Р.Рябцовская.

                                           «ПОТРЯСАЮЩЕ!»

                          Современный  психологический роман.

 

Приближался Новый год. Девчонки вернулись с занятий, наварили, как это часто бывало, целую кастрюлю макарон в общей кухне общаги, принесли её в комнату, сели за стол, разложили макароны по тарелкам, разлили чай по бокалам и начали трапезничать.

Они уже несколько лет жили вместе в одной комнате и подружились, хотя все учились на разных факультетах Киргосуниверситета. Мила со Светланой на физмате, а Лариса, Марина и Нина  – на иностранном факультете. Когда начиналась сессия, кто-то из них предпочитал идти заниматься в читальный зал, кто-то спускался в красный уголок общаги, а кто-то предпочитал заниматься в комнате, когда  плотность жильцов слегка разряжалась.

Но в данное время все были озадачены тем, как лучше встретить Новый год. Маринка, пухленькая симпатичная немка, которую не очень-то легко было  куда-либо вытащить или заманить, например, на новогоднюю вечеринку в другой институт, сразу предложила:

­ – А давайте у нас в общаге соберёмся!

Лариса возразила:

– Отличная идея, только с кем? Тебе хорошо, ты только и знаешь, что строчишь письма своему Генриху в армию. Тебе и дела нет до наших свободных сердец.

Марина собиралась выйти замуж за подводника, тоже немца, поэтому почти каждый вечер сидела под светом настольной лампы  и прилежно сочиняла ему письма после того, как девчонки ложились спать. Поэтому сам праздник её интересовал только в смысле обычной тусовки, поскольку её личная жизнь была почти предопределена. Она была маленькой, пухленькой, миловидной и уже не только  казалась, но и становилась очень домашней. Карие дружелюбные глаза, короткая стрижка на её тёмных волосах и покладистый нрав к этой внешности вполне об этом свидетельствовали.

Нина было родом из города Томска, в Киргосуниверситет поступила по настоянию тётушки, к которой приехала погостить после окончания школы. Поскольку дома оставались ещё две сестры и брат, то родители с готовностью отпустили её получать высшее образование под присмотром тёти. Нина часто на субботу и воскресенье уходила к ней, но в основном проживала в общежитии. Из всех пяти девушек, проживающих в комнате, она была самой объёмной: то есть  самой высокой и крупной телом.

И хотя родители ей тоже присмотрели дома жениха, хорошего и непьющего парня,  она продолжала себя считать свободным человеком.   Нина по приезду в общежитие после летних каникул с улыбкой рассказывала, как её жених продолжает строить планы  совместной жизни, и как она не воспринимает всё это всерьёз. Хотя он тоже учится, но только в техникуме. Нина  имела достаточно типичную для крупной девушки фигуру и ничем особо не приметное лицо, если не считать больших, выразительных карих глаз, которыми она старалась очаровать каждого появляющегося на горизонте поклонника. Но пока безуспешно, поскольку и сама  никакими особо выдающимися качествами не отличалась.

Следующей девушкой была Светлана, кореянка по национальности, жила с родителями в городе Джамбуле. Судя по её воспитанности, она была из хорошей семьи, любила родителей, своего брата и сестру.

Среди кореянок встречаются очень красивые девушки, с точёной фигурой, будто  у статуэтки и словно нарисованным личиком, но у Светланы была типичная для кореянки внешность. Единственной её отличительной чертой была потрясающая аккуратность. Это, наверное, у немцев и корейцев природное. И самыми симпатичными из девушек были Милана, которую все звали просто Мила, и Лариса.

Лариса жила с родителями  в Мурманске. Она редко летала домой, лето проводила у дяди, брата отца. Домой летала не более двух раз в год, но девчонки ждали её возвращения с огромнейшим нетерпением, потому что она привозила из дома как минимум два чемодана  различной и потрясающе  разнообразной морской вкуснятины. То есть всего того, чего девчонки, не будучи морскими жителями, и  не увидели бы никогда.  После её возвращения в общежитие все дружной компанией тратили целый вечер только на то, чтобы рассмотреть всё это, а не только попробовать. Как только она раскрывала заветные чемоданы, непередаваемо манящие обоняние  ароматы мгновенно разносились чуть ли не на три этажа.

Здесь было несколько видов красной рыбы: горбуши холодного и горячего копчения, и какая-то белая  рыба, перевязанная тесёмками, названия которой не знала даже сама Лариса, и икра в баночках различных сортов, и вяленая рыба, и солёная рыба… Короче, сплошные деликатесы…

Уж родители Ларисы отправляли им действительно царские гостинцы. Вследствие чего целый месяц другие студенты ходили мимо их комнаты, глотая слюнки, потому что ядрёный аромат копченостей, столь непривычный для голодного нюха студентов, по-прежнему,  в течение целого месяца, разносился  из их комнаты по всему коридору.

Лариса как-то показала фотографию своих родителей. Отец у неё был моряком, а мама тоже работала в морском порту. Они были красивой парой. Лариса была у них единственной дочерью.  И, надо сказать, унаследовала от родителей всё самое лучшее. Она всегда красила волосы в рыжий цвет, и он изумительно оттенял её красивые зелёные  большие глаза с чуть опущенными вниз густыми ресницами. У неё были очень приятные черты  чуть смуглого лица, ровные белые зубы и красиво очерченный рот.  У Ларисы были очень красивые нежные, даже на вид, руки с мягкими и продолговатыми пальцами, заканчивающимися всегда ухоженными ногтями. И вся сама она была невероятно женственной, и эту  женственность так выгодно подчёркивали её всегда плавные мягкие движения и неторопливая речь. Почти каждую фразу Лариса завершала доброжелательной улыбкой. Не девушка, а настоящее сокровище, немудрено поэтому, что все парни сразу «прикалывались» к Лариске.

А самой красивой девушкой среди них, несомненно, была Милана.  Она была настолько красивой, что парни даже боялись подходить к ней. Она  являла собой  невероятно удачный гибрид из целых четырёх кровей: из армянской, еврейской, и  двух славянских  кровей – русской и польской. Поэтому  бабушка и дала своей любимице  это несколько необычное имя.

Начиная с первых классов школы, она постоянно ловила на себе зачарованные взгляды не только одноклассников, но и взрослых. У неё были черные, как смоль, густые вьющиеся волосы, которые в школе она заплетала в две косы, а в старших классах завязывала на макушке в пышный хвост. Огромные карие глаза невероятной красоты и удивительно белоснежная кожа лица. Или это так чёрные волосы оттеняли и цвет её глаз и правильной формы красивейшее лицо,  с точёным средних размеров носом и яркими, даже алыми, губами.

На правой щёчке у неё была небольшая, но сразу привлекающая взгляд смотрящего на неё человека, тёмная родинка. А считается, что люди, имеющие родинку на правой щеке, и мужчины и женщины, являются божьими избранниками, и всю жизнь им покровительствует удача. Она была довольно высокой девушкой с точёной фигуркой. И когда  шла по улице, не было ни одного человека, который бы не оглянулся ей вслед, будь то мужчина или женщина. А иногда  кроме восхищённых взглядов ей приходилось слышать вслед: «Сразу чувствуется, что этой богине не чужды занятия спортом!»

Еще в школе в Милану был просто без памяти влюблён один одноклассник. На какие уловки он  только ни шёл, чтобы привлечь к себе её внимание, но она оставалась равнодушной к нему. И после школы он открыто спросил у неё, что он должен сделать, чтобы она обратила на него своё внимание. Мила тогда довольно рассеянно и неопределённо  ответила: «Не знаю даже, может быть, если ты станешь летчиком…»

Парень дни и ночи сидел, готовился в лётное училище, поступил-таки туда, хорошо учился, но внимания  этой красавицы так и не добился. Вот такой была наша героиня. И, несмотря на такую внешнюю  неприступность для парней, в общении с девчонками  Мила всегда была  очень ровной и дружелюбной по характеру девушкой. Она очень многое умела: хорошо шила и была непревзойденной рукодельницей, что весьма редко отличает девушек с такой внешностью, как у неё.

Вот и сейчас она сидела и вышивала стеклярусом и бисером  своё новогоднее  платье. Так чему же удивляться, если её платье всегда было самым красивым?! И она, как и остальные студентки, мечтала встретить  своего принца. Хотя накануне вечером, на вечеринке у одной из сокурсниц, произошла крайне неприятная история. Они собрались, как было условлено на квартире, накрыли стол и начали ждать приглашённых парней.

Вскоре пришли два симпатичных парня из политехнического института, которых пригласил друг хозяйки. Один из этих парней, симпатичный, светловолосый, голубоглазый и хорошо одетый парень сразу обратил внимание на Милану. В принципе и он ей понравился. Каково же было её удивление, когда этот красавчик, буквально через тридцать минут набрался как свинья, и начал активно выказывать своё истинное лицо.

Милане он сразу разонравился, но этот Виталик наоборот начал, чуть ли, ни права «качать» на неё. Пригласив её на очередной танец, он вдруг с неподдельной и неизвестно отчего и откуда взявшейся злостью нервно заявил:

– Меня здесь всё раздражает!

Она от внутреннего страха не осмелилась дать ему разумный совет: «Если так, то решение простое: оденься и уйди!»

При этих словах парень повернулся к наряженной красивой елке и  прямо на  глазах у девушки, держа её за талию и продолжая танец, без всяких объяснений и без всякой на то причины взял и раздавил двумя пальцами стеклянную ёлочную игрушку, которая мелкими разноцветными осколками посыпалась на пол. Здесь Милана и вовсе запаниковала. Отозвала Ларису на кухню и испуганно рассказала ей о том, как повёл себя Виталик.

Лариса только и сказала:

– Вот скотина! Настоящая скотина! Пришёл в гости как человек, а ведет себя как последний мерзавец. Я тоже это заметила. А с виду в жизни о нём ничего такого не скажешь и даже не подумаешь!

Мила испуганно зашептала:

– То-то и оно! Внешне вполне приятный парень, он мне даже сначала понравился. Всё, Лара, снимаемся с якоря и уходим. Нутром чувствую, что с этим «красавчиком» можно настоящее приключение поймать! Мало не покажется! Хотя только представь, что из-за него придется возвращаться в общагу по такому холоду.

 

Они, тихонько простившись с хозяйкой, быстро оделись и выскочили в снежный и  морозный вечер. Благо до общаги было не так далеко. Скрипя снегом и скрипя своим разочарованием  от испорченного вечера, они всю дорогу последними словами ругали этого придурка…

 

И сейчас, заканчивая отделку платья, она всё ещё удивлялась про себя столь необъяснимой для молодого парня агрессии. Но в юности, как известно, всё быстро проходит и плохое, тут же сменяется хорошим.  Она с удовольствием подумала о своём платье: «Главное, эксклюзив!»  Одно её немного смущало, что ткань у платья слишком тонкая, и в нём может быть прохладно, тем более что  после вчерашней вынужденной ночной прогулки слегка першило горло. Но и это не такая уж проблема, если принять во внимание, насколько выгодно цвет платья оттенял бесподобную кожу её лица, а изящный вырез открывал и подчёркивал  высокую и стройную шею.

 

Наконец наступило время собираться на вечер. Милана сняла бигуди, спереди уложила феном свои великолепные чёрные волосы, оставив  сзади  крупные локоны, подкрасилась, надела платье, задача которого была произвести фурор, взяла туфли и отправилась с девчонками на бал-маскарад в университет. Из маскарадных костюмов у них в руках были только различные новогодние маски.

Народу в украшенном зале уже было полным-полно. Нарядная и веселая молодежь весело мигрировала по залу. Парни, уже слегка приняв перед этим «на грудь», теперь активно двинулись по огромному залу в поисках заманчивых предложений или приключений.

Через некоторое время Лариса, скосив глаза в сторону, возбуждённо сказали Милане:

– Мила, а вот и твоё вчерашнее сокровище! Недаром же он так выпытывал у меня, где ты живёшь и где учишься.

Мила в страхе прошептала, словно боясь, что он услышит её голос даже сквозь громкую музыку и гул молодёжи:

– Надеюсь, ты не сказала?!

– Конечно, нет!  Но он мог вычислить, если Оксанка учится в университете, стало           быть, и её подружки оттуда же.

Милана улыбнулась:

– Ты думаешь, он способен так логично мыслить?

Пока Виталик был ещё далеко и не видел их, Лариса сказала:

– Я, честно говоря,  вполне понимаю, почему тебе захотелось опрометью бежать от такого, даже внешне вполне симпатичного парня. Один его поступок с  ёлочной игрушкой чего стоит?! Уму непостижимо, как можно так пакостить там, куда пригласили тебя как человека.

Мила сказала:

– Так перед этой выходкой, представь, он ещё заставил меня сварить ему кофе у чужих людей, так как ему не нравился чай. Мне  было так неудобно пред Оксанкой, пришлось просить у неё кофе для него.

Лариса улыбнулась:

– Вот кому-то снятся жуткие сны, если попадётся такой подарок, – и тут же посоветовала, – ты лучше надень маску, чтобы он издалека не запеленговал тебя, а то придётся ещё и с вечера бежать.

Мила отозвалась:

– И я этому разумному совету тут же последую.

Только она приблизила к лицу маску, как тут же увидела, что Виталий с каким-то парнем направились в их сторону.

Милана нервно шепнула:

– Ну, всё! Наш час пробил, бежим.

И они быстро ринулась в толпу студентов, в прямо противоположную от Виталия сторону, затем сделали манёвр и остались там, где он уже был, но остановились ближе к стенке. Они спрятались за выступ и стояли втроём: Милана, Лариса и Маринка. Вдруг, словно из-под земли, перед ними выросли два симпатичных парня. Один из них громко сказал другому:

– Стас, ты только посмотри, какие потрясающие девочки стоят, скучают. Одна лучше другой! Так не годится! Ты не находишь, что наша святая обязанность скрасить их одиночество и украсить досуг?!

И они непринуждённо-развязно подрулили к ним. Хоть Милане всегда была свойственна сдержанность, но такая откровенная наглость одного из парней, особенно после вчерашнего, невольно вызвала в ней ответную агрессию. И она отреагировала должным образом:

– Вы, уважаемые, прямо как на рынке индейку к Рождеству покупаете! Жирная, жёлтая, как раз к праздничному столу!  Получается, что именно по такой аналогии  мы пришлись вам по вкусу своим внешним видом, так что ли?!

Один парень рассмеялся в ответ и, не отреагировав на замечание девушки, церемонно сказал:

– Уважаемые барышни, позвольте представить вам своего лучшего друга, его зовут         Стас.

Милана опять ответила:

– Можно подумать, что мы можем эту информацию каким-либо образом проверить, лучший ли он ваш друг, или вы только что познакомились перед входом в этот зал, познакомились так сказать для связки. И вполне возможно, что вы даже  имени его не знаете, как и мы вашего.

Парень тут же улыбнулся белозубой широкой улыбкой и сразу же  нашёлся:

– Так в чём же дело, девочки, сию же минуту мой лучший друг Стас заполнит этот пробел и представит меня, – затем он ещё шире улыбнулся  и продолжил, –  впрочем, нужды нет, я и сам себя представлю, – Олег Зленко, студент третьего курса  минского политеха, – деланно и церемонно поклонился он.

Милана опять, скептически улыбнувшись, вставила реплику:

– И что вы теперь прикажете нам с этим делать?

Олег автоматически спросил:

– C  чем?

Она ответила на той же ноте:

– А с тем, что вы – студент из Минска? Падать перед вами  ниц, что ли?

Олег сказал, обращаясь к Ларисе и Марине:

– Ваша подружка даже в Новый год положительные эмоции дома оставила?

Девчонки улыбнулись, но ничего ему не ответили. За них снова ответила Мила:

– Что поделать, если это моё обычное состояние, так что двигайте, мальчики, дальше по курсу. Может быть, вам повезёт, и вы встретите кого-либо из Минска.

Олег сказал, обращаясь к Стасу:

– Тебе не кажется, друг мой, что в этой малышке есть что-то интригующее? В первый раз вижу, чтобы девчонка добровольно  отдавала такого красивого парня, как я, в чужие руки.

Марина с Ларисой стояли и молча наблюдали за их пикировкой. А Мила, сама не зная почему, продолжала этот  дерзкий диалог с молодым и крайне самонадеянным гостем из Минска. Возможно потому, что Олег и в самом деле был замечательно красивым парнем?

На вид им со Стасом было не больше двадцати-двадцати двух лет. По всей видимости, они были ровесниками. Стас чуть выше и чуть крупнее Олега, темноволосый, кареглазый симпатичный парень с открытым улыбчивым лицом. А Олег потому так театрально выпендривался, что имел действительно неотразимую внешность. Он был чуть ниже Стаса. Если Стас был ростом примерно метр восемьдесят пять сантиметров, то Олег был чуть ниже его, но зато у Олега лучше развёрнуты и накачаны плечи, мышцы которых конкретно просматривались под тонким тёмно-синим пуловером.  Воротник  белой нарядной рубашки, выглядывающий из-за  выреза пуловера, был расстёгнут, и обнажал его высокую молодую шею. И такие же тёмно-синие, хорошо отглаженные брюки,  подчёркивали узкие бёдра и стройные высокие ноги.

У Олега была короткая стрижка на светлых волосах, причёсанных на косой пробор. Его волосы были настолько густыми, что выглядели как «ежик», хоть и были причёсаны. Черты его лица, правильной формы,  не были ни мелкими, ни крупными, но они были как бы на грани. То есть будь его прямой, красивой формы нос чуть больше,  он бы был уже крупноват, рот – чуть-чуть больше, и он был бы уже великоват. Зато сейчас его молодые и яркие губы в ежеминутной улыбке обнажали, чуть ли не все тридцать два здоровых и крепких зуба. И уж он, конечно же, не скупился на обворожительные улыбки в окружении понравившихся ему девушек. Чаще, чем к другим, они были обращены  Милане.

У него были довольно красивой формы брови на пару тонов темнее, чем волосы. И глаза! Глаза Олега – это особая статья. И он, зная, насколько они привлекательны, умело пользовался своими неотразимыми взглядами. И, конечно же, он сразил всех  девушек именно своими поистине удивительными глазами. Такие глаза встречаются крайне редко. Существует мнение, что карие глаза при светлых волосах – это признак породы, как и голубые глаза при чёрных волосах. Но у Олега были не просто карие глаза, а глаза светящегося тёмного янтаря. Милана с неподдельным интересом рассматривала его действительно необычные глаза и невольно подумала: «Да, при дневном свете в этих глазах можно найти самые удивительные оттенки: от жёлтого до золотистого, и даже до зеленоватых вкраплений».

Причём глаза большие, открытые и оттенённые пушистыми, в тон бровей, ресницами. Она снова невольно и почему-то грустно подумала, глядя в его глаза, когда он говорил с Ларисой: «С такими глазами много бед можно наделать и натворить. Как минимум разбить не одно женское сердце!»

Не успела она додумать это, как Олег, слегка склонившись и изобразив      театральную позу почтеннейшего молодого  джентльмена, сказал, обращаясь к Милане:

– Мадмуазель, разрешите пригласить вас на танец.

Милана пожала плечами, но согласилась пойти потанцевать с ним. Как только Олег прикоснулся к ней, он сразу же с особым оттенком в голосе сказал:

– Нет, и вправду, в вашем облике есть что-то интригующее мужское воображение. Должен вам сказать, Миланочка, что вы очень привлекательная,  я бы даже сказал красивая девушка.

Она слегка улыбнулась и ответила:

– Вы что же хотите сказать, что я из кожи вон лезла, чтобы заинтриговать вас?

Олег тут же отозвался, слегка пародируя артиста:

– А як же?! Иначе как объяснить тот факт, что никто из девушек так горячо и        азартно не вступал со мной в пикировки, как вы?

Милана с вызовом ответила:

– А может быть только потому, что у меня реакция лучше, чем у всех остальных?             Или, по вашему мнению, так не может быть?

Олег неожиданно миролюбиво улыбнулся:

– Почему же  не может быть? Вполне! Но всё-таки вы потрясающая девушка, это я вам   говорю вполне определённо, – он самоуверенно ухмыльнулся и добавил, – и со знанием данной темы.

Она ответила тоже уже более спокойно:

– Интересно, чем это я вас так потрясла?

Олег, даже не задумываясь, ответил:

– Уже тем, что мне интересно говорить с вами. А это случается со мной крайне    редко.

Милана воскликнула:

– Ах, вот как! Только-то и всего? Но я думаю, что это слишком незначительный повод и аргумент для настоящего потрясения. Вы что же, склонны считать себя такой уникальной личностью, что вам в собеседники далеко не каждый годится?  Тогда и я, в свою очередь, позволю себе сделать вам ответное признание: поищите себе для следующего танца девушку попроще, потому что со мной слишком много сложностей, – и с лёгкой издёвкой добавила, – а такому поверхностному парню, как вы, они вовсе ни к чему.

Как ни странно, Олег пропустил мимо ушей её последний совет и  вывод о нём как о поверхностном парне, ласково посмотрел на неё своими  янтарными глазами и сказал:

– Вот уж не нахожу никаких сложностей. Мне наоборот кажется, что нам легко общаться друг с другом, – и добавил ей в тон, – и к тому же мы не ищем лёгких путей!

И тут только она улыбнулась и ответила:

– Но я девушка с запросами.

Он живо отозвался:

– В смысле чего?

Она ответила:

– Не пугайтесь! В смысле общения. Я не люблю пустых пошляков или зануд, – сказала она,  тут же вспомнив вчерашнюю выходку Виталика.

Олег улыбнулся:

– Спешу заверить вас, что ни одним из этих пороков я не страдаю.

Милана уже с улыбкой спросила:

– А других много?

Олег ответил уклончиво:

– А у кого их нет?

Милана согласилась:

– Разумный ход, ответить вопросом на вопрос.

Как только танец закончился, и Олег с Миланой подошли к девушкам, он тут же сказал:

– Девушки, мы рады были с вами познакомиться.  А сейчас, Стас, пошли, мне надо ещё кое-кого встретить.

И парни исчезли так же быстро, как и появились. Как только они потерялись из виду среди молодёжи, Лариса сказала:

– Мила, а ты обратила внимание, какие у этого Олежки глаза? Я сроду таких глаз ни у кого и никогда не видела.

Маринка подхватила:

– Да, у него удивительные глаза. Глаза яркого янтаря, да они к тому же у него ещё           и светятся изнутри.

Мила улыбнулась:

– Скорее фосфоресцируют, как у мартовского кота, хотя на дворе ещё декабрь.

Маринка мечтательно продолжила:

– Да, мальчики что надо! По их прикиду сразу видно, что они оба из хороших       семей. Вы обратили внимание на их туфли, брюки, свитерочки и рубашечки?

Мила улыбнулась:

– Ах ты, рациональная немецкая душа! Пока мы тратили нервные клетки на          разговорчики, она молча стояла и методично рассматривала и оценивала их.

Маринка не обиделась и только сказала:

– Так мне же до тебя далеко. Это ты у нас любишь поупражняться в этих самых    пикировках с парнями.

Мила согласилась:

– Да, верно ты подметила. Нравится мне это занятие. Зато сразу выясняется,          представляет что-то из себя парень или нет.

Марина не согласилась:

– Знаешь ли, если только по этим признакам парня выбирать, то долго мучиться   придётся, потому что действительно остроумных парней раз-два и обчёлся.

Милана уже с оттенком мечтательности в голосе добавила:

– А эти красавчики  к нам аж из Минска залетели. Интересно, подойдут они к      нам ещё один раз или нет?

Лариса подхватила:

– Это всем интересно, несмотря на то, что Олег пригласил потанцевать именно    тебя.

Между тем университетский новогодний бал достиг своей кульминации, то есть был в полном разгаре. И, несмотря на то, что у входной двери стояли дежурные и дружинники, молодёжная публика всё прибывала и прибывала. Сначала, во избежание каких-либо заварушек, ректоратом университета было принято решение пропускать на вечеринку только по студенческим билетам, но девушки видели среди гостей очень много студентов из других институтов: свои-то уже более-менее примелькались. А примелькались потому, что девушки и парни естественно приглядывались друг к другу и во время учебы и осенью во время сельхозработ.

Да и потом, когда входят в двери всё новые и новые молодые люди, то заботит лишь одно, выискиваешь глазами интересное лицо, и там уже не важно – свои или чужие. Ведь у студентов как? Чем больше тусовка, тем больше вероятность интересных встреч и знакомств. Музыка на вечере гремела вовсю, причём самая модная. Парни из университетской  дискотеки ставили самые последние хиты. А в перерывах между записями выступали университетские ансамбли.

Кое-кто из студенток надел новогодние маски-очки, ярко украшенные блеском, а парни, чтобы быть немного смелее, предпочитали скрывать свои лица за масками различных животных. Мила, Лариса и Марина танцевали в общем кругу, но ни у одной из них не было на примете ничего интересного. Парни, которые поактивнее, уже были слегка навеселе, «приняв» для смелости где-нибудь в тёмном университетском закоулке, и к этому времени успели обзавестись подружками для дальнейших действий.  Дело в том, что все вечера до самого Нового года в университете проводились новогодние балы по факультетам, и можно было побывать на многих из них.

Мила подумала: «Вот бы ещё раз увидеть Олега». Не успела она додумать свою мысль, как они со Стасом снова выросли перед ними. Олег, блеснув своими яркими выразительными глазами, радостно сказал:

– Девочки, мы рады, что снова нашли вас. А чего это вы так далеко отошли от того места, где мы познакомились. Мы вас там искали, – и, не ожидая ответа, добавил, – у вас сегодня такой потрясающий бал получился!

Милана добавила с лёгкой, но внутри радостной, издёвкой:

– Ах, вы нас там искали! Может быть, вам следовало привязать нас к тому месту серпантином, пока вы ходили, как вы изволили выразиться, встретиться ещё кое с кем?

Олег сразу среагировал на фразу и ответил с улыбкой:

– Поистине вы, женщины, загадочные существа! То сама активно отправляла нас следовать дальше по курсу, а теперь вдруг тебя эта фраза задела. Почему?

Милана не стала скрывать:

– Да она хоть кого бы задела, разве не так? – И добавила. – Могли бы и без комментария уйти, вас никто не держал.

Олег обратился к Ларисе:

– Ваша подружка всегда такая ершистая?

Лариса улыбнулась, а Маринка добавила:

– В зависимости от обстоятельств, как и все.

Олег сказал примирительно, когда заиграла музыка для медленного танца:

– Тогда я приглашаю вас, Мила, на танец, чтобы слегка успокоить.

Только она попыталась  отказаться, как он снова добавил:

– И выразить вам свою симпатию.

Только тогда она согласилась потанцевать с ним.

Танцевали молча. Но Олег, несмотря на молодость, настолько уверенно чувствовал и вёл себя, что она даже внутренне удивлялась этому. К тому же он имел достаточно накачанную для этой самой внутренней уверенности фигуру, и его плечи отчетливо прорисовывались под тонким дорогим пуловером. Милана вдруг почувствовала, как от его нежных рук по всему телу, против её воли разливается предательское блаженство. Она-то была в тонком платье, надетом только на бельё. И нежное тепло от его рук распространялось и вверх и вниз, тем более что он незаметно, слегка, но ощутимо гладил  её по тонкой талии.

Она почувствовала себя так комфортно в его руках и подумала: «Странно, только у меня появилась мысль снова увидеть его, как он тут же появился. Что бы это значило?»

Олег словно прочитал её мысль и нежно шепнул ей на ушко:

– Кажется, лучшей девушки, чем вы, Мила, на всей этой новогодней тусовке просто нет.

Она ответила:

– Ах, так это для вас всё-таки ярмарка невест?

Он не потрудился даже выкрутиться и откровенно ответил:

– А что в этом удивительного? Так было всегда и везде.

У неё мгновенно улетучился весь шарм от его прикосновений, и она продолжила:

– А-а-а, так вот что означали ваши слова, что вам надо ещё кое с кем встретиться.

Вы со Стасом элементарно прочёсывали публику, чтобы что-то подыскать для себя. А так сказать, не «нашед» то, что искали, изволили вернуться. Так как же я могу радоваться вашему комплименту?

Олег ответил просто и откровенно, снова переходя на ты:

– И что с того? Что тебя удивляет? Ты радуйся, что лучше тебя девушки не            сыскалось и не оказалось!

Она с лёгким вызовом в голосе спросила:

– А если бы оказалось?

Он и не подумал смягчать ни тон, ни следующее высказывание на этот счёт:

– Тогда бы мы с тобой сейчас не танцевали, здесь простая логика, но какой смысл, моя милая,  все усложнять? – уверенно добавил он.

Милана дерзко ответила ему в тон:

– А я примитив не люблю, – и она было дернулась уйти от него прямо во время танца, но Олег крепко прижал её к себе со словами:

– Ну, полно, Мила! Такой и в самом деле красивой девушке не пристало быть настолько агрессивной, – и уверенно добавил, – я же чувствую, что внутри ты совсем другая.

Она иронично ответила:

– Ах, вот как! Так мы ещё и чувствовать  способны! Это обнадёживает.

Проникновенно-тёплые и уже опытные  руки молодого и крайне самоуверенного парня плотнее и плотнее прижимали её к себе, и она уже более спокойно спросила:

– И какая же я, интересно, по вашему мнению, внутри?

Олег ответил с уклончивой улыбкой:

– А это мы ещё посмотрим, так как я остановил свой выбор на тебе. И если ты не возражаешь, мы проведём этот Новый год вместе.

Как она могла возразить такому красивому парню? Такому достойному во всех отношениях? В нём уже чувствовался и вполне мужской стиль поведения, и отменный вкус во всём. Он вёл себя  спокойно и независимо, как взрослый мужчина, что всё больше и больше удивляло и привлекало в нём Милану.

Чувствовалось по всему, что и девушек у него перебывало немало, потому что такому парню просто невозможно отказать в общении и даже в большем… А раз так, то он и есть уже взрослый мужчина.

Пока она это додумывала, Олег спросил:

– И что решила моя потрясающе красивая девушка?

Мила ответила уже с улыбкой:

– Она подумает.

 

 

У Олега была в речи одна особенность: он почти в каждую фразу вставлял слово «потрясающе!». Всё у него было потрясающим: и вечер, и люди, и события. Он не говорил, пожалуй, ни одной фразы без этого слова.

В танце он уже начал прижимать Милану к себе более пылко, словно получил её положительный ответ, и в конце танца сказал совсем нежно:

– Вот и ладушки! Я вижу, что моему другу понравилась Лариса, – он снова широко улыбнулся, обнажая при этом чуть ли не все белые и молодые зубы, и довольно добавил, – Лариса тоже очаровательная девушка. Так что всё вроде сходится.

Мила спросила:

– Это что, мысли вслух?

Он снова без утайки ответил:

– Что-то вроде того.

Милана поймала себя на мысли, что ей всё больше и больше нравился этот парень.

Нравился даже своей откровенностью.  Хоть это и  несколько неожиданно, что он ничуть не даёт себе труда завуалировать ту или иную свою мысль, выраженную вслух, несмотря на то, что его слова могли  быть несколько неприятны для другого человека. Она в его оправдание подумала: «Зато не надо стараться проникнуть в его черепную коробку и узнать, что он думает на самом деле. Это тоже своего рода честность, хоть и не всегда приятная для собеседника».

Это, как выяснилось позднее, тоже было одной из его отличительных черт. Он предпочитал говорить только то, что есть на самом деле и как именно он всё это видит.  В   своей безграничной самонадеянности он даже не задумывался над тем, какое  впечатление произведут на собеседника те или иные его слова, высказывания или часто весьма откровенные мысли вслух. По всему поведению Олега чувствовалось, что он настолько уверен в себе, что ему  вовсе нет нужды что-то исправлять по ходу. Ему всё было хорошо, что он говорил или делал. А остальные пусть подстраиваются, если хотят…

После танца Мила с Олегом подошли к Ларисе и Марине. Стас стоял с ними, и как мог, развлекал их.  Получалась ситуация, что в наличии было три девушки и двое парней.

Миле жаль было Маринку, но что поделаешь: из-за подобных сожалений парней не становится больше. По всему чувствовалось, что Олег со Стасом друзья, что называется, не разлей вода. Олег как-то сказал ей позднее, что они со Стасом ещё в один садик ходили. Так и дружат все эти годы. Дружат и их родители, так как у обоих отцы – военные.

Новогодний вечер прошёл отменно. Особенно у Ларисы и у Милы: они  познакомились с красивыми парнями. Ребята проводили их до общежития, узнали, в какой комнате они живут и обещали завтра зайти.

 

                                                                 ГЛАВА II                                                         

 

Кроме общеуниверситетских мероприятий  сокурсница Татьяна на 31 декабря пригласила к себе небольшую группу девчонок из общежития. Она жила в новом микрорайоне в двухкомнатной квартире. Это была квартира её ближайших родственников, которые были в длительной командировке в Германии.

Пригласила она Милу, Ларису, Маринку, Светлану и ещё пару своих подружек. Компания небольшая, как раз для такого помещения. Милана с Ларисой уже планировали пригласить туда Олега и Стаса. И каждая из них начала уже внутренне представлять свою встречу с красивыми парнями.

Они вышли вдвоём в  умывалку.

Мила сказала:

– Маринку жалко. Вот бы и её с кем-то познакомить. Может быть, ещё куда-нибудь  сходить на Новый год,  ради неё?

Лариса ответила откровенно:

– А мне, честно говоря, никуда идти уже не хочется. К тому же у нас нет гарантии, что она там с кем-нибудь познакомится, – она улыбнулась, – а мы с тобой уже вроде как при деле. Мне понравился Стас, хороший парень. А вы с Олегом вообще как голубки воркуете, если он не заводит тебя при всех. Так что мне не хочется куда-то идти. Что теперь делать, Маринка пойдёт вместе с нами. Вот и всё решение проблемы. В конце концов, любая из нас могла оказаться на её месте.

Мила добавила:

– Но всё же тем, кто симпатичней да побойчее, больше везёт, ты сама это знаешь.

Лариса улыбнулась в ответ:

– Уж меня бойкой при всём желании никак нельзя назвать в отличие от тебя. Это ты у нас активная и высокоинтеллектуальная девушка. Ладно, пошли спать, там видно будет, – и она переспросила, – так, а во сколько парни обещали зайти?

Мила ответила с улыбкой:

– И ты ещё надеешься, что эти двое молодых повес будут точными? Моли Бога, чтобы они вообще пришли. А то может запросто получиться, как на вечере. Придут, если их ещё куда-нибудь попутным ветром не занесёт. Чтобы на очередном вечере встретиться ещё кое с кем, как выразился этот невыразимо выразительный экземпляр.

Лариса сказала с восхищением в голосе:

– Но он и в самом деле красивый мальчик! Я таких янтарных,  светящихся глаз, да ещё при русых волосах, в жизни своей не видела. Действительно красивый парень и видно, что он неглупый.

Мила добавила:

– Это так, если не считать того, что он во всём – сам себе на уме.

 

На следующий вечер девушки начали активно готовиться к приёму гостей. Но прошли восемь, девять и десять часов вечера, а никого не было.

Лариса крайне разочарованно предположила

– Это точно, они уже куда-то забурились. Перед Новым годом столько везде вечеров и праздничных мероприятий, в том числе в ресторанах и в кафе, что соблазна им не избежать.

Мила промолчала. Она уже понимала, что, несмотря на некоторую рисовку со своей стороны, не перестанет ждать Олега. Настолько он ей понравился. Действительно понравился. Вдруг где-то уже часов в одиннадцать в дверь постучали. Мила с Ларисой вздрогнули одновременно. Затем вошел парень из соседней комнаты и сказал:

– Милана, там внизу вас спрашивают с Ларисой какие-то незнакомые парни. Просили вас спуститься.

Девушки быстро накинули шубки и пулей помчались в вестибюль общаги. Олег и Стас стояли внизу довольные и весёлые. На  головах у обоих виднелись разноцветные конфетти, они даже не потрудились стряхнуть их. А Олег, так тот ещё демонстративно обмотал вокруг шеи праздничный серпантин. Милана и Лариса, увидев это, подошли и сдержанно поздоровались. Олег же без тени смущения, что они настолько опоздали, доложил:

– Девочки, если бы вы знали, где мы сейчас были!

Подруги промолчали. Что здесь скажешь? Олег опять-таки, ничуть не умерив, с их точки зрения бесполезного энтузиазма, продолжил:

– Мы сейчас были просто на потрясающем вечере наших родителей в доме офицеров. Там был, представляете, настоящий бал. Офицеры в праздничных мундирах, а дамы в бальных платьях, – и тут же добавил, – но мы, подобно офицерам, должны были сдержать слово, данное молодым барышням. И вот мы здесь, – с излишней патетикой в голосе закончил он, – мы ведь обещали вам зайти сегодня.

И он горящими глазами уставился на Милану. Она только хотела сказать, что мог бы и не сдерживать своего слова, но что-то  удержало её и заставило промолчать. Она уже не решалась дерзить ему: ведь всё-таки он пришёл именно к ней. «А мог бы и действительно не прийти!» – мелькнуло у неё в голове. И только тут Олег, почувствовав по натянутому выражению её лица, что она еле сдерживается, чтобы не ответить ему в своей обычной манере, примирительно спросил:

– Итак, девочки, какие у нас планы на тридцать первое?

Милана всё же промолчала, а Лариса ответила:

– Нас сокурсница приглашает к себе на квартиру. Она живёт в новом микрорайоне. Если хотите, можете поехать с нами.

Хоть эти слова были обращены только к Стасу, но довольно потирать руки начал  именно Олег со словами:

– Вот и потрясающе! Мы согласны! Что с собой нужно взять?

Мила опять промолчала, а Лариса сказала, уже обращаясь к нему:

– Олежка, на тебя не похоже, чтобы ты не знал, что нужно с собой взять.

Он обмолвился, глядя на продолжавшую хранить молчание Милану:

– Да и в самом деле. Я просто не могу понять причину, почему твоя подруга так упорно молчит, – и, глядя ей прямо в глаза, спросил, – или ты, Милочка, не хочешь, чтобы мы встретили Новый год вместе?

Ей ничего не оставалось делать, как пожать плечами и ответить:

– Просто я теряюсь, когда мне встречается человек, который убеждён в том, что он сам по себе уже подарок, – и добавила, – я согласна, чтобы мы встретили этот праздник вместе, – и всё же не удержалась от «шпильки», – если вас не занесёт ветром ещё куда-нибудь.

Олег с откровенной ухмылкой прокомментировал её ответ:

– Ах, вот оно что! Вот в чём дело! Оказывается, моя девушка меня уже ревнует!

Ей было приятно услышать из его уст «моя девушка», но она всё же  вспыхнула:

– Да не ревную я вовсе, просто я не люблю ненадёжных людей.

Олег тут же при всех прямо в вестибюле беззастенчиво привлёк её к себе и уверенно заявил:

– Мила, я очень надёжный, вот увидишь!

Только тогда она улыбнулась и сказала:

– Увижу.

Договорились встретиться завтра в десять и всем вместе поехать к Татьяне.

 

Марина уехала к Татьяне раньше, чтобы помочь ей накрыть стол,  а Лариса с Милой остались ждать парней, хотя они и в этот раз ожидали какого-нибудь очередного «выкидона» от своих ненадёжных кавалеров, но  Олег со Стасом пришли вовремя. Олег держал в руках пакет с «боеприпасами». Он был одет в новую красивую куртку, в новые брюки и в новые ботинки, но, главное, он весь светился доброжелательным энтузиазмом. И сердце её затрепетало от радости, она невольно подумала: «Какой красивый парень! Даже не верится, что он будет встречать Новый год именно со мной!»

О своей красоте она в этот момент и не думала. Зато Олег, видно, подумал об этом, он отступил на шаг и в своей полушутливой и лёгкой манере с восхищением сказал:

– Девочки, вы выглядите просто потрясающе! Итак, куда путь держим?

– На автобусную остановку, – сказала Мила уклончиво.

Обычно не очень уж разговорчивый Стас тут же вступил в разговор:

– А мотор для чего? Возьмём мотор и всё решение!

Пока выходили из общежития, Милана всё еще внутренне  восхищалась тем, как выглядит Олег. Ему без всяких усилий удавалось, обладая такой яркой внешностью и даже броской красотой, выглядеть действительно потрясающе, если выразиться его же словечком. Из-за  воротника его новой  куртки выглядывал красивый пушистый клетчатый шарф – в светлых и тёмно-янтарных тонах  с бордовыми тонкими полосками вдоль клеток. Он идеально подчёркивал и цвет его лица и одновременно его восхитительного оттенка выразительные, быстрые, янтарные глаза.

Олег говорил больше всех, он был необычно возбуждён. Мила снова невольно подумала: «Может быть, он такой оживлённый оттого, что радуется встрече со мной?»  Тем временем Стас тормознул такси, они сели в машину и поехали к Татьяне. Стас сел на переднее сиденье, а Олег между девушками на заднее. Он снова радостно воскликнул:

– Как прекрасно начинается вечер, если ты уже с самого начала сидишь в цветнике!

Но это его  излишне восторженное высказывание не понравилось ни Милане, ни Стасу.

Мила даже подумала: «Не прижимается ли он так же активно коленом к Лариске, как и ко мне?» Потому что она отчётливо понимала, что невозможно остаться равнодушной к вниманию такого парня, как Олег, несмотря на то, что и Стас тоже очень симпатичный молодой человек, только гораздо менее активный, чем его друг. И Мила уже внутренне расстроилась.

Ведь у молодых часто так бывает, особенно на ранних стадиях знакомства, когда твой парень, казалось бы, ни с того ни с сего возьмёт и переметнётся к  подруге. И наоборот. А здесь был явный повод для беспокойства. Но любвеобильный Олег уделял одинаковое количество внимания обеим подругам.  И Мила почувствовала, что он ей всё больше и больше нравится.

Наконец приехали по адресу. Их встретила Маринка в фартуке, надетом на праздничное платье. Квартира находилась на третьем этаже. Это была типичная двухкомнатная квартира в новом микрорайоне. Вправо от входа по коридорчику, пол которого был застелен линолеумом, находилась кухня с клетчатыми занавесками, собранными в красивые оборки. По краям с обеих сторон они были перехвачены кокетливыми бантиками. На кухне стоял симпатичный  гарнитур кремового цвета, столы которого были уже уставлены приготовленными для праздника блюдами.

Сразу  напротив находилась большая гостиная комната с паркетным полом. В комнате тоже стоял гарнитур, только тёмного дерева. Рядом с ним стоял раздвижной стол, накрытый нарядной скатертью и почти сервированный. Рядом с гостиной находилась спальня тоже с паркетным полом и тоже с модным спальным гарнитуром из красного дерева. Сразу чувствовалось, что родственники Татьяны, на два года уехавшие в Германию и оставившие ей это жильё, состоятельные люди.

Когда раздевались, Мила обратила внимание, что Олег и Стас оба, как по военной команде, помогли своим девушкам снять шубы и повесили их на вешалку. Девушки прошли в другую комнату, чтобы поправить причёски, подправить макияж, а затем отправиться на кухню помогать хозяйке. Из кухни уже доносились от праздничных блюд невообразимые по вкусности ароматы. Парням тоже предложили снять верхнюю одежду и пройти в гостиную. Через открытую дверь в углу гостиной  просматривалась небольшая, но густо украшенная игрушками и гирляндами ёлка с зажжёнными на ней огоньками. Кроме Марины и Татьяны в квартире были уже две пары её сокурсников.

Мила, находящаяся в лёгком радостном возбуждении от предстоящего праздника, бодро спросила Татьяну:

– Танюша, а торт куда поставить, в холодильник или на лоджию?

Хозяйка подошла и взяла торт со словами:

– Как хорошо, когда на лоджии настоящая морозилка.

Олег со Стасом прошли в гостиную, чтобы познакомиться с другими парнями. Мила, стоя у зеркала, всё же боковым зрением наблюдала за Олегом. Он был одет, что называется, с иголочки. Сразу чувствовалось, что он из хорошей семьи, где мама знает толк и в чистоте, и в хороших вещах, когда к этому вкусу ещё  и достаток имеется. Олег был в отглаженных тёмных брюках, в другом свитере и в белой отглаженной рубашке. Воротник его рубашки был расстёгнут на одну пуговицу, и выглядывал из-под  круглого

выреза свитера. Стас был одет примерно так же: в тёмные брюки, свитер и рубашку. В этом возрасте ребята редко надевают костюмы. Как правило, они предпочитают молодёжный стиль в одежде.

Но Милана снова залюбовалась Олегом. Этот гений общения невероятно быстро знакомился и сходился с людьми. Не прошло, наверное, и пяти минут, как он уже живо обсуждал с новыми знакомыми какую-то студенческую проблему. И Мила видела, что ребята прислушиваются к мнению Олега, который, как всегда, оказался в центре внимания, активно доказывая им что-то, жестикулируя руками, и бесконечно вставляя своё любимое словечко «потрясающе», которым он сопровождал свою речь с методичной активностью.

Девушки тем временем переобулись и начали накрывать праздничный стол. Наконец пришла пора садиться за стол и провожать старый год. Первый тост сказала Татьяна по праву хозяйки. Она сказала, что рада всех видеть у себя за новогодним столом, где собралась такая приятная компания, и пожелала всем хорошего Нового года. Остальные гости решили, что одного тоста более чем достаточно, и парни дружно разлили хорошее вино по бокалам, выпили, закусили и тут же включили музыку.

Через некоторое время в комнате всем стало жарко, и парни сняли свои свитера и повесили их на кресло. Когда Олег остался в  рубашке и брюках, Мила снова невольно залюбовалась им: стильный ремень с металлической пряжкой подчёркивал его узкую талию и узкие бёдра. А плечи у Олега были на удивление накачанными. Может быть, это папа-военный следил за  осанкой сына или сам Олег постарался, чтобы производить  неизгладимое впечатление на дам не только своей яркой внешностью, но и накачанной фигурой?

Во время танца Мила с удовольствием положила руки на его красиво развёрнутые прямые плечи и спросила:

– В Минске в спортивный зал ходишь?

Он ответил с улыбкой вопросом на вопрос:

– А что, заметно?

Она кивнула головой.

Олег рассмеялся:

– Так я же тебе говорил, что у нас со Стасом папашки военные. Они нас с детства на всякие сборы летом возят и муштруют там по полной программе: до слёз, до боли, до отвращения.

Мила улыбнулась:

– Зато результат есть.  Правда, не ваш.

Олег деланно обиделся:

– Как это не наш? А кто за нас отжимается и качается, паханы, что ли?

Она не сдавалась:

– Так заставляют же! Вот и получается, что фигура не собственными усилиями     добыта, а принуждением.

Олег ответил снова вопросом на вопрос:

– Так-а-а-к, но в Минске папочки нет, а я всё равно хожу в спортзал, это тебе что,            не собственные  усилия?

Милана ответила:

– Это уже не что иное, как прочно привитая привычка, которая считается второй натурой, и это очень хорошо. Только почему вы из Минска перед Новым годом прилетели, а не после зимней сессии? Насколько я знаю, зимняя сессия во всех  ВУЗах после Нового года начинается.

Олег уклончиво ответил:

– Были некоторые обстоятельства.

Она улыбнулась:

– Давай, давай, колись! Что за обстоятельства, чтобы даже на зимнюю сессию господа студенты не остались?

Олег не таясь, как это он часто делал, ответил:

– Да мы со Стасом в одну историю влипли, и отцам пришлось нас сразу забирать и          оформлять академку.

Милана сказала:

– Избалованные барчуки повеселились, а отцам пришлось срочно вмешиваться и принимать кардинальное решение. Надеюсь, не криминал?

Олег с испугом вскинул на неё глаза:

– Да ты что, нет, конечно! Мелкие разборки в кафе. Я одну красавицу с парнем не поделил, а Стас мне помог  с его друзьями разобраться. Короче, устроили драку с погромом. Нас бы за это приключение запросто могли отчислить из института, пришлось срочно академический отпуск оформлять, пока это не дошло до деканата.

Мила с удивлением спросила:

– И что же великовозрастные детки намереваются делать целый год? Сидеть на шее        у родителей?

Он просто ответил:

– Отцы решили перевоспитывать нас трудом.

– Это как, интересно?

– На границе с Узбекистаном солдаты строят погранукрепления, и отцы хотят послать нас в горы, в стройотряд, чтобы мы здесь не болтались перед глазами, так как отдых, по их мнению, мы не заслужили.

Мила спросила:

– А по вашему?

Олег улыбнулся, сначала ничего не ответил, затем уверенно добавил:

– Не боись! Мы своё наверстаем!

Мила сказала:

– Да, весёлая  у вас жизнь, особенно у тебя, если из-за неё уже начались проблемы           в институте.

Олег беспечно сказал:

– Так куда от них денешься? Куда ни кинь взгляд, везде вы, причём одна лучше другой, просто голова кругом идёт. А потом ведь молодость – это единственное время для романтических безумств! Разве милая барышня не согласна со мной?

Мила добавила:

– Романтические безумства в молодости действительно приветствуются, но если только они без подобных осложнений, ведь  даже о смехе говорят: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий!» – И продолжила с укором в голосе. – Всё равно всех объять невозможно, помнишь, как Козьма Прутков говорил: «Нельзя объять необъятное».

Олег улыбнулся:

– Но если постараться, то можно многих обнять, – и довольным голосом добавил, – вот я же тебя сейчас обнимаю, а всего два дня назад даже о твоём существовании не знал.

Мила согласилась:

– Здесь, пожалуй, возразить нечего.

И с невольной горечью подумала: «Да, кратка и не радужна перспектива наших отношений, если я познакомилась с перекати-полем, ибо это и впрямь нелегко – удержать рядом такого парня, как он. Скорее всего, почти невозможно».

И как назло после этой её мысли и после этого танца, Олег подошёл к Марине и сказал ласковым голосом:

– Марина, можно мне пригласить вас на танец?

Маринка в одно мгновение расцвела, как маков цвет, и кивнула в знак согласия головой. Пока остальные девушки хлопотали на кухне, Милу тоже пригласил один из незнакомых парней Владик. В танце он очень мило улыбался ей, расспрашивал, где она учится и как идёт учёба. Милана отвечала ему и тоже улыбалась, вовсе не задумываясь о том, что Олег смотрит на неё боковым зрением. Лишь подумала: «Он первый пригласил Маринку». Хотя это нормально, если парень пригласил на танец девушку, согласившуюся прийти на вечеринку без пары.

Но когда после этого он начал приглашать на танец всех девушек, кроме неё, это уже становилось ненормальным. Она вышла на кухню и начала лихорадочно думать, как ей быть дальше? Сорваться  ночью в общежитие? Не получится. Уйти некуда. Оставалось одно, незаметно пройти в другую комнату и лечь спать. Она приняла решение, размышляя с обидой: «Пусть развлекается с другими, если ему это нравится, бросаться ему на шею я не стану. Много чести!» – додумала она, чуть не плача.

Когда в гостиной приглушили свет, Милана, выбрав момент, когда Олег танцевал спиной к выходу в коридор и в кухню, тихонько прошла в спальню и прикрыла за собой дверь. Затем переоделась в халатик, который захватила с собой, повесила нарядное платье на спинку кресла, легла на кровать поверх покрывала прямо в халате и накрылась пледом. Ей было так обидно. Обидно до слёз, но она с досадой подумала: «Что он себе позволяет? Подумаешь, возомнил о себе».

В другой комнате громко звучала музыка, все веселились, а ей так захотелось под эту музыку заплакать. Но она сдержалась, лишь снова подумала: «Интересно, через какое время он хватится, что меня нет? Через десять минут или через пару часов?» Но время шло, а Олег и не думал искать свою пропажу. Ночь есть ночь, а Мила была из разряда жаворонков, и ей захотелось спать, несмотря ни на что. Да к тому же пара бокалов шампанского клонили её в сон, поскольку она вообще не была склонна к спиртному. И она подумала, засыпая: «Ах, как жаль, что так быстро закончился мой новый роман. Утром они уедут, и больше я его не увижу…»

И уже начала реально засыпать, как дверь в комнату отрылась  и она услышала не на шутку встревоженный голос Олега:

– Ах, вот она где, моя голубушка, а я уже весь изволновался! Весь извёлся!

