табачный дым, привыкая с слабому освещению. Совсем тихо. Скинув с головы капюшон и пригладив растрепавшиеся волосы, она не спеша поднимается по сколотым и отполированным ступеням на пятый этаж. На лестничной клетке густится мрак, такой тяжёлый, словно налитый свинцом, давящий на грудь с непомерной силой. Она расстёгивает куртку, разматывает шерстяной шарф и нащупывает дверной замок. Ключ не без труда проникает в скважину, два щелчка и дверь поддаётся.

Всё так же темно и тихо. Сильно пахнет алкоголем, табаком и постными щами. Тошнота снова подкатывает к горлу, отчего она морщится и задерживает дыхание, пряча лицо в складках свитера, бежит по коридору, мимо комнаты пьяного в стельку отца и его дружков, стремясь поскорее скрыться в своей комнате. Закрывает дверь на защёлку, для надёжности подставляет стул, чтобы никто не смог проникнуть в её «мир» без предупреждения. Раздевается…

Наконец-то… Тепло и тихо. Ты здесь? Я не вижу тебя. Ах, вот ты где! Стоишь на балконе, спрятался от меня за деревянными дверьми и пеленой голубых занавесок. Я так устала за сегодня… И не смотри так на меня — я не буду писать ему… Да и о чём писать? О моей никчёмной жизни? О тебе? Или о том, как я медленно схожу с ума, узнавая в нём тебя?

27 писем отправлено ему. 27 писем как напоминание обо мне настоящей — разговор с ним и в то же время с тобой. А может ты — это он? Или наоборот? Что связывает вас и отчего вы так схожи между собой? Но без сомнения он мерзкий… Не такой как ты. Ты мой друг, ведь так? Молчишь? Ну молчи-молчи… Как холодно в комнате! Батареи чуть тёплые… Или так кажется? Друг мой, тебя заметает… Ты исчезаешь… Постой! Куда ты? Хорошо, я сажусь за письмо, только не уходи! Вот, смотри. Ты видишь? Я уже достаю чистый листок бумаги и беру в руки ручку. Я начинаю писать…

«Здравствуй!

Пишу тебе в очередной раз, пытаясь доказать своё существование. Я здесь. Ты смотришь, но не видишь, ты говоришь со мной, но не слышишь моего голоса. Всё окончательно запуталось. Кто я есть? И кто ты? И где, на каком перекрёстке пересекаются нашу пути?

Тина. Да, это я. Это ты. Мы вместе. Ты по ту сторону темноты, опутанный снежно-тополиной паутиной, я здесь, раскрашенная чёрной краской. От меня пахнет бензином, водкой и щами. А от тебя…

Я на балконе стою каждую ночь, смотрю на тебя, Тина. Ты говоришь со мной, но я молчу. Что толку отвечать тебе, если вот он я — пишу тебе письмо. Пиши мне, ведь так я говорю с тобой — с самим собой, отвечая на твои вопросы. Он не ответит тебе, ведь ты снова пишешь мне, а не ему… Ведь он даже не подозревает о твоём существовании. Я — это он, и в твоём сознании именно я являюсь представлением его…

Это последнее письмо…»

Она кладёт на пол, рядом с собой сложенный пополам листок. Подползает к дверцам шкафчика, в темноте нащупывая ручки. Еле слышно как она что-то бормочет себе под нос, то и дело переводя взгляд куда-то вдаль, за полупрозрачную ткань занавесок, хмурится и беспрерывно вздрагивает. Скрипят петли и содержимое шкафчика с шуршащим звуком валится прямо на её разодранные колени. Она судорожно скидывает с себя 27 белых запечатанных конвертов, с тихим вскриком отползает от них к забаррикадированной двери. С неподдельным ужасом и тупым вопросом во взгляде она смотрит на стекло балконной двери, всматривается в непроглядную ночную мглу. Вздрагивает. Прислушивается.

Ты обманул меня! Продолжаешь обманывать! Ты не он! Тогда кто ты? Ответь уже наконец! Перестань молчать! Твоя немота — глухая смерть моего сердца. Куда ты уходишь? Подожди! Я не понимаю… Не понимаю! Стой!

Она резко поднимается на ноги, и, на ходу спотыкаясь, налетает на балконную дверь. Разрывая тонкое полотно штор, она с криком дёргает ручку, впуская в комнату ледяную пургу.

-Где ты?!- Кричит она в темноту. Метель больно бьёт по лицу, заметает её тело. Она продолжает кричать, и слёзы, смешиваясь со снегом, замерзают у неё на щеках.

Ты ушёл. La fin. Но был же… Был… Он не ты! Глупая метель! Ты где-то там в её объятиях, снова прячешься от меня и теперь замолчал навсегда. Да, ты ушёл… Холодно… Нет! Это не снег! Всего лишь тополиный пух. Лето… и ты поёшь, чётко произнося одни и те же слова “Я жду”. Ты исчез, но ты — это я… А значит…

Её губы искривляются в подобии улыбки. Она отпускает ручку двери и выходит на заснеженный балкон. Метель стирает её в белоснежной мгле.

Музыка моря

Ты моя музыка. И пусть злой норд-ост гонит тучи с моря, приближая шторм — приближая наше расставание. Неизменным останется то, что ты моя музыка. Я не знаю твоего имени. Ты не скажешь его, я знаю. Но во взгляде твоих каре-зелёных глаз я всегда смогу прочитать всё то, что останется несказанным, неразгаданным. Ты мой норд-ост — мой шторм, пришедший с моря — согнула мою спину, опрокинула навзничь, одним лишь взглядом заставив почувствовать то, о чём запрещаешь говорить. Моя музыка! Ты зашила мой болтливый рот своими тонкими пальцами. Тебе бы играть на рояле, вторя мелодии моей семиструнной гитары, но, увы, ты не умеешь. Ещё три дня и уедешь — скроешься за горами, забудешь обо мне в объятиях кого-то другого, близкого, привычного. Остался час до нашей встречи. Быть может сегодня ты разрешишь мне сказать…

Камушек стукнул во окно. Он дёрнулся от неожиданности и поглядел на часы. Ещё не было одиннадцати. Снова глухой стук. Он вскочил с кровати и, подбежав к окну, нервно распахнул его.

-Я уезжаю завтра.- Услышал он тихий голос в темноте. – Приходи к тупику в восемь.-

Она не ждала от этой поездки ничего хорошего. Это была глупая затея — отправиться в городок юности её родителей. Но они так решили, а пререкаться с ними она не любила, да и не умела. Второй курс биологического факультета дался ей тяжелее первого, она была измотана и после практики, и ей было абсолютно всё равно, где провести свои каникулы, лишь бы подальше от душной, перекопанной Москвы. Геленджик, так Геленджик.

Утром все вместе ходили на пляж купаться. Младший брат играл в телефон и слушал музыку, родители наслаждались морем и солнцем, а она молчаливо созерцала отдыхающих. Её смешил вульгарный жаргон местных «катальщиков», предлагающих провести незабываемые минуты, прокатившись на водных аттракционах – «бананчике» и «двуядерной-таблетушечке». Воздух был пропитан жаркой влагой, варёной кукурузой и приморской выпечкой. После обеда она брала на прокат велосипед и ездила по велодорожкам вдоль линии моря. Ей нравилось её скромное, уютное одиночество. Доезжая до противоположной стороны бухты, она, тихо улыбаясь, смотрела на тот берег. Она боялась глубины и водорослей — эти её фобии приносили ей горечь и досаду, но как бы сильно она не старалась избавиться от них, бороться с ними, итог оставался неизменным — обхватив колени, содрагаясь от холода, она сидела на берегу, со слезами на глазах следя за неспешным бегом пенных барашков. Вечером, всей семьёй они гуляли по набережной, ужиная всякий раз в одной и той же кафешке, где подавали чудесную кефаль со свежими овощами и травами. И каждый вечер, возвращаясь домой, её внимание привлекала игра уличного музыканта. Она, как заворожённая следила за отработанными движениями его кистей рук, длинных пальцев и даже тела. Он был поглощён музыкой, наслаждался ей, и, наверное, поэтому собирал вокруг себя толпу отдыхающих. Не скупясь, люди кидали ему в раскрытый гитарный футляр купюры, и, смеясь, расходились довольные, когда представление заканчивалось. Ей тоже хотелось отблагодарить его за то, что он заставлял её сердце биться быстрее, но в кармане сарафана она не нашла ничего кроме витиеватой ракушки — её утренней нежданной находки.

Он перехватил её руку, когда она решила положить свой маленький подарок в его футляр.

-В ракушках живёт музыка. Оставляя их, мы убиваем её внутри.- Она выхватила руку, и, не взглянув на музыканта, скрылась в толпе.

На следующий день она решила, что не пойдёт смотреть на того парня. Её напугало сжатие горячей руки, его терпкое дыхание на её волосах. Она скоро уедет и не стоит забывать об этом.

Вечер, как никогда до этого, был унылым. Духота сдавливала грудь, мешала ей сосредоточиться на чтении. Ужинать с семьёй она не пошла — родители познакомились с немолодой парой из Сочи, а брат сдружился с сыном женщины, у которой они снимали дом.

Шум прибоя за окном настойчиво звал к себе, манил шёпот волн и тёплый бриз, несущий запахи приморских трав и прение водорослей.

-Как ты думаешь, волны бегут или катятся?- Спросил он, неслышно подойдя сзади. Она сидела на песке, в своей неизменной позе — обхватив колени, положив на них свой заострённый подбородок. Его вопрос заставил вздрогнуть, как и вчера, когда он с такой лёгкостью взял её руку. Она несмело посмотрела на него снизу вверх, наклонив голову к левому плечу и слегка прищурясь, чтобы хорошенько разглядеть его в ярком свете жёлтой луны. Его смуглая кожа под тонкой фланелевой рубашкой была гладкой, источала жар и ту непонятную ей терпкость, словно в его жилах текла не кровь, а красное сухое вино. Глаза казались совсем чёрными, и оттого взгляд его пронзал до самого сердца, до боли, перехватывающей дыхание. Он сел рядом так же тихо, как и подошёл, смотрел долго и внимательно, а на его губах играла чуть заметная улыбка.

-Ты не ответила на вопрос. Хотя, я и сам не знаю ответа на него. – Он пожал плечами и достал из кармашка на груди её ракушку.

-В ней была твоя музыка.- Она покачала головой.

-Нет, она принадлежала тебе.-

Они встречались каждый день и до поздней ночи гуляли вдвоём вдали от шумных курортников. Он играл ей на гитаре, любуясь её стройным точёным профилем, ощущая в ней, как и в самом себе, ту неслышную музыку их душ. Он водил её купаться в бухты, о которых знали только местные, и там, она не боялась плыть бок о бок с ним, ощущая в его сильном плече поддержку. Он смирился с тем, что она не называет своего имени, с полуулыбкой говоря, что скоро это закончится, и они забудут друг о друге. Но они оба знали, что не забудут, продолжая с каждым днём становится всё ближе друг к другу. Она узнала, что он живёт один — родители переехали в Дивноморское, выращивают там виноград и инжир. Он знал, что она навсегда оставит часть себя в его квартире, на деревянной кровати, и гибкое тело её останется с ним здесь, как призрак, под белой простынёй, окрашенной в персико-розовые цвета августовского рассвета. Он знал, что в Москве её ждёт привычная жизнь — учёба, работа в какой-то научной лаборатории, и даже друг, хотя он так и не смог уловить нить — кем он ей приходился. Он не молчал о том, что у него есть девушка, не молчал и о том, что он чувствовал к ней. Но он всё твердил ей, как заклинание — «Ты моя музыка, а всё, чем я дышу — это ей, а значит и тобой.» Он мог бы сказать, что любит её, но всякий раз, когда пытался сделать это, она перекрывала его рот своим сладким от винограда поцелуем. Он ждал, как казни, её отбытия домой. Она считала, ставшие драгоценными теперь, минуты, часы, складывала их в незримый сундук своих, личных воспоминаний, боялась забыть каждое мгновение, проведённое с ним. Впереди было ещё три дня по её подсчётам, но вечером папа сказал, что «они уже загостились, пора и честь знать.» Чемоданы были собраны, решение принято — следующим вечером они выезжают в обратную дорогу.

Она не могла остаться с ним той ночью — бежала через всю набережную к его дому, как и прежде, свернула у кинотеатра, а там, на аллеи его дом, увитый виноградом. В окне на первом этаже горел свет. Было ещё рано — час до назначенной встречи. Норд-ост пришёл с моря, гнал шторм, сильные порывы ветра пронизывали холодом, будто пытаясь утянуть в бегущие чёрные волны. Луны не было видно за пеленой грозовых туч. Она чувствовала приближение чего-то злого. «Это из-за отъезда.» – Убеждала она себя.

Он открыл окно не сразу, но послание было передано, и, надеясь, что он всё же его услышал сквозь гулкий свист ветра, она вернулась домой.

Он шёл твёрдым шагом по знакомой с детства дороге к тупику, откуда они не раз с ней спускались в бухту. Небо на горизонте было розовым с серыми грозовыми разводами — предвестниками ненастья. Толстовка не спасала от холода и по его спине, словно сотня навязчивых маленьких паучков, бегали мурашки. Он хмурился, ругался про себя и курил на ходу, доставая одну сигарету за другой, но каждый раз, зажигая, выбрасывал их поочерёдно в траву. Ручные часы сбились, и он не мог понять, опаздывает он или идёт раньше. Ночь он проворочался на диване в гостиной, боясь зайти в комнату, где они с ней были, и где она ещё ощущалась так ясно и чётко, как будто вышла на секунду в душ или на балкон полюбоваться рассветом.

Он увидел её за минуту до того, как это случилось. Она была осунувшейся и заплаканной, но вымытое слезами лицо её было розовым и лучистым в утренних грозовых красках. В том самом сарафане, в кармане которого она сумела отыскать ключ к его сердцу, с распущенными пепельными волосами, развевающимися на ветру, от которых всегда пахло цитрусами. И в тот момент, когда визг колёс разорвал шум ветра и её глаза встретились с его, он замер. Глухой удар. Он с силой сжал веки: «Нет. Это не она. Не она.»

Реминисценция

Он сжал крепко мои пальцы своей гладкой тёплой рукой. Я силилась не смотреть в его глаза и не могла отвести взгляда от них. Окутанные равнодушным холодом, они пристально рассматривали моё лицо. Мы стояли уже долго в полном молчании, так долго, что вокруг нас сгустились промозглые туманные сумерки, и тусклый свет фонарей стал размываться в осенней мороси.

-Уходишь?- тихо спросила я, и в голосе своём услышала нотку надежды. Хотела, чтобы он остался. Хотела, чтобы он разуверил меня в том, что он уходит из моей жизни. Безвозвратно и навсегда.

-Торопишь меня?-голос его затерялся где-то внутри него самого. Это был уже не он. Не тот человек, которого я знала.

Я покачала головой и отвела взгляд. Мимо нас прошёл пожилой мужчина. Подняв воротник своего пальто, он не спеша гулял по дорожкам парка. Как-то странно поглядел он на меня в ту минуту — быстрым, скользящим взглядом, полным тоски. Не знаю, как сумела я запомнить этот взгляд, но до сих пор, вспоминая тот день, в голове встаёт и тот мужчина…

-Ну что же ты? Не стой так над душой. Я всё услышала, что хотела. Уходя — уходи.

Он хотел было сказать ещё что-то, но остановил себя. Его мокрая от дождя рука высвободила мои пальцы — я почувствовала лёгкость и пустоту внутри себя.

-Ухожу.

Дождь усилился, растворяя в своей пелене тёмные очертания оголённых деревьев, фонарей и дальние огни многоэтажок. Москва превратилась в сплошное мокрое покрывало — тусклое и грязное. Я окончательно промокла. Завитки волос лезли в глаза, мешая смотреть за тем, как его высокая фигура быстро удалялась от меня, и вскоре вовсе растворилась вдалеке, в вечерней темноте.

Наконец-то пришло долгожданное лето. Лето — как много в этом слове сокрыто солнечного: Л — лёгкость, Е — естественность, Т — таинственность, О — отдых.

Не стоит ждать чего-то очень долго.

В вечных ожиданиях мы не замечаем вокруг себя самого важного. Как тяжело открывать глаза, забывать и… терять. Терять веру и надежду не только в себя, но и в людей, которые тебя окружают. И что же остаётся в итоге? Без ожиданий, без веры, без надежды? Что? Скупые подачки глухой и слепой ко всему Судьбы. Ты есть. И тебя нет.

Я рассматривала разводы туманных облаков. Нагретый за день батут слегка покачивался подо мной. Лежала на спине, раскинув руки в стороны. Волосы выбились из пучка, спутались и волнами разметались по чёрному полотну. Прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

Я могла бы так лежать целую вечность в объятиях летнего тепла, в окружении тишины и покоя. Мне нравилось находиться в одиночестве, и я никак не хотела мириться с тем, что август уже на исходе. Скоро придётся прощаться с дачным сезоном ещё на целый год.

За городом всегда существовал свой особый микромир, и каждым летом я погружалась в него с радостным упоением. Московская рутина уходила на второй план, все проблемы становились глупыми.

-Таша!- зов мамы заставил меня распахнуть глаза. Покой разрушился.

-Тебе звонят.- Мама протянула мобильник. Вызывал «Витя». Я колебалась с минуту, и в итоге отключила телефон.

-Снова Витя?- кивнула головой и посмотрела на маму.

-Зачем он названивает мне? Что ему надо? Вот скажи, мам.- Мама вздохнула, села на край батута и притянула меня к себе.

-Просто он хочет поговорить с тобой. Он вроде хороший…

-Вот именно, что «вроде». Все они хорошие!

-Я думаю, что тебе всё-таки стоит с ним поговорить.

Грустный взгляд его банально-голубых глаз и густые брови-домиком наводили на меня уныние и жалость. И я не понимала, кого в тот момент мне было больше жаль: его — за то, что он с таким упорством, но так бессталанно, пытался мне понравится, или себя — за то, что мне так ужасно скучно и плохо просто находится рядом с ним.

-…боюсь летать на самолётах. Мне кажется, что это будет мой последний полёт.- Он словил мой взгляд и смущённо улыбнулся. Наверное, я слишком пристально разглядывала его.

