I Часть

 

                                                                                                                    РАИСА РЯБЦОВСКАЯ

 

                                               А  ЖАЛЬ…  

 

                                                                                      Посвящается А.А.П.

                                                                                                       С любовью.

                                                               И благодарностью за эту Любовь.

«Люби меня!» – он не просил ни разу.

Он знал, что я люблю, увидев, сразу.

Люблю ли я, он тоже не спросил,

И сам мне не сказал «люблю» ни разу.

 

Надменный бархат глаз меня приворожил,

Столь изощрённый ум себе служить заставил,

О, что это, как не игра без правил?!

Я столько лет лечу к тебе, хоть не имею крыл.

 

Любовь чиста, как грёзы родника,

Как горный воздух или яблонь цвет,

Как страстный стон, что к выходу одет.

В печали даже, как она сладка!

 

*  *   *

Случается в жизни так, что один-единственный мужчина, чётко обозначенной нитью воспоминаний, проходит через всю твою жизнь.

Так бывает у многих. Иногда – это лишь вечер, проведённый с ним; иногда – взгляд, обещающий исполнения всех твоих глубинных, самых сокровенных, желаний; либо – ясный, но в тот момент не слишком настойчивый, знак души: что это и есть – твоя половинка; либо – какое-то ещё событие…

Общим является то, что за этим всегда следует разлука. И, может быть, единственная в жизни, настоящая – любовь. Жизнь продолжается, случаются ещё встречи, увлечения, связи, даже длительные; какие-то удовольствия, удовлетворение кем-то или чем-то. Но стоит душе загрустить, и появляется – Он; и сладкие, самые сладостные воспоминания…

Аккорд, октава, пик – звучание души на верхнем, высшем, пределе.

Как хорошо, что память хранит это для нас. Навсегда!

 

ЧАСТЬ I

 

 

ГЛАВА I

 

Жизнь такова, что каждому событию предшествует какое-то иное событие; и за каждым из них следует – новое.

 

Вот и поездке с сыном в Туркмению, в Байрам-Али, предшествовали: его простуда – на море и заболевание почек. Почти безрезультатное лечение в больнице, постоянная слабость и пропуски занятий в школе.

Матери очень больно смотреть, как ребёнок, ещё совсем недавно такой шустрый, изобретательный и непоседливый, обнимает тебя в больнице слабыми, исхудавшими ручонками, и каждый раз благодарит за посещение ослабевшим голоском. Ничего не хочет, плохо ест и ко всему теряет интерес. Ни книги, ни игрушки не вызывают больше в его глазах радости. А к вечеру снова головная боль и потеря сил.

Может быть (и в немалой степени) виной этому мы – “совковые, дистанционные” мамы, со своими звонками из-за города: ”Ты не забыл разогреть обед? Ты не забыл поесть? Ты не забыл… Одевайся потеплее, на улице ветер”.

Бесконечные наставления, и ни одно из них не исполняется. Дети никогда ничего не разогревают, хотя обед – в холодильнике. И никогда не одеваются как следует, даже если на улице ветер. Будут стучать зубами, синеть от холода, но наставления матери, изо дня в день, пропускают мимо ушей.

Наскоро перекусят после школы, и бегом – на улицу! И, конечно же, “с душой – нараспашку”.

Уже в больнице сын признался ей, что ходил с соседским мальчишкой на море в одних шортах и лёгкой курточке. И это – в октябре! Когда на море дует уже по-осеннему пронизывающий ветер.

До этого мальчик рос не слабым, не болезненным, даже простуду или ОРЗ, схватывал – нечасто. А тут, в одночасье, свалился от высокой температуры. Врачи не обрадовали – гломерулонефрит. Наступило для всех тяжёлое время: для больного и для  здоровых. Владик несколько раз за зиму лежал в больнице. Только к весне немного окреп и даже пошёл в школу.

Но всё равно часто уставал. И это в свои  10 лет. Сколько Майя ругала его, что не слушался. Добегался  раздетым! Но воспаление почек от ругани не исчезло. И надо было что-то предпринимать, пока оно не стало хроническим. Муж у Майи работал в ту пору в обкоме партии. Один из его  коллег лечился в Туркмении, в Байрам-Али, и чувствовал себя гораздо лучше. В Байрам-Али находится всесоюзный курорт для почечников. Муж Майи связался с тамошним первым секретарем и заказал для сына путёвку – на лето.

 

 

 

ГЛАВА II

 

Наступили летние каникулы. Майя взяла месяц отпуска и ещё две недели, без содержания. Так как по правилам климатотерапии взрослые больные должны были там находиться сорок пять дней, а дети – сорок.

 

Купили билеты на самолёт до Красноводска. И затем, на поезд – до Байрам-Али. Впереди была неизведанная территория, новые события и впечатления. Благо летом Владик чувствовал себя  хорошо. В их родном городе  Шевченко тоже начиналась жара. В Красноводск прилетели вечером. В аэропорту Майю с сыном встретил инструктор горкома партии, и поселил их в гостинице. “Хорошо, хоть здесь всё  “схвачено”, не нужно суетиться самой”, – подумала Майя.

Гостиница находилась рядом со зданием аэропорта. Она не радовала глаз  ни  экстерьером, ни  интерьером: обычная провинциальная убогость. Но на одну ночь – какая разница!?

Однако и в этом номере был свой  “нюанс”. Кроме Майи и Влада в этот номер подселили ещё одну семью. Мужа и жену, азербайджанцев, и их троих детей. Майя подумала: ”Такая весёленькая ночка ожидается!” После того, как малыш задал дикого ревака. Но мама покормила его грудью и он слегка поутих.

Семейство уселось за стол. Пригласили и Майю с Владиком. Разложили дорожную снедь. Майя, по жаре, не стала брать в дорогу ничего мясного. Лишь закрытый паштет в маленьких баночках, на первое время. Женщина вытащила курицу из пакета и положила на стол.

Начался ужин. Майю поразило, с каким остервенением набросился на курицу папаша семейства. Майя подумала: ”Хорошо, хоть мать успела дать крылышко младшей девочке.” Жена и старшая дочь молча смотрели, как насыщается отец. Он с такой быстротой обгладывал мясо и бросал в полиэтиленовый пакет кости, что Майя переглянулась с сыном: такого у них в семье никогда не было. Мужчина не стеснялся даже чужих людей. Женщине было страшно неудобно: она сидела, опустив голову. Но главе семейства, казалось, нет никакого дела до того, какое удручающее впечатление он производит на окружающих. Закончил он только тогда, когда обсосал последнюю косточку.

Что-то невероятное!

Запив всё чаем, лег на кровать и отвернулся. Совершенно ясно, если бы не было посторонних, дети и жена доглодали бы косточки, а сейчас ей пришлось всё сложить и, не без сожаления, выбросить в мусорное ведро. Дети пожевали печенье с лимонадом, и тоже улеглись рядом  с матерью.

Не может быть, чтобы все отцы в азербайджанских семьях, вели себя подобным образом! Это просто выходит за рамки человеческих понятий: всегда у взрослых, даже у птиц и животных, на первом месте – забота о детях. Это было, скорее, исключение  из правил.

Все легли с мыслью, чтобы скорее скоротать ночь. Над головой натужно ревели самолеты. Утром за ними приедет инструктор и посадит на поезд. Хорошо, что муж и об этом позаботился. Еще лучше, что в обкомах и горкомах есть инструкторы  на все случаи жизни.

 

 

 

ГЛАВА III

 

Утром, действительно, в дверь тихонько постучал инструктор. Майя уже встала, умылась, почистила зубы и оделась к дороге. Осталось поднять сына.

Инструктор, молчаливый мужчина средних лет, приехал, как ему было велено, примерно за час до отправления поезда, чтобы без приключений успеть отвезти и посадить их на поезд.

Собираться долго не пришлось. Дорожные сумки взял инструктор.

Майя взяла пакет с едой, накинула на плечо сумочку и ещё раз

бросила взгляд на соседнюю кровать, где вольготно почивал пахан. И на дремлющую хранительницу семейного очага, облепленную тремя детишками, на кровати – сбоку.

 

В поезд погрузились, как говорится, без особенностей. Инструктор пожелал им счастливого пути и вышел из вагона.

Муж взял билеты в купе с кондиционером. Но, как выяснилось уже на пороге купе, кондиционер не работает. Выбора не было, пришлось располагаться. Майя положила вещи под свою нижнюю полку. Ребёнок с радостным визгом полез на свою вторую, где можно было лежать и одновременно глазеть на улицу, сколько угодно.

К родным они летали всегда самолётом, а дальше добирались  автобусом. Это было его первое путешествие поездом, поэтому энтузиазма было – хоть отбавляй!

Кроме них в купе пока никого не было. Но к моменту отправки, тихо и незаметно, вошла маленькая, ничем не примечательная женщина в ситцевом платье. Позднее Майя даже не заметила, когда она вышла. Платок на её голове свидетельствовал о принадлежности к какой-то национальности, но к какой, Майя так и не поняла.

И уже перед самой отправкой в купе ввалился грузный детина, туркмен, лет тридцати пяти. Майя подумала: ”Наверное, мой ровесник, или  чуть старше, а уже разъелся, как боров.” Когда он, сопя, разлегся на второй нижней полке, Майя снова подумала: “Точно, он похож на тюленя. По телевидению показывают, как они, неуклюжие на суше, туша к туше, возлегают на морском побережье.”

Время приближалось к полудню и жара начинала говорить на своем языке. Майя чертыхнулась про себя: ”Мужик в купе, не переоденешься”. Пришлось идти в туалет, переодеваться в свежую футболку, так как блузка от белого котонового костюма, который она надела в дорогу, уже полностью  прилипла к спине. А по “котику” так вообще пот бежал  градом. Вернулась в купе. Незнакомец окинул её, с головы до ног одобрительным взглядом: молодая, привлекательная женщина. Майе исполнилось 34 года, но она всегда выглядела, минимум на восемь лет моложе своего возраста. Её, среднего роста, фигура была пропорционально сложена: на талии и на бедрах – ничего лишнего.

Короткая стрижка густых, каштанового цвета, волос подчёркивала привлекательные черты лица и серо-голубые, большие и выразительные, глаза. Майя всегда считала, если и есть что-либо, особенно привлекательное в её лице, так это, конечно,  глаза.

Кожу лица Майя всегда старалась защищать шляпкой, а плечи, руки и тело, уже тронул  каспийский загар.

Майя села на свою постель и взяла в руки книгу. Незнакомец просто лежал и ни на минуту не отводил от неё  взгляда. Ей стало как-то не по себе.

Она подумала: ”Неужели я эти двое суток буду ехать под прицелом этих сверлящих глазок? Только этого мне не хватало!”

Незнакомец словно прочитал её мысли, он встал и спросил:

– Может быть, что-нибудь перекусим?

Майя пожала плечами. В дороге не принято отказываться от общего застолья и, чтобы не выказывать своего недружелюбия, она ответила:

– Нет, спасибо. Мы, пока не хотим.

Владик завопил с верхней полки:

– Мам, ты что!? Давайте и вправду перекусим – все вместе!

Ребенок рос приветливым и общительным. Но он так редко проявлял интерес  к пище.

–  Ну, хорошо, – Майя ласково потрепала густые волнистые тёмные волосы сына, – спускайся!

Владик – симпатичный мальчик, с точёными чертами лица и выразительными карими, как у отца, глазами. Когда он был совсем маленьким, все его принимали  за девочку. Но сейчас он уже подрос, вытянулся и на девочку  никак не походил.

Майя обожала своего сына. Хоть он иногда и  «получал». Но только за дело! А в основном у них с Владиком была  идеальная психологическая совместимость и они хорошо понимали друг друга.

Майя накрыла столик к чаю. Владик спустился вниз и с непривычным энтузиазмом уселся за вагонный  достархан.

 

Сосед пошёл за кипятком сам. Десятилетнему ребенку не  разрешили нести кипяток, да ещё  в поезде. Хоть он и проявил такое желание.

Майя сказала соседу:

– Мы и так истекаем потом, а после чая что будет? Общая парилка в купе?

– Да вы не переживайте, – сказал сосед и обнажил в улыбке два ряда великолепных белых зубов.  Я вас сейчас угощу особым чаем.

–  От него что, не потеют? – с иронией спросила Майя.

Сосед миролюбиво  продолжал:

– Это самый хороший сорт зелёного чая. У нас, в Туркмении, в ходу только  зелёный чай.

–  Ну что ж, попробуем, когда заварится.

– А вот завариваться он как раз таки и не должен: его пьют сразу. – И сосед протянул Майе пиалу с зеленоватой жидкостью.

Не спеша, налил чай Владику и продолжил:

– В отличие от чёрного чая, который должен настаиваться несколько минут, зелёный чай пьют сразу после того, как его зальют кипятком. Первый чай считается самым целебным, а постоит немного, приобретает горьковатый привкус. Зелёный чай не заваривается в заварных чайниках. У нас зелёный чай подаётся в отдельном чайничке, для каждого человека. И он сразу же наливается в пиалу.

– Спасибо, получили первый урок по приготовлению зелёного чая. Я думаю, мне эти знания очень скоро пригодятся.

Майя в первый раз пробовала зелёный чай. Она отхлебнула зеленоватую жидкость, но она не произвела на неё  никакого впечатления.

У чая был особый, непривычный для неё, вкус.

– Ну как?

– Вроде ничего,— ответила Майя неопределённо. – правда, не совсем привычно.

Сосед заверил её:

— Ничего, за отпуск так к нему привыкнете, так его полюбите, что и чёрного не захотите. Если я правильно понял, вы в Байрам -Али направляетесь?

– Именно так.

– Сами или сынишка?

– Да сыну почки хотим подлечить. Расскажите, пожалуйста, что там за лечение? Говорят, только – климатотерапия. Что это такое?

– Да, туда с мая по сентябрь со всех уголков Союза, съезжаются почечники. А лечение – арбузы да  зелёный чай. При обильном потоотделении, через кожу все шлаки выходят, а почки  отдыхают и восстанавливают свои функции. Вот и всё лечение. Многие там своё здоровье поправили: второго такого места нигде больше на Земле нет, – с гордостью подытожил он.

 

При этих словах сосед снова растянулся на полке. Майя отметила, что на нём была, совершенно чистая белая майка. Правда к концу дня она заметно посерела  от пота.

К тому же всем приходилось постоянно стирать пот  с лица.

У соседа было для этих целей целое  полотенце. Полный человек потеет  больше, чем худой: сосед чуть ли ни каждую минуту вытирал лицо и шею этим полотенцем. К вечеру Майя с ужасом обнаружила хоть слегка размытую, но видимую границу между совсем чёрной кожей на груди и плечах и светло-коричневой на лице и части шеи, где он почти непрерывно тёр полотенцем.

Майя оторопело смотрела на эту разницу. Понятное дело, если, например, после недельного загара попасть в сауну, то после парилки на теле  появляются “катышки” отмершей кожи. Но не до такой же степени!

Эффект парилки в купе выявил, насколько тело соседа было грязным. Примерно полмиллиметра грязи, если судить по очищенному участку. Просто ужас!

И сразу у неё появилось жуткое отвращение к этому животному.

Человек не должен доводить свое тело до такого состояния!

А всё  туда же! Но сосед, не подозревая, какие чувства вызывает у молодой женщины эта разительная грань, эта метаморфоза с его телом, продолжал заигрывать.

Кроме того, если у Майи от сидения и качания вагона уставала спина и она тоже ложилась на постель, он постоянно блуждал похотливым взглядом по её бедрам. В таком возрасте никуда не денешь разницу между талией и бедрами.

Индийцы, признанные во всём мире знатоки женской красоты, утверждают, что мужской взгляд бессознательно, а, может быть, инстинктивно, останавливается в женской фигуре, прежде всего, именно на этом месте.

Потому что самую большую разницу в объёмах между талией и бедрами женщина имеет, как правило, только в детородном возрасте. У девочек-подростков и у женщин после климакса этой разницы между талией и бедрами почти нет.

Сосед старался как-то завязать разговор, но Майе не хотелось общаться с этим грязным “котиком”, поэтому она все больше старалась смотреть в книгу. И на все его вопросы  отвечала только  односложно.

 

 

 

 

ГЛАВА IV

 

Хотя черты лица у соседа  довольно привлекательные. Скорее всего, он пользуется популярностью у женщин  его круга. Однако внешне трудно было определить кто он такой и чем занимается.

Да Майя и не задавалась целью отгадывать это.

Но попутчик, не видя себя со стороны, никак не мог понять, почему соседка по купе вдруг потеряла к нему всякий интерес. Мужчин, как и женщин, отказ  интригует!

И он, выходя из купе и возвращаясь, все откровеннее оглядывал фигуру Майи, пытаясь встретиться с ней  взглядом. Майя свои глаза старательно отводила и всем своим видом подчеркивала, что общение поддерживать  не собирается.

Она облегчённо вздохнула, когда сосед объявил, что через два часа выходит. Майя сказала про себя: “Слава Богу, не буду больше видеть перед собой эту грязную тушу.”

Сосед сел на постели, снова протёр лицо полотенцем, уже насквозь промокшим и посеревшим, затем мечтательно произнес:

– Редко встретишь такую привлекательную женщину, как вы. Я, во всяком случае, ещё не встречал.

Майя промолчала. Сосед, ничуть не смущённый её молчанием, продолжал:

– Жалко, что я не смогу поближе познакомиться с Вами, мне уже скоро  выходить. Но не думайте, что я такой простой человек, я – богатый человек. У меня – сеть аптек в Ашхабаде, свой ресторан и гостиница.

Майя еле сдержалась, чтобы не спросить: ”Если Вы такой богатый, то почему Вы такой  грязный?”

Сосед продолжал говорить, как бы сам себе:

– Взяли мне билет в купе с кондиционером, думал, нормально доеду, а получается, приходится  париться.

Майя не выдержала, и вставила насмешливую фразу:

– Ничего, когда у Вас будет собственный самолёт, проблем будет меньше: вверху так холодно, что и кондиционер не нужен.

– По вашей язвительной интонации я вижу, что я вам совсем не понравился. Или вы не верите, что я действительно богатый человек?

Майя отозвалась:

– Знаете, я не имею обыкновения считать деньги в чужих карманах. Ваши деньги, это – ваши деньги, я какое отношение к этому имею? Мы с вами просто  попутчики, вот и всё.

– А заехать ко мне в гости с сыном  не хотите? Я знаете какой отдых для вас организую! Погостите, а потом, когда пожелаете, я посажу вас на поезд.

– Ещё этого не хватало, вы что – шутите !? Я сына везу лечить, а не развлекаться.

– Да, я так и подумал, что не согласитесь, вы же такая  гордая!

Майя подумала: ”Хорошо, хоть это  уразумел.”

Сосед продолжил свою мысль:

– Мне жалко, что вы меня хорошо одетым не увидели, тогда бы вы не относились ко мне с таким пренебрежением.

Майя опять подумала: “ Я бы мечтала тебя хорошо помытым увидеть”.

Сосед  примирительно сказал:

– Но я вам всё равно свой адрес оставлю, мало ли что? Вдруг вам какое-нибудь дефицитное лекарство понадобится, сейчас АТФ и кокарбоксилазу все ищут.

– Что это такое?

– Это лекарство для сердца.

– Слава Богу, пока в этом не нуждаемся.

– Я вижу, что не нуждаетесь, но я куплю вам всё, что пожелаете, любые вещи или украшения.

Майя возмутилась:

– Да ничего мне от вас не нужно, у меня абсолютно всё  есть!

– И это я вижу. Извините меня, я что-то не то  говорю. Но вы мне так понравились. вы даже не можете представить, как!

Майя подумала: ”Ещё бы!”

Сосед продолжил:

– Наши женщины, хоть и есть среди них  тоже красивые, не могут так заинтересовать мужчину.

– По правде говоря, вы меня удивляете. Неужели я хоть что-то сделала для того, чтобы заинтересовать вас!?

– Иным женщинам ничего и не нужно делать, чтобы заинтересовать мужчину. В этом и есть секрет некоторых женщин.

Майя сказала:

– Тогда вы своих женщин не угнетайте своими феодальными замашками. Мне говорили, что у вас тут, в Туркмении, ещё  16 век! Махровый феодализм, как говорится.

– Это  неверная информация.

– Посмотрим. У меня будет возможность увидеть всё своими собственными глазами: врач сказал, что мне придется не один год приезжать сюда для лечения сына.

– Так вы никак не согласитесь погостить у меня, я вас очень прошу! — Не отступался он от своей идеи-фикс.

– Вы хоть сами верите в то, о чём говорите?

– Вы мне понравились, поэтому я несу, с вашей точки зрения, всякую чушь. Но я не знаю, что предложить вам, чтобы вы  согласились.

– Ничего. Я же вам уже всё сказала.

Но тут Майя с удивлением увидела, что сосед и вправду не врёт: было в его облике что-то, действительно, трагически-трогательное. И ничуть   не наигранное.

“Чудеса! – подумала она, – Я даже пальцем не шевельнула, чтобы понравиться ему. Как странно бывает в жизни: одно твоё присутствие начинает “заводить” чужое воображение. Человек сам начинает рисовать себе  разные картины.”

Уж чего-чего, а воображения у неё и самой было – не занимать!

Сама – фантазёрка, какой свет не видывал! Могла любые, даже весьма затейливые и диковинные узоры на простой безыскусной канве расшивать!

Поэтому всегда старалась, насколько это возможно, бережнее относиться к чувствам других. Она произнесла неопределенно, но уже значительно мягче:

– Люди иногда случайно встречаются по нескольку раз, в течение жизни. Может быть, и мне когда-нибудь придется к вам обратиться. Разное в жизни случается.

Сосед засиял:

– Вот и правда, запишите мой адрес и телефон, вдруг пригодится.

– Хорошо, запишу, – Майя вытащила из сумочки записную книжку.

Как для человека важно, чтобы ниточка веры  не обрывалась!

Он знал, что она никогда не позвонит. Но мысль, что у неё всё-таки останется номер его телефона, утешала его. Понравившаяся ему женщина не потеряется бесследно!

Сосед соображал неплохо. К тому же, как оказалось, у него была и реакция  неплохая! Он мигом разогнался:

– А, может быть, я к вам, в Байрам-Али приеду?!

– Ни в коем случае! Вы что, смеётесь? Я же вам сказала, где у меня муж работает. Вы что думаете, я буду позорить свою семью?

Сообщение о муже пришлось как нельзя  кстати и заметно охладило соседа.

– Ладно. Хорошо, что у вас хоть номер моего телефона остался. Позвоните, если что-то будет нужно.

Майя согласно закивала головой:

– Может быть и позвоню, кто знает. Вдруг пригодится, знаете же пословицу про две горы?

Но в душе оба знали: вряд ли случится этот звонок.

 

 

 

ГЛАВА V

 

Однако Майя выглянула из окна, когда на станции сосед спустился из вагона и, достаточно легкой походкой для его грузной фигуры, направился к действительно роскошному белому автомобилю, поджидавшему его. В иномарках Майя не разбиралась, но отметила, как подобострастно выскочил шофёр и открыл для него дверцу машины.

“Котик” ввалился на сиденье. Из окна машины было видно, как он, тем же самым привычным движением, обтёр лицо и шею, но уже не полотенцем, а  носовым платком. Затем, свернув его в несколько слоев, положил на шею, под воротник своей светлой рубашки.

Такую привычку у мужчин – складывать носовой платок в полоску и засовывать под воротник, она видела только  в Туркмении.

Ещё её удивляла привычка мужчин носить в невыносимую, просто  дикую, жару рубашки с длинным рукавом и с застёгнутой манжетой. Может быть потому, что южане, сами по себе смуглые, не хотели становиться ещё  темнее? Сложно сказать. Но мужчины почему-то предпочитают здесь не оголять руки, даже  до локтя. Может быть потому, что их руки, из-за лепёшек и чая, не выглядят накачанными и привлекательными?

Опять же, сложно сказать. Но это не столь  важно.

 

Важным становилось то, что, по мере приближения к пункту назначения, в вагоне становилось всё  теплее и теплее! И первая встреча с настоящей жарой произошла уже в городе  Мары.

Поезд остановился. И надо было выскочить, купить воды и что-нибудь перекусить, так как домашние запасы подходили  к концу. Майя оставила прилипшего к окну купе сына, а сама побежала к торговкам. Они сидели в ряд, замотанные в тонкие платки до самых  глаз. Майю, буквально, обдало жаром! Когда жарко, но есть хоть лёгкое дуновение ветерка, как у них дома, всё-таки  полегче. Но когда ни один листок даже не шелохнется на деревьях, вот это и есть  настоящая туркменская жара! Марево!

Хоть слово “марево” означает, скорее, дымку воздуха. Тогда несколько видоизменим слово – мориво! От слова – морить.

 

Такое ощущение, что ты  в сауне. С той только разницей, что выйти из неё  нельзя и отключить электроэнергию – тоже. От привокзального асфальта исходил такой жар, словно ты стоишь на сковородке, но огонь тоже никто  не выключит.

Майя быстро схватила кое-что из съестного и быстро побежала  к вагону. Так как не спросила у проводника, сколько будет стоять поезд.

Ребёнок с интересом начал разглядывать новые для него лакомства и пробовать их – “на зуб”.

– Что это, мам?

– Сама не знаю, что-то похожее – на “козинаки”. Только не знаю из чего, на семечки или на орешки  не похоже.

– Это из зёрен кунжута,— подсказала их новая соседка.