С этими словами он включил свет.

Милана недовольно сказала:

– Выключи свет, Олег, что тебе здесь нужно? Иди, отдыхай, как отдыхал…

За ним в комнату  тут же вошла Маринка.  Он сказал ей спокойным, но      непреклонным тоном:

– Марина, а можно я поговорю со своей девушкой наедине?

Маринка нехотя удалилась. Олег выключил свет, подошёл к кровати и сел на край постели, взял её руку в свои нежные ладони. Только Мила хотела вырвать руку, но он крепко сжал её и ласковым слегка хмельным голосом спросил:

– Миланочка, ты на меня обижаешься?

Она промолчала. Тогда он снова сказал:

– Если бы ты только знала, как я рад, что ты никуда не уехала. Я так испугался,  что        ты ушла.

Мила ответила:

– Я бы так и сделала, если бы было куда идти, можешь нисколько не           сомневаться.

Олег продолжал ровным голосом, словно и не слышал её выпада:

– Я так заволновался, но когда я увидел твою шубку на вешалке…

Мила закончила фразу за него:

– … то продолжил спокойно веселиться.

Олег сказал опять мирно, склонившись к ней и поцеловав её в щёку:

– Мила, ты первая начала. Это ты с тем парнем так кокетничала, так кокетничала, – уверенно повторил он, – что у меня буквально кровь закипела. Ты это делала мне назло, так что ли?

Мила невольно вступила в диалог:

– Помилуй, с чего ты это взял, что я кокетничала? Ну и мастер же ты валить с больной головы на здоровую. Ты ведь первый пригласил Маринку.

Олег упорно продолжал:

– Но я же видел, как он прижимал тебя к себе в танце.

Милана даже приподнялась на постели  и гневно сказала:

– О, да мы ещё и Отелло, кроме Казановы в одном лице! Да, беспроигрышная у тебя тактика, недаром говорят, что лучший способ защиты – это нападение. Неплохо! Я же и осталась виноватой. Ловко всё продумано! Знай, Олег, я всегда считала себя, считаю, и буду считать порядочным человеком. И если я пришла с одним парнем на вечеринку, то ни в коем случае не стану бросаться на других, какими бы хорошими или привлекательными они ни были.

И подумала: «Да разве  может хоть кто-нибудь сравниться с тобой?» Вслух            продолжила:

– А ты, оказывается, мстительный, если даже по мелочам ты наносишь, – она не стала таиться, – такие ощутимые контрудары. Но можешь быть уверен, что ты отомщён, отыгрался вволю, но  мне это, так и знай, очень неприятно! А то, что ты танцевал с кем угодно, только не со мной, это, по-твоему, нормально?

Тогда он обнял её покрепче, горячо и быстро зашептал, как мог делать только он: непередаваемо ласково и нежно:

– Милая моя, прости меня, прости, пожалуйста. Я не стану больше делать тебе больно. Ты такая славная девушка и так достойна своего имени, ты такая нежная и деликатная, я даже не знаю, что на меня нашло. Теперь я вижу, что я неправ, прости меня, – всё это он проговаривал, одновременно прикасаясь нежными губами к её лицу и шее…

Он говорил и говорил ей эти нежные расслабляющие и ласкающие слух словечки, что она, конечно, тут же простила его. А он всё продолжал шептать:

– Мне нравишься только ты из всех этих девушек, меня ведь даже на вечере что-то толкнуло пойти и снова разыскать тебя, хотя Стас настоятельно тянул меня в другую компанию, не обижайся на меня, хорошо?

Она ответила уже не так сурово:

– Не обижусь, если не обидишь.

Получив подтверждение прощения и примирения, он быстро снова уложил её на постель, накрыл пледом, а сам лёг рядом, но даже не думал ложиться с нею под плед, просто лежал рядом, положив её голову себе на плечо,  бережно обнимал её и говорил, говорил, какая она милая, ласковая, воспитанная… Одним словом, замечательная девушка. Милана, наслаждаясь, слушала все эти ласковые слова и чувствовала себя полностью умиротворённой.  Ей было приятно, что Олег, находясь рядом на постели, не пугал её никакими недозволенными действиями. Он вовсе не домогался её и не позволял себе какие-то непозволительные или настораживающие поглаживания.

Он ничем не тревожил её, поэтому ей было настолько хорошо рядом с ним.  Она  чувствовала себя вполне спокойно и даже комфортно в его объятиях, невольно отметив про себя, что  Олегу присуща прирождённая деликатность в поведении, если он не находился в состоянии «взбрыкивания». Особенно в данном случае он явно, будучи уже мужчиной, интуитивно понимал, начни он делать какие-либо откровенные попытки,  эта недотрога тут же выпустит все свои защитные иголки, и мгновенно нарушится та истинная  гармония, которая только что, хоть и на время, восстановились между ними.

Ей уже не хотелось спать, и она с несказанным удовольствием слушала его ласковый мурлыкающий шёпот рядом и невольно подумала: «Надо же, парню всего двадцать лет,  а он уже такой опытный во всём: в речах и в ласке! Точно знает, что сказать девушке и чего не говорить, Что ей будет приятно, а что – нет. И где нужно при этих словах погладить, а где нужно прикоснуться губами…»

 

 

Милана вдруг почувствовала себя рядом с ним такой счастливой! Она ведь  первый раз в жизни лежала с мужчиной вот так, считай в одной постели,  и их разделял всего лишь тонкий пушистый плед, но она отчётливо чувствовала  тонкий запах, исходящий от его кожи и волос, и была просто на седьмом небе от блаженства…

«Как это оказывается приятно!» – в невольном умилении подумала она, пока его рука ласково поглаживала  её плечо…

 

Но постепенно окна в спальне начали светлеть. Наступило утро, и через некоторое время в дверь тихонько постучали, хотя в гостиной по-прежнему продолжала звучать музыка, не умолкая ни на минуту. Олег приподнялся на локте и сказал:

– Войдите.

Тогда Стас вошёл и, увидев, что у них всё пристойно, так сказать «без особенностей», тихо  и не без лёгкого интимного оттенка в голосе, сказал:

– Олежка, нам пора. Уже автобусы ходят. Дома будут беспокоиться, целые же сутки дома не были. Я обещал позвонить домой, да вот не получилось. Так что собирайся.

И закрыл дверь. Олег сказал, обнимая Милану и целуя её в шею:

– Как я рад, что встретил этот Новый год с тобой.

Мила с лёгкой улыбкой ответила:

– Но если уж быть точным, то ты провёл его не только со мной.

Олег отозвался:

– Ах ты, плутовка! А кто тебе наговорил столько ласковых слов и так нежно тебя            обнимал?  И так ласково  теперь тебя целует в щёчку?

Она опять в этом же тоне ответила:

– Так, может быть, это была компенсация за причинённый моральный ущерб?

Олег снова поцеловал её, быстро встал, надел свитер и сказал:

– Отдыхай, ты ещё можешь немного поспать, вам же не надо спешить. Это            нам со Стасом пора.  Родители, наверное, уже места себе не находят.

Мила ответила:

– Это как всегда у молодёжи. Однако, приятно, что ты ещё и заботливый сын.

Олег отозвался:

– Мы со Стасом на днях зайдем к вам в общежитие, какая у вас комната?

Мила ответила с радостью в душе:

– Наша комната номер двадцать три на втором этаже.

Олег ещё раз поцеловал её в щёчку и со словами: «до встречи» – вышел из             комнаты.

                                                                ГЛАВА III                                 

Когда Милана вышла из спальни, выяснилось, что две молодые пары тоже ушли, остались только девушки. Они помогли Татьяне убрать и помыть посуду и сели вчетвером: Марина, Лариса, Мила и Татьяна пить чай с тортом, как это обычно происходит на второй день. У Маринки и Милы были из-за Олега довольно натянутые лица, а Татьяна спросила  с улыбкой,  обращаясь к  Миле:

– И где это вам удалось оторвать таких интересных мальчиков?

За неё ответила Маринка:

– На университетском вечере, но они не наши студенты. Они оба из минского политеха, сейчас на вольных хлебах, то есть у родителей на шее, в академке.

Она выпалила всю информацию, как будто кто-то спрашивал именно её, и Милана снова почувствовала по отношению к ней лёгкий укол внутренней неприязни. А Татьяна переспросила:

– Вот как, а за что?

Маринка в этот раз промолчала, словно почувствовала внутренне напряжение подруги. Мила ответила сама:

– Говорят, что за драку в кафе из-за какой-то девицы, – и иносказательно продолжила, – этому ловеласу с янтарными глазами, по-видимому, всегда одной девушки мало.

Маринка опустила глаза к чашке с чаем, а Татьяна продолжила:

– Слушай, а точно, я всё время невольно думала, что же мне напоминают его изумительные огромные глаза. Точно, они напоминают сияние под солнцем тёмного янтаря. Да плюс к тому они у него всегда так светятся, словно внутри глаз есть какой-то автономный источник света. Очень красивые глаза! Я таких никогда и ни  у кого не видела.

Мила почему-то грустно отметила:

– Раритет! Они тем и ценны, что неповторимы. И он, отлично зная это, на всю катушку пользуется редкостным даром родителей.

Затем девушки допили чай, оделись и отправились к остановке. И уже в автобусе Лариса тихонько спросила у Милы, когда они прошли немного вперёд, а Маринка стояла чуть дальше:

– Слушай, Мила, тебе Олег сказал, когда они придут? А то они так быстро сорвались, что мне Стас так ничего и не сказал.

Мила ответила:

– Сказал, что на днях заглянут, но ты же сама знаешь, что это «на днях» может означать для таких  парней, как они.

Лариса согласилась:

– Да, если их  ещё куда-нибудь не занесёт.

Мила согласилась:

– Вот-вот! Но нам ничего не остаётся делать, как ждать, – она слегка улыбнулась и продолжила, – мы ведь с тобой теперь, как солдатки нерадивых солдат, если выразиться приближённым к ним языком. Они ведь не ждут разрешения, а предпочитают самоволку, несмотря на то, что могут схлопотать за неё наказание.

Лариса, явно увлечённая Стасом, чуть ли не простонала:

– Какое тут наказание? Лишь бы быстрей пришли.

 

Когда они вернулись в общежитие, их ждала хоть и небольшая, но довольно продолжительная неприятность: кто-то хорошо повеселился и с улицы случайно расколотил им нижнюю часть окна, отчего в комнате стоял жуткий колотун. А праздничные дни продолжаются более недели, где ты найдешь трезвого плотника, а тем более стекольщика? Днём с огнём не найдешь.

Ещё одна девушка со своим парнем находились в комнате, они кое-как заделали дыру в окне шерстяным одеялом, но через него мороз и ветер проникали отменно. Кровать Миланы стояла как раз у самого окна. Перед сессией ей это было очень удобно, когда девушки ещё спали, она, будучи «жаворонком»,  просыпалась рано с первыми лучами солнца и, лёжа в постели, начинала учить ответы на билеты. А сейчас это было весьма некстати. Утешало одно, что её кровать стояла рядом с батареей, и она могла погреть озябшие руки или прислонить к батарее ноги.

А сейчас она подошла к своей кровати, на которой ещё были рассыпаны мелкие осколки стекла и с неприязнью подумала: «Разве эта Светка снизойдёт до того, чтобы стряхнуть осколки с покрывала». Мила собрала покрывало в охапку и пошла стряхивать его в туалет, в мусорное ведро. В комнате стоял просто жуткий холод, но что делать? Так им и пришлось мёрзнуть около недели, пока администрация общежития отыскала стекольщика, который снял размер и вырезал стекло. И плотника, который его вставил.

И вот в такой безрадостной обстановке Мила и Лариса ждали своих кавалеров – друзей «неразлейвода» с самого детского сада. Но друзья к ним вовсе не спешили.  Когда прошло уже около недели, а девушки, накрывшись всем, что только было в наличии, предварительно натянув на себя всевозможные тёплые вещи, лежали в постелях, в дверь постучали часов в десять вечера. Маринка, поскольку её кровать стояла ближе всех к двери, неохотно встала и пошла открывать её со словами:

– И кого это принесло так поздно?

Вдруг лицо её расплылось в широкой улыбке, настолько широкой, что можно было увидеть её щёки из-за ушей. И она, мгновенно сменив гнев на милость, радостно воскликнула:

– О! Привет!

В комнату решительно шагнули два столь долгожданных кавалера. Олег и Стас, радостные,  весёлые, до краёв наполненные азартом молодости и, слегка навеселе, сразу же привнесли с собой  праздничное оживление. Девушки вмиг повыползали из-под своих одеял, как рептилии при первых лучах солнца, чтобы отогреться душой, а от души и телом. К тому же мощно заработали ещё два генератора радости и тепла – в Ларисе и в Милане.

Ребята без всяких комплексов быстро сняли куртки, несмотря на то, что девушки активно предупреждали их словами и знаками, указывая на разбитое окно.

Олег по-свойски предложил:

– Девочки, давайте чайку попьём, если не возражаете. Мы принесли две шоколадки, но одну пришлось отдать вахтёрше, чтобы она пропустила нас сюда.

Стас с улыбкой подтвердил:

– Олег просто гений по уговариванию женщин! Хоть молодых, хоть пожилых, он умудрился даже вахтёршу в щеку поцеловать, предлагая ей шоколадку,  та не могла устоять под напором его шарма и пустила нас сюда в такое время. Хоть мы и клялись ей, что всего на полчаса и ни минутой больше. Так что, девушки, ставьте чай, у нас лимит  времени.

Мила подумала  о нём с внезапной нежностью: «Точно, такой кого хочешь уговорит, сама в этом убедилась». А Олег, громко рассмеявшись, сказал:

– Да, как же! Так я  и назвал ей ваш номер комнаты! Хоть дежурная и в самом деле добрая и славная женщина. Но мы и сами не станем злоупотреблять её доверием, вдруг ещё  придётся обращаться к ней, – резонно закончил он.

Затем он, весело потирая руки, присел к столу и снова сказал:

– Не последний день живём, – и,  выразительно посмотрев на Милану, закончил фразу – и не последний раз, надеюсь, приходим сюда.

Она, тоже улыбнувшись в ответ, сказала:

– А ты стратег!

Он ответил:

– К сожалению, не всегда так получается, как замышляется.

И с этими словами он обратился к Светлане, ещё одной девушке, находившейся в этот момент  в комнате:

– Будем знакомы, меня зовут Олег.

Светлана, довольная вниманием такого парня, мгновенно расцвела и, жеманно протянув ему руку, кокетливо сказала:

– А меня зовут Светлана.

И Мила видела, как она целый вечер не сводила с Олега восторженных глаз. Истинно сказано, что красивый парень или мужчина уже изначально предназначен не одной, а многим. Уже только в этой комнате он одновременно нравился Миле, Маринке, Ларисе и вот теперь Светке.  А на Стаса, хоть он был тоже весьма привлекательный на внешность молодой человек, смотрела только одна Лариса. Просто он не был такой соблазнительный, ветреный и верченый, как Олег. К счастью, Нина, которая уезжала к своим родственникам в соседний город, кое-что привезла из продуктов, в частности варенье. Поэтому девушки быстро соорудили чайный стол.

И эта довольно приличная команда из молодых людей настолько быстро нагрела комнату, в ней стало так тепло, словно буквально десять минут назад они не лежали, до носа укрывшись шерстяными одеялами. Все с удовольствием пили чай с вареньем и шоколадом. А Миле больше всего хотелось не чаю с шоколадкой, а остаться с Олегом наедине и чтобы он обнял её. Того же, скорее всего, хотелось и Ларисе. Но парни, опять оказавшись в цветнике, интенсивно вбирали в себя повальное женское внимание и вовсе не торопились уединяться со своими избранницами.

Олег искусно шутил, не менее лихо, пуская в ход азартную игру своих неподражаемо красивых янтарных глаз в тёмных пушистых ресницах. И каждую девушку ему удавалось либо ободрить взглядом, либо поддержать словом. Он умудрялся всем уделять одинаковое внимание, а Миле так хотелось, чтобы он обращался только к ней.

Внимательно глядя на него, она, к своей внутренней радости, заметила в Олеге ещё одну особенность. Когда он вот так широко улыбался, обнажая в улыбке чуть ли не все свои идеально ровные молодые зубы, у него на щеках, как у девицы, появлялись крошечные ямочки. Они до такой степени шли ему, что она ловила себя на мысли, чтобы улыбка не исчезала с его лица. Хотя, впрочем, так оно и было. Она и не сходила с его лица, с той только разницей, что Миле хотелось, чтобы она принадлежала не всем, а только ей одной.  Но она терпела. Первой не выдержала Лариса, она энергично произнесла:

– Мальчики, уже одиннадцать пятнадцать, давайте мы вас проводим, у нас в общежитии полдвенадцатого закрывают входную дверь, а нам бы не хотелось проблем.

Девицы сразу поняли, куда она клонит, и у них у всех словно по команде от неудовольствия  вытянулись лица. Только у Миланы от радости затрепетала душа, и она живо подхватила это предложение:

– Подождите нас, пожалуйста, минутку, мы что-нибудь накинем на себя и спустимся с вами вниз, проводим вас.

Гости без особого энтузиазма надели куртки и вышли в коридор. Мила с Ларисой тоже оделись и последовали за ними. Но парни развернули их не вниз, а налево, где через комнату в конце коридора имелась умывальная и гладильная комнаты. Лариса со Стасом остались в гладилке, а Мила с Олегом прошли чуть дальше, в умывалку. В это время никого там не было. В окна светил лишь яркий свет от фонарей вдоль дороги перед общежитием.

Олег сразу же обнял Милану за талию и прижал её к себе со словами:

– Ты сегодня просто потрясающе выглядишь, моя девочка! Я общался с другими, но любовался только тобой!

Она отозвалась, не скрывая своей радости:

– Это, наверно, потому, что ты пришёл.

Он добавил, уверенно и крепко  прижимая её к своему молодому, стройному и жаркому телу:

– И ещё потому, что я очень соскучился по тебе, – и как бы размышляя вслух, с удивлением в голосе добавил, – странная вещь, где бы я ни был, я постоянно помню о тебе, чего раньше со мной никогда не бывало, к чему бы это? – с неподдельным интересом спросил он.

Она промолчала, лишь подумала про себя: «Это, наверное, потому, что я помню о тебе каждую минуту».  Но вслух сказала, стараясь не выдать своей обиды или подчёркнутого интереса:

– И где же ты был?

Олег, ничуть не таясь, ответил:

– О, где мы только не были со Стасом в эти дни, ведь сейчас же повсюду идут новогодние вечера. Мы, наверное, в пяти местах побывали, – и беззаботно добавил, – а что нам ещё делать, молодым? Дома останешься, строгий папа начтёт приставать с вопросами, когда же мы, наконец, возьмёмся со Стасом за ум?

Мила ответила:

– Конечно, что здесь можно сказать, когда за этот самый ум ни у кого нет никакого   желания браться, потому что не капает сверху. А родители поворчат-поворчат и перестанут.

Олег впервые сказал о своей семье:

– Отец у меня действительно очень строгий, одно слово – военный, а мама меня   просто обожает и чуть что – горой за меня.

Милана спросила:

– Она у тебя красивая?

Он с неподдельной гордостью сказал:

– Красивая не то слово! Она у меня настоящая красавица. Ей всего сорок лет, но выглядит она на тридцать. От неё глаз отвести невозможно, – и,  улыбнувшись, добавил, – так я её точная копия. Вот смотри на меня, я красивый? – переспросил он с игривым, почти женским, кокетством.

Милана ответила вопросом на вопрос:

– Тем самым ты хочешь сказать, что и от тебя глаз отвести невозможно?

Олег крепче обнял её и сказал:

– Ты – потрясающе умная девочка, – и тут же снова вернулся к своей персоне, – а что, разве не так? От меня и в самом деле девушки не могут отвести глаз, только с тобой я этого не замечаю. Или тебе удаётся так хорошо скрывать своё внутреннее состояние? Только ты держишься  нейтрально и даже дерзишь мне порой, – и, как бы размышляя, добавил, – может быть, только поэтому ты  не вызываешь во мне скуку.

Мила улыбнулась:

– Спасибо за откровенность.

Олег всё так же крепко обнимал её, и она чувствовала себя невероятно счастливой. Такой поистине счастливой, какой можно быть в девятнадцать лет рядом с красивым – очень красивым! – парнем.

Затем она миролюбиво спросила:

– И что, это сокровище одно у мамочки?

Олег ответил:

– Нет, у меня ещё есть сестрёнка пяти лет, – и опять самодовольно добавил, – она у нас даже красивее меня и мамы, сущий ангел!

Мила с улыбкой сказала:

– Как мы, однако, себя любим! Ты сказал, не красивее мамы и меня, а именно меня и мамы, – и задала следующий вопрос, – и как только ваш отец справляется с таким большим количеством красивых людей в одной семье?

Олег, как всегда без утайки, ответил:

– Он всеми гордится, кроме меня, потому что я ему доставляю немало хлопот…

 

Здесь вошла в умывалку Лариса и сказала:

– Мила, теперь уже ребятам и вправду пора, уже двенадцать. Пошли, проводим их вниз. Они спустились с парнями в вестибюль. К счастью, дежурная отлучилась, и Олег со Стасом выскочили незамеченными.

Когда девушки поднялись по лестнице до своего этажа, Лариса сказала:

– Странные, право, у нас с тобой кавалеры, которые приходят только тогда, когда им вздумается. Тебе Олег не сказал, когда придёт?

– Нет.

Лариса разочарованно добавила:

– И мой – нет.

Милана не стала расстраивать её подробностями о том, где они болтались целую неделю, только добавила:

– Зато есть элемент неожиданности. Вспомни, как резко потеплело у нас в комнате после их появления, чуть ли не жарко стало, и вспомни, как мы мёрзли, когда их не было. А нам с тобой так вообще было отлично. Мы ведь с тобой отменно согрелись, не так ли?

Лариса предложила:

– Давай на кухню зайдём, постоим у окна.

Милана согласилась. Они подошли к окну, как раз у окна была большая чугунная батарея. Они остановились у неё, Лариса спросила:

– И как тебе Олег?

Мила ответила:

– Как мне Олег, говоришь? Как красивый и временный подарок, – она улыбнулась и добавила, –  как красивая вещь, которую мне дали подержать в руках, но на время. А через некоторое время её нужно будет вернуть или передать другому. Вот так примерно.

Лариса согласилась:

– Это ты точно сказала, только не другому, а другой. И у меня  такое ощущение, что  мы со Стасом полностью зависим от его пристрастий, то есть от отношения Олега к тебе. Как только Олег вильнёт в сторону, Стас тут же последует за ним. Так что, подружка, уж ты постарайся подольше интриговать его.

Милана отозвалась:

– Это, надо сказать, не так-то уж и легко. Ему всё время новые впечатления нужны, – и, как бы размышляя, добавила, – даже странно, что после того, как они где-то болтались целую неделю по новогодним вечеринкам, они ещё вспомнили о нас с тобой. Это уже почти что  достижение или маленькая победа над его многочисленными соблазнами. И здесь, к сожалению, слишком сложно повлиять на стечение тех или иных обстоятельств, ибо в любой момент ему может встретиться кто-то или что-то способное увлечь его воображение в большей степени, чем я. Насколько он привлекателен, настолько он и непредсказуем, – печально резюмировала она.

Так не очень радостные подружки постояли ещё некоторое время в кухне у батареи, словно каждая всё ещё мысленно переживала своё короткое свидание…

И поскольку следующее не было назначено ни той, ни другой, они молча вернулись в комнату.

                                                           ГЛАВА IV

 

Снова дни потянулись один за другим. Но не было ни Олега, ни Стаса. Вскоре началась зимняя сессия, и Милана полностью занялась сдачей зимней сессии. Она всегда училась только на «отлично» и в школе и в университете. И не могла даже подумать, что может быть как-то иначе. Будучи по натуре человеком внутренне собранным и целеустремлённым, теперь она только перед сном позволяла себе подумать и помечтать о нём,  он же, судя по всему, не очень-то утруждал себя воспоминаниями о ней. Иначе, не вёл бы себя так. И им с Ларисой ничего больше не оставалось, как надеяться на благоприятный случай, когда двум гулёнам некуда будет податься, и они вспомнят о двух подружках из университетской общаги.

Такие холёные, модные и к тому же необычайно привлекательные внешне парни в любой компании станут желанными гостями, на любой вечеринке, на любой молодёжной тусовке. Уже и сессия закончилась, которую Милана сдала как всегда на «отлично», но сладкой парочки всё не было.  У Миланы это было первое в жизни серьёзное увлечение. Прежде никому из парней не удавалось затронуть её сердце так  глубоко и основательно, хотя на вид Олег был насколько привлекательным, настолько же и поверхностным парнем.  Она это понимала, но думать о нём не переставала. После сессии она поехала домой на зимние каникулы, встречалась дома с одноклассниками, ходила на всякие молодёжные встречи, но такого парня, как Олег, с его поистине фатальной привлекательностью и дерзким обаянием, нигде встретить больше не могла.

И общалась с другими парнями просто как с друзьями, хотя очень многие из них были бы счастливы иметь более близкие отношения. Так, постоянно думая о нём, Милана провела зимние каникулы и вернулась на учёбу. Лариса, судя по всему, была внутренне охвачена аналогичными переживаниями. Когда они однажды остались одни в комнате, Мила сказала Ларисе:

– Очень жаль, что наши новые романы оказались такими короткими и у тебя, и у меня.

Лариса ответила:

– Так я же тебе говорила, что Стас будет приходить лишь до той поры, пока не надоест Олегу. Это и ёжику было  понятно.

Не успела она это договорить, как в дверь постучали. Милана сорвалась и помчалась к двери, открыла её. На пороге стоял один из студентов и сказал:

– Там, внизу, молодой парень спрашивает Милу.

У неё мгновенно волнение дошло до самого сердца, она сразу поняла, точнее, почувствовала, что это Олег. И, на ходу одеваясь, сказала Ларисе:

– Почему он один? Ладно, я побежала, узнаю, в чём там дело. Если что, приду за тобой.

Лариса лишь с надеждой посмотрела на неё, Милана добавила:

– Не переживай, если Олег один, я обязательно спрошу, где Стас.

Спустившись в вестибюль, она увидела, что Олег действительно сидит на продавленном выцветшем диване один и с грустным лицом, чего  за ним никогда прежде не водилось. Мила подошла к нему и спросила:

– А почему достойнейший из достойных один? Где Стас, твой верный Санчо Панса?

Олег сидел на диване в новых модных зимних ботинках, в новых джинсах и в тёплой куртке, его яркий пушистый шарф по-прежнему подчёркивал его выразительное лицо и особенно его яркие янтарные глаза.

Олег ответил:

– Папаша отправил его в гарнизон обучаться механике и вождению, чтобы мы не болтались без дела день и ночь.

Она села рядом на диван и снова спросила:

– А ты? Вы же всегда были вместе. И, скорее всего, все ВУЗы города прошли в поисках лучших девушек, – не удержалась она.

Олег как всегда без тени застенчивости ответил:

– Именно, моя дорогая, но лучше вас, как видишь, не нашли,  поэтому я здесь.

Слушая его вынужденный комплимент, Милана смотрела на его лицо с радостным замиранием сердца. В глаза очаровательного двадцатилетнего мужчины,  уже такого опытного в обращении с женщинами, как магнитом притягивающего к себе своей непонятной внутренней силой и властностью, что принято именовать одним словом  – харизма.

Олег немного помолчал и сказал:

– А у меня кратковременный отпуск, а потом я тоже вслед за Стасом загремлю в гарнизон.  Я пока остался в городе, потому что мои родители вместе с сестрёнкой уехали на пару недель в Минск, – наконец он улыбнулся, – а я на это время что-то вроде хранителя семейного очага.

Мила поинтересовалась:

– И как же ты теперь справишься с этой задачей без друга?

Олег вдруг  взял её обе руки в свои тёплые ладони и горячо зашептал:

– Нет, у меня не получится одному! Я пришёл за тобой, Милочка.

Милана невольно округлила глаза от удивления:

– Как это, за мной?! А почему ты решил, что я пойду с тобой?

Олег решительно встал и завёл её за небольшой выступ в коридоре, порывисто обнял, прижал к себе, затем горячо и страстно заговорил, причём так убедительно, как мог делать единственный мужчина на свете – только он:

– Милочка, дорогая моя, я тебя и пальцем не трону, вот увидишь! Но я вдруг поймал себя на мысли, что мне без тебя одиноко и, как видишь, примчался за тобой.

Она не выдержала и сказала с обидой:

– Да, странная же у тебя тоска по мне. Прямо приступообразная какая-то. Столько времени о тебе не было ни слуху, ни духу, а теперь ты вдруг внезапно затосковал, причём с такой силой, что даже делаешь мне абсурдное предложение. С чего это, интересно? Никто другой не подвернулся? – высказалась она прямо.

Он, как всегда, не стал ничего отрицать:

– Понимаешь, другие – это всё совсем не то. Меня что-то постоянно и непостижимо влечёт к тебе. Я и сам не могу понять в чём причина, – и он сделал предположение, – то ли это твоя непокорность, то ли внутреннее содержание, то ли твоя непохожесть на других. Я и сам не знаю, не могу точно ни  определить, ни объяснить этот неожиданный феномен даже для себя самого. Но где бы я ни был, я вдруг вспоминаю тебя, и мне хочется тебя тут же, сию же минуту, увидеть.

Милана со специальной издёвкой добавила за него:

– Да вот только идти далековато, поэтому всё-таки не столь сильно  хочется, а желание увидеть у такого парня, как ты, быстро притупляется.

Олег улыбнулся:

– Представляешь, мы с тобой ровесники, ты даже на год младше меня, а ты такая уже мудрая, как взрослая женщина. Я удивляюсь, в тебе нет ни капли легкомыслия, не то что во мне. В моей голове постоянно гуляет ветер, так утверждает отец. И я, пожалуй, вынужден с ним согласиться.

Милана улыбнулась:

– И эта пустая голова ни до чего больше не додумалась, как звать меня к себе с ночёвкой. Ты давай, Олежка, иди, уже поздно.

Он уверенно взял её за оба локтя  и не менее уверенно произнёс:

– Я без тебя никуда не пойду, вот увидишь! Просижу прямо здесь до утра. Я боюсь один оставаться в доме, ты это понимаешь? Правда!

Она с удивлением спросила:

– А почему ты решил, что из меня выйдет надёжная охрана? Я сама жуткая трусиха.

Олег тут же ухватился за краешек надежды и снова горячо заговорил:

– Так нас будет двое, Милочка! А с тобой я уже ничего не боюсь. Ни-че-го! –        азартно подтвердил он.

Она снова с сомнением в голосе спросила:

– Ты всё это серьёзно говоришь мне? Так пригласи лучше Стаса. Это же гораздо   проще для всех.

Олег сказал:

– Я же тебе уже говорил, что он сейчас в гарнизоне у отца, в горах.

И тут только она всерьёз подумала о его предложении. И в связи с этим о суровом материнском воспитании. Начиная с ранней юности, матушка упорно  твердила ей о том, что даже днём в квартиру к парню девушка не должна входить. А тут он откровенно предлагает провести с ним целую ночь. Такого прецедента у неё ещё никогда в жизни не было, и она откровенно растерялась. А Олег, чувствуя её колебания, удвоил напор по уговариванию:

– Мила, я тебе обещаю, что не стану трогать тебя, я же вижу, что ты непорочная девушка.

Она улыбнулась в ответ:

– Зато ты за нас двоих порочный. За себя и за меня.

Он тут же активно заверил её:

– Но на тебя мои пороки никак не распространятся, уверяю тебя. Мы будем спать в разных комнатах, если захочешь.

И она вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хочется подольше пообщаться с Олегом. Побыть вдвоём более длительное время, чем пара объятий в умывалке, после достаточно длительного его отсутствия.

К тому же Олег обладал просто феноменальной способностью чувствовать состояние женщины – это в мужчине природное! – и по мере того, как её сопротивляемость снижалась,  степень его уговоров возрастала. Никогда в жизни позднее ей не доводилось встречать мужчины, который мог бы  так убедительно, даже изощрённо и что называется всегда в тему уговаривать женщину. Он всё шептал и шептал ей слова искреннего заверения о том, что он её и пальцем не тронет без её согласия.

Она подумала: «Потому что такому парню, как он, ничего не стоит получить это самое согласие даже без дополнительных усилий». Затем с большой долей сомнения в голосе сказала:

– Не знаю, даже не знаю, что тебе сказать.

Олег сию же секунду подбодрил её:

– А ты ничего не говори. Пойди, оденься теплее и пошли. Возьмём мотор и поедем ко мне.

Она ещё раз спросила:

– Олег, ты хорошо обдумал свой поступок? Пойми, он может быть очень неприятным для нас обоих. Хотя, конечно, если я соглашусь, то ответственность за него можно разделить поровну.

Он снова улыбнулся своей обворожительной улыбкой и две едва заметные ямочки появились у него на щеках. А сам он  ещё увереннее сказал:

– Вот видишь, ты сама сказала поровну. Ты же сильная, неужели не справишься с половиной ответственности. И потом я понимаю, что такую девушку непросто будет на что-то уговорить. Давай, Милочка, не теряй времени, иди одевайся и пошли. Ничего не бойся!

Она с большой долей сомнения в душе, голосе и сознании ответила:

– Хорошо, если ты обещаешь не причинить мне зла,  я пойду.

Олег несказанно обрадовался, чуть ли не запрыгал на месте, как ребёнок, чуть ли не захлопал в ладоши. Все эти чувства мгновенно отразились в его глазах. Видно было, что он не был до конца уверен, что эта авантюра у него осуществится, и что она пойдёт к нему домой. Он сказал, как шестилетний мальчик, которому только что подарили велосипед:

– Чудесно! Молодец! Иди быстрее одевайся и пошли. Я тебе обещаю, что ничего с тобой не случится.

Пока Милана поднималась по лестнице на второй этаж, она подумала: «Эх, кому ты веришь? Нашла, кому верить. Она, видите ли, поверила парню, да ещё такому красивому, на слово, что он её не тронет. Свежо предание, да верится с трудом! Они всё что угодно пообещают тебе, даже звезду или саму луну, лишь бы осуществился их собственный замысел. Тем более что половина ответственности уже изначально переложена на твои плечи…»

Тем временем она поднялась к себе в комнату и сказала Ларисе:

– Меня Олег зовёт к себе домой, представляешь?

У Ларисы от удивления чуть ли не вылезли из орбит глаза, она только и спросила:

– И ты пойдёшь?! И ты вправду не побоишься?

Милана вдруг почувствовала, насколько остудила её пыл и готовность пойти к Олегу  этими своими вопросами Лариса. Затем Милана постаралась отвлечь внимание Ларисы на её собственную тематику, сообщив ей, что Стаса отец отправил в гарнизон изучать водительское дело, и что скоро  Олег тоже туда же отправится.

Собирая портфель и одеваясь, Милана ответила Ларисе:

– А, будь что будет! Всё равно надо когда-то начинать. Потеряю девственность, так хотя с парнем, который мне действительно нравится. А что делать? Будь что будет. Случится, так случится, мне уже двадцатый год. Вон Светка давно уже живёт с мужчинами.

Лариса, тоже горячая сторонница девственности, с тревогой спросила:

– А как же замужество? Ты же сама видела, как рыдала Лена, бывшая пятикурсница, когда её кинул парень, а её жених ей не простил. А вдруг ты встретишь парня, который тебе тоже этого не простит? А это сокровище это же однодневка, подумай хорошо. Сама видишь, у него ветер в голове, сразу видно, кроме красоты ничего в башке нет, – уверенно резюмировала она.

Милана рассмеялась, надевая шапку и поправляя шарф:

– Лорик, а он этого и не скрывает, от этого он девушкам не меньше мил, в том числе и такой серьёзной барышне, как я.  Ну ладно, я пошла.

 

 

                                                           ГЛАВА V

 

Когда Милана спустилась вниз, и Олег увидел, что она не шутит и действительно идёт с ним, он просто просиял от радости. Он протянул ей руку и с видом достойнейшего джентльмена, словно сразу повзрослел на несколько лет от только что приобретённого чувства ответственности, повёл её к выходу. Он тормознул мотор, и они поехали к нему домой.

Милана старалась на всякий случай запоминать дорогу, но дом, где жил Олег с родителями, находился практически в центре города, то есть совсем недалеко от центральной улицы, которая когда-то называлась улицей «22 партсъезда» и которую вся столичная молодёжь называла бродом. На «брод» в субботние и воскресные дни стекалась вся молодёжь города, чтобы найти друг друга или повстречаться и познакомиться с кем-то новым.

 

Мила со Светланой часто ходили сюда в выходные дни. Сама Светлана была кореянкой, но имела какую-то странную слабость к неграм. Ей удавалось выискивать какие-то диковинные экземпляры. В ту пору в Бишкеке, в лётном училище, обучалось много студентов из различных африканских стран. И вот во время одной из прогулок по «броду» Светлана заприметила одного красавца-негра и постоянно с тех пор таскала Милану за собой, чтобы только увидеть его.

Этот молодой мужчина был действительно настолько хорош собой, что на него нельзя было не обратить внимания.  Негр был и в самом деле, можно сказать,  уникальным, даже диковинным экземпляром: высокий, стройный, лет тридцати пяти, всегда с иголочки одетый и имеющий необыкновенно привлекательные черты лица. Небольшой, не приплюснутый, а идеальной формы нос, не слишком большие и яркие губы и действительно большие и выразительные глаза. О причёске и говорить нечего, он был коротко пострижен, так, что его голова всегда была в идеальной форме, завиток к завитку, точнее, волосок к волоску. Сразу по всему его внешнему виду можно было определить, что он относится к какому-то очень высокому  и элитному роду.

Хоть он и не белая косточка внешне, но внутри уж точно голубая кровь. Он «заводил» своим внешним видом всю «бродовскую» публику, особенно молодых девушек и женщин. Невероятно интриговал их тем, что ни разу никто не видел его с какой-нибудь девушкой, женщиной или в компании себе подобных. Всякий раз он был неизменно один, держа в руке свёрнутый журнал или газету, сложенную вдвое. На длинных, по-негритянски стройных ногах он, словно по подиуму, пару раз проходил по броду туда- сюда упругой кошачьей походкой, лишь слегка покачивая при ходьбе  узкими стройными бёдрами, запаляя тем самым неуёмное воображение девушек и особенно женщин всех мастей и национальностей. И вся женская половина так же неизменно, несмотря на предпочтение им  одиночества, смотрела ему вслед долгими вожделенными взглядами.

Но этот мужчина с завораживающей внешностью ни с кем никогда даже не останавливался, он был всегда один.

 

Пока они ехали с Олегом по центральной улице города, Милане почему-то  вспомнился этот эпизод. Но сейчас была зима, и они ехали к Олегу домой. На душе у неё было почему-то спокойно. Она как бы доверилась судьбе. Ехать пришлось недолго. Олег рассчитался с водителем,  открыл дверь машины, подал ей руку и галантным жестом предложил ей войти в дверь подъезда. Они поднялись на третий этаж, у неё внезапно появилось чувство тревоги, но она постаралась отбросить его, потому что Олег, словно почувствовав её тревогу, тут же обнял её за талию и нежно прижал к себе: «Дескать, мол, не дрейфь!».

Он открыл дверь квартиры и с гордым видом предложил ей войти. Когда Мила вошла в квартиру, поняла, что  ему было чем гордиться. Такой поистине шикарной и богато обставленной квартиры она ни разу в жизни ещё не видела. Сразу по всей обстановке чувствовалось, что папик его был не просто военным, а имел какой-то очень важный чин. Она невольно вспомнила обстановку в доме одного из сокурсников, куда они приходили на чай целой молодёжной компанией. Отец Арсения был то ли деканом, то ли ректором одного из столичных ВУЗов, но их квартира была намного скромнее.

А здесь сразу чувствовался финансовый размах отца и безупречный вкус матери Олега. Во всей квартире, отличающейся полнейшим и идеальным порядком, чувствовался какой-то тонкий и едва уловимый аромат, скорее всего дорогого парфюма матери Олега, всё ещё витающий в квартире, даже после её отъезда. Известно, что даже вещи, висящие  в шифоньере, продолжают распространять аромат особенно дорогих духов.  Известно и то, что у молодых нюх наиотличнейший! И у мужчин и у женщин.

Олег помог ей снять шубку, шапку с шарфом и, радуясь произведённому на неё впечатлению от их квартиры, пригласил её в гостиную. Мила вошла в гостиную и села в большое кожаное кресло, предложенное ей Олегом.

Олег сказал:

– Ты пока посмотри журналы, у мамы вон их сколько, а я пойду и приготовлю нам на ужин потрясающую яичницу, – и он, весело сверкнув своими янтарными глазами,  добавил, – правда, это единственное, что я умею готовить.

Мила застенчиво улыбнулась и ответила:

– Но ты же сам сказал, что она потрясающая, а это уже не мало.

Олег включил телевизор и пошёл на кухню. Милана осмотрелась. В гостиной стояла очень дорогая по тем временам мебель, инкрустированная деревом более светлого оттенка. Она ещё раз отметила про себя, что везде просто идеальный порядок. Даже журналы на нижнем ярусе прозрачного журнального столика  лежали аккуратными стопками. На стенах висели три картины в золочёных рамах. С гардин на окнах свисал красивый кружевной тюль, задрапированный по бокам шторами из тяжёлого шёлка, прихваченными по бокам двойными шёлковыми кистями. Довольно высокий шкаф был  полностью  заставлен хрустальной посудой: рюмками, фужерами, вазами и салатницами. И везде царила идеальная чистота. На светлом, во всю стену ковре висели крест-накрест две настоящие боевые сабли в красивых металлических чеканных чехлах. Милана подумала: «Видно, кем-то подаренные».

На полу во всю комнату – тоже светлый пушистый ковёр, но что больше всего впечатлило Милану в интерьере, это две необыкновенной красоты большие напольные вазы. Одна фарфоровая, а другая с затейливым орнаментом почти по всей поверхности, выполненная из какого-то металла. Из гостиной две двери вели в другие комнаты. И она определила, что одна из них – это комната родителей.  Большая и широкая кровать  была застелена стёганым покрывалом с оборками, у изголовья кровати лежали  такого же цвета подушки, точнее, они были в ряд установлены у спинки кровати. А вторая комната, поменьше, это была, видно, комната Олега и сестрёнки. На довольно широких тумбочках гостиного гарнитура стояла дорогая  аудио и видео аппаратура. В углу, на специальной подставке стоял большой телевизор «Sony».

Милана снова невольно подумала: «Да, крутая семья у Олежки». И почему-то сникла. Может быть потому, что сама ничего подобного никогда не видела, а может быть потому, что парень, живущий в таком достатке, почти роскоши, редко обладает собственной целеустремлённостью. Он с детства привыкает к тому, что всё у него появляется, словно по мановению волшебной палочки, и собственная инициативность мало-помалу атрофируется у него с самого детства. Став взрослым, он, как правило, озабочен только тем, как бы куда-то повыгоднее пристроиться, чтобы опять-таки, не прилагая практически никаких усилий, иметь в жизни нечто подобное своему прежнему семейному достатку.

Но затем с чувством самоиронии, что было  здоровым отличительным качеством её характера, подумала: «Милочка, а кто тебя зовёт в эту семью? Никто не звал, поэтому не обжигайся!»

Пока Олег что-то химичил на кухне, она попросила:

– Олежка, а можно мне посмотреть твой альбом с фотографиями?

Он ответил из кухни довольным голосом:

– Сейчас, только  вымою руки и дам тебе альбом.

Милана встала и вошла на кухню. Кухня тоже блестела чистотой и уютом. В ней имелось всё, что необходимо рачительной и состоятельной хозяйке: от кухонного гарнитура светлого дерева до многочисленных кухонных приспособлений и комбайнов. На окне висели яркие шторы, так же схваченные по боками шнурами. Привлекала взгляд дорогая кухонная утварь и многочисленные яркие прихватки. Но стоило ей только отвести взгляд от интерьера, и она увидела нечто ещё более пикантное. Олег стоял к ней спиной, но весь прикол был в том, что правая штанина его новых джинсов была словно лезвием разрезана чуть ниже ягодицы. И через этот довольно длинный разрез  была видна его упругая накачанная молодая и крепкая ляжка с тёмными волосками. Милана, словно зачарованная, естественно на насколько секунд замерла от этой неожиданной и весьма пикантной картины и даже потеряла дар речи, как молодой гусар от женской груди. События происходили ещё в то время, когда молодёжь не ходила в порезанных джинсах. В шутку можно предположить, что  от этого «выпендрёжа» Олега и пошла та мода?!  Милана в полной прострации смотрела на обнажённую полоску его тела.

Олег прекрасно понимал по тому, что её песня буквально замерла на губах, куда полностью приковано её внимание, затем с лёгкой ехидцей спросил:

– Что, нравится? Любуетесь, мадмуазель, потрясающей красотой увиденного?

Она отвела взгляд от его ноги и, несколько замешкавшись от смущения, спросила:

– Ты ч-ч-что имеешь в виду?

Олег весело рассмеялся:

– Что же я могу иметь в виду, радость моя, кроме того, что ты не можешь оторвать           взгляд от моей молодой и потрясающе аппетитной ляжки?

Это был очевидный факт, она не стала отнекиваться и с искренним удивлением в голосе спросила:

– А откуда у тебя на новых джинсах такая дырка появилась, они же совсем новые? Давай я тебе их зашью, я умею. Я сделаю это очень аккуратно, пока края разреза ровные, не растрепались. Они у тебя словно лезвием разрезаны.

Олег снова рассмеялся:

– Тебе не откажешь в наблюдательности, дорогая моя. Именно лезвием я и сделал разрез в этом месте.

Мила, всплеснув руками, в крайнем недоумении воскликнула:

– Да как ты мог?! Да как ты на это решился? Уму непостижимо, собственными руками сознательно испортить такие красивые джинсы? Это невиданно, – и она с искренним гневом продолжала, – ну ты и ветреный оригинал! Я просто поверить в эту глупость не могу! Студенты у нас по три месяца вкалывают в строй отряде, копят деньги, чтобы купить такие джинсы, а ты взял и только по собственной блажи испортил  их. Но зачем? – продолжала она свой искренний и гневный монолог, –  никто другой не стал бы их полосовать лезвием. Вот уж верно сказано:  то, что добыто не собственным трудом, никогда не ценится. Если бы ты попахал в стройотряде всё лето, потаскал бы кирпичи на строительстве кошар под солнцем и пылью,  ты бы никогда этого не сделал. А так у тебя, конечно же, не дрогнула рука. Дай, я тебе их зашью, пока разрез свежий, – повторила она.

Олег выслушал её, развернувшись к ней, после этого опять демонстративно повернулся к столу, на котором резал хлеб, тем самым давая гостье возможность снова полюбоваться своей упругой ляжкой, затем сказал:

– Ладно, моя потрясающая моралистка, стоило ли тогда огород городить? Я ведь добился своего, вид моей обнажённой ноги привёл тебя, видишь в какое, – он видно хотел сказать возбуждение, но сказал, – оживление. Что и требовалось доказать. Идём, я дам тебе альбом с фотографиями, а сам доделаю ужин и приглашу тебя к столу.

Олег подал ей большой альбом с фотографиями в кожаном переплёте, и она с головой погрузилась в это занятие. Миле, естественно, было чрезвычайно интересно всё, что было связано с ним, потому что он ей нравился всё больше и больше. Она с неослабевающим интересом рассматривала его школьные и студенческие фотографии.

Милана в жизни своей ни разу не взяла ничего чужого, но здесь её душа не выдержала, когда она увидела два вида фотографий по три штуки каждая. Соблазн одержал верх, ей так хотелось иметь фотографию любимого парня у себя. А если попросить, он сразу поймёт, что он ей небезразличен. Она взяла по одной фотографии из тех, которые были по три экземпляра. И сделала это, нисколько не раскаиваясь. Не с угрызениями совести, а с радостью, что у неё будет теперь возможность любоваться любимым лицом, когда пожелает. Подумать только – в любое время!

Так оно и было затем. Эти фотографии доставляли ей столько радости, когда она ими любовалась тайком от всех. С той только разницей, что и у неё самую красивую фотографию Олега стянул кто-то из девчонок, скорее всего Лариска, потому что и она была увлечена Олегом, когда Стаса отец отправил снова в Минск. А сейчас она с огромнейшим удовольствием рассматривала все его фотографии, хотя, как правило, семейные фотографии интересны только для членов семьи.

В это же самое время из кухни доносился невообразимо вкусный запах, и она снова направилась в кухню.

Не успела она раскрыть рот, как Олег сказал:

– Вот видишь, тебя опять потянуло полюбоваться этой потрясающе живописной картинкой на моих джинсах, – и он, с довольной улыбкой взглянув на неё, добавил, – иначе как бы я смог привлечь твоё внимание? А так ты продолжаешь ублажать меня, глядя на мою стройную, необычайно привлекательную и даже в высшей степени сексуальную ляжку.

Мила сказала в смущении:

– С чего ты взял?

– А с того, что ты, несмотря на свою природную застенчивость, всё же не отводишь взгляда от моей ноги. К тому же я стою спиной и никоим образом не смущаю тебя, – вольно констатировал он ситуацию.

Она спросила:

– Не думаю, чтобы у тебя не хватило ума каким-то более цивилизованным способом привлечь моё внимание.

На что он резонно заметил:

– Э, нет, моя дорогая, только это впечатление и оставит в твоей памяти неизгладимый след. Внимание такой девушки, как ты, вряд ли удастся привлечь каким-то традиционным, более тривиальным способом.

В этом он был, несомненно, прав, ибо так оно и было, но сейчас Мила примирительно ответила:

– Ты что же, так и будешь теперь стоять ко мне спиной? Мне и лицо твоё нравится, на всякий случай.

Он резко обернулся и спросил, глядя ей прямо в глаза:

– Правда? Вот не ожидал! Но это же потрясающе! Итак, всё готово! – радостно воскликнул он, – прошу вас, мадмуазель, к столу. Салатики мамины открыл, я думаю, она на меня не обидится, всё-таки я угощаю ими приличную барышню, – затем добавил, – у нас их на даче полным-полно.

Олег точно знал, что она должным образом прореагирует и на такой атрибут их семейного благополучия, как дача.

На столе действительно стояла его фирменная яичница с ветчиной и два-три салата из осенних овощных заготовок. Милана обратила внимание, что стол Олег накрыл вполне профессионально, вовсе не прибегая к её помощи. Но она вдруг почувствовала нарастающую внутреннюю тревогу по поводу того, что последует после ужина, памятуя о том, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке.

Чтобы немного снизить нарастающую тревогу, особенно на фоне того, что Олег становился всё более и более оживлённым, она сказала:

– А мама у тебя действительно настоящая красавица, и я теперь увидела, что ты – её точная копия, хотя и твой отец на фотографиях в альбоме выглядит очень импозантно. Я в званиях совершенно не разбираюсь, но что у него на погонах большие звёздочки, это я увидела, – она смущённо добавила, – насколько я знаю, чем выше чин, тем крупнее звёзды. Правда, это?

Олег довольно рассмеялся, но хвастать этим не стал, вместо этого спросил:

– А сестричка моя?! Видела, какая она у меня красавица?

Мила с готовностью ответила:

– Да, настоящая маленькая принцесса, особенно на последних фотографиях.

 

Они сидели вдвоём и мирно ужинали, вдруг Олег спросил:

– А хочешь рюмку коньяку?

У Миланы тут же от страха округлились глаза, словно этот вопрос означал переход к активным боевым действиям, поскольку событие происходило в доме кадрового военного. И она с неподдельным страхом выпалила:

– Нет! Ни за что! Я не пью.

Он спокойно улыбнулся и заверил её:

– Да не переживай ты так! Не пугайся, я же вижу, как у тебя забилось сердечко, как у зайчишки, я же тебе обещал, что не будет никакого насилия, – и, пикантно улыбнувшись при этом, добавил, – если ты не захочешь.