-Да-да, Вить. Но… не надо думать о плохом. Чувство полёта — это удивительное ощущение невесомости. Тебе должно быть это знакомо. Помнишь, как ты рассказывал мне про бабочку-шоколадницу?- Витины глаза засияли детским восторгом.

-Да-да! Я думал…

Я пыталась слушать его, но не могла оторвать глаз от рубашки, которую он надел как будто нарочно, чтобы напомнить мне о том, что Вадим тоже любил носить подобные. Голубая клетка шла к его глазам, но сидела на тощеватом витином теле хуже. Я вспомнила, как запах исходил от тех тёплых клетчатых рубашек — смесь табака, терпкого одеколона и клубнично-банановой жвачки.

-Знаешь, я хотел спеть тебе.- Такое заявление заставило меня отвлечься от разглядывания витиной одежды. Я улыбнулась, удивлённо выгнув правую бровь.

-Так вот зачем ты взял с собой гитару!- а про себя подумала, что Вадим тоже играет на гитаре.

-Сейчас я тебе спою. Наверное, ты такое не слушаешь, но мне хочется… В общем…- Витя достал гитару из чехла. Она была довольна старая, потёртая в некоторых местах. Её изогнутые линии неизменно напоминали мне женское тело. Гитаристы держат в своих объятиях женщину, своими руками они заставляют её звучать. Только от умения мужчины зависит, какой именно звук будет издавать гитара. И я с нетерпением ждала, когда Витя начнёт играть, и каким будет этот звук.

Игра была несмелой и по-юношески наивной, но искренней. Я улыбалась так же искренне, как бы отзываясь тем самым на песни Вити. Он видел, что мне нравится. Это придало ему смелости, и он сыграл мне романс, слова которого я напевала потом очень долгое время. А сейчас уже забыла…

Мы сидели на лавочке на возвышенности среди дубов и лип. Внизу, в лучах послеполуденного солнца сверкала Москва-река. В её неспешной глади отражался шатёр Лужников, затерянный в зелёной гуще деревьев, словно белая шапочка пломбира.

«-Мне не нравится, что он с тобой общается. Надо убедить его в том, что шагнуть в никуда с восьмого этажа — это лучший выход

-Надо быть снисходительнее к людям.

-Эх, ангельчик, ты слишком добрая…»

-Таша? Тебе понравилось?- голос Вити выхватил меня из воспоминаний.

-Что? Да, очень… Вить, я пойду. Мне… Мне очень надо домой. Я устала… И брат хотел приехать пораньше…

-Таша! Подожди! Я провожу…- но я уже бежала насколько это мне позволяли каблуки. Я ругала себя, что надела их, что на мне такая неудобная юбка и кимоно, которые так и норовило слететь с плеч. Я ругала себя и за то, что позволила себе поехать на эту глупую встречу, да ещё куда! На Воробьёвы Горы, где даже запахи напоминают прошлую осень.

В метро мне стало страшно. Только в тот момент, раскачиваясь в поезде, поняла, как больно и глухо у меня внутри. Ныло и кололо где-то под мышкой. Всё кругом казалось похожим, таким же, что и девять месяцев назад. С нарастающим страхом я понимала, что стою, как вкопанная, на одном месте — цикличная жизнь — пластинку заело на каком-то некрасивом моменте длинной истории. Завязла в том болезненно-удушливом осеннем дне.

Я долго ещё сидела на краю батута, вспоминая встречи с Витей. Его звонки бередили воспоминания. И как бы мне хотелось забыть всё то плохое, что случилось в недалёком прошлом. Жаль, что нельзя очистить корзину своей памяти, как на компьютере. Нажатие одной кнопки клац и ты как новенький.

Я встала, босая бродила по земле. Как здорово окунаться голыми стопами в сочный тёмно-зелёный ковёр. Каждым пальчиком играть так, чтобы травинки «проросли» между ними. Улыбаться и сощурив глаза, глядеть на заходящее солнце. Для меня не было ничего лучше этого времени суток! И именно в тот миг я неизменно силилась понять, будто очнувшись от забытья, что вот оно — счастье. Но внутри всё молчало.

-Алло, Вить, привет. Извини, телефон зашвырнула. Только сейчас отыскала. Я помню, ты хотел погулять на Чистых. Поедем завтра? А то я уже устала от дачи.

Я долго не могла уснуть, блуждала открытым взглядом по стенам своей комнаты: часы перестали ходить, но изображённая картинка держащихся за руки мальчика и девочки, вышитая мамой, не могла заставить меня снять их со стены. Машинально проверила время на мобильнике: 2:45. Скоро вставать, ехать в душную, перекопанную Москву, блуждать туда-сюда с Витей, слушать его тихий неуверенный голос… «Зачем всё это? Никто не поможет, не подскажет, как правильно, как точно. Что же со мной сделал ты? Что же ты сделал?»

Чистые пруды место, куда хочется вернуться, место, где ты спокоен, ты есть… Здесь люди тихие. Здесь много уставших. Я тоже устала. Устала от времени, несущегося в яростном, стремительном галопе. Просто надо принять его скорость… Надо, но только невозможно.

-Таша, прости, я не мог отказать тебе вчера, но, на самом деле, мне надо бежать.- я облегчённо выдохнула и взяла Витю за руку.

-Спасибо, Вить.

-За что?- Мой друг удивлённо вскинул брови-домики.

-За то, что ты такой хороший. И мне приятно всё то, что ты делаешь.

-Кстати об этом. Я написал тебе письмо. Помню, как ты сожалела, что люди перестали писать друг другу письма. Как ты хочешь вернуться в то время, когда люди писали друг другу. И вот.- Витя протянул мне сложенный в несколько раз лист желтоватой бумаги.

-Это письмо. Настоящее. Сейчас я отдаю его тебе. Там всё. Я уверен, ты поймёшь. Извини меня ещё раз.- И он ушёл. Я отгоняла от себя, как могла, мысли о Вадиме, и, чтобы вернуться в настоящее, сжала покрепче в ладони сложенный листок.

Сидя на лавочке, напротив памятника Абай Кунанбаеву, я развернула письмо:

«Таша,

может быть, это письмо — одно из важнейших за всю мою жизнь. Странно то, что я констатирую сей факт, не зная даже написанного ниже.

Знаю одну вещь я точно: я вижу в тебе красоту. Красоту множества оттенков и граней.

Знаешь, вся моя жизнь последних лет — это нескончаемая, пылкая погоня за светом. Оказавшись однажды во тьме, душа следует через неё к свету. Так и моя следует. Такое бывает редко, даже никогда, но мне теперь кажется, что я дошёл. Это просто сильное, яркое ощущение, которое я никогда не смогу осмыслить полностью и которое… Оно трогает меня и моё сердце. Я снова радуюсь чему-то, чего-то жду. Это сложно передать словами. Оттого и письмо моё больше похоже на сумбурный поиск. Практически неразрешимый.

Не могу никак забыть Воробьёвы горы. И тебя. Могу думать о той встрече вечно, потому что кроме неё, кажется, почти ничего не существует. Ещё семья и, как у Есенина, «Родина и весна».

Но, если серьёзно, то такое и правда запоминается на всю жизнь. Стечение обстоятельств, слов, мыслей. Несмотря на то, что ты убежала. Всё равно, благодаря тебе, знаю: Я — радостный человек.

Самое главное во всём этом — это моё желание. Я хочу, очень хочу, чтобы ты не боялась. Чтобы ты была. И тогда, может быть, буду и я, тот, что есть сейчас. Спокойный и радостный.

Витя»

Слёзы затуманили взгляд, к горлу подступил комок, который мне никак не удавалось сглотнуть. Щемящее чувство в сердце сдавило грудь, словно тяжёлый гранитный камень с размаху закинули прямо в лёгкие. Как жаль, что есть люди, такие как Витя. Он вроде бы рядом — вот, возьми, казалось, за руки и легко шагай по проторённой дороже. Но с ними так же легко прощаться, зная, что идти тебе по жизни с таким человеком не суждено. И от него не ждёшь посланий, слов и даже точки. И есть те, которых ждёшь, но время, ускоряя свой темп, стирает их лица, их голоса и взгляды ожидание уходит вместе с человеком из твоей жизни, из головы, из сердца…

Я долго ещё сидела, глядя на бронзового Кунанбаева, посылая ему свои мысленные вопросы. «Будь разумен» говорил он.

-Таша! Сестрёнка!- Паша подхватил меня на руки и крепко обнял.

-Пашка, а ты чего это? Мы тебя завтра ждали.- Я смеялась, глядя на брата. Я любила его. Это была такая простая, всеобъемлющая любовь, которая позволяла ещё держаться на ногах.

-Да я приехал на гитарке поиграть. Ты же знаешь, как Таня к этому всему относится. Дома деткам надо больше времени уделять. Я жену к тёще отправил на дачу, а сам — домой. Посидишь со мной вечерком? – Я расплылась в улыбке, обняла Пашу покрепче, вдыхая знакомый аромат. От него пахло мужчиной, отцом, он был пропитан взрослой жизнью, а сам цеплялся за свой родной дом, тот, где он вырос.

-Ну, расскажи мне, как у тебя дела? Чем занимаешься?- Паша перебирал струны «испанки» – так он называл свою испанскую гитару. Она сверкала и до сих пор пахла лаком. Паша редко доставал её.

-Ну как у меня могут быть дела? Отдыхаю. В Москву периодически выезжаю.- Я пожала плечами, следя за движениями брата: как он поджимал нижнюю губу, вдыхал ртом воздух, как зажимал медиатор между зубов, как забывался на несколько секунд и его отрешённый взгляд останавливался на каком-нибудь предмете, не видя его. У него был редкий цвет волос — пепельный, серебристый, который оттенял цвет его светло-карих золотистых глаз. Паша загорел после отдыха на даче у тёщи и выглядел здоровым и сильным.

-Ну и как твои выезды? Никто не обижает?- Я натянулась, как струна.

-Да нет. Кто меня обидит? Я сама кого хочешь обижу.

-Ну-ну, то-то ты после этого Вадима всё отойти не можешь. Мне кажется или ты опять похудела?- Покачала головой и отвела взгляд.

«Я листопадом был, а ты землёю.

И думал, что от бед тебя укрою.

Срывались листья и летели вниз.

В последнем танце под осенний бриз

Мы падали вниз»

Паша пел чистым, молодым голосом, и, в такт его песне, я постукивала по столу рукой. Словно окунулась в своё незабвенное детство… качели уносят меня к самым небесам, летний ветерок смеётся в ушах, и деревья-исполины качают своими зелёными гривами в такт нашим с братом песням. И нам нет никакого дела до прохожих — мы в своём мире, связанные одной жизненной нитью.

Приснилось мне, что я мертва, а где та грань между сном и явью не знала. И страха не было, одна лишь пустота, спокойствие, переливающее за края. Белым молоком залит был пол, и я по нему ступала несмело. Тело моё пахло полынью и мёдом. Призрак с копной волос цвета спелой ржи тянул ко мне руки.

Где я была? И была ли я?

Звонок мобильного телефона разбудил меня, резко вырвав из объятий вечерней дрёмы. Я на автомате нажала на экран, не посмотрев, кто звонит.

-Алло?

-Таша, привет! Ты не занята? Я хотел поговорить с тобой. Узнать, как ты? Просто, ты так и не ответила на моё письмо.- Витин голос заставил меня проснуться окончательно.

-Извини, Вить. Я… на самом деле, не знала, что ответить. Не хочется придумывать что-то. Сказала как есть.

-Таша. Я понимаю. Я просто скоро улетаю. Ты знаешь, как я боюсь. Хотел, чтобы ты знала, что я чувствую. Давай встретимся после того, как я вернусь. Давай? Если вернусь конечно…

-Конечно вернёшься!- воскликнула я и улыбнулась. Он был хорошим и от этого становилось тепло на душе.

-Так как? Мы встретимся?

-Сначала прилетай, а там посмотрим. Хорошо?-

-Хорошо.- Я услышала, как воодушевился Витя, дыхание его стало спокойным и ровным.

-Удачи тебе!

-До встречи, Таша. Я привезу тебе что-нибудь из Баварии.

На следующий день Паша отвёз меня в Москву. Я хотела тщательно подготовиться перед новым учебным годом — пройтись по магазинам, влиться в московский людской поток. По дороге в город следила за братом. Эта недолгая поездка напомнила мне детство, но тогда за рулём сидел папа. Я представила будто еду на Жуковку, перед мысленным взором тут же возник зелёный деревянный летний дом под серой металлической крышей. «У крыльца разбита маленькая клумба — здесь флоксы, и, надеясь на чудо, всё ищешь среди соцветий заветный цветок с шестью лепестками. И можно стать шмелём или пчелой — сорвёшь цветок и из стебелька вдохнешь ртом капельку сладкого сока.

Дорожки сменяют друг друга: вот бетонные, а там — в джунглях зеленеющего, пестреющего разными красками — всей палитрой — сада, выложены орнаментами плитки.

И будто всё здесь сказочное, а может в детстве всё сказка? И видится мне не место и не просто дом, а моё детство…»

-Тебя забрать потом?- спросил Паша. Я задумчиво поглядела на брата, на его прямой красивый профиль, и морщинки у краешек глаз.

-Нет, я сама доберусь. Покатаюсь на электричке.

Не хотелось думать о нём, но каждый кусочек того мира, который окружал меня в тот момент — напоминал о Вадиме. В той кафешке мы сидели и пили чёрный кофе — крепкий и ароматный, обжигающий язык. Он гладил меня по волосам, вдыхая их аромат: «Твои волосы пахнут апельсинами, ангельчик…»

Я не заметила, как вошла в тот самый парк. Воспоминания лавиной свалились на меня, и я буквально ощутила всю их тяжесть на своих плечах. Августовский воздух уже таил в себе примесь осени, листья деревьев неумолимо начинали желтеть и опадать, пёстрыми пятнами покрывая темнеющую траву. Я замедлила шаг, пытаясь успокоить бешеный ритм сердца, смотрела вокруг себя и часто-часто дышало, но на грудь будто бы вновь положили гранитный камень.

-Таша?- Я обернулась. Вадим стоял передо мной — высокий и задумчивый. Он будто бы знал, что увидит меня. Ничто, казалось, не изменилось в нём. Он был всё такой же натянутый, как струна, одетый в свой неизменный песочный пыльник, из-под которого виднелся воротничок клетчатой рубашки. Вадим улыбнулся мне как-то криво, поджав тонкие губы.

-Привет, Вадим.- сказала я довольно громко, своим голосом напугав саму себя. Он вздрогнул, и тёмная тень легла под его веками.

-Как у тебя дела? Как поживаешь?

-Хорошо. Даже отлично! А ты как?- Вадим отвёл взгляд, стараясь не смотреть на меня.

-Да так как-то. Не очень.

-Ясно.- несколько минут молчали: он смотрел куда-то вдаль, сжимал зубы, видно было, как его челюсть ходит ходуном. Мне было смешно, не знаю отчего. Видя его перед собой, я не чувствовала ни боли, ни пустоты. Какое-то равнодушное спокойствие охватило всё моё существо. В голову пришла странная мысль, что скоро мой день рождения. К чему она так неожиданно посетила меня — не знаю, но от неё мне стало очень хорошо на душе.

-Таша, давай поговорим?- это был вопрос, так неумело заданный. Я внимательно посмотрела Вадиму в глаза — в них читалось немое отчаяние и злость. Наверное, на самого себя. Я глубоко вздохнула и покачала головой.

Солнце клонилось к западу. День отрезал сутки напополам. Пожухлые листья шелестели на ветру, и звук мои каблуков терялся в их перешёптывании. «Ушла» подумала я и улыбнулась. Камень упал, разлетевшись на сотни кусочков.

«252 километра от дома»

Остывшая геркулесовая каша серым комом лежала на тарелке. От одного её вида аппетит тут же пропал. Таня тяжело вздохнула, поджав губы, похлопала ложкой по липкой каше и подняла скучающий взгляд. Вокруг всё та же обстановка, что и в предыдущие дни: старшая сестра в бигудях гладит рубашку мужу, вокруг неё с душераздирающими воплями носятся маленькие сыновья, мама со спокойным, отстранённым лицом шинкует капусту для щей, отец, не переставая ворчать на зятя, читает вчерашнюю газету. К вечеру должен вернуться брат из рейса, а значит и его жена тоже с двумя непоседливыми мальчишками приедет от своей мамы. Таня опять вздохнула и уткнулась в тарелку, в надежде, что несъедобная каша превратится во что-нибудь вкусное.

-Танька, ты чего не ешь? На работу опоздаешь!- прикрикнула мама, не глядя на дочь.

-Не опоздаю. Сегодня выходной

-Да ну?

-Представь себе. Ты хоть помнишь, что я завтра уезжаю?

-Куда это?

Таня состроила недовольную гримасу. Целых две недели она рассказывала маме о предстоящей поездке — туристическая путёвка, палатки, отдых на природе. Она так ждала, что наконец вырвется из рутины, хотя бы ненадолго отдохнёт от своей большой семьи, громкой, вечно уставшей, пахнущей щами и борщом, переполненной детским криком и плачем. Она не могла больше находится дома. Всякий раз, с наступлением выходных или праздников, спешила в парк куда-нибудь в центр Москвы, блуждала по улочкам, рассматривала яркие витрины дорогих бутиков. Ей нравились долгие пешие прогулки, такие, чтобы к вечеру, придя домой, устало сбросить с ног обувь и повалиться спать на свою скрипучую раскладушку в дальнем углу большой комнаты. А на утро опять работа в соседнем продуктовом магазине. Двадцать шесть лет, никакой личной жизни — одинокие прогулки по городу. В один из таких однообразных дней, приятельница предложила Тане съездить на пару дней в туристический поход. Какое-никакое, а путешествие. И вполне бюджетно. Таня согласилась, хотя Лиде не особо доверяла, знала её не очень-то хорошо. Они работали вместе, иногда пили чай в подсобке, где Лида с упоением рассказывала о своих любовных приключениях. Она горазда была приврать и даже бровью не повести.

Поход был назначен на майские праздники. За неделю до этого все участники собирались в туристическом агентстве, чтобы разделить между собой покупку необходимых продуктов. Таня и Лида должны были привезти хлеб.

И вот об этом она не раз уже говорила маме: и о приятной компании, и о болтливой Лиде, и даже о хлебе. Она показывала ей новые кеды, которые купила специально для поездки и которые ей очень нравились.