– А – а, вот как! Попробуем. Хотите? Угощайтесь!

– Нет, спасибо,  я уже этого добра  наелась.

– А для нас это ещё  в диковинку.

Сын с удовольствием, за обе щеки, уплетал и другие восточные сладости.

Майя обратилась к соседке:

– У вас тут всегда так жарко?

– Это ещё не жара, в конце июня. Жара бывает  в июле.

–  Ну, если это – не жара, тогда что же называется – настоящая жара!?

Соседка отозвалась:

– Я вижу, Вы с сыном, в Байрам-Али едете, там и узнаете настоящую жару.

Позже Майя услышала шутливое высказывание: ”В Союзе есть три дыры: Тында, Кушка и Мары.” На этот регион приходилось сразу  две. Щедро!

Вскоре город Мары остался  позади. Поезд подъезжал  к Байрам-Али. И наконец – остановка. Муж заверил её, что их будут встречать. Он созвонился и сообщил номер вагона.

И в самом деле, в вагон вошел молодой смуглый мужчина в светлой одежде и сразу направился  к ним:

– Вас зовут Майя? Вы – из Шевченко?

– Да.

– Где ваши вещи, я помогу.

Майя подала ему сумку. Инструктор ей понравился: он вел себя точно  по  инструкции. Их встречала чёрная обкомовская “Волга”

Майя опять же подумала: ”Обкомовский парк машин, всё – как у нас! Здесь климатические особенности роли  не играют, всюду рулит  партия.”

По дороге к гостинице Майя с интересом разглядывала новый город, который, если по большому счёту, то и городом-то не назовешь. Обычный частный сектор, даже двухэтажных домов не видно. Майя спросила у инструктора:

– Это что, пригород, или уже сам  город?

– Вы же видите, что Байрам-Али только именуется городом. А на самом деле здесь, может быть, с десяток не больше наберётся двух-трёхэтажных  домов.

Проезжая по улицам, Майя обратила внимание, что на электропроводах, натянутых от столба к столбу, обильно свисают какие-то тёмные сосульки.

– А на электропроводах, что это такое висит?

– Это ещё с осени остается. Когда собирают хлопок, возят его сдавать, пух летит и цепляется  за провода.

– Так, а почистить их нельзя, хотя бы в черте  города?

Он ответил, вопросом на вопрос:

– А кто будет чистить?

– Резонно! Полностью удовлетворена ответом.

Майя подумала, разглядывая уже слегка запылённые деревья:

“Так, одна визитная карточка уже  есть! Первая достопримечательность.” Проезжая дальше по улицам, Майя почувствовала какой-то стойкий, специфический, запах. Не скажешь сразу, приятный или  неприятный.

– А чем пахнет?

Инструктор полуобернулся:

– Я ничего не чувствую. Никакого запаха.

– Вы, видимо, уже привыкли к нему. Словно что-то жарят?! Запах пирожков, но я не вижу, чтобы на улице что-то готовили.

– А, это запах хлопкового масла, у нас на нём  всё жарят, поэтому запах стоит по всему городу.

– А-а, вот так! Значит,  это тоже – местная особенность? А вкусная еда получается?

Инструктор улыбнулся:

– Попробуете.

За разговором подъехали к трёхэтажному зданию, похожему на обычную прямоугольную коробку жилого дома, с обшарпанным фасадом.

Майя воскликнула, с удивлением:

– Это и есть гостиница?! Это и есть пятизвёздочный отель? – сделала она заключение со смиренной иронией.

Инструктор никак не отреагировал на её последние вопросы. Он бесстрастно произнёс:

– Я провожу Вас.

Майя с сыном поспешили  за ним.

Он подошёл к администратору и сказал:

– Велели поселить их в люксе, на втором  этаже.

Администраторша с подчёркнутым  любопытством посмотрела на молодую женщину с мальчиком, и дала распоряжение дежурной поселить  их где велено.

Дежурная проводила их в «люкс». Принадлежность номера к «люксу» заключалась в наличии маленького холодильника, кресла (кроме кровати), ванны, туалета и ковра – на полу. Как выяснилось позже, в других номерах, которые так именито не назывались, не было туалета, ванны, холодильника, кресла и ковра на полу. Люди ходили в общественный туалет, на улице. Где рой мух, не сломленных жарой и прочими неудобствами, услужливо прилипал ко всем сокровенным местам.

Гостиницу, в большинстве своём, заселяли тоже  почечники, как их тут называют, приехавшие издалека и не попавшие в санаторий по той или иной  причине. И командированные.

Майя, будучи оптимисткой по натуре, начала сживаться с мыслью о существующем порядке вещей и принялась развешивать одежду на плечики, в шифоньере.

Ребёнок же, сбросив рубашку,  в одних шортах отправился вниз

осматривать своё новое жилище. Им предстояло пробыть здесь целых сорок дней! Именно столько требовалось по правилам  климатотерапии.

Майя подумала: ”Да-а, весь отпуск и ещё десять дней, без содержания, придется торчать здесь. Занятная перспектива. Ничего не скажешь! Но куда денешься?”

 

 

 

ГЛАВА VI

 

Первые дни, каждое утро, Майя проводила в беготне по сдаче анализов ребёнка. А оставшееся время уходило на консультации у врачей санатория.

На приём к главврачу она оделась тщательно, и во всё – белое. Сына тоже одела соответственно случаю. У каждого человека перед любой встречей, деловой или частной, есть только один шанс – произвести первое благоприятное впечатление. И одежда здесь играет  далеко не последнюю роль.

 

Врач, туркмен, мужчина средних лет, окинул цветущую мамашу одобрительным взглядом и не без елея в голосе сказал:

– Знаете, у вашего сыночка, в общем, неплохие анализы. Особого беспокойства  не вызывают. Ваш муж звонил мне, он желал бы устроить сына именно  в санаторий.

Сына мы можем оставить здесь, я могу  распорядиться. Но вам, здоровой женщине, – и он ещё раз скользнул по её фигуре взглядом, – никак сюда не попасть. У нас и так всё  переполнено. А ребёнку, сами знаете, как  без матери. Вы можете оставаться в гостинице вместе с сыном. Будете через несколько дней приходить ко мне  на приём. А в остальном разницы нет: санаторий или гостиница.

Всё равно лечение одно: арбузы и зелёный чай. Я думаю, там вам вместе, будет гораздо  лучше. А вот питание для ребёнка я могу Вам выписать

из санатория. Будете два раза в день получать пищу в судках, на обед и на ужин. Хотите?

Майя быстро закивала головой:

– Конечно, конечно, я для этого и приехала сюда, чтобы сынишку  подлечить. Он ведь здоровым  родился. Никогда и ничем не болел, кроме обычных зимних простуд. Когда дети чихают друг на друга или без пальто бегают на перемене по улице.

В гостиницу возвращались в более-менее приподнятом  настроении.

Владику нравилось, что можно мотаться целый день около гостиницы в одних шортах, без всякого санаторного режима. Больница ему и дома надоела. Маму тоже устраивала независимость. Целых сорок дней они будут предоставлены сами себе.

 

Проходя по аллеям санатория, она обратила внимание на мужчин и женщин, лежащих на раскладушках под тенью деревьев. Рядом с каждым из них лежал арбуз и стоял зелёный чай – в банке, бутылке или  в термосе.

Те, кто чувствовал себя получше, что-нибудь читали. Майя также обратила внимание, проходя мимо некоторых больных, что у них  измождённые, заострённые лица. Заболевание почек – это  очень серьёзно. Позднее они слышали в гостинице, что некоторые тяжёлые больные, которых слишком поздно привезли, умирали даже в санатории. Слух разносился быстро. Тогда на несколько дней гостиничные почечники погружались в слабость и депрессию.

Владик спросил, глядя на санаторную «идиллию»:

–Это и есть всё лечение?

– Нет. Здесь, кому это необходимо, и уколы делают и прочие процедуры проводят. Сюда же и тяжёлые больные приезжают со всех концов Союза и даже, я слышала, из-за рубежа.

– А почему именно  сюда? У нас же на Мангышлаке тоже жара летом стоит!?

–  Не знаю точно, сынок, но говорят, что здесь какая-то особенная зона. Какой-то целебный коридор идёт из космоса – и именно на территорию  Байрам-Али. Как нам обещают, за сорок дней все шлаки из твоего организма выйдут – через кожу. При условии, что ты хорошо будешь есть арбузы и много пить зелёного чаю. Твои почки отдохнут, восстановятся и не будут тебя больше беспокоить.

 

И действительно, даже у здоровых людей где-то с 15 июня до 9 августа, как они позднее отметили с Татьяной, почки  отдыхали. То есть, взрослый человек ходил по маленькой нужде один, максимум два раза  в сутки. И то чуть-чуть.

Майя сказала сыну по дороге:

– Хорошо, хоть у нас холодильник в номере есть. Запаришься, каждый день за новым арбузом на рынок ездить, ведь в такой жаре он мгновенно прокиснет. Вот так, дорогой мой, будешь съедать каждый день по одному арбузу. Слышал, что доктор сказал?

Сын воодушевился:

– Конечно, с удовольствием.

– А сейчас мы зайдем и купим несколько пачек зелёного чаю.

 

 

 

ГЛАВА VII

 

Так и начался их первый год пребывания в этом городе-курорте. Если это и можно сказать о нём, то с большой  натяжкой. На самом деле, это просто  большая деревня, где единственной достопримечательностью является сам  санаторий. Днём – для лечения, вечером – для развлечения! Для тех, кто ещё в состоянии резвиться. Вечером в санатории либо танцы, либо фильм в летнем кинотеатре. А в гостинице единственным источником для развлечения являлся чёрно-белый телевизор в холле второго этажа.

Сюда вечером, как по мановению волшебной палочки, стекались сожители и на продавленных диванах покрытых накидками с некогда экзотическим рисунком, ”держали руку на пульсе событий” великой страны или смотрели чёрно-белые невыразительные фильмы.

Первые дни Майя игнорировала все эти сборища, что сразу же вызвало всеобщее неодобрение женщин и любопытство мужчин.

Она старалась больше сидеть в номере под кондиционером и читать.

Это тоже преимущество люкса – наличие кондиционера.

Но при следующем посещении главврач строго-настрого запретил включать его:

– Я понимаю, вы – молодая. Вам ни к чему париться в духоте. Но ребёнок должен потеть днем и ночью, так что старайтесь не злоупотреблять кондиционером. Можете включать его для себя, когда он бегает на улице. Но лучше вообще  не включать.

Майя повиновалась ему во всём.

 

Вскоре спесь нашей горожанки стала менее выраженной, и она села на диван рядом с двумя женщинами, смотревшими передачу.

К ней сразу обратилась одна из них:

– Ну что, давайте знакомиться?! Вижу, вы приехали с сыном, я тоже приехала с сыном.

– Откуда?

– Из Магнитогорска. Меня зовут  Татьяна.

Татьяна выглядела примерно на 42-43 года. С фигурой, соответствующей своему возрасту, слегка располневшей. Но талия ещё просматривалась. Цветной сарафан обнажал полноватые плечи. Химическая завивка на светлых волосах, короткая стрижка, небольшие голубые глаза, полные щечки и губы. Типичная внешность для русской женщины. Но, главное, из  глаз  лучилась доброта и хорошее расположение духа.

Майе она показалась приятной женщиной, во всяком случае, вполне подходящей для компании в подобном месте.

Тем более что их дети были примерно одного возраста: Владику 10 лет, а Саньке, как его называла мама, лет 8-9. Саша, такой же светленький, как и его мать, с такими же голубыми глазами и с уже выгоревшими от солнышка волосами.

Майя подумала: «И Владику будет компания».

Следом отрапортовала другая женщина:

— А меня зовут  Зина. Я приехала с дочерью – Верочкой. Тоже у девочки почки больные. Мы с Татьяной уже второй год здесь встречаемся. А вы откуда?

И пошли обычные расспросы. Зина была на вид гораздо старше  Татьяны. Невысокого роста, тоже  светловолосая женщина, тоже  с химической завивкой. Как выяснилось, ей уже около пятидесяти.

Вбежала её дочь Верочка, как две капли воды, похожая на мать, с такими же быстрыми карими глазами.

Майя подумала: ”У такой, уже немолодой, женщины дочери, наверное, ещё и десяти лет нет”.

Зина, словно прочитала её мысли:

– Это моя  последняя любовь, хорошая девочка. А как она на баяне у меня играет, заслушаешься. Лучше всех в музыкальной школе! Не столько по нотам играет, сколько – на слух. Преподаватели даже поражаются: любую песню может на слух подобрать.

Зина с нежностью посмотрела на дочку. Верочка действительно проявляла музыкальные способности, удивляя всех разнообразием репертуара. Она очень уверенно справлялась с инструментом. Острые детские коленки выглядывали из-под огромного, для её роста, баяна.

Она часто по вечерам развлекала гостиничную публику. Верочка, с чисто маминой московской практичностью, как-то сказала, причём довольно громко:

— Мам, а что это я бесплатно играю? Пусть по десять копеек платят за то, что слушают.

Взрослые переглянулись. Зина вынуждена была сказать, с лёгким оттенком смущения:

– Ладно, ладно, мала ещё концерты устраивать, занимайся больше.

Майя отметила, насколько у Зины алые и красивые губы. Никогда, ни прежде, ни потом, она не видела у пятидесятилетней женщины таких красивых, главное – алых, губ. Форма губ тоже от возраста нисколько  не пострадала. Поэтому взгляд постоянно останавливался на её губах. В то время, когда в её хитрых карих глазках всё время блуждали какие-то выгодные для неё размышления. Зина к тому же заразительно смеялась, показывая ряд белых ровных зубов.

Но общалась Майя больше с Татьяной. Как-то так сложилось.

И на базар за арбузами они ездили вдвоём с Татьяной. Сначала Зина обижалась, но потом  смирилась.

 

 

 

ГЛАВА VIII

 

Так прошло около трёх дней. Дома Майе наказывали пойти в обком и поблагодарить первого секретаря за оказанную любезность: ведь их встретили и разместили в гостинице. И за то, что он оказал помощь в санатории.

Майя перед визитом привела себя в полный порядок и подкрасилась. Утром жара не такая сильная, и у неё был шанс дойти до здания обкома со свежим макияжем.

Майя надела своё самое красивое платье: белое, украшенное ришелье, белые босоножки, накинула на плечо белую сумочку и отправилась к первому секретарю на приём.

Обком находился примерно метрах в трехстах от гостиницы, в самом  центре. Входя в святая святых каждого города – обком, Майя начала ловить на себе заинтересованные взгляды снующих мужчин.

Молодая, красивая, хорошо одетая горожанка, явно – не местная. Но Майя точно знала, что в подобных местах нужно быть предельно  кроткой. Со смиренным, от почтения, взором. Перед поездкой её «инструктировали»  долго и нудно. Да и дома хватало муштры в этом направлении:  в их квартире полно бывало разных ЦКовских, требующих особого обхождения со своими сановными персонами. Секретарша доложила о ней. Первый, к удивлению Майи, сразу принял её, хотя в приёмной стояли и другие люди.

«Господи, – подумала Майя, входя в кабинет,– как будто дома! Все эти кабинеты, словно близнецы-братья! Над головой сидящего – портрет Ленина, в углу – красное знамя с каймой. Древко знамени вставлено в чугунную подставку. Длинный стол для заседаний, торцом – к столу хозяина. По бокам стулья со спинками, чтобы не упал «нечаянно заснувший».

Хотя в кабинете у первого вряд ли кому-то удавалось заснуть: одним – от напряжения, другим – от восторженного чувства благоговения. Молодцы японцы: у них ни в одном зале заседаний нет стульев со спинками, тем более – удобных кресел. А здесь, всё – по шаблону. Никакой самодеятельности.

Ей на минуту показалось, что она входит в кабинет к мужу. Хоть он и не был Первым секретарем, но его кабинет был обставлен не менее помпезно.

И тут она опустила глаза на самого хозяина кабинета, пока он что-то дописывал в тетради. Затем  посмотрел на неё.

На неё глядели тёмные, очень проницательные глаза мужчины, больше похожего на восточного поэта или мудреца, только  без чалмы. Аккуратно зачёсанные на косой пробор волосы. Тонкое, привлекательное, холёное лицо человека, привыкшего пользоваться в жизни всем самым лучшим, как и положено по рангу  первых! В белой рубашке и в изысканном галстуке: обкомовские никогда не расстаются с галстуками, даже  в жару.

Он осмотрел Майю с головы до ног. Видимо, тоже остался доволен увиденным, поэтому плавным жестом изнеженной руки предложил ей сесть.

Она поблагодарила его за встречу, за содействие, как было велено дома. Первый с явным интересом беседовал с Майей: новый человек в городе, молодая женщина. К тому же Майя изо всех сил старалась произвести на него впечатление. Сквозь явное смирение и почитание  к его сану в её словах скользили лёгкое кокетство и вызов.

Первый даже встал из-за стола, когда она собралась уходить. Майя выходила с приятным чувством, зато в приёмной несколько человек, ожидающих своей очереди, окинули её злыми глазами: эта фифа отняла у них столько времени. Но когда она возвращалась в гостиницу, приятное чувство вернулось снова…

Татьяна сразу же спросила:

– Ну как у них  первый?

– Ты знаешь, очень, ну очень, интересный мужичок! Я даже не ожидала, этакая восточная утончённость в лице, хоть портрет пиши. Да и в общении  весьма приятен.

– Ну так что же ты? Вот тебе и вариант на отпуск: приятное с полезным. Он тебя тут всем обеспечит! Не нужно будет каждый день на рынок  бегать. Как сыр будешь в масле кататься.

– Ой, только не это! Не надо мне ни сыра, ни масла. Мы же с тобой решили на это время стать вегетарианками, ты что, забыла уговор? Кормим хорошо только детей, а сами «сидим»  на подножном корму, на арбузах и овощах!

ГЛАВА IX

 

Наутро Майя с Татьяной, как положено, поехали на рынок пораньше, пока не началось пекло и пока  спали дети.

Первые дни, Майя ходила на рынок в белом котоновом брючном костюме и белой шляпке, чем вызывала к себе повальный интерес местных жительниц. Уж они-то все были одеты почти одинаково: платья с вырезом – под шейку, ровно посередине – небольшой разрез. По горловине и вдоль разреза  расшиты либо цветными нитками, либо  украшены бисером. На голове – платок из тонкой ткани. И обязательный атрибут женской одежды – штанишки с вышивкой внизу.

Майя как-то спросила у дежурной, в гостинице:

– Как вы в такую жару ещё и в шароварах ходите? Просто  уму

непостижимо!

Она улыбнулась и сказала:

– Так они только  до колен.

–  А – а – а, вот как! Так это всё – только бутафория! Так вы дурите ваших мужчин?! Ну это ещё куда ни шло, а я думала, они  настоящие.

А Майя продолжала ездить на рынок в своей белой одежде.

Автобусы в городе ходили все какие-то устаревшие и полностью изношенные. Туда ехали так себе, можно было хоть стоять. Но возвращаться с рынка – это уже целое искусство. Надо было умудриться протащить свои баулы с арбузами сквозь многочисленные сумки, ведра с овощами, сетки с фруктами и т.д. и т.п.

Да ещё и для себя определить место, хотя бы  стоячее. И всё это среди жуткой жары, духоты и запаха разгорячённых, и не всегда чистых, тел.

Короче – восточная экзотика, щедро сдобренная экзотическим же общением пассажиров между собой, которые полувисели или полулежали в общей массе спрессованных курортников и местных жителей

Редчайший случай, когда Майе и Татьяне удавалось сесть, да и то, тут же приходилось уступать место  пожилым.

Совсем кстати в этой «душегубке» Татьяна ей снова прошептала:

– Так ты хорошо подумай насчёт первого. Такой, как ты, ничего не стоит понравиться  ему.

– Да, и уже через две недели надеть такое же платье и шальвары.

–  Да ладно, не утрируй, зато не будешь, как лошадь, арбузы на себе таскать целый месяц.

–  Знаешь, я пока не решила, что лучше. Пока оставим всё как есть.

С этими словами они прошли от автобусной остановки до гостиницы.

 

Войдя в вестибюль, Майя увидела горничную, которая несла… Несла на вешалках – именно её платья!  Сначала Майя своим глазам не поверила, думала – ошиблась. Она несколько мгновений, в ступоре, смотрела на это действо. Но присмотревшись, точно узнала свои платья. Горничная уже скрылась с ними в коридоре, ведущем к элитной части гостиницы.

На первом этаже находилось несколько номеров для особых гостей, куда поселяли только по звонку первого секретаря.

Майя опустила свои сумари с арбузами и прочей снедью на пол и опрометью бросилась за горничной:

– Вы что делаете? Куда Вы переносите мои вещи?

Горничная невозмутимо ответила:

– Ваши вещи велено перенести в номер «люкс», на первом этаже.

– Кто велел!?

– Директор гостиницы.

Майя сразу сообразила, что на первом этаже, с обратной стороны, есть отдельный вход, дабы избежать  посторонних глаз…

А со стороны вестибюля коридор в апартаменты перекрывала достаточно хорошо инкрустированная красным деревом дверь. Ежику понятно, к чему всё это затевалось.

Майя ничего не стала объяснять горничной, взяла свои вещи на плечиках и снова понесла в свой, правда менее достойный его царственной особы, «люкс».

Татьяна, как всегда, с готовностью подытожила:

– Ну и дура, от такого шика  отказалась.

– Танюша, неизвестно от чего я отказалась.

Первому, конечно, сразу же доложили о строптивости гостьи. Два дня было тихо, на третий, с утра  раздался звонок.

Первый, следуя восточной мудрости, начал издалека, но дошёл-таки до главного вопроса – почему отказалась?

Тут уже Майя, чтобы, не дай Бог, не испортить отношения, начала скороговоркой лепетать, прикинувшись послушной овечкой:

– Я так благодарна вам за заботу, я так высоко ценю ваше расположение и внимание к нам, но я не люблю создавать лишние неудобства. Внизу поселяются солидные люди, а у меня сынишка как раз в таком возрасте, когда дети могут шуметь, бегать туда-сюда, хлопать дверью. Спасибо ещё раз, но так, действительно, будет лучше  для всех.

Она  лепетала эти слова, он слушал их, но оба прекрасно понимали, что «Оне»  получили отказ!

После короткого молчания он, видимо, понял, что настаивать бесполезно и снисходительно-примирительно сказал:

– Ладно, на днях я зайду посмотреть, как вы устроились.

Майя сразу же «подхватила» инициативу:

– Конечно, конечно, я буду очень рада видеть вас. Ещё раз спасибо за внимание, у нас  всё хорошо!

И он повесил трубку.

Это «на днях» произошло через день.

Поскольку в гостинице, хоть для высоких, хоть для низких гостей, воду давали всего два раза в день, по полчаса утром и вечером, то надо было успеть постирать кое-что, благо на сына приходилось стирать только бельё и шорты. Да ещё успеть набрать ванну воды для прочих хозяйственных нужд. В том числе, для пользования туалетом, так как у всех, почти без исключения, приезжающих в Байрам-Али, от речной, наверное не совсем чистой воды случалось  жуткое расстройство. Майя, в основном, боялась за сына: он и так худенький, а тут еще эта  напасть.

Майя спросила у Татьяны:

– Таня, у вас с Санькой тоже проблема с кишечником из-за воды?

– Всегда. Вот уже третий год мы сюда приезжаем и неделю не вылезаем из туалета. Ты чувствуешь, какая вода  на вкус? Просто ужас! Тухлятина!

– Мне трудно сказать, мы же в Шевченко опреснённую воду пьём.

–Здесь многие страдают, пока кишечник не адаптируется. Смотри, только кипячённую воду пейте.

 

– Да смотрю. Только всё равно живот  «хватает».

– Скоро пройдёт.

И вот, за хозяйственными делами Майю застал стук в дверь.

Она, будучи в полной уверенности, что никто, кроме Татьяны, не должен прийти, в одном исподнем открыла дверь.

Только хотела спросить: ”С каких это пор вы такие любезные, что стучитесь?”— как ойкнула и скрылась за дверью, чтобы набросить халат.

На пороге стоял молодой мужчина, в светлых брюках и светлой рубашке. В руках он держал большую картонную коробку с чем-то тяжёлым. Он спросил:

– Вы Майя?

– Да.

– Вот, Вам передали.

– Кто передал и что?

Майя не знала, что здесь в подобных случаях не принято задавать вопросов. Поэтому мужчина, посмотрев на неё с оттенком высокомерной иронии раба,  сказал:

– Увидите. Мне велено передать, что вечером зайдут посмотреть, как вы тут устроились.

Майя так растерялась, во-первых: она не знала, что  в коробке. Во-вторых: она не знала, как себя повести, принять её или отправить  назад. Это был в её жизни первый прецедент  подобного рода.

Замешательство длилось несколько секунд. Затем инструктор спросил:

– Так я могу войти и поставить коробку?!

Майя, молча, отступила назад, из коридора – в комнату. Он прошёл и поставил коробку на пол. Чувствовалось по его движениям, что для него это – привычное дело. Следом за ним вошёл, судя по внешнему виду, водитель и поставил рядом ещё одну коробку.

И они быстро ретировались. Только тогда Майя легонько приоткрыла одну из четырёх створок коробки, оттуда показались три горлышка. Она открыла остальные три створки.