Милана с неподдельным страхом подумала: «Все вы так говорите с самого начала». И это его «если не захочешь» всё же предусматривало, видимо, начало активных действий. От этих его слов у неё полностью пропал аппетит. Милане было не по себе ещё и оттого, что Олег,  будучи достаточно искушённым в подобных вещах, отлично видел и понимал, что с ней происходит.  Чтобы сгладить возникшее напряжение, она спросила:

– А можно мне помыть руки?

Олег, видя, что она в абсолютном смущении, с улыбкой сказал:

– Разумеется. Мама и меня всегда приучала мыть руки, но только перед едой.

Но Миле было уже не до его шуточек, когда она вошла в ванную комнату. В большой ванной комнате  был тоже идеальный порядок. Стены ванной комнаты до самого верха были отделаны голубым кафелем с модным рисунком. Верхнюю часть которого заканчивали узкие полоски кафеля с цветочным орнаментом. Перед раковиной висело большое овальное зеркало с полочкой, на которой было видимо-невидимо всяческих красивых флаконов с кремами, тониками и лосьонами, отчего в ванной комнате постоянно держался свежий и приятный аромат дорогой косметики и парфюмерии.

Но Милана, созерцая всё это великолепие богатой семьи, лишь со страхом подумала: «Вот бы мне здесь закрыться изнутри и просидеть до утра?! Но, видимо, это несерьёзно, сама же пришла».

Когда Мила вышла из ванной комнаты, увидела, что Олег всё убрал со стола, помыл всю посуду и поставил её на сушилку. Она снова невольно подумала: «Молодец мама, приучила сыночка к порядку». Затем она прошла в гостиную, села в кресло и снова от нечего делать начала листать альбом, который она уже просмотрела не один раз и даже знала, имея хорошую зрительную память, на какой странице какие фотографии.

Тем временем Олег молча прошёл в спальню родителей. Она сразу почувствовала, как между ними увеличивается дистанция: трещина или пропасть отчуждения с её стороны, и она мгновенно сжалась в комок от страха. Наступал момент истины для него и момент расплаты для неё. Времени было уже за полночь, а ночью все чувства обостряются. Милана почувствовала, что от нервного напряжения  её зубы вот-вот начнут отплясывать чечётку.

Несколько минут спустя Олег вышел из родительской спальни в шёлковом бордовом халате отца, и Мила обратила внимание, что он уже без брюк и рубашки, только в халате.

Она увидела в проёме двери часть родительской спальни, кровать была расстелена. Олег облокотился о косяк и театральным жестом сказа ей:

– Прошу вас, постель разобрана!

Мила внутренне задрожала, как былинка на ветру, но твёрдо сказала, или ей так казалось, что твёрдо:

– Олег, ты что, совсем совесть потерял, что ли? Как можно в святая святых – спальню своих родителей, приглашать незнакомого человека? Или для тебя это уже привычно и ты всех приглашаешь туда в их отсутствие?

Он даже слегка смешался от этой гневной тирады, затем, слегка придя в себя, ответил вопросом на вопрос:

– Вас что, эта ситуация смущает?

У неё было несколько секунд, чтобы опомниться, и она снова пошла в наступление:

– Ещё как смущает! И любую девушку смутило бы, которая не совсем потеряла стыд и совесть. К тому же такое неуважение к своим собственным родителям кого хочешь смутило бы. Чего ради ты зовёшь меня в постель родителей, если рядом твоя комната? А родительская спальня должна быть святыней для порядочного сына.

Олег молча слушал её гневные сентенции, она перевела дух и не менее энергично продолжила:

– Но я, и ты это отлично знаешь,  не гулящая девушка с улицы (она не решилась сказать «мелкая шлюшка»), и хоть не знаю твоих родителей, я никогда не осмелюсь переступить порог их спальни на том основании, что ты их сын и ты мне нравишься.

Эти слова слегка поумерили его пыл, а она продолжала:

– Во всяком случае, Олег, да будет тебе известно, я бы в жизни не пригласила тебя в постель своих родителей. Ни за что!  Или тебя этому не учили?

Олег с лёгкой усмешкой и отстранённо сказал:

– Ба, да вы ещё и моралистка! Так что, пойдём спать или станете продолжать свои пламенные речи?

Она собралась с духом и твёрдо ответила:

– Нет, спасибо! Я здесь останусь, посижу на диване до утра, а утром уйду.

Вдруг Олег совершенно неожиданно для неё предложил:

– Зачем же на диване, для этой цели есть моя постель. Я тебе её сейчас постелю,   ложись там.

Он прошёл в свою комнату, действительно расстелил постель и деловито сказал:

– Вот, пожалуйста! Прошу вас, устраивайтесь и ничего не бойтесь. А я пойду в спальню родителей, – и с издёвкой в голосе спросил, – надеюсь, вы мне позволите спать в постели моих родителей?

И не дожидаясь ответа, он решительно вошёл в спальню, плотно закрыв за собой             дверь.

 

Милана ещё некоторое время посидела в кресле, ожидая дальнейших действий и событий, но дверь в спальню не открывалась. Она посмотрела на большие настенные часы, на которые падал свет от уличных фонарей, было два часа ночи. Затем, как только постепенно стала утихать внутренняя тревога, глаза от всех пережитых волнений сами по себе начали закрываться. Часы мирно и мерно отстукивали время. Она тихонько прошла в его комнату. Обычная обстановка для детской. Письменный стол с аппаратурой, шифоньер и две кровати. Одна кровать Олега и вторая – сестрёнки. Свет от уличных фонарей падал и в эту комнату. Милана подумала: «Сниму-ка я только джинсы, колготки чистые. Останусь в них и в блузке. Так и сделала. Легла в его постель и накрылась одеялом.  От его подушки исходил тонкий запах его лосьона и его волос, от этого желанного запаха она вдруг пришла в лёгкое смятение и даже изумление.

Любимый ею парень,  в чьей квартире она так внезапно оказалась, спит в этой самой кровати, где она сейчас, под этим самым пушистым пледом. Как ни странно, она от этих  глубинных и невероятно приятных внутренних эмоций очень быстро расслабилась. И более того, вспомнив, как нежно он обнимал её  в новогоднюю ночь в постели Татьяны, начала почему-то ждать, что он придёт и так же нежно обнимет её.  А он, видимо, ждал, что именно она не выдержит и придёт к нему.

Но о том, чтобы идти к нему в спальню родителей, не могло быть и речи. Хотя в его постели с нею начала происходить не менее странная метаморфоза, скорее даже на подсознательном уровне. Она отчётливо чувствовала его постоянное стремление к ней, и её молодое тело, невольно настроившись на его чувственную волну, начало звучать каким-то странным и неведомым для неё образом. Непривычно и потому особенно волнующе! Ей уже настолько хотелось, чтобы он пришёл именно к ней в постель, что впору было позвать его, но она знала, что не сделает этого. Так и получилось, что сначала она дрожала от страха, там было не до желаний, затем хотела, чтобы он пришёл, но он не пришёл.

К утру она задремала, видимо, после того, как уснул он, и больше не тревожил,  не тянул её к себе  своими мыслями и желанием. Вместо реальности ей приснился чудесный сон, в котором воплотились её желания, ей снилось, что он всё же пришёл, был ласков и необычайно нежен с нею. Ласкал её так, что его ласки не вызывали в ней никакого протеста или страха. Наоборот, она сама готова была снять с себя остальную одежду, потому что её душа и тело  растворялись в его страстных поцелуях. И в неизведанных доселе  ощущениях: будто бы наяву свершалось таинство, когда девушка становится женщиной.

Когда же она пришла в себя от этого блаженства, которое она только  испытала, то ей не хотелось открывать глаза, чтобы не возвращаться в реальность одиночества. Ей невыносимо хотелось снова погрузиться в эти необычные сладостные чувственные ощущения, когда к тебе прикасается атласная кожа сильного и молодого мужчины, страстного и умелого в ласке…

Но, осознав, что всё это был только сон в его постели, а самого его по-прежнему нет, Милана взглянула в окно. Начало светать. «Так быстро! Уже утро», – почему-то с досадой подумала она оттого, что его не было рядом. Она встала, надела джинсы,  заправила постель и вышла в гостиную. Дверь в спальню родителей Олега была по-прежнему плотно закрыта. Она не знала, стоит ли постучать в дверь, чтобы сказать ему: «До свидания» или уйти так. Но стучать в дверь всё же не решилась, хоть и постояла у его двери пару минут. Затем так же тихо оделась и пошла к выходу. Ей показалось, что защёлка английского замка на входной двери щёлкнула слишком холодно и прощально, когда дверь захлопнулась за ней, словно прощальный звук в их отношениях.

Мила вышла во двор и направилась к центральной улице. На улице стоял довольно сильный мороз, снежок характерно похрустывал под сапогами. Она плотнее закуталась шарфом, и под  мерное поскрипывание своих шагов невесело подумала: «Странно как-то всё получается, парень из хорошей семьи, воспитанный, вежливый, такой красивый и хороший, а какое-то недопонимание между нами, как в той знамений басне Крылова про лебедя, рака и щуку, и уже с улыбкой додумала, –  ну я-то точно рак, потому что пячусь назад. А он кто, интересно, лебедь, что стремится вверх, или щука, что стремится в тину? Но если не слопал ночью, значит, и не щука. Затем, вспомнив, что он не пришёл ночью, произнесла уже вслух:

– Но и на лебедя не похож.

И ей вдруг стало так хорошо оттого, что в портфеле лежат две его фотографии, и она сможет сколько угодно любоваться его несравненными янтарными глазами! К тому же она столько времени провела рядом с ним и он, не отвлекаясь на других девушек, как он это делал обычно, столько времени уделил только ей одной! Она даже спала в его постели и вдыхала аромат его кожи, да ещё и нетронутой вернулась с ратного поля…

 

Дежурная очень удивилась, увидев такую примерную во всех отношениях и домашнюю девушку, как Милана, столь рано возвращающуюся в общежитие. Дежурная ничего не спросила, но Мила, как это часто бывает, что на виноватом и шапка горит, ответила ей, проходя мимо:

– Я у тётушки была, а утром мне на первую пару.

Поднялась к себе в комнату. Дверь ей, как настоящий друг, открыла Лариса и тревожным шёпотом спросила с порога:

– Ну, как?

Мила тихо ответила смешливой скороговоркой:

– Да цела я, цела, как и была!

Лариска облегчённо вздохнула:

– Слава Богу! Но вид у тебя при этом не очень счастливый.

Мила снова прошептала:

– Ты хочешь сказать, что если бы это было наоборот, то вид бы у меня был более довольный?! – Затем, раздеваясь, добавила. – Хотя кто знает? Одно с другим нужно как минимум сравнить, чтобы узнать точный ответ. Ну, всё! Ложимся спать, я на первую пару не пойду. В кои-то веки устрою себе выходной, он мне нынче полагается за огромное количество сгоревшей напрасно энергии.

 

                                                           ГЛАВА  VI

 

И снова потянулись дни без Олега. Хотя остальная жизнь шла своим чередом. Но в обычной  жизни прилежной студентки разве бывает какое-то особенное разнообразие? Аудитория-общага, общага-аудитория. Хотя все её мысли, подобно спутнику какого-нибудь светила, постоянно вращались вокруг него. Одна радость, что она могла, тайком развернув плотную бумагу, сколько угодно смотреть на его фотографии.

Когда она уезжала домой на выходные, то и там ни встречи с одноклассниками, ни вечеринки, ни танцы не приносили ей радости. Бывало даже, что она удивляла маму тем, что и вовсе перестала рваться на какое-нибудь молодёжное мероприятие, как раньше, а оставалась дома, с родителями.

Но таков уж один из законов Вселенной, что если ты очень сильно, всей своей душой, всеми мыслями и чувствами ждёшь какого-то события, то оно рано или поздно случается. Лучше, конечно, рано, а не поздно. Как-то после возвращения её из дома Олег, наконец, «нарисовался». Мила слегка смутилась своих неухоженных ногтей, потому что  помогала матери «генералить» и ещё не успела сбегать и привести ногти в порядок.

Не все  ещё вернулись с зимних каникул, и в комнате была  только Маринка. Но она почувствовала по напряжённому выражению лица Миланы, что ей лучше куда-либо исчезнуть. Так она, понятливая, и сделала.  Как только они остались одни с Олегом, он сразу спросил, точнее, перешёл в наступление:

– И что же ты, Мила, не попрощалась со мной, когда уходила от меня? Я вроде тебя ничем не обидел. И слово своё не трогать тебя сдержал. Или ты обиделась на что-то ещё?

Она, переполненная радостью оттого, что снова видит его, сказала:

– Нет, что ты, ни на что не обиделась. Наоборот, спасибо тебе большое за всё. Ты очень хорошо встретил меня и угостил. А не попрощалась я потому, что не решилась разбудить тебя, – она доверительно улыбнулась, – я просто постояла у двери, но у меня не хватило духу постучать. И потом, я же знаю, какой утром сладкий сон, особенно после непростой ночи.

Олег согласительно произнёс:

– Тогда ладно, прощаю тебя.

Она добавила:

– А знаешь, как я бужу себя, когда мне приходится рано вставать на практику?

Он улыбнулся, удовлетворённый её предыдущим ответом и машинально повторил:

– Как, интересно? Может быть, возьму твой опыт на вооружение?

Она продолжила:

– Я, как только нужно вставать, а сил нет вылезти из-под одеяла, особенно в холодной комнате,  начинаю про себя считать сто, девяносто девять и так далее…  Пока считаю большие цифры, продолжаю досыпать, затем по мере того, как они тают, постепенно просыпаюсь и как только этот обратный отсчёт доходит до трёх, на счёт три резко откидываю одеяло и встаю.

Олег искренне рассмеялся:

– О, нет! Это мне не подходит! Эта методика не для меня. При ней ведь нужно сильную волю иметь. Это не для меня, – уверенно повторил он, – я бы начал с единицы и уже на счёт двадцать снова сладко заснул.

Милана улыбнулась:

– Так ведь ты же изнеженный маменькин сыночек,  сам этого не отрицаешь. А мне рано самостоятельной пришлось стать, чтобы чему-то научиться и чего-то добиться.

Он, с интересом вскинул на неё глаза, и тут же спросил:

– Чему же ты научилась и чего добилась, интересно мне знать?

Мила, с лёгкой издёвкой в голосе, ответила:

– Пожалуй, ещё немногого добилась но, во всяком случае, – уверенно добавила она, – я все сессии сдаю на «отлично» и не в академке. К тому же во всякие истории стараюсь не влипать, – и тут же поумерив пыл, более дружелюбно добавила, – но, сознаюсь, мой поход к тебе, да ещё и с ночёвкой – это верх неблагоразумия для такой серьёзной девушки, как я.  Мне просто повезло, что ты оказался джентльменом и сдержал своё слово.

Олег без тени обиды сказал:

– Знаешь, как мне приятно слышать именно от тебя, что ты назвала меня джентльменом?! Поэтому я приглашаю тебя завтра в кино в дом офицеров. Там будет демонстрироваться замечательный двухсерийный фильм «Моя прекрасная леди». Он хоть и старый, но мои родители были от него в своё время просто в восторге. Хочешь пойти?

Милана быстро отозвалась:

– Спасибо. Не откажусь. А во сколько?

– В семь часов. Я буду тебя ждать. Куплю билеты и буду тебя ждать, – повторил он, – а сейчас мне пора идти. Прилетают родители из Минска, мне нужно убрать в доме и встретить их.

Мила ответила:

– Хорошо, завтра в семь увидимся.

Олег улыбнулся ей и вышел, а она осталась с самыми что ни на есть радужными надеждами и в прекрасном расположении духа. Ещё бы! Любимый парень в первый раз назначил ей самое настоящее свидание! Мила ждала завтрашний день и особенно вечер с таким неистовым нетерпением, которое свойственно  лишь молодой девушке. Она не часы, а минуты считала до встречи с ним.

К тому времени все молодые ребята-студенты и в общежитии и на курсе вообще перестали существовать для неё, хотя она продолжала общаться  с ними и поддерживать дружеские отношения, но даже думать не могла о свидании с кем-нибудь из них. Она сама была серьёзной, на редкость красивой девушкой, и многие ребята лишь мечтали о том, чтобы назначить ей свидание. Но ей нравился по-настоящему только Олег.

 

Наконец наступил долгожданный вечер. В тот сезон были в моде белые ажурные колготки. И ей привезли такие колготки из Москвы. Потому что в их столице, из-под полы, они стоили в три раза дороже, поскольку это было время великих возможностей для различного рода фарцовщиков. Всё перепродавалось в «три дорога».

А тут Лариса летела из Мурманска через Москву и купила ей белые ажурные колготки. Мила берегла их для какого-либо особо торжественного случая. И, наконец, этот случай настал. Ей родители недавно купили чёрную мутоновую шубку, которая прямо сияла под солнцем. И сейчас она с удовольствием надела её. Её наряд дополняли  чёрные высокие сапоги, которые ей тоже достали по блату, белые шапка, шарф и гвоздь программы – белые ажурные колготки на стройных девичьих ногах. В этом наряде она даже сама себя посчитала неотразимой. И Олег, будучи избалованным сыночком очень обеспеченных родителей, наверняка будет доволен  её внешним видом.

На столь долгожданное свидание она не шла, а буквально летела на крыльях радостного возбуждения. Легко добежала от общежития до центральной улицы и направилась вверх к Дому офицеров, где должен ждать её Олег. Она легко представила, как он, окинув её довольным взглядом, непременно скажет: «Ты выглядишь сегодня просто потрясающе!» И как она будет рада услышать это от него.

Несмотря на то, что на асфальте был довольно сильный гололёд, да ещё и припорошенный снежком, она ни разу даже не поскользнулась, хоть её сапоги были на чисто кожаной подошве. Она стала лёгкой, словно пёрышко, не шла, а едва касалась ногами обледенелого тротуара.  Словно  какая-то возвышенная энергия несла её на это столько долгожданное свидание…

Уже подходя к дому офицеров, она начала среди собравшихся людей нетерпеливо искать глазами фигуру  Олега, но его среди них не было. Она пока ещё не сильно расстроилась, подумав, что он может стоять за билетами в кассе, которая находилась за углом здания. Милана, в мгновение съёжившись от  невольного предчувствия, завернула за угол, но и там его не было. Тогда на неё, словно чёрная грозовая туча, начало надвигаться  тяжёлое предчувствие, за ним – накатывать ощущение настоящей тревоги, чуть ли не в буквальном смысле подминая и накрывая её с головой. Она глазам своим не могла поверить, что его нет. «Не похоже, что он просто посмеялся надо мной», – в отчаянии подумала она, – и пригласил в кино ради прикола, а сам не пришёл. Может быть, что-то случилось?» – как всегда начало оправдывать его её любящее сердце в надежде, что он опаздывает и вот-вот появится.

Она встала на углу между центральным  входом и поворотом в билетную кассу. Но Олега всё не было. Наконец всех запустили в зрительный зал и начали демонстрировать фильм. А Милана стояла в полном отчаянии до тех пор, пока не замёрзли ноги в тонких

колготках. И тогда она отправилась к себе в общежитие. По дороге один раз поскользнулась так сильно, что если бы не подоспевший  мужчина, шедший за ней и вовремя поддержавший её, то плакали бы её новые белые колготки. Уж растянулась бы она на славу.

Милана не помнила, как она дошла до общежития. И тут только она услышала  приятный мужской голос, обращённый к ней:

– Девушка, с вами всё в порядке?

Она повернулась к нему и невидящими от сердечного горя глазами взглянула на него, но продолжала молчать.

Перед ней стоял красивый, светловолосый и светлоглазый, лет тридцати, хорошо одетый  мужчина.

Он снова с доброй улыбкой обратился к ней:

– Я шёл за вами от самого дома офицеров. У вас было такое отчаяние на лице, которое может испытывать только очень сильная по духу человеческая натура. И я решил проводить вас до подъезда дома, – он оправдательно улыбнулся, – ведь в состоянии  аффекта можно легко попасть, например, под машину, не так ли?

Милана опять промолчала, а он добавил:

– Я боялся, как бы  с вами чего не случилось. Это я поддержал вас, когда вы поскользнулись, а вы этого даже не заметили. Вы не заметили меня? – переспросил он.

Тут только она взглянула на него осознанно и, поблагодарив его, всё ещё инертно           сказала:

– Вы думали, что я могу броситься под машину?

Он с сочувствием улыбнулся и сказал:

–  Судя по вашему виду и состоянию, есть жертвы и разрушения.

Она, слабо улыбнувшись ему, легко согласилась:

– Это точно вы подметили, есть жертвы и разрушения. И все они в одном, именно в        моём   лице.

Молодой мужчина улыбнулся в ответ и уже почти весело предположил:

– Что, ещё одна жертва пала в неравной любовной схватке?

Она снова согласно кивнула головой:

– Что-то вроде того.

Мужчина поспешно добавил:

– Я сердцем почувствовал, что вам в этот момент лучше не оставаться одной.

Мила улыбнулась ему и сказала:

– Как хорошо, что на свете не перевелись благородные мужчины, если вы проявили сочувствие к совершенно незнакомой девушке, – и она с признательностью в голосе продолжила, – спасибо вам за внимание и участие. Я и в самом деле человек крайностей, – добавила она, – но только в чувствах. Если уж переживаю что-то, то так, как вы видели собственными глазами. Мне не свойственны поверхностные чувства. Либо – никаких, либо сильные.

Мужчина охотно согласился:

– Именно это мне и передалось от вас.

Милана собралась было поблагодарить его ещё раз и попрощаться с ним, но она теперь уже в свою очередь почувствовала, что он всеми силами старается задержать её.

Незнакомец снова с нескрываемой заинтересованностью в голосе спросил:

– Так что же могло произойти с такой не только очаровательной, но и по-настоящему красивой девушкой?

Он надеялся, что она раскроется, но она промолчала. Тогда он предположил сам:

– Наверное, несостоявшееся свидание?

По её удручённому лицу он понял, что так оно и есть. И что это ей неприятно. Затем он сразу переключился на другую, более нейтральную  тему, продолжив приятным ненавязчивым тоном:

– Стало быть, вы студентка университета, если остановились у этого общежития?

Она ответила уклончиво:

– Да, я живу здесь. Учусь на физмате.

Он поспешно представился:

– Меня зовут Сергей Александрович, но для вас просто Сергей. Я закончил политехнический, кандидат наук и сейчас преподаю в нём.

Мила натянуто улыбнулась:

– Так вот откуда способность почувствовать состояние другого человека, из общения со студентами и из внутренней культуры. Тогда мне тем более это приятно, но мне пора. Спасибо, что проводили. Я вам очень признательна. Но заверяю вас, что при всех пиковых эмоциях в своём характере я не лишена благоразумия и под машину бросаться не стала бы, – она слабо улыбнулась и добавила, – правда, если бы снова, углубившись в свои переживания, не поскользнулась  на переходе, как в тот раз, когда вы  поддержали меня.

Сергей сказал с нарастающим энтузиазмом в голосе:

– Надо же, как мне повезло, что мы встретились с вами. Мне очень симпатичны благоразумные девушки, особенно, если девушка столь очаровательна, как вы. Давайте встретимся завтра. И я уж точно не стану приглашать вас к дому офицеров. Я приду сюда за вами уже с билетами, и мы вместе пойдем в кино.

Симпатичный, молодой, он улыбался ей открытой доброжелательной улыбкой, убеждая её  при этом просительным тоном:

– Согласитесь, милая незнакомка, прошу вас! Мне даже самому странно, чего это я увязался за вами,  со мной ничего подобного никогда не случалось,  – он снова застенчиво улыбнулся и добавил, – может быть это неспроста?  Может быть – это Судьба? Вы не находите?

Встреться ей Сергей Александрович в другое время, она вполне могла бы согласиться с ним, потому что этот симпатичный мужчина выглядел действительно, как вполне состоявшаяся и привлекательная личность. Но только не теперь.

И она откровенно сказала ему:

– Возможно, вы в чём-то правы, но я не могу так быстро перестраиваться. Извините.

Он снова уверенно сказал:

– Но не зря же народная мудрость гласит, что клин клином вышибают. Возможно, это как раз тот случай?! Я был бы безмерно внимателен и предупредителен к вам, моя прекрасная незнакомка, – уверенно пообещал он.

Но Милана начала окончательно замерзать в тонких колготках и только сказала, не обращая внимания на его энтузиазм:

– Может быть вы и правы, но сейчас мне нужно идти. Спасибо ещё раз, что           проводили.

И она повернулась, чтобы идти к себе.

Сергей спросил с большим сожалением в голосе:

– Как вас зовут?

Полуобернувшись, она ответила:

– Милана.

Он снова с готовностью ответил:

– Какое восхитительное и редкое имя, и оно очень идёт вам. Тогда хоть скажите, в           какой комнате вы живёте?

Она спокойно ответила:

– Извините, но мне кажется, это ни к чему. Ещё раз спасибо.

И она пошла к входной двери.

 

                                                           ГЛАВА  VII

 

Пришла в комнату полностью, как говорится «вконец», донельзя расстроенная. По плохо скрытой ехидной улыбке Маринки поняла: та догадалась, что Олег не пришёл на свидание. Мила разделась, переоделась в халатик, взяла полотенце и пошла в умывалку. Она умылась, вытерла лицо полотенцем, накинула его на плечи и осталась у окна, грустно уставившись на улицу, которую освещали вечерние фонари. Ей не хотелось идти в комнату и никого видеть тоже не хотелось. Ей хотелось одного, остаться одной и вдоволь наплакаться.

Через некоторое время в умывалку вошла Лариса и сказала:

– Я так и думала, что тебе не хочется идти в комнату. В таких случаях почему-то всегда хочется побыть одной. Так расскажи, что произошло?

Мила ответила:

– Точнее, что не произошло. Он просто не пришёл, вот и всё. И я не знаю, по какой причине, – она уже немного успокоилась, побыв одна, и уже почти спокойно добавила, – но знаешь, что интересно?

Лариса спросила:

– Что здесь может быть интересного, интересно, – скаламбурила она.

Милана спокойно пояснила:

– За мной вслед шёл какой-то мужчина, до самой общаги, представляешь? Видно, у меня был такой ничего не видящий от отчаяния взгляд, он подумал, что я могу броситься под машину, и решил проводить меня, он сам мне это сказал. А когда я сильно поскользнулась, он меня поддержал.

Лариса воскликнула:

– Да ты что? Правда? До самой общаги шёл за тобой, и ты его не заметила?

Мила ответила:

– Я вообще никого и ничего не видела, настолько я была расстроена. Ты же видела, в каком радужном настроении я была, когда шла туда. И знаешь что интересно, на таком диком гололёде я ни разу не поскользнулась, словно крылья несли меня, я едва касалась ногами земли. Каждый знает, как это иногда бывает. А когда возвращалась оттуда, опущенная на землю, то постоянно скользила. А однажды чуть не грохнулась основательно. И если бы он не поддержал меня, то точно конец бы был моим новым белым колготкам, которые ты привезла  из Москвы.

Лариса задала ей наводящий вопрос:

– Так ты мне лучше расскажи о мужчине, который проводил тебя. Это же настоящее диво, чтобы мужик был способен на такой джентльменский поступок – проводить незнакомую девушку, да ещё до самого места. Он симпатичный?

– Да, очень симпатичный, – ответила Милана, словно просыпаясь, – высокий, шикарно одетый молодой мужчина, закончил политех и сейчас преподаёт там.

Лариса тут же заинтересованно спросила:

– Так вы познакомились с ним? Или ты, как всегда, шарахнулась в сторону?

Милана улыбнулась:

– Да, он представился, сказал, что его зовут Сергей Александрович. Он недавно закончил политех и сейчас работает в нём преподавателем,– уже в раздумье повторила она, – сказал, что работает со студентами и знает, как глубоко ранимы девушки в этом возрасте, как они глубоко несчастны, если что-то не получается в отношениях.

Лариса уточнила ещё раз:

– Так у тебя, надеюсь, хватило ума сказать, в какой комнате ты живёшь?

Милана ответила уже с сожалением:

– Да, он спрашивала, но я не сказала. Зачем? Мне же Олег нравится.

Лариса буквально всплеснула руками и в сердцах воскликнула:

– Ну и дура! Какая же ты набитая и просто форменная дура. Вот здесь я тебя полностью узнаю. Твой дорогой на свидание не пришёл и даже не подумал предупредить об этом, а она, видите ли, вся в слезах и, пардон за выражение, в соплях продолжает пребывать в любовном смятении, – гневно вскликнула она, – и отвергла прекраснейшую возможность  познакомиться с действительно серьёзным и состоявшимся человеком. Уже преподом! Да ты что, в своём ли ты, Милка, уме? Рехнулась ты, что ли, на этом ветрогоне – «потрясающе»?

Милана молчала. Зато подруга распалялась всё больше и больше:

– Ты сама подумай, разве тебе это помешало бы? Или ты забыла, зациклившись на своей несчастной любви, что нам уже замуж пора. Нам об этом уже пора задумываться. Как только приезжаю домой, так все знакомые запаривают вопросом, не вышла ли я замуж? А ты всё в розовых мечтах пребываешь!

Мила, уже почти согласившись с ней, сказала:

– Не знаю, может быть, я и неправильно сделала, что не сказала ему номер комнаты, но если бы он захотел, то нашёл бы.

Лариса снова развела руками:

– Ща! Разбежалась! Будет тебе препод политеха шарашиться по всем этажам в поисках прекрасной незнакомки. То бишь, искать нашу принцессу! Много чести, ты не находишь, милочка моя?! И в прямом и в переносном смыслах. Да если он к тому же ещё и симпатичный, как ты утверждаешь, так там и в родных пенатах у него очередь из девиц не меньше, чем метров двадцать стоит.

Мила молча слушала её отповедь.  Вдруг  Лариса  снизила тон и почему-то почти  спокойно добавила, – всё-таки удивительная вещь, что он шёл за тобой от самого Дома офицеров и до общаги, это ведь довольно далеко, несколько кварталов. Слушай, может быть, это твоя Судьба шагала за тобой, а ты не почувствовала и отвергла её, а?

Мила равнодушно согласилась:

– Может быть, но я сейчас только одним озабочена, почему не пришёл Олег?

Лариса в сердцах сказала:

– Да у этого твоего «потрясающе» тысяча и одна причина могла оказаться.

 

Так с лёгкой руки Ларисы, к Олегу прочно приклеилась кличка «потрясающе».

 

Все девушки в комнате называли его не иначе, как «потрясающе».  «Потрясающе» приходил, «потрясающе» сказал…

И вероятнее всего, – гневно продолжила Лариса, – они со Стасом, если тому удалось улизнуть в самоволку, опять куда-нибудь забурились. Ладно, жди теперь опять-таки неопределённое время у моря погоды.  Эх, как мне жалко, – с неподдельным сожалением в голосе снова воскликнула она, – что ты этого препода из политеха упустила, хоть бы кого-нибудь из нас познакомила с ним, – наконец высказала она свою сокровенную мысль и тайное желание. А может быть стоит пойти и послоняться по политеху, в надежде встретить его где-нибудь в коридоре? – не оставляла её эта заманчивая идея.

Мила отвергла эту мысль:

– Ещё этого не хватало! Как же, побегу! Прямо сейчас! И потом, знаешь, после того, как этот подонок Славик, студент того же самого политеха, поступил с нашей Леной, сделал ей ребёнка и бросил, я даже слышать не могу про парней из этого рассадника зла. Мне кажется, что все они там точно такие же сволочи. Все только о своих интересах пекутся и не устают просчитывать и обмозговывать то, что только им нужно и выгодно. Вспомни, как она рыдала оттого, что он всю жизнь ей, считай, сгубил.

Лариса согласилась:

– Да, недаром же говорят, что одна паршивая овца всё стадо перепортит.

 

Олег не появлялся пару недель. Однажды Мила возвращалась из читального зала центральной библиотеки, где готовилась к семинару. Ехала в троллейбусе в общежитие. И только стала выходить из троллейбуса, как увидела боковым зрением, что Олег входит в среднюю дверь. Она соскочила с подножки и быстрым шагом направилась в сторону своей улицы, слыша, как Олег тарабанит в дверь и кричит, чтобы её ещё раз открыли. Водитель  в крайнем недоумении выполнил его просьбу.

Олег выскочил из троллейбуса и кинулся за ней. На улице уже было достаточно тепло. Приближалась весна, снежок уже почти весь растаял. Олег позвал её, но она не обернулась, наоборот ускорила шаг. Он всё-таки догнал её и схватил за руку. Она молча вырвала свою руку и так же стремительно шла по тротуару. Он снова догнал её и, схватив за руку, теперь уже крепко держал. Затем развернул к себе и сказал:

– Я понимаю, Мила, что ты вправе обижаться на меня за тот случай, когда я не пришёл на свидание к Дому офицеров, когда мы собрались пойти в кино.

Она, вырывая руку, гневно ответила:

– Не собрались, а ты сам пригласил меня. А это разные вещи.

Олег стоял перед ней в той же самой красивой куртке, в том же шарфе, с теми же красивыми глазами, и сам очаровательный до потери пульса, она всеми силами старалась вызвать в себе ненависть к нему, но это у неё никак не получалось. Наоборот, при дневном свете она на несколько мгновений снова невольно залюбовалась им.

Он, мгновенно поймав в ней эту кратковременную заминку,  яростно и убедительно       затараторил:

– Но ты хоть можешь выслушать меня? Можешь выслушать причину, почему я     тогда не пришёл.

Боль внезапно вернулась к ней, и она гневным голосом спросила:

– И сколько же ты их напридумывал, интересно, этих уважительных причин?

Олег сказал ей в тон:

– Всего одну. Мне в тот же вечер сделали операцию аппендицита.

Она в невольном ступоре уставилась на него и спросила:

– Неужели это правда, что тебе вырезали аппендицит именно в тот вечер? Быть такого не может! – Уверенно добавила она. – Ты так говоришь только потому, что я не настолько наглый человек, чтобы заставить тебя прилюдно оголить живот и показать мне шов. Так что, друг мой, не старайся пинать воздух, я тебе всё равно не поверю.

Олег неожиданно разозлился:

– Зато я настолько наглый человек, что вполне могу прилюдно оголить живот и показать тебе шов, хочешь?  Сегодня всего первый день, как я вышел на улицу.

Он решительно схватился за ремень, что бы показать ей шов, со словами:

– Я знаю, что ты мне не веришь на слово.

Она схватила его за руку:

– Ещё этого не хватало. Или ты на это и рассчитывал, что я этого не допущу?

Олег, застегнув куртку, сказал:

– Да ты только посмотри, я до сих пор ещё немного прихрамываю.

Она невольно подумала: «Но это совсем несложно с твоими-то артистическими   данными! Ты всё, что захочешь, можешь при желании изобразить!»

Видя, что Мила сомневается, он удвоил напор:

– Но теперь-то ты веришь мне?

Она повторила ему в тон:

– Теперь-то я в лучшем случае сомневаюсь. Тогда скажи, неужели ты не мог как-то сообщить мне? Например, позвонить в общежитие  из больницы и сказать, что с тобой это произошло. Или ты думаешь, я не пришла бы навестить тебя?

Олег ответил:

– Я сегодня сам собирался прийти к тебе в общежитие.

Мила тут же помрачнела:

– О, как отлично я знаю все эти твои собирания, которые называются: «собирался да не собрался». Не первый раз я уже наблюдаю эти твои экзерсисы да эксперименты. Знаешь что, Олег, – вдруг жестко и неожиданно даже для самой себя сказала она, – я желаю тебе скорейшего выздоровления, поправляйся быстрей. Но мне, честно говоря, всё это порядком надоело. Все эти твои постоянные  нескладушки. Я – девушка, в отличие от тебя, но привыкла отвечать за свои слова и поступки.  У тебя же, как я имела возможность уже неоднократно в этом убедиться, всё происходит спонтанно, то есть  всё, чаще всего, зависит от капризной парочки слов «хочу-не хочу». Я думаю так, если не складываются отношения, если нет полного доверия, то нечего эти отношения притягивать к себе за уши. Всё равно никакого толку не будет. Постоянно между нами происходит какое-то недопонимание. А если это так, то лучше не встречаться. Сам видишь, что ни к чему хорошему эти твои редкие, неожиданные к тому же, визиты не приводят.

Она тут же пожалела  о слове «редкие», ибо это яснее ясного поясняло ему, насколько она задета его  откровенным пренебрежением. Но Олег, с его красотой и умом, вовсе не привык к тому, чтобы девушки разговаривали с ним в подобном тоне, и он запальчиво ответил:

– Как знаешь, настаивать не станем!

Затем резко сам развернулся и пошёл в обратную сторону. И только тут она заметила, что он действительно немного прихрамывает. Разум подсказал: «Или делает вид, что реабилитировал себя!» А сердце завопило: «Что ты делаешь? Ты посмотри, он прихрамывает, возможно, так всё и было, как он говорит, чего ты порешь горячку? Теперь сама будешь выть белугой, если он больше не придёт, так и знай!»

Но дело сделано. Не даром говорится, прежде чем что-то сделать, тем более решиться на что-то кардинальное в отношениях, много-много раз подумай, чтобы потом горько не сожалеть о содеянном. Взвесь все «за» и «против», с холодным разумом уложи их на две чаши весов и смотри, какая перевесит. Только тогда действуй решительно и бесповоротно. Она только что выговаривала ему за его лёгкость и спонтанность в принятии решений, а сама не поступила ли сейчас так же под влиянием той самой минутной импульсивности?

Получив, что называется, от ворот поворот, Олег и не думал сдаваться. Более того, этот молодой парень в  свои двадцать лет был уже настоящим знатоком женской  натуры.

Это так.  Либо есть в мужчине интуитивное знание и чувствование женского начала в себе и в другом, либо нет.  Не даром же говорят знающие люди, что все мы, мужчины и женщины, наполовину состоим из женского начала, и наполовину – из мужского. Левое полушарие мозга  чисто мужское – это логика и математика, а правое полушарие – это поэзия, воображение и интуиция, то есть чисто женские черты и особенности.  Да и более того, вся наша сущность представляет собой как бы многослойный торт «рыжик». То есть если в физическом теле ты – женщина, то второе – астральное  тело у тебя – мужское, третье опять женское, а четвёртое – снова мужское.

А у мужчин – наоборот. Когда Милана прочитала это у одного индийского философа-мистика, то очень удивилась этому. Но из его же книг, которых она запойно прочитала целых двенадцать штук, она узнала ответ на многие интересующие её вопросы. Например, её давно интересовал вопрос, почему среди женщин не существует мудрецов?

Этот знаменитый философ обстоятельно и конкретно отвечает: потому что четвёртое тело в женщине – мужское. А по божьему замыслу, мужчина передаёт, а женщина принимает. В данном случае мужчина-Бог отдаёт мудрость только женскому. А именно у мужчин четвёртое тело – женское. Мужчина отдаёт, женщина принимает. Поэтому среди мужчин больше мудрецов.

Вот и Олег в свои двадцать лет уже обладал удивительным знанием женской природы. Он точно знал, где надавить на женскую психику и когда давление следует слегка  ослабить. Хотя Милане сложно было поначалу разгадать его манёвр, но примерно через неделю после их с Милой неудавшегося объяснения он начал приходить в

общежитие именно тогда, когда Мила бывала на занятиях. Поскольку у неё с Ларисой занятия были в разное время, он приходил в общежитие именно тогда, когда в комнате была только Лариса, что само по себе, естественно, задевало Милану. Возвращаясь с занятий, она всякий раз слышала энергичное, и даже весёлое заявление Лариски:

– Потрясающе приходил. Такой весь из себя модный мэн! Донельзя прикинутый парниша!

Мила неизменно молчала в ответ на это, хотя Лара понимала, насколько ей хочется узнать какие-то подробности, но тоже какое-то время выжидала, и лишь затем выдавала информацию маленькими порциями, воодушевлённо продолжая:

– Говорит, что Стас вернулся в город, и они снова отдыхают с ним  на всю катушку, ходят по ресторанам и в бильярдный клуб, короче, барчуки развлекаются…

Единственное, что спросила Милана:

– Он один приходил или со Стасом?

Лариса ответила:

– Нет, один.

Больше Мила ничего не стала спрашивать, только с неприязнью по отношению к Лариске подумала: «Что, переметнулся, что ли на неё? Он же знает, когда я на занятиях и приходит именно тогда, когда меня нет. Странно».

Но эти мысли она не озвучила. Точно такие трюки со стороны Олега продолжались несколько раз подряд. И всякий раз Лариска сообщала ей с неослабевающим энтузиазмом и неизменной радостью в глазах:

– Потрясающе опять приходил!

И начинала в подробностях сообщать Миле о развлечениях Олега со Стасом. Конечно же, Милу это всё больше и больше  задевало, но в этот раз Лариска неожиданно добавила:

– Олег сказал, что, может быть, сегодня он заявится к нам после ресторана, если не будет сильно поддатый.

Тут уже Мила окончательно вскипела и, не выдержав напряжения, зло спросила:

– Чего это ради он притащится сюда после ресторана? С какой это стати? Что ему            здесь нужно?

Лариска, как ни в чём не бывало, пожала плечами и спокойно ответила:

– Не знаю, он сам так сказал.

Милана, естественно, целый вечер была на взводе и, ожидая его появления, неизменно бушевала внутри, как вулкан средней величины. Больше всего из-за того, что теперь уже терялась в догадках, из-за неё он приходит сюда или теперь уже из-за Ларки.

Время приближалось к одиннадцати часам. И Мила, вконец изнервничавшись, стояла перед зеркалом в халатике и накручивала волосы на бигуди. Вдруг раздался стук в дверь. Милана вздрогнула и сказала Лариске:

– Иди, открывай, наверное, «потрясающе» пришёл.

Лариска было дёрнулась, но затем остановилась и сказала:

– Ты же ближе к двери, открой. Может быть, это и не он.

Милана прямо в бигуди подошла к двери и повернула ключ в замке. На пороге стоял Олег. Она молча развернулась и снова пошла к зеркалу, докручивать волосы. Но он сказал совершенно трезвым голосом:

– Мила, можно тебя на минутку?

Она с вызовом в голосе спросила:

– Чего это вдруг именно меня?

Олег повторил на удивление просительным тоном:

–  Выйди на минутку, мне нужно с тобой поговорить.

Он стоял у двери такой красивый  и такой желанный! Редкое женское сердце выдержало бы. Он был в отличном костюме и белой рубашке с галстуком, точно только что с подиума. Просто настоящий денди. Лёгкая весенняя куртка расстёгнута, и вместо тёплого шарфа, который так шёл ему, в этот раз на нём был шёлковый шарф с мелким геометрическим орнаментом. Вся одежда идеально сочеталась, всё в тон. «У его мамы отличный вкус!» – невольно подумала она.

Следующей её мыслью была: «Обратись он с этой же самой просьбой к Лариске, та уже давным-давно помчалась бы к нему». Олег видя, что она замялась, сказал уже более уверенно:

– Так я подожду тебя в коридоре?!

И закрыл дверь. Делать нечего, она раскрутила бигуди, причесала волосы, но переодеваться не стала, вышла прямо во фланелевом бирюзовом халатике в крупный белый горошек, чтобы Олег не думал, что она специально переоделась для разговора с парнем, который пришёл к ним после ресторана. Затем, естественно, вышла к нему, вся ощетинившаяся, ежистей, чем ёж. Она вышла и спросила его с видом, означающим, что в любую минуту  готова вернуться в комнату:

– Ну и что тебе надо?

Вместо ответа он уверенно взял её за руку и увлёк за собой в торец коридора.

Она резко выдернула руку и снова спросила тем же самым тоном:

– Я не понимаю, чего тебе здесь надо после ресторана? И какие у тебя могут быть ко мне вопросы? Говори здесь, куда ты меня тащишь?

Он только и сказал:

– Давай, зайдём сюда, в умывалку, я тебе сейчас всё  объясню.

Олег заметно волновался, но тон у него был в этот раз, в отличие от неё,  вполне миролюбивый, а сам он был фантастически красивый. Просто неотразимо красивый парень. И она опять, против своей воли, позволила ему увлечь себя в общагскую умывалку. Все давно уже умылись, и никто не должен был по идее входить сюда. Здесь можно было спокойно поговорить.

Как только они оказались в умывалке, Олег сразу сильно и страстно, так, как никогда прежде, порывисто обнял Милу, крепко прижал её к себе и зашептал так горячо, как умел опять-таки только единственный мужчина на свете – именно он:

– Милочка, милая моя девочка, прости меня! Я знаю, что ты сердишься на меня. Я всё знаю. Я знаю даже, чем именно ты недовольна, но я так соскучился по тебе! Мне без тебя так плохо. Просто у меня ещё никогда, ни разу в жизни не было такой серьёзной девушки, как ты, и я порой даже не знаю, как себя вести. Я и вправду теряюсь, я не знаю, как мне поступать и что делать. Все остальные девушки покорны мне во всём. Чего я хочу или хотел, они всегда делают и делали без возражений. Ты пойми, я привык к этому, а ты совсем другая, поэтому ты мне кажешься такой взрослой и рассудительной. Мы ведь с тобой почти ровесники, ты даже младше меня, а  кажешься мне намного старше и я, как пацан, теряюсь.

Милана тоже так сильно истосковалась по нему, поэтому молчала, внутренне охваченная и даже переполненная непередаваемой радостью встречи с ним. И тем, что Олег очень искренне прижимает её к себе, а он точно так же порывисто продолжал:

– Ты всегда настолько уверена в себе, что я иногда не знаю, как к тебе подступиться, я впервые в жизни испытываю подобную робость. Даже не сомневайся, что это именно так, хотя и перед твоими глазами уже не раз происходили эпизоды моей ветрености.

Милана невольно подумала: «Это я-то уверена в себе? Вот новость, так новость! Да я уже вся испереживалась из-за твоего поведения и из-за твоего отношения ко мне». Но промолчала, а он то и дело припадая горячими губами то к её щеке, то к шее, и ничуть ничего не скрывая, продолжал:

– Я и эту историю с рестораном придумал только для того, чтобы немного позлить тебя, заставить поволноваться и тем самым немного сбить с тебя спесь, эту твою потрясающую самоуверенность. Какой ресторан, какой ресторан, – энергично воскликнул он, – ты же отлично чувствуешь, что от меня ни капельки не пахнет спиртным. Я просто сидел на лавке, недалеко от вашего общежития и не мог дождаться, пока будет одиннадцать часов, чтобы заявиться сюда, якобы после ресторана, – он широко улыбнулся и радостно добавил, – я только для тебя так вырядился, чтобы тебе понравиться. Я тебе нравлюсь, – со стремительно возвращающейся и даже возрастающей самонадеянностью спросил он, – скажи мне, милая Мила, я тебе нравлюсь?

Олег настолько убедительно всё это выдал, так убедительно преподнёс всю эту информацию, таким искренним  взволнованным голосом, и настолько всё в его изложении соответствовало истине, что она, хоть и на мгновение, но сдалась. Сказав всё же довольно строго:

– Ну и продуманный же ты мальчик, Олег! Как тебе удалось так долго ломать эту комедию? Надо отдать тебе должное, ты всё сделал, чтобы задеть меня. И весьма чувствительно, не скрою.

Тогда Олег уже более нежно прижал её к себе и с не меньшей доверчивостью, как маленький мальчик, залепетал:

– Так это же всё просто! Я знал, что если я буду приходить в комнату, когда тебя нет, это уже само по себе заденет тебя. Ты же сама знаешь, что в отношениях с девушками у меня нет, и никогда не было проблем. Любая девушка за честь считает побыть со мной, а Лара, твоя подружка, тоже привлекательная девушка.   Я знал, что ты будешь ревновать меня к ней, – и он с прежней самоуверенностью добавил, – потому что, позови я её,  она, ни секунды не раздумывая, побежит за мной. Я ходил и специально накручивал её подробностями нашей якобы разгульной ресторанной жизни. А, исходя из вашей женской сути, я точно знал, что она все эти подробности передаст тебе. Причём в тех же самых картинках, если ещё и от себя чего-нибудь не добавит, чтобы сделать тебе больнее.

Милана, слушая его, вспоминала, с какой  радостью в голосе Ларка действительно сообщала ей все эти подробности. Олег продолжил:

– А сегодня я специально сказал, что приду после ресторана, я знал, что ты будешь на пределе от гнева.

Милана, получившая большую долю сатисфакции, уже смогла улыбнуться:

– От бешенства ты хочешь сказать?

Он, прижимая её к себе ещё крепче, с довольной улыбкой ответил:

– Что-то вроде того. Вот видишь, разгадка проста, зато ты теперь в моих объятиях  такая тихая, доверчивая и даже, как мне кажется, непривычно кроткая. И мою душу переполняет настоящая, несказанная радость. Такая ты мне нравишься ещё больше. Скажи, мне же удалось сбить с тебя хоть небольшую толику твоей обычной спеси? – опять-таки со всей искренностью изрёк он, – скажи, удалось?

Она не стала отпираться:

– Удалось, удалось. Здесь нечего возразить.

Олег с новой энергией зашептал:

– Милая моя, хорошая моя, ты мне нравишься больше всех девушек, с которыми мне приходилось общаться. Но кроме всего прочего я тебя ещё и уважаю, – уверенно добавил он, – а это у меня тоже в первый раз, чтобы я уважал девушку.

Милана окончательно сдалась:

– Вот как? Это уже приятно.

Олег от радости, что между ними воцарился, наконец, долгожданный мир, необыкновенно нежно спросил:

– А знаешь, с каких пор я тебя уважаю? Точнее, стал уважать?

Вместо ответа она прижалась к нему покрепче и, с наслаждением вдыхая аромат его кожи на шее, спросила:

– Интересно, с каких?

– Когда ты отчитала меня по поводу родительской постели.

Милана ответила уже с улыбкой, слегка отстранившись от него:

– И больше, по твоему мнению, меня уважать не за что? А за то, что я хорошо учусь и занимаюсь самообразованием, меня уважать нельзя? Я рисую, пою в университетском хоре и не теряю времени даром, как некоторые.

Олег уверенно сказал:

– Но это уже детали. Мне нравится в тебе то, что, несмотря на молодость, в тебе  уже есть крепкий стержень внутри, человеческая взрослая основательность и ответственность. Мне даже кажется, что с твоей серьёзностью тебя ждёт большое будущее, как минимум, аспирантура, потому что ты никогда и ни в чём не станешь распыляться. В тебе ведь нет такой склонности побалдеть, какая есть во мне и в Стасе.

Она сказала:

– Ничего удивительного. Молодым мужчинам надо, как принято говорить, перебеситься, а если деликатнее, то перебродить, чтобы получилось вино, а выжимки остались в бурной молодости. У девушек этот процесс, как мне кажется, менее выражен.

И про себя додумала: «Потому что только женщине с её терпением и с внутренней, уже с ранней молодости, самоорганизацией Бог доверил быть продолжательницей рода человеческого. Ведь уже после двадцати лет любая девушка внутренне готовится стать матерью и оттого вольно или невольно становится серьёзнее. А мужчина что? Какая на нём ответственность? Разве только за обеспечение семьи? Но и при всём при этом он и до сорока всё ещё чувствует себя мальчиком. И вовсе не против погонять  футбол на поле или рюмку в баре…»

 

За окном стояла уже по-весеннему тёплая погода. Время от времени мягко скользили шины запоздалых машин. Придорожные фонари мягко и ненавязчиво светили в окна умывалки. А у наших героев, наконец, наступил штиль и даже умиротворение в душах. Они стояли, обнявшись, как самые родные люди на свете.

Олег искренне сказал:

– Мне сейчас в эти минуты, в этой самой умывалке твоего общежития так хорошо с тобой и так спокойно, как, пожалуй, никогда ещё в жизни не было, – он ласково прижал её к себе со словами, – ты такая милая, добрая и притихшая, просто прелесть! Ты – моё просто потрясающее сокровище! Даже от света фонарей видно, как у тебя порозовели щечки и стали похожи на самый драгоценный в мире розовый  жемчуг. И сама ты просто потрясающе красива, я такой девушки в жизни ещё не встречал, чтобы при такой внешности была ещё умна и на редкость деликатна. Ты точно – само совершенство, моя дорогая! Можешь мне поверить, – и, по-прежнему щёгольски улыбнувшись, добавил, – а я, несмотря на свою молодость, уже немало повидал. А когда ты так покорна, ты так непередаваемо прелестна – повторил он, ласково целуя её в шею, – что  просто нет девушки на свете, равной тебе по очарованию.