-Я иду в поход.

-В поход? Ах да, ты что -то говорила. Но кашу ты всё -таки доешь.

Таня молча встала из-за стола, соскребла кашу обратно в кастрюлю, пока мама не видела, и поспешила в свой уголок.

Раскладушка была старая и провалилась посередине. Спать на ней было неудобно, отчего Таня страдала — у неё постоянно болела спина. Приходилось терпеть. Отгороженная от семейного безумия ширмой, она могла отстраниться от домашний суеты, но ненадолго. Стирка, готовка, помощь с племянниками — всё это неизменно ложилось на танины плечи. Изредка раздавался звонок мобильного телефона и весёлый голос давнего приятеля Миши. Это был самый необязательный молодой человек, которого только Таня знала. Вечно опаздывающий, несобранный, витающий в облаках. Он работал в мастерской своего отца по изготовлению мебели. Ленивый от природы, он раздражал девушку своими грандиозными планами и мечтами, а в итоге, в свободное от работы время, сидел дома, бренчал на гитаре, с задумчивым видом разглядывая дырки на своём диване. Серьёзные отношения с ним строить было просто немыслимо, и всё же, скорее от безысходности, Таня изредка выбиралась с ним на недолгие прогулки. Случалось это лишь тогда, когда Миша внезапно вспоминал про её существование и хватался за телефон. Может быть она ему и нравилась, но симпатия эта была поверхностна, а на большее он не был способен. И вот такого звонка ждала Таня. На прошлой неделе они встречались, и Миша говорил о какой-то поездке, но это было сказано второпях и как бы между прочим. «Он сказал, что позвонит во вторник. Значит, мне надо будет вернуться пораньше. Ладно, решу на месте как лучше поступить» Таня задумчиво собирала походную сумку. Всё необходимое: тёплый свитер, спальный мешок, который она нашла на антресолях, одноразовая посуда, термос. «Главное, не забыть хлеб». Она очень волновалась. Предстоящий поход будоражил воображение. Таня представляла девственные леса, реки, озёра, посиделки у костра с песнями под гитару, тихие перешёптывания в сумерках. И, конечно же, она представляла его. Таня представляла, как она будет сидеть у костра, и он, её сказочный герой, вышедший из леса, укутает её в мягкий плед, сядет рядом и они будут пить обжигающий травяной чай из пластмассовых кружек. В его тёмных глазах отражается пламя костра, а голос убаюкивает и тёплые руки греют её замёрзшие пальцы. Таня с упоением вздохнула.

-Должно что-то произойти. Я это чувствую.- прошептала она, мечтательно глядя в окно.

Серое небо стало предвестником неприятностей. Моросил мелкий дождь, было сыро, но тепло. Таня стояла на автобусной остановке и пропускала один автобус за другим. Они договорились с Лидой встретиться и отправиться на место встречи вместе, потому как были ответственны за хлеб. Прошёл уже час, а приятельницы на горизонте не было видно. Телефон был отключён — проза жизни. Таня собиралась уже ехать одна, как сама Лида в полном походном обмундировании появилась на остановке. Улыбаясь кривыми зубами, она посмеивалась над таниной лёгкой курточкой и новенькими кедами.

-Ты что это напялила?

-А что? Они очень удобные. Кожаные.- Таня улыбнулась.

-Ну-ну, кожезам чистой воды. Ты что, не видела, что покупала?

-Молчи! Сама опоздала, а ещё выпендриваешься. Что мы теперь делать-то будем? Наверное, уже все уехали без нас.

-Не боись. Я позвонила нашему путеводнику, или как там его. В общем, они нас будут ждать на месте. Мы же знаем, куда нам топать. Так что — поехали.

Делать было нечего. Поправив рюкзаки и прождав автобус, девушки начали свой путь. Выйдя на конечной остановке, они пересели на пригородную электричку. Платформа с довольно простым названием «252 км» была окружена густым зелёным лесом. Дышалось легко и спокойно. Сквозь серую пелену неба пробивались яркие весенние лучи, слышны были трели птиц и ни единой души вокруг. Таня об этом и мечтала.

-А где же все?

-Ну, видимо, никто нас ждать не стал.- сделала простое заключение Лида и пожала плечами.

-И что нам делать?

-Что-что. Что ты заладила, как попка, я не пойму? Идти в поход. – Лида состроила недовольную гримасу, с упрёком глядела на приятельницу.

-Как мы пойдём? Мы же не знаем дорогу! Наверное, придётся возвращаться.- Таня со страхом смотрела по сторонам. Куда идти, кого искать, что она вообще здесь делает? С такой силой ей захотелось вернуться домой в свой уголок, что она невольно вздрогнула.

-Ты что, замёрзла? Я же говорила тебе…

-Ничего я не замёрзла! Куда идти хоть, знаешь?

-А чего дрожишь тогда? Ай ладно, пойдём давай. Да знаю я. Примерно.

-Примерно?- Таня в ужасе посмотрела на Лиду. Та засмеялась.

-Иди за мной, сейчас мы найдём нашего путеводника, или как там его, и он будет нами гордиться.

-Главное, чтобы мы дошли.- Таня дрожала. Она устала, долгая дорога, тряска в электричке — к таким поездкам она не привыкла. Домашняя уютная обстановка казалась ей милой. Вспоминая крики, стук посуды и даже тарахтение стиральной машины — все мелочи её скучной жизни теперь приобретали краски. Она подумала о Мише и мысленно улыбнулась. «Какой же он всё-таки раздолбай!», но он был знакомый, а фантастический образ некоего лесного дикаря пугал и заставлял создавать воображением новые ужасающие картины волосатого маньяка-лесоруба.

Они шли не меньше двух часов, так казалось Тане. Солнце уже клонилось к западу, а каких-либо признаков лагеря не было и в помине. Кругом стелилось недавно вспаханное поле. От жирной земли исходил пар и влажный сладковатый дурман. Кружилась голова от переизбытка запахов. Где-то вдали стояли трактора, и изредка слышны были далёкие голоса трактористов.

-Как думаешь, что они с нами сделают, если увидят?- дрожащим голосом спросила Таня. Лида пожала плечами, сорвала травинку у дороги и закинула себе в рот, пожевала и выплюнула.

-Фу, гадость. Танька, чего ты такая трусиха? Если бы знала — никуда бы с тобой не пошла.

-Если бы я знала, что ты так опоздаешь…

-Ну опять началось.- Лида закатила глаза и снова состроила недовольную гримасу.- Мы же идём, на месте не стоим.

-Неизвестно куда идём! И ещё эти трактористы. Они же женщин не видели, наверное.

-Ну конечно, только тебя и ждали. Хотя, знаешь, тракториста у меня ещё не было.

-Ну и дура ты!

Лида рассмеялась и резко остановилась.

-Ты чего?- Таня испуганно вытаращилась на приятельницу.

-Да ничего. Жрать охота, а у нас кроме хлеба ничего и нет.

-Ну кто же знал, что ты такая капуша!

-Да хватит уже, надоела, честное слово. Давай хлеб доставай.

-Ну он же общий. Он же на всех.

-Вот помрём мы с тобой с голоду, и хлебу тю-тю. Никому не достанется. Разве только вон, этим, трактористам. И мы в придачу, эге.

Лида опять засмеялась, но уже не так задористо. Видно было, что и она устала. Девушки дошли до ближайшей тропки, ведущей вдоль леска. Расстелили спальный мешок и достали буханку чёрного хлеба. Таня вцепилась в душистую мякоть, она не очень-то любила чёрный хлеб, но сейчас он показался самой вкусной едой, какую она когда-либо ела. Не переставая жевать, она скинула с ног кеды.

-Ну Танюха, дела. Я же тебе говорила про кеды. Не ноги, а мясо.

Ступни распухли, а на мизинцах и больших пальцах раздулись мозоли.

-Ты погляди, а сзади у тебя кровь идёт. Подожди, у меня где-то перекись была.

Лида залезла в свой необъятный рюкзак, и после недолгих поисков вытащила бутылочку с перекисью-водорода.

-Я сама полью.- Тане было больно не то что поливать, просто смотреть на свои ноги. Как же она пойдёт дальше? Спускались сумерки. Туман окутывал поле белой дымкой. Ночь не спешила, но уже зажигала на небе первые яркие огни звёзд.

-Нам надо идти. Хотя бы ещё немного. Вон до того пролеска. Дойдёшь?

Таня кивнула.

-Сейчас шерстяные носки надену и пойдём.

-Ты в них собираешься идти?

Она ничего не ответила. Ей было тяжело разговаривать. Хотелось дойти уже куда-нибудь, неважно куда и неважно как.

Таня шла молча, сильно хромала и старалась смотреть только себе под ноги. Она проклинала всё на свете, но больше всех Лиду, ведь это её была затея пойти в поход, да ещё опоздала. Быть может, если бы она пришла вовремя, всё вышло по-другому. Сидели бы они сейчас у костра, пили горячий чай и пели песни. Но нет! Они бредут ночью где-то в поле, оставленные всеми. Шерстяные носки промокли, к стопам прилипла грязь, отчего идти было тяжелей вдвойне. Укутавшись в спальный мешок, Таня не переставала дрожать от холода. Все мысли были только о тепле её скрипящей раскладушки. Запах домашних щей, казалось, преследовал её, уставшее воображение живо воссоздавало в голове привычный уют, незатихающий гомон. Ныло в груди то ли от тяжести рюкзака, то ли от тоски по семье. Стоило ли это всё того? Чего она добилась?

-Так!- Лида резко остановилась и огляделась.- Дошли.

-Правда?- Таня с надеждой посмотрела по сторонам. Синяя даль, далёкие огоньки тракторов и ничего больше.

-Что ты врёшь? Мы чёрт знает где!

-Ну до пролеска же дошли. Всё, падай, заночуем здесь.

-Где здесь?- тихим испуганным голосом спросила Таня.- Прямо тут? На дороге?

-Ну да.- спокойно отозвалась Лида и скинула рюкзак на землю.- Вот немножко отойдём в те кустики и самое то. Спать охота.

-Ну я не знаю даже.- заскулила Таня. Вся эта затея с ночёвкой ей совсем не нравилась. Вдруг трактористы воспользуются положением и… мало ли, что может взбрести в голову сельским мужикам?

-Чего ты не знаешь? Давай расстилай свой мешок да укладывайся. А с утра всё равно виднее, куда идти.

Таня повиновалась. У неё не осталось сил спорить, это всё равно было бессмысленно, ведь Лида была абсолютно права. Укутавшись в тёплый свитер, неудачливая путешественница силилась согреться. Её бил мелкий озноб. Желудок требовал горячей пищи, а лопнувшие мозоли приличной дозы зелёнки или йода. Зажмурившись, перед тем как забыться тяжёлым сном, Таня представила свою шумную квартиру и Мишу, бренчащего на гитаре.

Она проснулась оттого, что кто-то слабо тряс её за плечи. Таня с трудом разомкнула веки и застонала — всё тело ныло, а ступни горели.

-Танька, давай просыпайся. Тут кто-то ходит.- Последние слова заставили девушку буквально подскочить. Испуганными заспанными глазами она озиралась по сторонам.

-Где? Кто?

Лида усмехнулась. Выглядела она довольно неплохо. Короткие волосы были взъерошены, под глазами мешки, но щёки были румяные и глаза блестели.

-По-моему это грибники. Нашли грибочки под кусточком.- Приятельница залилась смехом. Он был таким заразительным, что Таня тоже невольно расплылась в улыбке.

Собрав свои скудные пожитки, перемотав ноги бинтом, который Лида нашла в своём рюкзаке, путешественницы отправились в путь.

-Ты смотри, смотри вперёд. Вот поле и кончилось.- Таня ликовала. Всё самое страшное у неё ассоциировалось с этим вспаханным полем, и теперь, когда они прошли его вдоль и поперёк (так ей казалось), пугающая магия внезапно рассеялась. Позади них вставало солнце, будто бы облитое густым брусничным соком. И этот свет растекался по чёрной земле, далёким срезам лесов, отражался от чистой поверхности неба.

-Красота-то какая, Танюха! Эх, хорошо. Ну пойдём. Мне кажется, недалеко нам осталось.

Лида была права. Войдя в лес по широкой, изборождённой колёсами тракторов дороге, девушки вскоре услышали голоса и стук топора. Через несколько минут они вышли к лагерю.

-А вот и наши лягушки-путешественницы! Ну и видок у вас, барышни.- Инструктор рассмеялся, помогая девушкам стянуть рюкзаки. Накормили, обогрели, подлечили ноги. и к вечеру Таня уже ощущала себя частью чего-то большого и тёплого. И был костёр, и пламя его неслось высоко в тёмно-синее небо, искрилось и играло. И были песни, неуверенные голоса пели в разнобой, кто громче, кто тише, кто-то молча глядел на огонь. Лида успела со всеми перезнакомится, и даже начала заигрывать с инструктором, что ему явно льстило. А Таня тихо сидела в стороне, укутанная в плед, как она и мечтала, только вот не было с ней рядом того лесного героя, о котором она грезила. Но это её нисколько не расстраивало. Умиротворение и покой царили внутри неё, а ещё тоненький голосок напоминал ей о тоске по дому. Как бы ей не было хорошо, хотелось поскорее вернуться. Может этот путь пройден не зря? Может это всё стоило того, чтобы понять, как дорога ей домашняя суета? Она вспомнила о племянниках, с каким восторгом они бегут на встречу, встречая её с работы. Как ждут сказок на ночь. Хотя Таня не обладала артистизмом, но её размеренный спокойный голос действовал на детей усыпляюще. Она соскучилась по маме, по её разговорам о домашних делах, по всем домочадцам. «Завтра поеду домой. Ещё же Мишка позвонить хотел». Она знала, что от Миши ждать звонка, как от козла молока, но это лёгкое чувство ожидания придавало её жизни стабильности. Таня заснула быстро, в предвкушении завтрашнего дня.

-Не хочешь с нами остаться ещё на денёк? Мы пойдём до Большого ручья, там водопад.- Инструктор помог Тане собраться в дорогу. Он знал, что она уже не в силах идти куда бы то ни было, на её ноги было страшно смотреть.

-Нет- покачала головой.- Достаточно приключений.

Инструктор не стал уговаривать, коротко кивнул и рассказал, как быстрее добраться до станции.

-Там можно сразу на автобус сесть. Он где-то часа через два и отправиться. Ближе к вечеру будешь дома.

-Спасибо.

Лида поджала губы и обняла Таню.

-Ну что, встретимся на работе?

-Ага, но ты позвони, как вернёшься.

-Без проблем. Может рыбка клюнет?- Приятельница многозначительно поглядела на инструктора.

Таня шла медленно, хромая на обе ноги. Ей пришлось снова надеть кеды, правда шнурки она вытащила, а ноги посильнее перебинтовала. Она боялась не успеть на автобус, ведь неизвестно сколько придётся ждать следующий. Ей и так было не по себе идти одной по разъезженной дороге.

-Эй, может тебе помочь?

Таня подняла уставший взгляд. Рядом с ней остановился мотоцикл — старый, потрёпанный, неизвестно было, как он ещё работает. Молодой парень сидел на нём, как на коне. Он улыбался как-то небрежно, показывая лишь половину неровных зубов.

-Тебе на остановку?- снова спросил парень. Таня в растерянности кивнула, продолжая с недоверием разглядывать мотоциклиста.

-Что ты так таращишься на меня?

-Да так, ничего — пожала плечами,- а ты не тракторист?

Парень расхохотался и помотал головой, отчего длинные волосы упали ему на глаза.

-Давай садись, а то передумаю.

Таня кивнула, но осмотрев мотоцикл поняла, что сидеть ей придётся чуть ли не на воздухе.

-Я не умещусь.

-Да брось!- отмахнулся мотоциклист.- Мы с пацанами вчетвером катались, а ты такая маленькая и не уместишься. Не смеши меня. Садись скорее и поедем.

Парень определённо заигрывал с ней, но Тане было не до флирта. «Мне надо домой» без остановки повторяла про себя и чудом, ни как иначе, сумела пристроится сзади на самодельном багажнике.

Поездка была та ещё. Мотоцикл гремел и с тяжестью ехал по изрытой тракторами дороге. Мимо проносился лес, только-только начинающий жить в полную силу. Таня точно слышала, как внутри каждого ствола текут соки, зеленеет молодая листва, и яркое солнце рассекает каждую ветку, играет на коре, создаёт причудливые узоры.

Мотоциклист что-то крикнул, что именно Таня не смогла различить. «Наряжаться?» послышалось ей вместо «надо держаться». А в следующий миг мотоцикл вывернулся влево, колёса прокрутились в глинистой жиже, не сумев совершить нужный «трюк». И Таня полетела вместе со своим рюкзаком прямиком в грязь. Ей хотелось лежать и не двигаться. Она даже на краткий миг подумала, что умерла, потому что в глазах всё потемнело.

-Эй, эй, прости! Давай помогу.

Таня хотела зло ответить, что ей не требуется его помощь, что он (мотоциклист) и так с ней явно перестарался. Но всё же она позволила себя поднять, отряхнуть грязь, смыть её с лица. Она ничего не хотела и ни на что не была способна. Даже плакать не было сил.

«Лучше бы меня в грязи оставили» подумала про себя.

-Смотри, а вон и автобус. Как мы успели!- парень сиял, улыбаясь в пол рта. Не глядя на него, Таня поковыляла до автобуса. Народу собралось не много, все были заняты своими делами и особо не разглядывали странную девушку, а может такие были в порядке вещей?

Она ехала на заднем сиденье, старалась не глядеть на порванные джинсы и разодранные колени, на грязную куртку, руки. Она не думала о своём внешнем виде, потому что знала, на кого она, горюшка, похожа. «Наверное, так выглядит Кикимора» пронеслось у неё в голове. Она смогла слабо улыбнуться.

Подъезжая к Москве Таня задремала, провалилась куда-то ненадолго, но пульсирующая боль в коленях заставила её проснуться. Как она доехала на метро до нужной ей станции, как пересела на другой автобус, как дошла до своего дома — всё это было точно во сне.

Первое, что увидела Таня — это дети. Они с радостными криками бросились на тётю, затащили её в квартиру, стянули рюкзак, куртку, кеды. Спорили, толкались, не переставая галдеть. «Маленькие разбойники» улыбнулась, силясь не упасть. Племянники завели Таню в большую комнату и уложили на диван. Восторг завладел всем её существом. Дом — тёплый, уютный, громкий.