В первой коробке находилась изысканная снедь и напитки: коньяк, шампанское, вино, лосось, две банки красной и чёрной икры, банка кофе, балык, две палки разной, дорогой, колбасы, несколько плиток шоколада и далее, по списку  джентльменского набора. А вторая коробка – с невообразимо красивыми фруктами. На рынке таких  не увидишь. Такого крупного винограда Майя ни разу за эти дни не видела. Как она узнала позже, для первого выращиваются особые фрукты: виноград, персики необычайной красоты, яблоки и груши.

 

Майя шутливо подумала: ”Жаль, они сюда ещё и арбуз не положили.” Так как за эти дни арбузов все уже наелись  вволю.

Оставив коробки открытыми, Майя побежала за Татьяной.

Они с Санькой жили на третьем этаже в номере – «для остальных»: без туалета, ванны, холодильника. Две кровати и раковина, где можно было почистить зубы, умыться, помыть посуду и постирать.

Поэтому столовались все четверо, как правило, в Майином  люксе.

Посуду мыли все вместе. Майя и Татьяна решили сложиться на еду.

Всю пищу, которую Майя приносила в судках из санатория, делили между детьми. Им как раз хватало на двоих. А сами питались, чем придётся.

Татьяна тоже использовала момент и что-то стирала в чашке, поставленной в раковину.

– Танюшка, пошли быстрее ко мне. У меня такой  сюрприз! Не знаю, правда, как его  воспринимать. Брось всё, пошли!

– Слушай, что-то важное? Ты же знаешь, надо успеть постирать, пока есть вода. Я же не живу  в «люксе».

– Важнее не бывает.  Пошли скорей, увидишь сама.

Татьяна вытерла руки и пошла за Майей. Майя распахнула дверь:

— Вуаля!

Татьянины, не очень большие, светлые глаза стали большими и круглыми:

– Вот это да! Откуда это?

– Знаешь, я честно говоря, не знаю, радоваться мне или горевать? Меня в первый раз так открыто покупают. И я не знаю, большая это плата или  маленькая. Я что, за такое количество снеди сразу с порога должна отдаваться!?

Татьяна во все глаза разглядывала содержимое двух коробок. И оторопело подытожила, не обращая внимания на заданные ей вопросы:

–Такая прорва еды! Ты знаешь на сколько нам всего этого  хватит!? Да, мать, щедрый подарок ты получила. На Востоке к желанной женщине все  с подарками идут. Ты же первый раз  в Туркмении.

– А ты что, уже экспертом по Востоку стала, если утверждаешь, что я за это время уже успела стать  желанной? Ты мне лучше скажи, что мне с этим делать?

– Как что?! Запихнуть всё это в холодильник и ждать  гостя. Да смотри, встреть его, как положено.

Майя закончила мысль:

– А то дядя больше подарков не принесёт! А как положено, подскажи.

– Ну, тебя этому учить не надо, сама  чересчур умная! По ходу  сориентируешься.

Татьяна пошла достирывать. А у Майи кругом пошла голова: как и что. Прибежал в номер Владик и всплеснул руками:

– Ой, сколько всего! Откуда это?

Майя сказала сыну:

– Сегодня к нам пожалует самый высокий в этом городе гость. Сказал, что зайдет посмотреть, как мы устроились.

Но ребёнок особенно не прореагировал на иносказание матери, схватил что-то для себя и для Саньки и умчался из номера. Зато для Майи размышлений было  хоть отбавляй: во что одеться, как встретить, как себя вести, к чему себя готовить и т.д.

И, самое главное, что она ждёт  от этого визита и рада ли она этому событию? Но ответов не было. А волнение понемногу нарастало.

Тем более что ей точно не сказали, во сколько господин изволит пожаловать.

Майя оделась и начала прислушиваться к шагам в коридоре.

Наконец раздался заветный стук  в дверь.

Первый вошёл в свежей рубашке и в другом галстуке. Майя это отметила. Хочет понравиться. Сама она решила идти  на автопилоте.

В конце концов, в её доме перебывало немало всяких первых из других областей и ЦК. Правда дома она была как прислуга: приготовь, накрой, принеси, унеси, и неусыпно наблюдай, не нужно ли чего добавить или убавить для высоких  гостей. Школу она прошла  немалую. И проколов, вроде, не было. Хоть муж в итоге всё равно за что-нибудь  шипел.

Но здесь она выступала не только в роли хозяйки, но и предположительной партнёрши, именно к ней пришёл этот мужчина.

Очень помогло ей то обстоятельство, что им быстро удалось найти верный тон в общении: дружески-непринужденный. И они смогли быстро расслабиться. Майя накрыла стол из подарочной снеди, соответственно  случаю. Постаралась ничем не ударить  в грязь!

Дети забегали время от времени что-нибудь просили и снова убегали. Таким образом, Майя и Первый могли свободно общаться.

После первого бокала шампанского он предложил ей рюмку коньяку, она кокетливо, но отрицательно отреагировала:

– Когда речь идёт об алкоголе, я часто повторяю свою любимую фразу, что я из тех редких людей, которые могут пьянеть  без вина. Первый внял этому признанию.

В принципе, это было хорошее и во всех отношениях приятное общение мужчины и женщины в так называемой стадии  интереса.

Ничем не обременённое и в то же время  не лишённое  загадок.

Гость вёл себя отменно: вежливо, доброжелательно, абсолютно ничем и никак не подчеркивая свою сановность. Он оказался прекрасным собеседником. Общение с ним было приятным, полным весёлых историй, юмора и шуток.

Говорили на разные темы, иногда перескакивая с одной на другую, и всё свидетельствовало о том, что вечер  удался.

Когда Майя почувствовала в нём что-то созвучное себе, она доверилась ему:

– А я ещё пишу стихи.

Он с такой готовностью откликнулся на это сообщение:

– Да вы что, правда? Я тоже, тайком, кое-что пишу. Хотя у нас работа такая напряжённая, по мужу знаете – какая.

– Да уж знаю, как не знать. Хотя участие во всем этом принимаю лишь косвенное.

– Ну, не скажите! У нас, партийцев, на первом месте – крепкий тыл!

Вот уж от этой фразы её откровенно передернуло: она почти каждый день слышит бредни про крепкий тыл, который с другой стороны никак  не укрепляется.

Первый был, видимо, очень чувствительным человеком, он сразу заметил, что по её лицу пробежала лёгкая тень досады, и перевёл разговор в более приятное русло – на стихи:

– Так вы что-то привезли? Можно мне почитать хоть одно?

Майя услышала в его голосе настоящую заинтересованность.

Для нас всегда важно узнать побольше о человеке, который нам понравился. Любая информация имеет  значение: черты характера, привычки, вкусы, особенно содержание  внутреннего мира. Первый тоже, видимо, любопытствовал именно из этих соображений. Если он сам писал, то точно знал, что стихи – это не только зеркальное отражение души, это сама душа человека.

Прочтёшь пару куплетов и сразу видишь, кто  перед тобой.

Майе же, как любому пишущему, такой бальзам! Свободные, к тому же заинтересованные  уши!

Она с готовностью взяла из тумбочки папку с листками и подала её  Первому. Он начал читать.

Сначала выражение его лица было обычным. Но затем она увидела, что, читая дальше, он становится серьёзнее и как бы  отстранённее.

Он весь погружён в тему  стиха. Так внимательно читал её стихи только шеф – на работе. Ей приятно было наблюдать за его глазами.

Это утончённое и, в полном смысле этого слова, умное лицо склонялось над листками на полном серьёзе.

Он читал, не задавая ни одного вопроса, один листок за другим.
Майя сразу же прониклась к нему  признательностью и симпатией. Ей даже захотелось подойти к нему и, в процессе его чтения, склонить свою голову ему на плечо.

Созвучие всегда было самой короткой дорогой  от сердца к сердцу.

Как только оба улавливают это звучание в унисон, доверяются друг другу  интуитивно.

И в этом случае, как правило, редкими бывают ошибки или  разочарования. Бывают, но чаще после того, когда вмешивается разум и начинает продуцировать различные доводы.

Первый дочитал все стихи и только тогда поднял удивлённый взгляд:

– Вы знаете, очень неплохо! Во всяком случае, если бы я был редактором, я бы все их  напечатал.

– Спасибо, я так благодарна вам за добрые слова. Вы даже представить себе не можете, как! Тут на днях у нас в ресторане, при гостинице, обедал главный редактор толстого журнала из Владивостока. Я случайно узнала от администратора, что он  редактор и известный в издательских кругах человек. Рискнула подойти после обеда и спросить: ”Скажите, пожалуйста, не могли бы вы почитать мои стихи? Я пишу уже давно.” Он посмотрел на меня через пелену мутных, ничего не выражающих глаз и равнодушно бросил: ”Ладно, оставьте, я пробегусь  по диагонали.” Я тут же взяла у него папку со стихами и сказала:” Нет, спасибо! Я не хочу, чтобы мои стихи читали по диагонали”. Он от удивления даже привстал со стула. Затем примирительно сказал: ”Ладно, оставьте, я почитаю”. Я ему ответила: ”Нет, не надо, спасибо” Я же понимала, что он всё равно будет читать по диагонали. Позднее администраторша сказала, что он тяжело  болен.

Тогда я успокоилась: какая ему поэзия? Когда у него больше единицы белка в моче. А вы всё так заинтересованно прочитали. Спасибо вам! У меня дома много  стихов. А мой супружник считает, если женщина пишет стихи после восемнадцати лет, то это уже  нонсенс, отклонение  от нормы. Я пишу тайком, прячась от него. И только когда я уезжаю из дома, он начинает рыскать по папкам, искать стихи и по ним изучать мой  внутренний мир. У нас с ним, к сожалению, нет  доверительных отношений.

Первый от этих слов явно осмелел и начал спрашивать, кто является источником  вдохновения.

На этой фразе Владик влетел в комнату. Майя сказала:

— Сынок, мой ноги и больше никуда не ходи. Уже поздно, садись ужинать.

Сын начал канючить, что пойдет с Санькой смотреть телевизор.

Но Майя не хотела больше оставаться с Первым наедине. Да и время уже перевалило за десять часов.

У гостя по лицу прошла тень лёгкой досады, но он справился с этим довольно быстро. Начал задавать мальчику обычные вопросы, как он себя чувствует, нравится ли ему здесь и т.д.

 

В такой ситуации трудно отделять мать от ребенка. И он  смирился.

Сын у Майи – контактный и воспитанный мальчик. Он сразу расположил к себе гостя.

И Первый спросил:

– А хочешь, я тебе фокус покажу?

Владик с готовностью ответил:

— Конечно, а вы можете?

— Вот смотри.

Гость взял монетку, положил между двух пальцев, лёгкое движение руки – и монетка  исчезла. Ребёнок широко раскрыл глаза:

– Вот это да! А где она?

– Ты будь внимательней, смотри снова.

Монета тут же появилась! Он её снова вставил между указательным и средним пальцами руки, опять движение, и монеты  не стало.

Тут уже заинтересовалась Майя. Потому что монета исчезла прямо на её глазах, в тридцати-сорока сантиметрах от носа. Уже она спросила:

–  А куда она делась? Нет, этого не может быть!

Первый оживился и заулыбался:

– Ну тогда смотрите оба, куда делась монетка.

Он проделал тот же трюк: за доли секунды монетка появилась и снова исчезла.

Майя в этом плане всегда была, как ребенок: что-то интересное могла слушать, раскрыв рот, как дитя. Столько раз она ловила себя на этом.

И здесь, сейчас, она полностью сравнялась в любопытстве со своим сыном:

– Да где же она? Нет, этого не может быть, мы здесь все  рядом. Вы же не в зале, на сцене, а рядом, так куда она делась? Вы её уронили? И они всерьёз принялись с сыном ползать по ковру на коленях. Чем доставили фокуснику немало удовольствия.

Первый весело засмеялся, глядя на их искренние старания:

– Да вот она, не ищите! А теперь её снова  нигде нет!

И опять ладони были пустыми. Майя с Владиком раздвигали все пальцы на его руках, трясли его рубашку: монетки нигде не было!

– Нет, это просто невероятно, куда она делась? Ведь всё происходит на расстоянии  тридцати сантиметров от двух пар глаз! Вот из-за этого я терпеть не могу фокусы! Хоть я и не считаю себя глупой, но я абсолютно не могу понять, как это делается.

Первый опять весело ответил:

– На то они и фокусы, чтобы интриговать воображение зрителей.

– Но мы же не зрители, мы же почти  участники.

Владик очень заинтересованно спросил:

— А вы можете ещё что-нибудь?

Но Майя ответила, посмотрев на часы:

–Уже почти одиннадцать, всё! Тебе  пора спать. Давай мойся и ложись, а я провожу нашего гостя.

 

По гостиничному коридору прошли, как говорится, без особенностей. Но в холле, у телевизора, сидела “толпа народа” и все, как один, повернулись  в их сторону. Скорее не из-за Первого, так как его знали только местные. А в гостинице проживают, как известно, больше  приезжие. Именно её достигла их «коллективная» мысль : ”Всё, подцепила туркмена!”

Но Майя, игнорируя досужие взгляды и сохраняя почтительность к гостю, спокойно прошла с ним  к лестнице.

Вышли на улицу. Вокруг гостиницы, довольно плотно, росли карагачи. Поэтому по вечерам появлялась хотя бы видимость  прохлады.

Сразу у входа установлены два больших фонаря, вокруг которых вьётся целый рой ночных насекомых.

К тому же, комары начали своё кровопийное дело.

Майя шла рядом с гостем и думала о том, как же он дальше поведёт себя и как выйдет из этой ситуации. Она отметила про себя, что у гостиницы нет его белой машины. Во всех обкомах – чёрные, а у него – белая, чтобы не так жарко было!?

Первые руководители не существовали и не существуют  без машины. Это  неотъемлемая часть их повседневной жизни и, на все случаи жизни, свой  шофёр. Как правило, в качестве  доверенного лица. Боссы своих водителей возят за собой даже из города в город, если приходится менять место службы.

Шофёр – человек, который знает всю подноготную хозяина, в том числе и  теневые стороны. Поэтому его молчание покупалось и покупается квартирой на новом месте и прочими, уже более мелкими привилегиями в виде пищевых пайков и так далее. Кроме самой работы и чести быть всегда  рядом  с хозяином.

Первый тоже о чём-то размышлял. Майя пока не знала о чём, но вскоре последовал вопрос:

– А почему вы всё-таки не согласились перейти в «люкс» на нижнем этаже?

Майя уже чувствовала, что этот мужчина, хоть и временно, но всё же в её власти. Кроме того, проведённый вместе вечер расслабил их обоих, поэтому она могла уже позволить себе мелкие фривольности в виде шутки:

– Для того, чтобы вы могли  подняться ко мне! А не я опуститься  к вам. Я, конечно, понимаю, что это очень удобный вариант для такого босса, как вы. Отдельный вход, секундное дело – выйти из машины и войти в дверь. Всё шито – крыто.

– А ты соображаешь.

– И неплохо, часто это слышу. И на работе шеф тоже хвалит. Стараюсь.

Первый привлек к себе Майю неожиданно жадно и сильно.

Майя подумала: ”Всё, начинается! ”

У него сильно стучало сердце. “Значит, взволнован не на шутку”,– снова подумала она.

Он горячо и страстно зашептал ей:

–  Пошли в номер, ты мне так нравишься! Давно у меня такого не было. Ты, как дикая лань, тебя поймать – невозможно! Даже то, что я держу тебя в объятиях, думаю ещё ничего  не значит!

Майя очень высоко оценила такой верный вывод:

– Благодарю вас  за истинное понимание и трактовку ситуации.

Он продолжал:

– Наши женщины все такие покорные, даже  неинтересно. А на тебя никак не накинешь  аркан.

Майя ответила:

– Вот видите, вы в почти интимной ситуации, только об аркане и ведёте речь.

 

 

Но она  не отстранялась. От его гладко выбритого перед свиданием лица исходил тонкий аромат. Кроме того, ей было приятно чувствовать рядом это стройное мускулистое тело, чистое и холёное! О котором явно мечтало – столько женщин. Потому что это и впрямь был  незаурядный мужчина. Не просто занудный чиновник, каких Майя десятками видела в своём доме, включая и своего зануду-супруга. Хотя все они научены в определённых обстоятельствах пушить хвост – только так!

Этот всё же явно выделялся своим кругозором, умением вести беседу, обаянием, любовью  к поэзии. Да ещё и эти  монетки!

Первый немного отстранился, заглядывая ей в глаза. Он быстро соображал, продолжать ли натиск или не стоит сильно набирать обороты. Он снова вкрадчиво зашелестел:

– Ты такая приятная, тебя так приятно обнимать, ты пахнешь такой свежестью. Сразу видно, что ты очень следишь за собой, этот завораживающий аромат духов на твоей коже… Ну пошли, просто посидим, попьём чаю…

Майя сказала:

— Вы так прекрасно начали, что у меня уже внутреннее сопротивление слегка ослабело. И так тривиально закончили этой избитой фразой о чае. Ох, уж эти мужчины! В достижении цели не дают себе труда хоть немного задействовать своё воображение и рассказать ей приятную сказку – о них двоих. Ведь женщина любит  ушами! Даже Вы, человек образованный и интеллигентный, кроме чая ничего  не придумали.

– Да что с тобой придумаешь? Ты же всё видишь, всё понимаешь и всё  чувствуешь. С тобой  нелегко.

– Наоборот, легко! – возразила Майя, –  не надо ничего объяснять по десять раз.

Начальник, вместо дискуссии, снова начал горячие уговоры. Он привлек её к себе и начал целовать в шею. Майя расслабилась, ей были приятны прикосновения этих опытных, знающих губ. Некоторое время она наслаждалась его поцелуями и поглаживаниями: молодая женщина и давно  без мужчины… Причём партнёр он – очень интересный, ничего не скажешь. Она подумала: «Это я ещё не пустила в ход  свои чары. Не начала гладить его – в ответ. Что было бы, если бы я ответила на его ласки и поцелуи!? Точно, тогда была бы одна дорожка – в номер».

Его дыхание становилось всё более прерывистым, а жесты –настойчивыми.

Она отстранилась, чтобы сказать:

–  Нет, не получится у нас близости.

Но Первый уже набрал обороты. Он, видимо, расценил тот факт, что она не отстранилась сразу, как согласие. И теперь уже ничего не хотел слушать.

–  Пошли! – он почти тянул её  за руку.

– Месье, вы, наверное, поняли, что такую женщину, как я, ни к чему  принудить  нельзя.

Он стоял рядом, тяжело дыша.

– Разве я тебе не нравлюсь? Многие женщины мечтают побыть  со мной!

– Нисколько не сомневаюсь! Ваше утверждение полностью похоже  на истину.

– Ты что, боишься, что до мужа слух дойдет?

–  Нет, не этого я боюсь. У меня нет перед ним особых супружеских

обязательств. Он сам разрушил семейные устои. Просто я никогда не соглашусь

быть с мужчиной в первый вечер, не узнав его хотя бы  немного. Каждый из нас может себя преподнести  таким необычным! В течение одного вечера – это

несложно. К тому же я не хочу чего-то стыдиться в своей жизни. Хочу быть в ладу  с собой. Это, с моей точки зрения, нормальное желание. Так часто бывает, люди торопятся в постель уже в первый вечер. А утром или днём больше видеть друг друга не могут, даже  не здороваются.

– Ты что, я согласен провести с тобой отпуск, мы замечательно отдохнём.

–  Но ведь вы обмолвились в номере, что скоро уезжаете в Крым всей семьей.

– Это зависит  от моего решения, я могу отложить отпуск на некоторое время. Идём, прошу тебя!

Но его натиск уже несколько ослабел. Он понял: если станет настаивать, она быстрее уйдёт. К тому же, сник и его, чисто мужской, настрой.

Майя сказала:

–  Я, конечно же, понимаю, что вы привыкли пользоваться в жизни всем  самым лучшим. И всё это, самое лучшее, вам приносят  на разносах, в коробках или доставляют  машиной. Многие женщины, узнав о моём отказе, не назвали бы меня иначе, как словом «дура». «Всем была бы обеспечена по самую макушку»,— сказали бы они. Но я – романтик, пишущий человек. Мне нужны  впечатления, мне чувства нужны!

– Я же сказал тебе, что ты мне нравишься. Или ты хочешь услышать, что я  влюбился в тебя?

– Об этом не говорят, это – чувствуют. Но мне было очень приятно провести с вами вечер, это – чистая правда. И если бы мы подольше пообщались, может быть, я бы и склонилась к близости.  Может быть. Так что не теряйте надежды. Есть у меня ещё одно правило, которое я тоже стараюсь никогда не нарушать, я иду в постель только тогда, когда я уже не могу туда  не идти. Если я буду нарушать свои же собственные правила, то какой же я тогда по жизни  игрок?

Первый недовольно ответил:

– Из вышеперечисленных правил я могу сделать вывод, что я тебе совершенно  не нравлюсь.

– Да нет же! Вы, по всему видно, замечательный человек и очень обаятельный мужчина! Но мне правда, уже пора идти домой: в половине первого закрывают входную дверь, а у меня нет желания «шарашиться» по задворкам, чтобы войти в гостиницу с обратной стороны.

Первый, понимая что ситуация выходит из под контроля, сказал достаточно раздражённо:

– Как же я теперь домой доберусь? Я уже отпустил машину.

– Так тормозните частника.

–  Легко сказать! Как же я могу тормознуть частника, если меня каждый человек в городе знает?

Майя прекрасно понимала, что не время делать замечания о самонадеянности мужчин. Он, видите ли, уже машину отпустил, нисколько не сомневаясь в исходе вечера. Но ей так не хотелось всё перепортить, и она примирительно сказала:

– Ну полно, мой господин! Вам же понравился вечер. Всё было, вроде, неплохо. И на вашем лице, я часто видела выражение удовольствия от общения со мной. Давайте не будем омрачать расставание, пусть у нас обоих останутся приятные воспоминания.

Он спросил, с мгновенно появившимся оттенком тревоги:

– Почему воспоминания? Мы что, больше не увидимся!?

– Это как Судьба распорядится, и совпадут наши желания.

После этих слов, Первый взял себя в руки, видимо поняв, что негоже  раскисать. Тем более раздражаться перед женщиной, которая может быть одна из немногих способна вполне оценить его  как человека и мужчину.

Он сказал с мягкостью в голосе, на какую только был способен в том состоянии:

– Ладно, иди. Тебя  сын ждёт. Я как-нибудь доберусь.

 

Майя шла к себе и думала: ”Да, неплохо работают мои правила: если бы я не смягчила сцену последнего акта, то могла бы увидеть его  настоящее лицо. А зачем мне это надо? Мне это как-то – ни к чему!”

Первый вскоре уехал в отпуск – в Крым. Но распорядился, чтобы её проводили, как положено. Это сказали Майе перед её отъездом.

Больше им встретиться  не довелось. Через год он пошёл на повышение, и его забрали в министерство в Ашхабад.

 

 

 

 

 

ГЛАВА X

 

Между тем, жизнь в гостинице продолжалась. Кто-то разрабатывал свои планы и намерения, как узнала Майя несколько позднее.

Одна из горничных – Лида, приятная, округлая по характеру и фигуре, улыбающаяся армянка «делала свой бизнес» следующим образом: она, испод- тишка, приторговывала телами мамаш, которые привозили лечить больных детей, а сами были  в полном здравии.

Состоятельные кобели дарили ей подарки и давали деньги за то, что она уговорами, правдами и неправдами, под тем или иным предлогом куда-нибудь заманивала женщин «посидеть вечерком», попить кофейку и т.д.

Майя, ничего не зная об этом, интуитивно уклонялась от подобных знакомств. Хотя в последнее время Лида ей все уши прожужжала о богатом зубном технике. Что он такой красивый, такой при этом богатющий, что денег у него  – куры  не клюют!

Майя ответила со смехом:

– А что, в Байрам-Али есть  куры? Коров видела, тощих вырождающихся собак  видела, прочую живность видела, но вот кур – не доводилось.

Лидия, почувствовав лёгкую слабинку в словах Майи, удвоила напор:

– Нет, я серьёзно! Давай встретимся у меня дома. Это – рядом! Сына уложишь спать. Знаешь, какой он  видный мужик! Здесь все женщины по нему с ума  сходят. Но он увидел тебя в ресторане, ты ему понравилась. И он хочет именно с тобой познакомиться. Ну пошли, не бойся. Тебя и увезут и привезут.

Как только Майя услышала характерное «увезут и привезут», даже мысль отбросила куда-то идти. Эта афёра была чисто из области: «искать приключение на свою  задницу».

Никак её Лида не уговорила, хотя медовые речи вела и откровенно приставала к ней  целую неделю. Видимо получив за неё  немалый «задаток».

Майя сказала ей твёрдо:

– Знаешь, Лид, я приехала сюда сына лечить. И не имею ни малейшего желания влипнуть в какую-нибудь историю.

И как в воду смотрела.

Татьяна поддалась на уговоры поехать покататься.

 

Утром стучит, чуть свет, в номер Майи и просит:

– Май, открой.

Майя открыла дверь, и увидела взлохмаченную с красными глазами Татьяну, которая  тихонько спросила:

– Влад спит?

– Да, спит. Утром он спит, как сурок. Что с тобой? Где ты была?

И Татьяна начала, вперемежку с матами, рассказывать ей свою ночную историю:

– Приехали на Мургап, на эту их грязную реку – место всех свиданий. Расстелили скатерть, выпили. И один здоровенный армянин сразу позвал меня прогуляться. Только отошли, метров  на пятьдесят, этот бугай повалил меня на землю и давай сдирать с меня  одежду. Я начала кричать, а эта сука, Лидка, всё слышала, но даже голоса  не подала.