Она улыбнулась:

– Тем самым ты хочешь сказать, что укротил меня?

Вместо ответа Олег просто прижал её к себе уверенно и по-мужски крепко. По всему чувствовалось, что у этого парня был уже немалый опыт общения не только с девушками, но, видимо, и с женщинами. Потому что перед такой красотой и его мужским обаянием вряд ли кто устоит или устоял. Они какое-то время оба помолчали, внутренне наслаждаясь этим поистине блаженным состоянием взаимного умиротворения или перемирия, когда стихли залпы слов, точнее, упрёков и обвинений. Потому что всё время как-то так получалось, что Милана и Олег с самого новогоднего вечера, то есть с самого начала знакомства, всё время находились в состоянии какой-то необъявленной конфронтации. Всё время что-то происходило… Что, с одной стороны, постоянно повышало эмоциональный фон в их отношениях, но с другой – не способствовало появлению чувства доверительности  друг к другу.

И причиной, скорее всего, было то, что Олег никогда не говорил конкретно когда придёт, не назначал ей свиданий. Была одна попытка и та закончилась так плачевно. Всего одно свидание, и то так трагически не состоялось. И Мила, находясь в  постоянном неведении, изнервничается  по полной программе, ожидая его, а затем, естественно, неадекватно реагирует на любую его выходку. И там, где можно было бы спустить ситуацию на тормозах,  она обязательно, по словам Олега, «возникала».

А сейчас они стояли такие счастливые, точно голубки, тесно прижавшись друг к другу. Милане Олег нравился до такой степени, что случись ещё раз его приглашение  к нему домой, сложно сказать, устояла бы она от решения пригласить его  в его же комнату.

Вдруг она всполошилась и ойкнула:

– Ой, Олег, уже поздно. Наверное, дверь внизу закрыли, пошли, я тебя провожу.

Вместо ответа Олег поцеловал её долгим и сладким поцелуем, от которого странная, неведомая доселе истома вдруг и внезапно разлилась по всему её молодому телу… Такая сладкая, требующая немедленного продолжения…

Но Олег, слегка отдышавшись, сказал:

– Милая, зачем тебе рисоваться перед дежурной, чтобы она знала, откуда я выхожу так поздно? Ты же знаешь, как отлично я умею ладить с женщинами. Я сам сейчас выйду, поймаю мотор и поеду домой. Ты скажи мне только, сейчас тебе хорошо со мной?

Какое девичье или женское сердце останется равнодушным к подобному искреннему вопросу, заданному таким красивым молодым мужчиной, как Олег?! Вот и она призналась:

– Да, очень! Если бы ты всегда был такой добрый и милый!

Олег улыбнулся ей своей обворожительной улыбкой и заверил её:

– Я постараюсь. Очень сильно постараюсь. В этот раз почти что обещаю, – с прежним молодым  легкомыслием ответил он.

Она сказала:

– Всё, Олежка, пошли.

Олег сказал с искренним сожалением в голосе:

– Почему-то мне сегодня совсем не хочется расставаться с тобой.

Милана ответила:

– Может быть потому, что мы эту встречу выстрадали?

Олег сказал  уверенно:

– Ах, да! Вот за что я больше всего уважаю тебя, за твой потрясающий ум! Ты не по годам умная девочка!

Она лукаво спросила:

– А что, у тебя есть с чем сравнить? – Затем осеклась, чтобы не портить обоим впечатление от вечера  и просто добавила, – ладно, пошли.

Олег ласково коснулся у двери  комнаты её щеки губами и лёгкой походкой зашагал к выходу.

 

 

 

                                                             ГЛАВА VIII         

 

И снова Олег, к великому огорчению Миланы, пропал на неопределённое время. Может быть, потому что Стас как-то незаметно отошёл от общения с Ларисой. Не сложились у них отношения, и он перестал приходить к ней. А поскольку Олег со Стасом везде «шарашились» вместе, то и визиты Олега тоже резко сократились. Видимо их совместные «прожекты»  куда больше увлекали их. К тому же в большом городе всегда  полно мест, куда могут «забуриться» два молодых и богатых бездельника.

Тем временем приближался праздник Первого мая. И город начал активно готовиться к этому событию. В университете  тоже начали готовиться к первомайской демонстрации. В группах преподаватели начали зачитывать студентам разнарядку деканата, кому и сколько надуть шаров, кому и сколько изготовить бумажных цветов, кому и какие написать плакаты и транспаранты. С тем, чтобы университетская колонна была не хуже, а лучше других. Как это всегда бывало.

Начали и девушки в комнате планировать, как провести первомайский праздник. Решили, как всегда, скинуться и накрыть стол.Мила постоянно пребывала в ожидании  неожиданного появления Олега, а если точнее, то в ожидании неизвестно чего. Правда, одно событие несколько отвлекло её от постоянных внутренних терзаний по поводу того, продолжать ли ей ждать Олега или уже настраивать себя на то, что он больше не придёт, как Стас к Ларисе. Это ведь не армия, когда солдата отпускают в увольнительную, а добровольное решение индивида.

 

А отвлекающее событие состояло в следующем. У них в общежитии и на их же этаже, только в разных концах коридора жила студенческая пара. Студент Владимир и студентка Ольга. Ольга жила в комнате рядом с комнатой Миланы. Она училась на немецком отделении иностранного факультета. А Володя Гаун, немец по национальности, учился на биофаке. Это был очень перспективный студент-биолог, увлечённый и слишком умный на голову, как о нём в шутку говорили все вокруг. Он стремился только к науке и ни к чему больше. Чаще всего он пропадал в читальном зале «Чернышевки» – центральной республиканской библиотеки и в читальных залах университета.

Володя всегда ходил в чистой и идеально отглаженной одежде. Он был хорошо сложен, чуть выше среднего роста, с хорошо накачанными плечами (когда он всё успевал?), у него была тонкая талия и узкие бёдра. Симпатичный парень с большими серо-зелёными, короче, светлыми глазами и правильными чертами лица. Разве что нос у него был чуть крупноват, но приветливые большие глаза и дружелюбная улыбка, обнажавшая молодые и белые зубы, скрашивали это впечатление.

У него были очень густые, русые волнистые волосы, всегда отлично постриженные и причёсанные. Одним словом идеальный аккуратист, как всякий немец. Никогда, даже если он ходил по общаге в спортивном костюме, в нём не было этакой «расхристанности», то есть небрежности в одежде. Он ходил в несколько спортивных университетских секций, в том числе и на велоспорт, но никто и никогда не видел его в грязных кроссовках. Кроме того, Владимир во всех остальных отношениях был образцом студента-отличника. И в учёбе, и в поведении, и в личной жизни. До такой степени образцом, что ему даже однажды ребята подсунули вместо зубной пасты противозачаточную, он не заметил и собирался почистить ею зубы.  Над другим бы парнем покатывались со смеху не один год, а над ним смеялись совсем недолго.

Его подруга Ольга жила, как уже было сказано, рядом с комнатой Милы. Он даже выбрал себе студентку с немецкого отделения – всё по уму, как говорится. Ольга наоборот была темноволосая, у неё были пышные, до плеч, волосы и синие глаза. Красивая, статная, стройная девушка. Они были такой красивой и стабильной парой, что никому из девчонок даже в голову не приходило пококетничать с Володей, хоть он был на этаже, пожалуй, самым серьёзным и красивым парнем. Все знали, что у них дело идёт к свадьбе, по этой причине  никто из девчонок даже не «рыпался» на их автономию.

По вечерам, когда у Владимира было свободное от тренировок время, он тщательно одевался, стучал в комнату Ольги и они, аки голубки, шли гулять.

И вот, накануне этого Первомая, Ольга уехала к родителям в г. Рыбачье, а Владимир на несколько дней остался «бесхозным». А студенты есть студенты, завели, как водится, музыку на всю катушку и начали веселиться. Девчонки из соседней комнаты пригласили  Милу, Маринку и Ларису. Девушки быстро сообразили кое-что из салатов и, взяв царскую снедь с собой, отправились праздновать.

Мила, как только вошла в соседнюю комнату, почему-то сразу среагировала именно на Володю. Скорее всего, потому, что при её несравненной красоте и обаянии это именно он среагировал на неё. Но и ей почему-то именно его присутствие в комнате, да ещё без Ольги, было особенно приятно. К тому же, само по себе внимание такого парня, как Владимир, дорогого стоило. И её внутренняя мысль: «Он же встречается с Ольгой?» была опровергнута следующей: «Но ведь  ещё не женаты? А пока только встречаются»

Естественно, без горячительного не обошлось. Милане подали такой же стакан вина, как и всем остальным. Она выпила только полстакана, так как знала, что быстро «косеет». Вскоре заиграла  любимая всеми мелодия «Маленький цветок». Любимая всеми мелодия с ярко выраженным к тому же сексуальным оттенком, причём как раз для медленного танца и как раз для влюблённых.

Владимир сразу же  пригласил на танец Милану. Её сильно удивило,  даже  привело в необычайное волнение то обстоятельство, что по прошествии  всего нескольких секунд с тех пор, как его руки коснулись её тонкой талии, у него внезапно задрожали руки. Затем с ними обоими одновременно начали происходить запредельные вещи: она, невольно откликнувшись на эти его вибрации, тоже неуправляемо начала дрожать в его объятиях, к чему не были готовы ни он, а уж тем более она.

Владимир был несказанно смущён. Он, видно, сам не ожидал от себя такого, что его руки, лежащие на талии совершенно чужой девушки, начнут так предательски дрожать. Она видела, что он до предела растерян, и что при всём желании и при всех невероятных внутренних усилиях ничего поделать с собой не может и мучительно стесняется своей внезапной слабости. Было такое ощущение, словно джин неуправляемой разумом чувственности  внезапно вырвался из бутылки и теперь потешается над ними…

А руки Владимира, словно два высоковольтных провода, лежавшие на её спине, являющейся, как известно, весьма ощутимой эротической зоной, продолжали сотрясать их обоих. И Мила, сама не ведая того, что с ними происходит, так же интенсивно продолжала дрожать в его объятиях. Её просто трясло, вот и – всё! Она тоже ничего не могла с собой поделать, потому что ничего подобного никогда с ней не было. Для  них обоих это было поистине ужасно, особенно для неё, как для очень чувствительной  и эмоциональной натуры. А как это прекратить она не имела ни малейшего представления. И более того, ей казалось, что все видят, как она «бьется» в его руках…

Наконец этот такой сладкий в начале и такой мучительнейший затем танец закончился, и она отошла в сторону. Первая мысль, которая посетила её, было желание немедленно уйти к себе в комнату. Но это тоже было бы, по меньшей мере, странно. Потрясённая происшедшим, она молча стояла и ни с кем больше не танцевала. Она всеми силами старалась обуздать эту непереносимую и неизвестно откуда взявшуюся  внезапную дрожь. Владимир тоже ни с кем не танцевал, и, судя по всему, переживал точно такое же состояние, как и она. Она невольно подумала: «Может быть, у него нечто подобное тоже в первый раз в жизни, если он никак не мог с этим справиться, тогда это настоящее открытие для нас обоих…» Раньше ей доводилось слышать от других девчонок примерно следующее: «Он меня пригласил на танец, и у него, как у дурака, начали дрожать руки…»  Но Владимир  вовсе не был похож на дурака, и никто из них обоих не знал, во всяком случае, Милана, почему это происходит и отчего. «Значит, это что-то внутреннее, глубинное, сокровенное, раз  не поддаётся контролю разума», – снова невольно подумала она

Затем начались несколько быстрых танцев, а Мила и Владимир, судя по всему, были оба озадачены одним и тем же внутренним вопросом: «Это случайность или какая-то неведомая для них обоих закономерность?» Им интересно было, если ещё один танец повторить, начнётся то же самое или нет. Опять начнутся эти, с одной стороны, просто непереносимые и в то же время необъяснимо-приятные вибрации в объятиях друг друга?  Милана точно знала, что и он озадачен и озабочен тем же самым вопросом. Тем более что Владимир далеко не гулёна, как Олег,  вполне вероятно, что это для него тоже впервые.

 

Наконец снова зазвучал медленный танец, и Милана инстинктивно, в неосознанном страхе ринулась из комнаты. Но только она взялась за ручку двери, чтобы идти к себе, как ласковая рука Владимира остановила её. Он слегка охрипшим от  волнения голосом сказал:

– Милана, пойдём потанцуем?

Она покорно положила  руки ему на плечи. И теперь уже гораздо раньше начало происходить между ними притяжение, выражающееся  не в таких сильных и уже более сладостных внутренних вибрациях. Владимир уже как-то справился с собой и, видимо, осознав, что это не случайность, внутренне отдавался этому чувству более полно и проникновенно, и уже вполне осознанно прижимал её к своей груди всё ближе, ближе и

всё сладостнее и сладостнее для обоих. Она видела, что он гораздо меньше теперь стесняется своей дрожи в руках, которая постепенно перестала быть мучительной, он с удовольствием отзывался на невольное звучание её юного тела. Теперь уже ей было, пожалуй, более неловко, чем ему, потому что она по-прежнему не могла справиться с собой. Будучи девственницей, она не ощущала в себе какого-то конкретного зова плоти, как это чувствует взрослая женщина, но просыпающаяся чувственность, эта столь явно обнаруживающая себя страстность в юной девушке, видимо, многое обещала мужчине, хотя Владимир и сам был озадачен тем, что между ними настолько явно происходит такое неожиданно полное взаимное притяжение…

Однако он как серьёзный парень понимал, что это «нечто» было вне его, тем более вне её воли. И если уж он как мужчина не мог с этим справиться, то куда уж ей, как невольно принимающему эту мощную сексуальную энергию звену. А ещё через какое-то время она отчётливо почувствовала, что ему уже нипочём не хочется выпускать её из своих объятий, настолько все эти вновь рождающиеся эмоции и ощущения приятны ему как молодому и пылкому мужчине. Она видела и каждой клеткой  чувствовала после окончания танца, насколько тяжко ему отрываться, отстраняться, даже отлепляться от этого потока сладостной энергии, порождаемой самим её присутствием в его руках, поскольку их уже влекло друг к другу с неудержимой внутренней силой, столь ощутимо и щедро дарящей им это внезапное внутреннее наслаждение…

И это поистине чудесное для обоих открытие, чистое и непорочное, было таким сильным и неуправляемым, что они уже ничего и никого вокруг себя не видели. Милана очнулась только тогда, когда услышала чей-то из девушек ехидный голосок:

– Ну, Милочка, и получишь ты от Ольги, когда та вернётся из дома. Она тебе устроит весёлую жизнь из-за Влада.

Эта фраза сильно остудила её, почти мгновенно вернула ей благоразумие. И она решила после  танца тут же уйти к себе. Это было единственно верное решение, потому что они с Владимиром  уже не в силах были что-то со всем этим поделать.

Милана взяла ключ, вернулась  в свою комнату, разделась и легла в постель. Вот тут-то и начались мучения тела, которое каждой клеткой снова рвалось в его объятия. «Теперь я понимаю тех мужчин и женщин, которые иногда сбегают к любимым прямо из-под венца, если с ними происходит то, что такой вспышкой, таким каскадом эмоций  налетело на нас с Владимиром.  Завертело и закружило в этом сладостном и живительном танце доселе неведомых внутренних ощущений, мгновенно заполнив наши тела золотой трепетной истомой. А  ведь её можно вновь испытать! – с необъяснимой страстностью и невольным сожалением подумала она. – Но только в объятиях друг друга»

И что было для неё особенно странным:  раньше, то есть до этого события, точнее до прикосновения его рук в танце, когда она встречала в коридоре Владимира одного, без Ольги, она просто и без особых эмоций, думала о нём: «Какой хороший парень достался соседке». А после вечеринки, если им приходилось сталкиваться в коридоре, они оба мгновенно вспоминали то, что произошло между ними, как вспышка молнии, но под влиянием долга, людей и обязательств так быстро, как и родилось, вынуждено было погаснуть. И им не суждено больше всецело  испытать эту неизмеримую сладость…

 

Милане даже казалось с тех пор, что лицо Владимира, когда Мила встречала его с Ольгой в коридоре, не выглядит таким счастливым и довольным, как прежде. И она, возвращаясь к себе в комнату, обычно садилась на кровать, если бывала одна, и несколько минут думала о том, что на этой случайной дискотеке между ними с Владимиром произошло нечто чрезвычайно важное для них обоих, какой-то тайный знак, который они  не потрудились разгадать до конца. Какая-то Божья подсказка, которая им не далась. И именно он как мужчина, которому изначально дано право принимать решения, не должен был оставлять это без внимания.

Но подобные случаи нередки между молодыми людьми. И, наоборот, лишь редкие из них способны разгадать подсказку к своему счастью, которая так понятно давалась им свыше. Ведь Любовь даётся нам, как подарок, чаще всего без всяких заслуг и усилий. И наша главная задача – лишь уметь достойно принять её. Со всеми положенными ей почестями, и это уже только от нас зависит, какой мы окажем ей приём. Этим же самым и она нам отплатит, либо сторицей вернёт радость за затраченные усилия, либо, едва задержавшись, равнодушно уйдет в неведомом нам направлении. А если пожалеешь, то куда побежишь за ней?! Она ведь не оставила адреса.

 

Ещё несколько дней после этого диковинного для неё случая она вольно или невольно жила этими неведомыми прежде ощущениями, которые столь неожиданно подарил ей или открыл в ней Владимир. Более того, она теперь уже отчётливо чувствовала, что он, находясь с ней на одном этаже и в своей постели, тоже думает о том, что произошло между ними, ибо оставить это событие без должного внимания никоим образом невозможно.  А все подобные, то есть неизмеримо усиленные  эмоциями мысли и создавали, видимо, эти вихревые потоки невидимой, но оттого ничуть не менее мощной энергии, которая целенаправленными импульсами  иной раз, почти что ощутимо, касалась её сознания… И даже тела…

Но со временем эта страсть, или внезапный всплеск, или даже шквал чувственности начал ослабевать, как и всё на свете, чему нет подпитки и продолжения. И вот в этом состоянии Милана находилась перед первомайскими праздниками. Она даже об Олеге не думала несколько дней в связи с последними столь бурными событиями. А вспомнив о нём в очередной раз, подумала: «Но ведь он тоже развлекается, не ломая себе голову над тем, каково мне ждать его».

 

 

                                                           ГЛАВА IX

 

Наконец наступил Первомай. Правда перед праздником у Миланы произошла небольшая по сути, но существенная для чувствительной девичьей натуры неприятность. Ей посоветовали для покраски волос в хну добавить одну часть басмы. И её прекрасные тёмные волосы, которым она хотела придать цвет красного дерева, приобрели ярко выраженный болотный оттенок, что и повергло её в полный шок.

Хотелось красоты, а оказалась в унынии. Пришлось бегом бежать в парикмахерскую и срочно красить волосы химической краской. Наконец душевное равновесие было восстановлено, и все дружно отправились на демонстрацию. После демонстрации все, естественно, той же самой дружной компанией «завалили» в общагу. Парни побежали за спиртным, а девушки принялись за салаты. Наконец накрыли стол, поставили на него неимоверное количество портвейна и всякой прочей бормотухи, короче всё то, что было студентам  по карману. Из всех окон уже вовсю доносилась раскатистая, даже разухабистая музыка, как говорится, на любой вкус и запрос.

Девушки доделывали последние салаты, как в дверь постучали. Мила была ближе всех к двери, поэтому открыла её первой. На пороге комнаты стоял сияющий Олег с огромным букетом сирени. Сердце у Миланы в одно мгновение дрогнуло от феерической радости и гордости: Олег, да ещё и с таким огромным букетом цветов для неё! А у всех подружек сердце дрогнуло от зависти: такой красивый парень пришёл именно к Миланке, да ещё с букетом благоухающей сирени. Олег был одет с иголочки: в белой красивой рубашке, в праздничных идеально отглаженных брюках и сверкающих новизной туфлях. Милане показалось, что она уже целую вечность не видела его и на несколько мгновений невольно снова залюбовалась им. Затем с замиранием сердца подумала: «Какой красивый! Прямо хоть сейчас под венец с этим букетом цветов!»

Олег, явно довольный тем, какое впечатление произвёл на всех присутствующих девушек его внешний вид, уверенным голосом  молодого денди произнёс:

– Так можно мне войти?

Милана,  едва справившись  с волнением, быстро произнесла:

– Да-да! Конечно! Проходи. Мы рады тебя видеть.

И тут же с гневом на себя подумала: «Чего это я «ляпнула», что именно «мы» рады? Так и получится, что все девчонки будут ему рады». Но Олег, будучи, как говорится, гением общения, протянув ей букет с поздравлениями, тут же начал непринуждённо приветствовать всех собравшихся гостей. Парням пожимал руку и девушкам дарил свою неподражаемо обворожительную улыбку. Ещё бы! Где бы он ни появлялся, он был самым красивым парнем. Накачанный, статный, узкобёдрый. Повеса, да ещё и чертовски соблазнительный! Он это отлично знал и пользовался этим на все сто процентов.

У Милы сердце просто прыгало от радости. И эта сердечная прыгучесть мигом передалась в руки, которыми она поставила его огромный букет сирени в трехлитровую банку и водрузила в центр праздничного  стола. Она чувствовала себя такой счастливой, такой окрылённой, что совершенно бездумно, по какой-то глупой от переполнявших её чувств инерции,  откликнулась на предложение одного из сокурсников сходить с ним за новой кассетой. На ней, по его словам, были записаны все последние музыкальные хиты. Мила сказала, глядя на Олега:

– Мы сейчас! Мигом!

Они и в самом деле примчались через пятнадцать минут, так как он жил буквально в паре кварталов от общежития. Но когда она вернулась в комнату, Олег был мрачнее тучи. Она совершенно не могла понять эту внезапную в нём перемену, поскольку сама была на седьмом небе от счастья. Она подошла к нему и спросила:

– Что-то не так?

И, несмотря на то, что Милана была в своём новом и красивом голубом праздничном платье, которое так оттеняло всю её в этот момент просто ангельскую красоту и которое она надела в первый раз, он тут же  демонстративно, прямо при всех, отвернулся от неё и подошёл к Ларисе. У Милы мгновенно упало настроение и всю  радужность души, словно корова языком слизала, оставив лишь мокрый, липкий и шершавый след…

От этого унижения ей впору было пойти в умывалку и горько разрыдаться. Да жалко тушь потечёт! Это, прежде всего, волнует каждую девушку и каждую женщину, если ты находишься вне дома, как бы велик ни был соблазн или потребность поплакать.

 

Так и провели они этот праздник порознь друг от друга, хоть и в одной комнате. Олег за что-то мстил ей. Так больно и жестоко, но она не могла понять, за что именно? Затем он напился и перецеловал в этой злополучной умывалке всех её подружек. Он методично, прямо у неё на глазах водил их туда одну за другой. И ни одна не устояла. Короче всех, кроме неё.

Милана, стоя в коридоре у окна, в отчаянии думала: «Что мне делать? Может быть, собраться и уехать к тёте? Но уже поздно, как я объясню ей своё появление? Она будет права, если спросит или даже подумает: «А что же ты, Милочка, днём не приехала поздравить меня? А приехала ночью?» И будет права.

 

Вечеринка подходила к концу. Обычная вечеринка с подпитием, каких тысячи проходит в каждом общежитии и в каждой комнате перед праздником. Постепенно все куда-то «рассосались», рассредоточились по укромным уголкам и местам. Кто где. Кто пошёл на улицу, а Мила, полностью убитая поведением Олега, который тоже куда-то исчез так же внезапно, как и появился, пошла в умывалку, умылась, выключила свет, легла в постель и наконец-то  расплакалась. Только теперь она имела возможность самозабвенно отдаться своему отчаянию. Но плакала молча, просто слёзы неудержимо катились по щекам, а «бегущий» нос она промокала  краем простыни. В комнате, кроме неё, находились Маринка и Лариска, но Мила не разговаривала ни с той, ни с другой после того, как они обе целовались с её парнем.

Вдруг в дверь снова тихонько постучали. Лариска спросила, обращаясь к Маринке:

– Кого это опять несёт?

Лариса накинула халат, подошла к двери и открыла её. И тут Мила услышала голос Олега:

– Лариса, можно я пройду к Миле?

Видно, Лариска ничего не могла сказать против этого, и вскоре Мила ощутила руку Олега на своём плече, но тут же дёрнула плечом так, что ему пришлось убрать свою руку.

Возникла мучительная пауза. Он снова не знал, как подступиться к ней, к тому же к его действиям активнейшим образом  прислушивались две пары посторонних ушей Милиных сожительниц. Но нужно отдать ему должное, и это было характерно для него, при любых обстоятельствах он неизменно и без малейшего промедления делал то, что считал нужным и возможным для себя. И за эту его собственную линию поведения, свойственную только ему одному, его можно было либо уважать,  либо порицать, но считаться с этим приходилось.

Вот и сейчас, нимало не заботясь  о том, что подумают о нём другие девицы, которых он попеременно тискал и целовал в умывалке, Олег без малейшего стеснения опустился на колени у кровати Милы, хотя он точно знал, что они с завистью и ревностью взирают на это действо.  И приступил к своему излюбленному дипломатически-активному переговорному процессу, в котором он, всякий раз проявляя просто чудеса логики и изобретательности, неизменно добивался преломления любой ситуации в свою пользу. Вот уж где у парня искусство, так искусство! И откуда только у него бралось такое действительно потрясающее красноречие, когда ему позарез надо было уговорить женщину. Он горячо зашептал ей:

– Миланочка, моя дорогая, прости меня. Я знаю, я знаю, как я испортил тебе настроение и весь праздник. Я знаю, что я сделал тебе очень больно, я знаю, что я нехороший, но никого мне не надо, кроме тебя…

Несмотря на то, что Милана зло молчала, он продолжал шептать ей на ухо с  не меньшим энтузиазмом:

– Ты была сегодня такая красивая, такая неотразимая и голубой цвет тебе потрясающе идёт!   Я так был рад нашей встрече, и если бы ты только знала, как я безумно жалею о том, что не потанцевал с тобой ни одного танца… А я ведь шёл только к тебе одной, – через маленькую паузу он  твёрдо добавил, – и ты это знаешь не хуже меня.

Ей хотелось со злостью возразить: «А вместо этого я  целовал всех подряд кого ни попадя…»

Олег продолжал шептать:

– Я так соскучился по тебе, я так давно не видел тебя. Я специально для тебя купил целый букет сирени, что со мной бывает очень редко, я только маме покупаю цветы, а ты взяла и ушла с другим парнем. Прямо у меня на глазах.

Только тогда Мила не выдержала и тихо спросила, чуть ли не простонала:

– Так ты весь этот идиотский сыр-бор затеял только из-за того, что я пошла с сокурсником за кассетой? Только из-за этого? – нарастающим шёпотом  спросила она.

Олег несказанно был рад тому, что она хотя бы вступила в диалог, и произнёс      уже более уверенно:

– А из-за чего же ещё? Чего ради, если к тебе пришёл твой парень, ты должна была идти с другим за кассетой? – И уже более раздражённо переспросил. – Он что, один не мог сходить за этой самой злополучной кассетой?

Милана невольно замолчала, обдумывая его слова: «Да, он в чём-то прав. А ведь и  действительно, чего ради я поплелась с ним? Хотя этот сокурсник мне триста лет в обед не нужен». Тогда тем более абсурдным кажется теперь ей и самой своё же собственное поведение. Но так бывает иногда в жизни, что всего один необдуманный спонтанный шаг может стремительно разрушить и даже безжалостно сломать целую Судьбу. К сожалению, так бывает. И она снова подумала о себе: «Вот оно что. Это и есть только его адекватная реакция на твоё собственное неадекватное поведение. Действительно, зачем я пошла за этой кассетой? И чего ты, милочка, тогда требуешь от парня?»

И, главное,  не объяснишь ему (он всё равно не станет в это вникать!), что она была настолько счастлива, настолько рада видеть его, что  этого самого сокурсника она даже не видела и не замечала, просто ей надо были как-то усмирить в себе буквально неуправляемый вихрь радости, эмоций, так что ли?! Чтобы девчонки ничего не заметили.

Олег вывел её из задумчивости словами:

– И что ты теперь на это скажешь?

Милане пришлось ответить:

– Да я этому вообще никакого значения не придала, и этот парень мне вовсе не    нравится и не нужен.

Он снова резонно заметил, в логике ему не откажешь:

– А если бы я точно так же сделал?

Она снова вскипела:

– Позволь, а ты что, лучше  сделал?

Но поскольку ей пришлось всё же определённым образом оправдываться, Олег, этот отменный стратег, сразу же пошёл в наступление:

– А чем ты объяснишь тот факт, что когда вы вошли с этим парнем в комнату, у тебя глаза, подобно звёздам, сияли от счастья? Я что, не видел что ли? Или ты думаешь, я слепой? Я  к тебе пришёл, а ты ушла с другим. А когда вернулась, то была такой сияющей от счастья, что даже я растерялся.

Милане пришлось промолчать. Она только подумала: «О, вот он, традиционный диалог на разных языках, когда люди, сколько ни стараются, не понимают один другого, хоть и говорят на одном языке, но это непонимание происходит только оттого, что никто из них просто не желает слушать и слышать другого!»

Олег продолжал что-то шептать ей, а она вновь подумала: «Да, человеческие отношения – это очень тонкая материя. Здесь никак нельзя ошибаться! Вот и у меня сейчас, разве это тот случай, когда стоит делать ему признания. Не скажу же я  ему после всех этих подлянок, которые он методично устраивал мне целый вечер, что мои глаза так сияли только оттого, что он здесь и что я наконец-то снова вижу его. Много чести!»

Но Олег тем временем не переставал шептать ей:

– Милочка, ты самая умная, самая красивая, самая добрая, самая порядочная из всех девушек, которых я  встречал…»

Он продолжал и продолжал говорить, вовсе не заботясь о том, что Маринка с Лариской всё слышат. И Милана с невольной неприязнью подумала: «Пусть эти две поганки послушают, что мне говорит Олег в их присутствии. В конце концов, я с их парнями в умывалке не целовалась».

 

У каждого человека свои особенности и свой набор личностных качеств. Про одного говорят, что он из-под земли достанет, про другого, что он «от яйца отольёт», а Олег был просто потрясающим гением уговаривать. Другого такого человека ей никогда не доводилось встречать. А вот в этих его способностях она убеждалась не раз. Он умудрялся находить именно те слова, которые женщина хотела и желала слышать. И именно те оттенки в словах, которые обладали чуть ли не чудодейственной, просто магической способностью убеждать и успокаивать её, ибо в них не было ничего лишнего, к чему бы она хотя бы мысленно могла придраться, никакого словесного мусора, а всё лишь только по существу.

А существо женское таково, что если ей многожды сказать и повторить, что она самая-самая и особенно – самая желанная, то уже только одно это умело и убедительно произнесённое заверение  приносит ей почти полную сатисфакцию. А глубоко провинившийся может уже не только стоять перед ней на коленях, но ему будет позволено осторожно присесть на край кровати, ничуть не ослабляя при этом своей искренности  и эмоционального воздействия. Но равного Олегу мужчины в искусстве уговоров, в этом молодом повесе, просто не было и, пожалуй, нет больше на свете. Потому что он не ленился повторять самые трогательные и пленительные для женского сердца слова по многу-многу раз, только с различными эмоциональными оттенками, причём с неослабевающим энтузиазмом и искренностью. Тут уже любое женское сердце дрогнет.

Тем более что ей объяснили причину своего поведения и она, эта причина, показалась ей вполне убедительной. Ведь по сути дела, он лишь многократно повторил её собственный пример с другими девчонками. А это так больно!

Олег продолжал шептать:

– Милочка, ты простила меня, негодяя? Я нехороший мальчик, я знаю, что обидел тебя.  Я полностью это признаю, и мне по-настоящему нравишься только ты одна и никто больше. И ты это знаешь не хуже меня.

По её молчанию Олег понял, что первый шквал гнева прошёл, и он нежно             прошептал:

– Мила, можно, я немного полежу рядом? Просто поверх одеяла?

Она опять промолчала, но лежала отвернувшись. Он, естественно, это молчание истолковал по-своему усмотрению, снял туфли и лёг рядом.

Она тихо сказала:

– Это что, твой стиль, твоя метода? Ведь точно такая же история произошла и на Новый год. Сначала ты распсихуешься, при этом ведёшь себя с девушкой, как тебе заблагорассудится, причём целый вечер, а перед утром начинаются активные уговоры. Я вот только одного не пойму, Олег, долго ли всё это будет продолжаться?

Олег с непонятной тревогой спросил:

– Что будет продолжаться?

Она пояснила:

– Все эти полустрессовые ситуации. Для тебя они, может быть, и ничего, а для меня они стрессовые. Вот и возникает резонный вопрос, долго ли они будут продолжаться? Ты уж как-то определись. Или встречаться с девушкой как положено или вообще не встречаться.

На что Олег тут же, но уже более агрессивно ответил:

– А как положено, Мила? Ходить за ручку по аллеям, а потом жениться и страдать? Так я к этому не готов.  Есть у меня друзья, которые уже успели жениться и развестись. Мне всего двадцать первый год.

Она добавила за него:

– И у меня ветер в голове, – но тут же уверенно продолжила, –  хотя нет, ветра у тебя в голове, пожалуй, давно нет. Это опредёлённо. Твоя проблема в том, что ты ни на чём не можешь сосредоточиться. Это тоже у меня не вызывает сомнений. Ты что же думаешь, Олег, я намереваюсь на тебя накинуть лассо? Отнюдь. Хотя, если быть до конца откровенной, то девушки  уже в двадцать лет начинают подумывать о замужестве. И это нормально. Но это, со всей искренностью заверяю тебя, не мой случай. Я хочу, прежде всего, получить хорошее образование и твёрдо встать на ноги, чтобы ни от кого не зависеть. Особенно от таких поворотов судьбы, о которых ты только что сказал, типа поженились-развелись. Мне как раз, кстати, вспомнились слова великого Альберта Эйнштейна: «Если вы хотите вести счастливую жизнь, вы должны быть привязаны к цели, а не к людям или к вещам».

Олег отозвался:

– Ты такая эрудированная, целые фразы помнишь наизусть. Впрочем, немудрено, если ты постоянно в читалке пропадаешь, как мне Лариса сказала.

Милана миролюбиво продолжила:

– Олежка, так что в этом сложного? Чему здесь удивляться, ибо настоящая мудрость сразу  как бы сама собой запоминается. Разве у тебя не бывало так, что какая-нибудь, до глубины души проникшая мысль, пусть даже услышанная всего один раз, одномоментно врезается в память?

Олег честно признался:

– К сожалению, гораздо реже, чем у тебя.

Она слегка съязвила:

– Ах, да! У тебя же другие ориентиры и специализация.

Олег не возразил, видно размышляя о чём-то своём,  а она  вернулась к теме:

– А что касается нашего общения (она предусмотрительно не произнесла слово – отношений), просто, Олежка, меня начинает доставать твоя крайне неуважительная позиция, хотя сегодня, точнее уже вчера,  мне придётся это честно признать, я сама, хоть и невольно, спровоцировала  этот инцидент.

Он тут же с готовностью подхватил:

– Вот видишь…

Они продолжали тихонько беседовать, хотя было, наверное, не меньше четырёх часов утра. Девчонки, видимо, устав прислушиваться к их голосам, после выпитого вина и активного отдыха давно спали. Поэтому Олег мог уже не шептать ей, но чувствовалось по всему, что он наслаждался в эти минуты покоем и умиротворением, которое наступило, наконец, между ними примерно через восемь часов после того, как они встретились.

В окнах потихоньку начал брезжить свет, а ещё через какое-то время начали погромыхивать троллейбусы. Милана тоже лежала рядом с ним, притихшая и успокоенная. Тем более что ей не нужно было опасаться каких-либо активных действий с его стороны.

Но изредка её сознание всё же посещала печальная мысль: «Что ли самолюбия у меня совсем нет? Издевался целый вечер, перецеловал всех подруг, а теперь устроился рядом со мной».

Но когда она ощущала его нежное поглаживание по своему плечу,  и  ласковые прикосновения его губ к шее, то все соображения подобного плана куда-то сами собой улетучивались. Причём быстрее, чем эфир. И оставалась только какая-то глобальная радость от его простого присутствия рядом…

А утром Олег испарился так же быстро, как и появился.

 

На улице буйными красками засияла весна. Она так неожиданно ворвалась в город и в души, что разом заполнила собой всё пространство. Это было любимое время года Миланы. Уже одно буйство яркой молодой зелени приводило её душу в настоящий внутренний подъём. Весной она испытывала неизменно приподнятое состояние, которое,  вне зависимости от чего бы то ни было, улучшало настроение. Она просыпалась раньше всех, пока девчонки дрыхли без задних ног, приоткрывала окно, и врывающаяся в него волна зелёной свежести мгновенно настраивала её сознание на активный лад. Она очень плодотворно занималась пару часов, пока ей никто и ничто не мешало. А к молодому весеннему воздуху, точно такой же молодой весенний ветерок доносил аромат цветущих неподалеку садов частного сектора…

И весь этот весенний букет вкупе давал её душе какую-то неясную надежду, рождая  в ней  какие-то едва оформившиеся, но томительные ожидания… Она на пару минут оставляла учебник и просто смотрела в окно с невольной мыслью: «И когда он надумает вновь заявиться? Когда его посетит новая блажь увидеть меня?..»

Хотя элемент неожиданности, ставший неотъемлемой частью их весьма странных отношений, был все же второй натурой Олега. И ей приходилось с этим если и не мириться, то считаться. У него по-прежнему не было обыкновения что-то обещать или назначать свидание. А  ей ничего не оставалось делать, как ждать когда же ему заблагорассудится снова заскучать по ней, и только тогда он снова объявится. А сама она, естественно, о свидании не заговаривала.

 

Но в очередной, и в последний раз в этот период жизни, его появление было более чем шокирующим. Однажды в дверь их комнаты вежливо постучались. Милана открыла дверь. Какая-то незнакомая девушка спросила у неё:

–  А кто здесь Мила?

У Миланы мгновенно дрогнула сердце и она сказала:

– Я. А что?

Девушка ответила:

– Да там вас внизу спрашивает какой-то избитый парень.

В этот раз у неё буквально оборвалось сердце, и она машинально повторила:

– Как избитый?

Девушка уклончиво отозвалась:

– Спуститесь, сами увидите.

Мила как была в халатике, так и ринулась вниз. На диване сидел Олег. Лицо у него было в крови, один рукав рубашки на плече разорван и оторван. На передней полочке рубашки нет двух пуговиц, а над бровью у виска довольно глубокий то ли порез, то ли ссадина, из-за сукровицы, струящейся из неё, сразу не поймёшь.

Мила кинулась к нему со словами:

– Олежка, что с тобой? Кто это тебя так избил? На тебя что, напали? Говори быстрее!

Но Олег не был сильно удручён происходящим, лишь слегка расстроен. Несмотря на то, что кровь из верхней ссадины продолжала стекать по  виску и  щеке и достигла почти самого подбородка, он продолжал хранить строптивое молчание, видно, радуясь  неподдельной тревоге в её глазах и словах.

Милана снова нетерпеливо спросила:

– Олег, так расскажи же, что с тобой?

Только тогда он сказал с немалой долей бравады во внезапно окрепшем голосе:

– Да вот! Не все же такие правильные и принципиальные девушки, как ты. Я привёл подружку домой. И отец, застав нас в родительской постели, как ты изволила однажды выразиться, в святая святых, как видишь, довольно основательно избил меня.

У Миланы мгновенно вполовину улетучилось чувство сочувствия, и она спросила уже без той тревожной жалости, которая переполняла её сердце и голос с самого начала:

– И  ты шёл в таком виде через половину города только для того, чтобы      покрасоваться передо мной?

Он спросил с неожиданным вызовом, как он это делал всегда:

– Почему шёл? Я на моторе сюда приехал. А куда мне ещё ехать?

Она с внезапной ревностью подумала: «Как это, куда? Ну и шёл бы к той, из-за которой тебе от отца досталось. И он тебя так впечатляюще раскрасил.  Впрочем, правильно тебе досталось!» Олег обладал  удивительной чувствительностью и, мгновенно прочитав её мысль, которая лишь пронеслась у неё в голове, снова с вызовом спросил:

– Ты мне не рада?

Она ответила ему вопросом на вопрос:

– Хотелось бы мне знать, есть ли на свете хоть одна девушка, которая была бы рада          в подобной ситуации? А ты бы обрадовался на моём месте?

Он, не сбавляя гонора, ответил:

– Тогда я пошёл, гуд бай!

Она быстро положила ладонь ему на плечо и, снова усадив его на диван и вытерев носовым платком часть полузапёкшейся крови на его лице, сказала более терпеливо:

– Подожди меня минутку, сейчас я принесу бинт и зелёнку из аптечки и обработаю тебе ранки, а потом пойдёшь, иначе тебя мигом в таком виде в ментовку сцапают. Подожди, я сейчас, я быстро вернусь.

И она побежала к себе. Девчонки начали сразу свои расспросы: что, да как, да почему? Она металась по комнате в поисках всего необходимого. Быстро всё взяла и побежала вниз.

Но Олега на диване уже не было. Она в крайней растерянности села на то же самое место, где он только что сидел на продавленном сиденье старого дивана, которое ещё хранило тепло его тела. И душа её почему-то сильно застонала. Она сама себе не могла объяснить, что с ней происходит. Но в эти мгновения она очень сильно ощущала чувство, очень похожее на чувство какой-то невосполнимой утраты. Поскольку у неё всегда была очень сильно развита природная интуиция, в те минуты у неё было почти физически осязаемое ощущение, что она его больше никогда не увидит…

 

                                                           ГЛАВА X

 

            Затеммедленно потекло время без Олега. После своей экзотической выходки он больше не приходил, но Милана  всё время жила ожиданием его внезапного, как всегда, появления. Хотя со временем она сердцем почувствовала, что его просто нет в городе, иначе когда-нибудь он всё же не выдержал бы и заявился в общежитие. Судя по всему после этого семейного скандала, когда он, считай, осквернил родительскую постель, отец в гневе выслал его опять в Минск, на, так сказать, вольные хлеба. Но точной информации она ниоткуда получить не могла, не пойдёшь же и не спросишь у разгневанных родителей.

Однако Милана  всё время почти до конца самой учёбы в университете в душе продолжала ждать его. «Ведь родители же здесь, в городе живут. Так неужели он даже на каникулы не приедет к ним?» – думала она. Со временем она начала встречаться с другими парнями, но это были лишь незначительные увлечения, которые совсем не затрагивали её душу, ибо никому больше не удавалось вызвать в её сердце такой стремительной и трепетной радости от встречи, как Олегу.

Но свято место, как известно, пусто не бывает. К концу учёбы в университете на Милану начал засматриваться один преподаватель – еврей. Высокий, стройный, жгучий брюнет. Он был всегда одет в тройку. Его костюм дополняли идеально отглаженные рубашки и красивые элегантные галстуки. Это был во всём респектабельный господин и до умопомрачения эрудированный Давид Абрамович. Он начал проявлять к ней интерес в виде коротких бесед или приветливых улыбок в коридоре. А однажды и совсем удивил её, сказав,  когда другие студенты покинули аудиторию:

– Милана, а вас я попрошу остаться.

Милана, зная о его тайной симпатии, позволила себе  пошутить:

– Вы, Давид Абрамович, так сказали мне, как когда-то Мюллер сказал Штирлицу.

Она осталась в аудитории, но не села, а стояла у двери.

Преподаватель мягким голосом предложил ей:

– Да вы присядьте, Милана.

Она спокойно водрузилась на соседний стул, молча и выжидательно  взирая  на него, совершенно не подозревая при этом,  в чём состоит причина столь неожиданной аудиенции.

Благо дело, преподаватель сразу начал с главного:

– Я довольно долго, как вы изволили заметить, наблюдаю за вами, Милана. Вы – девушка серьёзная и имеете довольно основательный багаж знаний. Вы усидчивы, трудолюбивы и, самое важное, умеете сосредоточиться на главном.  Вы не жалеете времени для того, чтобы лишний час посидеть и позаниматься в читальном зале. Кроме того, в вас есть, на мой взгляд, здоровая творческая амбиция, если судить по качеству ваших курсовых работ.

Милана слушала его и одновременно думала: «Интересно, к чему он клонит? На предложение к сексу вроде это не похоже». Давид Абрамович продолжал, глядя ей в глаза своими тёмными проницательными глазами,  взгляд которых заставлял невольно слегка волноваться:

– Если вы, Милана, будете  так же упорно заниматься, то я могу рекомендовать вас в аспирантуру в Московском институте стали и сплавов. Мне предложили две вакансии. Это, правда, не совсем ваш профиль, но от такого выгодного предложения вряд ли стоит отказываться – как от единственного шанса, который сам идёт вам в руки.

Она сразу подумала: «Потому что в нашей группе нет девушек-евреек, иначе не видеть бы мне этого столь лестного предложения, как своих ушей». Кто будет вторым, она даже не сомневалась, это будет Саша Осейчук.

От этой действительно потрясающей её воображение  новости душа её мгновенно взлетела вверх от радости, но сразу же поникла и она спросила хоть и почтительно, но без особых, что свойственно молодости, церемоний:

– Спасибо, Давид Абрамович за это столь лестное предложение, а какова будет плата за это             содействие?

Он улыбнулся её сообразительности, что Мила избавила его от необходимости касаться этой весьма щекотливой темы, и спокойно сказал:

– Не волнуйтесь, моя дорогая, большой платы не потребуется. Разве что такая очаровательная девушка, как вы, сходит со мной пару раз в театр, когда я буду в Москве.

Мила, следуя своей природной доверчивости, тут же засияла и с готовностью       добавила:

– О, эта плата мне, пожалуй, по карману.

Преподаватель тоже довольно улыбнулся:

– Вот видите, обстоятельства складываются для вас благоприятным образом. Так что идите и хорошенько обдумайте моё предложение, – и он внушающим голосом повторил, – второго такого шанса может просто не быть.

Мила встала и сказала уже с искренней признательностью:

– Спасибо вам большое, Давид Абрамович, это действительно очень лестное для меня предложение.

Он добавил с довольной улыбкой:

– Только знайте, Милочка, если вы отважитесь принять это предложение, вам нужно будет, как вы сами понимаете, ещё чаще бывать в читальном зале, чтобы как следует подготовиться к подобной перспективе. Мне, как вы сами понимаете, не хотелось бы краснеть за своих протеже.

Она ещё раз поблагодарила его и вышла из аудитории. Вечером девчонкам ничего не сказала, чтобы не вызывать зависть. Да к тому же всё это ещё «бабка надвое сказала», как говорится. Но сама полночи не могла уснуть, всё думала над этой поистине блистательной перспективой – попасть в аспирантуру, да ещё и по протекции самого профессора, прекрасно понимая, что такого шанса может действительно просто не быть. Недаром же само слово шанс существует только в единственном числе.

Но с этих пор Мила решила забросить все гульки и увлечения и начать серьёзно заниматься, что, естественно, вызвало у всех окружающих массу вопросов. Никто в комнате не мог ничего понять. Чего это ради Милана, которая прежде легко соглашалась на различные увеселительные мероприятия, вдруг так резко охладела к ним?

Уже в этом возрасте она отлично понимала, чтобы иметь в арсенале что-то приличное – от мужчины рядом и до профессии, нужно, прежде всего, самой соответствовать  своим запросам. Что подобное притягивает подобное, она знала давно. Иногда по вечерам, лёжа перед сном в постели, она с удовольствием вспоминала их беседу с Давидом Абрамовичем. Чтобы холёный и во всем превосходный светский лев, мужчина блестящего ума и глубоких знаний сделал такое лестное предложение именно ей, это действительно дорогого стоило.

«Тогда надо этому полностью соответствовать! Положение обязывает!» – твёрдо решила она. И с этих самых пор целенаправленно отдалась учёбе и самообразованию. Начала посещать курсы английского и немецкого языков, чтобы в столице быть «подкованной» не хуже других. И её труды не пропали даром. Всё получилось. Она со своим коллегой Сашей Осейчуком после окончания университета действительно оказалась в аспирантуре Московского института стали и сплавов. Но там их дорожки как бы разошлись. Он больше общался с ребятами.

Милане тоже повезло с ближайшим окружением. Её поселили в двухместный номер с другой аспиранткой Верочкой. Это была высокая, улыбчивая, светловолосая и кареглазая девушка Милиных лет. Молодые девушки, посмотрев друг на друга, сразу понравились одна другой. Тем более что Вера, как и Милана, хоть и училась в столице, но родом тоже была  из провинции. Она, как и Милана, не имела вредных привычек, зато имела страстное желание чего-то добиться в жизни, что-то сделать для себя, раз уж выпал такой шанс. Они обе много занимались. И хотя у Веры был другой руководитель и несколько иной профиль, это не мешало им очень хорошо ладить между собой. В свободное от напряжённых занятий время они ходили вдвоём в театр или на концерт, если им позволяли финансы.

Но в основном обе предпочитали грызть гранит науки, хоть это вовсе не женское  дело. В аспирантуре у Миланы быстро появился воздыхатель – Аркаша Войнович. Аркадий имел типичную для молодого еврея внешность. Необыкновенно яркие, красивые, чуть навыкате, глаза. Чистое лицо, окаймлённое шапкой чёрных кудрявых волос, уже довольно длинных, как предпочитала носить столичная молодёжь. Яркие губы обнажали в частой улыбке два ряда ровных здоровых зубов. Аркадий всегда был одет в костюм, рубашку и галстук. И, что немаловажно, всегда ходил в почищенных туфлях. Да и костюмчик ладно сидел на его худощавой фигурке.

Несмотря на то, что Аркаша был на голову «шибка умный», он не всё время сидел в читалке,  а  определённую часть времени уделял ещё и посещению тренажёрного зала. Чтобы быть на уровне, как он выражался. Милане было легко общаться  с ним. Со временем они стали как две подружки. Он почему-то тоже тянулся именно к ней, хотя там были и другие молодые аспирантки.

Они вместе ходили на вечеринки, а иногда ходили и просто прогуляться после занятий. Её новая подруга Вера тоже не осталась без мужского внимания. Вскоре  она  начала встречаться с парнем, только не из аспирантуры, а из театрального училища. Иногда ходили куда-нибудь вчетвером, но в основном, из-за нестыковок во времени с Верой, Милана проводила время с Аркадием. С ним ей было легко и просто.

Они как-то шли по аллее, и Милана спросила его:

– Ара, а почему ты из всех девушек выбрал именно меня?

Аркадий быстро ответил:

– А потому что никому из девушек и в голову бы не пришло  обратиться ко мне таким образом. Почему ты назвала меня Ара, я ведь тебе не армянин какой-то, да-а?! – скопировал он армянский акцент, – и потом мне нравится, что ты вполне достойно отвечаешь мне на все мои шутки и приколы. Вот что мне в тебе нравится, – он слегка помедлил и как бы нехотя добавил, – кроме твоей, разумеется, потрясающей мужское воображение, ярчайшей и просто непревзойдённой, на мой взгляд, красоты.

Мила рассмеялась:

– Хочешь тем самым сказать, что я просто-напросто соответствую твоим запросам и представлениям о том, какой должна быть девушка твоей мечты? Хотя обрати внимание, что я ни на что не намекаю.  Мне просто любопытно. Стало быть, – весело продолжила она, – у девушки твоей мечты должна быть хорошая реакция, то есть  она должна должным образом реагировать и отвечать на твои, чего уж скрывать, хоть и  остроумные, но часто  достаточно заковыристые шутки?