-Батюшки мои! Танюша, радость ты моя, что с тобой приключилось? На тебя же смотреть страшно!- причитала мама, стягивая с дочери остатки одежды. Она бережно гладила её по волосам, что-то тихо говорила, но Таня не слышала её. Она была дома и наслаждалась чувством бесконечного счастья. Она добралась, она смогла.

Раздался звонок мобильного.

-Танюш, тут тебе вроде как Миша звонит, ответишь?

Она кивнула и взяла из рук мамы свой телефон.

-Танюшка, собирайся, я буду у твоего дома через пять минут. Пойдём к Антохе, он там что-то придумал…

-Нет, Миш.- оборвала тираду спокойным голосом.

-Нет?- голос парня дрогнул от удивления. – Подожди, ты наверное не поняла. Я же позвонил… к Антохе же, ну?

-Я поняла, поняла. Потом, Миш, потом.

-Не понял…

-Потом, потом.- и выключила телефон. Никогда прежде Таня не ощущала такой уверенности и внутренней силы.

-Ну и правильно.- поддакнула мама, – Надо было раньше так с ним. А то позвонит-не позвонит. Ишь, нашёлся какой!

Таня улыбалась сквозь дрёму. «Всё потом… Я же дома, дома»

Скрипучие острова

Туман спустился с гор, окутав дома густым молоком. Незаходящее северное солнце пряталось в этой пелене, сонно освещая Кандалакшский край. Ночью подул холодный ветер, принеся с собой сильный запах моря и крики вездесущих чаек.

Саша стояла на узком подоконнике и пускала сигаретный дым в открытую форточку. Она с задумчивостью всматривалась в тёмные окна деревянного покосившегося домишки напротив, который будто бы сам разглядывал её, являясь немым свидетелем её преступления. Ухмыльнулась и с ещё большим упоением продолжила втягивать в себя сигарету, точно хотела проглотить её. Онемение в руках и ногах постепенно прошло, сменившись приятным покалывающим теплом. Живот скрутило от приступа голода, и Саша, вместо того, чтобы наполнить его согревающей пищей, нащупала в кармане своих пижамных шорт пачку жевательной резинки «Дирол». Она теперь всюду её носила. «Ничто так не утоляет голод, как щёлкающие белые подушечки на твоих зубах». Это утверждение не сходило у девушки с языка, и всякий раз, когда желудок собирался подвести её, она доставала из кармана «Дирол» и подолгу его жевала.

Сигарета полетела в форточку. Её заменила мятная жвачка. Смятый фантик последовал за окурком. Саша спустилась с узкого подоконника на кухонный пол. Линолеум протёрся и засалился от времени и прилипал к ступням. Не обращая никакого внимания на чмоканье у себя под ногами, девушка поспешила в большую и единственную в квартире комнату.

-Опять дымила?- мамин голос заставил вздрогнуть.

-Ты чего не спишь?-вопросом на вопрос ответила Саша и легла на соседний диван.

-Потому что мешаешь. Шура, когда ты уже перестанешь глупить? Я позвоню папе, и пусть он с тобой разбирается.

-Мам, ты уверена, что именно сейчас хочешь обсудить со мной всё это?

Ольга Дмитриевна повернулась на бок, и на лицо её упал блёклый свет, льющийся из большого окна. Морщинки озабоченности резко очертились на женском лбу.

-Саша, а когда? Ты же шатаешься где-то…

-Ой, мам! Ну хватит уже! – отмахнулась девушка, с ещё большим усердием разжёвывая жвачку. Саша прикрыла глаза от тошнотворного приступа голода.

– С утреца поговорим. Спокойной ночи!

Мать тихо вздохнула. Саша чувствовала на себе тяжёлый мамин взгляд, давящий и пронзительный, но вскоре послышался скрип диванных пружин и наступила лёгкая, холодная тишина. Девушка перестала жевать. Жвачка так и осталась у неё во рту. Сон моментально овладел телом, и Саша не заметила, как провалилась в его зыбучие объятия.

Саша проснулась от громкого и требовательного урчания у себя в животе. Она готова была снова не обратить на это никакого внимания, но голод стал просто невыносимым, а онемение перешло на лицо. Поругав себя за бессилие, девушка вынуждена была признать своё поражение. Она собиралась сидеть на своей «диете» целый месяц, а прошло только четыре дня.

«Эх, подруга, не видать тебе красивой фигуры!» — тяжело вздохнув, побрела на кухню.

Кухня была маленькой. У самой двери по правой стене стоял крошечный стол, впритык к нему тумба со всяким хламом, а за ним допотопный холодильник «Минск», издающий утробный грохот. По левой стенке находилась тумба с раковиной, электрическая плита — ровесница холодильника — и ещё одна тумба, на которой красовалась новенькая, чистая и блестящая, микроволновка. Над всем этим нависали шкафчики с посудой.

Саша плюхнулась на табуретку и подобрала под себя ноги, следя за мамой и помня, что должен состояться «серьёзный» разговор, после которого её отпустят с миром. Мама всегда так делала, и девушка это прекрасно знала. «Побежит в детсад к малявкам подтирать их сопли».

-Ты рано встала. Думала, будешь дрыхнуть до обеда.

Саша пожала плечами, наблюдая за маминой спиной. Ольга Дмитриевна повернула голову и бросила на дочь недовольный взгляд. Сейчас девушке не хотелось выслушивать мамины бессмысленные нотации.

-Я есть хочу…- простонала Саша, чувствуя как желудок внутри неё сворачивается в клубок. Губы уже не слушались, от онемения они подрагивали.

-Если ты думаешь, что я забыла о твоём ночном дымлении, то…

-То ты глубоко заблуждаешься, – закончила фразу девушка. Ольга Дмитриевна неодобрительно нахмурилась. Морщинки на её лице расчертили тонкие дорожки по лбу и у самых глаз.

-Вечером поговорим. Придёшь домой позднее девяти — дверь будет заперта. Так и знай!

Не смотря на угрозы, женщина всё же поставила перед Сашей тарелку с дымящимся омлетом. На всякий случай она положила и котлету.

-Спасибо!- крикнула в след уходящей маме.

-Посуду за собой помой. И не забудь повешать бельё.- уже с порога отозвалась женщина. Дверь захлопнулась.

Саша улыбалась, глядя на котлету, и её желудок, чувствуя приближение горячей еды, исходил победоносным журчанием.

-Ладно. Позавтракаю и продолжу. Ещё неделька издевательств над собой, и я буду в отличной форме.

После завтрака, девушка отправилась в ванную. Ей не терпелось посмотреть, чего она достигла.

-Не зря же я курила, как паровоз и жевала эти проклятые жвачки!

Подойдя к зеркалу, она принялась рассматривать свой упругий живот и округлые бёдра.

-Чёрт-те знает что! Как была шаром, так и осталась. Хотя нет… Вот рёбра уже начинают вылазить.

Порадовавшись своим успехом, Саша принялась расчёсывать свои длинные волосы. Расчёска, не успев пройтись по всей длине, остановилась почти у самых корней. Девушка пыталась дёрнуть её, но расчёска не двигалась с места. Как она не старалась, даже вытащить её из волос не получалось. Саша бессильно опустила руки и пристально посмотрела на себя в зеркало. С минуту она изучала своё комичное отражение — вот она, с задранной пижамной футболкой, усыпанной улыбающимися мордашками котят, с растрёпанными грязными волосами, с застрявшей в них большой массажной расчёской. И вдруг девушку озарило. Она не смело опустила руку в то место, где расчёска получила сопротивление и… расхохоталась.

-Кашма-а-ар.- протянула она, растягивая прилипшую к волосам жвачку.

-Мда. Заснуть с жвачкой — это что-то новенькое.

Девушка ещё раз усмехнулась, понимая, что ситуацию спасут только ножницы.

Волосы срезались немилосердно. Длинные пряди падали на серый кафель, скрывая его уродство под «волосяным» ковром. Закончив стрижку, Саша одобрительно кивнула своему отражению. Теперь она ещё больше походила на своего младшего брата Славу: такое же вытянутое загорелое лицо, что совсем не редкость в Кандалакше, светлые, цвета спелой пшеницы, волосы, контрастирующие с тёмными слегка раскосыми глазами.

Саша раскрыла рот от изумлении. Из зеркала на неё смотрел брат. Девушка отвела взгляд. В немом бессилие она села на крышку унитаза.

-Где же ты, Славка?- полушёпотом проговорила Саша и закрыла лицо руками.

Воспоминания последних двух месяцев пронеслись у девушки в голове. Словно каждое мгновение нещадно било Сашу по лицу, оставляя на нём невидимые отметины.

Вот они взбираются на Волостную сопку. Славка тащит свой тяжёлый велосипед. Он надел всё своё экстремальное обмундирование. Он готов теперь к спуску, хотя одного подъёма было достаточно. Саша следит за ним. Он серьёзен, как никогда. Мелкие морщинки уже пролегли у него на лбу и переносице. Саша знает его. Он сделает то, что наметил. Ветер на самом верху сбивает с ног. Саше тревожно. Мама и папа должны перехватить его внизу. Где-то на середине пути — Лёня, он не даст ему разбиться. И вот, Славка готов к спуску. В последний раз он глядит Саше в глаза. Решимость и адреналин движут им.

-Встретимся в конце пути! Отыщешь меня?

Казалось бы, простая фраза, но что-то кольнуло Сашу в грудь. Страх овладел ей. Не дождавшись ответа, Слава рванул вниз по крутому склону, преодолевая головокружительные препятствия. Пролетел, словно вихрь мимо родителей и исчез.

А потом начались поиски. Сначала всё это казалось каким-то розыгрышем. Слава любил потешаться. Но прошёл день, второй, а за ними и неделя. Поиски ничего не дали. В полиции только отмахнулись. Сказали, мол, сам вернётся. А время шло. Прошло уже два месяца.

У Саши щемило в груди. Она встала и снова посмотрела на себя в зеркало. Сходство со Славой было очевидным. Только нет тех мальчишеских шрамиков, которые испещрили лицо брата. Он гордился ими, утверждая, что «шрамы — это гордость мужчины — они его украшают». Глупо было бы утверждать обратное. Она мотнула головой, отгоняя тяжёлые мысли и принялась за уборку.

Собирая с кафельного пола свои волосы, Саша продолжала думать о Славе. «Может быть это знак? Может быть именно я должна найти его? Не бывает так, чтобы люди исчезали вот так, запросто. Был человек и нету. Это же Славка! Ну куда он мог деться? Надо поговорить с Лёней. Да, Саня, придётся ехать в Колвицу».

Продолжая рассуждать про себя, девушка собрала с пола длинные пряди волос и без сожаления спустила их в унитаз, кнопка которого была сломана. Девушка постоянно чертыхалась про себя, прилагая все усилия, чтобы продавить пластмассовый штырёк, но в тот момент её ничто не волновало. Она думала только о Славе и о том стечении обстоятельств, которые заставили Сашу начать свои поиски.

Саша тряслась в полупустом автобусе, вдыхая смесь запахов бензина и табака. Тёмная еловая зелень сверкала в лучах проглядывающего сквозь тучи солнца. Автобус то взбирался на холм, то спускался вниз. Саша продолжала думать о Славе. Он был её младшим братом, и, пожалуй, единственным человеком в семье, с которым ей удалось найти общий язык. Старший брат — Володя — давно уехал в Мурманск учиться, да так там и остался. Они не виделись уже несколько лет. Володя раз в год звонил маме, но их разговоры длились не долго, и после них мама становилась ещё более печальной, морщины на её лицо начинали продавливать кожу, делая её старой. С мамой у Саши были странные отношения. Она знала, что мать любит её, но она так же знала, что Славу она любила, любит и, наверное, будет любить больше кого бы то ни было. Ольга Дмитриевна ждала его очень долго. Именно его. Слава воплощал в себе лучшее, что было в отце или, что было когда-то в отце. Саша не помнила точно, когда всё поняла про свою семью. Это всегда получается внезапно. Раз, и ты начинаешь замечать то, что никогда тебя не волновало. Возможно, это и есть тот самый пешеходный переход — из детства во взрослую жизнь. Ты наблюдаешь за людьми, которые тебя окружают и невольно понимаешь, что вот так, когда мама проводит по волосам, это проявление печали, а когда она поджимает губы и они превращаются в тонкую полоску — признак недовольства. Об этом Саша размышляла пока ехала в автобусе. Углубившись в свои раздумья чуть было не проехала нужную остановку.

Девушка пожалела, что в Колвице нет мобильной связи и ей не удалось позвонить Лёне, предупредить его о своём приезде. «Он может быть где угодно! Если он ушёл на озеро, мне придётся ждать его до самого вечера». Но делать было нечего. Саша невольно поправила волосы у себя на затылке, усмехнулась утреннему происшествию и, отправив в рот две белых жевательных подушечки, пошла по пыльной дороге в сторону Колвицы.

Она любила это место. Ей особенно нравилось здесь бывать осенью, когда облака тянулись совсем близко к земле, отражались в зеркальных водах Колвицкой губы.

Приближаясь к мосту, Саша заметила приезжих рыбаков, обступивших берега реки. Рыбаки были похожи на столбы, то тут, то там торчащие из воды, одетые в резиновые забродные штаны.

-Чёртовы рыбаки!- Саша перевела взгляд на голос. Прямо посередине железного моста стояла пожилая женщина. На её худое тело была накинута яркая жёлтая ветровка из-под которой виднелась пёстрая юбка, а под ней синие галоши, одетые на шерстяные носки. Выглядела она комично и нелепо.

-Баба Глаша, здравствуйте!- крикнула Саша, махая женщине с берега рукой, тем самым привлекая её внимание. Баба Глаша расплылась в радостной улыбке.

-Шурочка! Как давно не видала я тебя в наших краях.- женщина притянула Сашу к своему пропитанному рыбьим жиром платью. Тут же в нос ударил резкий запах валерьяны.

-Ты к Лёнечке в гости?- поинтересовалась баба Глаша, держа Сашу под руку. Они неспешно шли вдоль реки. Девушка утвердительно кивнула.

-Ну и молодец. Ты как-то отощала. Ну ничего, ничего. Лёня как раз горбуши наловил. Я котлетки сделала. Сейчас покушаешь.-

Саша знала, что бабушку Глашу переубедить было невозможно. Да и перебить тоже. Девушка лишь молча улыбалась и кивала, слушая простодушную лёнину бабушку.

-Ты не представляешь, как мне осточертели эти рыбаки, будь они не ладны!- причитала баба Глаша, накрывая на стол в кухне-террасе. Большие деревянные окна выходили прямиком на реку, которая в бурном потоке неслась на каменные пороги, разбивалась о них, пенилась, становясь снежно-белой.

-Ладно вы приезжаете,- продолжала баба Глаша- ладно уж, рыбу ловите, но вы хоть убирайте за собой! А то приедут, напьются, нажрутся, горы мусора оставят и поминай, как звали! А кому это всё убирать? А? Вот скажи?- баба Глаша устремила на Сашу злой взгляд.-Э-э, вот и мы не знаем.

Перед Сашей стояла полная тарелка дымящейся солянки, чёрный хлеб, рыбные котлеты и жареная картошка с грибами.

-Кушай, кушай. Хлеб апатитский, свежий. Лёнька только вчера ездил за ним.

-Лёня ездил в Апатиты?- от удивления Саша чуть не подавилась. Она не помнила, чтобы её друг хоть раз уезжал так далеко из Колвицы летом.

-Нда, рыбаки — это ещё не беда.- бабушка Глаша не услышала вопрос и продолжала.- Нет, не беда. А вот, помнишь? Прошлый мэр. Ох, какой жук, какой жук. Сети растянет, а горбуша прям в неё, прям в неё. Что не удалось утащить, то так тут и оставалось. А рыбку-то жалко. Хорошо, что его усадили за решётку! Так ему и надо, а то и Кандалакшу бы всё продал. Вот жук!

Саша поняла, что от бабушки Глаши ничего узнать не удастся. Оставалось дожидаться самого Лёню.

Пока девушка ела, окончательно забыв про свою «жевачковую» диету, и слушая болтовню бабы Глаши, она рассматривала фотографии на буфете, вспоминая кто на какой изображён. Здесь был и сам Лёня, ещё совсем маленький, он только пошёл в детский сад, где они с Сашей и подружились. Девушка невольно улыбнулась, глядя на смеющегося карапуза в колготках кирпичного цвета. Здесь была и мама Лёни, дочь бабы Глаши. Она уехала в Санкт-Петербург несколько лет назад вслед за вторым мужем. Саша мало, что о ней знала, но она помнила, что мать Лёни была весёлой кокеткой, что было видно и по фотографиям. Отец Лёни служил в морфлоте, но тоже где-то затерялся — это всё, что было известно Саше. Больше всего в Лёню вкладывала баба Глаша. Как ветерану труда, ей выплачивали хорошую пенсию, которую она тратила исключительно на внука. Лёня с детства был слабослышащим, и баба Глаша не жалела сил как на его здоровье, так и на воспитание. Саша знала, что её труды не прошли даром.

Задумавшись о друге детства и мысленно подгоняя его, Саша не заметила, как он сам вошёл на террасу.

-Сашка?- Девушка перевела взгляд с фотографий на Лёню и улыбнулась. В дверях стоял высокий, подтянутый парень в распахнутой настежь куртке. Он принёс с собой запах реки и рыбы, и ещё утренней свежести, которая будто бы хранилась в складках его одежды.

Саша встала из-за стола и направилась было к Лёне, но он отшатнулся от неё, как от привидения.

-Ты зачем это сделала?

-Что это?- Девушка удивлённо смотрела на друга. Но потом усмехнулась и провела рукой по стриженым волосам.

-Ты про волосы? Пришлось их состричь.

-Зачем?- Лёня всё ещё недоумевал. -Ты ужасно похожа на… на…- он не мог закончить фразу. Саша его поняла и печально кивнула.

-О нём я и хотела с тобой поговорить.

Лёня нахмурился. Он всегда так хмурился, когда ему не нравилась сашина затея. А он знал её, как никто другой. Но всегда потакал ей.

-Лёнечка, сначала кушать!-баба Глаша подлетела к внуку и начала стаскивать с него куртку. Она суетилась вокруг него, подала ему тапочки и чистое полотенце.