Майя улыбнулась:

– Тань, ну ты смешная. Зачем же она голос станет подавать, если всё это  подразумевалось.

– Так ты послушай. Если бы он хотел близости, как все нормальные люди, я, может быть, и не отбивалась бы так сильно. А он хотел чисто по-армянски. Начал переворачивать меня на живот, я сразу не поняла, чего он хочет. У меня же этого сроду  не было. А когда поняла, так испугалась, отшвырнула его и бросилась бежать. Он в темноте не стал меня догонять. Я бежала по колючкам, куда глаза глядят, без трусов и босоножек! По колючкам! Представляешь?

Майя еле сдерживала смех: она так живо представила несущуюся в ночи Татьяну, глаза которой ничего впотьмах  не видят.

Татьяна увидела, что Майя еле сдерживается, и сказала:

–Тебе смешно, а мне было не  до смеха. И главное, представляешь, что эта сука учудила? Когда я наконец выбралась на дорогу и пошла в сторону города, они через некоторое время проехали на машине мимо меня, но  не остановились. Вот так-то Лидочка работает! Представляешь, иду по темноте, а вокруг шакалы так воют, что у меня от страха сердце  в пятки уходит. Их же даже из города слышно, как они воют по ночам, даже  через лай собак. А представь, каково ночью, в их долбанной пустыне?!?

– Зато теперь надолго запомнишь, что на Мургап без причины вечером не приглашают. За удовольствия  надо платить. Знаешь же расхожую истину о том, что «бесплатным бывает только сыр в мышеловке». Майя тут же подумала: «Слава Богу, что меня миновала эта участь. Татьяна – менее впечатлительный человек: через пару дней всё забудет, а для меня это была бы  длительная травма».

Татьяна жалобно попросила:

– Май, посмотри, пожалуйста, что там у меня  в подошвах. Наступать не могу, все ноги  изранила.

Она села в кресло, и поставила ногу  на стул. Майя посмотрела и всплеснула руками:

– Да, мать, крутое приключение ты пережила, точнее – твои ноги. Как же ты, с такими занозами, дошла!?

– А что, у меня был  выбор? — задала Татьяна резонный вопрос, — или ты думаешь на съедение шакалам в темноте  лучше оставаться? Не лучше, уверяю тебя. Я и бояться-то перестала, только когда светать стало, и шакалы прекратили своим воем душу  раздирать.

Майя осторожно обтерла подошвы Татьяны влажной салфеткой и начала извлекать занозы иголкой.

Татьяна сидела и тем временем горестно изливала ей душу:

– Не везет мне на мужиков. С тех пор, как погиб муж в автокатастрофе, как будто жизнь померкла. А тут сын тяжело заболел. Врачи сказали, что с опущением почки не выживет. А я так любила мужа, что решила всем пожертвовать, чтобы сохранить жизнь нашему сыну. Я же сюда уже третий год приезжаю. Бросила работу, потому что не на сорок дней оставались здесь, а на три месяца. Первые два года работала санитаркой в санатории, только бы  Саньку лечить. Здесь летом целебный для почечников климат. Зато осенью – чудесные сладкие гранаты. Всё для сына делала. Когда приехали домой, даже врачи удивились, настолько у него улучшилось состояние здоровья. На работе восстановили, меня любят   в коллективе.

– А где ты работаешь?

–  Мастером профобучения в училище. Мы готовим специалистов для обувной фабрики. С кожей давно работаю. Так жизнь и идет. А дома одно развлечение, пойдем с бабёшками вечером, посидим где-нибудь в кафе и все  радости. А мужика хорошего нет. Прилепился тут ко мне   один, моложе меня на двенадцать лет. Столько месяцев ходил по пятам, что однажды не выдержала, пригласила его на чай.

Он оказался в постели таким ласковым, таким нежным, таким сильным, как мужчина, что я буквально  растаяла.

– Что значит – мужской дар!

– Да. Уйдет, я уже через два дня на стенку лезу – хочу его. Мало-помалу оставила его жить  у себя. Теперь он живёт, как домашний кот, без определённого занятия. Так, где-то подрабатывает. Правда, продукты  приносит. Всё готовит дома, убирает, за Санькой  присматривает. Хорошо, хоть с пацаном они нашли  общий язык. Что-то мастерят вместе, что-то пилят, строгают, клеют модельки. Я смотрю на него и думаю: ”Эх, был бы ты чуть-чуть постарше!” Ты же видишь,– продолжала Татьяна свою исповедь, – я  крупная, а он – худенький, как пацан. Но что интересно, он нисколько не стесняется разницы в возрасте, даже  гордится. А я не могу с ним нигде показаться. Настолько между нами явная разница.

Так и держу его дома, для женского ночного счастья. Ночью не видно, какой  он, какая – я. Главное то, что мы с ним на небеса каждый раз улетаем. Сначала я сильно стеснялась своей полноты, но он меня так приручил и расслабил, так уверил, что любит и обожает такую, что я, наконец, поверила. И теперь перестала стесняться. Он постоянно предлагает  пожениться. Но я всё  боюсь. И в душе сомнения, какой я буду через десять лет?! Сейчас. мне – сорок два, ему – тридцать. Через десять лет он только мужскую силу наберет да посмекалистей станет. А потом, если я оформлю отношения, надо его  прописывать, он будет претендовать на жилплощадь. А я хочу, чтобы отцовская квартира только сыну  досталась.

Зачем мне выходить за него замуж, если эти отношения всё равно  обречены. Он и так никуда не денется от меня: я его, считай, содержу. Надоест – выгоню. Так и живем. Сейчас он дома, на хозяйстве, остался.

Что думаешь, в моё отсутствие, он ни одну бабу не приведёт в мою квартиру? Приведёт. Он на вид – неказистый. Но прикоснётся к тебе, что-то шепнёт на ушко, и ты автоматически укладываешься  в постель. Вот он какой! И уже больше ни о чём не думаешь. А мужик он какой  сильный, диву даюсь! Не падает у него, пока я два-три раза не кончу. Такому цены  нет!

– Ладно, не расхваливай! Наверное, если бы мы не были от него за тысячи километров, ты не стала бы делать такую рекламу своему сексуальному партнёру!

Татьяна вскинула на Майю удивлённые глаза.

Майя ответила:

– Да ладно, я шучу.

–  Слушай, а это  мысль! А я, дура, своим бабам столько про него рассказывала! Теперь кто-нибудь из них наверняка решит его  отведать.

– Век – живи, век – учись! Больше никому не рассказывай. Сильный мужик сейчас больше стоит, чем его вес в пересчёте  на золото. Хотя по номиналу большей единицы, кажется,  не существует. Только женщина знает, какая это  цена! И что она на самом деле обозначает, ибо нет ничего ужаснее, когда ты хочешь, а у него – не стоит!

Некоторые женщины думают, что всё удовольствие – в величине. А знатоки этого дела утверждают, что весь кайф именно в том, насколько он у него – работоспособен, и как им владеет  хозяин.

Величина не играет особой роли. Говорят же: ”Большая фигура – да дура, мал золотник – да дорог.” Хоть это про человека, в основном, говорят. Но вполне можно это сказать и о его сокровище. Так что, по возможности, пересмотри своё отношение к домочадцу, если он того  стоит…

Ну вот! Я, кажется, почистила твои многострадальные пятки. В них было не меньше двадцати заноз. А некоторые вполне похожи на щепки, ты что, в соседний лес  забегала?

– Ладно, не шути. Откуда здесь лес? Всё, спасибо, пойду отмоюсь от  скверны. – Татьяна уже немного отошла от шока и невесело пошутила сама.– теперь, наверное, долго мои трусы, как флаг, будут развеваться на кустах. Пусть  развеваются! Босоножки новые, дура, надела. Зато кому-то пригодятся. Может кто-то добрым словом вспомнит.

Татьяна слабо улыбнулась и пошла к себе.

 

 

 

ГЛАВА XI

 

Теперь, наверное, следует подробнее описать знаменитый ресторан при гостинице. В котором происходило немало описываемых событий. Прямо, от входа в гостиницу, через вестибюль обычная лестница с перилами вела  на второй этаж. Справа, от входа, дверь  в ресторан. Это был и в самом деле довольно обширный зал со столиками накрытыми несвежими полиэтиленовыми скатертями, которые бесчисленное количество раз протерты  несвежими тряпками и на которых с огромным комфортом «столуется» бесчисленное количество разъевшихся гостиничных  мух.

Жара днём  просто  невыносимая, но для них это  не помеха!

 

Рядом со зданием, буквально в пятнадцати метрах, расположен  общественный туалет. И мухи, прекрасно изучившие распорядок завоза мяса в утренние часы, охотно перемещаются от одной кормушки  к другой. Они, чёрные и зелёные, маленькие и большие, молодёжь и взрослые, неистово обволакивают туши баранины и говядины, пока мясо не закроют в большой промышленный  холодильник.

Тогда мухи, негодующие от того, что их лишили белка  в рационе, ещё долго облепливают двери холодильника и близлежащие поверхности. Затем они, не ища обходных путей к достижению цели, через две входные двери устремляются, невзирая ни на какие занавески и нарезанные шелестящие полоски, в буфет и кухню, где разделывается мясо. И в сам ресторан.

В ресторане гуще ёлочных гирлянд висят всевозможные липучки, облепленные неосмотрительными или жадными до острых ощущений, особями. Но не меньшее количество этих повсеместных сожителей человека снует по столам и летает  вокруг. И только вечером, когда мухи отправляются на покой, гонимые дымом и смрадом от выпитого, можно от них хоть немного  отдохнуть.

 

Майя постепенно начала узнавать местные порядки, обычаи, привычки и нравы. Например она узнала, что считается весьма престижным для выпускника ашхабадского пищевого института, или как он там точнее называется, проходить летнюю практику именно в этом ресторане, в Байрам-Али. Так как в Ашхабаде и своих «блатных»  хватает. В Байрам-Али всё же  международный курорт, поэтому практика не менее престижна. Буфетчики менялись через пятнадцать дней.

Однажды Майя с самого раннего утра услышала громкую музыку и подумала: ”Что это за новости? Кому взбрело в голову крутить с утра музыку, да ещё и  диско?” Но музыка ни на минуту не прекращалась. Одна мелодия была интенсивней другой. И главное, что все  интересные. Это была эпоха “Эрабшн”, ”Бони М”, “Аббы”, “Cпейс”. Но сейчас звучали только ритмичные мелодии.

Майя поневоле всё  начала делать  поживее. Она тоже обожала эту  музыку. Дома, на дискотеках с иностранцами, только под неё и танцевали. Майя работала переводчиком.

Здесь же иногда они вместе с детьми ходили завтракать в ресторан, который был не лучше обычной забегаловки.

Разогнав на время мух, они сели за столик. К ним подошёл молодой буфетчик, по виду – азербайджанец, с полотенцем на шее и широкой улыбкой – на алых устах:

– Чего желают дамы?

Майя, невольно выпалила:

– Дамы желают знать ваше имя.

– Меня зовут, Малик! — и он подарил ей лучезарную улыбку.

– Но Вы не туркмен?

–  Нет, я – азербайджанец.

– Так, уже – разнообразие.

Реакция у него была отменной, он быстро спросил:

– Разнообразие в чём?

– Разнообразие в общении, – Майя перевела разговор, – дамы желают яичницу  для детей, два салата и для всех – сок.

– Хорошо, сейчас.

Когда он уходил, Майя сразу отметила в его фигуре гордую посадку головы и красиво развернутые плечи. И уж, конечно, нельзя было не обратить внимание  на голову: прекрасная стрижка на не менее прекрасных чёрных и вьющихся волосах. Волосок, как говорится, к волоску! Словно ему только что уложили волосы феном в парикмахерской.

И позднее Майя отмечала, что все или в подавляющем большинстве, мужчины, и туркмены и азербайджанцы очень следят за своей головой, точнее, за стрижкой  на голове. Может быть потому, что менее заметно в этом случае что в ней самой . И уж точно, поголовно у всех засунут под воротник рубашки сложенный вчетверо носовой платок. Майя видела не один раз, как они вытаскивают его из-за воротника, вытирают им лицо и шею, сворачивают и, уже влажный, снова засовывают за воротник. Так как второго платка  не имеется.

Майя сказала Татьяне:

– А этот буфетчик – ничего, смазливый!

Малик появился с подносом, всё аккуратно и ловко расставил и спросил:

–  Надолго к нам?

Майя кокетливо ответила:

– Да уж, кажется, полсрока  отмотали. А у вас что, новая смена?

– Да, я улетал в Москву, по делам, и в мою смену меня  подменяли.

– Так Вы не практикант?

– Нет, я здесь работаю, – он лукаво улыбнулся, – пока свой ресторан не открою.

– У вас это показатель и ориентир – свой ресторан?

– Показатель независимости и достатка.

Майя отметила, что Малик за словом в карман не лезет. У него быстрая реакция и… прекрасные глаза! С такими длинными и пушистыми ресницами! Какие имеют, может быть, лишь один процент всех женщин. Аккуратный, даже, можно сказать, точёный нос, потому что  небольшой и без горбинки.

Приятная открытая улыбка на гладко выбритом молодом лице. Очень яркий молодой мужчина, примерно двадцати пяти лет отроду.

Когда поднялись в номер, Татьяна снова начала поддевать Майю:

– Я видела, как у тебя заблестели глазки, когда ты увидела этого смазливого щенка.

Майя ответила:

– Подружка, а сама не со щенком живешь?

Но Татьяна упорно продолжала:

– То совсем другое дело, там я его содержу. А тебе что стоило переспать с Первым? Он бы отложил отпуск, и ты бы отлично провела время.

– Сейчас ты снова начнешь петь про халяву. А я, представь, эстет по натуре. Я всё красивое и изысканное люблю.

– Так ты ж говорила, что он  симпатичный.

– Я и сейчас это говорю, но уж больно он  прыток: ему всё сразу надо. А я – барышня культурная, за мной ухаживать надо, как говорила одна моя знакомая. Я нежное обращение люблю. А у него на это ни времени, ни желания нет. Видишь, расхождение наших интересов налицо.

– Зато у тебя сейчас один интерес: как мул будешь сумки с рынка таскать. Хороший мужик рядом не помешает.

– Кто против этой аксиомы? Но мне что-то особенное надо. Ещё со школьных лет мне мама говорила: ”Разве тебе может хороший парень понравиться? Тебе нужен только такой, чтобы он мог тебе во лбу  дырки вертеть!” Я эту фразу запомнила точно, поскольку не один раз доводилось мне слышать её. Хороший – это, с её точки зрения, домовитый, покладистый и непьющий, – и Майя весело добавила, –  и правда! Мне ни разу в жизни не нравился парень или мужчина, которому нравилась я. Некоторые женщины живут без проблем: они просто позволяют любить себя. А я всегда предпочитала, и продолжаю, выбирать и любить сама. Я могу любить только что-то особенное, специальное, эксклюзивное…

Мой супружник часто говорит:” И откуда у тебя такие  барские замашки?” Я ему отвечаю:” А может быть, во мне  течёт  голубая кровь?”

Татьяна спросила:

— Почему всё стремятся иметь принадлежность именно к голубой крови?!

Майя ответила:

— Не знаю. Скорее всего, это чья-то “крылатая” фраза, ставшая показателем  благородного происхождения. Но думаю, что от собственного стремления здесь мало что зависит. Что касается меня, то я, ещё будучи студенткой, один раз случайно услышала разговор моего отца и тёти. О том, что мой дед по отцовской линии был очень богатым человеком. Он был губернатором Калужской губернии. Имел кучу бриллиантов и в 75 лет женился на девице, которой ещё не было и семнадцати. Вот так. Значит и во мне есть шальная дедовская кровь. Представь, в семьдесят пять – на  семнадцатилетней! Интересно было бы посмотреть на своего крутого предка  нынешними глазами!

А отцу и тёте было тогда по 24 – 25 лет.

Татьяна сказала, с улыбкой:

– Зато тебе есть «чем» объяснить мужу свои «мелкие» шалости.

Майя подхватила:

– Ты хочешь сказать: дескать мол – наследственное!

–  Вот- вот!

Майя продолжала:

– Да и мама моя была  из богатой семьи.. Я сужу по тем вещам и отрезам тканей, которые хранились в её  сундуке.

Когда их сослали на Алтай, там она их носить, естественно, не могла. Какая у нее была обувь из  шевровой кожи! Такую я только в кино видела. Обувь её я не носила, она так и осталась, как семейная реликвия. А вот из её дорогих тканей и её нарядов я, будучи студенткой, кое-что себе  мастерила.

Все девчонки в группе поражались качеству материала. Я таких, по-настоящему изысканных тканей, никогда и нигде больше не видела. У них и названия были какие-то особенные. Только я не запомнила. Мама её гарусной, что ли, называла. Не помню.

Майя с нежностью произнесла:

– Мои родители были прекрасные, просто замечательные люди! Всегда вспоминаю их с огромной благодарностью. К тому же, они так здорово пели  на два голоса.

У мамы была очень выразительная, образная речь. Мне кажется, она знала целую сотню пословиц. Почти через каждую фразу – пословица. Я всё думала: «Надо их  записать». Но нам всегда кажется, что у нас ещё полно времени!

Татьяна сказала:

– Да, наши родители от природы были   мудрыми людьми.

Майя продолжила:

– Это ты хорошо сказала, именно – от Природы! Может быть именно от неё отец мой и был такой замечательный  рассказчик! Я помню, как все гости хватались за животы и катались чуть ли не по полу, если он начинал что-нибудь рассказывать. Я помню, в застолье его часто просили  об этом.

Он так знал историю и географию, что я  поражалась. Он помнил даты всех исторических событий! Он знал все притоки каждой  реки… О своих родителях,– продолжала Майя с нежностью в голосе,–  я могу говорить часами. И очень жалею, что вовремя, пока они были живы, я подробней не расспросила  об их родителях, моих  предках.

Проклятая сталинская пора всех под одну гребёнку подстригла! Мало кто из нас интересовался своими корнями. Разве только дальновидные люди, евреи и азиаты, ценили связь времён! А с нами так вообще об этом никто не заговаривал.

 

 

ГЛАВА ХII

 

Гостиничное существование Майи начал хоть немного скрашивать  Малик. Ей легко было общаться с ним. В течение последующих двух лет своего пребывания в Байрам-Али, Майя постоянно видела его только в хорошем расположении духа: всегда улыбающегося и доброжелательного. С ним как-то невольно она чувствовала себя веселее и как бы  комфортнее.

Майя, как-то спросила:

– Вы любите музыку? До вас в гостинице было затишье.

– Музыку я обожаю больше всего на свете. Из Москвы для меня привозят самые последние новинки. У меня одного в городе есть все известные группы. Я сам в студенчестве играл, но когда меня родители женили, о карьере музыканта пришлось забыть.

– Вы женаты!?

– Да, тяжёлая семейная история. Родители настояли. У меня двое маленьких детей. Сын и дочь, погодки.

Позднее Малик привозил в гостиницу своего трёхлетнего сынишку и Майя поразилась про себя: насколько, при почти ослепительной красоте отца, у малыша была неказистая внешность.

Хотя почти у всех детей азербайджанцев, личики  как нарисованные.

“Это, наверное, и есть  тяжёлые семейные обстоятельства: если мужчина не любит женщину, то ребенок  похож на мать”,– подумала Майя. Никогда она больше не задавала Малику вопросов о его семье.

Хотя однажды он хотел пригласить её в гости и познакомить почему-то именно с матерью. Но она отказалась.

Почти сразу после своего появления в ресторане, Малик начал откровенно «рисоваться»  перед Майей. С такой внешностью это было  несложно. Со временем, на пляже, Майя хорошо рассмотрела его комплекцию.  У него были тонковатые, для его фигуры, ноги. С лёгкой, скажем так, кривинкой. Наверное, Творец куда-то торопился и не успел в спешке доделать ноги. Они так и остались несколько невыразительными. Но торс, гордая посадка головы на красивой шее! Настолько великолепны, просто – загляденье!

Очень привлекал к нему его весёлый нрав: всегда радушие, улыбки, шутки и прибаутки. Видно было, что он, в свои неполные двадцать пять лет, уже осчастливил не одну женщину.

Он взял моду, как только увидит Майю на улице, бежит к шлангу с водой, споласкивает свою атласную кожу на шее, плечах и груди и нежно вытирает её полотенцем, как бы говоря, гляди мол – какой я!

Он всегда надевал, в отличие от других буфетчиков, белоснежный рабочий короткий халат прямо на тело и никогда его не застегивал. Когда он стоял за стойкой буфета, всегда была видна его обнажённая грудь. Но если ему нужно было подойти к столику, так как буфетчик работал одновременно и официантом, он застегивал куртку для приличия только на одну верхнюю пуговицу.

Часть живота пикантно приоткрывалась, и взгляд сидящих напротив невольно падал на тоненькую полоску смоляно-сексуальных волосков, которые росли от самого пупка и спускались прямо за ремень брюк, побуждая взгляды дам последовать  за ними.

Майя  как-то сказала Татьяне:

– Этот молодой плут специально не затягивает ремень брюк плотно, чтобы будить воображение.

– Слушай, я всякий раз поражаюсь, ты всё  замечаешь! Ничто не ускользает от твоего взгляда.

– Ну, мать, ты даешь! Да это же любой самке сразу в глаза бросается. А ты меня,– Майя улыбнулась,– можно сказать, интеллектуальную извращенку, так низко ценишь. Но я больше посадкой его головы, формой его шеи любуюсь и плечами. Это моя слабость, как приятно целовать атласные мужские плечи! Особенно, если их хочется  целовать. У него они как раз  такие. От такой ласки мужчина впечатляется не меньше женщины.

– Да и Малик сразу запал  на тебя.

– Что такое «запал»?

– Ну, прикололся.

– А это что? Надо полагать, что я произвела на него впечатление?

– Сказано, ты не работаешь в училище. У нас все дети так выражаются.

– С иностранцами особенно не расслабишься в речи. Но у нас, переводчиков, тоже есть свой сленг. Честно говоря, я чувствую себя здесь выбитой  из седла. У меня такой напряжённый, просто бешеный ритм работы, ты даже представить не можешь. Иногда нужно успеть сделать сразу три дела в одно и то же время. Голова кругом идёт каждый день. Меня недавно ещё и старшим переводчиком назначили. Функций значительно прибавилось.

Начинаешь график работы переводчиков на установках составлять: обязательно кто-нибудь да останется недовольным. Угодить всем просто  невозможно. А все переводчики у нас, как правило, считают себя  личностью.

Ой, не хочу  об этом! Всё, я отдыхаю, точнее, таскаю каждый день арбузы и не ропщу на судьбу. В конце концов, мы здесь с тобой  в целевой командировке. Проводим свой отпуск красивые, полные сил и желаний, среди мух, местной нищеты и невыразительных мужчин.

 

ГЛАВА ХIII

 

Вечером единственным развлечением для всего города и курортников было кино в санатории, как уже упоминалось. И танцы на открытой танцплощадке. Чужаков, то есть приезжих (а их видно невооружённым глазом) пускали в двери санатория без вопросов. А вот местных милиция частично отсеивала, зная всех неблагонадежных  в лицо. Дабы избежать потасовок.

Наконец Майя с Татьяной и детьми решили прогуляться, сходить «на люди».

Уже издалека с танцплощадки слышна была громкая музыка. Народу собралось немало. Выползли из своих санаторных палат больные-отдыхающие и большое количество всяких приезжих. Всем хотелось хотя бы каких-то зрелищ. Хлеба мало кто желал. В такую жару – какой аппетит?

Майя с Татьяной приблизились к кольцу отдыхающих вокруг танцплощадки. Публика под громкую ритмичную музыку – молодежь и не только, развлекала себя, как могла.

Татьяна предложила:

– Потанцуем?

– Да нет, я немного осмотрюсь и за детьми погляжу, а ты иди потанцуй..

Приодетые дети с удовольствием носились туда-сюда: то исчезали неизвестно  куда, то появлялись неизвестно откуда. Приходилось постоянно окликать их.

Постепенно кольцо отдыхающих становилось шире и плотнее.

Кто любит танцевать, танцует при любых условиях и в любой обстановке. К тому же диско-музыка запальчиво сотрясала нервы присутствующих, и невольно тянуло  в круг.

Но вдруг в перерыве между магнитофонными записями музыканты заиграли «лезгинку» и, естественно, круг мгновенно заполнился, как говорится, лицами кавказской национальности. Этот танец, это уж точно, привилегия  кавказцев: так танцевать « лезгинку» могут только они!

Среди танцующих Майя обратила внимание на молодого стройного джигита с красиво посаженной головой. Когда он повернулся лицом, Майя в душе всплеснула руками: ”Ба, да это же Малик!”

Татьяна тут же подхватила:

– Глянь, как Малик старается! Ну хорош, ничего не скажешь, красивый парень! Слушай, это он для тебя старается.

– Да брось ты!

– Ничего не брось, он сам у меня спрашивал, идем ли мы на танцы. И он точно знает, что мы где-то в толпе. Посмотри, посмотри, все бабы с него глаз  не сводят. Если для тебя старается, то он найдет нас после «лезгинки», вот увидишь.

И вправду, Малик, сразу после танца, направился в их сторону, словно чувствовал, где они стоят. Подошёл, слегка запыхавшись, широко улыбаясь и ожидая восторженных отзывов, которые не замедлили политься от Татьяны бурным потоком.