Аркадий ответил, блеснув яркой улыбкой:

– А как иначе? Если молодые люди изначально не могут достойным образом реагировать на шутки друг друга, то им и делать вместе нечего, – он улыбнулся и добавил, – знаешь же, как действуют некоторые клубы знакомств, там совместимость партнёров проверяют по различным параметрам. В одних случаях, что из пищи предпочитает каждая пара.  Если, например, оба партнёра любят борщ, пельмени и блинчики, значит, им хорошо будет вместе. А мой параметр – это реакция девушки на мои шутки. Иначе, зачем стараться остроумно шутить, если этого никто не оценит? – Резонно добавил он. – А с тобой интересно поговорить и иной раз даже послушать тебя, – слегка съязвил он.

Она мгновенно среагировала:

– Вот как! Даже послушать! Это действительно чего-то да стоит, если такой          мужчина  желает тебя послушать, – в тон ему продолжила она.

Аркадий ответил на удивление серьёзно:

– Да нет, не только это соответствует в тебе моим представлениям.

Милана улыбнулась и сказала:

– Ну вот, напросилась в девушки твоей мечты. Того и гляди, что ты сам это           осознаешь.

Аркадий ответил:

– Это, в общем-то, и неплохо, что напросилась.

Милана перебила его:

– Нет! Стоп! Закрыли тему! Об этом не будем даже речь вести. Иначе я обижусь. Вот выпущу сейчас иголки, тогда узнаешь, какая  я колючая. А тебе этого хочется? – И ответила за него. – Думаю, что нет. А мне тем более не хочется быть на что-либо напросившейся.

Но Аркадий всё же продолжил её первоначальную мысль:

– Я давно присматриваюсь к тебе, Милана…

Её тут же внутренне передёрнуло. Она  мгновенно подумала: «И этот тоже приглядывается и прикидывает, что да как. Один уже доприглядывался, – невольно вспомнила она  Олега, – что совсем отношения прервались». Вслух почти гневно сказала:

– Аркаша, а не мог бы ты, молча это делать, ничего мне не говоря? Может быть, я тоже к тебе приглядываюсь, но мне и в голову не приходило сообщать тебе об этом. Так что давай вернём наши отношения на исходную позицию, где не было никаких сложностей, где всё было хорошо и спокойно, без внутреннего дискомфорта.

Аркадий упрямо спросил:

– А когда он появился, этот внутренний дискомфорт, как ты думаешь?

Она ответила:

– Так ясно же, после твоей фразы, которая содержала слово «приглядываюсь». Ведь это автоматически ставит человека в неловкое положение, особенно девушку. Уж тебе ли, умному парню, не почувствовать это? Разве это не понятно?

Аркадий грустно сказал:

– Вот и договорились.

Она подхватила:

– Вот и дошутились! – И обиженно продолжила. – Не надо было начинать.

Аркадий ответил ей в тон:

– Так, а кто начал-то?

Милана сказала:

– Вот и первое обвинение.

Хоть открыто Аркадий к этой «зависшей» теме больше не возвращался, но            однажды, когда они  прогуливались после  кино, Аркадий предложил ей:

– Слушай, Милана, так холодно, давай зайдём ко мне на чашку чая. Мама у меня такой чай отменный делает, закачаешься! С различными мятными травками. Душистый- душистый! Пошли, а?

Милана мгновенно сжалась, подумав: «О нет, только не это! Сейчас же начнётся досмотр товара». Вслух сказала:

– Да нет, знаешь, давай лучше в другой раз. Если хочешь чаю, поехали к нам. Хоть          наш чай и не с травками, а с утопленничками, – она улыбнулась, –  но чай есть чай.

Аркадий переспросил:

– С чем-чем ты сказала?

Она улыбнулась:

– Да  чай в пакетиках. Это моя соседка чай в пакетиках так называет.

Но Аркадий, уже не отступая от своей идеи фикс, просительно повторил:

– Милочка, давай зайдём на минутку, я честно сказать, очень легко одет. Я быстро накину пуловер, и мы пойдём. Я тебя провожу, а ведь мне ещё возвращаться.

Мила сказала:

– Ну, уж если давить на женскую жалость или сострадание, так это вообще беспроигрышный вариант. Пошли, что я злодейка, что ли, морозить своего ближнего? Только учти, на одну минуту. Я постою у порога, а ты бежишь к шифоньеру или к тому месту, где у тебя висит или лежит пуловер, и мы мигом – вон. Идёт?

Аркадий просиял от радости:

– Идёт!

Но шла Милана   с какой-то внутренней тревогой. Она где-то понимала, что это не более чем трюк, это его внезапное желание теплее одеться, потому что насчёт того, что называется – подумать и продумать! –  у него проблем никогда не было.  А ведёт он её точно матушке на смотрины. Только от одной этой мысли она продолжала испытывать внутренний дискомфорт, но делать было нечего. Теперь уже назад пятки не повернёшь, пообещала.

Аркадий как-то вскользь упомянул, что они живут вдвоём с мамой, а отец у него умер десять лет назад. Он был у него какой-то видный учёный. То ли физик, то ли химик и трагически погиб во время испытания какого-то прибора или устройства при проведении опасных для жизни опытов. Но поскольку эта тема всегда тяжела для родных, то Милана  не задавала ему никаких уточняющих вопросов.

Они поднялись по ступенькам на второй этаж, Мила изо всех сил старалась создать у себя внутри «непринуждённый вид». Она была нормально для аспирантки одета, хотя по случаю холодной погоды на ней был брючный костюм, но блузка гармонировала с костюмом, сапоги, дублёнка и шапка, всё подобрано и тоже всё в порядке. Аркадий  поднимался молча, занятый, видимо, какими-то своими соображениями и очередными обдумываниями.

Но, как оказалось, страхи Миланы были несколько преувеличены. Их приветливо встретила приятная женщина – мать Аркадия, с несколько увядшим, но всё ещё привлекательным лицом. У неё были такие же, как и у Аркадия, глаза и такие же тёмные волосы, заколотые сзади, а спереди аккуратно уложенные. Она была в тёмном домашнем платье, сшитом из тонкого вельвета с маленькими розочками. Горловину платья  украшал отложной кружевной воротничок. На открытой шее Аделаиды Александровны, так звали маму Аркадия,  виднелась золотая цепочка алмазной огранки. Милана невольно подумала: «А мамочка у него что надо!»

Сразу же после их представления друг другу хозяйка дома радушно предложила:

– Аркаша, вы же, наверное,  с Милочкой замёрзли? Проходите, я вас чаем напою.

Но Милана и не думало проходить от порога, как условились с Аркадием. Она смущённо сказала:

– Нет, спасибо большое, мы – на минутку, только чтобы Аркадий оделся потеплее. Не беспокойтесь, пожалуйста, мы сейчас уйдём.

Но мама Аркаши была  непреклонна:

– Нет уж, дорогие мои, если уж зашли, то не отказывайтесь от чая. Я специально миндальное печенье испекла, – выдала она сына, – вам понравится.

Милана сразу обратила внимание на это её «дорогие мои». И это тоже подтверждало догадку Миланы, что встреча планировалась, но продолжала нерешительно топтаться у порога. Аркадий между тем молчал, как партизан, или делал вид, что он здесь ни при чём, и это вся затея с чаепитием только результат радушия мамы.

А мама уже более уверенно подсказала сыну:

– Что же ты, Аркаша, стоишь? Помоги Милочке раздеться.

Послушный сынок только и развёл руками, как бы говоря: «Ну что здесь поделаешь, придётся подчиниться». А Милане тоже неудобно было перед его матерью изображать из себя несговорчивость или неделикатность, и она позволила ему снять с себя дублёнку, шапку и шарф. Затем сняла сапоги и шагнула за ним в гостиную большой профессорской квартиры, где всё поражало великолепием. Сев на предложенный ей стул, она невольно осмотрелась. Везде, куда ни кинешь взгляд, стояла добротная мебель красного дерева. Антикварные шкафы с гнутыми ножками, два шкафа с дорогой посудой, картины и красивые безделушки на всех свободных поверхностях мебели.

Пока мама хлопотала на кухне, Мила сказала укоризненно:

– Эх ты, – ей так хотелось добавить, маменькин сынок, – не сдержал своё слово!

Но тут в гостиную вошла мама, неся на блюде ароматное печенье, от одного вида которого у Миланы от голода засосало под ложечкой. И она, что и требовалось от неё, начала активно изображать из себя скромность и покорность. Хотя  перед этим успела подумать, ещё раз окинув взглядом квартиру: «А считается, что евреи не слишком обременяют себя недвижимостью, по причине того, что их жизнь подвержена постоянным переездам, связанным с различного рода гонениями. И что они все свои средства стараются вкладывать в бриллианты, чтобы можно было легко собраться и уехать, но, судя по этой обставленной шикарной мебелью квартире, этого никак не скажешь».

Здесь во всём сказывалась и царила основательность, присущая только перманентной оседлости. Мама тем временем задала ей первый пробный вопрос:

– И как идут ваши дела в аспирантуре, Милочка?

Милана опять обратила внимание на то, что матушка Аркадия настолько запросто называет её Милочкой, словно они давным-давно знакомы. Стало быть, у них с мамой наверняка был уже не один разговор на предмет его отношений с новенькой аспиранткой. И тут же решила про себя, во что бы то ни стало держаться с ней вежливо, но достаточно отстранённо, не выдавая ей особой информации для дальнейших размышлений и умозаключений.

Она изобразила вежливую улыбку и уклончиво ответила:

– Приходится много заниматься, что мы и делаем. Аспирантура – это уже другой уровень, это уже не студенческая жизнь, где можно было немного пофилонить. Здесь же ты особенно понимаешь, что всё зависит только от тебя.

Мамочка Аркаши положила ей ещё ложку варенья из клубники с радушными       словами:

– Да вы угощайтесь, Милочка.

Мила взяла ложечкой варенье и начала активно причмокивать и приговаривать:

– Ой, как вкусно! Какое замечательное варенье! Настоящий деликатес! Аркадию повезло, что он с такой мамой живёт, – выдала и она маленький комплимент хозяйке дома.

Мама тут же просияла и довольным голосом подхватила:

– А ваши родители, Миланочка,  где живут?

Милана ответила:

– А мои родители живут в Киргизии. Там, в ста двадцати километрах от столицы, есть богатый комбинат редкоземельных элементов, где добывается сырьё для графитных пластин, которые специально изготавливаются для космических кораблей. Там и живём.

Она специально подробнее рассказала о комбинате, чтобы меньше говорить о себе.

Известно, что в еврейских семьях чаще всего именно матушка подбирает избранницу для своего сына. Чтобы и наследственность была нормальная, и семья в порядке, и воспитание претендентки – в целом. И внешне чтобы невеста годилась для роли будущей продолжательницы  их рода.  И это, наверное, нормально. Но не до такой же степени, как сейчас, в первый раз?! Милана сидела за щедро накрытым для чая столом, где было всё: и несколько сортов вкусного варенья, и действительно изумительно вкусное миндальное печенье, и сливки к чаю, и фрукты, но чувствовала себя до такой степени не в своей тарелке, что просто ужас! Хотя хозяйка дома и вела себя соответственно своему сану, вдовы знаменитого профессора и ничего себе откровенно не позволяла. Но если бы Милана была не живым человеком а, к примеру, блузкой, она немедленно бы вытащила её из  пакета. Затем из упаковки и тут же досконально рассмотрела бы её: все ли края нормально оверложены, все ли прорезаны петли для пуговиц, не болтаются ли где-либо нитки, и нет ли где-нибудь на полочках случайного пятна.

Мать Аркадия так откровенно рассматривала её, хотя и старалась завуалировать свой подчёркнутый интерес какими-либо отвлекающими вопросами. Но Милана чувствовала, что мать Аркадия с удовольствием бы раздела её и осмотрела, нет ли на её теле какого-либо непотребного родимого пятна или каких-либо других дефектов. И Милане нестерпимо захотелось, несмотря на всё радушие хозяйки, немедленно встать и покинуть их дом. Чуть спустя она так и сделала. Неожиданно для  хозяев дома встала и,  поскольку от волнения у неё даже вылетело из головы имя и отчество матушки Аркадия, просто решительно сказала:

– Спасибо большое вам за чудесное печенье и душистый чай, но мне действительно пора возвращаться. Она специально не сказала «нам пора», чтобы у матери и мысли не возникло, что она желает вырвать её сыночка из этого устоявшегося и уплотнённого всеми положенными благами семейного очага.

И только когда они вышли из подъезда их элитного дома в самом центре Москвы, Милана с укором в голосе сказала ему:

– Эх ты, нехороший человек, редиска! Значит, ты просто пообещал маме правдами или неправдами заманить меня в дом и показать меня  ей в качестве экспоната? Хотя я не совсем точна в выражении данной мысли, на экспонат приходят смотреть, а меня затащили туда обманным путём. Мама у тебя, конечно замечательная женщина и отменная хозяйка, и по всему видно, что ты для неё единственная надежда и опора. И, судя по всему, она не обманывается в своих ожиданиях, делая на тебя ставку…

Аркадий неожиданно проявил твёрдость характера и не стал особенно поддерживать данный монолог, тогда она тоже свернула свою мысль. Достаточно того, что ей явно не пришлось по душе  весьма откровенное разглядывание и прикидка его матери.

А сама Милана, вернувшись к себе и сделав кое-что для завтрашних занятий, легла в постель и долго перед сном  размышляла над тем, что увидела сегодня вечером. «Разумеется, – думала она, – квартира в центре Москвы, всеми уважаемая респектабельная мама и перспективный сын. Скорее всего, будущий учёный, как и его отец, поэтому не удивительно, что вся эта наличность обязывает к тщательному отбору и выбору его невесты…» Но душа её почему-то не располагалась именно к этим мыслям. Единственное, о чём подумала она перед тем, как заснуть: «Здесь уж сто процентов будешь замужем не за сыном, а за матерью. А каково тебе будет самой, одному Богу известно.  А Аркадию, кроме его действительно выдающегося ума, наверное, надо что-то ещё, чтобы быть хорошим мужем…»

Уже засыпая, она подумала о том, что его мама явно преждевременно рассматривает её в качестве кандидатки для партии её сына. И то, что она познакомилась с его матерью, это, может быть, весьма кстати, пока она ещё не успела  по-настоящему привязаться к нему. Тогда  она  была бы уже просто вынуждена смотреть на всё более покладистыми глазами и более поверхностным взглядом.

 

 

                                                           ГЛАВА  XI

 

С этого момента Милана ещё больше начала уделять внимания занятиям и изучению английского языка. Со временем она освоила его настолько хорошо, что могла подрабатывать репетиторством и небольшими переводами. Аркадия она теперь воспринимала не как своего будущего супруга, а  только как друга. Когда она твёрдо приняла это решение, их отношения, как ни странно, остались по-прежнему непринуждёнными.

А вот за что она была ему особенно благодарна, так это за то, что Аркадий, будучи перспективным аспирантом, умудрялся где-то откопать ли, достать или удачно выудить пару билетов на какие-нибудь крупные научные мероприятия. Либо на какой-нибудь форум, либо на какую-то научную конференцию, либо на брифинг с участием  международных учёных и журналистов. Хоть эти мероприятия и были далеко не всегда по их профилю, но на этих встречах, по его словам, характерным только для этого умницы, всегда была возможность пообщаться, даже познакомиться с интересными людьми или хотя бы послушать выдающихся ораторов.

В один из вечеров Аркадий вот так же, заявившись к Милане со счастливым лицом и с сияющими от радости глазами,  сообщил ей:

– Ой, Милочка, не поверишь, но мне удалось заполучить два билета на международный экологический форум, который будет проходить завтра во Дворце конгрессов. Так что одевайся завтра импозантнее, и мы с тобой  сходим на интереснейшее мероприятие. Форум начинается в десять утра, а я за тобой зайду в девять, годится?

Милана ответила без особого энтузиазма в голосе:

– За приглашение, конечно же, большое спасибо, Аркаша, но ты уверен, что наше присутствие там необходимо? – неуверенно добавила она.

Он спросил ей в тон:

– Дорогая моя, а ты хоть раз была во Дворце конгрессов?

Она вынуждена была признаться:

– Нет, не была.

– Тогда скажи на милость, какие могут быть вопросы?

Милана согласилась с ним:

– Да, друг мой, этим аргументом ты меня убедил окончательно, на все сто процентов. Действительно, хоть Дворец конгрессов посмотрим.

Аркадий довольно улыбнулся:

– Я слышал, что на этом международном форуме будут все основные «отравители и засорители» экологической атмосферы, то бишь, все генеральные директора сталелитейных концернов и других крупных промышленных предприятий. Глядишь, с кем-то полезным и познакомимся для своей дальнейшей карьеры, – уверенно добавил он, – ты только раскинь умом, это же руководители именно нашего с тобой профиля. А ты ещё сомневаешься.

Милана улыбнулась и добавила:

– Ара, поднимаю обе руки вверх. Вот до твоего видения перспективы мне действительно далеко. Здесь тебе просто равных нет! – И она с улыбкой добавила. – Особенно, если этот знак равенства ставить между тобой и мной.

 

В назначенное время Аркадий с Миланой  подошли к входу в величественное и суперсовременное здание Дворца конгрессов, передний фасад которого мягко отсвечивал тонированными стеклами высоких оконных проёмов. С не меньшим удивлением смотрела Милана и на внутреннее оформление Дворца конгрессов. Её, например, удивил застеклённый сверху внутренний дворик, в котором почти в натуральный рост были установлены искусственные берёзки. По всему периметру холла здания шли многочисленные бутики, предлагающие широкий ассортимент различных товаров, и маленькие кафе, предлагающие не менее разнообразный ассортимент различных  закусок и десертов.

Они с Аркадием  одновременно остановились около экзотически украшенного бутика в китайском стиле, рядом с которым были установлены два лежащих бронзовых льва. Внутренне убранство бутика тоже поражало обилием всякой китайской сувенирной продукции. А поскольку у них ещё было время, Аркадий затем пригласил её в одно из многочисленных кафе. В витрине этого кафе было выставлены кондитерские изделия на любой вкус. Он взял две чашечки кофе и по кусочку вкусного торта. Они быстро справились с угощением, и пора было подниматься в конференцзал. На верхние этажи вели довольно широкие мраморные лестницы, застеленные широкими бордовыми ковровыми  дорожками с орнаментом по бокам.

Когда они вошли в сам конференцзал, в нём было всего несколько человек.  Видимо, секретариат.  Они дружной стайкой сидели за большим овальным столом (с полым пространством и цветами внутри, какие обычно бывают в подобных залах) и раскладывали по стопкам какие-то бумаги.  Аркадий сказал довольным голосом:

– Видишь, какие мы с тобой молодцы, что приехали пораньше. И места хорошие застолбим. Давай сядем визуально подальше от VIPов, не то придут большие дяди, – со знанием дела улыбнулся он, – и сгонят нас, как щеглов, с насиженных мест. А если мы сядем, к примеру, вот здесь, слегка на отшибе, – усаживаясь, комментировал он свои действия, – то на наши места уже никто претендовать не станет. Прошу вас, моя прелестная пани Милана.

Милана улыбнулась в ответ:

– Ну, ты и стратег, Аркаша!

Вскоре начали появляться значительные фигуры сталелитейных магнатов. Они входили все  такие  важные и вальяжные, диковинно-модно одетые для этой международной встречи. Такие, в общем и целом, лощёные. Все такие прямые и вертикальные на вид, словно и сами были стальными. И по точному прогнозу Аркадия, все садились именно поближе к председательствующему. Кое-кто слегка опаздывал.  «Кто поважнее, тот – попозднее», как говорится. Но основной костяк форума пришёл во время, какой-то монолитной группой.

Было здесь и несколько человек иностранцев со своими переводчиками. И вскоре председательствующий объявил о начале первой части заседания. Но Милану, если сказать честно и по существу, не слишком взволновала сама тематика докладов,  выступлений и комментариев к ним. Ибо когда ты не на все сто процентов отдаёшься какому-то делу, то вряд ли она, эта твоя самая чувствительная к происходящему субстанция, именуемая душой, станет очень уж надрываться, вслушиваясь в то, что для неё, по большому счёту, не столь уж любо и дорого.

Аркадий более внимательно следил за выступлениями, но это его природная особенность – впитывать любые знания. А Милана довольно вяло взирала на всё это действо в целом. И если бы не радужный прогноз Аркадия относительно какого-либо полезного знакомства, то она могла бы спокойно слинять оттуда в первый же перерыв.

 

Вдруг в зал тихонько вошли двое высоких мужчин. Один из них – невероятно яркий мэн. Они тихо извинились, сказав, что только что прибыли самолётом из Голландии и чуть-чуть задержались по этой причине. И поскольку все места в районе центрального ядра форума были заняты, эти двое вновь прибывшие участника сели почти напротив Миланы и Аркадия, чуть-чуть наискосок.

И Милана от нечего делать начала украдкой рассматривать этих двух новых мужчин, поскольку сама она даже не надеялась привлечь внимание хоть одного из них. Оба они были внушительно представительны сами по себе и крайне презентабельны внешне, как и полагается быть сильным мира сего. А  Аркадий шепнул ей, что тот, который самый яркий, является  одним их ведущих стальных магнатов в стране, и что он читал о нём статью в журнале. Тогда  она уже более внимательно начала приглядываться к нему.

Интересно же, как выглядят и что представляют собой так называемые новые русские, хотя этот яркий мужчина вовсе не походил на русского. Милана подумала: «Хоть со стороны посмотреть на сильных мира сего». Один из двоих мужчин, светловолосый,  кареглазый и приятной внешности мужчина, хоть и был хорошо и стильно одет и весьма респектабельно выглядел, особого внимания Миланы не привлёк по той причине, что светловолосые мужчины не являлись для неё предметом подчёркнутого интереса.

А вот второй – это, конечно же, самая настоящая мечта для молодой девицы. И поскольку взор незнакомца был постоянно обращён к очередному докладчику, она могла сколько угодно долго тайно-явно рассматривать его. Точнее даже, с невольной жадностью во взоре  любоваться им. На вид ему было около сорока лет. «В самой мужской силе!» – с невольным восхищением подумала она. Он был высок и строен, даже, может быть, несколько худощав, зато дорогой серый костюм в едва заметную полоску отменно сидел на его  явно спортивной фигуре. Рубашка и галстук – всё в тон, всё подобрано с величайшим вкусом  и отлично гармонирует не только с его костюмом, но и со всем его изысканным обликом и ярчайшей внешностью.

Она невольно медлила с тем, чтобы, наконец, поднять взгляд до его лица, настолько незаурядная внешность незнакомца интриговала её. Она медлила, словно боялась влюбиться с первого взгляда, словно внутренне опасалась  неминуемого разряда молнии сразу, как только её взгляд  приблизится к его лицу.

Наконец она, с неопределённым внутренним смятением, всё же подняла глаза к его лицу. Мужчина действительно имел просто необыкновенную, даже уникальную внешность. Таких лиц ей никогда прежде не доводилось видеть.

На такого мужчину просто невозможно было не обратить пристального внимания. У него было правильной, даже можно сказать, совершенной формы худощавое лицо, обрамлённое густыми, зачёсанными на косой пробор и слегка вверх жгуче-чёрными волнистыми волосами. Причём волосы в его, словно феном уложенной идеальной стрижке, были такой густоты, что, казалось, прикоснись к ним ладонью, и они будут пружинить, к тому же они идеально обрамляли его чистый и высокий лоб. Причёска идеальная: что называется волосок к волоску. Тем более что слегка волнистые густые волосы чаще всего послушны, если за ними правильно ухаживать.

Во вторую очередь её взгляд привлекла форма его носа. Она с особым интересом рассматривала форму его носа, потому что носа именно такой формы ей тоже никогда видеть не доводилось, настолько он был необычен: он у него был нельзя сказать, что длинный, а слегка удлинённый. Всю необыкновенность его составляла именно форма переносицы, поскольку чуть ниже самой переносицы его нос как бы слегка сужался и только затем завершался изящными и довольно узкими ноздрями.

Милана невольно подумала: «Такие носы бывают разве только у греков». И, как в воду глядела, ибо незнакомец, как выяснилось позднее, был действительно греком. И третьей не менее диковинной деталью его необычной внешности были его глаза. Большие зелёные, хоть и сдержанного цвета, глаза, окаймлённые густыми ресницами, под правильной формы не слишком густыми бровями.  Его раскрытые, даже, казалось, распахнутые зелёные глаза пытливо смотрели на мир из-за стёкол модных очков. Очки были небольшими, продолговатыми, в виде небольших изящных прямоугольников, прикреплённых к дужкам только своей верхней частью, что делало их почти незаметными на лице, но придавало его лицу особую значительность и даже какой-то аристократический шик. Темно-алые  слегка удлинённые губы его рта, окаймляли небольшие усы и круглая короткая бородка. Но в целом в его лице, несомненно, важнейшую роль играли: форма его носа и выразительные светлые глаза, за посверкивающими стёклами очков от верхнего и бокового света в конференцзале.

Милане всегда нравилась горделивая посадка головы у мужчин. Здесь и этого внешнего изящества было – в предостатке. У незнакомца она была именно такой. В его узких изящных пальцах поблёскивала дорогая ручка, когда он делал какие-то заметки в дорогом же блокноте. Милане невольно вспомнилась фраза  одной из лекций по деловому этикету. Где говорилось о том, что деловой стиль современного, особенно уважающего себя бизнесмена обязательно должен включать в себя такие внешние атрибуты делового общения, которые, прежде всего прочего, бросаются в глаза: это непременно самая дорогая и стильная ручка, не менее дорогой блокнот, кейс или ноутбук.

Незнакомец имел пред собой именно эти самые бросающиеся в глаза своей неподдельной ценностью атрибуты делового человека. Он изредка доставал из дорогой папки с золотистыми уголками какой-нибудь лист и что-то записывал на нём. Всё остальное время обе его руки с изысканной небрежностью лежали на поверхности стола и, лишь увлёкшись чьим-то докладом,  он ногтем правой руки слегка покачивал ручку, зажатую между указательным и средним пальцами.

А для Миланы он был единственным объектом  тайного наблюдения и она с той самой поры, как он появился пред ясны очи её, вообще  не прислушивалась к тому, о чём говорят докладчики, несмотря на всю свою самодисциплину. Настолько этот мужчина впечатлил её. С невольным восхищением она подумала о незнакомце: «Вот это мужчина так мужчина! Вот это редкостный образчик мужской красоты! Вот это супермен! Красив, и сразу видно по всему, богат. И самое наиглавнейшее для молодой девицы, –  с неожиданным упоением в душе тут же отметила она,  – на его правой руке нет кольца! Как такое вообще возможно?» – с невольно запылавшей надеждой додумала она. Милана настолько увлеклась субъективно-активным разглядыванием незнакомца, что не сразу почувствовала, что Аркадий тихонько толкает её в бок, перед этим проследив за её взглядом. При этом он тихо сказал, склонившись к ней:

– Что? Запала?

Милана только шикнула на него:

– Да тише ты!

Но Аркадий, тем не менее, продолжил, дождавшись пока незнакомец всё же скользнул взглядом по её лицу:

– Не переживай! Он тоже непременно обратит на тебя внимание по той простой причине, что из всех присутствующих за этим большим столом людей, есть только два красивых и по-настоящему значительных лица. Это – твоё и его! И в этом у меня нет ни малейшего  сомнения.

Милана уже менее агрессивно прошептала ему:

– Ну и мастер же ты обобщать, Аркаша!

 

Но на самом деле так оно и было. Просто Мила, будучи по натуре своей достаточно скромным человеком и трудолюбивым муравьём, даже не осознавала до конца всех преимуществ именно своей, тоже незаурядной внешности. Она с детства привыкла к тому, что она красива. Но воспринимала это просто: красива и красива. Не более того. Хотя её дальние армянские и еврейские, то есть жгуче яркие предки, наделили её действительно редкостной красотой и удивительно стройной и горделивой осанкой. Она была сейчас одета в короткий кожаный приталенный чёрный жилет и короткую кожаную юбку, которые идеально подчёркивали все прелести её фигуры. А  сиреневая блузка в мелкий рисунок идеально оттеняла изумительный цвет  и столь нежную юную кожу её лица. Плюс короткая спереди и слегка удлинённая сзади стрижка  чёрных густых волос, подчёркивала её высокую и стройную шею. Воротник и две верхние пуговицы  блузки были расстёгнуты, и  между слегка открытыми полочками блузки виднелась тонкая золотая цепочка алмазной огранки, которая в свою очередь привлекала взгляд  опять же к  её пленительно-молодой и изящной  шее.

Ей часто говорили об этом парни-сокурсники, да и просто молодые люди на улице не выдерживали и часто прямо открыто дивились её красоте.  Буквально восклицая ей вслед, насколько она хороша собой, но она с неподдельной грустью думала: «Если уж моя внешность не впечатлила Олега, значит, всё это только байки». И вела себя просто и естественно.

Но именно в данную минуту, вдохновлённая репликой Аркадия, она с невольной радостью подумала: «Однако же этот породистый незнакомец скользнул-таки по моей внешности взглядом. Значит и в самом деле есть во мне что-то такое, что способно привлечь внимание такого мужчины, как он».

Она сама удивлялась тому, что, несмотря на  своё достойное уважения прилежание к учёбе,  в данный момент  мало интересовалась сообщениями докладчиков. Она лишь рассеянно время от времени бросала взгляды на трибуну. Может быть потому, что почти напротив сидел более захватывающий её неуёмное воображение объект для наблюдения. После Олега это первый мужчина, который по-настоящему привлёк её внимание и вызвал неподдельный интерес.

 

К радости всех молодых желудков вскоре объявили «ти-брейк» – чайную паузу. И всех участников симпозиума или как он там правильно назывался, пригласили в соседнюю большую комнату, где стояло несколько круглых столов, покрытых белыми скатертями,  на которых было расставлено большое количество круглых и овальных блюд с не менее впечатляющим количеством уложенных на них всяческих закусок к чаю. Различной конфигурации бутерброды, маленькие свежие булочки и другая аппетитная выпечка. С одной стороны стола стояли горки чайных парочек, рядом изящные чайники с горячей водой для кофе или чая. И различные коробки с пакетиками чая и банки с кофе.

Все присутствующие быстро разобрались по интересам, ибо ведущие боссы даже с набитым ртом продолжали активно обсуждать сказанное и услышанное. Милана же с Аркадием, не видя в своих персонах особой значительности, вежливо отошли к крайнему столу, чтобы попотчевать свои молодые, достаточно часто активно урчащие пустые желудки такой вкусной снедью. По-прежнему чувствуя дружеское расположение друг к другу, поэтому, не особенно стесняясь, начали с азартом поглощать вкусные и аппетитные заготовки к чаю.

И каково же было изумление Миланы, когда она вдруг услышала за своей спиной           приятный мужской голос, обращённый к ней:

– Вам чай или кофе?

Она повернулась к нему и обомлела. Рядом с ней стоял этот самый прекрасный незнакомец, с которого она так долго и упорно не сводила глаз, разглядывая его. И теперь он собственной персоной, что называется, во плоти, стоял рядом, да ещё и улыбался ей! Он понял, что она находится в лёгком ступоре от удивления, и мягко повторил свой вопрос:

– Так вам чай или кофе?

Милана с заметной запинкой сказала, наконец:

– Ч-ай, пожалуй!

Лицо Аркадия было, словно зеркало, очень точно отражающее суть всего происходящего. По его лицу Мила  яснее ясного прочитала, что он удивлён ничуть не меньше, чем она сама. И даже слегка шокирован появлением незнакомца за их столом, который окружали далеко не VI-персоны, а такие же, как и они с Миланой, случайно забредшие или попавшие сюда гости. А господину незнакомцу явно было отведено место среди более важных гостей. Милана чувствовала себя несколько смущённой. Для всех было очевидно, что он появился за их столом только  исключительно  ради неё.

А незнакомец тем временем вёл себя весьма любезно и вполне раскованно. Он спросил, обращаясь к ним с Аркадием как бы одновременно:

– А вы, господа, кто же будете? Молодые учёные?

Аркадий ответил за них обоих:

– Не совсем так, мы пока аспиранты из института стали и сплавов.

Незнакомец мягко улыбнулся  персонально Милане и сказал:

– Всё у вас впереди, – затем совершенно открыто и уверенным голосом  спросил у неё, – как вас зовут, прекрасная незнакомка?

Она, всё больше и больше смущаясь от его пристального и прямого взгляда, ответила:

– Милана.

Он с непонятным для неё энтузиазмом и столь же неожиданной нежностью в голосе на распев произнёс её имя, опять-таки не обращая ни малейшего внимания ни на кого из присутствующих за столом. Затем резюмировал:

– Какое красивое имя! И, главное, имеет несколько вариантов для  произношения: и Мила, и Лана, и Милая Лана, – так же неожиданно для всех пустил в ход он своё воображение, словно это уже решённый вопрос – как часто и долго ему произносить её имя.

Аркадий с явным недоверием посмотрел на него. Его взгляд как бы говорил: «Не похоже, чтобы такой респектабельный господин  был таким легкомысленно щедрым на слова. Тем более в присутствии посторонних людей, но красота этой девицы и впрямь способна вызвать подобный шквал эмоций, тем более у явного знатока женской красоты».

Но незнакомец так же неожиданно перевёл разговор, обращаясь уже к Аркадию:

– Всё у вас впереди, – так же уверенно пообещал он, – станете ещё учёными. За вами, молодыми людьми, будущее, – чуть менее уверенно пообещал он и снова внимательно посмотрев Милане прямо в глаза своим зёлёным чарующим взглядом из-за стёкол модных узких очков.

Милана же чувствовала себя, как в тумане, столь внезапно одаренная и озарённая вниманием этого чудесного и поистине шикарного господина с проницательным взглядом зелёных выразительных глаз…

Но распорядители симпозиума вскоре пригласили всех в зал для продолжения выступлений. И сразу после чайной паузы, она узнала полное имя удивительного во всех отношениях незнакомца. Ведущий громким голосом объявил:

– Слово предоставляется руководителю самого крупного сталелитейного производства России господину Милославскому Георгию Константиновичу. Теперь бывший незнакомец стал вполне опредёлённой личностью, с именем, отчеством и красивой фамилией. Он лёгкой походкой поднялся на трибуну и начал своё сообщение.

Теперь уже во всём зале не было более внимательного слушателя, чем Милана. Ей всё было интересно в этом человеке. Даже не столько его сообщение, хоть он и говорил о новых разработках в своей области и о новых технологиях на своём производстве, щадящих окружающую среду, но она вслушивалась только в его плавную и профессионально выстроенную речь, в интонации его чарующего женское ухо и сердце голоса. Ей мгновенно вспомнились  нежные интонации, с какими он произносил её имя за чайным столом. Г-н Милославский изредка поднимал от листков взгляд и обращал его к слушателям, но даже из-за очков, даже с довольно приличного расстояния видна была неотразимая красота его глаз, как ей казалось, устремлённых теперь именно на неё.

Его непринуждённая манера вести себя, общаться с аудиторией, точно и кратко отвечать на задаваемые участниками встречи вопросы и вовсе очаровали молодую девушку. Настолько естественно и спокойно вёл себя и чувствовал себя этот хозяин новой жизни – лощёный, уверенный в себе, явно сказочно богатый и преуспевающий бизнесмен, уже успевший вобрать в себя весь шарм успеха и процветания. Он действительно во всех смыслах был олицетворением руководителя нового типа, каким делают мужчину только истинный успех и большие финансы в руках.

Милана естественно засмотрелась на него и даже не слышала, как Аркадий, слегка по-свойски снова толкнув её в бок,  тихо прошептал:

– Теперь я вижу, что тебе не скучно, если ты, буквально затаив дыхание, слушаешь          именно его доклад.

Она так же тихо и неопределённо отмахнулась от него:

– Да ладно тебе, Аркаша, скажешь тоже.

Но с близкого расстояния она его лица больше видеть не могла, так как он, после своего выступления, переместился ближе к устроителям симпозиума и более ни разу не взглянул в её сторону. Зато она сама уже не сводила с него зачарованных глаз…

 

Но всё когда-то кончается. Вскоре объявили об окончании встречи, и Георгий Константинович остался в зале в плотном окружении различного рода бизнесменов, а Милана послушно поплелась за Аркадием к выходу. Они спустились по эскалатору вниз и направились к раздевалке, расположенной, как и везде, на первом этаже

Милана была переполнена полученными впечатлениями, но ими ведь не поделишься с парнем, который пригласил тебя сюда и вроде бы имеет на тебя какие-то виды?! И она предпочла больше молчать по дороге, пока они шли в сторону метро. Ей хотелось только одного – скорее остаться одной. Поэтому она заметно обрадовалась, когда, выходя из метро, умный и невероятно догадливый Аркадий сказал ей, что ему нужно заехать по делам в одно место. Вскоре подошёл автобус, он посадил её в автобус, а сам отправился по своим делам.

К счастью  в автобусе, останавливающемся  недалеко от их общежития, было свободное место. Она села, отвернулась к окну и с удовольствием принялась, уже без помех в виде Аркадия,  снова прокручивать в памяти все детали  сегодняшней удивительной во всех отношениях встречи. Милане впервые за почти три года её пребывания в Москве, настолько сильно, настолько определённо и откровенно   понравился мужчина.

Понравился сразу и безоговорочно, как когда-то ей понравился Олег. И она, отрешённо глядя в окно, с едва заметной улыбкой на алых от природы губах подумала: «Наверное, именно так, внезапно и должно рождаться серьёзное чувство, – и тут же, уже с оттенком грусти, додумала, – которому тоже не суждено продолжиться и сбыться».

И, тем не менее, она каждую минуту думала о нём, потому что он был именно воплощённой мечтой любого женского сердца: сильный, красивый, уверенный в себе и успешный во всех отношениях мужчина. Но недаром же знатоки утверждают, что любая столь сильно и  последовательно взлелеиваемая каждой клеткой страстного сердца  мечта способна материализоваться. И буквально через день после этой, похожей на удар молнии встречи, она приехала утром в институт и направлялась по коридору к своей кафедре. И вдруг на несколько мгновений она буквально  застыла от неожиданности: навстречу ей по коридору, рядом с заведующим их кафедрой и её руководителем Михаилом Александровичем Дворковичем шёл Георгий Константинович Милославский собственной персоной.

Господин Милославский сам от искреннего удивления всплеснул руками и с неподдельной радостью в голосе, не обращая ни малейшего внимания на солидного попутчика, воскликнул:

– Здравствуйте, Милана! Вот так встреча! – И тут же, опять без малейшего смущения в голосе, добавил. – Столь же неожиданная, сколько и приятная для меня!

Михаил Александрович, польщённый вниманием  высокого гостя к его аспирантке,             великодушно произнёс в её адрес:

– Да, она у нас серьёзная и трудолюбивая девушка. И на редкость старательная.

 

Только и всего! Затем мужчины прошли дальше по коридору. По какому вопросу

г-н Милославский приходил на кафедру, она  так и не узнала. А открытым текстом спросить об этом у своего шефа постеснялась, ибо он вряд ли был бы столь любезен, как в присутствии Милославского.  Какому  руководителю понравится, если  красивый и влиятельный мужчина обратил внимание на его аспирантку? И Милана додумала сама: «Скорее всего, хотел кого-то из своих толкнуть в аспирантуру?!» Что, впрочем, могло быть недалеко от истины.

 

 

                                                           ГЛАВА XII

 

            Милана долго и буквально с замиранием сердца вспоминала эту неожиданную встречу на симпозиуме,  в институтском коридоре, и явный интерес к ней этого великолепного светского мужчины, но чудеса, как известно, быстро кончаются. Хотя их неоспоримым преимуществом является именно то, что они иногда приходят к нам  неожиданно и потому столь мило, приятно, отрадно, а иногда и захватывающе, порождая целую гамму новых, пусть на первый взгляд странных, но столь трепетных и соблазнительных мысленных ощущений и даже ожиданий…

Но со временем это, хоть и столь яркое событие, начало потихоньку стираться из её памяти, точнее было переписано на дискету памяти и установлено на полочку вместе с другими жизненными впечатлениями.

К тому же вскоре позвонила ей университетская подруга Татьяна. Во время учёбы она не жила с Миланой в общежитии, а жила с родителями, но они поддерживали в группе очень хорошие отношения. Татьяна позвонила  ей и, радостно поздоровавшись, сказала:

– Мила, у меня есть к тебе очень интересное предложение. Я сейчас в         Москве…

Мила не дала ей договорить и с радостью воскликнула:

– Танюша, для меня уже радостью является то, что ты звонишь мне, и я слышу тебя. Ты что, в Москве в командировке, что ли?

Татьяна ответила:

– Вроде того. Так дай договорить.

Милана с радостью сказала:

– Всё! Молчу и слушаю.

Татьяна продолжила:

– Я же сейчас работаю в редакции одной из столичных газет там, у нас дома. И меня, с одной моей коллегой, послали на курсы в Московский институт повышения квалификации. А у неё что-то случилось  с кем-то из родных, и ей пришлось срочно вылететь домой. А номер в гостинице уже оплачен на две недели, представляешь? Мила, прошу тебя, давай перебирайся ко мне.

Милана промолчала, а Татьяна усилила уговоры:

– Какая тебе, в сущности, разница – жить в общаге или в гостинице? Вдвоём будет веселей. В театры походим вместе, да и так немного развлечёмся.

Милана, наконец, отозвалась:

– Предложение вообще-то заманчивое. Тем более что мой патрон как раз уезжает на эти самые две недели за границу, – и она согласилась окончательно, – наверное, Танюша, я приму твоё предложение.

Татьяна активизировалась:

– Ты представляешь, всё-таки курсы ведут одни евреи, причём все профессора, значит, что-то полезное и умное наверняка сможем услышать.

Мила спросила:

– Что, подрабатывают в МИПКе в свободное от работы время? Что же, тогда это тем более интересно, послушать профессоров-евреев. Хотя этих профессоров везде полно, – и она с улыбкой завершила фразу, – помнишь же фрагмент песни: «Евреи, евреи, везде одни евреи». Тем более что и эту песню сочинил один из евреев, насколько мне известно.

И Милана переехала к подруге в гостиницу на это время. С утра появлялась на кафедре, но поскольку руководителя не было, господа аспиранты, как это бывает везде, тоже слегка расслабились, покрывая отсутствие друг друга, называемое «если что»… Милана оставила своим номер телефона в номере гостиницы и спокойно отправлялась после обеда с Татьяной на курсы.

Из любых жизненных ситуаций мы выносим какой-то определённый опыт. Вот и на этих курсах у неё впервые появилась возможность присмотреться и понаблюдать за людьми именно этой национальности, то есть за евреями. И присмотреться к ним поближе.

Это было знаменательно потому, что как раз происходило как бы переломное время, когда все евреи, ранее выдававшие себя за кого угодно, точнее за какую угодно схожую по внешнему виду национальность, теперь начали открыто демонстрировать своё происхождение, даже где-то слегка бравировать этим. И подхваченные  модной эмоциональной волной полу-евреи или даже треть или четверть-евреи начали активно и ожесточённо выискивать у себя и в себе эти же самые древние корни.  Даже те, кто был, по отношению к ним десятой водой на киселе,  начали активно изыскивать в своей родословной хоть какие-то намёки,  отзвуки или полуатрофированные корешки,  всё же намекающие, тем самым дающие надежду, пусть и на мнимую,  но приближенность к ним. Что давало им, с их точки зрения, право тем или иным способом примазываться  к  чистокровным евреям, то есть к особям с ярко выраженными чертами генотипа.

И на этих курсах Милана получила довольно наглядный и убедительный урок, так как ранее ей просто не приходилось сталкиваться с людьми этой национальности.  В школе, к примеру, никто и никогда не придавал этому ни малейшего значения. В университете у них было две еврейки: Алиса и Лариса. Но и они прошли как-то не особо заметными, то есть ничем и никак, по сути, не выделяясь из их группы. Алиса, та вообще держалась от группы весьма отстранённо, а Лариса запомнилась тем, что её мама очень активно, можно даже сказать чрезвычайно активно, пыталась сосватать дочери русского парня Юрия из политеха.

Обе девушки были умны, образованы и начитаны, здесь ничего не возразишь, но без каких-либо особенностей, как упоминалось выше. Правда, ещё один факт сильно удивлял Милану в университете, но это относилось уже не к студентам, а к преподавателям. Её удивляло то, что очень многие, весьма хорошо устроившиеся преподаватели всё же стремились уехать в Америку. В их университете, как и в любом высшем учебном заведении, было полно преподавателей-евреев. И многие из них, как уже отмечалось, будучи вполне устроенными и успешными в жизни, всё же рвались в ту самую вожделенную Америку.

Вот что было непонятно. Одно дело репрессии и совсем другое дело собственное, никому не объяснённое, потому необъяснимое желание. Милане вспомнилось, как одна их преподавательница Сабина Моисеевна однажды после занятий сообщила ей радостным голосом:

– Представляете, Милочка, а Юрий Абрамович уехал с семьёй в Америку.

В тот момент Милана изо всех сил попыталась изобразить на лице радость, адекватную радости в глазах у преподавательницы, но после этого разговора невольно подумала: «Странно. Вроде всё у людей нормально. Он – преподаватель в университете, жена – главврач в поликлинике, сын закончил консерваторию и остался преподавать в ней. Чего людям не хватает?» Но, видимо, им чего-то не хватало, раз они приняли такое решение. Да Милана по большому счёту и не задумывалась об этом. Своих насущных проблем хватало, чтобы ещё задумываться над чужими.

А здесь, на курсах в институте повышения квалификации, да ещё, не будучи обременённой никакими и ни перед кем обязательствами, она с удовольствием предалась своему излюбленному занятию – исподволь наблюдать за людьми, пытаясь разгадать природу их внутренних побуждений, выражающихся затем в тех или иных поступках. Тем более за такими, действительно интересными во всех отношениях людьми, как евреи.

Что касается слушателей, то в группе набралось тридцать четыре человека из разных городов и регионов России, Казахстана и Киргизстана.

Преподаватели  действительно были все до одного евреи. Трое из них действительно на высоком профессиональном уровне вели свои лекции, каждый по своей тематике, блестяще аргументируя и даже иллюстрируя свои сообщения, держа в постоянном напряжении внимание аудитории. Но были и такие, о которых вполне можно было сказать  – без особенностей. Из всех преподавателей выделялись две особо яркие личности. Их кураторша Наталья Зиновьевна – яркая, стройная, высокая крашеная блондинка с типичными для еврейки чертами лица и Профессор. Наталья Зиновьевна вспыхнула в первый день пред их очами, как вспышка магния, и так же неожиданно исчезла, успев на бегу заверить их, сверкнув огромными глазами:

– Я вам расскажу после встречи во Дворце съездов массу интересных и новых вещей!

И исчезла на несколько дней, ни с кем не попрощавшись. Но когда появилась, никакой обещанной сенсации никто от неё не услышал. Зато  в остальные дни она более чем определённо, с лихвой, демонстрировала им своё полнейшее пренебрежение, и даже откровенное  презрение.

Особо занимательным, кстати, в самый первый день было её самопредставление  аудитории слушателей, весьма похожее на рекламу. Она, немало не заботясь о производимом на аудиторию впечатлении, изобразила из себя чрезвычайно талантливого и чуть ли не ведущего экономиста страны. Все промолчали, потому что никто из них не был в состоянии оспорить этот тезис в её саморекламе, так как в группе собрались в основном журналисты и радиожурналисты так называемого низшего звена, работающие на промышленных предприятиях и в мелких газетах. Поэтому она и не считала нужным церемониться.

Она подчёркнуто небрежно относилась к  слушателям этих курсов, как к людям низшей расы. И при первой же возможности явно выказывала своё открытое и даже подчёркнутое – «фе»!  Ничуть не скрывая и не пытаясь как-то завуалировать своё столь красноречивое  презрение.

Хотя по её речи чувствовалось, что она действительно неплохой экономист, поскольку владела и цифрами и фактами. Говорила она складно, ярко, но опять-таки как-то небрежно, рассчитывая на уровень аудитории. Судя по её поведению, она и мысли не допускала, что кто-то из них способен «прочитать» её.

Милана с несказанным удовольствием наблюдала за сменой выражений на её красивом и действительно неординарном лице. И если кому-то из слушателей удавалось членораздельно задать ей хоть один адекватный экономике вопрос, то на её лице тут же появлялось выражение крайнего удивления и даже изумления, которое говорило само за себя: «Надо же! Смог или смогла сформулировать свою мысль!»

Однажды, во время очередной своей крайне эмоционально поверхностной лекции, в которой ей не нужно было ни подбирать слова, ни думать над сказанным, она мечтательно вознесла глаза вверх и мысленно перенеслась в Стокгольм на какой-то международный симпозиум по экономическим вопросам, куда она была приглашена в качестве переводчика…

Татьяна тихонько толкнула Милану в бок и прошептала:

– А ты заметила, в качестве переводчика, но никак не экономиста? А ведь она себя выставляла ведущим экономистом страны.

Тем временем Наталья Зиновьевна всё ещё пребывала в своих «эмпиреях», где ей хоть и приходилось вставать на цыпочки, чтобы соответствовать  высочайшему уровню приглашённых международных  специалистов, но именно там была для неё настоящая жизнь! «Там всё было настоящее!» – яснее ясного подтверждал весь её крайне вдохновлённый и возбуждённый облик. Там были люди её уровня. В эти мгновения даже всё пренебрежение сошло с её лица, до последнего штриха куда-то девалось, ибо там ей, наряду с другими, приходилось активно напрягать мысли, следить за общим впечатлением  и в частности за впечатлением от произносимых ею слов или сентенций. Именно там, где все вынуждены были блюсти честь  своего явного или скрытого мундира.

Обо всём этом говорило её внезапно порозовевшее и похорошевшее лицо. Некоторое время она всё ещё находилась в непередаваемом упоении от этих внезапно нахлынувших воспоминаний о недавней поездке, но стоило ей опустить глаза долу, как сию же минуту лёгкая гримаса уже столь привычного для всех откровенного пренебрежения исказила её прекрасное лицо. И судя по этому выражению, она готова была воскликнуть: «О Боже, а здесь сидит это немытое быдло!»

И она снова принялась, при полной внутренней раскрепощённости жонглировать, а то и просто бросаться словами. Совершенно не заботясь о производимом ею впечатлении, словно эта серая масса и без того призвана заглядывать ей в рот. Что возразишь против этого? Пожалуй, ничего. Таков мир!

Кроме открытого пренебрежения Наталья Зиновьевна за время занятий умудрилась ещё и удивить их откровенной, даже полнейшей наглостью. За неделю занятий она умудрилась дважды опоздать на сорок минут и без малейшей тени смущения поясняла им, что в первый раз у неё разошлась молния на сапоге, а во второй раз  захлопнулась дверь, и ей пришлось просить соседа, чтобы он открыл дверь её квартиры отвёрткой. Понятное дело, мелкие проблемы случаются у всех, но ты хотя бы извинись перед группой.

В другое время группа, вне всякого сомнения, тут же разлетелась бы по своим делам, но за их учёбу заплатило предприятие. И все сидели и упорно ждали её оба раза по сорок минут. Как только кураторша начала снова «вещать», Татьяна тихонько толкнула Милану в бок и прошептала:

– Эх, верно говорят: «Тяжела и неказиста жизнь простого журналиста», если приходится видеть перед собой подобное ежедневное шоу.

 

Следующей весьма оригинальной фигурой был Профессор. Пусть будет так, потому что ни имени его, ни отчества Милана не успела запомнить. Это не суть важно, ибо всё равно нельзя себя даже приблизить к нему ни по каким признакам или параметрам, да и для его личности подобные грёзы кого-либо из сидящих перед ним маргиналов (несущественных людей) слишком незначительны. К тому же отсутствие его имени-отчества не повлечёт погрешности против истины.

Изначально все невольно прониклись, когда в аудиторию стремительной походкой вошёл весьма интересный и представительный мужчина с проницательными тёмными глазами и аккуратной стрижкой. Он был одет в достаточной дорогой тёмно-серый костюм, рубашка, галстук – всё, как надо  Он настолько стремительно представился, что Милана, занятая разглядыванием  внешности Профессора, так и  не успела толком запомнить ни его имени, ни отчества.