Когда Лёня отдохнул после утренней рыбалки и переоделся, они с Сашей вышли на веранду пить чай. Шум реки разлетался над деревьями и терялся в их густых еловых ветвях, не препятствуя разговору друзей.

-Сашка, а теперь по-порядку. Зачем ты превратилась в Славу?- Лёня с пристальным вниманием разглядывал подругу, словно не мог поверить своим глазам.

-Я не понимаю. Это я так похожа на мальчика или со Славкой было что-то не так?

Лёня улыбнулся и покачал головой.

-Дело-то не в этом. Вы просто очень похожи. Невероятно! Когда у тебя были длинные волосы — ваша схожесть была не так заметна. А теперь… Как ты умудрилась заснуть с жвачкой?

-Я сидела на диете.- проговорила Саша прямо в чашку.

-На диете? Ты совсем рехнулась?- воскликнул Лёня.- Мы не виделись меньше месяца, а ты уже успела начудить. Я не удивлюсь, если ты начала курить.

Саша ничего не ответила, лишь многозначительно потупила взгляд.

-Александра!- негодованию Лёни не было предела.

-Это был эксперимент. Но он провалился, с треском.

Друг молча покачал головой. Он поправил слуховой аппарат под вязаной шапочкой, которую носил, не снимая.

-Ну так что? Что случилось?

-Я собираюсь найти Славу.

Лёня нахмурился так, что его брови буквально срослись на переносице, а глаза превратились в две маленькие щелки.

-И как ты собираешься это сделать? Ты знаешь, где его искать?

Саша помотала головой и тяжело вздохнула.

-Саш, я не знаю… – Лёня колебался. – Вчера я ездил в Кировск к твоему отцу.

Теперь Саша нахмурилась.

-Зачем это?

-Он предложил мне пройти практику.

-И? А чем тебе Слава-то помешал? Или ты предлагаешь искать мне его одной?

Саша уже злилась на Лёню. Он был нужен ей именно сейчас. Без его поддержки и помощи у неё ничего не выйдет. А она должна любой ценой отыскать брата. Никто не смог, а она сможет.

-Саш, я не думаю, что у нас что-то получится. Ведь Славу искали все! Ты вспомни.

-Я помню, Лёнь.- Саша встала из-за стола. -Извини, что потревожила. Я понимаю, что тебе сейчас не до этого. Работа — это важно.

Саша уже собиралась уходить, но вдруг развернулась.

-Только я не понимаю, папе-то чего надо от тебя? Только ты не думай. Это он Славке замену ищет. Тот-то не по его стопам пошёл. Его всё в экстрим тянуло. А я его всё равно найду, так и знай!- крикнула напоследок Саша и вылетела за калитку, даже не попрощавшись с бабушкой Глашей.

Сашу жгло изнутри чувство злости и обиды. Хорошо, что она успела на автобус, а то пришлось бы торчать на пустой остановке посреди леса целых два часа. Девушка снова начала курить, не задумываясь о том, что это запрещено. Почему-то ноги стали неметь и лишь тяжёлый сигаретный дым был в силах убить его в сашиных конечностях. Она никак не могла понять отчего так просто все отказались от Славы. Даже мать довольно спокойно отпустила его, будто знала, что он вернётся. Возможно, она так и считала, но Саша нет. Она знала, что брату нужна помощь. «И где я только была?» кляла себя девушка «Где я была? Прошло целых два месяца! А я только сейчас проснулась. Где я была?» Саша никак не могла успокоиться. Сигарета обожгла пальцы. Девушка ойкнула и уронила её на автобусный пол.

-Чтож ты делаешь-то?- крикнул водитель. Он уже несколько минут наблюдал за Сашей и ждал подходящего момента, чтобы отругать её. Девушка дёрнулась и вскочила со своего места.

Вылазь из автобуса, живо!

Саша повиновалась. Тучи волнами растекались по небу, напрочь закрыв собой яркое белое солнце. Моросил дождь, и ветер наконец-то подул с самого севера.

Девушка долго не могла сдвинуться с места. Она думала о Славе, о предательстве Лёни, ведь она всерьёз считала, что он её предал. «Никогда он так не поступал со мной. Я совсем одна». Саше хотелось пожалеть себя, даже поплакать, хотя она плакала редко, если не сказать никогда.

Девушка огляделась. Водитель высадил её на левом берегу реки Нивы — старой части Кандалакши. Когда-то здесь и было построено первое поселение поморов. Потом люди перебрались на правый берег. Город стал расти. А поселение так и осталось. Это место стали называть Японией. Саша знала несколько легенд, связанных с ней. Её бабушка всю жизнь прожила в одном из деревянных домишек, теснившихся у самой кромки воды. Она рассказывала ей и о китайцах, корейцах, которые приезжали в Кандалакшу помогать строить железную дорогу, и о военных, пришедших с русско-японской войны. Да и сама улица Заречная, которую и называют Японией, находится в отдалении от города.

Именно к бабушке и решила сходить Саша. Она давно не навещала её, да и случай выдался, как нельзя удачный.

Бабушка Саши была женщиной властной и требовательной. В детстве, девушка её побаивалась. Когда мать приводила своих детей к бабушке, та старалась привлечь их труду — заставляла носить воду, колоть дрова, косить траву серпом. Саша, вспомнив о таких детских «развлечениях» невольно посмотрела на своё левое запястье, где белел длинный шрам.

Увидев совсем скошенный набок дом, Саша глубоко вздохнула и поёжилась. Воспоминания детства будто стояли у неё за спиной, действуя ей на нервы. Эти неудобные шерстяные колготки, от которых потом ноги зудели, как после комариных укусов, и натянутая улыбка, и запах прогнившего пола, и сырость погреба, в который приходилось залезать и вычерпывать воду ковшом в ведро. Саша топталась у калитки, не решаясь войти. Она хотела было развернуться и добраться до города пешком, но её окликнули. На пороге дома стояла её бабушка. Последний раз Саша видела её два месяца назад, на следующий день после пропажи Славы. Бабушка пришла сделать заявление, что Вячеслав, как она его называла, у неё появлялся накануне, пил чай и отправился «покорять хребет». И ушла. Девушка не знала, что значили её слова. Возможно, бабушка хотела тем самым снять с себя все подозрения, чтобы никто из посторонних не забирался в её дом и не рыскал там попусту.

-Александра, ну что ты там топчешься, проходи в дом, не заставляй меня стоять на сквозняке.

Саша отметила про себя, что бабушка совсем не изменилась. Голос её был всё такой же твёрдый и непреклонный. Она не принимала возражение. Девушка открыла калитку, прошла по вытоптанной тропинке меж цветущей кашки и высоких зарослей иван-чая и зашла в дом вслед за бабушкой.

-Ну рассказывай. Зачем пожаловала? Неужели соскучилась по старой карге? По своей бабушке?- Женщина с недовольным видом села напротив внучки. Она разлила крепкий травяной чай по чашкам и придвинула к Саше поближе банку с засахаренным мёдом.

-Судьба привела, знаешь ли.- неуверенно проговорила девушка, стараясь не смотреть на бабушку. Она грела руки о горячую чашку и вдыхала пар, исходивший от чая.

-Не юли. Говори прямо.

-Ничего особенного.- девушка умолкла на минуту, обдумывая вопрос.- Ба, скажи, ты говорила, что видела Славу последним.

Женщина удивлённо вскинула тонкие бровки, откинула резким движением прядь рыжих крашенных волос за спину и уставилась на Сашу.

-В омут лезешь, Александра. Не дави на сейд, пока подпёрт.

Саша нахмурилась. Бабушка говорила явными загадками, словно что-то знала. Или догадывалась о чём-то.

-Слава заходил к тебе перед самым спуском. Ты же сама говорила.

Женщина покачала головой. Она явно была не готова к такому разговору. Саша хотела возобновить его, но бабушка была непреклонна.

-Если хочешь, я вызову тебе такси.- предложила женщина. Такая щедрость была совсем не свойственна ей. Саша ничего не ответила. Молча встала из-за стола.

-Могу я сходить в туалет хотя бы?- Бабушка пожала плечами и недовольно хмыкнула. Уборная находилась на улице, в отдельном домике. Её построил сашин отец и Володя. «Как давно это было» подумала Саша, поднимаясь по ступеням.

Внутри стены были обшиты утеплителем, обить досками так и не успели. Бак с водой, который нагревался маленькой печкой, рядом находилась чугунная ванная, потрескавшаяся и пожелтевшая от времени. И унитаз. «И здесь кнопка сломана» Саша хмыкнула про себя, накрыла сиденье крышкой и уселась на него. Она не понимала, зачем попросилась в туалет. Саша не понимала и того, что же ей двигает последние несколько часов. Она была сама не своя. Хотелось курить, но вместо этого достала из кармана жвачку. Тщательно разжёвывая подушечки, Саша тем временем осматривала помещение, словно в надежде найти хоть что-то. «Саша, ты идиотка!» ругала себя девушка.

Когда Саша вышла на улицу, бабушка уже скрылась в доме. Солнце вновь пыталось прорваться сквозь пелену волнистых туч, стараясь дотянуться косыми лучами хотя бы до вершин зелёных сопок.

Проходя мимо дома, Саша остановилась у стены. Под окнами, выходящими на уборную, девушка заметила написанное мелкими зелёными буквами стихотворение:

Саше было шесть,

а может быть и семь,

А может быть и десять,

но кто поймёт по ней?

Но каждый знает счёт,

когда ей было год

Пошла она гулять

в дом наоборот.

Три, два и снова два.

Ну что за чехорда?

Ах, Саша, надо знать,

что дважды два — не пять!

Но Саша же глупа,

ведь ей лишь только два.

Четыре не по ней,

малышке думать лень.

Саша улыбнулась. Она узнала кривые печатные буквы Славы. Писать ровно он так и не научился. Но что это за стихотворение, больше похожее на считалочку? Саша нахмурилась. Каждая цифра была обведена чёрным маркером. Девушка, не долго думая, достала свой мобильный телефон и сфотографировала стишок. «Это уже что-то» Саша одобрительно кивнула, удостоверившись, что снимок вышел удачно. Теперь она могла вернуться домой и ещё раз всё обдумать. Возможно, у неё получиться расспросить маму. Если получится.

Дорога домой оказалось долгой. Сначала Саше пришлось идти пешком до автовокзала, там ждать автобус, который ещё и задержался на полчаса. День не задался. Саша прокручивала в голове все события сегодняшнего утра. Поведение Лёни ей казалось совершенно типичным для его характера. Он всегда был нерешительным. «В любом случае, он вернётся» думала Саша. Нет, надеялась. Ей нужно было, просто необходимо, чтобы Лёня пришёл и согласился помогать, ведь в противном случае, у неё ничего не выйдет. «У него есть лодка в конце концов!» возмущалась про себя Саша «Он дружил со Славой и даже вытаскивал его из передряг. Он знает о Славке даже больше, чем я! Ну почему мне так не везёт!» Девушка хотела закинуть в рот новую порцию жвачки, но в кармане не нашла ничего кроме смятого фантика. Ругаясь про себя, Саша вышла на своей остановке. Она по привычке поприветствовала памятник Ленину, стоящий среди берёз на площади перед Дворцом культуры «Металлург».

Саша решила забежать в ближайший универмаг и накупить жвачек впрок. Но не успела войти в магазин, как столкнулась с мамой.

-Не ожидала тебя так рано увидеть.- усмехнулась женщина и протянула девушке один из двух пакетов с покупками. -И что ты сделала со своими волосами? Ты… так похожа… – Женщина пристально всматривалась в лицо дочери, словно не веря своим глазам. Потом вздрогнула и привычным спокойным, выжидающим взглядом посмотрела на Сашу.

-Я хотела поговорить с тобой, мам.

Женщина выгнула правую бровь и качнула головой. Она всегда так делала, когда обдумывала сказанные собеседником слова. Через минуту она ответила:

-О чём это?

-О Славе.

Пакет выпал из маминых рук и громко шлёпнулся о плитку. Женщина покачнулась, её глаза затянулись поволокой. Мама пыталась моргать, будто боясь закрыть глаза. Саше еле удалось удержать её.

-Мам, ты чего? Скорую?

Девушка не на шутку перепугалась. Она не замечала за мамой явных признаков болезни или недомогания. Нет, конечно, она бывала бледна и после работы могла сразу лечь спать, хотя на часах ещё было детское время. Но это же не симптомы, а признаки усталости. Работа нянечки в детском саду сильно выматывала. Дети в Кандалакше очень непоседливые, а самое главное — у них напрочь отсутствовало чувство самосохранения.

-Я всё же позвоню в скорую.

Женщине становилось всё хуже. Саша вывела её на улицу и усадила на ступени. Вокруг уже столпились люди. Девушка пыталась отыскать свой телефон, но тот будто исчез. Пришлось просить стоящую рядом женщину вызвать скорую помощь.

-Мам, ну ты что? Мам, не пугай меня.

А Саша была не просто напугана, она была в ужасе, совершенно не зная, что ей делать. Как будто пьяная, она смотрела на всё происходящее из-за мутной пелены. Ноги подкашивались. Девушка стала бояться не только за мать, но и за себя, и даже за окружающих её людей.

«Господи, пожалуйста, пусть всё обойдётся…» повторяла про себя Саша, пытаясь вспомнить хотя бы одну молитву, но она не знала ни одной. От своего тупого бессилия она начинала злится. Страх исчез и на смену ему пришла агрессия. Абсолютно на всё. Эмоции переполняли её и в итоге вернулся страх — страх одиночества. Вот чего она боялась больше всего — остаться одна.

Когда приехала машина скорой помощи, мама была без сознания. Саша держала её голову. Она лежала у неё на груди и, казалось, была совершено обездвижена и не дышала. Никаких признаков жизни не наблюдалось на посеревшем лице. Девушка теперь совершенно отчётливо видела, как её мама, которую несмотря ни на что она так любила, постарела. Старость эта была болезненной, точно нарисованной гримёром.

Саша хотела поехать с мамой в больницу, но ей не разрешили. Она смогла упросить врача скорой помощи хотя бы позвонить ей. Написала свой номер телефона на фантике из-под жвачки; дверь машины захлопнулась перед самым её носом. Саша ещё долго смотрела на дорогу, туда, где скрылась скорая помощь. Как могла, она молилась не только богу, но и духам шаманов, заключённым в сейдах. Она хотела направится к одному из них и поговорить с камнем, но звонок мобильного телефона сбил её мысли.

Саша надеялась, что это звонит врач. Она долго искала мобильник, который не смогла отыскать, чтобы вызвать скорую. Он завалился в дырку кармана куртки. Девушке пришлось его извлекать из-под подкладки. Руки её дрожали, ей никак не удавалось достать телефон. Проклиная всё на свете, Саша стянула с себя куртку и разорвала её по шву. Телефон выпал на асфальт. Девушка схватила мобильник… и досадливо проворчала. Это был Лёня.

-Да, Лёнь.- глухо отозвалась Саша в трубку. Она уселась на бетонную лестницу, ведущую в универмаг, где недавно держала маму на своих руках. Какая-то добрая душа положила мамины покупки рядом, и девушка теперь шебуршала полиэтиленом, пытаясь тем самым успокоить нервы.

-Санька, ну, я тут подумал. Я с тобой.- Лёня пыхтел будто после долгой изнурительной пробежки по горам. Как знать, может он и вправду бегал.

В другой раз слова Лёни произвели бы на Сашу иной эффект. Она бы радовалась, как ребёнок и тут же поделилась с ним всеми своими идеями, но в тот момент девушка была выжата, как лимон. Единственное, что ей хотелось — узнать, что с мамой всё хорошо, насколько это может быть возможно, и её жизнь вне опасности.

Было слышно в трубке, что Лёня ждёт ответа, а Саша молчала. У неё не было сил даже сказать несколько слов.

-Саш, ты здесь?

-Угу.- пробурчала девушка, продолжая шебуршать пакетом.

-Мне приехать?

-Угу.

-Понял. Держись.- и отключился. В трубке послышались монотонные гудки.

На Лёню можно было всегда положиться. Для Саши он был не просто другом, а братом. Ещё в школе они решили, что, если будут ссориться, то по пустякам, поддерживать друг друга во всём, доверять друг другу всё и даже чуть больше, и, конечно же, дружить до победного. Наверное, так оно и было.

Саша не в силах была сдвинуться со своего места. Она так и просидела на бетонных ступенях до приезда Лёни. Друг, не говоря ни слова, взял пакеты с покупками в одну руку, а другой помог подняться Саше. По дороге домой, Лёня с беспокойством и нетерпением смотрел на девушку, надеясь по её лицу понять хоть что-нибудь. Но это было невозможно.

-Сашка, ну рассказывай. Что произошло? Что-то с мамой?

Лёня сел рядом с подругой на диван, всё с таким же пристальным вниманием следя за выражением её лица.

-Мама в больнице.

-Как в больнице?

-Вот так.- Саша развела руками и поморщилась. Снова хотелось курить, неприятное онемение в руках готово было свести их судорогой.

-Я не знаю, что произошло. Я хотела поговорить с ней о Славе.- Голос Саши дрогнул. Она с трудом проглотила, подкативший к горлу ком. Лёня сидел неподвижно, брови его срослись на переносице, глаза превратились в узкие щелочки.

-И?-

-И ничего!- взорвалась Саша. Она буквально подскочила на диване, встала с него и начала ходить кругами по комнате.

-Она просто упала! Как в фильмах. Помнишь? Там героини обычно в обморок падают от переизбытка чувств. Вот и она так же. Я, блин, не знала, что делать!- Девушка никак не могла успокоится. Недавняя апатия вновь сменилась чувством бессилия и тревоги. Отыскав сигареты во внутреннем кармане куртки, Саша хотела закурить, но зажигалка, как назло, не загоралась.

-Да что ж такое-то!- Смятая пачка сигарет полетела за телевизор.

-Поехали в больницу.- предложил Лёня, но подруга только покачала головой.

-Они должны позвонить.

-Ага, надейся!- Парень махнул рукой и решительно встал с дивана.- Хочешь я съезжу?

-Нет, Лёнь. Я не думаю, что они скажут хоть что-то. У нас за последний год в доме шесть человек от рака померли. А ты говоришь, что поедешь и всё узнаешь.- Саша покачала головой. Её руки в бессилии опустились и она свалилась на диван, как опустошённый мешок.