Майя тоже сказала, со значением:

– Ну, Малик, конечно же, ты поразил мое воображение! Особенно тем, как ты воспринимаешь музыку.

Заиграли медленный танец. Малик пригласил Майю на танец. Здесь впервые она почувствовала его руку на своей талии. Да, не даром все народы во все времена обожают танцы. Это первая, так сказать, легальная возможность прикоснуться друг к другу.

Через, казалось бы, невинное прикосновение рук передаётся столько информации!  По ней, имея определенный сексуальный опыт, можно даже определить, хорошо ли будет мужчине и женщине вместе или нет. Или – сильное притяжение, или – мгновенное отторжение, когда люди едва терпят прикосновение друг друга. Случается так, что один из партнеров ждёт – не дождется конца танца. А другой молит Бога, чтобы он никогда  не кончался.

Майя в этот раз испытывала нечто среднее: скорее всего, ей было лестно, что другие женщины завистливо наблюдают за ними: такой красавчик пригласил именно  её.

Майя сказала:

– Да, ты у прекрасных дам имеешь несомненный, успех.

– У всех? — Малик, выразительно посмотрел на неё.

– У большинства,— ответила Майя уклончиво.

– А мне приятно общаться именно с тобой. В тебе есть что-то особенное. Ты ни на кого не похожа.

– У редких из нас есть двойники. А мы что, уже перешли на «ты»? Когда это произошло?

– Ты что, намекаешь на то, что я немного моложе тебя?

– На это женщины, как правило, не намекают. Чем моложе мужчина, тем более лестно это для неё. Разумеется, если это  достойный мужчина. Но то, что ты выделил меня, это, конечно, приятно. Если комплимент делает такой опытный сердцеед, как ты.

После одного такого танца, такой яркой демонстрации, так сказать, своих достоинств, у тебя автоматически появляется куча поклонниц. Только  выбирай!

– Да, – засмеялся Малик, – в этом недостатка нет.

– Хороши же вы, местные мужики, и туркмены, и такие, как ты! Жёны ваши сидят дома, а вы  развлекаетесь.

– Что поделать, се ля ви! Мужчина обеспечивает семью, и должен отдыхать, чтобы набраться сил.

Закончился танец и Майя подошла к Татьяне.

Татьяна, со значением, прошептала:

– Ну как он?

– Что, как? Танюша, это для меня  не вариант. Это простой, совсем простой мальчик. Это так, в словесный пинг-понг поиграть. Мне что-нибудь посложнее, поинтереснее надо.

 

 

 

ГЛАВА ХIV

 

    ИЭТО «ПОСЛОЖНЕЕ», «ПОИНТЕРЕСНЕЕ» ВСКОРЕ  ПРОИЗОШЛО!

 

Однажды с утра Майя зашла в буфет, чтобы заказать детям яичницу на завтрак. Она умылась, причесалась, но была ещё в трико и футболке, так как только что вернулась с площадки, через дорогу от гостиницы, где занималась утренней зарядкой.

У памятника вождю революции, который окружает асфальтовая площадка, а её, в свою очередь, по периметру окружают деревья. По вечерам на постамент памятника ставятся пустые бутылки из-под спиртного. А днём на голове и плечах памятника справляют нужду разного рода птички. Поскольку ни дождей, ни ветров в Байрам-Али летом не бывает, памятник длительное время стоит в этом «причудливом» убранстве.

По утрам, на площадке перед памятником, Майя делала свои упражнения и прыгала на скакалке. В таком виде она и зашла в ресторан, как уже было сказано  выше.

Вечером,  мухи усаживались кто куда и, повинуясь законам природы, дремали. А в зале надрывалась музыка и затуманивала сознание светомузыка   (нововведение Малика), а также густой сигаретный дым и запах спиртного дополняли картину, схожую с ресторанной.

Но утром этот мушатник можно было назвать рестораном только с очень большой натяжкой.

 

Майя зашла, чтобы и… – в буквальном смысле – оторопела!

Прямо перед нею сидели двое молодых мужчин. Они сидели за столиком и завтракали. Один – туркмен, обычный молодой человек. А второй, без преувеличения, красавец-мужчина!

За доли секунды, пока Майя смотрела на них, она отметила в нём самые важные для себя детали. Которые раз и навсегда поразили её воображение. Действительно – навсегда!

У него были чёрные волосы, коротко подстриженные и аккуратно зачёсанные на косой  пробор. Цвет лица – нежного персика! Уже сам по себе удивительный – для мужчины. На вид ему было лет тридцать пять.

И что особенно ей бросилось в глаза – очень пышные усы! Такие же тёмные, как волосы. Подобные, поистине роскошные усы, были в молодости разве только у одного  Никиты Михалкова.

Эти чёрные усы и волосы так подчёркивали великолепный цвет его лица. Лица, ещё почти не тронутого палящим солнцем Байрам-Али.

Он был одет в летнюю рубашку с коротким рукавом, бордового цвета, которая, в свою очередь, оттеняла необычайно красивый и нежный цвет кожи. И очень шла ему.

Глаза незнакомца были скрыты солнцезащитными очками в тонкой чёрной металлической оправе. Они имели форму капли. Стекла сверху – темнее, ниже – светлее. Очень модные в тот сезон очки. За такими гонялись и мужчины и женщины.

Майя успела даже заметить, что на незнакомце были светло-серые брюки и красивые летние замшевые, с дырочками, туфли.

Коллеги по работе часто отмечали почти фотографическую, память Майи.

Незнакомец сидел лицом к ней, но, разговаривая, смотрел на  собеседника. Поэтому, когда Майя отступила назад, она даже не знала, взглянул ли он на неё или нет? Издалека, да ещё за очками, не прослеживается движение глаз.

Майя вышла назад в вестибюль и стояла в полной обездвиженности. Не веря, как говорится, своим глазам .

Через минуту вышла Надежда. Она работала заведующей пищеблоком в этом ресторане. Надя получала по утрам продукты и затем готовила из них  пищу. Женщины уже успели познакомиться.

И Надежда, эта маленькая худенькая татарочка, эта приятная услужливая молодая женщина уже не раз «плакалась» Майе в  жилетку: и что жизнь у неё просто ужасная, и что муж на днях побил из-за ревности весь кафель, который они купили для ремонта ванной комнаты, и что она собирается разводиться с ним. И что живет-то в таком аду только ради восьмилетнего сынишки.

 

Она частенько приходила на работу  «навеселе», объясняя это своими семейными неурядицами. И сейчас она появилась с небольшим синяком под глазом.

Майя, не обращая в этот раз внимания на семейные отметины, потащила Надежду за дверь и зашептала:

–  Надя, скажи, откуда в этой дыре такое чудо  взялось? Кто это?

Надежда зашикала:

– Да, тише ты! Ты, наверное, этого, в очках, имеешь в виду?

– Надь, ну а кого же ещё?

– Это – КГБэшники. Недавно приехали сюда. Приехали пока без семей, но им сразу же дали квартиры. А сюда ходят по утрам завтракать. Этот туркмен – из Ашхабада, а русский – из России, а откуда – не знаю.

– Надюша, этого никто, кроме них самих и их начальства, не знает. Спасибо тебе, дружок, за информацию. От неё у меня голова пошла  кругом! Честно. Теперь мне, надеюсь, поинтересней станет жить.

Надежда согласилась:

– Да ты, Майя, и сама женщина  интересная. Я думаю, он на тебя со временем обратит внимание. Так и ты тоже заходи в ресторан по утрам,– дала она профессиональный совет пищевика.

Майя сказала с улыбкой:

– Да, пищу вкушает  всякий!

Но всё же спросила:

– А почему именно утром?

– Утром они всегда приходят завтракать, перед работой. А по вечерам не всегда бывают. У них сейчас напряжённая сезонная работа: они нелегальную литературу у афганцев отбирают, да и всяких лазутчиков в курортный сезон много. Так что у них полно  работы.

Майя улыбнулась:

– Ты так осведомлена, словно работаешь у них.

–  Так у нас каждое лето знаешь сколько КГБэшников бывает. Здесь же Афганистан  рядом. А оттуда и контрабанда, и наркотики, и нелегалы. Ну ладно, я побежала. Вдруг им ещё что-нибудь нужно будет.

Майя поднялась к себе в таком состоянии, как будто маховик воображения уже начал набирать обороты и приподнял её над землей. Она переоделась для  рынка и мигом помчалась к Татьяне:

– Таня, слушай, тут такой потрясающий, буквально сногсшибательный, мужчина появился! И главное, как говорится – по мне! По всем  показателям! Представляешь?! – Майя продолжила, с улыбкой, – остался всего один маленький нюанс!

– Какой, интересно?

–  Осталось выяснить, по нему ли  я? И знаешь, кто он?

– Кто он?

–Надежда сказала КГБэшник. И красивый, и умный! Я знаю точно, там дураков  не держат. Хотя они из меня немало крови попили: я с ними не раз общалась по работе. Особенно, когда меня старшим переводчиком назначили. Тогда я от них ещё больше натерпелась.

Заставляют меня столько всего писать и докладывать – одуреешь!

А я писала и докладывала только то, что считала нужным, а не то, что требовали  они. Из-за того, что я всё пропускала через своё сознание и совесть, фильтр получался  приличный! Но за всё это я расплачивалась, после их назиданий, бессонными ночами. Это может быть самые страшные, как нам внушила история, но и  самые загадочные, на мой взгляд, люди!

А здесь они ко мне никакого отношения не имеют и я думаю, что можно  пообщаться. Во всяком случае, стоит  попытаться. Танюша, пошли завтра все вместе, на завтрак. Откуда он знает, что я влюбилась в него с первого взгляда? Французы говорят: ”Сoup de foudre” – удар молнии!

– Ой, не накручивай себе, — сказала практичная Татьяна, — если он и в самом деле такой красивый, как ты расписываешь, то таких, как ты, у него: хоть пруд  пруди, вагон и маленькая тележка. В каждом городе и в каждой  гостинице. Ладно, завтра посмотрим, какой у тебя  вкус.

По дороге на рынок Майя, молча, держалась за поручень автобуса. Ей даже не хотелось разговаривать: перед её глазами всё ещё стояло лицо  незнакомца… Столь дивное лицо!

Она думала: «И одет со вкусом! Бордовая рубашка с серыми брюками – отличное сочетание.» Одна мысль сменялась другой…

Вот что значит, появилась пища  для воображения! Такое лицо – одно на полмиллиона! Да и то, едва ли  встретишь.

 

 

 

ГЛАВА ХV

 

Утром Майя с Татьяной начали тормошить своих отпрысков, чтобы привести их в порядок и отправиться в ресторан на завтрак.

Дети, ничего не понимая, ныли, что хотят ещё поспать… Но мамы решительно настроились на завтрак  в ресторане. Ресторан – и всё тут! Дети канючили, но надевали свежие шорты и футболки. Хотя до этого футболки,   даже в ресторане, не входили в их «выходной» этикет.

Майя, не растеряв ещё в этой глуши рациональное зерно, тоже решила подать товар  лицом. А «лицом» – это означало: белоснежные дорогие котоновые джинсы, которые лучше всего подчёркивали её красивые бедра, обтягивая их так сильно, как это было только возможно. Она надела нарядную шёлковую розовую блузку. Белое с розовым – это великолепное летнее цветосочетание.

У ребёнка от такого шика, уже ставшего необычным за время их

пребывания здесь, даже сон прошёл, он спросил:

– Мам, ты чего так нарядно оделась? У тебя какая-нибудь особенная встреча? Ты что, после завтрака, к первому секретарю идешь?

Майя слегка одумалась. Правильно говорят: «Устами ребёнка глаголит истина».

– Да, сынок, это я несколько того, перестаралась. Никуда я не иду, сразу после завтрака мы едем с тетей Таней на базар. И оденусь я, пожалуй, попроще.

Она надела белую блузку и светлые брюки из летней ткани. Этот наряд тоже шёл ей. А тот, кто хотел видеть, и сквозь него мог увидеть то, что надо.

Когда спустились вниз, Майя почувствовала, как бухает сердце.

– Ну всё, началось,– подумала она,– зная свое состояние перед началом большого увлечения.

Когда Майя, Татьяна и дети вошли в зал, ожидаемых господ ещё не было. И они сели за крайний столик у окна, чтобы лучше просматривался зал. Им уже принесли яичницу, салат и чай, а мужчин всё  не было.

Благо дело, дети, спросонья, едва ковырялись в тарелках. Майя постоянно посматривала в окно, из которого хорошо была видна входная дверь, но никого не было видно. Она начала думать, что никто сегодня не придёт и они будут сидеть, как дураки с вымытой шеей. Вдруг двое вчерашних незнакомцев вошли со двора, со стороны буфета, прошли и сели за свой обычный столик, недалеко от входа в буфет. И даже на те же самые места. Майя боялась поднять глаза от тарелки. Она попросила Татьяну наблюдать за мужчинами. Татьяна с любопытством, уставилась на них. Комитетчики не обращали на сидящих в зале никакого внимания. Они завтракали и одновременно о чём-то говорили. Женщины с детьми ничем не привлекли их внимания.

Майя встала и направилась к буфету за двумя стаканами компота. Татьяна потом сказала, что русский всё-таки скользнул по ней взглядом.

Господа быстро доели свой завтрак и ушли.

Женщины отправили своих детей досыпать. А сами остались за столом. Поскольку в зале ещё никого не было, Надежда подошла и тоже подсела к ним. Зная Майин интерес, она сказала с улыбкой:

– А знаешь, Майя, что спросил у меня этот русский? – Даже в её голосе слышалось безмерное почтение. Потому что испытывать какие-либо другие чувства по отношению к нему, исходя из её внешности и должности, было просто – нереально. – Он спросил: ”А кто эта симпатичная тёмненькая женщина, со стрижкой?”

– Надя, брось мне голову морочить. Зачем ты так шутишь?

Надежда улыбнулась, но не стала ни отрицать, ни утверждать сказанное.

Майя продолжала:

– Мне ли не знать, что никогда комитетчик не задаст такой вопрос напрямую, даже если это действительно его интересует. Он будет узнавать все это окольными путями, «по своим каналам», как у них говорится. К тому же ёжику понятно в нашей ситуации, что дамочки приехали сюда с детьми. Единственный вопрос, который может их заинтересовать, больны ли они сами или их  дети. Но их, видимо, что-то иное занимает, если они даже не взглянули в нашу сторону.

Татьяна перебила:

– Нет взглянул. Это я точно видела!

– И на этом спасибо. Поехали на рынок, пока не началось пекло, у меня и так уже мозги слегка плавятся от напряжения.

Майя обратилась к Надежде:

– Надюша, ну ты теперь  наш личный связной! Докладай нам, что  почём, хорошо?

Надежда, согласно, кивнула головой.

– Как его зовут? — спросила Майя.

– Я ещё не знаю, но завтра спрошу, – пообещала она, – они меня называют по имени, а я не знаю, как их звать. Я одно знаю, мне нужно одно утро готовить для них  яичницу, на другое я им сырники делаю, а на третье утро – блинчики.

– И так по кругу?

– Ну, у нас же не очень большой выбор блюд, – сказала она жалостно.

Майя подхватила:

– В которых нет мух.

Надежда не обиделась:

– Девочки, ну вы же видите, всеми силами боремся с ними. Это я сама липучки развесила, ничего не помогает.

Татьяна сказала:

 

– Ладно, мы пошли. А то, и в самом деле, до пекла  не успеем.

Как только вышли на улицу, Майя сразу спросила:

– Ну, и каково же твоё  резюме?

Татьяна, немного помолчав,  произнесла:

– А ты –  смелая! Если за такого мужика не боишься браться.

– Я пока ещё за него  не взялась. А-а-а, где наша не пропадала?! Впрочем, наша нигде, пока ещё, не пропадала. Знаешь же жизненную философию: замахнешься на многое, хоть что-нибудь да получишь, остановишься на малом, ничего  не получишь.

Татьяна подытожила, с большим сомнением в голосе:

– Посмотрим, как дальше будут развиваться события.

 

 

ГЛАВА XVI

 

 

А события никак не развивались. Разве что Надежда узнала и сообщила их имена. Русского звали – Алексей Александрович, а туркмена –Байрам.

Майя мечтательно сказала Татьяне:

– Он даже носит одно из моих любимых мужских имен. Больше всех остальных, я люблю имена Алеша и Сережа. Парень по имени Сергей, был у меня в старших классах школы. А вот Алексея никогда  не было. Мне кажется, именно эти имена можно называть на множество ладов и интонаций. И каждая последующая будет ещё нежнее, чем  предыдущая. Сереженька или Алешенька.

Татьяна прервала её:

– Не закатывай мечтательно глаза. Уже представляешь, как ты будешь шептать ему это. Да только не спеши, знаешь же детскую загадку: “Висит груша – нельзя скушать”?

– Конечно знаю, лампочка  Ильича.

– Вот-вот, – отозвалась Татьяна со смехом, – а здесь тебе не лампочка Ильича. КГБэшник! Здесь ухо востро держать надо! Знай, с кем желаешь связаться.

– Да знаю я! Я же тебе говорила, что немало от них на работе натерпелась. Но я знаю достаточно неплохо этих ребят, хотя и чисто интуитивно. Ни с кем из них на брудершафт не пила. Но здесь-то чего мне бояться? Я здесь как частное лицо. А они – такие же мужики, как и все. Ты лучше скажи, что интересненькое придумать, чтобы с ними поближе познакомиться? Ты же сама говорила, что ты – «великий комбинатор» дома, заводила среди дам.

– Но к этим я не знаю с какого края подступиться, ты же их лучше знаешь, вот и соображай!

– Так  давай поразмышляем. Сами они вряд ли к нам подойдут, а отпуск в этом году уже  на исходе. Если мы ничего не придумаем, то только и останется, что  наблюдать, как они завтракают. Не будем же мы таскать сюда каждое утро своих бедолажек. Они и так в большом недоумении: чего это мы утром проявили о них такую трогательную заботу, в виде завтрака  в ресторане.

Комитетчики не станут заигрывать с заботливыми мамашами, это  не тот уровень! Это тебе не сексуально озабоченные мужики более низкого порядка. К этим особый подход нужен.

 

Татьяна вдруг осмелела:

– Да какой особый, не преувеличивай ты. В чём это они такие необычные?! Они такие же, как все, только корчат  из себя. Давай скажем Надежде, что женщины, а мы с тобой приличные на вид, хотят побеседовать с ними по причине большой скуки и дефицита общения.  И что приглашают их  в твой люкс на чашку кофе с коньяком. Откажут, так откажут. Спрос  не бьёт в нос. Тогда и успокоишься. Я же вижу, что ты уже  на взводе.

– А что, давай. Всё равно ничего лучше не придумаем. Любой предлог в данном случае  шит белыми нитками, особенно для них. Они же живые и должны понимать, что дамам  скучно. Тем более что я поймала на себе пару- тройку раз взгляд Алексея.

–  Нужно быть совсем слепым, чтобы на тебя не посмотреть. Ты своим круглым задом чей хочешь взгляд привлечёшь.

Майя  продолжила:

– Знаешь, я кажется в «Триумфальной арке» Эрих Марии Ремарка читала, что настоящий ценитель женщины смотрит сначала на форму задницы, затем – на форму ног и только в последнюю очередь – на лицо.

–  У тебя и с этим  всем полный порядок. Так что, давай – действуй! Сама скажешь Надежде или мне её об этом одолжении попросить?

– Подожди, не так сразу. Нужно всё получше обдумать.

– Что тут думать, здесь  «трясти надо»! Будешь думать, и отпуск  проскочит. Не успеешь глазом моргнуть. Двенадцать дней осталось до отъезда. Ты обратные билеты уже купила?

– Давно.

–  Вот и я  о том же.

– Хорошо, давай завтра утром попросим Надежду сказать им  об этом. Если согласятся, подготовимся  к вечеру.

Надежда с готовностью ответила:

– А что, и скажу. Что здесь особенного? Они ни с кем сюда не приходят, не общаются. Им же тоже отдохнуть надо, – по-матерински подытожила она.

– Ладно, ладно, заботливая ты наша! Заботилась бы больше о нас, бабах, а не  о мужиках, – сказала Татьяна.

 

С этого момента у Майи по-настоящему вразнос помчалось  воображение. Она лихорадочно начала обдумывать непростую, на этот раз действительно непростую, ситуацию. Но с некоторых пор Майя взяла за правило не бежать впереди паровоза. И выкладываться, что в расшифровке означает стараться изо всех сил, только тогда, когда мужчина действительно того  стоит.

Все-таки в тридцать четыре года уже есть определённый жизненный опыт. К тому же в сердечных делах интуиция – большое подспорье.

Хотя, если сказать откровенно, чаще она  дорисовывала мужчин. А затем, снимая с картины покрывало, видела совсем иное. Но так и продолжала заниматься этой ошибочной практикой. Что свойственно, пожалуй, доброй половине женских сердец. Рационализм, хоть как ни крути, не характерен для романтических натур. Их всё тянет посидеть с любимым на розовом облачке и, нежно поглаживая друг другу ручки, шептать на ушко такие же нежные словечки.

В этом и есть для них почти вся  прелесть.

 

 

 

ГЛАВА XVII

 

Приближался вечер. Нарастало волнение. Майя знала точно, по опыту, легких путей или решений здесь ожидать не приходится.

Но Татьяна как будто забыла про их уговор. Может быть потому, что среди этих двух мужчин ей не было пары. В свои сорок два года, да ещё с пышными бедрами, она вряд ли могла рассчитывать на благосклонность хоть одного  из них.

Поэтому ей взбрело в голову отправиться в бар по случаю своего, скорее всего выдуманного, дня рождения.

Она сидела и, мечтательно закатив глаза к небу, точнее к потолку, сладко вспоминала:

– О, я обожаю шампанское, так обожаю, так обожаю…

Майя ответила:

– Что в нем хорошего? У меня от него всегда болит голова. Хоть я вообще в спиртном не разбираюсь, но я больше люблю сладкие напитки. С удовольствием выпью рюмку ликёра, ничем не закусывая, под содержательную беседу или под хорошую музыку.

Татьяна опустила на неё глаза, потом снова с видом знатока закатила их:

– Ах, ничего ты в шампанском не понимаешь.

– Я только что самолично подписалась под этим. А ты за что его любишь?

Она тоном эксперта высочайшего класса продолжала:

– Я больше всего люблю шампанское за то, что как только отопьёшь глоток, так пузырьки лопаются, начиная от кончика языка и по всему горлу. Это такой непередаваемый кайф. Лопаются и щекочут!  Лопаются и щекочут…

– Тань, ты какая-то, прямо сказать, алкогольная извращенка. Сколько пью шампанское, в жизни не обращала внимания на лопание каких-то там пузырьков…

– Да потому что ты ни хрена не понимаешь.

– Согласна. Видимо, именно поэтому.

– Ну так что, идём вечером в бар?

– Танюша,  на вечер же назначена встреча. Я, как уважающая себя женщина, не могу встретить гостей уже с запахом алкоголя. Давай завтра сходим!?

Что в Татьяне сработало, то ли чисто женская ревность, что Майя моложе и привлекательней её, или зависть, по той же причине, только она вдруг не на шутку  распалилась:

– Вот какая ты подруга! У меня день рождения, а ты не можешь составить мне компанию, посидеть со мной. Ты готова променять меня на первого попавшегося мужика.

Не успела Майя сказать, что она даже не знала о дне рождения, как Татьяна со злостью выскочила,  хлопнув дверью.

«Ну всё, – подумала Майя, – не хватало ещё поссориться. Не поделили шкуру неубитого медведя. Хотя я никому ничем не обязана. У нас с ней просто приятельские отношения. Друзья – по необходимости, как говорится.» И она решила не бежать к ней, чтобы помириться.

Волнение брало верх над остальными эмоциями, в том числе и над переживанием по поводу внезапной размолвки.

До этого времени они с Татьяной нормально общались, имели пищевой общак, и всё шло прекрасно. Что с ней случилось?!

 

Наступил долгожданный вечер. Майя всё нарезала, приготовила к ужину и поставила всё  в холодильник.

Точно в назначенное время раздался стук  в дверь.

Когда шла открывать дверь, подумала: ”Настоящие чекисты.”

Но на пороге стоял только Байрам. Он, широко улыбаясь, приветливо поздоровался. Майя, слегка растерявшись, сделала пригласительный жест рукой.

Он вошёл и сел. Она даже не могла спросить, почему не пришёл Алексей. Надо было как-то разрядить обстановку. Она начала накрывать на столик в надежде, что тот подойдет попозже. Она не спросила, почему он не пришёл. А Байрам не сказал, почему он не пришёл.

Не пришёл и всё.

Но гость тоже оказался неплохим собеседником. Со временем у Майи лицо из вытянувшегося от разочарования приобрело обычные размеры. Одно слово – КГБэшник действует на людей  магически. Она не была исключением. В этом случае национальность, пожалуй, меньше всего играет роль.

Майя постепенно, после двух рюмочек ликера, расслабилась. Она всегда, приезжая в отпуск, брала и ставила в холодильник две бутылки: одну – коньяка, другую, для себя, ликера. Всё-таки отпуск.

Они просто стояли. Но если случалось с кем-то пообщаться, гостю наливала коньяк, а себе – ликёр.

Майя отметила про себя, что гость ничего не принёс с собой.

Затем отбросила эту мысль.

«В мэнэ ж всэ е, – подумала она, – что мелочиться?».