Как выяснилось чуть позднее, во время его энергичного хождения по аудитории, он был слегка сутуловат: поскольку пиджак на нём был расстегнут, поэтому спинка пиджака отступала от лопаток примерно на восемь-десять сантиметров, а полочки пиджака энергично вздрагивали при каждом его шаге. С самого начала своего появления он обвёл аудиторию смоляно-чёрными проницательными глазами и, как у них водится, тоже начал само представление. Несомненно, даже кроме этого, в нём сразу угадывалась фигура и личность.

Здесь уже Милана попыталась запомнить все его звания и названия, но все их записать ей так и не удалось, настолько их было много. Он был и заведующим кафедрой  и доктором философских наук, и профессором и ещё много-много различных названий и званий. В результате чего её сознание остановилось на слове Профессор. Затем он, ни на секунду не сбавляя речевого темпа и потока, начал перечислять, в каких периодических изданиях вышли, выходят и ещё выйдут его многочисленные труды. Короче, получалось, что по количеству публикаций ему нет равных в стране, и по количеству отзывов на эти публикации – тоже.

Таким образом, Профессор, даже ещё не начав свой курс, уже сразу, изначально, задавил, да даже раздавил слушателей своим величием – впору было заскучать, как это обычно и бывает в подобных случаях. Хотя, естественно, в нём, без всякого сомнения, чувствовался мощнейший интеллект, эрудиция и общая образованность. Язык его сообщений был образцово-литературным, чистым, богатым, фразы складывались безупречно, как на электронном табло. А его сообщения ярки, эмоциональны и безукоризненны.

Он постоянно ходил взад и вперёд… И вещал, вещал, немало занимаясь при этом самолюбованием. И точно так же, как и Наталья Зиновьевна, вовсе не заботясь о произведённом на аудиторию впечатлении. Милана старалась не упускать из внимания ни одного его слова, так как он не преминул сообщить им, что это их первая и последняя встреча. И без того, сообщил он с лёгким оттенком гнева, он нарушил своё расписание, согласившись выступить перед такой, с его точки зрения, и это явно читалось между строк, неказистой аудиторией.

Тема его лекции была: «Духовная жизнь общества». Несомненно, всем ничуть не меньше, чем Милане было интересно послушать мнение о духовной жизни столь осведомлённого человека, поскольку он сам всякий день живёт этой самой духовной жизнью,  вращаясь в столичной высоко духовной среде. Милана только и успевала делать заметки по ходу его речи, лишь изредка отрываясь от конспекта, чтобы взглянуть на этого импозантного мужчину. Единственное, что её незрелый разум выловил конкретного в столичном, да ещё и крайне витиеватом изложении Профессора, это то, что подавляющее число проблем в нашем обществе напрямую зависит от того, что мы, по большей части, в своём социуме не имеем оппонентов. И эту мысль он подтвердил чуть позднее.

С его точки зрения, большинство наших проблем, если не все, заключается в том, что мы ни в каких аспектах жизни не имеем этих самых оппонентов. Особенно при решении важнейших социальных вопросов. Он энергично продолжал:

– Ведь у нас один, как правило, говорит, а остальные слушают, не смея даже возразить. А оппонент в любой сфере общественной жизни просто необходим, – решительно заявил он, – вот поэтому мы и имеем на сегодняшний день то, что имеем. То есть общие для всех лозунги, общие имена, общие слова, поскольку не приучены и не обучены иметь оппонентов.

Общественно-научное светило уверенно продолжало поражать их воображение своей незаурядной осведомлённостью, но Милана, глядя на пылающее от  трудно объяснимого вдохновения лицо  Профессора, невольно подумала: «А ведь всё это нельзя назвать иначе, как назойливая демонстрация своей эрудиции».

В то время как Профессор всё так же энергично расхаживал по аудитории  и, самовлюблённо жестикулируя, продолжал интимно делиться секретами своего мастерства:

– Вот как я, например, узнаю о жизнестойкости своих статей, когда я работаю над материалом статьи на любую тему? Будь  то социальная, культурная, экономическая или историческая тематика, – задал он риторический вопрос, – я мысленно веду спор со своим оппонентом. Я как бы выстраиваю свои аргументы справа, а его аргументы – слева, разделяя лист воображаемой чертой. И веду с ним постоянный и бескомпромиссный  спор, – энергично заявил он, – и если мне удаётся выиграть диалог, то материал такой статьи обещает быть жизнеспособным.

Аудитория подавленно молчала, не имея в своём арсенале таких передовых навыков ведения словесного боя с оппонентом, а Профессор  со знанием дела заверил их:

– К подобным методам работы над материалом прибегают все деловые люди цивилизованного мира, – с неослабевающим энтузиазмом продолжал он, – только мы одни не даём слова оппоненту.

В этот момент хотелось спросить его: «А нам кто его хоть когда-нибудь давал?»

Тем временем Профессор убеждал неизвестно кого в аудитории, что своему  идеологическому противнику не нужно закрывать рот, а дать ему высказать свою точку зрения.

– Тогда и сам выиграешь, – с полным обоснованием своей точки зрения резюмировал он, – ведь всякая мускулатура, которая не работает, – блеснул он афоризмом в этот раз из всем известной тематики, – со временем атрофируется. Мы ведь как привыкли общаться? – снова задал он риторический вопрос, – на тебя рявкнет начальник, ты рявкнешь на подчинённого. А если не удалось рявкнуть на работе, рявкнешь дома. Так постепенно и скатываемся к пещерным отношениям, так что скоро снова встанем на четвереньки, –   вполне определённо пообещал он.

От этого прогноза у всех по хребту сверху вниз пробежал энергичный холодок. Здесь уже Милана невольно  подумала о том, что такое слово, как «рявкнешь» как-то не совсем вяжется ни с обликом этого поначалу столь импозантного профессора, ни с его аристократической внешностью, ни с его первоначально пафосной речью.

В эту минуту внезапно открылась дверь, и в  аудиторию вошли две опоздавшие женщины, которые, видимо, слегка притормозились в буфете. Исходя из того, что их кураторша Наталья Зиновьевна имеет обыкновение задерживаться как минимум на сорок минут, да и остальные преподаватели и методисты вовсе не являлись образцом пунктуальности, эти две слушательницы курсов видимо последовали заразительному примеру,  решив, что  вовсе не смертельно опоздать на несколько минут. Они робко вошли, и одна из них тихо спросила:

– Извините, можно войти?

Профессор резко развернулся на каблуках  в их сторону и, гневно метнув  в них молнию тёмных глаз, именно рявкнул на них:

– Нет! Я вам не позволяю. Вам придётся подождать следующего преподавателя в коридоре.

Тех двух товарок как ветром сдуло, словно их здесь никогда и не было.

 

Сидящие вблизи от него слушатели ошалело переглянулись и так же ошалело уставились на него, а Милана невольно подумала: «Однако! Как может человек заставить уважать себя! Одним махом расставил всё по своим местам». Но Профессор, будучи умным человеком, всё же про себя отметил, насколько испуганно воззрились на него остатние члены курсов. К тому же после его столь неоправданно яростной в данном случае выходки в аудитории на некоторое время повисло гнетущее молчание, порождённое  тупняковым недоумением слушателей. Поэтому он переждал пару минут и всё же счёл необходимым снизойти до объяснения, сказав в пространство:

– А ваших товарищей я не впустил по той причине, что часть лекции они всё равно пропустили и теперь уже ничего не поймут и тем более не смогут принять участие в дискуссии.

Татьяна, тихонько хмыкнув, сказала:

– Как будто те, кто остались, смогут.

Милана согласилась, шепнув ей:

– Можно подумать, что кто-то вообще собирается принимать в ней участие.

Профессор, возвращаясь к своей обычной энергетике, словно прочитав её мысль,             продолжил:

– А теперь, чтобы проиллюстрировать свои мысли о том, как важно иметь оппонента, я хочу, чтобы мы с вами начали сейчас дискуссию, в которой именно вы будете являться моими оппонентами. И предупреждаю вас сразу, я могу вести дискуссию на любую тему. Уже много раз мне приходилось это делать. Единственное, чего я стараюсь не касаться, это вопросов религии. И вовсе не потому, – энергично продолжил он, – что я не разбираюсь в этом вопросе, а я делаю это сознательно. Итак, начнём, господа!

Этот энергичный призыв с побуждающим воображение обращением «господа» не возымел, однако, никакого воздействия. Вместо неуёмного энтузиазма, выражающегося обычно беспорядочным студенческим гиканьем и одобрительным гулом, вся аудитория как по команде энергично вдавила голову в шею, а шею, соответственно, в плечи. Кто же осмелится противопоставить его эрудиции свою «ерундицию»? Точно, как говорил в известном фильме актёр Савелий Крамаров: «Кто же его посадит, он же памятник!»  Примерно так же  и здесь, кто же открыто осмелится вступить с ним в дискуссию? Ибо любая полемика хороша тогда, когда она ведётся на равных, только в этом случае оба партнёра получают удовольствие от искусства беседы. А когда в тебе даже росток самосознания одним осознанным движением с самого начала раздавили, кто же осмелится противостоять его натиску, несмотря на его столь долгую и энергичную преамбулу и побудительный призыв стать оппонентами этого супербизона конструктивной мысли?

Поэтому аудитория однозначно подавленно молчала, а Милана подумала: «Если бы он был по-настоящему внимательным профессионалом, то потрудился бы рассмотреть и выделить из группы хотя бы несколько лиц, способных понимать его и ориентировался бы на них, как это делается всегда». Профессор несколько секунд выжидательно  молчал, обводя аудиторию огненным взглядом, в то время, как каждый из сидящих, когда на нём останавливался побуждающий к общению взгляд Профессора, в ответ на это как по команде опускал повинную голову.

Милана снова невольно подумала: «Вот тебе яркий пример и подтверждение на практике тому, как слова расходятся с делом. Сам же в высшей степени пафосно призывал отстаивать свою точку зрения, сам ратовал за неподавление оппонента, сам же и подавил! Да ещё как!»

Профессор же, наглядно видя полную интеллектуальную импотенцию возможных оппонентов, снисходительно махнув рукой,  пренебрежительно сказал:

– Ладно, задавайте вопросы.

На это публика, ещё как-то собравшись с духом, осмелилась. Вопросы задавались, естественно, на злобу дня. Затем кто-то спросил его о том, как он относится к движению «Память», имеющему, по мнению многих, явно националистический характер. И, тоже вполне естественно, речь зашла о еврейском вопросе. Милана, уже в который раз за эти дни, отмечала про себя, как активно муссируется в столице еврейская тематика. И всякий раз от этой темы веяло чем-то весьма смутным и тревожным, что выражалось то в том, то в ином нюансе высказываний.

Вот и сейчас такой уверенный в себе Профессор вдруг изрёк без всякой видимой связи, хотя в  последовательности и даже отточенности мысли ему никак не откажешь:

– В последнее время всё чаще звучит мысль о том, что евреи сыграли весьма пессимистическую роль в русской революции, что именно они и устроили эту революцию, а заодно и геноцид русскому народу, что довели русский народ чуть ли не до полного вырождения, но давайте посчитаем, – энергично продолжил он, – сколько было евреев в правительстве и где…

И он начал не менее амбициозно перечислять, где их было и сколько…

Но мысль Миланы почему-то отвлеклась. И, будучи очень чувствительным  по натуре человеком, она уловила в его крайне на первый взгляд обоснованных сентенциях оттенок всё же какой-то неуверенности, определённой тревожности и снова подумала: «Отчего это?!»

Он что-то ещё говорил, приводя конкретные статистические данные, но мысль её побежала в другом направлении, ибо, что толочь воду в ступе, если нельзя вернуть ни одного мгновения не только из истории, но даже из вчерашнего дня и, следовательно, ничего, нигде и никак нельзя изменить.

Она вспомнила о том, что никогда в её собственной семье, ни в окружении никто не говорил о евреях плохо, скорее всего, потому что вообще такой речи не было. Разве что, если кто-то из чиновников во властных структурах  «грёб под себя», не обращая ни на кого никакого внимания.  Или если какой-либо чиновник откровенно  плевал на мнение других и даже шёл по головам других и имел к тому же специфические глаза, то люди говорили между собой: «Ты что, не знаешь, откуда он и кто?»

Хоть даже этот человек носил русскую фамилию и часто был  похож на  русского. Вот и все её предыдущие впечатления. Но в столице в те дни действительно чувствовалась какая-то еврейская наэлектризованность, которая, как укол, сделанный в ягодицу, невольно проникает и в сознание. Даже одна из слушательниц курсов, молодая и симпатичная женщина с тёмными волосами и тёмными глазами сказала им с Татьяной в столовке:

– Слушайте, девочки, меня здесь все за свою принимают. У меня в роду есть дальние родственники армяне, а мама у меня чисто русская, но меня все здесь за жидовку принимают, – она улыбнулась и продолжила, – уже два еврея в мужья набивались. Я им объясняю, что я не еврейка, но у них и тени сомнения нет, представляете?

Татьяна улыбнулась в ответ:

– А что? Ты точно похожа.

Тамара, так звали женщину, продолжала:

– Так в том-то и дело, – она перевела с одной на другую  свои тёмные выразительные глаза, – они-то, ой, как активно и убеждали меня, что нам-де сейчас более чем когда-либо надо держаться вместе, опираясь друг на друга. И я своими глазами видела, – уверенно продолжала Тамара, – какие они в душе националисты! Такие, каких ещё поискать надо! Больших националистов, чем они, и придумать нельзя! – Энергично заключила она. – Они даже, общаясь со мной, по сути, незнакомым им человеком, вовсе этого не скрывали.  Во время этого общения я более чем ясно увидела, что они как считали, так и продолжают считать себя избранной расой.

Татьяна вставила реплику:

– И точно, вы заметили, что в институте все до одного преподавателя евреи?

Милана добавила:

– Но не станемте, дорогие мои согражданки, грешить против истины, у них и ум, и образованность какие?! Только это и даёт им право работать здесь, против этого ведь не возразишь. Лишь поднявшись на такой уровень и можно теперь с презрением взирать на всех остальных, что они и делают. Но если уж они  получили какое-то престижное место, то кто лучше них радеет  за честь своего мундира? И этому тоже нечего противопоставить.

Милана слегка мысленно отвлеклась, вспомнив этот разговор в столовой, а           Профессор тем временем энергично продолжал утверждать:

– Все мы являемся звеньями в одной цепи.

Затем он сделал короткий пятиминутный перерыв, потому что ему нужно было    сходить в деканат и кому-то позвонить.

 

Татьяна  поделилась с ней своими мыслями:

– Да, все мы звенья одной цепи, за исключением того, что он и ему подобные уж никак не могут быть слабыми звеньями в этой общей цепи. Поскольку у них и знания и значимость и даже стать особая. И она, эта стать, это звено цепи, даже из-за расстёгнутого воротничка или, наоборот, застёгнутого и подчёркнутого галстуком просматривается. Они однозначно все наверху, а остальные все – внизу, если уж мы своими глазами видели это запредельное к нам презрение со стороны нашей мнимой руководительницы. Причём к целой группе из тридцати четырёх человек! Ведь она  не даёт себе труда даже задуматься над тем, что кто-то из нас это всё просекает и видит её насквозь. Такое откровенно хамское пренебрежение к целой группе людей. О каких тут общих звеньях можно вести речь?

Вернувшись в аудиторию, Профессор, к немалому удивлению публики,     заговорщицки сверкнув глазами,  сообщил:

– А теперь у меня есть для вас  приятный сюрприз.

Все в крайнем удивлении снова уставились на него: какие ещё такие сюрпризы можно ожидать от Профессора?!  Но преподаватель столь же энергично продолжил:

– Сегодня в ЦДА, это Центральный дом архитектора, пояснил он для мало образованных, состоится встреча с писателем Василием Аксёновым, кто из вас желает пойти?

Из тридцати четырёх человек поднялось восемь рук. Профессор окинул их снисходительно-одобрительным взглядом, тем самым выказывая им свое особое расположение, называемое ныне респект. Хоть это и не был настоящий респект, но взгляд, обращённый к ценителям творчества  известного и всеми ими любимого писателя, всё же опредёлённым образом смягчился.

Сделав  небольшую паузу, Профессор продолжил:

– Но у меня только четыре пригласительных билета, и я смогу отдать вам их уже на месте, я только что ходил звонить туда.

И поскольку у Миланы было самое привлекательное и выразительное лицо из  всех

присутствующих женщин, а Профессор был явно знатоком женской красоты, то он и остановил взгляд именно на ней, хотя она, зная, что не является членом группы, руки не поднимала. Несколько секунд Профессор выжидательно смотрел именно на неё, тогда Татьяна, у которой оказалась хорошая реакция, с готовностью воскликнула:

– Да, мы пойдём с подругой, можно нам два билета?

Профессор согласился, зная, что второй девушкой будет именно Милана, так как они сидели с Татьяной за одним столом. И ещё два билета он пообещал двум парням. На этом Профессор распрощался и гордой походкой удалился из аудитории. Счастливчики, которым виртуально пока что достались билеты, условились о встрече, потому что решили добираться в ЦДА все вместе.

 

Довольно долго искали это место, наконец, нашли. Центральный дом архитектора был, видимо, для этой цели празднично подсвечен, и выглядел ярким пятном на фоне покрытого тяжёлыми серыми тучами неба. Как только они подошли поближе, Милана сразу обратила внимание на то, что у входа толпится немало людей, и все – евреи.

Татьяна тоже, видимо, сразу обратила на это внимание  и шепнула ей:

– Слушай, здесь случайно не синагога? Ты только посмотри, одни евреи собрались!

Их молодые спутники, услышав эту фразу, шикнули на них.

В вестибюле им сказали, что Профессор через пару минут спустится. Милана с Татьяной и Игорь с Евгением, так звали парней, подошли к раздевалке. ЦДА энергично

заполняла хорошо одетая публика. Дамы были разодеты как минимум для театра. Особенно бросались в глаза две дамы с яростным макияжем. Одна из них была одета в ярко-изумрудное бархатное платье. А другая тоже была в зелёном костюме, только пиджак с бархатными чёрными лацканами. Может быть, именно поэтому они и привлекали взгляд из-за своей одежды и плюс из-за того, что лица обеих женщин выражали особо явную надменность.

Татьяна тихо шепнула:

– Пошли перед встречей сходим кой-куда.

И они с нескрываемым внутренним облегчением  направились в туалет, поскольку обстановка в фойе начала давить на их психику каким-то поначалу не осознаваемым грузом. Казалось, только там и можно спастись от множества чёрных, проницательных и недоброжелательных взглядов почему-то направленных именно на них и как бы говорящих: « А этим что здесь надо?». Поскольку в вестибюле им приходилось стоять, как бы сжавшись под этими взглядами ничем и никак не объяснимой, но буквально  массовой неприязни.

Хотя Милана внутренне старалась расслабить и расправить плечи, говоря себе:

«Да пошли вы, чем я хуже вас?» И, может быть, внешне удавалось ей слегка расслабиться, но внутренне, при чрезвычайной природной чувствительности, расслабиться ей никак не удавалось.

Они вернулись в фойе, стояли и ждали профессора с обещанными билетами. Он оказался действительно пунктуальным человеком, и вскоре они увидели, как он спускается с вожделенными пригласительными билетами, зажатыми в руке, и они все четверо кинулись к нему. Но не только они. Точно с такой же прытью навстречу Профессору ринулись и две изумрудные дамы, они даже слегка опережали Милану с Татьяной и парней. И профессору пришлось объяснять  этим чрезвычайно ярким особам, что  четыре билета предназначаются для слушателей курсов.

И тут Милана услышала отчётливое шипение одной из них:

– А этих ты  на кой чёрт пригласил? Тут свои не могут попасть.

И Профессор тихо и энергично сказал ей:

– Да тише ты, услышат!

 

Ситуация становилась не просто томной, а уже  накалённой до предела от внутреннего желания попасть на эту вожделенную встречу.  Желание возрастало с геометрической прогрессией равно как у обеих изумрудных дам, так и у их группы. Причём ничуть не меньше, чем у любого еврея или еврейки. Милана незаметно обошла одну из дам и поднялась на одну ступеньку выше, интуитивно вычисляя последующие действия Профессора. По всему его виду чувствовалось, что он в явном замешательстве. Ибо как на четыре пригласительных билета могут пройти шесть человек, двое из которых – свои? И ему, видно, пришла в голову блестящая идея. Поскольку он стоял выше всех на две ступеньки, он приподнял руку, и по всему его виду чувствовалось, что он сию секунду собирается элементарно разжать пальцы и бросить билеты, как говорится, «на собаку-драку». Но у Миланы  реакция  всегда была гораздо лучше на действия и поступки, чем на слова, и в ту самую секунду, как  только он собрался разжать пальцы, она мгновенно выхватила из его руки билеты.

И все четыре вожделенных билета оказались в её руке. Профессор виновато улыбнулся своим, а те две зелёные тётки готовы были зубами вцепиться в руку сообразительной молодой злодейки. Но дело было сделано. И их группа спустилась с билетами вниз. К тому времени почти весь вестибюль заполнила весьма значительная и почтенная публика. Хоть Милана с Татьяной и парни держались внешне независимо, но всё же чувствовали себя инородным телом в этой монолитной еврейской массе.

Тогда один из парней предложил:

– Девочки, давайте поднимемся на второй этаж, там должна быть какая-нибудь выставка, раз это Центральный дом архитектора.

И точно, на втором этаже были развешаны акварели и небольшие  полотна местных художников. Парни пошли вдоль одной стены рассматривать работы, а Милана с Татьяной – вдоль другой. Но даже здесь, среди других любителей искусства, расслабиться не представлялось возможным. Ибо стоило лишь на сорок пять градусов отвести взгляд в ту или иную сторону, как он тут же натыкался на чей-то тёмный и крайне недоброжелательный взгляд, выражающий опять-таки одно и то же: «А эти что здесь  делают?», «А эти, откуда здесь взялись?», «А этим, что здесь надо?».

И все подобные взгляды,  как порывы резкого и даже колючего ветра ударяли то с одной, то с другой стороны, интуитивно побуждая натягивать на себя плотнее полочки защитной одежды. Со временем это ощущение стало настолько невыносимым, что Милана шепнула Татьяне:

– Слушай, Танюша, у меня такое чувство, что я нахожусь не в своей стране, а где-то в совершенно чужой, причём среди крайне недоброжелательных людей. Ты только посмотри, как они все откровенно враждебно настроены по отношению к нам. Я просто в толк не могу взять, что мы им такого плохого сделали?! Просто диву даёшься. В жизни бы не поверила, но поскольку собственной шкурой чувствую это, испытываю ещё большее недоумение. И даже, знаешь, какую-то внутреннюю досаду.

Татьяна с готовностью ответила:

– Я всё молчала. Думала, что только мне одной так тяжко находиться здесь, среди этих людей, действительно полных ничем не вызванной, поэтому с моей точки зрения, ничем не оправданной агрессии.

Милана продолжила:

– Честно сказать я тоже внутренне сжалась от этой, можно сказать, глобальной недоброжелательности. Чем мы хуже их? И одеты мы не хуже, а даже лучше многих из них, но стоит только повернуть голову чуть левее или правее и всюду натыкаешься на их недоумённые, а то и откровенно злобные взгляды.

 

Да, в этом зале сейчас все евреи были – свои среди своих. А как сердечно приветствовали они друг друга! Какими церемонными улыбками! Как чуть не расшаркивались друг перед другом!

Но для Миланы с подругой атмосфера этого почти нечеловеческого напряжения стала настолько невыносимой, что она тихо сказала Татьяне:

– Слушай, я всё равно от  внутреннего дискомфорта ничего не вижу на этих полотнах, пошли лучше спустимся в бар, выпьем по стакану сока или по чашке кофе. Время ещё есть. Всё равно здесь находишься, как под обстрелом.

 

Татьяна с готовностью согласилась. Они подошли к парням и позвали их. Все четверо спустились в бар. Но и там! Везде! Абсолютно везде они натыкались на откровенно недоброжелательные еврейские взгляды. Милана поняла, что сесть здесь не удастся, потому что всюду, за каждым столиком, сидела минимум одна пара. А при таком раскладе и отношении ни к кому не подсядешь. В баре сидели в основном женщины. Они как бы заученным, запрограммированным жестом держа в одной руке бокал с каким-либо напитком, а в другой чаще всего сигарету, томными взглядами взирали то ли на входящую публику, то ли друг на друга.

Места оставались только у составленных вкруг столов, как это бывает в ассамблеях. Стулья вокруг них стояли с внешней стороны, и сидевшие за этим круглым сооружением из столов могли видеть друг друга или даже перебрасываться друг с другом несколькими фразами. Татьяна снова шепнула Милане:

– Надо хоть здесь места занять, а  то и вовсе без мест останемся. Ты иди, сядь пока, а я с парнями пойду, возьму что-нибудь для нас с тобой.

Так и сделали. Милана села за столик и осмотрелась. Повсюду были неприветливые лица по отношению к ним, хотя между собой они общались очень даже радушно, потому что  на понятном только им одним внутреннем языке. На их лицах было полнейшее неприятие только – инородных. Милана снова подумала: «Ну и чёрт с вами! Подумаешь!». И мысленно добавила себе немного уверенности. Но даже с этой добавкой она почему-то ощущала себя на самом деле достаточно жалко. И лишь её привычная наблюдательность работала по-прежнему безотказно и безукоризненно.

В бар вошли какие-то старушки в немыслимых нарядах, Милана отметила про себя: «Но как держатся! Просто по-королевски!» Одна из них небрежно держала сигарету в полностью закольцованной руке. Затем, положив сигарету на пепельницу ближайшего стола, двумя руками небрежно-откровенным жестом подтянула на себе связанные в резинку белые рейтузы и поправила сверху них точно такой же немыслимый балахон. Только после этого уселась на стул и, закинув ногу на ногу, начала осматривать сидящих вокруг друзей-приятелей и громко приветствовать их. По всему её поведению было видно, что её нимало не смущает такой дерзкий, прямо сказать, смешной наряд в таком преклонном возрасте. Белые, вязанные резинкой две на две петли гамаши лет в шестьдесят пять, а то и больше!

«Однако же! – снова подумала Милана, – но всё это, как ни странно, не выглядит на ней нелепо. Что значит уметь держать себя! Может быть, всё потому, что она и в этом наряде чувствует себя недоступной?! Если её саму нисколько это не смущает». Женщина привычным  жестом руки поправила короткие полностью седые волосы и продолжала либо лениво, либо даже игриво перебрасываться фразами со своей приятельницей.

Милана настолько увлеклась наблюдением за этими двумя фантастическими особами, что пропустила устремлённый теперь уже прямо на неё взгляд. И лишь только почувствовав этот взгляд, она увидела среди этой полностью тёмной по цвету и окраске публики единственного русского мужчину, который сидел в одиночестве перед поставленными на стол рюмкой коньяку и чашкой кофе, и вяло смотрел на прибывающих в бар.

По его виду и манере держать себя чувствовалось, что он здесь завсегдатай, потому что по сравнению с такими новичками, как их четвёрка, он имел слишком непринуждённый и даже несколько размягчённый вид. Такое внешнее благодушие при сковавшем тебя волнении, а потому напряжённой спине, не изобразить. Он тоже был в возрасте. Но что более всего удивило в нём Милану, что он видел и, даже более того, отчётливо понимал  всё, что с ней в данный момент происходило, так как странным для неё образом был полностью настроен на её смятенное душевное состояние. Незнакомец проявил к ней такой подчёркнутый интерес, скорее всего потому,  что эта очаровательная провинциалка имела пытливый ум, выражающийся во взгляде и, несмотря на неестественность в  поведении, обладала способностью охватывать взглядом и выделять сознанием всё самое существенное из происходящего вокруг. И, главное, делала это с определённым тщанием.

И тем самым имела некоторое преимущество перед всеми этими людьми. Преимущество, пусть даже имеющее значение только для неё одной. Но  все эти люди смотрели просто-напросто мимо или поверх неё, а она, наблюдая за ними, смотрела сквозь них.

Всего лишь пару раз Милана встретилась с ним взглядом, и они отлично поняли друг друга. Она почувствовала, что этого, судя по виду и взгляду, мудрого и многоопытного мужчину заинтересовала даже не столько сама она своей чрезвычайно яркой внешностью и молодостью, а именно этой своей способностью уметь видеть. Мужчина понял, что она в состоянии замечать и подмечать такие нюансы, которые легко ускользают от внимания других. Она способна понимать и схватывать всё самое характерное для человека в его поведении, и тут же проникся к ней невольным не только интересом, но и заметным уважением, судя по одобрительному и даже доброжелательному выражению его глаз. Этот настрой она отчётливо прочитала в направленном на неё внимательном взгляде незнакомца.

Но тут от  стойки бара подошли Татьяна с парнями. У них в руках для всех было по бокалу шампанского и по кусочку торта «Птичье молоко». Затем ребята принесли на блюдце ещё и шоколадные конфеты. Милана слегка отвлеклась от своего угнетённого состояния и почти весело спросила:

– Братцы, а по какому поводу такое пиршество?

Татьяна ответила:

– А у нашего Игорька как раз нынче день рождения.

Игорь сказал:

– Да, раз уж нам так подфартило, то отметим его здесь, в близости к прекрасному.

Все довольно шумно уселись за стол, хоть Татьяна сказала:

– Ребята, тише, в таком месте не полагается шуметь.

Евгений с деланным возмущением подхватил:

– Это в баре-то не полагается шуметь?

Милана строго добавила:

– Да, в баре. Ты видишь, какая здесь степенная публика?

 

В этот момент, как назло, с шумом упал на пол пакет с апельсинами, которые девушки решили купить для себя у метро и отвезти в гостиницу. Татьяна с ребятами принялись быстро собирать их и снова водворять на место. Когда справились с этим, Милана невольно ещё раз встретилась взглядом с незнакомцем. Его глаза не выражали никакого ехидства, поскольку  у каждого пакет с купленными по случаю фруктами может упасть на бок, и фрукты выкатятся из него. Мужчина смотрел снисходительно, но всё же по-доброму и с пониманием, во всяком случае, как бы извиняя их за эту маленькую неловкость.

Зато все дамы, сидящие за соседними столиками, словно по команде капельмейстера, изобразили на лицах такую брезгливость, словно молодые люди  не апельсины  поднимали, а сгребали ладонями прилипшие к полу коровьи лепёшки. На всех  этих лицах было такое откровенное презрение и даже отвращение, по которому   яснее ясного можно было прочитать их внутренне чувство: «Это быдло даже на встречу с прекрасным и то с баулами притащилось! Что с них взять? Если таков их уровень и выше быть не может …»

Чтобы внутренне немного подбодрить себя, она вновь посмотрела на незнакомца, его взгляд по-прежнему выражал понимание. И она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы заговорить с ним, попросить его, чтобы он с высоты своего жизненного опыта растолковал и объяснил ей, что происходит на самом деле со всеми этими людьми, почему они так агрессивны? В чём причина, следствием которой является такая откровенная недоброжелательность всех этих находящихся вокруг людей? Но мужчина вскоре допил свой кофе и вышел.

И им пора было подниматься в зал. К их  немалому огорчению выяснилось, что яростная дама в зелёном оказалась ещё и «пропускальщицей». Милана с невольной злостью подумала: «Ба, да она всего лишь билетёрша, а несёт себя прямо как донна Прима». Это изумрудное чудовище опять с нескрываемым отвращением, скользнув взглядом по их славянским физиономиям, повернулась к Профессору, стоявшему рядом,  и вновь злобно прошипела:

– Ты только посмотри, сколько своих внизу осталось, не могут пройти. На кой чёрт, я тебя ещё раз спрашиваю, ты этих притащил с собой?

Профессор, видимо,  был хорошим человеком, и ему было явно неловко перед молодыми людьми, ведь он сам предложил им пригласительные билеты. И он с большим чувством смущения на лице ещё раз повторил ей ту же самую фразу:

– Да тише ты!

Но группа всё же миновала её, когда она с остервенением оторвала протянутые билеты. Милана с Татьяной прошли гуськом мимо неё,  за ними парни. Профессор остался рядом с ней. Он, видимо, поджидал ещё кого-то. Но этот весьма искренний, и даже идущий из сердца диалог между профессором и билетёршей, услышанный всеми, ещё больше смутил Милану, и ей вдруг захотелось сесть не на своё место, а куда-нибудь подальше от всех этих людей. Но пришлось садиться на своё место, согласно вырванным из рук Профессора билетам. Она осмотрелась. И точно, в зале практически не было русских лиц, во всяком случае, светлых голов, хотя бы мужских.

Даже здесь многие зрители разворачивались и, откровенно уставившись на них, как бы негласно задавали им  те же самые, то есть крайне недоумённые вопросы: «А эти как сюда попали?» Тут уже Игорь не выдержал и тихо сказал, наклонившись к ним:

– У меня такое ощущение, что мы находимся в другой, не очень-то дружелюбно настроенной по отношению к нам стране, а у вас?

Татьяна ответила:

– Вот-вот, как в чужом племени каких-нибудь агрессивных и малоизученных аборигенов, а не таких высокоразвитых и культурных людей, как евреи. Мы ещё      в вестибюле это почувствовали.

Милана добавила:

– А затем ещё и в выставочном зале.

Затем она старалась игнорировать эти откровенные взгляды, следя лишь за тем, чтобы апельсины, маленькие и рыжие бездельники, находящиеся в пакете и придерживаемые её ногой, опять не вздумали убежать, и не пришлось бы их собирать ещё и под сиденьями. От нечего делать, пока собиралась публика, Милана обвела взглядом сам зал, высокие окна которого и вся передняя часть сцены были задрапированы белой, похожей на капрон, тканью, собранной в ровные белые не слишком широкие складки, как это обычно делается в театрах и во дворцах.

Вскоре началась сама встреча. Василий Аксёнов, рослый, крепкий, приятный на вид темноволосый мужчина, только что вернувшийся из Америки, к тому же поддерживаемый невидимыми и мощными волнами радости своих, держался степенно и спокойно, как и полагается мэтру от литературы.

Ещё бы! Он был опять-таки свой среди своих, любим, обожаем и почитаем. Все зрители, особенно зрительницы, смотрели на него с нескрываемым обожанием, влюблёнными и восхищёнными глазами, ибо он был им до зубовной дрожи понятным и  родным.

Известный писатель, к чести его будь сказано, во время всей встречи вёл себя с аудиторией  просто и сердечно. Он держал себя как человек, который побывал в других социумах, а потому во многих аспектах жизни имел возможность сравнить одно с другим, и это глубокое видение сути вещей давало ему неоспоримое знание именно цены и ценности этих самых вещей, событий или отношений. Здесь логика поведения простая, когда узнаешь истинную цену многому в жизни, когда у тебя появляется возможность  взвесить всё это чуть ли не на собственных ладонях, тем более одну страну с другой, то всё встаёт в сознании на свои места.

И сейчас ни в нём самом, ни в его словах вовсе не осталось места какой-либо браваде, которая ранее, перед его отъездом в Америку, вполне возможно, от случая к случаю, тем или иным способом или образом всё же проявлялась. Сама встреча проходила в том эмоциональном ключе, в котором проходят подобные встречи с известными людьми. Ему задавали множество вопросов, он довольно подробно рассказывал о своей жизни в Америке, об определённых сложностях на первых порах и о том, как он затем преподавал в одном из университетов.

Охотно рассказывал о своих творческих планах. На встрече довольно подробно обсуждалась книга Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», говорилось и о многом другом… На сцену выходили женщины, они со слезами на глазах говорили самые тёплые слова в его адрес: и о том, как им было тяжело, когда он вынужден был покинуть страну и уехать в Америку, и с каким упоением они читали его чуть ли не самиздатовские книги…

Но крайне напряжённая атмосфера  до самой встречи и сейчас, когда они сидели, окружённые столь недоброжелательными и чуть ли не враждебными людьми, абсолютно не располагала Милану к сопереживанию. Она сидела с полностью бесстрастной и безучастной, словно выхолощенной, душой. Хотя по своей сути она имела необычайно отзывчивое сознание. А здесь душа её застыла, словно желе в холодильнике, и ничуть не резонировала на всё происходящее вокруг, на  столь щедро подаваемые со сцены всплески бурных эмоций.

Поэтому Милана, вместо того чтобы окунуться во все эти чувствования и переживания, была озабочена только тем, чтобы плотнее прижимать ногой к боковой стенке кресла пакет со злополучными апельсинами, и лишь молча и терпеливо ждала  окончания встречи. Изредка она взглядывала на лица своих попутчиков, но и у них на лицах было написано лишь вялое любопытство ко всему происходящему. И не более того. Хотя с самого начала все они вчетвером с большим энтузиазмом отправлялись на эту встречу.

Возможно, не получи они такой «тёплый» приём, и они проявили бы гораздо больше интереса к самому действу. Когда  встреча с писателем, длившаяся более двух часов, наконец, закончилась, Милана с нескрываемым облегчением взяла в руку пакет с апельсинами, которые они купили себе по дороге на эту встречу, и направилась вместе со всеми к выходу. Парни предложили проводить их до метро, но девушки отказались, потому что парни остановились за городом и должны были успеть на свой последний автобус.

 

Когда вышли на улицу, было уже достаточно поздно. На улице стоял довольно холодный ноябрьский вечер, но воздух был чистый, потому что смог от машин уже развеялся. Направляясь к метро, они поравнялись с еврейской супружеской парой, которая тоже явно шла  оттуда же, откуда и подруги. Какое-то время Милана с Татьяной шагали вровень с ними, пока  досужая супруга не обратилась к ним  с тем же самым недоумённым вопросом:

– Девушки, судя по всему, вы идёте со встречи с Василием Аксёновым?

Татьяна с лёгким вызовом ответила:

– Да! А что?

Тогда и мужчина, явно заинтригованный, спросил:

– Интересно, а как вы туда попали?

Это было уже слишком! Этот крайне бестактный вопрос оказался последней каплей. Татьяна, уже ничуть не скрывая своего ответного вызова, точно так же бесцеремонно, как и они, почти зло ответила:

– А нас знакомый Профессор-еврей пригласил!

Пока длился этот недружелюбный и даже напряжённый диалог, Милана невольно осмотрела их. Оба – и муж, и жена, были одеты гораздо хуже, чем Милана с Татьяной. Они были одеты в страшненькие донельзя поношенные пальтишки, чуть ли не  зипунишки, поэтому внешний вид имели крайне тривиальный: задрипанных «инженеришек», как презрительно  выразились бы они о ком-то другом.

Когда Милана с Татьяной, ускорив шаг, оторвались от них, Татьяна сказала, словно прочитав мысль Миланы:

– Об-ба-на! Нет, ты видела, а?! Сами похожи на потёртых  конторских крыс, а      сколько апломба!

Милана согласилась:

– А что ты хотела? Никогда, ни один еврей не может позволить себе роскошь выглядеть жалким и не будет таковым. По той простой причине, что это  ему не позволит их непомерная гордыня.

Татьяна не унималась:

– А ты обратила внимание, какое на евойной супружнице было убитое       пальтецо?

Милана с улыбкой отозвалась:

– Ещё бы! Конечно, обратила. Но, как видишь, это вовсе не мешает ей чувствовать и нести себя в соответствии со своими представлениями о себе. Истинно сказано, что люди оценивают нас ровно настолько, насколько мы сами оцениваем себя.

Входя в метро, Татьяна отозвалась:

– Да, надолго мне запомнится эта злополучная встреча, но вовсе не общением с известным писателем, а той почти вражеской атмосферой, в которую мы, сами того не ведая, попали…

Милана закончила мысль:

–  Да ещё и  вынуждены были проторчать в ней  несколько часов кряду.

Татьяна согласилась:

– И точно. Знай я это заранее, ни за что не пошла бы туда. Лучше бы на какой-нибудь спектакль сходили, чем нервничали там целый вечер.

 

 

                                                               ГЛАВА XIII

 

Пока ехали в метро, у Миланы в памяти невольно возникла передача о бесспорно одном из самых талантливых композиторов-евреев последнего времени. В ней всё было продумано. Абсолютно всё! У таких людей иначе не бывает. Там всё было сделано на высочайшем уровне. И был в этой передаче такой эпизод.  Композитор, играя на белом рояле свою необыкновенно красивую мелодию, встретился глазами с женщиной, сидевшей за соседним столиком со своим партнёром. И за те короткие несколько минут, пока он играл и смотрел на неё тёмным проникновенным взглядом, понял, что она очарована им и полностью забыла о своём спутнике. Тогда он написал записку и оставил её на рояле, уезжая в аэропорт.

Она, естественно, тут же оставила партнёра и, прочитав записку, в отчаянии помчалась в аэропорт. Но самолёт уже улетел… Она не успела… Не сложно представить, что она чувствовала при этом…

Милана вдруг вспомнила, что героиня была светленькая. И тут же подумала: «Не может быть, чтобы она  была не еврейкой, и чтобы он так смотрел на неё. У неё ведь были тёмные глаза, – опять вспомнилось ей, – просто она, видимо, была в светлом парике. И это сделано, скорее всего, для того, чтобы запалить воображение всех женщин, без исключения всех! Потому что у каждой женщины, сидевшей у экрана телевизора в тот момент, когда он играл на рояле и смотрел на женщину буквально завораживающим взглядом – абсолютно у каждой! – несомненно, замирала душа. Потому что каждой казалось, что этот необыкновенный взгляд ещё более необыкновенного мужчины предназначается именно ей! И каждая душа взлетала и ещё выше воспаряла, невзирая на возраст, телосложение, семейное положение или социальный статус. Это зависело, и исключительно, только от  воображения женщины и ни от чего больше.

Потому что этот взгляд сильного и гениально талантливого мужчины проникал именно в самую глубину существа… И ни одно женское сердце не имело бы силы противиться ему, потому что он был фантастически привлекателен, фатально загадочен, горяч и совершенен! И, главное, каждой его взгляд обещал неземное блаженство. Вот поэтому и сделали героиню белокурой, чтобы ни одну женщину не оставить равнодушной. Опять точный расчёт и выверенные действия. Ума, таланта и совершенного вкуса. Пусть так. Не всякая женщина задумается над этим. Зато каждая несколько вечеров будет всё ещё находиться под влиянием этого магического взгляда, вызывая его в памяти снова и снова… Потому что он соткан из такой необузданной и возвышенной страсти,  полон  чарующих обещаний и запредельного взлёта души истинного творца, что ни у одной женщины не хватило бы ни сил, ни духу отвести от этого взгляда свои глаза…   Ни реально, ни виртуально.

Из задумчивости её вывел вопрос Татьяны:

– И каково твоё общее впечатление от встречи с писателем Василием Аксёновым?

Милана искренне ответила:

– Знаешь, честно сказать, я настолько была подавлена эмоциями, полученными в галерее и в баре, что у меня абсолютно не было внутреннего настроя  должным образом прореагировать  на саму встречу.

 

Когда девушки вернулись в гостиницу, переоделись, поставили воду для чая, Татьяна взяла пакет с апельсинами и шутливо сказала:

– А ну-ка, идите-ка сюда негодники, желтобрюхие бездельнички, так сильно опозорившие нас перед почтенными евреями, оскорбив их в лучших и возвышенных чувствах.

И они, проголодавшиеся, поскольку потратили немало энергии на внутренние переживания, принялись чистить и поглощать апельсины в ожидании поспевающего чая.

Вольно или невольно весь вечер проговорили они на еврейскую тематику, всё ещё находясь под сильными впечатлениями, полученными от этого вечера.

Милана, держа чашку с чаем в руке, сказала:

– Да, евреи – это бесспорно, самый удивительный, самый загадочный и самый непостижимый для простых смертных народ, недаром же Бог выбрал из всех своих творений именно их.  Хотя ты знаешь, в одной серьёзной  книге я читала о новой необычной концепции: Бог говорит о том, что ни одного народа Он не делал избранным, и что для Него все его божьи творения абсолютно равны. А эту концепцию о своей избранности придумали сами иудеи. Но что они особенные – это точно. Ты ведь никогда не узнаешь и даже не догадаешься, что этот человек думает или чувствует на самом деле. При всех тех гонениях, которые им пришлось пережить за всю свою историю, которым они почти повсеместно подвергались, они умудрились сохранить такое высочайшее, достойное всяческой похвалы и восхищения самосознание.

Татьяна весело сказала:

– Но чаще всего у них получалось по пословице – так хитрил, что сам себя перехитрил. Ведь и в Египет они в своё время подались в поисках лучшей доли. Их, видите ли, на своей земле засушливый климат не устраивал, и затем столько веков провели в египетском рабстве. Надо было дома потрудиться, а не выгадывать по-еврейски.

Милана сказала с улыбкой:

– Ты не кощунствуй. Евреи – это благословенный народ, и эту истину нам основательно вдолбили в сознание за множество лет и поколений: в этом Библия особенно постаралась. Кажется, именно в ней сам Господь Бог говорит: «Кто благословляет мой народ, того и я благословлю, а кто проклинает, того и я прокляну». Ты же не хочешь, чтобы сам Господь Бог тебя проклял?

Татьяна с готовностью в голосе воскликнула:

– О нет! Только не это! Так ведь я и не проклинаю вовсе этот народ, я просто рассуждаю и констатирую исторический факт и не более того. Но если бы не это, выше названное тобой обстоятельство, – всё же уже достаточно осторожно продолжила она, – то и они бы вели себя не настолько вызывающе, как, например, сегодня. Что мы с тобой сделали им такого плохого, если они буквально обдали нас волной, на мой взгляд, беспричинной, а потому и бессмысленной ненависти и агрессии? Мы же с тобой не правительство, тем или иным образом притесняющее их?

Милана, внутренне согласившись с этим, добавила:

– Никто не спорит, что они талантливейший и исключительный народ и особо отличаются тем, что в избранное дело вкладывают величайший труд, полнейшее усердие и все свои силы.

Татьяна согласилась:

– Да, хочешь быть талантливым? Будь им! Никому не заказано, – затем, улыбнувшись, добавила, – это какой-то знаменитой певице сказали в шутку, что она зарабатывает больше самого президента страны. Так она, точно в тон, пошутила: «Так какая проблема, пусть тоже идёт и поёт».

Милана продолжила:

– Но истина второй стороны медали заключается в том, что почти всякий из них, благодаря своему природному уму, очень уж убедительно и искренне разыгрывает смирение или обиженность на экране перед зрителями или слушателями, но внутри они по-прежнему остаются несгибаемыми и непоколебимыми, а  их сутью по-прежнему остаётся просто непомерная гордыня! И это мы с тобой увидели сегодня собственными глазами. Эта завеса слегка приподнялась  только на том основании, что их было слишком много, а нас – крупицы, и им не было никакой нужды лицемерить. Или скрывать своё истинное лицо.

Татьяна согласилась:

– Да, сегодня им не нужно было маскироваться, и они могли быть, наконец, самими собой – своими среди своих.

Милана продолжила:

– В том-то всё и дело, что их всегда внутренне приподнимает над другими идея своей избранности. И здесь  разговор даже не об избранности отдельной талантливой личности, но о принадлежности именно к еврейской нации – избранному самим Богом народу. И никогда  они никого не впустят в свой клан. Ведь в Израиле официально запрещено жениться не на еврейке. И если подобный прецедент всё же встречается и случается, то пара вынуждена регистрировать свой брак в третьей стране, и лишь затем супруг имеет право вызвать жену к себе.

Татьяна добавила:

– И даже знакомство со знаменитыми людьми другой национальности, как цветок в петлице  или красный флажок на лацкане пиджака, свидетельствует у них о том, что он может гордиться своим общением с легендарной личностью. Но даже эту знаменитость никто из них не поставит в душе выше себя. Он или она будут лишь козырять этим, но опять-таки лишь в качестве подтверждения своей собственной значимости: «Я де с ним или с ней знаком лично…»  Или даже: «Я с ним или с ней на «короткой ноге…»

Милана согласилась:

– Это, скорее всего, так и есть. Я где-то читала, что их еврейское общество очень хорошо организовано изнутри. И у них есть в обществе так называемая высшая каста, я забыла, как они точно называются, эти избранные лица. Но в суть я вникла: это те особо одарённые в финансовом деле люди, которые зарабатывают правдами и неправдами, – она улыбнулась, – скорее всего, неправдами, потому что правдами особо больших денег не заработаешь.  Так вот они призваны к тому, чтобы зарабатывать в других странах большие деньги и перекачивать их в Израиль. Вот им-то особый почёт и негласное внешне, но всенародное уважение. Вот они-то и остаются на скрижалях памяти еврейского общества.

Татьяна, отпив глоток чаю, улыбнулась и сказала:

– А ведь и точно! Даже мы можем предположить, если проследить за этой аналогией, кто это такие яркие индивиды  в нашей стране, которые зарабатывают и перекачивают финансы в Израиль. Ведь остаться в памяти потомков, будучи членом высшей касты, это, видимо, действительно дорогого стоит.  При всей их  природной амбициозности, которая  хоть и не столь подчёркнуто среди своих, но всё же проявляется  у них и дома, то бишь  в своей стране.. И это весьма неплохая историческая цель и миссия.

Милана, допив свой чай, уже более умиротворённо продолжила:

– А если не углубляться в недра и дебри, мужчины-евреи считаются лучшими мужьями. И это всем известно. Одна пожилая женщина-соседка мне как-то рассказала о своей приятельнице, у которой был муж-еврей. Та счастливая, уже пожилая женщина выражалась примерно так: «Всё самое лучшее в своей жизни я видела только от своего мужа!»

Татьяна добавила:

– Да, действительно, счастливой может считать себя та женщина, которая так может сказать в конце жизни о своём муже.

Милана продолжила:

– Так ты послушай дальше, что она рассказывала про этого заботливого мужа. Этот самый изощрённый супруг, будучи директором  одного крупного завода, наворовал денег столько, что смог купить целый дом на окраине Москвы. На одном этаже поселился сам со своей женой и отпрысками, а остальные квартиры сдаёт в аренду. И безбедно живёт на старости лет. Как не уважать подобного стратега? И живёт весь семейный клан за этим самым дальновидным еврейским папиком, как за каменной стеной.

 

Татьяна рассмеялась:

– Что здесь скажешь? Слава подобным «мойшам», которые могут всё просчитать на много ходов вперёд! Сейчас, как сама видишь, началась поголовная евреизация сознательного населения. Нынче чуть ни каждый, кто раньше скрывал свою принадлежность к этой расе, начинает истерично искать  в своей шерсти, как обезьяна блох, хоть какие-то признаки своей принадлежности к ним. С завидной настойчивостью выискивают какие-то дальние корни или даже корешки, только бы сорваться и уехать в Израиль, но евреи всё же блюдут чистоту своей расы, я же тебе уже говорила, что у них в стране  официально запрещено жениться не на еврейках.

Татьяна сказала с улыбкой:

– Но «очевидки», которые побывали в Израиле, рассказывают, что коренные еврейки живут очень даже вольготно. А вот папашкам приходится крутиться на всю катушку, обеспечивая жену и детей. Женщина же считает, что она его на всю жизнь осчастливила тем, что родила ему продолжателей рода. Покорный муж  отвозит детей в школу и забирает их оттуда, а жена проводит время в элитных салонах и наводит красоту. В то время как глава семейства вынужден выполнять роль и папы и мамы, – она снова улыбнулась и продолжила, – зато, если еврею в Израиле удаётся заполучить русскую жену, то он бывает очень даже рад этому обстоятельству. Поскольку русская баба привыкла здесь пахать, аки трактор, а там она это делает с утроенным усердием, ослабляя вожжи и освобождая для него ту самую социальную нишу истинно мужского обитания.

Милана сказала:

– Ладно, давай спать. Мы сегодня с тобой явно перебрали еврейской темы.

 

 

                                                         ГЛАВА XIV

 

Через неделю Милана проводила подругу домой и вернулась в своё общежитие. Но эта историческая встреча с большим количеством еврейской диаспоры в Москве наложила на её сознание, можно с уверенностью сказать, очень сильное эмоциональное впечатление. И  даже  неизгладимый отпечаток, который выразился в том, что она начала  патологически опасаться Аркаши, точнее его мамаши через посредство Аркадия.