-Может они ещё позвонят?- С жалостью в голосе проговорил Лёня. Девушка ничего не ответила, только пожала плечами.

Звонок мобильного телефона разрезал гнетущую тишину.

-Да?- Саша ответила мгновенно.

-Я говорю с дочерью Ольги Дмитриевны?

-Да, да, это я? Как мама?- голос дрожал и срывался на хрип.

-Вашу маму уже перевели в палату. Ей вкололи успокоительное.

-То-есть, угрозы для жизни нет?

-Ну как сказать.- промямлил мужской голос.

-Ну как есть, в конце-то концов!

-Вам стоит приехать завтра после обеда.

-Хорошо. До свидания.- Саша отключилась. На сердце было тревожно. Тяжёлый камень точно давил на грудь. Дышать было невыносимо.

-Ну что?- Голос Лёни прозвучал как-то глухо. Девушке на миг показалось, что она начала глохнуть, так же, как и её друг.

-Да ничего.- Пожала плечами.- Мне как-то хреново, Лёнь. Может напьёмся? А?

Друг улыбнулся и покачал головой.

-Сейчас тебе, как никогда, нужна чистая голова.

-Ты прав.- Саша вздохнула.-Завтра поеду в больницу. Узнаю, что там вообще происходит.

Девушка крутила в руках мольный телефон, посмотрела на его чёрный экран и резко вскочила с дивана.

-Лёнька! Чтож ты молчишь-то? Я же тут такое откопала!

Друг внимательно вчитывался в стишок, с каждой строчкой хмурясь всё сильнее.

-Ерунда какая-то.- фыркнул парень.- Ты его слышала когда-нибудь?

-Нет, но это точно Славка. Не просто так он заходил к бабушке на чай.

-Хм, это уже что-то. Смотри, здесь выделены не только цифры, но и буквы — с и ш. В твоём имени. Видишь?

И действительно. Саша расширила формат фотографии и присмотрелась.

-Надо выписать цифры.

На чистом, но измятом, листе бумаги, Лёня выписал буквы — с и ш. Потом шёл перечень цифр: шесть, семь, десять. На выделенном слове «год» парень остановился.

-Почему год-то выделен? Ничего не понимаю.

-Ох, Славка! Если мы его найдём, то отшлёпаем хорошенько крапивой!

Саша нервно ходила по комнате. Ей не терпелось отыскать брата и устроить ему хорошую взбучку. «Мать в больнице по его милости! А он прячется где-то, отсиживается. Ну ничего, ничего. Я ему устрою сладкую жизнь.»

-Надо закурить.- через несколько минут девушка уже сидела рядом с другом и клубы сигаретного дыма обволакивали его лицо.

-Дай мне тоже, что ли. Без сигарет здесь не разобраться.

Лёня глубоко затянулся и вернул сигарету.

-Слушай, а может год как единица.- Предположила Саша.

-Хм. Допустим. Тогда: с, ш, шесть, семь, десять, один. Так. Три, два и снова два.- Лёня выругался.

-Там з и д ещё выделены. Что за бред вообще?

-Подожди, не сбивай. Три, два, потом два, потом пять, опять два. И четыре.

-Нет, это наркомания чистой воды, Лёнь! Я убью его, честное слово!

Саша ужасно злилась на брата. Ей приходилась нервничать, переживать. Это из-за него мама лежала в больнице, и по его милости ей, его сестре, приходится курить, вести абсолютно нездоровый образ жизни.

До поздней ночи друзья пытались разгадать загадку странных цифр. Они складывали их, умножали, делили. Набирали их по телефону, но на их ночные звонки в ответ раздавалась лишь отборная брань.

-К чертям всё это!- не выдержала Саша. Пачка сигарет была выкурена, котлеты, которые мама сделала накануне, съедены, а голова кипела, как чайник.

-Я ложусь спать, а то так и спятить недолго.

-Угу, давай, а я ещё посижу.

Девушка улыбнулась и потрепала друга по волосам. Он снял свою шапочку, и его густая шевелюра спуталась в кудряшки.

-Сашка! Сашка! Я понял!

Радостный вопль заставил Сашу разлепить веки. Голова слегка гудела, правая щека, рука и подушка были мокрыми от слюней.

-Вот же ж блин!- выругалась и попыталась приподняться на локте.

-Александра, да хватит дрыхнуть!

-Лёнь, чё ты орёшь? Сколько время?- прохрипела Саша, пытаясь растереть заспанные глаза.

-Да какая разница! Я понял, что это за фигня.

Лёня так и сиял от радости. Глаза от бессонной ночи были воспалёнными и слезились, губы пересохли и слегка потрескались.

-И что это за фигня?

-Это координаты!- горделиво выпалил парень.

-Координаты?

Слова Лёни выгнали сон из сашиного тела. Она вскочила с дивана и побежала на кухню, принялась рыться в тумбочке рядом с холодильником. Откопав среди пакетов для мусора, фольги, бумаги для выпекания и кусочков разбитых магнитиков карту Мурманской области, Саша полетела в комнату, по дороге ударившись о дверной косяк коленом.

-Да чтоб было оно не ладно!- прикрикнула она на дверь, пнула его здоровой ногой и поковыляла к Лёне.

-Давай, ищи тут Кандалакшу нашу.

-Девочка, ты плохого обо мне мнения.- парень вальяжно раскинулся на диване.- Я уже всё нашёл. Не где-нибудь, а в самом интернете.- На втором слоге Лёня многозначительно выделил голосом букву «е».

-Да ты чёртов гений!- Воскликнула Саша.- И что это за место?

-Ты не поверишь. Твой братик хочет, чтобы мы залезли в заброшенный Дом офицеров.

-Это тот что горел? И в который запрещено забираться таким ненормальным, как мы?

-Именно!- Лёня закивал головой и надел свою шапочку. Было видно, как он вымотан и всё же счастлив, что ему удалось-таки разгадать загадку.

-Ты думаешь он там?

-Кто знает.- пожал плечами парень.- В любом случае, лыжи не стоят на месте.

Саша хмыкнула. Она гордилась своим другом.

Когда Лёня уснул, а случилось это непроизвольно, Саша ушла на кухню, чтобы не тревожить друга. Она сидела на скрипучем деревянном стуле и смотрела в окно. Вспомнила, как ещё вчера ночью стояла на подоконнике и дымила в форточку. Как она далека была в тот момент от брата, и как он незримо заставил её вспомнить о его существовании. «Он может быть где угодно!» со страхом думала Саша «Надеюсь, с ним ничего не случилось, ведь он же живучий, подлец!» Она помнила и о маме. Как она чувствовала себя? «Нет, всё-таки она ждёт его. Ждёт. Я должна найти Славку не только ради него самого, но ради мамы. Может, она перестанет считать меня совсем отбитой на голову? Может поймёт, что я тоже имею право на её заботу». Саша посмотрела на настенные часы, но они давно уже не ходили, часовая и минутная стрелки застыли ровно на двенадцати. По чистому голубому небу с лёгкой дымкой сложно было понять какой час. «Незаходящее солнце, скрип островов и шорох иголок под ногами» вспомнила Саша слова, однажды сказанные отцом. Ещё в те дни, когда они жили на другой квартире в Нижней Кандалакше, и папа работал в порту, они плавали на моторной лодке по заливу. Отец рассказывал легенды, связанные с островами, учил Сашу рыбачить. В июле под Умбой они ловили горбушу на креветку. С ним было спокойно и очень интересно. «И куда делось всё это?» покачала головой девушка, в задумчивости положив голову на поднятые ноги. На правой коленке красовался свежий синяк.

Лёня спал совсем недолго. Так показалось Саше. Он был помятый, но всё же на его лице сияла удовлетворённая улыбка.

-Бахнем чайку и пойдём на разведку в Дом офицеров.

-Мда.- протянул парень, тяжело садясь на табурет.- Какой же Славка всё же чудик.

Выпив по доброй кружке крепкого сладкого чая, друзья, наспех приведя себя в порядок, насколько это было возможно, отправились к заброшенной части Верхней Кандалакши, где когда-то располагался военный гарнизон. Дом офицеров был центром культуры не только самого гарнизона, но и всего города. Возвышаясь над пустыми казармами и военным госпиталем, глядящими на окружающую их природу пустыми чёрными глазницами разбитых окон, величественное здание с некогда белоснежными колоннами было бережно укрыто ветвями берёз. Лёня и Саша редко бывали в этом районе. Он располагался на окраине и здесь всегда ошивались не только подростки, но и местные алкаши и наркоманы. Место это было точно мёртвое.

-Помнишь какие пожары здесь были?- шёпотом спросил Лёня. Он задрал голову наверх и изучал потрескавшуюся лепнину.

Тишина кругом стояла страшная. Куда-то пропал шум машин. Всё стихло. Стоял полный штиль.

Саша поёжилась.

-Жуткое местечко.

-Как бы на нас чего не упало.- Посетовал Лёня.

-Да не боись! Мы быстренько пробежимся, найдём Славку и поедем к маме в больницу.

-Я не думаю, что Слава здесь. Максимум, что мы сумеем найти — этот ещё одну загадку.

Саша понимала, что Лёня прав. В таком месте брат вряд ли схоронился. Но зачем-то ведь он написал тот стишок. Зачем-то ведь привёл их сюда. Значит, назад дороги нет.

-Пойдём!

Внутри было мрачно, но солнечный свет, льющийся в разбитые окна, освещал унылое помещение. На полу и ведущей на второй этаж широкой лестнице валялись гнилые доски и двери, колонны и стены покрылись коростой, краска облупилась, а весь потолок был чёрным от копоти, которая спускалась всё ниже и ниже. Создавалось гнетущее впечатление, будто страшная болезнь хочет поглотить этот Дом. Точно каменные осколки истории были разбросаны всюду. Сашу бил мелкий озноб. Чтобы согреться, она застегнула молнию свитера до самого подбородка.

-Жалко куртку порвала. В ней бы сейчас было тёпленько.- пробурчала себе под нос.

-Так что же мы ищем?- наконец поинтересовался Лёня, когда они прошлись по второму этажу. То тут, то там в полу зияли дыры. От высоких деревянных дверей остались одни угольки.

-Если бы я знала.-Саша обвела всё кругом задумчивым взглядом.- То, что я знаю наверняка — либо мы здесь шею себе свернём, либо с ума сойдём. Другого не дано.

-Знаешь, мне кажется должна быть подсказка в том стишке.- предположил Лёня и поправил слуховой аппарат.-Как там было? Что-то… ей было год и она пошла гулять в дом наоборот.

-Наоборот… Либо это подвал…

-Либо крыша.

Саша вопросительно посмотрела на друга.

-Ну понимаешь, есть такие дома-перевёртыши. Их специально такими строят. Вверх-тормашками.

-Ты думаешь Слава это и имел ввиду?

Лёня пожал плечами.

-В любом случае мы идём вверх, там и проверим.

Идя по крутой лестнице, друзья прижимались к стене. Перил не осталось.

-Неприятненько так вот туда упасть.- Саша кивнула головой вниз, куда уходили зигзагами ступени.

-Пойдём, пойдём, нам ещё в больницу ехать.-

«И почему Лёня всегда прав? Нельзя быть таким точным во всём!» удивлялась про себя девушка и покачала головой.

Осторожно обойдя завалы из досок и какого-то хлама, друзья двинулись прямиком на крышу.

-Ты погляди какой вид!- Лёня вдохнул полной грудью свежий воздух.

На крыше валялись всё те же доски и балки, скрещенные друг с другом, но вид действительно открывался чудесный. Солнце отражалось от крыш и блестело на красной кровле, а вдали играло в прятки на высоких склонах сопок. Тёплый ветер доносил чистый еловый запах и звенящие крики чаек.

Саша осмотрелась. Она изучила стены или то, что от них осталось, но никаких следов от маркеров не нашла.

-Сашка, иди сюда!

Бывший зрительный зал теперь находился под самым небом. Крыша окончательно обвалилась и её обломки были разбросаны там, где когда-то стояли ряды кресел.

-Санька, кажется это то, что мы искали.

Лёня указал на обломок стены. На нём была нарисована красная стрелочка, к которой были приписаны инициалы В.А.Т.

-Вячеслав Александрович Терсков.- прошептала Саша и попыталась заглянуть в дыру за стеной.

-Надо рукой туда залазить. Дай я.- Лёня, не долго мешкая, засунул руку прямиком в чёрное отверстие. Пошарив там с минуту, он улыбнулся и вытащился магнитофонную кассету.

-И что это за хрень?- возмутилась Саша.

-Это кассета. Придётся найти магнитофон и послушать запись.

По дороге в больницу, Саша старалась не думать о брате. За каких-то полтора дня она успела так устать, как не уставала никогда прежде. Ей хотелось, чтобы ничего того, что произошло с её семьёй и не было вовсе. Она впивалась ногтями в кожу, стараясь проснуться, будто всё, что творилось, происходило не с ней и не в её жизни. «А всё началось с развода родителей» пронеслось у девушки в голове. Год назад родители молча разошлись. Отец окончательно перебрался в Кировск, где он нашёл более выгодную работу в компании «ФосАгро». Деньги он переводил исправно, которые шли на дальнейшее образование Славы. Ольгу Дмитриевну после развода было не узнать. Она стала реже улыбаться, если не сказать, что перестала вообще. Её ничто не радовало. В детском саду она старалась брать подработки — оставалась вечером на ужины, драила всё здание садика, когда уборщица уволилась, а замену ей ещё не нашли. Саша теперь только понимала, что все эти факторы и повлияли на её здоровье. Она вспомнила, как мама по вечерам делала йодовые сетки. Она проводила эти процедуры каждый вечер — то на ноге полоску проведёт, то на руке, то исполосует себя так, что страшно становилось. На вопросы дочери Ольга Дмитриевна отвечала односложно: «надо и всё!»

«А теперь она в больнице» с горечью подумала Саша и качнула головой.

Районная больница особо не выделялась в серовато-бежевой гамме соседствующих с ней зданий. Внутри было немноголюдно, светло, пахло медикаментами и ещё гречкой.

Когда Саша узнала у дежурной медсестры, в какой палате лежит мама, она решила сначала подойти к врачу. Лёня решил подождать подругу на улице.

-Попытай врача как следует!- напоследок бросил он.

Девушка пронеслась по этажам. Почему-то она не услышала в каком именно отделении лежит Ольга Дмитриевна, но в тот момент Саша думала, что маму сразу же выпишут и она сможет отправиться домой.

«Скорее всего, она просто переутомилась» приободрила себя и, постучавшись, вошла в кабинет к врачу, который вчера звонил ей.

-Здравствуйте, я Александра Терскова, дочь…

-Да, да, проходите пожалуйста- Пожилой врач, небольшого роста, с лысеющим затылком указал Саше на стул.

-Ну что я вам хочу сказать. Пришли анализы вашей мамы.- мужчина, поискав среди больничных карт нужную и открыл её.

Саша нетерпеливо сжимала руки.

-Вы знали, что у вашей мамы опухоль?

-Опухоль?- сердце бухнуло и замерло где-то в пятках.- Нет, не знала. Где?- в горле пересохло, даже дышать было тяжело.

-Щитовидная железа. Это орган, который…

-Не надо, я знаю, что это такое.- Саша провела рукой по вспотевшему лбу, потом посмотрела на врача.- И что теперь? Что делать-то нужно?

-У нас в больнице, к сожалению, нет таких специалистов. А вашей маме необходима операция, потом последует реабилитационный период, нужно будет принимать гормоны, которые поддерживали бы организм.

-Операция значит. И где её делают?

-В Санкт-Петербурге, в Москве.

Саша кивала, словно понимала всё услышанное. Словно знала, что нужно делать. Но это было не так. Она чувствовала себя ещё более потерянной, одинокой, точно её загнали в угол, из которого никак невозможно было выбраться. «У мамы рак» эти слова были приговором. Ни одна операция не может вернуть человека к нормальной жизни.

Саша неловко встала, точно разучилась ходить, когда врач передал ей напечатанные рекомендации.

-А её выпишут? Я могу к ней зайти?

-Выпишут сегодня. После обеда. Документы уже готовы.

Саша поблагодарила врача, хотя не знала за что, ведь он, по сути ничем не смог помочь.

Ольга Дмитриевна сидела в коридоре. Вещей у неё не было и она просто ждала, когда сможет поехать домой. Она чувствовала себя лучше, но бледность лица и болезненная измождённость теперь выступали на нём более отчётливо. Саша молча села рядом с мамой и тихо спросила:

-Ты знала?

-Знала конечно.- последовал такой же тихий ответ.

-И ничего с этим не делала. Никому не сказала. Или кто-то всё-таки знал? И давно?

-Саш, не так много вопросов. Ты буквально забросала меня ими!- Ольга Дмитриевна ласково улыбнулась, глядя на дочь. Наверное впервые за последний год она смотрела вот так открыто и нежно.

-Отец знал?- Саша не унималась. Её жгло чувство отчаяния внутри.

-Ты только не звони ему. У него и без того много работы.- взмолилась женщина.

-Значит знал.

-Саша, ну чего ты?- Ольга Дмитриевна хотела взять дочь за руку, но та вырвала её и зло уставилась на мать.

-Я чего? Я чего? Мам, ты понимаешь, что это не шутки! У тебя рак. Боже мой! Это же ужасно!

-Всё будет хорошо, Саш. Я думаю, в этом нет ничего серьёзного. Последний раз опухоль была не такая уж и большая.

Саша смотрела на мать, как на сумасшедшую, не понимала, осознаёт ли та всю серьёзность её заболевания.

-Мама, мама, если бы Славка узнал об этом, он бы всю дурь из тебя бы выбил. Только он мог повлиять на тебя.

Ольга Дмитриевна покачала головой, на её глазах выступили слёзы.

-Слава вернётся и всё образуется, я уверена. Саш, он же вернётся?

Девушка была не в силах больше злиться на маму. Та была такая беспомощная. Болезнь высасывала из неё все жизненные силы.

-Конечно вернётся. Я найду его, и вот увидишь, он устроит тебе такую взбучку, что ты тут же пойдёшь на поправку!- Саша пыталась придать своему голосу твёрдости. Она не хотела, чтобы маме становилось ещё хуже. Она обняла её, прижимаясь к ней, вдыхая запах её волос. «Я сделаю всё для мамы» твёрдо решила про себя.