На удивление, Байрам оказался не по статусу словоохотливым. Когда тебе нравится человек, становишься либо глупым и косноязычным, либо  болтливым. Всё стараешься чем-нибудь похвалиться, подать себя с лучшей стороны. Вот и Байрам всё подчёркивал, что с отличием закончил университет в Ашхабаде и был на стажировке в Москве. Женат, двое маленьких детей. Жена пока осталась в Ашхабаде, но скоро переедут сюда.

– Сейчас мы пока холостяки,– сказал он многозначительно.

Это всё, что он обронил об Алексее.

Допивая кофе с коньяком, Байрам неожиданно предложил:

– Кстати, я завтра еду в Мары получать новую форму, хотите я вам город Мары покажу?

Майя среагировала на слово «новая», и спросила:

– Никак, повышение?

– Так точно! — с гордостью подхватил гость.

Майя сказала мечтательно:

– Какая у вас красивая парадная форма, просто  чудо! Насыщенный цвет морской волны с золотом!

– Где ты могла её видеть?

Они перешли на «ты» как-то незаметно и неизвестно когда.

– Как где, на празднике. Ваши ребятки облачаются и стоят на трибуне у нас  в городе. Но ручкой нам не машут. Не положено. Байрам рассмеялся и сказал:

– Ах да, на праздники мы её надеваем.

– А здесь, летом, у вас, конечно же,  суровая конспирация.

Байрам всё больше казался ей  симпатичным. Тонкое красивое, с правильными чертами, лицо. Уже опытный взгляд тёмных больших глаз нацелен прямо  на собеседника. И, конечно же, неизменное украшение здешних мужчин, чёткая стрижка и причёска – волосок к волоску.

Байрам всегда носил рубашки с длинным рукавом, даже в дикую жару. Может быть потому, что не хотел демонстрировать тонкие руки. Может быть потому, чтобы не темнеть ещё больше.

Это северяне готовы ходить нагишом уже под первыми весенними лучами солнца.

Байрам повторил свой вопрос.

Майя сказала:

– Я, в принципе, не против. Это будет хоть какое-то развлечение для детей.

Он вёл себя вполне раскованно и дружелюбно. Этот молодой комитетчик в свои 28 лет выглядел ещё моложе. Худенький, стройный мальчик, но уже с военной выправкой и сознанием того, что именно он – белая косточка! «Хозяин страна»!

И это проявлялось всё заметнее. Майя подумала: ”А он не так-то прост!”

Болтали легко и непринуждённо, хотя Майя постоянно ждала стука в дверь. Но его не последовало.

Где-то часов в одиннадцать Байрам попрощался, пообещав заехать за ними завтра  в 10 утра. Поблагодарил за ужин и ушёл, так ничего и не сказав об Алексее.

 

 

 

ГЛАВА XVIII

 

 

Каждый вечер Майя и Татьяна до самого отхода ко сну проводили вместе. Но сегодня ни та, ни другая не нанесли друг другу визита примирения. И только поздно вечером  встретились  у «водопоя».

Майя спустилась вниз, к шлангу с водой, чтобы сполоснуть тарелки,

и встретила там Татьяну. Та тоже спустилась с графином, чтобы набрать воды.

Майя сказала:

– Успокойся, тот, кого я ждала, не пришёл.

И на уровне мысли прочитала Татьянину радость.

Майя была ещё в том возрасте, когда женщина уверена в своей силе, поэтому легко прощает так называемые возрастные женские слабости.

Но она и ничего не рассказала о том, как прошёл вечер. Хотя Татьяна явно этого ожидала. Просто сказала:

–  Байрам приглашает нас завтра в Мары. Поедете с Санькой?

Татьяна была рада примирению и с готовностью сказала:

– Почему не поехать? Поехали.

– Ну всё, спускайтесь завтра,  в десять.

На следующее утро, ровно в десять, Байрам приехал за ними на белой, видимо служебной, «Волге».

Татьяна, смягчившаяся оттого, что встреча затеянная Майей не состоялась, с утра чувствовала себя  в приподнятом настроении.

 

 

Все дружно уселись в машину. Женщины с детьми – сзади, а Байрам – рядом  с водителем.

Владик прихвастнул перед Санькой:

– У моего папы на работе такая же машина, только – чёрная.

Байрам живо отреагировал:

– А где твой папа работает?

– В обкоме партии, – не без внушённой отцом гордости, ответил ребенок.

Майя одернула сына:

– Никогда не хвастайся тем, чего завтра можешь лишиться!

И она тут же прочитала мысль Байрама о том, что его вполне устраивает её социальный статус. Более того, это его заинтриговало.

Но Майе не хотелось даже вспоминать о муже. Она никогда не скучала по нему. Он сам звонил и справлялся о здоровье сына. И то, скорее, не из побуждений заботливого мужа и отца, а чтобы было что отвечать на вопросы коллег о здоровье сына. Ибо лицемерная забота о семье – у них на работе  в большой чести.

 

Дети оживлённо комментировали всё, происходящее по дороге. К обеду жара становилась просто  невыносимой. Благо, ехать оставалось недолго. Как выяснилось, в Марах смотреть особенно нечего. Тем более в полдень, когда всё и вся прячутся от жары, и город словно пустеет.

Подъехали к учреждению, где Байрам должен был получать форму. Он взбежал лёгкой походкой по ступенькам и вскоре вышел из здания со свёртком.

Майя встретила его со вздохом:

– Как жаль, что праздник нескоро. Мы к тому же уедем и не сможем тебя увидеть в шикарном мундире. Байрам промолчал. При водителе он вёл себя очень сдержанно. И Майя тоже больше ничего не сказала по этому поводу.

Поехали назад, так и не повидав достопримечательностей. Только на обратном пути Майя попросила остановить машину у небольшого православного храма. Мужчины остались в машине, а женщины и дети вышли из машины и вошли в ворота ограды. Маленький дворик перед храмом был выложен кирпичом. Сам храм был, к сожалению, закрыт. Но во дворе сидела маленькая худенькая старушка. Женщины оставили пожертвования для храма и вернулись к машине.

Возвращались, полностью разморенные от жары.

Но к вечеру этого же дня Байрам позвонил Майе в номер и предложил посидеть вечером в ресторане, при гостинице. Как он узнал номер телефона? Сам по себе вопрос, конечно, смешной, применительно к нему.

Но его надо же было как-то узнать, объяснив свое любопытство или свой интерес? И узнал же!

Майя предложила Татьяне:

– Пойдем, посидим вечерком. Детей накормим и закроем у меня в номере. В конце концов, мы же  в отпуске. Тем более что нас никто никуда не умыкнет,– добавила она с улыбкой,– правда я не знаю, придет ли он с Алексеем или нет. Но меня это как-то больше не трогает. Раз не пришёл и не позвонил – да нет проблемы! Знаю я этих ребят. Он – просто  трус! Тем более здесь, русский КГБэшник. Он каждый шаг свой вынужден обдумывать и контролировать, чтобы компромат не поймать. Пусть шугается на здоровье. Что я, бегать за ним буду, что ли? Унижаться мы  не станем. Я не знаю, придут ли они оба или один Байрам, неважно. Раз пригласил, пойдем посидим, послушаем музыку.

Этот мальчик, конечно, совсем не то, что мне нужно. Но я его уважаю: он абсолютно не дергается.

Татьяна резонно заметила:

– Так он же у себя  дома. Что ему дёргаться?

– Неважно. Алексей и в Москве, наверняка, шнырял бы глазами по сторонам от страха: как бы кто  не увидел! Ой, не хочу о нём думать. У меня пропал к нему интерес, несмотря на его внешность. С таким – одно мучение! Красивого мужика, к тому же, всегда приходится с кем-то делить. Хотя у меня одна, но пламенная страсть – красивые мужчины!

А в его лице – такая тайна! Но у меня, увы, уже нет времени её  разгадывать. Да и желания – тоже. Терпеть не могу трусливых мужиков! Из-за этой черты даже их красота в моих глазах меркнет. Так что, подружка, одевайся получше. Может быть пообщаешься с ним, если придёт конечно.

 

Уже одно это, что именно она, Татьяна, сможет пообщаться с ним, воодушевило её  на сто процентов. Она засуетилась у шифоньера – что надеть?

– Надевай то, в чём комфортно чувствуешь себя.

У Майи с одеждой проблем никогда не было. Во-первых она сама себе шила модные вещи из «Бурды». Во-вторых, она привезла себе много нарядов из Франции, где два месяца была в служебной командировке.

Майя надела тонкую шёлковую белоснежную блузку с коротким рукавом и стойкой, тёмно-синие брючки из тонкого бархата и белые босоножки. Майя всегда обожала танцы. А танцевать удобнее и эффектнее  в брюках.

Итак, они направились в ресторан. Мужчины уже ждали их.

Когда Майя увидела, что и Алексей сидит за столом, она словно щёлкнула в себе выключатель. Равно как, выходя из комнаты, гасят свет.

Хотя народу в зале было немного, но вовсю гремела музыка, создавая настроение немногим посетителям.

Татьяна и Майя подошли к столику и сели. Байрам засветился от радости, когда Майя села рядом с ним. Он засуетился и начал наливать дамам шампанское. Майя как бы накрыла себя колпаком, предохраняющим от чар Алексея. Потому что он снова был просто  неотразим! К тому же он очень внимательно, с явным интересом, причём почти не скрывая этого, посмотрел на неё. Впервые – с довольно близкого расстояния.

«Видимо Байрам сделал  мне  определённую  рекламу после вчерашнего вечера, запалив тем самым его интерес, – предположила она,  – но до чего же он  красивый!» – невольно, с непонятной печалью в сердце, почти со стоном, подумала  Майя.

Сейчас, она тоже впервые, во время тоста увидела его без очков.

Глаза у него  темно-карие, вечером – жгучие и влекущие, как бездна. Непонятная, но сладкая и бездонная, куда хочется погрузиться, не раздумывая.

Не слишком большие, но – такие глаза! Один раз увидишь – и отпечатаются в сердце.  Нипочем  не забудешь! Но о них позднее…

Сейчас она особенно не стремилась встречаться с ним  взглядом.

Наоборот, назло ему, подчёркнуто кокетничала с Байрамом, стараясь вести себя раскованно и независимо. Шутила, смеялась, играла словами, желая показать: дескать, мол, смотри – какая я, а ты даже не пожелал познакомиться со мной. Она сама пригласила Байрама потанцевать.

И вошла в свою стихию. Музыка, да тем более ритмичная, могла многое ей заменить, на самом деле. У себя на работе они каждый уик-энд устраивали с французами такие классные дискотеки! Веселились, что называется – до упаду. Танцевали так, что наутро всё тело ныло. Зато все стрессы – как рукой снимало. Майя могла танцевать несколько часов подряд.

Байрам едва поспевал за ней в танце. К тому же ему надо было «следить за обстановкой», чтобы, не дай Бог, кто-нибудь чего-нибудь не заподозрил. Но это – его проблема!

А она полностью отдалась мелодии, на всю катушку наслаждаясь ритмом. А  музыкальный вкус у Малика был отменный. Записи и впрямь – что надо!

Они не подходили к столику несколько танцев, затем Байрам ей шепнул:

–  Пошли к ним, а то неудобно.

– Ты иди, а я ещё пару танцев потанцую.

Он послушно поплелся к столику. Майя танцевала одна, среди двух-трёх таких же любителей.

Она намеренно танцевала поодаль от стола, где сидел Алексей, но постоянно чувствовала на себе его взгляд. Она так же намеренно подольше не подходила к ним, пытаясь разобраться в себе. Что-то удерживало её от необходимости находиться с ним за одним столом. Дальше от него у неё как бы было больше решимости сохранять дистанцию и демонстрировать равнодушие. Дальше от него меньше соблазна смотреть на его магнетически-красивое лицо. Но «с глаз – долой, из сердца – вон», всё же  никак не получалось. Его присутствие непостижимо, но так явственно, чувствовалось в зале и в ней самой, несмотря на все её ухищрения…

 

Через некоторое время она подошла к столику и, лишь скользнув по поверхности его заинтересованного тёмного взгляда, села.

Майя всеми силами старалась не смотреть на него, ибо он прекрасно знал о беспроигрышном магнетическом влиянии своих глаз на дамское сердце и в совершенстве владел этим искусством. В подобные глаза либо неотвратимо потянет смотреть, не отрываясь, сутками  и бездумно тонуть в них, без сожалений и угрызений, ибо в них, имея воображение, можно отыскать всё, что угодно. Либо приложить все силы, чтобы удержаться от соблазна. Что Майя и предпочла сделать.

Она подчёркнуто беззаботно сказала, чтобы как-то заполнить наступившую с её появлением паузу:

– Как хорошо, что вечером работают кондиционеры, иначе здесь можно  сгореть. Татьяна о чём-то разговаривала с Алексеем, но как только Майя подошла, разговор прервался.

Когда Майя шла к их столу, она боковым зрением увидела девушку, сидящую напротив них с двумя парнями. Юная, лет двадцати, блондинка сидела как раз напротив Алексея. И бросала в его сторону выразительные взгляды. Роскошные волосы, распущенные по плечам, подчёркивали все достоинства её привлекательного лица.

Алексей тоже пару раз взглянул в её сторону.

У Майи, как и у любой другой женщины на её месте, когда она видит кого-то красивей и моложе себя, слегка испортилось настроение.

Алексей – уж с его-то проницательностью! – мгновенно поймал этот, в общем-то, несложный нюанс. И чтобы в свою очередь «поддеть» Майю, тут же съязвил:

– Я бы в любой момент увёл эту лошадку из стойла, если бы захотел.

В ответ Майя заметно вспылила:

– Так в чём же дело? Вас здесь никто не держит. Никто никому ничем  не обязан. Так что, мсье, дерзайте!

– А Вы, мадам, не дерзите,– ответил Алексей, довольный тем, что его слова достигли цели.

– Да и вправду, что это я? Пойду, лучше, потанцую.

И она, снова одна, отправилась в круг, чтобы немного снять напряжение.

Татьяна осталась с мужчинами.

Заиграли медленный танец, и Майя направилась к столику. Навстречу ей встал Алексей и, с подчёркнуто обворожительной улыбкой, спросил:

– Можно пригласить Вас на танец?

–  С удовольствием,– сказала она лёгким голосом.

Майя в первый раз ощущала на своей талии руку Алексея. Но побоялась даже поднять на него глаза, чтобы встретиться с ним взглядом – со столь близкого расстояния. Такое было у неё тоже – впервые в жизни. Чтобы она робела раньше от мужского взгляда!?

Несколько секунд каждый старался уяснить для себя, что чувствует, какую информацию каждому из них несёт это первое прикосновение. Но оба заметили, что Байрам и Татьяна во все глаза смотрят на них. Словно этого танца все ждали целые годы. И вот, наконец, он  случился!

Майя молчала, она чувствовала себя страшно  зажатой. Все тело и даже теплая и нежная кожа её талии, словно были мысленно затянуты тонкой полиэтиленовой плёнкой:  чтобы не чувствовать прикосновений его рук. Она старалась «отключить» всю свою чувствительность и чувственность.

Обида от его пренебрежения вчерашним вечером заслоняла всё! Да ещё его желание принизить её своим комплиментом  этой девице.

Она была под собственным  «табу».

Алексей, чувствуя, что она нисколько не раскрывается, тоже ни на миллиметр не передвинул своих ладоней, держа их на одном месте талии. Никакого намёка на сближение. Ни от него, ни от неё.

Но крайне напряжённое  состояние обоих разрядить попытался:

– А ты, Май, хорошо танцуешь.

– А почему я должна танцевать плохо? — с явным вызовом спросила она.

– Ну, что ты сразу, как ёршик? – он слегка прижал её к себе.

Майя, демонстративно, отстранилась и, не сбавляя гонора, ответила:

– Да и не как ёршик я вовсе, Алексей Александрович! И в самом деле, почему я должна танцевать плохо? Я обожаю музыку, это частичка  меня. К тому же я очень многие вещи делаю хорошо, даже очень хорошо. В том числе и в своей профессиональной деятельности я – не на плохом счету. Я уже три раза в Москву на переговоры с директором летала: в Техмашимпорт и Минхимпром. Значит я чего-то стою!?

Но Майя тут же поймала себя на мысли, что старается  набить себе цену. В точности, как Байрам вчера в её номере. И снова замолчала. Она старалась никогда не прибегать  к дешёвым трюкам.

Алексей несколько секунд о чём-то размышлял. Затем неопределённо сказал:

– Не сомневаюсь.

Танец дотанцевали молча и отстранённо друг от друга.

Когда подошли к столику, Байрам и Татьяна старательно вглядывались в выражение их лиц: не произошло ли чего-либо во время танца. Но оба эти непростые лица были  бесстрастны.

Майя обрадовалась, что снова заиграла музыка-диско, и отправилась танцевать. Алексей ритмичные танцы не танцевал.

Вскоре Байрам предложил:

–  Пойдёмте, подышим свежим воздухом.

Никто не возражал, все быстро встали. Тем более что Майя всё время танцевала  одна. Вышли из ресторана, остановились недалеко  от  гостиницы.

Мужчины покурили.

И парочки разошлись.

Майя с Байрамом пошли в сторону памятника, а Татьяна с Алексеем  пошли налево, где в отдалении высвечивались яркие огни колеса обозрения.

 

 

 

ГЛАВА IXX

 

 

Больше всех, пожалуй, ликовал Байрам, потому что Майя пошла с ним без всякого сопротивления, даже подчёркнуто охотно. Он начал о чём-то оживлённо говорить, поддерживая её под локоть. Но Майя почти не слышала его, она всеми силами старалась настроить себя против Алексея.

«В конце концов, его красота – только вывеска! – думала она, – к тому же такие, как он, очень больно  ранят!»

Она уже не раз в своей жизни гонялась за красотой. Цель далеко не всегда оправдывает средства. Если средства – твои нервные клетки, подверженные  сплошным  переживаниям.

Майя нехотя слушала лепет Байрама. Сама почти не принимала участия в разговоре, лишь слегка оживляла его.

Про себя подумала: ”Если комитетчик не в меру болтлив, значит определённо влюблен”.

Хотя он ничего не говорил о своей профессиональной деятельности.

А ей, конечно же, интересней было бы услышать об его соратнике по полям идеологических битв. Но она намеренно не задавала никаких вопросов.

А её мысль, чего греха таить, никак не хотела сидеть под запретом и неудержимо рвалась к тому, кто сердцу  мил! Может быть потому, что и он одновременно с ней думал об этой ситуации и недоумевал: «Как это так, она решила пренебречь общением?  И именно  с ним!»

Майя далека была от вывода, что их счёт теперь один – один! Но всё же, по всему было видно, что ей удалось-таки выказать ему маленькое «фе»!

Пусть знает наших!

По скрытой игре ума уже тогда ей не было равных среди её окружения. Очень многие моменты  Майя могла достаточно точно предвидеть, а иногда и успешно осуществить, логически-эмоционально разложив картину происходящих событий.

Эта игра ума или состязание умов, подчас абсолютно невидимое, так как чаще всего не выражалось словесно, более всего и увлекало её. Более всего захватывало воображение и любую, даже самую маленькую свою победу она праздновала, опять же про себя, так же бурно, как чемпион-тяжеловес празднует свою  на олимпийских подмостках.

Байрам пытался несколько раз обнять её за талию, но она инстинктивно отстранялась. Она терпела его только за то, кем он был – за название. И приближённость  к Алексею

Как мужчина, он мало впечатлял её, хотя он был и впрямь недурён собой: аккуратненький, чистенький, молоденький и неглупый.

Но это ещё далеко не весь  джентльменский набор. В нём не было чего-то главного, что могло бы увлечь такую женщину, как она. Он никак и ничем не будил её воображение уже только потому, что был слишком доступен. Что за дичь без охоты!?

А Майя имела свою особенность характера: она никогда не любила тех мужчин, которые любили её. Хотя столько парней добивались ее расположения в студенчестве. И мужчин,  позднее. Как говорится – бегали за ней. Но она чаще всего стремилась к тому, кто был  недосягаем. Даже если тот, кто был рядом, в тысячу раз более достоин её внимания.

Но она жаждала именно – Того! И тосковала без него в другом городе, в другой стране, на другом  континенте. Точно по выражению: «Одного человека нет, и мир кажется  пустынным!»

Ей непременно нужно было, чтобы этот человек с самого начала, поразил её воображение. Даже трудно сказать, чем  именно. Иногда это бывает какой-то незначительный, даже незаметный для других, нюанс: взгляд, выражение лица, характерный жест, манера слушать собеседника или музыку, готовность отдаться какому-то чувству или побуждению, точно  не определить. Но всё это, так или иначе, обозначает  тонкую душевную организацию…

В Алексее, например, её привлекла не пустая, а значимая красота лица. Красота не былинная, стало быть – спокойная. А современная и, даже может быть, несколько  нервная. Но тайна его лица, словно фетиш для язычников, неотвратимо увлекала её воображение! А разгадывание таких загадок стало любимым хобби Майи с тех самых пор, как она стала зрелой женщиной и почувствовала свою силу и власть над мужчиной. У каждой женщины есть такой период в жизни, если она  недурна собой и активна – как личность.

Итак – красота!

Она охотилась за красотой и совершенством. Может быть потому, что стремясь к ней и находя её, встречаясь с ней, словно губка старалась впитывать тот позитив, то богатство чувств и ощущений, которые порождало общение с ней. И эти, часто возвышенные, эмоции, в свою очередь давали пищу для собственной работы над собой и стимул  для самосовершенствования.

К тому же поистине упоительны все внешние, явные проявления увлечения: от увертюры и до самого действа! Если исполнители того стоят, то их игра в жизни бывает не менее захватывающей и интересной, чем на сцене, ибо «человеку по-настоящему интересен только человек»! Где-то Майя прочитала эту фразу и полностью согласилась с ней.

 

Она и за мужем – охотилась. Это был самый красивый и перспективный жених  на комбинате, где она жила с родителями. А он, получив красный диплом выпускника университета, приехал туда по распределению в качестве молодого специалиста. Все девушки  «на выданье», особенно их мамаши, стремились заполучить этот экземпляр, любой  ценой!  Но он достался Майе. Да видно она поймала не ту дичь, если теперь сама не знала, как выбраться из этих  силков. Ошиблась!

Внешне они были очень эффектной парой. Она даже про себя отмечала, что на всех их обкомовских торжествах не было супружеской пары лучше их. Но это только  внешне.

На самом деле она  ошиблась! Какую ценность может иметь мужчина, рождённый под знаком Скорпиона в год Петуха? Сплошное злое  кукареканье! Выпячивание груди и хлопанье крыльями для значимости, но не для полета. Петух никогда не взлетал и не взлетит выше забора! Как бы он ни хорохорился! Плюс эмоциональные устрашения в виде скорпионьих поз и выпадов…

 

Майя вдруг поймала себя на мысли, что думает вовсе не о том, о чём следовало бы, находясь наедине с молодым человеком.

Русские мужчина и женщина, особенно если они интересны друг другу, могут быть  отличными собеседниками.

Равно, как мужчина и женщина любой другой национальности, если их отношения эмоционально окрашены вышеназванными признаками, тоже могут быть прекрасными собеседниками.

Но когда тебе нужно ещё раз объяснять, что ты имеешь в виду, сказав то или иное, это уже не беседа и тем более  не искусство беседы.

Поэтому Майя заспешила домой, хотя как только Байрам ни уговаривал её постоять с ним ещё немного. Она нашла с десяток причин, почему ей нужно быть у себя в номере и как можно быстрее.

 

 

 

ГЛАВА XX

 

Утром, стоя на остановке и ожидая автобуса, Татьяна не выдержала первая:

– Ну, как вы погуляли?

Майя отозвалась:

– Да никак.

Татьяна немного выждала и ответила:

– И мы  никак. Знаешь, мне кажется, Алексей очень злился, что ты ушла с Байрамом.

Это наблюдение и вывод были для Майи, словно мёд  на душу, но она промолчала, ибо Татьяна тут же перестанет говорить, если почувствует её заинтересованность. Такова женская натура.

Татьяна продолжала:

– Он так заметно нервничал, что я решила не травмировать его своим присутствием. Мы постояли минут пятнадцать, он задавал мне какие-то вопросы по моей работе, но совершенно не слушал ответы. Разве я могу тягаться с тобой? Это ты можешь отвечать ему  на его языке. Если он язвит, и ты можешь отвечать ему тем же.

– Нет, Танюша, ты явно преувеличиваешь мои возможности, до него и мне – далеко! Они в чём-то схожи с моим супружником. Тот тоже, как ходячая энциклопедия, всё знает. Но только радости от этих знаний никому нет. Это называется – «вещь в себе»!

Татьяна невесело сказала:

– Короче, мы минут через двадцать расстались.

– Ну и я, примерно через столько же отправила своего партнёра. Только не знаю партнера – по чему? По скуке, что ли?

Майя ехала на рынок и, пожалуй, впервые ей приятнее было не разговаривать с Татьяной, а помолчать и поразмышлять о состоянии Алексея на основе Татьяниных предположений. Значит, он  нервничал. О, как это  приятно! Волнение того, кто волнует тебя!

Но если бы она сама знала заранее, насколько драгоценной станет для неё каждая из столь редких минут, проведенных с ним, разве стала бы она застёгивать своё сознание на все пуговицы, да ещё затягивать портупеей!?