Хотя он, будучи в меньшинстве, по-прежнему оставался милым и компанейским парнем, без каких-либо явных еврейских особенностей  в поведении. Во всяком случае, по отношению к Милане. Они как всегда легко общались, и так же вместе делали небольшие культурные вылазки: то на выставку, то на концерт молодых исполнителей, то в театр, где играл более молодой состав актёров.

Аркадий тоже не предпринимал каких-либо явных попыток изменить  существующий статус-кво, то есть существующее положение вещей. Видимо, здесь тоже не обошлось без наставлений его дальнозоркой, точнее дальновидной мамочки. Поэтому эти довольно тёплые дружеские отношения вполне устраивали их обоих.

Так прошли зима и весна. В первое время, когда воспоминания о встрече с г-ном Милославским были ещё достаточно свежи в её сознании, Милана всякий раз, входя в свой корпус, идя по коридору и заворачивая к своей лаборатории, невольно вглядывалась в  идущих навстречу мужчин в надежде когда-нибудь ещё увидеть стройную высокую фигуру этого действительно блистательного мужчины. Но затем эта мечта-иллюзия постепенно утратила свои силу, остроту и притягательность и она, как всякая молодая девушка, начала активно готовиться к лету.

Она старалась больше зарабатывать переводами научных статей и откладывать часть денег для летнего отдыха, так как родители её не были столь уж состоятельными людьми. Они помогали дочери, чем и как могли, но Милана, зная их возможности, и сама предпринимала усилия, чтобы не особенно напрягать родителей.  А, будучи молодой, полной сил и энергии, сама старалась подработать, где только могла. Оставалась иногда на дежурство в лаборатории, если там проводились какие-то долгосрочные опыты, за что тоже полагалась небольшая плата.

Тем более у неё появился стимул. Дело в том что Вера, тоже молодая аспирантка, с которой они жили в одной комнате, всё чаще рассказывала ей,  даже расписывала радужные картины о своём прошлогоднем отдыхе в Сочи, а точнее в доме отдыха «Шексна» недалеко от Сочи, где она провела, по её словам, чудесные две недели со своим приятелем.

 

И вот они вдвоём с Верой отправились, наконец, в  Сочи. Затем автобусом добрались до дома отдыха  «Шексна» и поселились в двухместном номере. Милана вышла на широкую лоджию и даже всплеснула от восторга руками:

– Боже мой! Какая красота! Да здесь море рядом, прямо как на ладони.

Санаторий или дом отдыха «Шексна» расположен прямо на берегу Чёрного моря. Стоит лишь спуститься под горку по асфальтовой дороге и ты – у моря. Их номер соответствовал всем требованиям, самое главное  хорошим расположением и  видом из окна. Хотя здесь, видимо, все номера выходят на море, и их счастье созерцать его не эксклюзивно.

Поскольку дело было к вечеру, девушки быстро расположились, повесили свои вещи на плечики в шифоньере и  отправились не к морю, а в местный бар посмотреть, что к чему. В баре было полно молодёжи, скорее всего молодых богатых бездельников, которые сытыми и даже пресыщенными глазами выискивали для себя среди вновь входящих какое-нибудь свеженькое впечатление, а с ним и приключение.

Милана с Верой, будучи отменно яркими девушками, сразу же привлекли к себе внимание.

Вера шепнула ей, когда они усаживались у стойки бара:

– Видишь, мы с ходу имеем с тобой успех у местной публики.

Милана улыбнулась:

– Эта публика точно такая же местная, как и мы с тобой.

Девушки отлично посидели в баре с двумя парнями, которые тоже представились им как студенты из Москвы. Но, вернувшись в номер, девушки решили не торопиться с выбором,  сначала как следует осмотреться, чтобы не упустить более  важный шанс для знакомства. Как-никак они обе были уже на выданье, и пора было подумать о хорошем варианте знакомства.

Перед сном Вера с улыбкой сказала Милане:

– Я думаю, нам следует принять во внимание житейский совет одной моей многомудрой приятельницы, которая немало повидала в жизни и вкусила тоже немало  её прелестей. Она на основе своего жизненного опыта дала мне однажды такой совет: «Познакомившись с парнем или мужчиной, никогда не спеши с ним сразу бросаться в постель. Перезнакомься сначала со всеми его друзьями и приятелями, выбери из них самого лучшего и только тогда бухайся  в постель! Уяснила науку?»

Милана рассмеялась:

– Да, этот совет дорогого стоит, в нём и заключена вся сермяжная правда жизни. А мужики считают, что у женщин отсутствует чувство логики. А на деле оказывается, что это вовсе не так!

Верочка продолжила:

– В чём-то они правы, ибо и в этом совете не столько логики, сколько срабатывает инстинкт элементарной выживаемости. Чтобы выжить как вид, то есть приспособиться к столь трудной среде обитания, коей является жизнь, следует потратить огромные усилия…

 

Но, к немалому разочарованию Миланы,  Веру буквально на следующий же день разыскал её приятель из шоу-бизнеса, и они вдвоём укатили на его машине в короткое турне по побережью. Милана осталась одна. Она с огорчением, исходя из своей природной застенчивости, подумала о том, что теперь будет проблематично даже в бар сходить одной. Ибо когда девушка одна приходит в бар, то становится более лёгкой добычей для какого-нибудь пьяного нахала-приставалы. Затем она успокоилась, подумав: «И ладно, зато днём вполне можно сколько угодно поваляться на пляже и позагорать. Там, среди людей, да ещё и днём приставалам не так-то легко будет тебя доставать, во всяком случае, от них  будет легче отделаться».

На следующий день, после завтрака, Милана надела купальник, лёгкий сарафан, сложила в прозрачную пластиковую пляжную сумку всё необходимое для отдыха и спустилась к морю. Море ласково плескалось, с лёгким шуршанием набегая на  хорошо обкатанные морские камешки. Она подошла к воде и с несказанным удовольствием ощутила на своих босых ступнях невообразимо приятное прикосновение многочисленных пенных пузырьков, которые лопались, словно отдавая  только ей одной своё предпочтение и расположение, выражающиеся  в непередаваемо-нежной пенной  ласке…  Она невольно с радостью подумала: «Да, надо учиться в жизни радоваться маленьким радостям. Хотя бы потому, что они чаще случаются…»

 

Сам пляж перед санаторием «Шексна» не был песчаным,  он представлял собой именно такие, хорошо обкатанные и облизанные морским прибоем светлые плоские галечки, которые не мешали, однако, ни  ходить по ним, ни лежать на них.

Милана постелила полотенце и легла на него, а плоские галечки, в свою очередь, мгновенно расположились под  её телом в этакое тёплое, хоть каменное, но вполне податливое ложе, которое не давило ни с какой стороны. Она купила себе по случаю поездки сюда новый купальник и сейчас подставила приветливым лучам первого в этом году ласкового обильного, но пока не обжигающего солнышка своё юное и прекрасное тело. Она была идеально красива и не менее идеально сложена. Все пропорции её тела были не только совершенными, но и превосходными. Милана благодушно прикрыла лицо шляпкой и приготовилась получать солнечные ванны не более двадцати-тридцати минут для первого раза, чтобы сразу не обгореть.

Море всё так же самозабвенно и вечно плескалось, успокаивая сознание своими ненавязчивыми прибрежными наплывами. Через некоторое время она встала и решила испробовать воду. Вошла в море по пояс и увидела в воде плавающих белых медуз. Они плавали совсем  близко от неё. Но она, вспомнив, что они каким-то образом могут обжигать тело,  тут же с опаской вышла на берег. Пробыв на море положенное время, она пошла к своему корпусу.

Когда Милана поднялась почти до верхней площадки и свернула к своему корпусу, увидела высокого и стройного мужчину, направляющегося  к спуску. Он был одет во всё белое, в белые шорты и белую тенниску, белая каскетка с довольно большим козырьком, надвинутая на брови, скрывала почти половину его лица. Да ещё и тёмные очки незнакомца не давали возможности лучше рассмотреть его. Зато она обратила внимание на его длинные и стройные ноги между шортами и белыми носками, довольно высоко подтянутыми по ноге из белых же кроссовок. Она невольно подумала: «Оказывается, у мужчин тоже есть на что посмотреть, если ноги его столь стройны и привлекательны».

Но когда мужчина почти поравнялся с ней, она буквально застыла от неожиданности, навстречу ей шёл ни кто иной, как господин  Милославский собственной персоной! Как только она узнала его, сердце её основательно бухнулось вниз. Она так растерялась от неожиданности, что даже слегка, видимо,  замедлила шаг.  От его взгляда, естественно, не укрылось её  вполне конкретное замешательство, и он решительно направился в её сторону. Приблизившись, он  энергично,  в свойственной ему непринуждённой манере, поприветствовал её:

– Ба! Кого я вижу! Какая встреча! Оказываются, и аспиранты могут позволить себе

отдых у моря.

Милана, всё ещё находясь в лёгком внутреннем ступоре от неожиданности, никак не прореагировала на его приветствие. Стояла и просто крайне смущённо молчала.

Тогда господин Милославский, уже с лёгким вызовом спросил, зная о своей неотразимой привлекательности для взгляда юных барышень:

– Или прекрасная аспирантка не рада видеть меня?

Только тогда она слегка собралась и ответила, хоть и с продолжающимся  замешательством в голосе:

– Почему не рада, рада. Только  эта встреча так неожиданна для меня.

Он уже увереннее спросил:

– Надеюсь, это приятная для вас неожиданность?

Она ответила просто, почти односложно:

– Да, приятная.

Милана интуитивно понимала, чем проще и раскованнее она будет вести себя с таким мужчиной, как он, тем будет лучше для неё, но пока это были лишь попытки выдать желаемое за действительное. Иначе нельзя, ибо подобные ему мужчины всегда являются ведущими и никогда не бывают ведомыми. Здесь самое главное – это соответствовать его ожиданиям. Милана снова неловко замолчала. А господин Милославский, наоборот, не снижая энергетики в голосе, спросил:

– А что так быстро с пляжа? Может быть, вернётесь и составите мне компанию?

Милана внутренне была готова тут же развернуться и последовать за ним куда угодно. Но у неё хватило благоразумия сдержаться. Она на удивление спокойно сказала:

– Спасибо за приглашение, но в первый день мне и в самом деле достаточно, – она чуть смелее улыбнулась, – или я рискую сгореть, и потом придётся мазаться сметаной целую неделю.

Милославский не стал настаивать  и отпустил её со словами:

– Что ж, разумное решение. Тогда я спущусь и позагораю один.

И  они разошлись в разные стороны. Но с этого самого момента в душе Миланы буйным цветом, то есть катастрофически быстро, как распускающиеся цветы яблони при ускоренной  съёмке, начала завязываться, а затем и расцветать пышным цветом точно такая же розовая и благоухающая влюблённость.  У неё на  душе почему-то стало так радостно, так  по-настоящему светло и солнечно! Что лучше ни придумать, ни вообразить нельзя. Ей было так приятно уже просто осознавать  само его появление и присутствие здесь.

Ведь это случилось не во сне, а наяву!  Но и впрямь, словно в сказочном сне. Весь остаток дня и вечер она провела в феерическом настроении, быстро перекусила в кафе и вернулась к себе.  Вышла на лоджию и, положив книгу на колени и даже не взглянув на неё, устремила свой мечтательный взгляд  к морю.

А душа её пела и ликовала уже только от одной мысли, что снова увидела его. Вдруг её столь радужное течение мысли прервала целая серия внутренних вопросов: «Почему он  здесь? Один ли он? Как долго он пробудет здесь?  Вполне возможно, что завтра она увидит его с какой-то другой женщиной? И тогда всем её грёзам придёт полный крах? Ведь в этом случае все её надежды ожидает полный упадок!»

Но молодость есть молодость! Ей вовсе не хотелось думать о плохом. Она тут же предпочла вернуться к его радостному лицу в тот момент, когда они встретились, тогда ведь она ничуть не ошибалась, видя столько радости на его холёном и значительном лице. Ведь его радости было ничуть не меньше, чем её собственной. Затем она вспомнила  его не менее радостное приветствие при встрече. «Значит, всё в порядке!» – успокоила она себя и продолжила мысль, – и всё же, как милостива и благосклонна ко мне Судьба, –  уже с прежней радостью додумала она, – я снова вижу его! О, какое это неожиданное и фантастически  отрадное  событие!»

Уже и сумерки начали потихоньку  голубым звёздным шатром опускаться на землю. Вскоре после того, как диск солнца, блеснув словно краешком золотой монеты и оставив на небе  разноцветные фантастически причудливые отблески, медленно скатился за горизонт… А она продолжала мечтать о нём уже под луной, которая незаметно поднялась  и пролила на море своё серебристое сияние.  Девушка  с замиранием сердца смотрела на лунную дорожку и вновь подумала: «Боже мой! Ты сотворил такое чудо, как лунная дорожка, которая никогда, никогда не  тонет, и по которой всегда  устремляется  взгляды всех влюблённых!   С самого начала сотворения мира радует и восхищает их на всей земле, где только есть водоём и луна. Ты ведь для их отрады это сделал?! Чтобы вызвать в душе  такой же восторг, который переполняет в эти минуты всё моё существо. Так что Тебе стоит, Господи, сотворить ещё одно чудо: пусть именно по этой самой лунной дорожке придёт ко мне точно такое же – непотопляемое! – счастье».

Вечер был настолько тёплым и восхитительным, таким благоуханным и благодатным, а морской воздух столь щедро напоён ароматами цветов и буйной зелени, растущей вокруг, что после городской суеты, толчеи и всеобщей спешки можно было действительно почувствовать себя как в раю. И весь остаток ночи он снился ей, как большое розовое облако нежности, которое невидимо и неслышимо обтекало её, лишь едва ощутимо лаская и шепча  признания его губами…

 

На следующий день Милана решила пойти на пляж в то же самое время, что и вчера, чтобы он, исходя из простой логики,  мог  тоже оказаться там. Она быстро оделась, и по этому случаю даже подкрасила слегка ресницы, прежде чем отправиться на пляж. Пришла на  вчерашнее место, расстелила  полотенце, легла на него, предоставив  солнечным лучам золотить своё прекрасное и совершенное тело. В то время как непослушная голова постоянно поворачивалась в сторону асфальтовой дороги, ведущей к санаторию. И вскоре её страстная мечта материализовалась. Она и вправду вскоре увидела господина Милославского, такого желанного и стройного, быстрой упругой походкой приближающегося к берегу с пляжной сумкой через плечо.

А он в свою очередь уже издали разглядывал отдыхающих, стараясь взглядом отыскать среди них Милану. Он интуитивно чувствовал, что она не могла уйти далеко от спуска и, скорее всего,  ждёт его. И точно, настроившись на её волну, не морскую, но сердечную, вскоре увидел её и уверенным шагом направился к ней. И, несмотря на то, что её лицо было прикрыто шляпой, уверенно и весело сказал:

– Здравствуйте, Милана! Вот мы и встретились снова.

Какой музыкой обычно звучат эти слова  от желанного мужчины. Для женщины, пожалуй, нет сладостней и желаннее их! Хотя Милана, будучи всё же в некотором смущении, сразу села и только затем ответила:

– Добрый день.

И больше ничего. Она была явно смущена тем, что он хоть и незаметно, из-за очков, но несомненно, как всякий мужчина, рассматривает её взглядом ценителя женской красоты. Однако через некоторое время она немного пришла в себя от смущения, будучи абсолютно уверенной, что ни в её внешности, ни в её фигуре нет ни малейшего изъяна. Она знала это совершенно точно, и это знание вернуло ей внутреннюю уверенность.

Милославский вытащил из сумки и расстелил рядом с ней интересный пляжный голубой коврик типа маленького матрасика, он был как бы надут маленькими кирпичиками.  Он  просто, уже почти по-свойски предложил ей:

– Может быть, поменяемся? На этом надувном коврике, наверное, не так жёстко будет лежать на камешках, чем на полотенце, – он приветливо улыбнулся, –  мужчине, как более грубому существу, наверное,  более подобает лежать на камнях, чем такому очаровательному и совершенному созданию, как вы.

Милане было приятно, что осмотр  закончен, и он остался удовлетворён им, поскольку лестное  для неё заключение уже сделано. К тому же этим простым и достаточно непринуждённым предложением он, как умный и опытный мужчина, довольно быстро разрядил их общее внутреннее напряжение. И Милана  уже более раскованно отозвалась:

– Нет, спасибо за это действительно джентльменское предложение. Но мне и вправду совсем не жестко. Тем более что податливые галечки уже адаптировались к контурам моего тела и выстроились, как надо.

Он шутливо ответил:

– Потому и предлагал, что знал о вашем отказе.

Неожиданный и столь приятный компаньон для отдыха с готовностью растянулся рядом на своём коврике, вытянув далеко за его пределы длинные ноги. Милана подумала: «Даже коврик у него особенный. Экипировался, как подобает мужчине его положения». Несколько минут оба молчали. Каждый старался разобраться в собственных ощущениях, но доминирующим чувством обоих была, разумеется, отчётливо передаваемая друг другу внутренняя радость.

«Это совершенно очевидно, что он так же рад видеть меня, как и я его, – уже с откуда-то взявшейся  немалой нежностью подумала она, – иначе он не направился бы ко мне с такой решительностью!» Он лежал рядом, такой желанный! Слегка бравируя своим стройным, даже слегка худощавым телом. Стоило ей только протянуть руку, и она могла бы коснуться его! «Разве это не чудо?!»– со счастливым сердцем размышляла она. И вдруг подумала: «Боже мой! Неужели Ты услышал мою вчерашнюю молитву, которую я со всей полнотой надежды, на которую только способно моё сердце, произнесла вчера вечером на лоджии? Теперь я точно поверю в истину, что для Тебя, Отец Небесный, не столько важны наши слова или поступки,  Ты  действительно смотришь только  наше сердце! А оно никогда не бывает лживым, особенно перед Тобой»

 

Затем она невольно обратила внимание на его вытянутые ноги и далее на ступни, пальцы которых были устремлены к небу и солнцу. У него были длинные изящные ступни, именно такие, которые особенно приятны для женского глаза в мужчине. Каждый, тоже удлинённый палец ноги, соединялся со ступнёй ярко выраженной полоской тонкого сухожилия. Затем она обратила внимание на его руки, спокойно лежащие на коврике вдоль туловища. Пальцы рук были точно такой же приятной конструкции, кисти рук и пальцы такие же удлинённые и сухощавые. Кожа на руках нежная и приятная, слегка покрытая выше кистей рук и до локтей тёмными волосками. Сразу видно, что эти рученьки не знают физической работы, кроме тренажёров, разумеется, настолько они ухожены и отполированы, начиная от ногтей и кончая самой кожей. И самой большой радостью для неё по-прежнему было то, что его правая рука, точнее безымянный палец правой руки был свободен от чужого ненавистного кольца. Но спросить об этом обстоятельстве она, конечно же, не решалась, боясь вызвать его неудовольствие своим любопытством.

Затем её взгляд из-под очков опустился к его впалому и накачанному животу, с прекрасным абрисом мышц и чуть ниже к темно-голубым плавкам, с небольшим пояском, скреплённым сбоку маленьким декоративным якорем. Господин Милославский лежал тихо. Он чувствовал, что теперь она, в свою очередь, разглядывает его с близкого расстояния, и не мешал ей, зная, что и ему не о чём беспокоиться.

Но через некоторое время, он, приподнявшись на локте, энергично сказал:

– Итак, солнышко припекает, не пора ли нам попробовать водичку?

Это его «нам» вновь радостной волной прошлось по её сознанию, и она с готовностью согласилась на этот эксперимент. Они дружно встали и, медленно ступая по горячей гальке, направились к воде. В воду входили тоже медленно, так как и дно  было выстелено такими же небольшими камешками, а некоторые из них были к тому же и довольно скользкими.  Милану радовало то обстоятельство, что её спутник всё время держал руку наготове, чтобы вовремя подхватить её, если она поскользнётся. И эта предосторожность оказалась не напрасной. Когда они вошли в воду чуть выше колена, она, сама того не ожидая, вдруг поскользнулась и собралась было падать в воду, как сильные мужские руки подхватили её.  И она инстинктивно обняла его за плечи. А он и не думал опускать её. И так, продолжая держать её на руках, постепенно входил с нею в воду.

Но когда воды ему было примерно по грудь, он сам поскользнулся и вместе с нею ушёл под воду. Благо, было неглубоко. Они быстро вынырнули, не успев нахлебаться воды, быстро отыскали свои головные уборы, водрузили их снова на голову, и только тогда оба одновременно рассмеялись. Милана, не очень уж привыкшая к подобным морским купаниям, всё же довольно весело, протерев глаза, сказала:

– И куда мы денемся с подводной лодки, как говорится? Если уж поскользнулись,           то обязательно оба уйдём под воду.

Милославский, ласково поправив шляпку на её голове, воскликнул:

– Ай-я-яй! Да на нашем прелестном личике слегка растеклась тушь, дай-ка я тебе её слегка уберу, – и снова весело добавил, – точнее смою целебной морской водой.

И не дожидаясь её согласия, он вытёр пальцем растёкшуюся тушь у её глаза. И тут           же, сверкнув глазами, сказал при этом:

– И для кого это мы, интересно, собирались? Для кого это мы, не менее интересно,             подкрашивались, идя на пляж, где в этом нет никакой нужды?!

Милана вспыхнула:

– А вам не кажется, что это не совсем тактичный вопрос?

Он, ничуть не смутившись, ответил:

– Согласен. Вопрос не совсем тактичный, с учётом чувствительности юной особы, к которой он обращён. Но если он имеет стратегически важное значение для задающего его мужчины, то это обстоятельство слегка оправдывает  его, вы не находите?

Милана, слегка смягчившись, добавила:

– Я ведь не предвидела это внезапное, даже экстремальное погружение, которому            именно вы подвергли меня.

Они  медленно возвращались на берег, но он уже не выпускал её руку из своей нежной и сильной ладони.

Милославский, вдруг сразу и столь неожиданно перейдя на «ты»,   спросил её:

– И ты теперь считаешь меня неустойчивым?

Милана уже пришла в себя и с лёгким уколом ответила:

– Помилуйте, как можно? Чтобы стальной человек был неустойчивым?

Он широко и охотно улыбнулся ей на это и с признательностью  сказал:

– Благодарю за понимание, – вдруг он снова  широко и открыто улыбнулся ей и спросил, – и ты что же думаешь, что во время этого погружения, как ты изволила выразиться, я действительно поскользнулся?

Милана изумлённо подняла на него глаза и сказала:

– Конечно. А что, разве не так?

Он снова заговорщицки добавил:

– Девочка моя, ты ошибаешься. А ты не задалась вопросом, почему же я раньше не поскользнулся, как только взял тебя на руки, а именно тогда, когда воды было уже чуть выше пояса, то есть достаточно, чтобы не удариться о камни. А может быть, это не было обычным погружением? Может быть, мы прошли совместное водное крещение, которое теперь связало нас навсегда?

Милана от неожиданности даже не знала, что ответить на эту шутку, весьма похожую в его устах на правду.

Милославский доверительно  добавил:

– И потом, знаешь, это была к тому же маленькая проверка. Ибо женщины иногда весьма истерично реагируют на подобное погружение. Прошу прощения, но я органически, чуть ли не физиологически не переношу истеричек, – признался он, – а ты так мило прореагировала, несмотря на  растёкшуюся тушь, что от радостной признательности за это мне тут же захотелось прийти тебе на помощь в этом достаточно интимном женском вопросе, – с улыбкой завершил он своё откровение.

Тогда она улыбнулась и ответила:

– Ничто так не старит человека, как скверный характер! Вот я и стараюсь уже       смолоду помнить об этом.

Он удовлетворённо отметил:

– Если бы ты только знала, сокровище моё, насколько ласкает мужчине слух         это высказывание, подтверждающее женское благоразумие!

 

Но самое удивительное, что после этих его вполне дружеских фраз между ними и впрямь установился невидимый, но оттого не менее прочный контакт, который сразу и безоговорочно расположил их сердца друг к другу. Это было удивительно и для него самого и тем более для неё. Пробыв ещё некоторое время на пляже, они уже вдвоём направились к корпусу, непринуждённо общаясь между собой.

Но стоило ему хоть на минуту замолчать, как она тут же вспоминала обронённую, или специально сказанную им фразу о водном крещении. Ведь она спонтанно, как бы сама собой вышла из его сердца, затем из его уст и теперь постоянно то и дело всплывала в её сознании. Когда подходили к корпусу  Милославский, снова всецело уверенный в себе мужчина, сказал:

– Всё, Милана, завтра я постараюсь реабилитировать себя в ваших глазах, – он ласково улыбнулся ей и добавил, – точнее в ваших прекрасных очах. Завтра я приглашаю вас покататься на яхте. Я уже сделал с утра заказ на завтра.

Она удивилась:

– Заранее? Не зная даже, соглашусь ли я? Вот это да!

Он весело рассмеялся в ответ:

– Ты что же думаешь, я напрасно поскользнулся, что ли? Просто мне хотелось понаблюдать за твоей реакцией, прежде чем приглашать тебя. Ибо молодая барышня, повторяю, только в экстремальной ситуации ведёт себя неадекватно, – и он со знанием дела добавил, – точнее, адекватно той самой экстремальной ситуации. Но я доволен тобой, потому что на твоём лице хоть и была некоторая растерянность от этой моей, якобы нечаянной, выходки, но на  нём не было ни капли злости или обиды. Стало быть, ты вполне подходишь мне в спутницы для завтрашней морской прогулки, – снова улыбнулся он,–  твоя сдержанность лишний раз доказала мне, что ты милая и уравновешенная девушка.

Милана деланно обиделась:

– Ах, вот как? Может быть, и мне стоит проделать с вами какие-нибудь подобные вашим проверочные тесты или эксперименты?

Он весело согласился:

– Любые! Я охотно пойду на любые, – и тут же интригующе добавил, – но дорогая моя, для этого ведь нужно иметь воображение, чтобы их создать или подстроить, не так ли?!

Милана  улыбнулась в ответ:

– Нечего возразить. Оригинальная же у вас методика проверять человека. Хотя, конечно, окажись я под водой с кем-нибудь другим, – сделала она ему явный комплимент, – далеко не уверена, что я повела бы себя аналогичным образом.

Он с готовностью воскликнул:

– Вот видишь, – затем с лёгкой тенью неудовольствия  на лице тут же добавил, – но другие нас мало волнуют, не так ли? Так я жду тебя завтра в десять часов утра на пирсе.

 

И они снова расстались. Милана вернулась к себе в лёгком недоумении. Вот уже два  дня он здесь, но ни разу не пригласил её никуда вечером.  «Что же тогда он сам делает по вечерам? – И эта внезапная мысль  иглой  ревности кольнула её сердце. – Может быть, он флиртует со мной днём, а вечером отдыхает в ресторане с другими женщинами?

И тут же внутренне спохватилась. – Ба, да я уже ревную его! С чего бы это?».

 

 

                                                                   ГЛАВА XV     

 

На следующее утро перед свиданием Милана собиралась особенно тщательно, хоть это и было всего прогулочное мероприятие. Но она привела в полный порядок ногти на руках, на ногах, тщательно причесалась, подкрасилась, надела купальник и другой сарафан на бретельках, обнажающий её высокую изящную шею и словно выточенные  нежные плечи и руки. Сложила в свою прозрачную пляжную сумку всё необходимое и отправилась к назначенному месту.

Красавица-яхта, точно в сказке, уже ждала её у причала.  Милославский  выглядел, как всегда, эффектно. Он был снова, как и вчера, в белой одежде. Из дорогих вещей на его запястье красовались лишь фирменные часы. Он с приветливой улыбкой вышел ей навстречу и, уверенно держа её за руку, помог ей взойти на борт яхты.

Как только она вошли на яхту, он тут же нежно и легко взял её за плечи  и просто сказал:

– Как я рад снова видеть тебя, моя дорогая!

Милана, тоже внутренне переполненная радостью от такого сердечного приветствия  потрясающего мужчины, всё же отшутилась вопросом:

– Я уже успела стать таковой за столь короткий срок?

На что он вполне серьёзно ответил:

– Люди иногда за считанные минуты, если ни секунды, успевают понять, что они созданы друг для друга. Ведь это приходит к ним чаще всего по наитию, как озарение, – и  уверенно добавил, – причём сразу, стоит только им настроиться на волну друг друга,  считать и мгновенно внутренне обработать посланную друг другу информацию.

Но Милана опять отшутилась:

– Так вы считаете, что это  с нами уже произошло?

Он уклончиво ответил:

– Кто знает, кто знает, – затем уже более уверенно закончил свою мысль, указывая пальцем в небо, – но кто-то же это знает, моя дорогая.

Милана подумала: «Однако! Он подчёркнуто называет меня именно так «моя дорогая», – затем додумала, –  вполне может быть это всего лишь вежливое и ласковое обращение к женщине, как таковое. Вот, например, известный кутюрье Вячеслав Зайцев к любой женщине обращается именно так, не выказывая при этом ни малейшего заигрывания, потому что истинная высота культуры мужчины определяется, прежде всего, именно его отношением к женщине.  Так что не обольщайся!»

Милославский провёл её по всей яхте, по этой белоснежной красавице и   весьма довольным голосом спросил:

– Что, нравится?

Милана искренне выдохнула:

– Да! Очень!

Он, не снижая значительности в голосе, добавил:

– Вот и славно. Я рад, что мои старания не пропали даром, если юная леди оценила их. Кстати, из всех предложенных мне названий яхт я выбрал именно эту, под названием «Виктория», – и с лукавой улыбкой спросил её, – как ты думаешь, почему? Это я тебя победил или ты меня?

При этом он несколько секунд выжидательно,  прямо в упор смотрел на неё и молча ждал ответа. Она, застигнутая врасплох  прямым вопросом, всё же нашлась с ответом, сказав:

– Хорошо, если бы оба.

Он обрадовано, как человек, получивший именно тот ответ, который ожидал,  ласково посмотрел на неё зелёными неотразимыми глазами, для чего специально приподнял на лоб солнцезащитные очки,  и со знанием дела, как истинный эксперт по вопросам женской психологии, изрёк.

– А ты умная девушка! И тонкий дипломат к тому же. Вот что для меня особенно            важно и отрадно.

Милана с улыбкой ответила:

– Знающие люди утверждают, что только красивая женщина бывает по-настоящему        рада, если её похвалят  за ум.

Милославский широко улыбнулся и искренне сказал:

– Я польщён общением с вами, Милана. Это правда.

Милану несколько смутили эти слова, и она перевела разговор на другую, менее щекотливую и заострённую  тему, спросив его:

– А мы что, одни будем на яхте? – когда она медленно отчалила от берега и           направилась в открытое море?

Милославский быстро ответил вопросом на вопрос:

– А разве нам нужен кто-то ещё?

Она заторопилась:

– Да нет. Просто я подумала, что аренда подобной яхты стоит недешево.

Он с улыбкой ответил:

– Да будет вам известно, моя дорогая, что абсолютно все утончённые удовольствия стоят недёшево, – затем одобрительно добавил, – это хорошо, что в этой юной и прелестной голове имеется место ещё и для рачительной рассудительности, что не свойственно женщинам в принципе, если они не жёны. Но пусть тебя это не волнует и не заботит. Я арендовал её настолько, насколько для тебя, моя драгоценная спутница, не будет утомительно. Женщины обычно сложно переносят на море даже лёгкую качку.

Милана тут же согласилась с ним:

– Честно говоря, я могу терпеть её до тех пор, пока у меня мозги в голове не начинают плавать от этой самой качки, – и с улыбкой спросила, – а хотите, я расскажу вам короткую историю про любящего и умного мужа?

Он весело рассмеялся и ответил:

– А что, разве с женской точки зрения подобные экземпляры бывают?

Она продолжила:

– Стало быть, бывают, если история появилась. Так хотите?

– С удовольствием послушаю.

Милана сказала:

– Причём учтите, это не вымышленная история. Её рассказала сама участница. Одну известную писательницу пригласили вместе с мужем в круиз. А платой за путешествие должны были быть несколько её выступлений перед публикой в рамках культурной программы для богатых туристов. Они с мужем, не долго думая, согласились.

И вот однажды перед её запланированным выступлением начался довольно ощутимый шторм. Писательница и говорит мужу: «Я ни за что не вынесу эту качку, не хватало ещё, чтобы меня стошнило перед почтенной публикой». Как муж ни успокаивал её, она панически  боялась выступления во время столь сильной качки.

Г-н Милославский согласился:

– Да, сильная качка и для  мужчин, если они сами не являются моряками, не          малое испытание. И дальше что?

Милана продолжила:

– Муж и говорит ей: «Подожди, я сейчас. Мигом вернусь». Через несколько минут он вернулся в каюту. Жена была настолько обеспокоена предстоящим выступлением и тем, как она с этим справится, что даже не спросила его о том, куда он ходил. И вдруг по местному радио бодрый голос диктора сообщает: «Господа отдыхающие, с радостью сообщаем вам приятное известие, мы только что получили метеосводку о том, что шторм прекращается. Желаем вам отличного отдыха». Писательница со спокойной душой пошла с мужем на встречу и успешно выступила перед собравшимися почитателями её таланта, хотя определённая качка всё же ощущалась. Вскоре после выступления она почувствовала себя неважно, и они вернулись с мужем с каюту. К тому времени корабль уже качало нещадно. Она и говорит мужу: «А ещё обещали, что море успокаивается». Муж отвечает: «Дорогая, никто и ничего не обещал. Это я попросил капитана, чтобы он перед твоим выступлением успокоил тебя таким  образом.  И видишь, как всё отлично сработало. Ты хорошо выступила».

Милославский ласково улыбнулся  и заверил её:

– Но в данном конкретном случае, Милана, у нас  нет ни малейшего повода для беспокойства. Во-первых, сегодня на море всего лишь лёгкий бриз, почти штиль. И при первых признаках неудовольствия на вашем прелестном лице, мадмуазель, я распоряжусь, чтобы яхта отправилась к берегу.

Милана с признательностью в голосе сказала:

– Спасибо за заботу.

Её спутник  предложил:

– А сейчас мы спустимся в салон, там накрыт для нас стол.

И он жестом пригласил её к лестнице, ведущей в салон яхты. Там действительно был накрыт роскошный стол для двоих с цветами, шампанским и всяческими закусками.

Милана, чтобы не разочаровывать хозяина праздника своим смущением при виде бутылки шампанского, поспешно сказала:

– Какие прелестные  цветы! Спасибо.

Он улыбнулся её деликатности:

– А за всё остальное ты, как вежливый и воспитанный человек, надеюсь, поблагодаришь меня, когда отведаешь всё то, что я велел доставить на борт яхты по индивидуальному заказу.

И он снова пригласил её жестом садиться, сказав при этом:

– Итак, всё это для тебя, моё сокровище.

Она ещё раз поблагодарила его и села на предложенное ей место. Затем, окинув взглядом ещё несколько бутылок с напитками, стоящими на краю стола, всё же с невольным страхом подумала: «Как бы мне не пришлось рассчитываться за это столь щедрое угощение прямо на этом же кожаном диване. Уж больно всё быстро закручивается. Как бы мне самой, восторженной дуре, не попасть в воронку своих же собственных иллюзий».

Её спутник, словно прочитав её мысли, спокойно сказал ей, откручивая проволоку с пробки на бутылке с шампанским:

– Ни один волосок не упадёт с твоей головы. Это я тебе твёрдо, как взрослый мужчина, обещаю. Я ведь старше и опытнее тебя, и вполне разделяю твои, только что промелькнувшие, опасения. Но в данном случае, то есть в случае со мной, они не имеют под собой никакой почвы. Запомни, моя дорогая, одну простую вещь, если мужчина дорожит женщиной, он никогда, ничем и никак не причинит ей зла.

Милана ответила:

– Так в том-то вся и сложность, как отгадать, дорожит ли он ею на самом деле или           имеет какой-то скрытый умысел?

Г-н Милославский улыбнулся:

– А ты умная девушка, в логике тебе не откажешь. Что ж, тогда тебе придётся просто поверить мне на слово, что я очень сильно дорожу тобой, – и с улыбкой добавил, – обрати внимание, я не сказал, поверить слову джентльмена, чтобы у тебя не возник  аналогичный встречный вопрос. А мне бы очень не хотелось, чтобы ты разочаровалась в том, что я – джентльмен.

Милана поспешила заверить его:

– Вот в этом-то как раз у меня меньше всего сомнений, исходя из  всех ваших предыдущих слов и поступков.

Он с облегчением вздохнул:

– Хорошо, что в этом вопросе мы пришли к какому-то консенсусу.

От  его слов,  столь убедительно сказанных им в последнем диалоге, она и впрямь           немного успокоилась, а он столь же уверенно продолжал:

– Да будет вам известно, моя юная спутница, что в отношениях с женщиной я большой гурман, а посему никогда не позволю себе ничего неприятного для неё. А тем более с такой чистой, совершенной и непорочной натурой, как вы, – заверил он, – так что будьте, моя дорогая, полностью раскованы и просто постарайтесь получить удовольствие от угощения и, надеюсь, и от моего общества, – почему-то с лёгким смущением добавил он.

И Милана ему как-то сразу поверила или внутренне доверилась, что ли? Хотя бы потому, что он вовсе не походил на обычного дешёвого хлыща. И по его поведению, по его речи и  его манерам определёно чувствовалось, что  это  мужчина – высшей пробы!

Он выглядел и вёл себя действительно безупречно, как и полагается джентльмену. Со временем она  полностью расслабилась, поскольку ему удалось умно и тонко найти в диалоге именно те слова, которые удовлетворяли её требованиям и ожиданиям.

Он с неподдельным интересом расспрашивал её об учёбе в аспирантуре, и её планах на будущее. Недаром существует мнение, что если ты хочешь всецело расположить сердце человека к себе, говори ему о нём же самом как угодно долго, и он будет слушать тебя с должным интересом и неослабевающим вниманием. Хоть этот совет и даётся применительно к мужчине, ей тоже была приятна его искренняя заинтересованность.

Таким образом, он всё более и более располагал её душу к себе, и они уже вполне раскованно говорили о многих вещах. Хоть этот диалог и походил более на тестирование, то есть  в виде его вопросов и её  ответов, но по её реакции и содержательности её ответов он делал выводы об её собственном уме и достаточно глубокой осведомлённости  в тех или иных вещах или областях знаний. Иные его вопросы казались ей и вовсе несущественными, но таким образом он, как прекрасный психолог, старался максимально расслабить её.

И лишь в одну из незначительных пауз, уже после пары бокалов шампанского он вдруг неожиданно для неё спросил:

– Милана, я тебе нравлюсь как мужчина? Ответь только откровенно, и не нужно ничего бояться. Я же вижу, что ты мгновенно сжалась в комок, ибо подобные вопросы чаще всего и настораживают юных и непорочных девушек вроде тебя. Меня интересует просто сам факт наличия или отсутствия твоей симпатии ко мне. И не более того, – он застенчиво, что впрочем  никак не вязалось с его обычной и уже привычной для неё  уверенной манерой вести себя, улыбнулся и добавил, – я вовсе не собираюсь требовать от тебя сиюминутного подтверждения твоей симпатии, уверяю тебя. Но для меня это очень важно. И позднее ты узнаешь и поймёшь почему. Вот и всё. Произнеси сейчас то, что есть у тебя на сердце в данную минуту, вот и вся задача. Полагаю, совсем несложная для тебя.

Он говорил настолько убедительно, что её интуиция, называемая ещё иначе внутренним голосом, не почувствовала в его словах ни малейшей фальши.

Тогда она, немного помолчав, тоже вполне искренне произнесла:

– Разве вы можете не нравиться? Я на вас обратила внимание сразу, как только увидела. Ещё там, во Дворце конгрессов.

Он почему-то с большим облегчением в голосе поблагодарил Милану:

– Спасибо за искренность. Это для меня очень важно, – и уже с полной доверительностью в голосе добавил в ответ, – я тоже на тебя обратил внимание сразу, как только вошёл. Мои глаза тоже почему-то сразу выхватили именно твоё лицо из общей массы сидящих за столом людей, – и с такой же искренней улыбкой, как и у неё, добавил, – иначе чего ради я оставил бы таких известных в мире специалистов сталелитейного дела и оказался во время ти-брейка  за столом с совершенно юной…

Она продолжила его мысль:

– … мелюзгой.

Он охотно согласился:

– Что-то вроде того. И всё это было сделано только для того, чтобы налить чай или кофе для прекрасной юной незнакомки, что наверняка вызвало немалое недоумение среди моих серьёзных партнёров по  бизнесу. Но я это сделал осознанно и ничуть об этом не жалею.

Милана уже вполне расслабленно сказала:

– Благодарю вас. Я сразу оценила  ваш жест по достоинству. А сейчас ещё больше после произнесённого лично вами подтверждения.

Тогда он многообещающе улыбнулся и пообещал:

– То ли ещё будет!

 

Эти несколько часов вдвоём промелькнули для них как одна минута. Милане было так хорошо и так внутренне комфортно  в обществе этого мужчины, что её просто переполняло чувство большой внутренней радости. Он отвечал абсолютно всем её  внутренним требованиям, запросам и пожеланиям: и внимательный, и добрый, и заботливый, и остроумный, и прекрасный собеседник, и тонкий знаток женщины. Не говоря уже о том, что просто быть и находиться рядом с таким мужчиной, таким галантным кавалером – это необыкновенная удача и поистине счастливый случай, если только не сам подарок Судьбы! Поэтому Милана через какое-то время полностью забыла обо всех своих страхах и опасениях. Известно ведь, что страх полностью растворяется в любви, ибо любовь и страх несовместимы.

И если на неё смотрели из-за узких очков его зелёные выразительные глаза, оттенённые густыми чёрными ресницами, такими густыми ресницами, которые даже не свойственны мужчине, то сердце её начинало невольно таять под его взглядом. И она, выпив с ним пару бокалов шампанского во время всего застолья, уже вовсе не возражала бы, чтобы он как-то прикоснулся к ней или даже обнял её. Но он, как ни странно, не сделал к этому ни малейшей попытки. Что уже само по себе немало интриговало её…

И Милана невольно,  уже с оттенком лёгкой досады на него, подумала: «Странно. Для чего же тогда  весь этот сыр-бор с яхтой и со столь щедрым угощением затевался, если он не сделал даже ни единой попытки обнять меня? Неужели столь ценно для него только одно общение со мной? Или это какой-то очередной тонкий расчёт?»

Уже слегка досадуя на него за эту недогадливость, она попыталась  даже слегка кокетничать с ним, тем самым побуждая его к более раскованному поведению. Но даже когда они стояли на палубе яхты, опершись на поручень, любуясь морским простором и наслаждаясь лёгким ветерком,  овевающим их тела, он опять-таки даже не попытался  обнять её.

Вместо этого он неожиданно и решительно сказал:

– Всё, моя дорогая, пора возвращаться.

Милана уже с испугом в голосе спросила:

– Что, вам надо уезжать?

Он в этот раз точно так же неожиданно и радостно рассмеялся:

– А что, тебе бы этого не хотелось, чтобы я исчез?

Милана смущённо замолчала оттого, что с головой выдала себя. Только тогда  Милославский положил свою тёплую и нежную ладонь на её руку, лежащую на поручне, и ответил:

– Да, сегодня у меня важное мероприятие вечером, но пока не связанное с отъездом. Я уезжаю в аэропорт завтра в обед, затем сжалился и добавил, – ладно, не стану тебя томить, потому что это не в моих правилах, слишком долго интриговать понравившуюся мне женщину. А в данном случае, ещё столь юную и не обременённую, судя по всему, излишним опытом в таких непростых делах, как отношения изощрённого мужчины и не менее изощрённой женщины.

Милана промолчала, а он продолжил:

– Мы возвращаемся  на берег только по той причине, что я приглашаю тебя сегодня на ужин в ресторан, и нам нужно ещё подготовиться для этого торжества. Итак, скажи моя очаровательная спутница, ты довольна мной в этой прогулке по морю? И как ты провела время в моём обществе? Хорошо ли тебе было, понравилось ли тебе общение со мной?

Милана просто вся засветилась от счастья. Верно подмечено, что счастье любит приходить неожиданно и чаще всего в виде прекрасного, как сейчас, сюрприза. И она с неподдельной радостью, а этого от взгляда внимательного мужчины не скрыть, искренне ответила:

– Давно я не чувствовала себя так хорошо, как сегодня. Спасибо вам, Георгий       Константинович.

Он в тон ей ответил:

– Вот и замечательно. Сейчас я провожу тебя до корпуса, а вечером в двадцать часов я жду тебя в холле. Готовься, одевайся к торжеству и знай, что вечером тебя ждёт главный сюрприз.

Она невольно, что свойственно всякой нетерпеливой женщине, спросила:

– Приятный?

Он уклончиво ответил:

– Это на твоё усмотрение.

Он проводил Милану до корпуса и отправился к себе.

 

                                                           ГЛАВА XVI

 

Воображение Миланы помчалось с невообразимой быстротой. С такой интенсивной скоростью, словно его помогла разогнать сама Вселенная.  А она, Милана, просто оказалась  в этом водовороте кем-то выстраиваемых стремительных событий.

Она быстро приняла душ, помыла голову, высушила волосы и уложила их феном. И они блестящим тёмным и пышным ореолом обрамили её юное прекрасное лицо,  оттеняя  её большие карие глаза на светлом тоне молодой кожи. Хотя  такой красоте, которой её так щедро наделил через родителей сам Бог, даже не требовалось каких-либо дополнительных ухищрений. Ногти на руках и на ногах тоже были в порядке, оставалось немного подкраситься, надеть тонкие колготки, которые она  предусмотрительно захватила с собой на всякий случай.

Затем она надела новые белые босоножки и белое летнее платье,  украшенное стразами и облегающее её идеальную фигуру. Сложила в белую сумочку всё необходимое для лёгкого ухода за собой в течение вечера и спустилась в холл. Ей навстречу шагнул г-н

Милославский. Он был одет в элегантный белый костюм, идеально отглаженный и щёгольски сидевший на его стройной фигуре. И лишь белую сорочку оттенял шёлковый галстук с лёгким бело-серебристым отливом. Белые туфли дополняли его наряд. Он был настолько торжественно одет, что Милана невольно подумала, увидев его: «Вот это да! Он что, целый гардероб сюда привёз, что ли?!»

Он радостно шагнул ей навстречу и восхищённо воскликнул:

– Да ты, моя милая, просто обворожительна! Видишь, мы оба одеты в белое, словно договорились. Стало быть, у нас много общего и это очень радует меня. Идём, я уже заказал столик на двоих.

 

В зале ресторана в это время было ещё не слишком много посетителей, так как отдыхающие начинают «подтягиваться» где-то часам к двадцати двум, ведь на отдыхе никто никуда не торопится. А молодёжь устремляется в основном в кафе и в бары. Но все, кто был в это время в зале, как по команде проводили  взглядами эту во всех отношениях восхитительную идеальную пару, идущую по залу к своему столу. Господин Милославский галантно проводил Милану к столику, стоящему у окна. Торжественно накрытый стол украшал просто роскошный букет из больших розовых роз на высоких стеблях. Она увидела его  и с невольным восхищением выдохнула:

– Боже! Какая прелесть!

Георгий Константинович с радостью прокомментировал:

– Эти прекрасные розы своей действительно неповторимой красотой полностью повторяют цвет твоего лица. Я специально распорядился, чтобы для тебя доставили именно такие цветы.

Милана подняла свои глаза от роз к нему и с признательностью, на которую только способно не избалованное, а потому и не испорченное подарками сердце, сказала:

– Спасибо! Я так благодарна вам за внимание и за желание сделать мне приятное.

Г-н Милославский сказал:

– Я специально пригласил тебя пораньше, так как сейчас нам никто не помешает поговорить, поскольку зал, как видишь, пока полупустой.

Он и здесь проявил свою мужскую галантность: отодвинул для неё стул и пригласил сесть. Затем, проследовав к своему месту, подал ей меню со словами:

– Выбирай, моя дорогая, всё, что твоей душе угодно.

Но поскольку Милана не была завсегдатаем подобных заведений, она и не стала изображать из себя примадонну, а просто ответила на его любезное предложение:

– Георгий Константинович, я думаю, что у вас это получится гораздо лучше, чем у меня, – она ласково улыбнулась ему, чем полностью расположила его сердце к себе, – тем более что вы сами  недавно предположили, что у нас много общего.  К тому же и опыта у вас больше в подобных вещах и вкус, как я уже  имела счастье убедиться, отличный. Поэтому, закажите мне то, что и себе, – она снова улыбнулась, – только в два раза меньше, пожалуйста. Я хоть и голодна, но стараюсь вечером ограничивать себя. Надо с молоду беречь то, чем вознаградил тебя Создатель, верно ведь?!

Милославский улыбнулся:

– Ты, моё сокровище, всё более и более очаровываешь меня своим благоразумием.

Она ответила с улыбкой:

– А если так, то закажите мне какой-нибудь фирменный салат и минералку без газа.

Он с улыбкой взял из её рук меню и довольным голосом сказал:

– Это весьма приятно, когда женщина уже с  самого начала доверяет твоему вкусу.

Пока он внимательно изучал меню, она не менее внимательно изучала его лицо.

Густые, черные, волнистые волосы, аккуратно уложенные феном и зачесанные чуть вверх и набок, тоже великолепно оттеняли его холёное лицо с утончённой и слегка удлинённой переносицей. А его выразительные зелёные глаза за стеклами очков были опущены сейчас вниз и оттенены густыми ресницами. Яркие, хорошо очерченные, слегка удлинённой формы губы изредка растягивались  в невольной улыбке, когда он внимательно изучал  меню. Наконец заказ был сделан, и официант отправился выполнять его.

Милану удивляло и восхищало в нём то, что он буквально во всех случаях ведёт себя, как хозяин жизни. Во всяком случае, собственной жизни. Пока ожидали заказ, он налил Милане из графина сок, уже стоявший на столе. Затем поставил локти на стол рядом друг с другом, скрестил руки замком, положил на них подбородок и,  устремив прямо на неё свои бесподобной красоты  зеленоватые глаза, сказал:

– Итак, задаю тебе, моя дорогая, первый вопрос, – он  ласково улыбнулся ей и      пошутил, – пока я ещё не пьяный.

Она не удержалась и спросила:

– Какой, вот интересно!

Он продолжил:

– А тебя не занимала мысль, почему я никуда не приглашал тебя в первые два       вечера?

Милана вдруг почувствовала, что ей так легко самой и так удивительно комфортно её душе с этим мужчиной. Общение с ним в течение целого дня не только ничуть не утомило её а, наоборот, с каждой минутой, проведённой с ним, становилось  всё желанней и радостней. Словно они представляли собой два родственных, красивых, энергетических дерева, растущих рядом, невидимые внутренние корни которых  уже успели переплестись друг с другом. А ведь рост любого дерева напрямую зависит от силы и крепости корней. Милана будто чувствовала, что их корни становятся всё шире и устойчивей. И она не как та рябина в песне, которая всё мечтала к дубу перебраться, а именно находится рядом с сильным и мужественным мужчиной. Мужчиной, которому если не всё по силам, то очень многое, во всяком случае, неизмеримо большее, чем это возможно обычному человеку.

Все эти мысли и чувствования пронеслись в её сознании в те несколько секунд, пока она держала стакан с соком и смотрела  ему прямо в глаза своими очаровательными большими и чёрными глазами, полными неописуемого шарма юной  чистой и непорочной женской красоты. Затем, именно в благодарность за эти тёплые и искренние чувства, порожденные им в её душе, ответила на его вопрос с очаровательной улыбкой, от которой засветилось всё её лицо:

– Что ж, отвечу, пока ещё не пьяная. Занимала меня эта мысль. Ещё как занимала!

Тогда он, более серьёзно посмотрев ей в глаза, спросил:

– Милана, у нас тобой сейчас доверительной разговор?

Она хоть и  не понимала, куда он клонит и почему столь осторожничает, всё же   подтвердила:

– Вполне и всецело.

Тогда Георгий Константинович просто ответил:

– Я просто наблюдал за тобой со стороны. Ты такая красивая девушка и вполне могло быть, что у тебя есть, как сейчас модно говорить, бойфренд. Или ты уже здесь могла с кем-нибудь познакомиться. Но по вечерам тебя нигде не было видно: ни в ресторане, ни в барах, ни в кафе.