Проводив Ольгу Дмитриевну домой и уложив её в постель, Саша с Лёней, сидели на качелях во дворе.

-Лёнь, я нихрена не знаю, что мне делать. Даже если я пойду работать, то я не смогу заработать и половины суммы!

Друг запрокинул голову и наблюдал за чайками, кружившими в небе. Их крик был похож на смех.

-Эти гады ржут над нами.- проговорил Лёня.- Знаешь, у меня есть заначка с продажи рыбы. Я накопил довольно приличную сумму.

Саша благодарно посмотрела на друга.

-Нет, Лёнь, это дело семейное. Твои деньги я никогда в жизни не возьму, ты же знаешь.

-Знаю.- Парень досадливо покачал головой.- Саш, ты только не отчаивайся, мы обязательно что-нибудь придумаем.

-Я уже всё придумала.- твёрдость в голосе звенела, как железо.

-И что же?

-Пора отцу расплачиваться за прожитые с мамой годы. Да и Володе не мешало бы помочь. И так от него ни слуху, ни духу. Вот пусть они и дают деньги.

Саша, не долго думая, достала свой мобильный телефон, и, найдя в телефонной книге номер отца, тут же нажала «вызов». Тот ответил довольно быстро.

-Сашка, вот уж не ожидал. Как ты поживаешь?

-Пап, какого хрена ты не помог маме сделать операцию?

-Она сама протестовала. Говорила, что это не так серьёзно. Что у неё всё под контролем.- возразил Александр Игоревич.- Что-то с мамой?

-Опа, спросил наконец!

-Александра, не разговаривай со мной в таком тоне!

-Папочка дорогой,- сквозь зубы процедила Саша.- либо ты едешь сюда из своего хреного Кировска и помогаешь маме, либо я сделаю всё для того, чтобы исчезнуть так же, как это сделал Слава. И можешь мне поверить, никто и никогда меня больше не увидит, ни живой, ни мёртвой.- И отключилась.

Саша кипела изнутри, она готова была разорваться от злости на отца.

-Ну какой же он… Какой же.. Я даже не знаю, как его назвать!- она кричала, размахивала руками, выплёскивая в движениях злобу. Лёня наблюдал за подругой с немым сочувствием.

-В любом случае…- начал он.

-Лыжи не стоят на месте. Да, спасибо!- съязвила девушка, потом выдохнула и снова включила телефон.

-Опять отцу звонить будешь?

-Нет, Володе. Надо идти по горячим следам. Пока я злая и в состоянии всех порвать.

Володя долго не подходил к телефону, но Саша терпеливо выслушивала монотонные гудки, звенящие в её ухе.

-Владимир Терсков, слушаю вас?

-Кхм, Владимир, то-есть Володя, это Александра, сестра твоя как бы.

-Шура?- низкий голос брата прозвучал взволнованно.

-Ага, это я. Привет.

-Привет. Очень рад тебя слышать. Удивлён приятно, что решила позвонить. Как твои дела? Мама писала мне, что ты поступила в институт.

-Да, да, не знаю, как так получилось. Но это не очень интересная история. Тем более, я уверена, что ты занят.- затараторила Саша. Ей очень хотелось рассказать обо всём, что с ней произошло за всё время их разлуки.

-Тебе повезло, я…

-Прости, Володь, но мне не очень-то повезло. У мамы нашли опухоль. Видимо, уже давно, но она же молчунья, каких только поискать. В общем, у нас, как ты знаешь, никто нормальных операций сделать не может. У нас тут дохнут все, как щенята.

-Подожди, подожди. Хорошо, я всё понял. Смской напишу свою электронную почту. Скинь мне мамин диагноз, анализы, в общем, всё, что у неё есть на руках. Узнаю у своих. У меня есть знакомства.- Володя замолчал, а потом спросил,- А что отец?

-Я звонила ему, но…

-Понятно.- голос брата снова стал низким и твёрдым.- До связи.-И отключился.

Саша долго таращилась на экран мобильного телефона, не веря своим ушам. Володя сможет помочь. Или хотя бы попытается.

-Лёня, живём пока.

Друг выдохнул и начал раскачиваться на качелях. Они поскрипывали и слегка похрустывали.

-Я помню, как на одном из островов, на которые папа возил нас в детстве, были привязаны к дереву качели. Они ужасно скрипели. Папа говорил, что ветер, когда раскачивает их, несёт этот скрип над всеми островами Кандалакшского залива. И знаешь ещё что?

Лёня вопросительно качнул головой.

-Он говорил, что ветру нравится этот скрип, он его радует. А тот, кто услышит все его отзвуки на каждом из островов, станет самым счастливым.- Саша задумчиво поглядела на смеющихся чаек.- Я верила ему в детстве. Ты даже представить не можешь, как я ему верила. Жалко, что мне не удалось услышать все отзвуки тех качелей.

-Мы их обязательно услышим, когда поплывём к Барыне.

Заявление Лёни удивило девушку. Она вопросительно посмотрела на друга. «Уж не спятил ли он? Да уж тут поедешь со мной» усмехнулась про себя.

-Лёня, я вообще ничего не поняла. Что за Барыня такая?

-Сань, да что с тобой? Скала Барыня.

-И зачем она нам?

-Я послушал запись, что не понятного-то!- Нервы у Лёни тоже не выдерживали. Он был спокойным по своей натуре и вывести его из себя надо было постараться. Саша всего несколько раз видела его в таком состоянии. Она поняла, что её друг устал не меньше, чем она. И так же, как она, он находился в совершенной растерянности. И всё же, Лёня разгадал уже так много! Саша чувствовала, что они уже у цели. Ещё чуть-чуть и они найдут этого окаянного Славу.

-Когда же ты успел? Мы же всё это время вместе ходили.

-Пока ты была в больнице, я заскочил к Мишке, он же рядом там живёт.

-Ах вот оно что!- протянула Саша. Она уже улыбалась и потирала ладони.

-Сашка, ну будь посерьёзнее!- воскликнул Лёня. Девушка рассмеялась. Ей уже не нужны были объяснения друга, как и где у него получилось послушать запись. Она была уверена в Лёне и не сомневалось в нём ни на минуту. Если он что-то узнал, значит это была чистая правда.

-Мне не нужны твои объяснения. Я всё поняла.

-Тебе даже не интересно, что именно было на кассете?- Лёня хмурился, но не мог сдержать улыбки, глядя на подругу.

-Барыня, барыня, сударыня барыня.- запела Саша, прихлопывая.

-Всегда удивлялся, как быстро у тебя меняется настроение. Александра, вы точно ненормальная!

-И заметьте, я этого не отрицаю.

Отправив Лёню в магазин за сигаретами и жвачкой, сама Саша решила проверить состояние мамы. Ольга Дмитриевна уже встала и возилась на кухне у плиты. По радио рассказывали о чудодейственных свойствах какого-то непонятного масла. Всё было, как обычно, только теперь Саша с большим вниманием оглядела мамину фигуру. «Как она похудела! А шея… Её как будто подкачали насосом»

-Лёня ушёл уже? А я думала он с нами останется на обед.- Ольга Дмитриевна помешивала дымящееся варево в большой белой кастрюле.- Я вчера такую горбушу купила. Всего по сто пятьдесят.

Саша удивлённо вскинула брови.

-За кило?

-За рыбу! Представляешь?- женщина повернула разрумянившееся от готовки лицо и как-то криво улыбнулась.

-Ого! И кто такой щедрый?

-Да соседка наша с третьего подъезда. Оля. У неё племянник из Москвы на каникулы приехал и уже успел наловить.

Саша молча слушала мамину болтовню. Каждое слово, слетавшее с её губ, казалось девушке нелепым и ироничными. «Она насмехается надо мной, как те чайки во дворе» горько усмехнулась про себя.

-Саша, ты куда это собралась?- услышала Саша хриплый окрик мамы, но дверь уже захлопнулась.

Лёня ждал подругу у самого её подъезда. Сидя на скамейке, он с задумчивым видом пускал дым.

-Ну что?- спросил он, смотря на Сашу и протягивая ей сигарету. Та лишь пожала плечами и затянулась. Никотин моментально овладел всем телом, разливая по нему приятное тепло.

-Всё как всегда. Как всегда.

-Мы сегодня пойдём к скале? Или завтра?

Саша помотала головой и издала протестующий возглас.

-Какой завтра? Ты что? Сейчас пойдём. Когда отлив?

-Ты собираешься низом пройти?- поинтересовался Лёня.

-Ну не верхом же. Ты что, забыл, как мы в прошлый раз чуть не потерялись на этой проклятой скале?

-Мы бы не потерялись. Просто повернули бы обратно.

Саша недовольно поджала губы.

-В общем, когда отлив? Погляди по своей волшебной табличке.

-Я уже поглядел.- парень улыбнулся, обнажив белые зубы. Клыки слегка выпирали вперёд, как у хищного животного.

-Тебе везёт. Отлив начнётся через три часа и четырнадцать минут. Ну это примерно.

-Отлично! Тогда поднимайся и потопали на остановку. Ещё ведь автобус ждать придётся.- Саша бросила окурок в урну, пнула её ногой и попросила у Лёни жвачку.

Монастырский наволок — мыс, от которого вела тропа к скале Барыня — высился над городом рядом с Японией. Нива, белея и шумя на каменных порогах, врывалась в Кандалакшскую губу, омывая высокий берег. Рядом стояли крайние домишки «японцев». Когда-то здесь горели дома и гибли люди сначала от шведов, потом от англичан. Возможно поэтому здесь располагалось и старинное поморское кладбище. У подножья Крестовой горы шведами была выстроена деревянная гостиница для иностранных туристов. Но ей так и не суждено было принимать гостей. Строительство было заморожено, на древесине нашли опасный для жизни грибок.

Друзья спустились к морю. Они сидели на поваленной сосне и молча следили за неспешным бегом волн. Солнце стояло всё так же высоко — белое и яркое, с силой растягивая свои и без того длинные лучи.

-Ты слышишь?- вдруг спросила Саша. Она резко выпрямилась и прислушалась.

-Чего?

-Нет, показалось.

-Всё пытаешься услышать скрип качелей?- Лёня взял в руку обломанную ветку и начал вырисовывать узоры на песке. Он улыбался уголками губ. Саша покачала головой и встала.

-Когда уже начнётся этот дурацкий отлив!

-Успокойся, Саш. Посмотри, вода уже потихоньку начинает отходить.

-Мы попусту тратим время!- девушка со злостью пнула песок.

-Саш, скажи, почему именно сейчас?- Лёня, не глядя на подругу, продолжал рисовать круги.

-Что сейчас?

-Почему сейчас ты решила найти Славу? Два месяца прошло. Тебя раньше это так не волновало.

Саша не отрывала глаз от воды, потом развернулась и снова уселась рядом с другом. «И правда, почему раньше я не переживала за Славу? Почему меня ни сколько не интересовало где он, что с ним?» Она подумала и о том, какую брат играл роль в её жизни.

-Понимаешь, Лёнь, мне кажется, с ним что-то случилось. Он хотел сделать всё по-другому. Я чую, что что-то пошло не так, как он хотел. И ещё, у меня такое странное чувство, что он где-то там.

-Где?- Лёня поднял глаза на Сашу. Та кивнула в сторону залива.

-Там, в море. Я не думала об этом. Но сейчас, вспомнив про ветер и качели… Он же тоже знает эту историю. Папа рассказывал её всем нам, троим. Может быть он на том острове.

Друг задумался. Его брови снова слились на переносице, а шапка совсем съехала на лоб.

-Но я же не могу быть в этом уверена. Понимаешь? А вдруг это только мои предположения. Потому что все его загадки — это какой-то кривой путь к неизвестно чему. И эта неизвестность меня, честно говоря, пугает.

Саша тяжело вздохнула. Тяжесть, навалившаяся на её плечи, спустившись на грудь, надавила с такой силой, что у девушки перехватило дыхание. Ей было нестерпимо больно и отчаянно страшно. Она теряла части единого целого. Вся её семья разваливалась. «Уже развалилась» пронеслось у неё в голове.

-Не боись.- Лёня слегка толкнул подругу в плечо и поправил шапку.- Смотри, уже литораль совсем голая.

-А можно по-простому?

Парень улыбнулся и помог девушке подняться.

-Берег моря, где постоянно происходят приливы и отливы. Я же тебе говорил сотни раз!

-Ну может быть.- пожала плечами Саша. Ей было совсем не до терминов.

Они шли гуськом — Лёня впереди, за ним несмело вышагивала Саша. Сначала они шли по литорали, но затем поднялись на тропу, идущую среди сосен. По дороге им попадались огромные валуны и сейды, подпёртые снизу камнями. Выйдя на песчаную площадку, друзья пошли прямиком к морю. На оголённой мокрой гальке были повсюду разбросаны кустики бурых водорослей со множеством вытянутых полых внутри «ягод», которые лопались под стопой. Это были фукусы. Ноги Саши, попадая на фукусы, скользили, и, в конце концов, она шмякнулась на гальку.

-Ах ты ж, блин!- воскликнула девушка от неожиданности.-Зачем нужны вообще эти водоросли! Терпеть их не могу!

Лёня расхохотался, глядя на подругу.

-Ну ты даёшь! Сашка, как всегда в своём репертуаре.

-Хватит издеваться, руку дай лучше.

Саша поморщилась, отряхивая порванные джинсы от песка, мелкой гальки и сплющенных ягод фукуса.

-Нам ещё долго?

-Сань, глаза подними. Барыня прям перед тобой.- проворчал Лёня.

И действительно. Скала буквально наступила на литораль отшлифованными водой серыми валунами.

-Как ты понимаешь, что это она? Тут везде камни.

-Здесь разрыв в горе. Помнишь, мы его переступали, когда верхом шли?

Саша утвердительно кивнула и заглянула за выступ.

-Такое ощущение, будто камни ножом разрезали.

Она потрогала холодный камень и подняла глаза наверх, туда, где проходит тропа, выходя на обзорную площадку — глядень, как его называли в старину.

-А там глядень, помнишь?- Саша ткнула пальцем на верхние выступы скалы.- Вот видишь, что-то в моей голове осталось.

-Ага, молодец.- иронично отозвался Лёня и пошёл дальше, вдоль скалы.

-Куда ты пошёл. Подожди меня!

Саша хотела уже выбраться из узкой расщелины, но вдруг увидела еле заметные цифры. Сначала, она подумала, что это дата. Туристы часто исписывают камни, тем самым подтверждая, что они здесь проходили. Но приглядевшись девушка поняла, что это именно то, что они искали.

-Лёня, Лёня, я нашла! Иди сюда скорее!

Теперь не было никаких сомнений. Она нашла его. Да, он именно там, в море, голодает на острове. Почему Слава не вернулся? И почему уплыл? Оставалось загадкой, но факт оставался фактом. Остров — это конечная остановка. «Встретимся в конце пути» – сказал он ей – «Отыщешь меня?»

-Ну конечно я тебя отыщу.- прошептала Саша, сжимая в руках телефон, на котором были записаны координаты острова. Она сидела на лавочке у входа в свой подъезд, не решаясь войти. Одновременно радостные и горькие мысли одолевали её. Хотелось обо всём рассказать маме… и нельзя. Вдруг его там нет, и это лишь очередная загадка, крутой зигзаг на этом нелёгком пути. Саша достала сигарету, зажала её между зубов. Нет, курить ей совсем не хотелось. «Завтра рванём на остров. Заберём Славку и привезём его домой. Как же мама будет рада!»

Невыкуренная сигарета полетела в урну. Саша, набрала воздух в лёгкие, и зашла в подъезд.

В квартире пахло рыбным супом. Запах был густым и отчего-то сладким. Ольга Дмитриевна сидела на кресле в комнате и вышивала. С недавних пор вышивание крестиком стало её любимым времяпрепровождением. Саша молча села на свой диван напротив мамы. Та, не поднимая глаз от вышивки, сухо поджала губы.

-Ты звонила отцу. И Володе. – ответа не последовало. – Ты ставишь меня в неловкое положение, Шура. Мне пришлось выкручиваться!

-Что за бред, мам!- в сердцах воскликнула Саша.

-У тебя, что не скажи — всё бред.

-Я пытаюсь найти решение. Я хочу, чтобы ты выздоровела.

-Мне не нужна ничья помощь. Я могу сама о себе позаботиться.- Ольга Дмитриевна была непреклонна, что Сашу ужасно раздражало. Ей хотелось отхлестать маму по щекам, привести её в чувство, чтобы она уже открыла глаза на правду.

-Мам, ты умираешь!

-У меня всё под контролем. И если б не ты и твои выходки…

-Если б не я, то через месяц мне бы пришлось просить денег у Володи на твои похороны!-взорвалась Саша. Она буквально подскочила на диване, яростно жестикулируя. «Ну что ж она такая бестолковая!» не унималась про себя.

-Что сказал Володя?- через минуту, уже спокойно, спросила Саша.- Он сможет помочь?

-Сможет.- тихо произнесла Ольга Дмитриевна, с грустной задумчивостью рассматривая вышитый кусок картины.

-И папа?

-Да.

-Отлично.- девушка встала с дивана.- Где все твои анализы? В комоде?- мама молча кивнула головой.

Саша снова не могла уснуть. Хотя она и понимала, что лучшее лекарство от всех проблем — это крепкий сон, но что она могла сделать с собой, чтобы закрыть глаза и провалиться в его сладкие объятия? Ничего. Мыслей, роящихся в голове, одолевающих её и без того беспокойное сердце, было так много, что они готовы были прорваться наружу. Саша тяжело вздыхала, изредка вставала со стула и бродила по кухне, слушала хлюпанье пола под босыми ступнями. «Володя поможет. И папа. Маме сделают операцию. Она будет жить. Мы отправим её на море. Со Славкой. Этому оболтусу точно нужно будет отдохнуть». Она улыбнулась своим мыслям. Ей снова хотелось почувствовать себя счастливой, как когда-то в детстве.

-Незаходящее солнце, скрип островов и шорох иголок под ногами…- прошептала Саша, глядя в окно. Чёрные глазницы деревянного дома напротив рассматривали её размытую фигуру в молочном тумане.

Острова Кандалакшского залива называются шхерами, и все они входят в территорию заповедника, вход на которую строго запрещён. Для Саши и Лёни нахождение Славы на острове Овечий Баклыш или, как его называли по-простому Овчинка и Овчинка Чумазая, оставалось такой же загадкой.