 

За всеми этими событиями бытовая жизнь шла своим чередом. В дневное время Майя с Татьяной не забывали, почему они здесь. Майя так же, как и в начале отпуска, в обед, после рынка, и в ужин приносила в судках детям еду из санатория.

Особенно тяжко было преодолевать этот путь в полдень, когда стояла такая жара, что через сто метров язык буквально прилипал к нёбу из-за пересыхания во рту. Она выпивала бокал газировки в одном киоске, пока добегала до следующего,  уже говорить не могла: язык снова  прилип к нёбу. В обед жара стоит просто невыносимая, кажется, сам можешь воспламениться от перегрева. В обед, говорят местные жители, вполне можно печь яйца в песке. Но кому захочется!?

Майя, как заяц, перебегала от одной тени деревьев к другой. Если можно считать тенью незначительные пятнышки под деревьями от стоящего в зените солнца. Оно, кажется, проникает сквозь всё. Деревья даже свои листочки слегка скручивают днём, чтобы сократить поверхность испарения, и слегка распрямляют их  к вечеру.

Но, несмотря на житейские неудобства, женщины делали для детей всё, что необходимо.  Правда, Майя чаще носила анализы сына в лабораторию и водила его на консультации.

А Татьяна сказала так:

– Я уже третий год приезжаю сюда. Первые два я только и жила результатами анализов. Хуже они, я  в трансе. А сейчас не хочу расстраиваться. Да и ребёнок пусть отдыхает. Я вижу, что он чувствует себя хорошо, и слава  Богу. Тебе перед мужем ответ держать надо, а мне – не перед кем. Поэтому я и себе позволю немного отдыха, не хочу бегать с анализами. Положусь на Господа: ребенок на вид здоров. Не утомляется, видишь, как они мотаются целый день. И слава  Богу!

–Ты, в общем, права,– ответила Майя, – самый лучший показатель –это  их  самочувствие.

 

Как-то Майя входит перед вечером в номер, и видит Татьяну с двухсотграммовой баночкой мёда.

– Май, мне предложили попробовать колючковый мёд. Говорят, он – самый целебный на свете. У верблюжьей колючки, говорила эта женщина, корни достигают пятидесяти и более метров, пока они сквозь песок доберутся до хорошей, плодородной земли. И, проходя через толщу почвы, корни впитывают и поставляют в цветок целую кладовую всяких минералов и прочих полезных веществ, представляешь? Поэтому колючковый мёд – самый целебный и полезный продукт. Давай попробуем!

– Да, Танёк, ты – настоящая находка для рекламодателя, уже и меня подбиваешь. Впрочем, почему нет? Всё, что не запрещено законом – разрешено. И у нас всё по этой же аналогии:  что не запрещено врачом, разрешено. Но давай сначала кликнем пацанов, чтобы их напоить чаем с мёдом.

Дети прибежали на зов и сразу начали воротить облупившиеся носы от сладкого. И завопили  в один голос:

– Мы не хотим мёда.

И мамаши, тоже в один голос, прикрикнули:

– А ну, молчать! Он – целебный!

Еле-еле им удалось заставить детей съесть по бутерброду с мёдом

и чаем. И дети снова сорвались на улицу.

Когда женщины на следующий день вернулись с рынка, после очередной закупки арбузов и овощей, Майя предложила:

– Давай по чаю вдарим! – и включила самовар, заботливо доставленный  в её номер  Маликом.

Майя никогда не думала, даже предположить не могла, что зелёный чай может быть таким вкусным! Они уже забыли про чёрный чай, даже про его вкус, как предсказывал попутчик в поезде.

Только – зелёный! И главное, без сахара. Для неё, сладкоежки, чай без чего-либо сладкого, это  был не чай. Но тут столько пота теряет человек за день, а вместе с ним и соли, что на сладкое даже смотреть  не хочется.

К тому же, на последнем медосмотре сам главврач санатория рекомендовал ей немного подсаливать санаторную пищу: так как при недостатке соли человек  тоже чувствует себя неважно.

Майя сказала, сидя у самовара и обливаясь потом:

– Подружка, скоро мы, как верблюды, начнем солёную почву лизать, чтобы восполнить недостаток солей. А ты мне предлагаешь колючковый мёд. Ну ладно, давай немного отведаем, что это за диковина. И соответствует ли содержимое этой баночки той рекламе, которую сделали тебе, а ты рикошетом – мне!

Они зачерпнули по паре чайных ложек этой диковинного продукта. А жажда после рынка такая, что не передать словами. Они «опрокинули», как и раньше, по три больших пиалушки зелёного чаю.

Не прошло и двух минут, как пот буквально струйками потёк по телу. Со лба – на лицо, с лица – на шею, с шеи – на спину и грудь и дальше – по ходу…

Они сидели в исподнем  прямо на полу, точнее – на ковре.

Татьяна сказала:

–  Ну и течка началась.

– Да, и вправду, ты смотри-ка, гораздо сильнее, чем раньше. Смотри, прямо струйками пот бежит! Теперь вижу, что продукт полностью соответствует рекламе. Надо домой по банке купить. Зимой, при простуде, он наверное так же полезен. Не помешает запастись им для детей.

Татьяна предложила:

– И сюда давай ещё литровую банку возьмём. Будем их через силу пичкать. Пусть пьют.

– Давай, потому что эта маленькая банка быстро закончится.

Когда мёд был на исходе, Татьяна принесла откуда-то теперь уже литровую банку.

Она пришла в комнату Майи и сказала:

– Вот, ещё одну банку для нас принесли, но я точно не знаю, колючковый ли это мёд? Попробуй.

Майя, поскольку ей доверили роль дегустатора и эксперта, зачерпнула чайной ложкой немного мёду, понюхала, положила в рот, проглотила, и с абсолютной уверенностью сказала:

– Точно, колючковый!

Татьяна начала громко хохотать. Она смеялась и приговаривала:

–  Ну я с тебя умираю. Честно говоря, я постоянно тобой восхищаюсь. Если уж ты что-либо говоришь, то с такой уверенностью, что ни у кого не возникает ни малейших сомнений в том, о чём ты говоришь. Я уже не раз замечала это.

Она досмеялась и закончила :

– Ну здесь-то, как ты можешь быть уверена, что это именно колючковый мёд? Ты что, выросла на нём? Или ты хоть когда-нибудь до этого пробовала его? Откуда у тебя такая уверенность? Я с тебя просто не могу. Всё время поражаюсь твоей уверенности  в себе.

Майя тоже  улыбнулась:

– Ну да, колючковый. Мы же уже банку съели.  И этот, кажется, такой же, – сказала она уже менее уверенно и добавила, – аналогичный случай произошел с нашей коллегой – переводчицей. Вот она, уж точно, большая  шутница. Как что скажет, мы все от хохота за животы хватаемся. Однажды утром она пришла на работу и говорит: ”Девчонки, вчера прихожу в магазин, лежат на прилавке яйца – свежайшие!”

– Вот это точно. Это как раз и напоминает наш случай, – сказала Татьяна.

Майя перевела тему разговора:

– Танюшка, давай как-нибудь выберемся на канал. Надо детей на рыбалку вывезти. У них ведь почти никакой культурной программы нет.

Татьяна гневно возразила:

–  Нечего делать! Можно подумать, что у нас с тобой развлечений  выше крыши. А у нас с тобой отпуск – на всякий случай! Они сюда не резвиться приехали, а  лечиться. Им же на солнце – нельзя.  Повезем их на канал, так их же из воды не выгонишь. А днём солнце, сама знаешь какое. Каждый день в санаторий за обедом бегаешь. Я бы тебя заменила, – сказала Татьяна с сочувствием, –  но мне ничего не выдадут. А тебя уже все на кухне знают.

– Да ладно, чего уж там, мы для того сюда и приехали.

 

Дети тем временем резвились вовсю. Они были рады-радёшеньки тому, что их особенно не дергали, как дома:” Того – нельзя, этого –нельзя!”

Утром дети спали, сколько хотели, пока  матери ездили  на рынок.

Затем завтракали чем-нибудь вкусненьким и мотались вокруг гостиницы до самого обеда, когда их снова кормили и буквально загоняли в номер для  отдыха. Детям не спалось, они потихоньку ускользали из номеров и «резались в карты» на диване третьего этажа. Так как в полдень им не разрешалось выходить даже на улицу: нельзя было попадать под прямые лучи солнца.

 

Однажды вечером, в номер постучалась пожилая туркменка и спросила у открывшей дверь Майи:

– Владик, это ваш сын?

Майя встрепенулась:

– Что, что-нибудь натворил?

Женщина ответила с доброй улыбкой:

– Нет, не натворил. Он кормит мою корову арбузными корками, собирает их у гостиницы и кормит. Я из окна постоянно вижу это. Корова стала больше давать молока. Вот я и принесла ему двухлитровую баночку парного молока. Завтра ещё принесу. Он у вас хороший мальчик. Добрый, сразу видно. Я рядом с гостиницей живу, в доме напротив. И вижу, сколько он корок собирает для нашей коровы.

У Майи отлегло от сердца. Она поблагодарила женщину за молоко, перелила его в свою банку, сполоснула её банку и отдала  ей.

И не знала, как реагировать на это событие и расценить его: как общественно-полезный труд, или как повод для нагоняя.

Майя строгим голосом позвала сына в номер. Он вошёл, догадываясь зачем его позвали, и этого юного альтруиста словно прорвало:

– Да, мамочка, это такая добрая корова, такая  чудесная! Я её Машей назвал и она уже откликается на это имя, представляешь!?

Его глаза светились от восторга, а материны – чуть не вылезли из орбит:

– Ты подходил к корове!? А вдруг бы она тебя  боднула?

Майя сама боялась коров. Поэтому снова,  с гневом, спросила сына:

– Где и когда ты  успел?

– Да ты, мам, не бойся! Мы с Сантиком сначала подбрасывали ей корки и отходили. Она их с таким аппетитом ела, если бы ты видела. Мы все свежие корки в гостинице собрали и отдали ей. Через несколько дней я погладил её по шее, и она – ничего! Не испугалась.

Мать завопила:

– Зато меня дрожь берет, ужас! Конечно, вы болтаетесь без дела. А вдруг бы она ударила тебя?

– Мама, да ты не бойся: Маша такая  добрая! Мы потом её всё время гладили. Она такая чудесная! Однажды она меня даже в лицо лизнула!

– Да, это видимо высшее проявление коровьей любви, – сказала мать, холодея,– я же тебе говорила не отходить ни на шаг от гостиницы. Говорила?

– Говорила. А я и не отходил, корова сама к нам стала приходить. Она же знала, что мы ей снова припасли свежие корки. Ты заметила, как хорошо мы с Сантиком все последние дни ели арбузы? Мы и от своих арбузов отдавали ей корки.

Ребенок рос впечатлительным, похожим на свою мать:

– Мамочка, у неё такие красивые блестящие, чёрные и большие глаза, у моей Маши! Она уже своё имя знает, представляешь? А какие у нее  ресницы!

Майя слегка смягчилась:

– А откуда ты знаешь, что корову Машей зовут? По-туркменски её как-то иначе должны звать.

– Но она уже точно на «Машу» отзывается. Мамочка, она такая чудесная, пошли вечером  посмотришь.

– Нет уж, я точно побоюсь подходить к корове.

– Ты не бойся, я же  с тобой.

– Ты вознаграждён за свои труды: бабушка тебе молоко от Машки принесла. Пей, раз трудился.

– Ой, какое замечательное, – пил и нахваливал сын, – надо Саньке половинку оставить.

– Вкусное, потому что Машкино?

Владик согласно кивнул головой.

– Правильно, другое молоко тебя бы и палкой не заставила пить. Тем более – парное.

– Да, у Маши такое вкусное молочко, ладно, пойду Сантику отнесу, он тоже обрадуется.

 

И ещё один эпизод был связан с ребёнком и этой  Машкой.

Как-то после полудня, им сказал Жора, парикмахер из гостиницы:

– Там , в магазине, ваши дети собранные бутылки сдают.

Мамаши, как фурии, помчались с соседнему хозяйственному магазину: действительность в точности соответствовала полученной информации.

Майя схватила своего сына за руку и свирепо потащила в сторону:

– Ты что, – зашипела она, – с ума сошёл? Ты что меня позоришь? Ты знаешь, где твой отец работает? Быстро до него донесётся весть, что его сын собирает и сдает бутылки. Чего тебе не хватает? У тебя абсолютно всё, что тебе надо, есть. Зачем тебе деньги?

Она трясла его за руку, еле сдерживаясь, чтобы не дать подзатыльник:

–  Говори!

У сына была своя тактика. Он уже знал свою мать и терпеливо ждал, пока пройдет первый шквал гнева. Когда она слегка поутихла, этот юный философ спокойно сказал:

– Мама, я понимаю, что я тебя огорчил. Ни на что мне деньги не нужны. Это Сантик мне предложил…

Опять после порыва материнского гнева по поводу того, что нужно иметь свою голову на плечах, он снова выждал и закончил мысль:

– Мама, ты спросила, зачем мне эти деньги. Сантик хочет накопить себе на новые лыжи, а я хотел свои деньги отдать бабушке. Пусть она купит корм для Маши, когда я уеду. Ей же и зимой нужно будет что-то  кушать.

Этот аргумент несколько успокоил мать, и она сказала:

– Ты мог бы у меня попросить денег для Машиного корма.

– Я сам хотел заработать.

– Но не таким же образом!

– А каким, я же ещё маленький?

Майя вела его за руку и сыну ничего не оставалось делать, как слушать материнские нотации.

Но с этого момента она через каждый час выглядывала и смотрела, где находятся  дети. Хотя всем взрослым известно, если дети решатся на какую-либо выходку, всё равно не уследишь.

 

В тех условиях, особенно днём, трудно было обеспечить детям культурную программу, кроме телевизора. Сколько ни загоняли женщины детей за книжки – бесполезно. Тем более когда мальчишки вне дома. Если у ребёнка есть внутренняя потребность в книге, то он и без принуждения будет читать. Но у него и дома уже выработался обратный рефлекс на слова: ”Садись за книгу…” или: “Да почитай же ты, наконец…”

Женщины водили ребят на детские фильмы, вечером – прогуляться в санаторий или покататься в парке на колесе обозрения.

Но, в основном, дети «развлекали» себя брызгалками: ребятишки брызгали водой  на Верочку, Верочка, дочь Зины, на  них. По вечерам –  телевизор в холле этажа. Мытьё ног перед сном, ужин и отбой.

И особой надобности в развлечениях у них не было. Для них главное, чтобы их пореже окликали и дёргали.

У самих женщин тоже особого разнообразия дневного распорядка не наблюдалось. С утра – рынок. Пока не начинался хлопковый сезон, во время которого всех рыночников, как им сказали, тоже по возможности гоняли на хлопок. Во всяком случае такого размаха рынок  не имел.

А в курортный сезон рынок был, естественно, дневным культурным центром. Сюда с утра стекались и отдыхающие из санатория, кто ещё мог ходить самостоятельно, и различного рода «квартирующие»  приезжие.

Огромное количество всяких товаров раскладывалось  на раскладушках. И эти приспособления с товарами составляли длинные-предлинные ряды. Торговец – с той стороны раскладушки, а покупатели – с этой. Особо дефицитные импортные вещи, как то: джинсы различных известных фирм, фирменные рубашки и женскую одежду продавали в определенных местах «из-под полы». Где торговцы дефицитными вещами «заламывали» безбожную цену.

Майя с Татьяной каждое утро «шарашились» по этим рядам, изредка что-то подбирая для себя. А в основном, фланировали от нечего делать. Затем шли на овощной рынок, покупали очередную партию арбузов, винограда, персиков и прочих фруктов для детей.

Иногда перед покупками заходили в небольшие забегаловки на открытых площадках, чтобы съесть по палочке шашлыка. Там впервые Майя увидела, что шашлык можно готовить из фарша: утрамбовывают фарш  рукой на шампуре и жарят. И так же подают: с уксусом, лучком и свежими помидорами. Иногда они брали по порции такого шашлыка с собой, для детей.

Сидя и отдыхая на скамейке, Майя часто любовалась стайками экзотических женщин. Именно – стайками. Они, словно разноцветные золотые рыбки в аквариуме, появлялись то там, то здесь между рядами торговцев. Эти женщины так резко отличались от туркменок. Прежде всего тем, что у них у всех, без исключения, сзади к головному убору, который напоминал расшитую тюбетейку, крепился довольно длинный, как фата у невесты, всегда очень яркого цвета кисейный платок.

А их платья с неподражаемым великолепием были расшиты затейливыми национальными узорами из цветного бисера. Они держались всегда группками по пять-семь человек. Если на руках у некоторых из них были младенцы, вся одежда малышей была не менее ярко расшита бисером. От маленьких чепчиков до манжет рубашечек и штанишек. Просто диво какое-то!

Словно с театральных подмостков шагнули прямо на улицу!

Однажды Майя не удержалась и спросила у шашлычника:

– А кто эти удивительные женщины, которые, как золотые солнечные зайчики, разгуливают по рынку? Я таких никогда и нигде не видела.

– А – а, так это – курдянки. Они живут обособленно от нас, на окраине Байрам-Али. Это выходцы из Афганистана, они и на рынок друг без друга не ходят.

– Это я заметила.

Майя пригляделась к разнице между лицами туркменок и курдянок, но особой разницы не увидела. И те и другие очень привлекательны, пока не опалены солнцем.

На этих рынках всегда было на что поглазеть и за чем  понаблюдать. Одно слово, точнее два слова – восточный базар!

Но пора было возвращаться в гостиницу. Они, как всегда, еле втиснулись с неподъёмными сумарями в автобус. И давились всю дорогу с местными жительницами, наступая друг другу на ноги. Так как весь проход, опять-таки как всегда был плотно утрамбован вёдрами и сумками.

Но самое невыносимое для Майи, с её сверхчувствительностью к запахам, был «аромат» чужих разгорячённых распаренных и можно смело сказать, судя по испарениям, не часто мытых  тел.

Они и сами с Татьяной, вываливаясь с сумками из автобуса, ничем не отличались в этот момент от всех остальных. Помятые и пожамканные, хотя на рынок всегда ехали в свежей одежде. Тащились домой, пили несколько пиалушек горячего зелёного чаю, а когда переставал стекать пот,  освежались и переодевались.

И изредка по вечерам выходили и садились на лавке у гостиницы. Точно как в деревне у дома – на завалинке. Хотя сама Майя никогда не отдавала предпочтения этому виду времяпрепровождения.

Но если это всё же случалось, к ним с Татьяной всегда подсаживалась Зина. Майя с Татьяной не очень-то жаловали эту жадноватую, расчётливую москвичку. Есть люди, про которых можно смело сказать, что для них «халява – мать родная». Вот и Зина никогда и ни в чём своего  не упускала. А это можно раз стерпеть, два, но затем это качество начинает потихоньку «доставать». И люди постепенно отходят от них. Кому нравится игра в одни  ворота!?

Но в общении Зина была вполне приветливой улыбчивой шутницей и минут двадцать её можно было выносить без особого напряга.

Любая тема в её разговорах сводилась к сексу и к  мужикам.

Она как-то, причём без особо плавного перехода, посоветовала женщинам:

– Ой, девочки, вы – молодые, интересные!  Познакомьтесь с хорошими мужиками, они будут вас всем обеспечивать и нам с Верочкой хватит. Но только лучше  не туркменов. Здесь азербайджанцев полно, они приезжают сюда на лето строить дома.

– А почему не туркменов? – заинтересовалась Татьяна.

– Да ты что, разве не знаешь? Я уже третий год сюда приезжаю, сколько слышу отзывов от русских баб, никто ими не доволен. Они же, как  кролики.

– Как кто? – спросила Майя.

– Как кролики в постели  с бабой.

– Что это значит?

– А ты не знаешь?

– Нет, у меня кроличьей фермы нет, где я могу изучить их сексуальные повадки и возможности?

Зина, как уже отмечалось выше, в свои почти пятьдесят лет сохранила очень моложавое лицо, яркие карие глаза и удивительно сочные малиновые губы. Ничто в её лице не утратило цветность. Майя столько раз удивлялась про себя этому феномену. Зина улыбнулась кокетливой, интригующей улыбкой и понизила голос:

–  Так кролик же, тык-тык – два раза и падает около крольчихи. И лежит довольно долго, пока не придёт в себя. Лежит без движения, как парализованный. Так же и местные мужики: тык-тык два раза и все…И больше он уже ни на что не годен.

Майя неуверенно предположила:

– Ну не все же такие, наверное, это единицы. Как и среди прочих мужчин.

– Да ты посмотри, как они питаются! – упорствовала Зинаида. – С детства, лепешка и чай. И ничего больше, откуда мужской силе взяться? Для мужика мясо и прочая калорийная пища нужна. Сметанка, колбаска,– смачно перечисляла она,– короче,  хорошая пища, а не такая, как  здесь. И витамины. А они, если что и вырастят, так всё на базар тащат, чтобы на зиму денег скопить. А сами круглый год на чае и лепёшках. Да и лепёшки-то у них, сама видишь какие, мука и вода. Пока свежая, ещё можно есть, а пару часов пролежит, не только не укусишь, но и не разломишь её. Что, разве не так?

– Да, это есть, – подтвердила Татьяна, – их лепёшка только по краям на лепёшку похожа, да и то – только в свежем виде.

Зина продолжала, изобразив мечтательный взгляд:

–  То ли дело наш  русский мужик! Каждую стеночку тебе погладит! Каждый закуточек не оставит  без внимания! Мой муж, пока не спился, как уж хорош был в постели! Не было ему равных! А как запил, так и у меня все постельные женские удовольствия  закончились.

Майя резонно заметила:

– Вот-вот, а здешних мужчин критикуешь за сексуальную слабость. Но почему ты решила, что русские мужики, среди которых больше половины  алкашей, сексуальные  гиганты? Думаю, немало женщин лежат с такими куклами, которые носят имя «мужчина», и плачут  в подушку. Потому что не только удовольствие получить,  даже забеременеть от них не могут.

Я где-то читала ужасный прогноз об общем снижении мужской потенции на Земле. От вредных выбросов в атмосферу, наркомании, алкоголизма и прочих непотребных вещей они настолько ослабели, что скоро вообще встанет проблема воспроизведения рода человеческого,– Майя улыбнулась,– и будут скоро женщины, кого не устраивает беременность из пробирки, на Тибет бегать. Чтобы забытое удовольствие предков испытать и забеременеть от нормального мужика. Теперь на всей Земле  только там  мужчины ведут здоровый образ жизни и чтут свою мужественность.

 

Но Зина и не подумала паниковать от ужасного прогноза, она, как ни в чём не бывало, продолжила свою мысль:

– Так вот, когда свои удовольствия закончились, одно и оставалось, как только поглазеть на чужие члены.

Татьяна спросила, с утрированным интересом:

–  А что, есть специальные места, где их показывают?

Зина снова заулыбалась своей хитрой, загадочной улыбкой:

–Так я рентгенологом работала. А когда ко мне в кабинет приходили мужчины на обследование почек, я им всегда приказывала спускать трусы. Затем накрывала их клеенкой, чтобы облучение не получили, – она заметно оживилась,– ой, девочки, вы даже не представляете, какие «нструменты» бывают, просто загляденье! Я всё думала про себя, мельком окинув их хозяйство: «Если они не в рабочем состоянии такие, то какие же  в рабочем?»

Татьяна сделала соответствующее полученной информации заключение:

– Ну и развратница же ты, Зинка! Если в свои почти пятьдесят лет ты заинтересована такими вопросами, то что же ты из себя в молодости представляла? Какая же ты была?

 

Зина сказала с довольной улыбкой, словно что-то вспоминая:

– Какая, какая! Такая же, как и сейчас, бойкая! Так у нас, баб, в этом одна радость и есть.

Майя тоже вступила в разговор:

– Наверное поэтому и пишут в книгах, что купчихи в глубинке от каждого заблудившегося в пургу барина рожали. И ничего, мужья  не роптали. Всё равно все дети были «наши», никого не обижали.

Причём ничего не сказано, были ли их мужья дееспособны, как мужчины, или нет.

– Страсть, она и в Африке – страсть! – философски заключила Зина.

Майя сказала:

– Эк, куда ты завернула! Так это и ёжику известно, что африканцы – самый страстный народ. Самый неукротимый  в сексе!

Зина вернулась к своей мысли:

– Так и мне, пришлось идти по тропинке, по которой все женщины ходят, если их мужья не удовлетворяют. Находят другого.

Татьяна с улыбкой добавила:

– Мне кажется, тебе и сейчас на отсутствие мужского внимания обижаться не приходится. Экая ты, ядрёная бабёнка!

– Так вот же, и я о том же, – сказала, довольная собой, Зина,– здесь у меня строитель один есть. Хороший мужичок, азербайджанец. Ровесник мне, а как ещё хорош! Одно неважно, вы-то – моетесь, а я-то уже – нет.

Майя спросила удивлённо:

– Как так, ты что, не моешься!? У тебя же раковина с водой есть.

– Да не то я имею в виду. Когда у тебя есть менструация, то есть во время месячных эта кровь любую грязь из организма вычищает. А мне теперь ромашку приходится заваривать, чтобы помыться и ничего  не подхватить.

Майя уточнила:

– Ах, так вот для чего у тебя постоянно стоит трёхлитровая банка. Я в прошлый раз её нечаянно толкнула и новую футболку забрызгала твоей дурацкой жёлтой водой. Но лучше, конечно, ничего и нигде не подхватывать. Ладно, бабоньки, вы поболтайте. А мне в номер подняться надо, может быть вода пошла,  хочу кое-что простирнуть.

