Пеньщик пошел в профсоюз без сердца, и это спасло ему жизнь.
«Я извиняюсь, Тамара Вячеславовна! Когда руководимая мною наша гордость Люся, блестяще исполнив песню «А мы с тобой брат из пехоты» заняла третье призовое место на районном смотре, Лидия Федосеевна сказала мне, чтобы я покупал «Права», тем более я первый в очереди?..»
«Это Вы о том Запорожце, который выкуплен на основании закона о «Запорожцах» учительницей 1-го «А» Зульфиёй Степановной Прохлюддиновой?»
«Не понял…» – сказал пеньщик, потому что не понял…
Видите ли, тут я должен сделать отступление. В обществе распределения существует масса правил, как в математике. И нет ни одного человека, который знает их все. Во многом их применение зависит от интерпретации. Я немного посвящен в это дело, потому что моя сестра слышала об этом в женской учительской курилке…
Оказывается, пока некоторые лохи ждали ключей и разводились на обмывку, умные, умеющие выживать в самых невыносимых условиях люди, в виде гражданки Прохлюддиновой сходили в библиотеку имени жены товарища Ленина…
– Крупской Надежды Константиновны, Серёжа?
– Спасибо товарищ парторг… половинку…хватит… Так вот, сходили и принесли выписку из какого-то коммунистического манускрипта, заверенную знакомой завбиблиотекаршей, что транспортные средства в СССР распределяются способом одни в руки и не больше. Кроме этой серьёзной бумаги учительница Первого «А» принесла два огромных отреза шёлка от украденного пилотом парашюта, один из которых, краснея, подарила директорше, а другой, не краснея, председателю профсоюзного комитета. Вопрос с трусами для этих гражданок был решён длиною в жизнь…
«Чего тут непонятного? Вам я полагаю известен закон от 1959-го года о распределении транспортных средств среди трудящихся в области образования и культуры… Ну, вот, а туда же лезете критиковать… У вас есть мотороллер «Пюпитр» 1963-го года производства или как?…»
«Этот что ли?»
«А какой же ещё? И какое же Вы тогда имеете право открывать рот, когда у некоторых и нет ничего, кроме томика Блока на ночном столике?»
«Так, а чё Вы раньше то не…»
«Послушайте… Я Вам не Совинформбюро… Вот продайте свой «Пюпитр» этот, и мы Вас восстановим в очереди… Седьмым только теперь…»
«Он не мой!!!!!»
«Кто не Ваш?»
«Пюпитр» не мой! Он кумов!!!»
«Ой, беда с Вами, необразованными. Вы что, не могли сказать или справку принести?.. Мы б тогда, конечно… а сейчас, что же, у заслуженных пилотов сельской авиации из клюва выдирать? А?»
«Не знаю…» – пеньщик, чтобы не заплакать укусил себя за губу до крови и говорил с трудом…
«Чтобы я когда-нибудь согласилась чем либо руководить! Никогда. Вам никому не угодишь. Идите! Пишите на меня жалобы… Склочник… Пусть меня раскулачат! Что Вы хотите? Моего любимого Блока… Мою настольную лампу?..»
«Я? Запорожец… Хотел?»
«Это ужасно… Ну хорошо, я поставлю вас пятым… Я этого не перенесу… Я иду к Израилю Исааковичу меряться…» – и она ушла.
Мужчины тоже плачут господа. Они плачут от душевной боли и унижения. Он бы мог плакать всю жизнь, но Пеньщика спас алкоголь, который мы сейчас пьём. Он смял его боль, как тётя Тоня тесто и протолкнул в прямую кишку. Пеньщик понял – умирать нельзя, потому что у него дети. Я закончил…
– Я, конечно, без высшего образования, – дополнил пеньщик, после минуты молчания, – Но, ребята, у меня было такое чувство, будто я наглотался помоев. Будто бы голова огромного глиста торчала у меня изо рта, а жопа из жопы, простите меня, господа, за тавтологию. Я разорвал «Права» в клочки и сожрал их, потому что говно должно быть говном. И оно им стало. И мне стало легче. Извините ещё раз за пикантные подробности. Но я надеюсь, все тут мужчины и… Я дал себе клятву никогда не садиться за руль автомобиля. Если даже при коммунизме их будут раздавать бесплатно и всем……
Мужчины снова помолчали…
– Ты прости нас всех пеньщик. Что мы шутили над тобой, а особенно прости меня. Сегодня я принял решение покинуть пост партийного секретаря и стать старшиной синагоги, потому что меня давно к этому влечёт. Если ты Сеня простишь и снова захочешь быть евреем приди ко мне в синагогу. Я дам тебе справку. Я дам тебе справку, что ты лучший из всех евреев, даже лучше царя Соломона и Гусмана… Приходи. Не стесняйся…
– А я и приду… Спасибо тебе, ты даже вспомнил моё имя…
– Я много вспомнил, пока Серёжа рассказывал… И когда нибудь расскажу сам, а сейчас я не готов. Потому что у меня нет веселых рассказов для вас, а грустный мы сегодня уже услышали…
– А вот за это по последней. Сейчас Лилька придет, визг подымет, что мы годовой запас сожрали, а я сами знаете не люблю скандалов, чуть что и….
– Мы можем восстановить…
– Не надо… Ерунда это всё… я этого не люблю… Ты пеньщик не обижайся. Но если бы у меня был «Запорожец», я бы вас всех сейчас развез по домам… Но у меня нет… У меня в сарае есть три удачно списанных велосипеда. Один спортивный. Другой простой, а третий трёхколесный… Каждому из вас я подарю по велосипеду, потому что душа моя сегодня стонет, а это меня спасет… Кто первый добежит до сарая тот и имеет право выбора…
– Ты чего Сеня не побежал?
– Мне не нужен велик. У меня же «Пюпитр». Сергей добежит первым и уедет на спортивном. Израиль на простом – он толстый, ему как раз. А мне нужен трёхколесный для моего младшего конопатого. Если не жалко. Я заберу.
– Не жалко.
– Спасибо, Толик.
– До дома-то дойдешь? До седьмого подъезда не близкий путь…
– Дойду. Да я уж протрезвел.
– Ну, давай… Погоди! А в евреи записываться – ты это всерьёз?
– Всерьёз.
– Знаешь… Я бы тоже с тобой за компанию, но Лилька в узбеки хочет…
– Да, ладно… Я сам… Узбеки тоже хорошо… Они работящие и водку не пьют…
– Вот это то меня и напрягает…

Эпилог
Ну, вот, написал, что слышал. Я в тот день не видел ничего. Я старый ангел и у меня плохо с глазами. Я закапываю каждый день в глаза чернила для седьмого класса. И, представьте, помогает. А вчера, видимо, завхозша, сука, прости Господи, на место бутыли с чернилами положила бутыль с ацетоном. Насилу проморгался…
А ты, очкастый, не умничай. Нет у ангелов нюха. Мы же ни едим ничего. Духом святым питаемся. Ну, сохрани вас Господь грешников. Жалко мне вас всех, сволочей!
Вы, небось, думали, что Предисловие Господь Бог написал, а не слепой ангел. Ошиблись. Это от гордыни вашей непомерной, да жизни сытой со всякими «Запорожцами». Вот будет война, посмотрим на вас тогда, как запляшете…
А пока спите. Я посторожу.