-Не думала, что мой братик сможет выделывать такие выкрутасы. Это ж надо на заповедную зону забраться. И чем он только думал!- возмущалась Саша.

-Явно не мозгами.-кивнул Лёня, укладывая в лодку тяжёлый рюкзак. Он надел на себя спасательный жилет, проверил слуховой аппарат, натянул до самых глаз вязаную шапку и посмотрел на подругу.

-Натягивай жилет!

Девушка отрицательно покачала головой и запрыгнула в лодку.

-Ох, Саня! Ты же плавать не умеешь.

-Ну и что? А кто умеет? Мы же все здесь, как швеи без порток!- Саша хохотнула, прихлопывая комара, усевшегося на её ладонь.-Вот гад! И тем более у меня ведь есть ты. Чего мне бояться.

-Саш, если что-то случится, я не смогу тебя втянуть в лодку.- Лёня хмурился, но его брови были спрятаны под шапкой.

-Не дрейфь! Ничего не случится. Я буду сидеть вот здесь, прямо на носу и всматриваться вдаль. Давай, заводи уже аппарат.

Парень качал головой.

-Санька, Санька, чтоб я хоть раз согласился на твои анантюры!

-Лёнь, ну хватит болтать. Залазь быстрей! Славка ждёт. Как бы не подох там.

Лёня ничего не ответил. Он толкнул лодку, запрыгнул в неё и не без труда завёл мотор.

Холодные сверкающие брызги разлетались в разные стороны. Звенящий в ушах ветер, подхватывал их на лету и окатывал Сашу прохладным дождём. Она хохотала и наклонялась к самому носу резиновой лодки. Вдруг ей показалось, что кто-то зовёт её. Она обернулась, думая, что это Лёня, но тот молча смотрел на острова и сверялся с навигатором. Саша помотала головой. «Я схожу с ума» пронеслось в голове. Что-то заскрипело позади неё. Девушка снова обернулась. Друг вопросительно и с явной озабоченностью смотрел на неё. Она натянуто улыбнулась и помахала рукой.

Голова у Саши затуманилась. Сквозь шум ветра и мотора она отчётливо слышали скрип и крики о помощи.

-Слава?- Девушка приподнялась.- Славка! Лёня, там Славка!

-Сядь, дура! Саша, сядь!- кричал Лёня, но девушка не слышала его. Перед ней высилась зелёная стена густого леса, каменистый берег и пляж, по которому кто-то бегал. Саша хотела было подняться и подойти к другу, чтобы ткнуть ему пальцем в мельтешащего человечка, но она покачнулась. Ветер с силой ударил её в лицо. Холодные брызги попали в широко распахнутые глаза и морская соль обожгла их. Всё перемешалось в темноте. Солнечные блики скакали в ней, как раскрашенные чёртики. Саша отчаянно замахала руками, словно пытаясь ухватиться за воздух, но потеряла равновесие. Щиколотки зацепили борт лодки, и Саша, перекувырнувшись через него спиной, упала в воду. Та моментально попала в нос, в рот, в уши. Девушка чуть было не захлебнулась. Она пыталась выбраться на поверхность, но вместо этого как будто запутывала сама себя. Она постаралась открыть глаза, но солёная вода снова обожгла их. Пару секунд Саша ещё сознавала, насколько это было возможно, что с ней происходит. Чьи-то сильные руки тащили её наверх. Она начала хватать ртом воздух, но вместо этого, ещё больше наглоталась воды. Кашлянула, что-то захрипело внутри, свистнуло и девушка потеряла сознание.

Белое солнце слепило в глаза. Было невыносимо холодно. Тело бил озноб. Солёная вода вместе с удушающим кашлем вырывалась наружу. Спазмы в животе усилились. Солёная рвота душила горло. Мокрое, безумное лёнино лицо нависло над ней.

-Санька, Санька!- кричал он словно через целлофановый пакет. Она улыбнулась и закрыла глаза.

Саша поморщилась от гудящей боли в голове. Ей казалось, что её череп трещит по швам. Она издала грудной рык и с трудом разлепила веки. Сквозь большое окно лился блёклый свет. Чёрная туча по кусочкам съедала солнце, нещадно заглатывала его. Сильные порывы ветра гнули деревья, чьи ветви дотягиваясь до самого стекла, стучали в него, точно искали убежища. Приближалась гроза. Саша медленно водила взглядом по стенам, выкрашенным голубой краской, железным скелетам кроватей, по открытым дверцам тумбочек. Потом она повернула голову набок. Рядом с ней тоже стояли кровати. На одной из них кто-то лежал, накрывшись тяжёлым шерстяным одеялом и громко храпел.

-Охренительный компот!- проворчала девушка и попыталась сесть в кровати. Голова закружилась, как магнитом притягивая тошноту. Сделав три глубоких вдоха, Саша встала и несмелыми шагами, босиком вышла в коридор. Там она села на диванчик. Оглядывая с живым интересом больничные стены, Саша вспоминала, что произошло. Они с Лёней неслись вызволять её брата с острова. А потом… «Я сошла с ума». Девушка горько улыбнулась и закрыла лицо руками.

-Какая я же я дура!- воскликнула она, шлёпая себя по щекам.- Я опять всё испортила. Ну ду-ура!-

-Девушка, что вы хулиганите! Перестаньте драться!

Саша удивлённо вскинула брови, открыла глаза. К ней бежала, переваливаясь, молодая пухлая медсестра. Её щёки и шея надулись и стали красными от бега, как спелые помидоры.

-Девушка, мало того, что вы чуть было не потонули. Так теперь дерётесь!

-Что ты такое говоришь, помидорка?- Саша не могла не расхохотаться. Медсестра была так комична. Белый халат расходился на её животе и бёдрах.

-Хватит хулиганить! Я сейчас врача позову. Или охранника.

Но девушку было не остановить. Она заходилась от всё новых и новых приступов смеха. В конце концов ей вкололи успокоительное.

-Сашка, Сашка, ну что ж ты у меня такая.- тихий мамин голос заставил Сашу открыть глаза. «Что-то я часто отключаюсь» промелькнуло в голове.

-Мама?

Ольга Дмитриевна сидела у самого изголовья. Она качала головой, но слёз на её глазах не было. Только досада и огорчение.

-Шура, зачем вы так со мной поступаете? Ты, Слава… Вы хотите, чтобы я осталась одна? Чтобы умирала в одиночестве?

-Мам, ну ты что? Я же всё делаю, чтобы тебе стало лучше.

-А получается наоборот. Это хорошо ещё, что вы не добрались до этого острова. О чём вы только думали? Ведь это заповедная зона! За такое за решётку попадают.

Ольга Дмитриевна тяжело вздохнула. Она взяла Сашу за руку и посмотрела ей в глаза. Она была совершенно вымотана.

-Шура, я прошу тебя, хватит этих авантюр. До добра они не доведут тебя. Ты ведь могла утонуть.

-Со мной был Лёня.- пропищала девушка. Она чувствовала себя маленькой и жалкой под гнетущим маминым взглядом.

-Ты эгоистка, Александра. Это всё отцовское влияние. Он всегда тебе потакал. И вот во что это вылилось. Ты думаешь только о себе.

-Нет! Это не так!- возразила Саша, но Ольга Дмитриевна лишь неодобрительно поджала губы.

-В общем, эту тему мы закрыли. Никаких больше походов, гор, шатания неизвестно где. И особенно — никаких лодок. Забудь.

-Но мам! Мы же нашли его! Славу! Он там, просто дай мне…

-Нет, Шура, я не хочу терять ещё одного своего ребёнка. Хоть ты и совершеннолетняя, но ты живёшь в моём доме, поэтому ты должна проявлять хотя бы минимум уважения.

Саша насупилась. Она протестующе отвела взгляд и сжала зубы.

-Володя нашёл мне клинику. Твой отец сказал, что оплатит лечение.

Девушка с недоверием посмотрела на маму.

-Ты серьёзно?

-Да, Саша. В этом ты была права. Володя сказал, что меня ждёт длинный путь. Может быть я смогу пожить ещё. Мы едем в Мурманск.- твёрдо выговорила Ольга Дмитриевна. Сашины глаза мгновенно потухли.

-Под «мы», ты кого имеешь в виду?

-Да, я хочу, чтобы ты поехала со мной. Поживём пока у Володи. У него скоро очередное плаванье…

-Мне не интересно его расписание!- перебила девушка.- Я не понимаю.

-Ты должна быть под присмотром. Переведёшься в мурманский институт. Там образование получше будет.

Саша с ужасом смотрела на маму. Она совершенно не хотела понимать её. Уехать из Кандалкши. Оставить сопки, дом, надежду на то, что когда-нибудь она услышит счастливые отзвуки островов. Оставить Лёню. Сердце девушки сжалось. Оно стало крохотным и абсолютно беззащитным. Вся её жизнь рушилась, как плохо склеенный бумажный домик. Решив одну огромную проблему, знала ли она, что создаст тем самым ещё одну. Саша чувствовала, что не сможет ничего изменить. Она читала, как приговор, по мамину лицу — они уезжают из города.

-Когда мы уезжаем?- хрипло спросила девушка, стараясь не смотреть на мать.

-Я постараюсь купить билеты побыстрее. К концу августа мы должны уже быть в Мурманске.

-Так быстро?- Саша вытаращила глаза от удивления. Она судорожно думала, что ей предпринять. Ей нужно доплыть до острова, забрать Славу. Ей нужно его спасти.

Саша вскочила с кровати. Она не обращала внимания ни на протестующие мамины возгласы, ни на головокружение. Стискивая зубы, она подошла к дежурной медсестре.

-Я хочу уйти из больницы под расписку. Мне нужны мои документы.

Саше удалось уговорить отца отправится на Овечий Баклыш. Вместе с Лёней, они в подробностях рассказали Александру Игоревичу о их пути.

-Пап, ну теперь ты понимаешь?- с надеждой в голосе спросила девушка.

Отец сидел на кресле, в задумчивости наклонив голову на бок. Седина упала на его волосы, словно иней на провода, а морщинки избороздили и лоб, и уголки глаз и губ. Мужчина почесал щетину.

-Надеюсь, вы не зря вырвали меня из Кировска. Но если это очередная авантюра, я полностью поддержу маму. Ты уедешь из города и будешь учиться, как вол.

-Клянусь, что так и будет. Но, если я права…

-Если ты права, то это не повод забрасывать учёбу. Я надеюсь, что хоть кто-нибудь из моих детей будет помогать мне. Или Лёне придётся отдуваться за всех троих? А?- Александр Игоревич улыбнулся и подмигнул парню.

-Значит, ты согласен помочь?- переспросила Саша.

-Конечно! Если вы правы, там ведь находится Славка. Он же мой сын, в конце-то концов! Остаётся только позвонить Кате.

-Кто такая Катя?- насторожилась девушка.

-Работница заповедника. Мы учились с ней в школе.- отмахнулся отец и вышел на кухню.

Саша сидела рядом с Лёней, но уже в спасательном жилете и не на носу резиновой лодки, а на корме небольшого катера. Александр Игоревич стоял рядом с Катей и мужчиной, который управлял лодкой. Друзья молчали. После сашиного падения в воду, они практически не разговаривали. Тяжесть предстоящего расставания висела между ними. Но в тот момент Саша думала только о Славе. «Хоть бы он был там! Хоть бы с ним было всё хорошо!» молилась она про себя.

На Овчинке дул сильный ветер, старался прорваться сквозь толщу одежды, добраться до самого тела. Маленькая экспедиция начала прочёсывать береговую линию острова. Вглубь леса Слава вряд ли бы пошёл. Больше двух часов они отыскивали хотя бы признаки пребывания мальчика на острове. И наконец нашли. Слава лежал под старым пледом, который Ольга Дмитриевна давным-давно закинула на антрисоль. Он смастерил из еловых ветвей что-то наподобие шалаша. Пустые консервные банки были аккуратно собраны в пакет, присыпанный землёй. Мешок с грязной одеждой, ножом, фонариком и пустым коробком спичек лежал открытый рядом с мальчиком. Александр Игоревич не мог сдержать слёз.

-Славка, проснись, мальчик мой.- дрожащим голосом проговорил отец, поглаживая сына по руке. Тот долго не отзывался, но потом приоткрыл веки.

-Папа, это ты?- он был так удивлён и, видимо, так напуган, что не мог понять — правда это или сон. Слава со страхом посмотрел за отцовскую спину. Сашины и лёнины глаза с вниманием и беспокойством следили за каждым его движением. Он снова перевёл взгляд на отца и кинулся ему на шею.

-Ну всё, всё закончилось. Поплачь, поплачь, дорогой мой сынок.- Александр Игоревич успокаивающе гладил сына по спине, крепко держа его в своих объятиях. Худое славино тело содрогалась от рыданий. Саша отошла от шалаша и вдохнула чистый воздух. Яркое белое солнце сверкало сквозь густую толщу еловых шапок.

-Не перестаю удивляться. Если б не твоя «жевачковая» диета, Славка бы погиб!- восторженным голосом сказал Лёня и толкнул подругу в плечо.

-Эй, не драться!- воскликнула Саша, но улыбка сияла на её лице так же ярко, как северное солнце, согревающее камни Волостной сопки. Друзья забрались на неё в последний раз перед сашиным отъездом. Она сидели на том самом пледе, которым укрывался Слава на острове.

-Понимаешь, это всё братские узы. Зов крови. Мы же поморы. У нас всё не как у нормальных людей. Слава просто пришёл в моё тело. Он руководил мной.- Саша со знанием дела качала головой. Лёня захохотал.

-Да хватит заливать-то!

-Какая разница, что это было. Главное, что мы его нашли. Мы с тобой. Понимаешь, какие мы крутые! Нам положены медали и всякие почести.

Девушка замолчала и глубоко вздохнула.

-Если бы не его дурацкая лодка. Если б он её нормально привязал. Если б не его дырявая голова. Если бы…

-История не знает сослагательного наклонения, Сашка.

-Не умничайте, Леонид.

-Неужели он и вправду думал своим исчезновением померить твоих родителей?

Саша молчала. Что она могла сказать? Она и сама бы исчезла, потерялась, словом, сделала бы всё для того, чтобы их семья склеилась по кусочкам. Но это было невозможно.

-Славка до сих пор верит в чудеса. Он надеялся, что они помирятся, когда будут его искать.

-Ну у них сейчас вроде неплохие отношения.- возразил Лёня. Саша лишь пожала плечами.

-Не хочу сейчас об этом. Лучше скажи мне, как баба Глаша отпустила тебя в Кировск?

-С боем. Было много крови.- Друг улыбнулся, поправил шапку.- И ещё она очень злилась на тебя.

-Из-за чего?- глаза девушки от удивления полезли на лоб.

-Я намочил слуховой аппарат, когда нырял за тобой. Он сломался. Окончательно. Пришлось покупать новый.

Саша стыдливо поджала губы и отвела взгляд. Она до сих пор не могла простить себя за ту сумасшедшую выходку.

-Прости, Лёнь. Я куплю тебе слуховой аппарат ещё лучше. Самый крутой.

Парень покачал головой. Он улыбался и щурился от яркого солнца. Друзья молчали. Под их ногами расстилались бескрайние просторы. Вдали по левой стороне видны были крохотные квадратики домов Лувеньги, Колвицы и Умбы, лежащих у подножия зелёных сопок. Кандалакшская губа, расходилась с одной стороны берегом, с другой — островом и врывалась в залив, уходящий в самую кромку горизонта. Острова, покрытые густой растительностью были разбросаны, как огромные облака на морской глади — точное отражение неба. А по правую сторону, как на ладони, была видна Кандалакша.

-Ну ты это, не забывай меня.- наконец проговорил Лёня. Голос его был тихим и низким. Саша посмотрела на друга и сердце её сжалось. Сколько лет они были вместе, сколько пережили, перетерпели и теперь им суждено было расстаться.

-Не забуду. Я буду доставать тебя каждый день своими звонками. Будешь ругаться на меня и не захочешь больше со мной разговаривать.- девушка засмеялась, но Лёня лишь натянуто улыбнулся.

-Мы обязательно встретимся. Вот увидишь. Мама выздоровеет, я закончу институт и мы будем работать вместе. А на зимние каникулы я приеду в Кировск. Надо же когда-то начинать кататься на горных лыжах.

-Ой нет, только без меня! Чтобы я опять тебя вытаскивал. Нет, нет!

Друзья засмеялись. И тут же умолкли. Всего этого может и не произойти. Оба это понимали. Саша снова посмотрела вдаль, на шхеры.

-Я ведь услышала этот скрип. Тогда, на лодке. Но он не приносит счастье, Лёнь. Это всего лишь детская сказка. И знаешь, что я ещё поняла?- она посмотрела на друга. Тот с вниманием слушал её. Девушку кольнуло в груди. – Что все мы, каждый из нас — это всего лишь островок. И разницы нет никакой. Все мы по-сути своей одиноки. Все мы поскрипываем на ветру. Все мы оголяем свои берега, когда приходит отлив. И позволяем приливу залить нас солёной водой. Соль лижет наши раны. Сначала больно, но потом всё проходит.- Саша умолкла. Теперь было всё сказано. Она достала телефон и посмотрела на время. Нужно было спускаться и ехать в город, собирать последние осколки своей утерянной теперь жизни.

-Тебе пора?- тихо спросил Лёня. Девушка, не глядя на него, кивнула.

-А ты? Ты пойдёшь со мной?

-Нет, я ещё посижу.

Саша хотела спросить его, придёт ли он провожать её завтра. Но она знала, что не придёт. Они молча обнялись. Прошло не больше минуты. Саша встала с камня и начала спуск. Глядя на Кандалакшу, сердце её сжималось с новой силой. Горькие слёзы выступили на глазах. Впервые за много лет она плакала, мысленно прощаясь со своим детством и своими мечтами. Яркое белое солнце сверкало на глади моря, и в его тёплых лучах, летая над заливом, громко кричали чайки.

Привет, мир!

ВАЖНО:

Заявки на публикацию своих произведений в журнале «Новая Литература» направляйте по адресу NewLit@NewLit.ru (тема: «От автора»), вложив в письмо ссылку на свое произведение, опубликованное на NOVLIT.ru.

Обратите внимание: журнал «Новая Литература» не принимает к публикации произведения с других сайтов, кроме http://novlit.ru/.