Она, улыбнувшись, тоже вполне искренне, ответила:

– Так вы видите перед собой обычную застенчивую дикарку и трудоголика по совместительству. Мы приехали сюда со своей приятельницей, тоже аспиранткой, но её достаточно быстро отыскал её парень из шоу-бизнеса, и они укатили на его машине в круиз по побережью. А я по натуре больше интроверт, чем экстраверт, то есть по своей природе не так легко схожусь с людьми. Вот и предпочитала, дыша свежим воздухом на лоджии, что-либо почитать.

Он спросил

–  А во Дворце конгрессов что за молодой человек был с вами? Насколько я понял,          он старался опекать вас.

Милана улыбнулась:

– А там вы видели меня с моим приятелем Аркашей, но он мне больше  подружка, чем парень. Хотя, возможно, он и имел на меня какие-то виды, – затем, улыбнувшись, добавила, – даже к своей мамочке водил меня для показа, но, честно сказать, я испугалась дотошных взглядов его матушки, поэтому и решила его увлечение мягко спустить на тормозах. Вот и вся, вкратце, моя история.

Г-н Милославский с огромным облегчением ответил:

– Ты не представляешь, Милана, какое это для меня счастье слышать, что твоё       сердце  не занято.

Она удивилась:

– Правда? Почему? У меня была одна университетская любовь, мне очень нравился один парень, моя первая и пока что единственная любовь. Но он был приличным гулёной, и после ссоры с отцом, был, видимо, выслан в Минск, где учился в институте. И больше я его не видела.

Её спутник сказал  с улыбкой:

– Хоть мужчинам и свойственно ревновать к тем, кто был до него, а женщинам свойственно ревновать к той, кто есть или которая только что появилась на горизонте,  это не мой случай. Меня вовсе не интересует, что было раньше, меня волнует только то, что мы имеем здесь и сейчас. Итак, задаю тебе второй вопрос, – повторил он заговорщицки, – а не интересует ли тебя, почему для меня столь важно то, что я придаю такое большое значение твоему внутреннему состоянию и твоей внутренней свободе?

Милана осторожно ответила:

– Если честно сказать, то – да! Мне очень интересно, почему я удостоена такой чести, что такой могущественный мужчина интересуется моей скромной персоной?

Милославский старался говорить спокойным и уравновешенным голосом, но поскольку время подходило к кульминации всего происходящего, Милана почувствовала, что внутри он заметно волнуется, хоть и старается всеми силами сдержать это не поддающееся  контролю разума в подобных случаях волнение. Однако он был последователен и без всякой сбивчивости или перескакивания с одного на другое, как это часто бывает при сильном волнении, продолжал:

– Что ж, тогда лучше всего в хронологическом порядке, чтобы тебе было понятнее, а мне было легче излагать. Когда я увидел тебя в первый раз, у меня внутри словно что-то щёлкнуло, – он улыбнулся ей доверчивой улыбкой и продолжил, – это даже щелчком не назовёшь, это был как будто какой-то толчок, как будто кто-то сказал мне внятно внутренним голосом: «Вот она – твоя Судьба!»

Милана от удивления и даже изумления невольно расширила глаза, а он продолжал, глядя прямо в них и ничуть не сбиваясь:

– В тебе есть что-то такое, – он снова ей ласково улыбнулся, – кроме твоей бесподобной красоты, что мимо тебя ни один мужчина не пройдёт равнодушно.

Милана хоть  и польщённая тем, что услышала это признание от такого мужчины, как он, всё же внутренне усомнилась: «А почему же столь многие проходили, особенно Олег?»

Но г-н Милославский тут же подхватил её мысль:

– Эти мужчины были на три порядка ниже тебя, а ведь только подобное притягивается к подобному. И ты это знаешь не хуже меня. Они не были в состоянии рассмотреть тебя, и, стало быть, увидеть всю глубину твоей сути. Так вот продолжу свою мысль, я сразу же обратил на тебя внимание, – он снова улыбнулся, – иначе, повторяю, чего ради я вызвался бы наливать тебе чай?

Она согласилась:

– Да, меня это тогда немало удивило, – и подбодрила его своим ответным признанием, – но мне это было настолько приятно, что я долго вспоминала, лёжа в постели перед сном,  все подробности этого исторического, как выясняется, чаепития. И невольно огорчилась, когда вы вновь оказались по другую сторону баррикады.

Ободрённый её признанием, он продолжил:

– А когда я снова случайно встретил тебя в коридоре института, я шёл с твоим     руководителем, помнишь?

Она воскликнула:

– Ещё бы не помнить!

Он уже более уверенно продолжал:

– Тогда я тоже услышал тот же самый голос внутри: «Что ты медлишь?». И тогда задумался про себя, что бы это значило. Затем понял окончательно, что я ни при каких обстоятельствах не должен  потерять тебя. Это был как бы щелчок в третий раз. Как только я это понял, вдруг очень сильно испугался  мысли, что уже опоздал. Ведь у такой девушки, как ты, в любую минуту может появиться серьёзный парень, – Георгий Константинович, ничуть не скрывая от неё своих чувств и ощущений, откровенно продолжал, – и вот, гонимый этими опасениями, я помчался к вам на кафедру, чтобы узнать, куда ты намеревалась поехать отдыхать. И вот я здесь! – крайне удовлетворённым голосом закончил он свою исповедь.

Милана искренне и восхищённо выдохнула:

– Вот это да! Чудеса, да и только!  Верно сказано, что если мужчине ты по- настоящему нужна, он тебя везде найдёт!

Её щеки от столь приятно волнующих  эмоций, вызванных его неожиданными и чрезвычайно лестными для неё признаниями,  порозовели, а счастливое лицо, оттенённое черными волосами, выглядело, как только что  расцветшая свежая роза, ласкающая взгляд всёй своей блистательной красотой. Г-н Милославский подумал про себя: «Если бы ты только знала, насколько ты восхитительна, просто божественно красива в этом своём юном и наивном изумлении. Ты – самое совершенное творение женщины, которое мне когда-либо и где-либо доводилось видеть. И ты должна быть  только моей! Только моей!» – внутренне простонал он.

Вслух сказал:

– И теперь третий, самый важный вопрос в этом вечере взаимных сюрпризов. Потому что твои ответы для меня ничуть не меньшие подарки, чем для тебя, надеюсь, мои откровения.

Милана молча слушала его. Он слегка помедлил, как бы собираясь с духом и силами, затем продолжил, глядя ей прямо в глаза:

– Милана, я не случайно спросил тебя на яхте, нравлюсь ли я тебе? И как мне помнится, ты ответила на этот вопрос утвердительно, не могла бы ты, моя милая,  – вдруг застенчиво попросил он, – повторить свои слова?

И в ожидании ответа он устремил на неё свои зелёные выразительные глаза, в которых отражалась только свойственная женскому взгляду доверчивая трепетность. Милане тотчас же передалось его нарастающее волнение и она, почти так же, как и он, волнуясь, ответила, интуитивно чувствуя всю важность момента, но всё же до конца пока не осознавая, куда он клонит:

– Как может не нравиться такой мужчина, как вы?

Возможно, такой ответ показался ему поверхностным, и вместо какой-либо реакции на её слова, он молча вытащил из внутреннего нагрудного кармана пиджака бархатную чёрную коробочку и раскрыл её. Сияние бриллианта мгновенно разбежалось по открытому пространству крошечными разноцветными лучиками. Немного выждав и глядя на её реакцию, он, наконец, сказал:

– Я просто хотел бы узнать твоё мнение, понравится ли такое колечко юной и очаровательной девушке?

Милана, не понимая, о ком и о чём идёт речь, просто взяла коробочку в руки и залюбовалась колечком. Она впервые в жизни видела не в витрине, а держала в руках кольцо с настоящим бриллиантом. Но и понятия не имела, для дочери ли оно или для кого-то ещё, если он просто интересуется её мнением.

Затем искренне сказала:

– Да оно просто восхитительное!

Господин Милославский продолжал любоваться ею… А она через какое-то время            всё же отважилась спросить:

– А для кого оно?

Он с интригующей улыбкой ответил:

– Для моей невесты.

Предыдущий разговор только что настроил её на приятные ожидания. А тут такой неожиданно неприятный поворот! Впору было застонать от огорчения. И в результате вихря столь противоречивых эмоций на её прекрасное лицо  мгновенно легла тень сильнейшего разочарования, и она только неопределённо произнесла:

– А-а-а.

Испытав полное внутреннее удовлетворение от явного смятения на её лице, мгновенно отразившееся на нём и красноречивее слов поведавшее ему об её внутреннем состоянии,  он  с немалой интригой в голосе спросил:

– А знаешь, кто моя невеста?

Она, всё ещё находясь под сильнейшим эмоциональным стрессом, машинально    и даже  совершенно потухшим голосом ответила вопросом на вопрос:

– Так откуда же мне знать?!

И тогда он уверенно произнёс:

– Ты!

У Миланы опять-таки от невольного изумления глаза стали как два больших тёмных аметиста. И, как ни странно, мгновенная радость сердца сменилась лёгким гневом разума, поскольку об её собственных чувствах, кроме чисто внешних симпатий, у неё никто и ничего не спросил. И в результате этих только что пережитых  полярно противоположных, но одинаково сильных эмоций, она в немалом замешательстве произнесла:

– Однако! Ну и уверенность же у вас, Георгий Константинович.

Он спокойно отреагировал:

– Так она рождалась не на пустом месте,  моя дорогая.

Затем, видя её не столько радость, а скорее крайнюю растерянность, повторил:

– Я всё детально продумал, но чтобы быть до конца уверенным, все эти дни, как ты сама знаешь, не беспокоил тебя. И если бы увидел тебя в компании какого-то молодого человека, улетел бы  в очередную командировку с мыслью: «Не судьба!»

Она всё ещё находилась в лёгком шоке, а он продолжил уже почему-то с    застенчивой улыбкой:

– Я же тебя предупреждал, что тебя ждёт вечер сюрпризов. А теперь тебе решать, приятные ли они для тебя. Выбор за тобой. Но поскольку я привык быть, точнее, приучил себя быть последовательным  и в работе и в личной жизни, то позволю себе задать тебе третий вопрос:

– Согласна ли ты, Милана, стать моей женой? – И, не дожидаясь её ответа, почему-то сразу же заспешил, – ты будешь иметь в жизни абсолютно всё, что только пожелаешь! Милана, я люблю тебя с самой первой минуты, как только увидел!

Он сидел перед ней в эти минуты, полностью доверившись  на  суд юной девушки, в этот момент как бы внутренне обнажённый взрослый мужчина. Отлично осознавая, до какой степени неожиданны и ошеломляющи для неё его признания. А теперь и само предложение руки и сердца.

Видя на её лице крайнее замешательство, он снова поспешно произнёс:

– Я прекрасно понимаю, какой это для тебя на самом деле сюрприз. Я читаю всё это по твоему лицу и по глазам, но мне очень важно знать именно первый импульс твоей души, без раздумий и размышлений. Ибо только твоя душа сможет дать точный и однозначный  ответ. Для неё это не составит никакого труда, поскольку она его уже знает.

Милана почувствовала и увидела воочию, что он уже успокоился и снова пришёл в себя, пережив момент по-настоящему сильного для себя волнения, теперь снова овладел собой, ситуацией и уверенно предложил:

– Давай, мы твой ответ разделим на два этапа. Сейчас я хочу услышать именно ответ твоей души, а завтра ты дашь мне окончательный ответ, хорошо? Но для меня, повторяю, очень важен именно сегодняшний, ибо в нём не будет никакого анализа, и, следовательно, никакой фальши.

Милана мгновенно вспомнила, как она столько дней мечтала о нём, об этом прекрасном и недоступном мужчине. И после первой встречи и после встречи в коридоре института. Уже тогда, казалось, её душа готова была дать полный ответ. И может ли быть кто-нибудь лучше, чем он: блистательный, красивый, умный, добрый и, как выяснилось за последние два дня общения, чрезвычайно мягкий и деликатный.

Этот мужчина сделал всё от него зависящее, чтобы не только очаровать её, но и самое главное: он вызвал к себе  почти безграничное её доверие, и теперь с радостью готовился пожинать столь охотно и быстро дозревающие плоды своих собственных усилий.

Милана ощутила в себе чувство огромной радости и  благодарности. Ведь каждому из нас хочется быть оценённым по достоинству! И если он всецело доверился ей, стало быть, он смог рассмотреть в ней всё самое ценное. И она твёрдо сказала:

– Что ж, завтрашнего ответа не будет!

Его лицо мгновенно потухло! Как и её собственное пару минут назад. Но она вновь зажгла в нём лучезарный свет радости словами:

– А душою я чувствую, что, прежде всего, я должна соответствовать высокой и даже высочайшей красоте и значимости этого момента в моей жизни, который вы действительно столь внезапно подарили мне. Ибо опустись я хоть на одну ступеньку, и торжественность этого жизненно важного события потеряется, поэтому я отвечу вам именно сейчас, когда  столь сильна аура и энергетика вашего действительно уникального признания в любви и предложения руки и сердца. Я отвечу – Да!

Вдруг этот блистательный мужчина, совершенно не обращая внимания на уже собравшуюся публику, встал, опустился перед ней на одно колено, взял её руку и, нежно поцеловав её, с сияющими глазами сказал:

– Спасибо, любовь моя! Обещаю, ты никогда об этом не пожалеешь!

При этих словах он встал с колена и с тем же самым сиянием в глазах сел на свой стул. И уже сидя продолжил:

– Милана, любовь моя, позволь мне надеть на твой изящный пальчик это нежное колечко. Нравится?             Хоть сейчас и нет достаточной для этого случая публики, то есть знакомых и близких нам людей, но я дарю тебе его в знак нашего обручения и в знак твоего согласия. Это –  твой первый бриллиант от меня. Я думаю, что это изящное колечко будет отлично смотреться на твоём не менее изящном пальчике.

Она протянула руку.  Надевая кольцо ей на палец, он с глубоким чувством сказал:

– Сейчас ты видишь перед собой самого счастливого мужчину на свете! Сию минуту ты видишь перед собой самого любящего, самого заботливого, самого лучшего мужа на Земле.

При этих словах, она тоже засветилась от счастья  и сказала:

– От одних только этих слов счастье способно расцвести в душе, как самый яркий экзотический цветок. Спасибо вам.

При этих словах Георгий Константинович достал из барсетки ещё один черный бархатный футляр и раскрыл его. На бархатной поверхности красовалось необыкновенной красоты обручальное кольцо.

Милана изумилась:

– Как? Ещё одно?

Он с полной доверительностью в голосе ответил:

– Ты думаешь для меня проблема купить два кольца? Только считается, что мы делаем подарки для кого-то, а в конечном итоге мы делаем эти подарки для себя. Либо для удовлетворения собственного тщеславия, либо для подтверждения собственной состоятельности. Но в данном случае эти два кольца куплены совершенно с другой целью: теперь ты можешь в точности вообразить, насколько я испугался мысли, что навсегда могу потерять тебя. Хоть это и не свойственно мужчине, но я подобно женщине загадал, если со мной будет ещё и обручальное кольцо, то всё сложится благоприятно, и ты точно дождёшься меня. Видишь, – с сияющим лицом продолжил он, – так всё и получилось. Моя мысль материализовалась!

Он достал кольцо из футляра и сказал:

– Это кольцо я надену тебе на пальчик в день нашей свадьбы. Можно я примерю его?

Он надел его на безымянный палец теперь её правой руки. Колечко оказалось как раз по размеру. Оно радостно засияло оттого, что его, такое красивое и изящное, наконец, извлекли из тёмной коробочки и надели на самую изящную и достойную женскую руку.

Вместо благодарности Милана удивилась:

– Вот это да! А как вы угадали размер колечек?

Он довольно улыбнулся:

– Теперь ты поверишь мне, что я очень внимательно смотрел на тебя в первый раз. Если, наливая тебе чай, обратил внимание даже на твои руки. И потом, у такой изящной девушки должны быть только такие же, как и она сама, тонкие и изящные пальцы, – он улыбнулся и добавил, – в  вопросах соответствия Природа верна себе и, как правило, не ошибается.

Она сняла обручальное колечко с пальца и подала ему, всё ещё находясь в состоянии невероятного внутреннего изумления от всего происходящего с ней, как он выразился «здесь и сейчас».  Он убрал футляр с обручальным кольцом в барсетку,  а Милана принялась радостно благодарить его, не сводя взгляда  с сияния  действительно первого  бриллианта на своей руке.

А её будущий муж получал не меньшее удовольствие, глядя на её счастливое лицо. И она вспомнила его слова о том, что все удовольствия, как и подарки, мы, в конечном итоге, дарим самим себе. Затем он сказал:

– Хоть и  поётся в песне, что лучшие друзья девушек – это бриллианты, но я склонен больше верить ещё одной истине, которая гласит примерно следующее: что один человек способен рассмотреть все пятьдесят семь граней  бриллианта, второй всего две, а третий видит только его блеск и ничего более. А что видишь в нём ты, моя дорогая?

Она улыбнулась и  ответила вопросом на вопрос:

– Опять тестируете меня? Не  уверена, что я смогу сразу рассмотреть все пятьдесят семь граней на этом  действительно красивом бриллианте. Но одно могу сказать определённо, вряд ли когда-либо я стану умирать за ними, гоняясь за их количеством, – и с улыбкой добавила, – но ведь не всякий камень имеет именно пятьдесят семь граней, это же ведь, наверное, зависит и от размера, если вдуматься. Или это норма? Предлагаю посчитать их вместе, ибо я с этой информацией, признаться, ещё не сталкивалась.

Он весело и уже вполне раскрепощённо улыбнулся:

– Я доволен твоим ответом уже и потому, что у тебя сразу аналитическая мысль включилась. Ах, как я тебя люблю, если бы ты только это знала! – добавил он

Посетители ресторана из-за соседних столиков невольно устремили взгляды к этой самой красивой и яркой паре из всех присутствующих в зале, невольно наблюдая за ними и, тем самым, участвуя в соединении двух ярких и блистательных сердец.

Милана немного помолчала, всё ещё не в силах отвести взгляд от сияющего на её тонком пальчике кольца и сказала, как бы не в тему:

– Я вот думаю, какое счастье, что я тогда согласилась пойти с Аркашей во Дворец конгрессов. А ведь я сомневалась, идти или не идти. Но в противном случае я бы тогда не встретила вас.

Он радостно ответил:

– Милая моя, недаром говорят, что пути Господни неисповедимы. Поэтому кому нужно где быть, тот там и окажется, – он улыбнулся, – не случайно же эту закономерность продолжил какой-то остроумный человек, сказав, что главное для всех нас – это оказаться в нужное время  и в нужном месте. А для этого всегда стоит прислушиваться к своей интуиции, уж она-то, наш верный по жизни поводырь, всегда в курсе всех этих тонких, невидимых, но архиважных для всех нас вещей. И за всем этим стоит наш Создатель. Хоть и бытует мнение о закономерностях и случайностях, якобы выстраиваемых самими людьми, а на самом деле, так мне кажется, даже листок с дерева не падает без Его ведома и согласия.

Милана воскликнула:

– Да! Вся слава – Богу! Недаром же сказано, кто с Богом, тот в большинстве.         Значит, это Он всё устроил для нас таким чудесным образом?

Георгий Константинович  уже без утайки признался:

– Повторяю, сокровище моё, если бы ты знала, насколько я испугался мысли, что могу потерять тебя. Чтобы ещё раз подтвердить это, довожу до твоего сведения, что у меня месяц назад были назначены три важнейшие встречи по бизнесу. Одна – в Германии, другая – во Франции, а третья – в Штатах. И можешь себе представить степень моего испуга, и каково было моё состояние обеспокоенности и даже смятения, если я, до мозга костей деловой человек, отложил  все встречи на целых три дня, ради желания во что бы то ни стало  найти тебя!?

Милана, смотрела на него взглядом полным нежности и признательности, а он с улыбкой продолжил

– Я в какой-то книге прочитал интересный факт, что один римский полководец, будучи в душе суровым  воином, многие годы проведший в военных походах и видевший много крови, считал, что для него нет более важного  дела, чем остановиться и постоять несколько минут рядом с женой, когда она мыла или  пеленала ребёнка. Я вот хоть не римский полководец, но бросил три чрезвычайно важных для меня мероприятия,  вырвался и примчался сюда, чтобы увидеть тебя!

Милана ответила с улыбкой:

– Да, это признание впечатляет не меньше, чем предложение руки и сердца.          Спасибо, но, надеюсь, я вас не разочаровала.

Он с готовностью ответил:

– Ничуть! Наоборот, ты превзошла все мои ожидания, а что для мужчины может быть важнее? Завтра в полдень я улетаю, но теперь, после получения от тебя положительного ответа и согласия стать моей любимой женой,  моя душа полностью спокойна и счастлива,  как никогда до этого не была.  Я постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы ты была по-настоящему счастлива со мной. А теперь, позволь моя дорогая, пригласить тебя на танец.

Она вдруг почувствовала в себе нечто даже большее, чем само счастье, а возможность быть полностью защищённой в этом счастье. Вот что есть самое большое для человека счастье – быть надёжно защищённым крыльями этого великого счастья! Во всех смыслах быть защищённой, да ещё к тому  же быть любимой и любить. А ей всего-то и нужно сделать, как опустить свои руки на плечи любимого мужчины и полностью довериться ему. Это ли не самое большое Чудо?!

Они вышли танцевать. Оба высокие, стройные, молодые, блистательные, красивые и, главное, счастливые. Эталон мужчины и эталон женщины. Причём оба испытывали в это время счастье самой высокой пробы, и все взоры были устремлены только на них…

 

Когда танец закончился, и восторженные взгляды присутствующих проводили их к столу, Георгий Константинович сказал:

– Милана, милая моя, как деловой и порядочный человек я должен внести определённую ясность в наши отношения.

Она улыбнулась:

– Не довольно ли сюрпризов для одного дня? И не слишком ли много официоза в            последней фразе?

Он уверенно продолжил:

– Но, дорогая моя, я уверен, что в твоей умной и прелестной голове уже не раз возникали, а завтра снова возобновятся  определённые вопросы, например, о моём социальном статусе, верно ведь?

Она, наведённая на мысль его не лишенным основания  предположением, тут же             откликнулась:

–  Да, благодарю вас за откровенность, но меня и в самом деле уже не один раз посещала мысль, что такой мужчина как вы, должен быть по идее женат.

– Ты нашла точное слово, – в ответ улыбнулся он, – именно по идее. Я и был женат. Мы с моей бывшей супругой вместе начинали бизнес и поначалу вполне устраивали друг друга как деловые партнёры. Но очень скоро она действительно превратилась в стальную леди, и её уже ничто больше не интересовало, кроме денег. А меня со временем это начало основательно утомлять, – он печально улыбнулся, – слышала же расхожее мнение, что женщин гораздо сложнее лечить от алкоголизма, наверное, это можно отнести и к женщине в бизнесе.

Если она чувствует конкретный запах денег, то ко всему остальному её обоняние полностью притупляется. А со временем и атрофируется. Может быть, это и не со всеми деловыми женщинами происходит, но у нас всё кончилось тем, что нам не о чем стало говорить друг с другом, кроме прибыли.  Мы расстались по моей инициативе. И тоже, как деловые люди, с подписанием всех необходимых, юридически оформленных и заверенных бумаг, что никаких, в том числе и имущественных претензий она ко мне не имеет. У меня несколько  сталеплавильных и сталелитейных заводов. Один из них при расторжении брачного контракта я оставил ей.  Именно тот, который она пожелала сама. Кроме того, я оставил ей великолепный особняк.

Милана, надо сказать, без особого энтузиазма слушала о чьей-то разбитой совместной жизни, пусть даже и своего будущего мужа, но выслушать исповедь до конца просто необходимо. Он тем временем продолжал:

– У нас двое детей. Двое мальчиков, одному десять, другому двенадцать лет, оба учатся в престижных колледжах и полностью обеспечены. Но хочу признаться, что и по отношению к собственным сыновьям у меня в душе есть элемент отторжения, поскольку их уже с самого детства интересуют только деньги. В этом они оба в точности повторяют свою мать. Мы перезваниваемся, я поздравляю их в дни рождения и в праздники, но особого душевного отцовского расположения к ним я, к стыду своему, не испытываю. Мне претит это качество характера, называемое вещизмом и стремлением к стяжательству, уже с детства воспитанное в них матерью. Это меня сильно отталкивает, и я ничего не могу с собой поделать. Подобные качества в людях вызывают в моей душе непреодолимый протест.  Скорее всего, ты отметила в первые дни нашего общения обронённую мной фразу о том, что я абсолютно не переношу женщин-истеричек.

Милана невольно подумала при этом: «Но что касается детей, их ведь воспитывают обычно оба. Стало быть, и огрехи воспитания следует делить поровну».  Но прерывать его не стала, хоть и была немало опечалена в душе такими подробностями из его личной  неудавшейся жизни.

Он, будучи тонким по натуре человеком, мгновенно среагировал на это, быстро   сказав:

– Сокровище моё, эта часть моей жизни никоим образом не коснётся тебя, но я должен, ибо считаю себя порядочным человеком,  рассказать тебе об этом. Об этой стороне своей бывшей личной жизни.

Милана молча слушала его и не перебивала, не задавая никаких наводящих вопросов, уже по своему опыту зная, что мужчина в любом случае расскажет только то, что сочтёт нужным и ничего более.  Он улыбнулся и осторожно продолжал:

– По натуре я однолюб и вовсе не ловелас, несмотря на свою внешность и  свои почти неограниченные возможности, и на то, что на деловых встречах мне часто приходится общаться  с женщинами.

Она улыбнулась и добавила:

– Это утешает.

А он поспешно добавил:

– А что касается финансовой стороны, пусть это тебя не заботит: в моих руках подавляющее большинство крупных сталелитейных заводов в стране и оборот капитала таков, что и нам с тобой хватит, нашим детям и нашим внукам. Да и сейчас я лечу заключать весьма перспективные договора на поставку нашей продукции за рубеж. Так что с этим всё в порядке.

Милана, пока он произносил последние слова, постаралась быстрее отдалиться от той мрачноватой тучки, коей представляется для молодой девушки бывшая семья любимого мужчины, тем более что он сам дал ей на это добро.  И теперь она просто расслабилась и любовалась этим сильным и деловым мужчиной. «Приятно иметь дело с человеком, который знает, чего хочет и знает, как именно этого достичь», – подумала она.

Георгий Константинович улыбнулся и сказал:

– Теперь осталось выяснить наш возрастной, – он слегка замялся и добавил, – не знаю, как даже выразиться: лимит, барьер или интервал. Мне сорок лет, а тебе?

Милана подсказала:

– Вы имеете в виду, разницу  в возрасте? Мне скоро будет двадцать три.

Он с лёгким неудовольствием добавил:

– Стало быть, я на семнадцать лет старше тебя. Но это, я надеюсь, не смутит тебя,             применительно к тому, как я выгляжу?

Она тут же энергично заверила его:

– Нет, нисколько!

Он невольно подумал: «Да, для молодости это не столь существенно. Только с годами все эти возрастные рамки приобретают особое значение и для мужчины и для женщины, являясь иногда даже непреодолимой преградой. Здесь только престиж и деньги помогают, но это уже отнюдь не любовь…» Вслух сказал:

– Благодарю тебя, моя дорогая. Я стараюсь следить за собой и за своим здоровьем, для того чтобы выдерживать такие большие нагрузки, а то и перегрузки по работе. Для этого нужно быть всегда в тонусе, поэтому я дома устроил себе полностью укомплектованный тренажёрный зал, чтобы не отвлекаться на поездки в спортзалы, – и с удовлетворением добавил, – а утренние пробежки я совершаю в лесополосе своего собственного ранчо. Всё увидишь сама.

Милана уже полностью абстрагировалась от его семейных подробностей и снова с восхищением во взгляде слушала его, такого уверенного и действительно всесильного мужчину. Официант давно уставил их стол всякими закусками, но они за столь бурными обсуждениями его и  теперь уже их общих тем почти не притронулись к еде.

Вот и сейчас Милана, подперев рукой щеку, долго смотрела на него, затем сказала           с полной доверительностью в голосе и во взгляде:

– Я вот думаю, вроде я не Золушка, а аспирантка Московского института стали и сплавов. И за что мне такая сказка? Ведь согласитесь, всё, что сейчас происходит  с нами и в частности со мной, иначе не назовёшь?

Он ласково улыбнулся ей, и, прикоснувшись к её руке через стол, произнёс:

– Милая моя, я согласен, что самая восхитительная сказка – это та, которую для нас устраивают Бог и Судьба. Это – несомненно. Но ничуть не хуже, если принять во внимание, что мы созданы по образу и подобию Бога, стало быть, некоторые сказки и сами в состоянии устраивать для себя. Их ведь вполне можно рассматривать как продолжение воли Создателя, разве не так?!

Милана с удовольствием в душе подумала: «Да он ещё и романтик к тому же! В точности, как я. Немудрено, что он не сошёлся характером  с расчётливой и прагматичной женщиной».

Вслух спросила:

– А мы их будем устраивать, или это только предварительные обещания?

Он улыбнулся:

– Ты хочешь повторить афоризм, который гласит: «мужчина женится на надеждах, а женщина выходит замуж за обещания»?

Она ответила:

– Но существует же расхожее  утверждение, что никогда мужчины не бывают столь красноречивы как после рыбалки, перед выборами и  перед свадьбой?

Он согласился:

– Что ж, если я отношусь к племени мужчин, – он улыбнулся, – читай между строк хвастунов, то и я не удержусь от предсвадебного утверждения, заметь, я не сказал обещания, а именно утверждения, что ни одна женщина на свете не будет для меня лучше и желанней, чем ты.

Она улыбнулась:

– Если продолжить вашу фразу лёгкой рифмой, то я – идеал вашей мечты. Так что           ли?

А про себя подумала: «О-ля-ля! Вот так заявка!» Вслух сказала, чтобы сделать       ответное признание:

– А для меня в последующей жизни, как бы она ни сложилась, не будет дороже украшения, чем это нежное колечко, подаренное с истинной            любовью и нежностью.

Ему пришлось опустить вопрос о том, почему она ничего не сказала о нём, как о самом желанном мужчине, в ответ на его признание. Он и сам понимал: ей пока что нечего сказать. И ему пришлось продолжить её высказывание:

– И даже обручальное кольцо?

Милана вполне искренне ответила:

– Обручальное, это – да! Но ведь именно это колечко говорит о любви и о первом признании. И именно оно будет напоминать мне об этом чудесном вечере с вами.

 

Здесь снова заиграла медленная музыка и кавалер Миланы, этот блистательный мужчина, снова пригласил на танец свою юную и обворожительную невесту. Они были настолько красивы, что все взоры отдыхающих в ресторане снова были прикованы только к ним. Сначала Милану смущало это всеобщее внимание, затем она решила абстрагироваться от этих взглядов в объятиях своего будущего супруга, стараясь заглянуть в себя,  прочувствовать и затем попытаться понять, что же она в реальности чувствует к нему.

Он в высшей мере трепетно и ласково вёл её в танце, а она думала: «Если быть до конца откровенной с самой собой, то я испытываю некую раздвоенность в  сознании по отношению к нему, поэтому мне сложно пока определиться. С одной стороны необъятная радость, что я получила предложение руки и сердца во всех отношениях необыкновенного и влиятельного мужчины. А с другой стороны, если бы это счастье было хоть немного выстрадано, то каким бы оно казалось мне теперь сладким. Если бы это счастье упало с неба хотя бы после небольших страданий, ожиданий и чисто женской маяты сердца, то оно было бы гораздо более острым, точнее, более сладостно-ощутимым. А так оно слишком легко пришло ко мне, без малейших усилий с моей стороны. А ведь женщине не свойственно ценить слишком лёгкое счастье. И я здесь, увы, не исключение…»

Её сердце было не то чтобы равнодушно, но  оно не было разогнавшимся в галоп, и не сотрясало всё её существо от сладостной любовной лихорадки, как это обычно бывает у женщины после  длительного ожидания…

Она вдруг вспомнила объятия Олега после его достаточно долгого отсутствия и затем неожиданного появления, когда только одно его прикосновение к ней в этот самый галоп мгновенно запускало сердце.

Вот что было бы гораздо предпочтительнее и в данном случае, особенно для романтичной особы. Когда ты долго ждала, вся измучилась и, наконец, долгожданное признание, подаренное в яркой коробочке с золотым бантиком.  Вот тогда  это счастье буквально выскакивает из шеи, тогда оно так содрогает тебя, с такой силой, и с такими подлинными чувствами, что и вовсе не возникает необходимости задавать себе вопрос: «А счастлива ли я?»

Но затем она постаралась отвлечься от этих  размышлений и стала просто наслаждаться его прикосновениями. Тем более что его уверенная и сильная ладонь всё сильнее прижимала её к себе за тонкую и гибкую девичью талию. Усиливали все эти ощущения и пара бокалов шампанского за ужином.

Ещё после нескольких танцев г-н Милославский предложил ей пойти прогуляться:

– Пойдем, прогуляемся к морю, дорогая. Или ты предпочитаешь остаться здесь, и я          закажу десерт?

Милана, достаточно утомлённая  досужими посторонними взглядами, поспешно отозвалась:

– Нет, благодарю. Я не хочу десерт и с удовольствием прогуляюсь с вами.

Г-н Милославский подозвал официанта, расплатился по счёту и они вышли из ресторана. На небе светила огромная, яркая черноморская луна, зазывно маня их к прогулке. Они медленно направились к морю, и будущий муж, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, уже крепко держал за талию свою прекрасную невесту. Вскоре он выразил вслух состояние своей души:

– Эх, как хорошо всё же жить! – И, не снижая радости в голосе,  добавил. – И держать в своих объятиях самую любимую и самую прекрасную девушку на свете, а это, доложу я вам, ещё лучше. Я и не предполагал, – добавил он крайне удовлетворённо, – что всё так быстро и удачно сложится для меня, хотя, если честно сказать, мне всегда везло и везёт в жизни.  Я всегда достаточно легко получал то, чего хотел. Видно сам Господь Бог положил при рождении свою чудесную руку на мою макушку.

Милана улыбнулась:

– Так, наверное, чаще всего бывает с теми людьми, которые точно знают, чего хотят, точно формулируют свои желания для милостивой Вселенной, да и сами торят себе пути посредством силы мысли и воображения. Раньше  этот Секрет знали только Посвящённые и держали эти знания в строжайшей тайне. Ведь человеческая мысль животворяща и способна воплотить всё то, что только способно нарисовать воображение, как они утверждают.

Г-н Милославский слегка опечаленно сказал:

– Всё это так. Вот только с тобой, моя милая, немного сложнее, – и он почти в точности повторил все её мысли, которые возникли у неё во время танца, – для меня всё происшедшее и происходящее – это несомненное счастье, но на тебя всё  слишком быстро и неожиданно свалилось. Просто свалилось на твою голову. Вот что немного печалит меня.  Ты даже не успела ни пострадать, – он улыбнулся и добавил с улыбкой, – если бы ты знала, какими вожделенными глазами смотрят на меня многие мои сотрудницы, когда каждая красивая женщина мысленно примеряет меня к себе в качестве потенциального богатого жениха. Но ты, – добавил он с некоторым раздумьем, – увы, не находишься среди них.

Она промолчала, а он продолжил:

– В женской природе незримо существует такое правило, что ей всегда приятно обойти кого-то, особенно многих.

Милана умиротворённо опираясь на его руку, добавила:

– К счастью, мне не нужно было этого делать, и я нахожусь с вами рядом. Ведь обойдённые соперницы мысленно кидают тебе камни вслед.

Он улыбнулся, обнял её крепче и продолжил мысль:

– Кроме того, надеюсь,  твоя природная деликатность и твой ясный и чистый ум после моего отъезда помогут тебе по достоинству оценить всё происшедшее с нами.

И, не дожидаясь ответа, он страстно привлёк Милану к себе и поцеловал её долгим и сладким поцелуем. Как только она почувствовала прикосновение к ней его стройного и упругого тела, то все её сомнения, маленькие и большие,  мгновенно улетучились, словно по мановению руки невидимого, но всё знающего Волшебника. И к ней пришло полное осознание того, что этот мужчина приятен ей до бесконечности. И что все самые сильные стороны его мужского характера рядом с ней всегда будут плавно перетекать в нежность, заботу, любовь и  действительно в высшей степени трогательную ласку. Осознав всё это, Милана окончательно успокоилась, прижалась к нему и сказала:

– Дорогой, я люблю тебя даже без предварительных страданий. Так, оказывается, тоже можно любить. И это открытие мне приятно.

Весь оставшийся вечер был напоён такой взаимной любовью и нежностью друг к другу, но  её будущий муж всё же не решился пригласить её к себе в номер. Они достаточно долго гуляли под луной, он страстно целовал её и после каждого поцелуя трепетно и благодарно прижимал к себе её юное тело…

Решив всё же про себя не торопить события и дать ей возможность всё осознать до конца. Ведь плод именно чувственной любви  должен  быть до конца созревшим, лишь только в этом случае он таит в себе особый утончённый аромат и непередаваемую никакими словами сладость, которую способно ощутить, познать и оценить лишь пламенеющее от желания и обладания тело…

Он проводил её до корпуса, пожелал ей доброй ночи, и ещё раз  сказав ей  о том, как он счастлив и как он любит её, направился к себе.

 

 

                                                         ГЛАВА XVII

 

 

Уже лёжа в своей постели, он обдумал свой ход и пришёл к приятному для себя выводу, что в Милане присутствует состояние влюблённости, но сама кристаллизация чувства должна произойти в ней за время положенного ожидания его из командировки.

«За это время, – с удовольствием размышлял он, – моя  разумная девочка разложит всё по полочкам и, дав всему верную оценку, возможно и наградит меня настоящей ночью любви. Я это почувствую по первому же объятию и по интуитивному импульсу её стремления ко мне… Тогда я и буду вознаграждён за своё терпение, и тогда всё будет в полном порядке».

Утром за завтраком, и когда она вышла затем к проходной проводить его до такси, он с радостью увидел, что в её глазах затаилась настоящая грусть от  предстоящего расставания с ним.  Её чувство, почти мгновенно передавшееся его любящему сердцу, тёплой и нежной ответной волной прошлось по  его счастливому сознанию, и он уже более спокойно и даже умиротворённо  подумал: «Всё должно быть только хорошо. Всё будет в полном порядке!».

Он поцеловал Милану в шею, нежно прижав её к себе, и сказал ей:

– Вот тебе кредитная карточка. Я открыл её на твоё имя.

Она удивилась:

– Спасибо, но вы же не знаете моих данных.

Он с пониманием улыбнулся и добавил:

– О, ты, моя дорогая, ещё не знаешь моих возможностей! Бери отсюда сколько хочешь и хорошо отдыхай, ни в чём не отказывая себе. А я постоянно буду слать тебе СМСки и звонить при первой же возможности, – он совсем счастливой улыбкой улыбнулся ей и добавил, – кроме того, я сам улетаю по делам, но сердце-то моё остаётся с тобой. Знай это! Я люблю тебя так сильно, что ты даже не можешь представить себе, насколько  сильно моё чувство к тебе. А я уже почти разуверился в том, что любовь к женщине может быть такой сладкой, расправляющей крылья и приподнимающей на этих крыльях. Но ты – моё настоящее сокровище и мой самый ценный бриллиант на этой земле, знай  это! Дороже тебя у меня ничего нет на свете.

Она довольно улыбнулась и ответила:

– Полагаю, что очень скоро этот бриллиант будет вставлен в ваше обручальное кольцо, коварный соблазнитель! Счастливого пути, я буду ждать весточку.

 

И он сел в машину. Милана отправилась к себе в номер. Только проводив своего будущего мужа, она начала всерьёз задумываться над тем, что реально произошло в её жизни. И  что всё происшедшее с такой стремительностью за каких-то два-три дня, теперь способно полностью изменить всю её дальнейшую жизнь. А ведь по сути дела, он всё сделал сам. Сам отыскал её, сам сделал ей предложение руки и сердца. Хотя всё это так неожиданно, даже по его словам, свалилось на её голову, как снег в мае падает на цветущие яблоневые деревья. Но яблоням, ясное дело, очень холодно и даже губительно от этого аномального явления. А ей, Милане, каково?

И сейчас, оставшись одна, она села в шезлонг на лоджии в то место, куда пока что не попадало солнышко и начала размышлять всерьёз о том, счастлива ли она на самом деле? Ибо всё случившееся  до его отъезда было для неё, как в тумане, потому что этот сильный и невероятно властный мужчина полностью подчинил её себе. Но счастлива ли она при этом? Да, несомненно, что она любима. Это бесспорно, и поэтому  не вызывает ни тени сомнения. Иначе стал бы такой мужчина, как он, на целых три дня откладывать подписание важнейших для себя контрактов в трёх странах? Если бы не любил? Разумеется, нет.

«Но какой он, однако, продуманный, – размышляла она, – не подошёл ко мне в первый же вечер, а интриговал меня и следил за мной, нет ли у меня здесь, по его же словам, бойфренда». Затем она успокоила себя тем, что именно так, взвешенно, и поступают серьёзные  мужчины, в мир которых ей пока что даже доступа не было…

В иные минуты ей всё это казалось просто сном от невероятности всего происходящего и стоило ей лишь проснуться и окажешься в реальной действительности:  подруга уехала, а она, оставшись одна, просто задремала с книгой в шезлонге на лоджии, убаюканная ласковым морским прибоем, доносящимся с побережья. И тогда она в испуге трогала рукой колечко на пальце, подаренное ей в знак обручения. И  тут же успокаивалась – ведь оно-то настоящее, реальное и так сильно сверкает на солнышке, стоит только протянуть руку из тени.

В таких, можно сказать, крайне противоречивых размышлениях проводила она время. И как только она снова обратила взгляд на кольцо, так сразу же раздался звонок. Георгий Константинович радостным голосом сообщил ей, что он звонит перед самой посадкой в самолёт, он взволнованным голосом говорил ей о том, как сильно любит её и целует её в шейку. Посоветовал ей отдыхать, загорать и постоянно думать о нём столь же часто, как это делает он. А он думает о ней неотступно.

Она  с радостью вспоминала его сильный, упругий и уверенный голос, но всё же после того, как её сердце немного успокоилось, она снова подумала:  «Ну вот! Он столько и только говорил сам и о себе. И не дал мне даже слова сказать. Всё выпалил, что, по его мнению, следовало сказать, и отключил телефон, неужели так будет всегда? Не обречена ли я, быть теперь только его тенью?» Затем она постаралась урезонить себя: «Что ты капризничаешь? А тебе лучше было бы три-четыре дня  дожидаться звонка? Или тебе не  было бы плохо оттого, что он так быстро забыл и не звонит? Поистине мы, женщины, странные существа. Иной раз и сами не знаем, чего хотим…»

 

На этой самой ноте весело ввалились в номер, нагруженные дорожными сумарями, её соседка Верочка с парнем. И начали, перебивая друг друга, сообщать ей, сколько всего нового они повидали в своём  турне по побережью и в каких интересных местах побывали. Милана инстинктивно перевернула кольцо на пальце камешком вниз, чтобы не привлекать к нему внимания. Вскоре Вера отправила парня в его номер переодеваться и готовиться к походу на пляж, а сама тут же спросила Милану:

– Ты, девочка моя, не хуже меня знаешь, что от наблюдательного женского глаза ничто не может быть сокрыто. И я сразу, как только вошла, обратила на сияние бриллианта в твоём неизвестно откуда взявшемся прелестном колечке, которое весьма гармонично, надо сказать, смотрится на твоём не менее изящном пальчике. Так что, давай колись, откуда оно у тебя?

Милана весело рассмеялась:

– И точно, от женского глаза-алмаза никакой настоящий алмаз не скроешь. Тут, подружка, столько событий произошло за твоё отсутствие.

Вера отозвалась:

– Да, если судить по наличию настоящего бриллианта на твоей руке, события и впрямь не были пустяковыми, так кто этот щедрый муж?

Милана подтвердила предположение:

– Вот именно, как в воду смотришь, именно будущий муж, но даже с трёх раз не догадаешься, какой именно большой человек приезжал сюда ради меня и сделал мне официальное предложение.

Вера запальчиво сказала:

– Даже думать не стану и гадать, потому что уже на первом предположении проколюсь. Лучше сразу скажи, не томи душу и подругу, точнее, подругину душу, – улыбнулась она.

Милана слегка помедлила, размышляя говорить или нет, но искушение поделиться с кем-то своей новостью бывает в женщине столь велико, что подчас просто физически невозможно – промолчать. Мужчинам это почти не свойственно. Наконец она изрекла невероятную тайну:

– Ни много, ни мало, а сам господин Милославский, о котором я тебе столько рассказывала.

Во взгляде Веры эта действительно потрясающая женское воображение новость в одно мгновение превратилась в огромный не поддающийся распознанию и обработке информационный ком, и она  просто опустилась на постель от изумления. И лишь спустя некоторое время  смогла извлечь-выдавить из себя:

– Да ладно! Шутишь, что ли?

Милана уклончиво ответила:

– Воспринимай, как хочешь.

Только тогда Вера, зная, насколько серьёзна подруга, с не меньшим изумлением в            голосе произнесла:

– Вот так новость!: Действительно потрясающая новость.

Милана согласилась:

– Честно сказать, эта новость и меня повергла, чуть ли не в шоковое состояние.

Только тут Веру «прорвало» и она буквально засыпала Милану вопросами, главным из которых был:

– И ты согласилась?

Милана ответила вопросом на вопрос:

– А ты бы отказалась? Ты бы устояла против подобного предложения?

Вера опомнилась:

– Ни за что на свете! Это же один шанс из миллиона, выйти замуж не просто за миллионера, а за мультимиллионера. Это же чудесная сказка для Золушки, – тут она уточнила по ходу, – хоть ты, конечно же, не Золушка, но это действительно нечто похожее на величайшее чудо. А сейчас он где?

Милана  без обиняков изрекла правду-матку:

– Улетел на три международные встречи и велел мне думать о нём.

Вера проронила с нескрываемой завистью:

– Ну, подруга, мне следует сходить в душ и смыть с себя это не поддающееся описанию изумление.

И она ушла в душ. Так бывает у женщин, что через призму другого женского восприятия мы начинаем осознавать всю действительную грандиозность иного события, происшедшего с нами. И вовсе не потому, что у нас не хватает собственного ума оценить это событие, а потому что сознание твое всё еще охвачено величайшими эмоциями. А эмоции – это ведь самое сильное в женском сознании!  И ты, иной раз, просто не в состоянии какое-то время подвергнуть ясному и скрупулёзному  анализу свалившееся на тебя известие или событие. А тут является приятельница, примерно с такими же амбициями, запросами, разумом и мироощущениями, как и твои собственные ожидания в жизни.  И буквально за пару минут, вследствие её реакции, на твоём ментальном дисплее высвечивается и сам результат,  отношение к нему и даже полный расклад.

И ты уже, следуя этой правдивой и достоверной подсказке (потому что истинное женское изумление невозможно ни завуалировать, ни скрыть, ни подделать!) начинаешь  осознавать реальность, поскольку  перед тобой стремительно и безошибочно начинает высвечиваться истинная картина и даже целая панорама всего происходящего…

Ибо даже мужчины – короли и прочие монархи предпочитали иной раз отталкиваться от невероятно проницательных взглядов, чувствований и прогнозов иных женщин. Сама история является  тому подтверждением. Ведь чаще всего мужчина склонен мыслить глобально, а женщина мыслит детально, но часто именно от деталей, ускользающих от стратегически настроенного мужского ока и разума, зависит порой решение важнейших проблем. Чего, например, стоит фраза из известного фильма: «Баба, она  ведь сердцем видит!».

И в самом деле, женщина внутренне чаще всего мыслит, отталкиваясь от деталей или с учётом деталей, ибо именно детали иногда составляют недостающие, но очень важные фрагменты в мозаике. И часто бывает так, что именно женский взгляд на суть вещей бывает острее клинка, хоть и построен на интуиции. Иначе стали бы подавляющее большинство государственных деятелей прислушиваться к советам своих жён, которые, бывало, и так являлись негласными лидерами стран. И ничего здесь не поделать. Бог создал её более беззащитной по сравнению с мужчиной. Может быть, специально не наделив её такой же силой, дал ей немало скрытых, но не менее сильных, чем сама физическая сила, преимуществ, таких, например, как чувство ответственности и великое терпение.

В частности, её взгляд, способный мгновенно оценить обстановку. Ведь часто именно она способна, охватив взглядом ситуацию в целом, дать единственно верный совет или решение, потому что, как по самому верному на свете компасу, ориентируется по своему сердцу. И как бы не хорохорились мужчины, а тайком они весьма часто прибегают к совету и помощи женщин, у которых всего-навсего гораздо лучше, чем у них самих, развито правое полушарие мозга, а это, ни много, ни мало, интуиция, господа! То есть самая великая глубинная Сила Бытия, которой наделил женщину Бог. Хоть и сказал один из представителей сильной половины своё пренебрежительное: «Я бы охотно признал, что женщины выше нас, если бы это могло выбить у них из головы мысль, что они нам равны».

 

Вот и Милана совсем по-иному после слов Веры  взглянула на всю действительную грандиозность подаренного ей Богом события. Из ванной комнаты доносился шум воды, падающей на тело подруги, а Милана после её слов  теперь уже вполне согласилась с тем, что всё с ней происшедшее за эти дни  нельзя назвать по-иному, как словом – Чудо! И с этого момента она решила больше не распространяться  об этом и никому не говорить о своём счастье. Потому что тайну легче всего хранит один или одна. Но если ты сказал её ещё кому-то, то это уж точно больше не тайна, ибо у друзей есть ещё друзья…

Вера, вышла из душа, обёрнутая полотенцем, и продолжила те мысли, которые не давали ей покоя, пока она была в ванной комнате, то есть продолжила  изумляться:

– Чудеса, да и только! Так он, бросив все свои такие важные дела и даже международные встречи, специально прилетал сюда только для этого?

Милана уже менее охотно почти односложно ответила:

– Именно.

Но каскад Вериных вопросов не был до конца исчерпан из-за появления в номере  её приятеля, который зашёл за ней, чтобы идти на пляж.

Вера предложила Милане:

– Пошли с нами.

Милана ответила:

– Благодарю. Вы идите, а я присоединюсь к вам немного позднее. Ибо ей, этой созерцательнице, снова хотелось остаться одной, чтобы, как говорится, ещё раз переварить ситуацию с учётом реакции подруги. Всё вроде складывалось благополучно. Она тоже надела купальник и начала складывать пляжные принадлежности в сумку, как снова зазвонила сотка. Влюблённый Георгий звонил ей из Германии. После обычных заверений в своей страстной любви, он сказал ей:

– Милана, сокровище моё, ты не уезжай из Сочи. Дождись меня. Я обязательно прилечу за тобой, и мы уже вместе полетим в Москву. Обязательно дождись меня, слышишь, дорогая?

Она ответила с радостью в голосе, от проявленной им заботы о ней как о своей невесте:

– Хорошо, дождусь. Только времени у вас на всё про всё неделя, так и знайте.

Он ответил, не сбавляя энергетики в голосе:

– Я постараюсь уложиться! Я уложусь, – уже уверенно добавил он и тут же радостно сообщил, – у меня словно крылья выросли за спиной, я столько всего успел, если бы ты только знала! И всё у меня получается и всё складывается именно так, как я задумал, – затем, слегка понизив голос, торжественно добавил, – я звоню тебе в перерыве между заседаниями во время точно такого же ти-брейка, на котором мы с тобой познакомились, представляешь?

Она пожелала ему успехов, и, отключив телефон, шутливо сказала себе:

– Та-а-к! Сейчас и я потрогаю у себя на спине то место, где по идее  должны  расти крылья, – затем с огорчением добавила вслух, – нет, к сожалению, не растут. Значит, почва для них пока не созрела. И всё же довольная и умиротворённая отправилась к приятелям на пляж.