 

 

 

ГЛАВА XXI

 

Только она вошла в номер, прозвенел звонок. Байрам радостным голосом предложил ей погулять с ним вечером в парке. Она без особого энтузиазма, но всё-таки согласилась.

Вечером он пришел к ней в номер в свеженькой рубашечке и отглаженных брючках.  Уважение  к женщине! Ей все равно льстило, что он вёл себя не так, как Алексей. Ни в нём самом, ни в его поведении не было и намёка на страх. Может быть он чего-то и опасался в душе, но внешне это никак не проявлялось.

Майя попросила Татьяну посмотреть за отпрыском и пошла с Байрамом в санаторий. Все-таки комитетчик звучит, если не гордо, то уж точно – таинственно и внушающе! Хотя Байрам был хрупкого на вид телосложения, всегда выглядел очень импозантно, со своей всегда идеально постриженной и не менее идеально уложенной прической на волнистых густых и чёрных, как смоль, волосах.

Майе льстило, что он спокойно и с достоинством отвечал на приветствия каждого мента, попадавшегося им навстречу. Майя обратила внимание, что менты перед ним вытягиваются – только так! А вечером около и внутри санатория были усиленные наряды для наблюдения за порядком.

Байрам от радости, что она пошла с ним, настолько осмелел, что предложил ей пойти  на танцы. Майя оценила его жест, но наотрез отказалась.

Она не поняла, с облегчением ли он воспринял её отказ или нет. Но жест был сделан, да ещё какой: появиться с ней – на людях!  Публично! Кого не тронет такой, поистине джентльменский, поступок.

Она поспешно сказала:

– Давай лучше погуляем по парку, вокруг санатория. Такой чудесный  вечер!

– Может быть, ты хочешь пойти в кино?

– Нет, не хочу сидеть в духоте. Даже с вентиляцией там нечем  дышать.

Остановились у киоска с газировкой. Она также отметила, с каким подчёркнутым уважением он подал ей стакан с напитком у всех  на глазах.

Они выпили воды и углубились в тёмную аллею. Майя позволила ему обнять себя за талию. Молодой мужчина затрепетал и сразу же попытался обнять её покрепче. Но она отстранилась и перевела разговор на незнакомую для него тему. Однако идея-фикс не покидала его, и когда они свернули за угол какой-то кирпичной стены, он всё-таки обнял и поцеловал её. Она не сопротивлялась.

Поцелуй был долгим и нежным. Но когда они, открыв глаза, увидели отблески света за оградой и услышали голоса героев фильма на экране, то, к своему немалому удивлению, обнаружили, что кирпичная стена – это задняя часть летнего кинотеатра. И что они завернули и остановились как раз там, где вместо стены начинались металлические решётки.

Они посмотрели сквозь них и увидели, что добрая треть кинозрителей, сидящих рядом с решёткой, смотрят не на экран, а на них. Майя сразу отстранилась. Но Байрам, как ни в чём не бывало, и это она тоже мысленно записала в графу его достоинств, взял её за талию и повел в глубь парка.

Даже Майя была слегка ошарашена:

– Слушай, как это мы не догадались посмотреть, куда мы зашли и где остановились?! Ведь мы же слышали, что в летнем кинотеатре идёт вечерний сеанс?

Байрам сказал с большой долей искренности:

– Пусть смотрят и завидуют, что я обнимаю самую красивую женщину.

– Ну это ты, положим, слегка  загнул. Или ты повторяешь слова героя из вечернего фильма?

– Нет, я свои собственные говорю.

– Это уже отрадно.

– Нет, и правда,– сказал Байрам с искренним удивлением,– я никогда, до встречи с тобой, не думал, что смогу кем-то увлечься. У нас просто нет на это времени. Это чередование дневной работы с частыми вечерними дежурствами полностью выматывает. Сил на остальные вещи просто  не остается. Превалирует только одно желание – выспаться  как следует.

Майя подумала: «Надо же, какое слово он знает – «превалирует». Наверное Алексей его на оперативках часто повторяет».

Байрам продолжал:

– К тому же, у меня есть жена и двое маленьких сыновей в Ашхабаде. Но то, что мне Судьба подарила возможность познакомиться с тобой, для меня  это – большая радость. Правда. У меня от мыслей о тебе столько сил появилось! Я теперь не так сильно устаю от работы.

– Вот это самое правдоподобное признание. Но учти, твоя голова сейчас забита не только тем, чем положено  по Уставу. А это для служивых  опасно.

Вместо ответа он страстно зашептал:

– Обними меня, здесь никто не видит.

Майя тянула время :

– Давай сначала осмотримся, как настоящие комитетчики, идёт?

 

Но все же обняла и поцеловала его.

Он затрепетал в её «злодейских опытных руках», но она тут же остудила его:

– Давай просто дружить, как настоящие разведчики. Без поползновений на личную свободу, хорошо?

– Но я хочу тебя…

– А вот это нам вовсе  ни к чему! Отставить разговорчики  в строю!

– У нас не строй! Мы – молодые мужчина и женщина в парке, – обиженно пояснил он

– Логично! Нас мало, но мы свою бдительность не потеряем, – сказала Майя уклончиво, – зачем тебе проблемы? Если кто-то узрит, что у тебя курортная интрижка, тебе  же   не поздоровится.

–  Но может быть,  что эту, как ты говоришь интрижку, я буду помнить всю свою жизнь!?

– А вот это уже по-нашему. Ваш вывод, товарищ лейтенант, или кто ты там ещё, нам нравится. Он созвучен нашим представлениям о виражах Судьбы. Но давай, пошли домой, уже поздно. Не то мы ещё до чего-нибудь договоримся.

– А можно, я приду к тебе как-нибудь вечером?

– Вот именно этого я и опасаюсь. Этого никак нельзя-с! Я в комнате с дитём.

– Ну, ты отправь его к Татьяне, перед тем, как я приду. Пусть с её сыном переночует. Да чего мне тебя учить, такая женщина, как ты, всегда сама решения находит. Это же  ясно.

– Спасибо за столь высокую оценку моих скромных возможностей, но это событие пока не назрело.

– Нет, назрело.

– Нет, не назрело. Хорошо, когда всё получается само собой. Одно из моих правил: я иду в постель только тогда, когда не могу уже больше туда не идти. В случае сомнения я задаю себе этот вопрос. Но сейчас, не обижайся, я себе даже такой вопрос не задаю.

– Почему?

– Трудно сказать, – уклончиво ответила Майя.

Когда подошли к гостинице, Майя коснулась губами его щеки и сказала:

– Ну, я побежала.

– Ты мне очень нравишься, и это – чистая правда.

“Еще бы!” –– подумала Майя. Вслух сказала:

– Спасибо, спокойной ночи.

– А я тебе нравлюсь? – Байрам поймал её  за руку.

– Ты славный мальчик.  Конечно, нравишься.

Байрам горячо зашептал:

– Давай поедем куда-нибудь, отдохнём?! Подальше от города. Хочешь, в ресторан “Кара-Кум”? Это километрах в двадцати отсюда Я организую транспорт.

– Хорошо. Но я без Татьяны не поеду. Даже несмотря на то, что ты – комитетчик.

– Да не бойся ты!

– Береженого Бог бережет! Осторожность не помешает, равно как и компания Татьяны.

– Тогда я Алексея приглашу.

–Это – на твоё усмотрение.

 

Вечером, в точно указанное время, к гостинице подъехала «Волга». В этом Байрам всегда был верен себе: слово держал точно. И в назначенное время исполнял то, что обещал.

Женщины провели большую разъяснительную работу с пацанами, пообещав им поехать завтра с утра на рыбалку. Накормили их и поручили Зине закрыть их после фильма в номере Татьяны.

И отправились в назначенное место.

Майя надела белую блузку и светлые джинсы: предстояли танцы. Татьяна тоже собиралась тщательно, так как предполагалось присутствие Алексея.

Они подошли к машине, поздоровались и сели в машину.

Байрам сказал:

–  Подождём немного Алексея, он обещал подойти.

Стояли, ждали минут десять.

Алексей  всё не появлялся.

Майя шутила и была в хорошем расположении духа. И её, внешне, не трогало, придёт  Алексей или нет.

Хотя, если быть откровенной с собой, в душе её этот вопрос, конечно же, интересовал. Ей почему-то снова хотелось повыпендриваться перед ним. Более чёткие и определённые желания она  формировать  не решалась.

Но он так и не пришёл. Хотя, кто знает, как бы всё повернулось, приди он в тот вечер!? Может быть, она не сделала бы своей ошибки?!

 

Байрам  ещё раз посмотрел в переулок, откуда они каждый вечер возвращались с работы, и дал команду трогаться.

Когда подъехали к ресторану, Майя вспомнила, что они уже проходили мимо этого здания, когда были на рыбалке с ребятишками. Только во внутрь не заходили. Просто прошли мимо на остановку автобуса.

Сейчас же ресторан «Кара-Кум», красноватое двухэтажное здание, окружённое зеленью и высвеченное тремя прожекторами, с  расположенными у фасада действующими фонтанчиками выглядел   привлекательно и экзотично.

Из ресторана буквально вырывалась громкая ритмичная музыка.

Майя уже на ступеньках начала пританцовывать, предвкушая настоящую танцевальную феерию. В самом зале было почти пусто. Это и добавляло оптимизма..

Бармен, симпатичный одетый в «фирму» мальчик, делал коктейли у своей стойки.

Байрам сказал водителю во сколько за ними приехать и вошёл вслед за женщинами в ресторан. Они выбрали приличный столик, у окна.

Он спросил:

– Что желают дамы?

Дамы ничего особенного, исходя из его предположительных возможностей, не желали.

Майя поспешила заверить его:

– Я терпеть не могу что-то жевать, если мне выпадает удача потанцевать и расслабиться. Максимум – глоток сухого вина между танцами, для тонуса. Ах, какие дискотеки мы устраиваем с иностранцами! Но здесь музыка не хуже. Пойду  я немного подвигаюсь.

Она отошла от столика и начала танцевать. Раньше она бы не осмелилась танцевать  одна. Но когда они побывали на дискотеке во Франции, то эти условности отпали. Там танцует тот, кто любит танцевать. Это – единственный критерий. А не так, как у нас: хорошо – не хорошо, удобно – неудобно и т.д. Там никто не ждал, когда его пригласят. Выходил на круг и танцевал, себе  в удовольствие. И сейчас Майя наслаждалась прекрасной мелодией, находясь всё-таки на отдыхе, в своём трудовом отпуске.

Подошла к столику:

– Вы что, ребята, не танцуете? Знаете, как расслабляешься во время танцев. Кроме того, физическая активность все стрессы, как рукой снимает. Проверено, причём – неоднократно!

Татьяна сказала:

– Да мы тут за жизнь говорим.

Но Майя потащила Байрама танцевать, когда на Татьяну из-за соседнего стола начал посматривать предположительный кавалер, слегка постарше  её.

– Пошли танцевать, Байрамчик, мы зачем сюда приехали? Чтобы отдохнуть и потанцевать.

Она очень легко общалась с ним, потому что он был в её полной власти. И ничего не имел против, этот молодой человек. Здесь неважно было кто он, важно было, что ему хорошо и весело в её компании. Майя целый вечер выделывала с ним  такие штучки! Вертела им, как хотела. Она даже пыталась научить его танцевать  рок-н-ролл.

Байрам, может быть, и думал о бдительности, и боковым зрением следил за происходящим в зале, но явного беспокойства никак не выказывал.

Майя спросила:

– А почему так безлюдно?

– Тебе что, плохо?

– Да нет, просто странно, что зал  полупустой.

– А мне это нравится.

– Ещё бы! Это и ёжику бы понравилось, если бы он работал в вашей структуре. Зачем комитетчику во время нарушения Устава лишние глаза и уши?

Он засмеялся:

– Не ехидничай.

–Я не ехидничаю, я глаголю правду-матку. Пойдем на улицу, подышим. Пока к Татьяне подсел один из гостей, и они, кажется, мило беседуют.

– Пошли.

Они вышли на крыльцо. Их разгорячённые тела, а она плюс к тому же ароматизирована дезодорантом и духами, с великой готовностью облепила туча местных комаров. Таких же голодных, как и люди.

Они не успевали хлопать их  руками.

Байрам сказал:

– Видишь, какая ты  аппетитная!

– Для комаров, что ли? Не велика честь!

Они стояли рядом с роскошной красавицей по имени – ива! Её зелёные и очень пышные ветви нежно и, в высшей степени романтично склонялись почти до самой земли. Это красивое дерево, столь привлекательно, столь сексуально подсвеченное прожекторами снизу, олицетворяло непередаваемую прелесть вечера. Каждый нежно-прозрачный листок ивы, пронизанный светом насквозь, казалось, звал и манил  к себе!

Майе так хотелось подойти и прикоснуться к ней! Тем более что ива, по гороскопу друидов, и есть  её дерево. Она стояла, словно зачарованная, и смотрела на эту ослепительную красавицу! Но подойти к ней невозможно!

Дерево стояло ровно посередине огороженного бордюром квадрата, примерно три на три метра. Почти до самого края двадцатисантиметрового бетонного бордюра росла  такая же, не менее яркая, подсвеченная прожекторами трава. Тонкие, нежные, чистые стебли которой вертикально возвышались над водой. Весь этот квадрат, почти до краев, был заполнен водой. Для полива дерева, травы и, видимо, для создания  микроклимата.

И в самом деле, у ивы было немного прохладнее.

 

 

Майя сказала:

– Байрам, смотри какая здесь красота, какая непередаваемая прелесть! А знаешь, у меня есть одна прекрасная идея! Пошли ляжем  в воду!

У Байрама, от удивления, глаза стали квадратными:

–  Как ляжем? Прямо  в воду!?

– Да, прямо в воду. Знаешь, как классно нам будет! Так прохладно и здорово!

– Ты это серьёзно? Прямо  в одежде?!

– Отчего  нет? Конечно, прямо  в одежде! Зато в воде комары кусать не будут. Знаешь, как мощно освежимся!

– И будем лежать одетые?

– Да, одетые. А что такого? Не раздетые же!

– В воде?! А что люди скажут, когда выйдут на крыльцо подышать?

– А что здесь говорить? Они увидят, как нам хорошо, и лягут рядом  с нами. Давай, пошли! И Майя настойчиво потянула его  за руку.

Байрам поспешно уперся ногой  в бордюр:

– Нет, Май, ты что, шутишь? Нельзя этого делать, что люди скажут?

Майя сказала со вздохом и большой долей разочарования:

– Вот именно, нас больше всего заботит, что скажут люди. А что думаем, делаем и хотим мы сами, это всегда – на втором месте. О, Боже! Только романтичные чудаки, да и то только в кино, по первому повелению любимой лезут одетые под фонтан или ложатся в одежде  в ванну. Конечно же, я  шучу! Неужели ты и в самом деле подумал, что я способна растянуться  в этой луже ?

 

Но Майе вдруг стало так непереносимо грустно! Она подумала об Алексее. Разве ему нужно было бы что-то объяснять!? Тот бы ещё и её начал провоцировать, стараясь довести до конца её же  собственный замысел!

А этот явно не «догоняет»!

Она подумала: ”Как хорошо было бы, если бы он, Алексей, был всё-таки с нами в этот вечер! Уже одно его присутствие привносит в общение столько  остроты!”

И вдруг, как бывает, что от внезапного резкого сквозняка тонкий тюль чуть ли не полностью вылетает из окна, так и её душа, мысли, неосознанные, глубинные чувства и желания устремились к Алексею. К нему, туда, где бы он сейчас ни находился!

Много позднее её неизменно занимала и удивляла эта мысль, точнее, открытие в себе самой. Внезапность её мысленного побуждения, выражающегося  именно в мгновенном желании оказаться рядом с ним, невзирая ни на какие расстояния. В несколько метров или в тысячи  километров! Как ни странно, это желание возникало у неё только по отношению к нему! К Алексею! И больше ни к кому и никогда! Ни к одному  мужчине!

Может быть он, одновременно с ней или чуть раньше, подумал о них. И, в свою очередь, пожалел о том, что не вместе с ними. Кто знает? Но она испугалась этого внезапного порыва, резко взяла Байрама за руку и, ничего не объясняя, увлекла его за собой в зал. Он поплелся за ней, явно чувствуя, что в чём-то не соответствует её умонастроению, но не понимал,  в чём именно.

Майя выпила несколько глотков вина и сказала:

– Потанцую пару танцев и пора закругляться.

Ей необходимо было отвлечься от своих внезапных мыслей об Алексее.

 

Когда Байрам отошёл за чем-то к бармену, Татьяна сказала с улыбкой:

– Я знаешь, чему радуюсь?

– И чему же?

– Я рада за Байрама: он попал в такие хорошие руки! Я поражаюсь, ты выделываешь с ним, что хочешь, а он ни капли не возражает. Ему – всё хорошо!

– Ну так я, согласись, самодурством не занимаюсь. Ничем таким, что было бы ему  во вред. Пусть пацан  расслабится. Одного я опасаюсь: он, благодаря мне, так аппетит нагулял! Как бы он не впрыгнул ночью ко мне в окно! Ты там на всякий случай детей придержи, чтобы мне не влипнуть в историю. Это я, на всякий случай, – Майя улыбнулась,– вдруг придётся проверять правоту Зинкиных слов. Оправдается ли её мрачный прогноз?

– А сама ты, как?

– Да никак! Просто мне нравится, что он не дергается, как некоторые. Которые и сюда, видно, из-за осторожности не поехали.

– Это точно. Русский мужик среди нацменов особенно труслив и осторожен.

– Точнее не скажешь. Ну всё, он идёт. Так мы договорились, насчет пацанов?

– Заметано, не волнуйся.  Заверши вечер, как пожелаешь.

– Ладно, там видно будет.

 

 

 

ГЛАВА XXII

 

Когда подъехали к гостинице, Байрам сразу же заплатил шоферу и отправил его. Майя тоже сразу поняла, что он рассчитывает на продолжение. Когда Татьяна скрылась за  входной дверью, он горячо зашептал:

– Ты посмотри что там, в номере…

–Затем  скажи, какая там оперативная обстановка,– подхватила   Майя, – так же у вас говорится?

Он улыбнулся, но все его мысли были уже там, в её комнате.

– Хорошо.

– Только выгляни с балкона, и я всё пойму.

– Ещё бы! Вашего брата многому обучают, я  в курсе…

– Да ладно, не время шутить, –– нетерпеливо шепнул он.

– И  правда, не время. Ну я пошла, сделаю всё точно по инструкции.

Майя прошла мимо дежурной и подумала: «Эта мымра ещё не спит, значит и думать нельзя, чтобы он прошёл здесь.»

Майя открыла свою дверь. Хотела позвонить Татьяне, но не решилась, чтобы не разбудить детей. Ещё, чего доброго, Владик захочет вернуться в номер.

Хоть они с Сантиком так подружились, что у них не было желания расставаться даже ночью. Здесь проблем не было.

Однако Майя переобулась, чтобы не стучать каблуками по гулкому ночному полу.  Надела  шлёпанцы и пошла к Татьяне.

Тихо постучала в дверь:

– Ну что, всё  в порядке?

Татьяна приоткрыла дверь и прошептала:

– Да не волнуйся, пацаны спят на полу на двух одеялах. Иди отдыхай.

Майя вернулась в свой номер и приоткрыла дверь на балкон.

Внизу сияли огромные, фосфоресцирующие под луной глаза Байрама.

Отражая жгучее желание, они горели в ночи не слабее, чем глаза голодного хищника, у которого вот-вот в зубах должна оказаться  добыча.

Она на мгновение залюбовалась им:” Х-хорош! На вид – настоящий мужик. Посмотрим, что будет дальше”

Едва получив сигнал на взлёт, он начал лихорадочно метаться под балконом в поисках подручных средств для выхода из экстремальной ситуации.

А Майя, как подобает уважающей себя донье, стоя на балкончике, неспешно наблюдала за действиями своего пылкого кавалера.

Он быстро нашёл где-то проволоку, зацепил её за край балкона и, сложив её вдвое, начал наматывать на руку, как бы шагая  по стене.

Майя глазам своим не поверила: ”Возможно ли это? Вот чудеса!”

Кроме того, его могли увидеть с трёх точек одновременно: из окон номера и коридора на третьем этаже, которые тоже выходили в торец здания. И из окна коридора рядом с её номером.

Невзирая на это, он, как настоящий высотник, достал до решётки балкона, зацепился рукой и ровно через минуту был  в комнате!

Майя восхищённо выдохнула:

– Ну, ты даешь! Настоящий канатоходец, точнее – проволокоходец! Если бы я не видела это своими собственными глазами, я бы ни за что не поверила! К тому же, тебя могли увидеть сразу,  из  трёх окон.

– Ах, да что теперь? –  сказал он машинально, – могли бы, так могли бы! Я хочу побыть с тобой, и это для меня сегодня – главное! Всё остальное – завтра.

– Хорошая формулировка! Слушай, такой героизм достоин всяческих похвал. Считай, что я прикрепила на твою грудь невидимый, но заслуженный орден!

–  Почему, невидимый ? – улыбнулся Байрам.

–  Чтобы всё соответствовало твоим представлениям.  Ты же знаешь, что орден – есть, но другие его не видят. Всё – по вашим правилам. Да, твой поступок достоин награды, это бесспорно.

Про себя подумала, не менее восхищенно: ”Залезть в окно по проволоке! КГБэшник! Это же такая потрясающая  романтика!

В Испании мужчина за один взгляд прекрасной дамы, рискуя жизнью, вступает на арене в схватку с разъярённым быком. Но здесь бери покруче:  комитетчик влез на балкон к даме по проволоке, рискуя репутацией, что для него гораздо опасней риска матадора.

Такая отвага обязательно предполагает достойное вознаграждение!

Здесь речь идёт, соответственно, не о взгляде, но о ночи. Ситуация такова, что не время рассуждать, пора ли идти в постель или нет.

Обстоятельства того  требуют!

Майя оживилась и суетилась вовсю. Поставила самовар, налила в него немного воды, чтобы  быстрее вскипел.

Тем временем, памятуя о Зинкиных страшилках насчёт сексуальной недостаточности и о её пищевых рекомендациях, сделала два больших бутерброда с сервелатом, быстро сделала салат и налила из литровой банки стакан сметаны.

– Садись, подкрепись, – предложила она.

– Это мне? Так много! Столько я никогда не ем.

– Во-первых, много, это – не мало. А во-вторых, не ешь, потому что нечего,– резонно заметила Майя, – я понимаю, что ты – временный холостяк, но всё равно не стоит держать холодильник пустым, особенно при вашем ритме работы.

Байрам видно и сам инстинктивно понимал, что перед “решающим броском” подкрепиться  не помешает. Поэтому довольно быстро справился  с заданием!

Майя собрала посуду в чашку и унесла в ванную комнату: не мыть же посуду ночью. Тем более что ночь терять никак нельзя. Сразу перешли к объятиям. Ей не пришлось долго ласкать Байрама, он вспыхнул, как порох. Майя, имея сексуальный опыт, боялась “передержать” партнера. Опасения не были, как выяснилось минутой позже, напрасными: не успел он ввести и сразу же  кончил.

Она абсолютно ничего “не успела” ни ощутить, ни понять, ни почувствовать. Но женщины, по возможности, с пониманием относятся к мужской ситуации, которая называется “ так хотел, что сразу  кончил”.

Она, крайне разочарованная, поплелась мыться в ванную комнату.

Освежилась и вышла. По неписаным джентльменским законам, теперь наступала «очередь» партнерши. Как правило,  следует повторная ласка, а за ней второй и третий акты интимного действа. Ну, на худой конец, хотя бы ещё раз. Но партнёр безмятежно спал.

Майя тихонько прилегла рядом. Опять же с пониманием: утомился, переволновался, долго терпел. Сейчас он откроет свои томные восточные глаза, она немного погладит его по шее, груди и ниже … И они снова займутся сексом.

Она легко положила голову ему на плечо, а руку на грудь, но он даже и не думал просыпаться. Он доверчиво, как дитя у материнской груди, посапывал  рядом. А Майе, как любой нормальной женщине после длительного воздержания, разгорячённой к тому же бокалом шампанского, танцами и предвкушением нормального секса, во что бы то ни стало, требовалось  продолжение.

“Что это такое,— возмутилась её плоть, — что за дурацкие шутки?

Давай, буди его! Дразни, тормоши, что хочешь делай, но давай мне то, чего я  хочу. Ты что, напрасно что ли решилась на это? Что за дела?”

Майя и сама ни телом, ни разумом не понимала, что вообще происходит!?  Он так рвался  к ней! Она ещё раз попыталась погладить его по животу, но он мирно, словно находясь в супружеской постели, отвернулся лицом  к стене.

Тогда она встала и, в женском бешенстве, присела  на кресло. Она наконец поняла, что это старт и финиш одновременно! Самым трудным для неё в этой ситуации было успокоиться. Осознать-то она уже всё осознала. Но урезонить разбушевавшееся желание было  гораздо  сложней.

Она металась по комнате, словно по клетке разъярённая тигрица, не зная, что предпринять. Злость и неудовлетворённость дополняли друг друга. Она пошла в ванную комнату, специально громыхая ковшом и чашкой, и снова окатила себя прохладной водой. Считается, что это «вразумляет либидо». Вернулась в комнату, включила во всю мощь кондиционер. Громыхание старого кондиционера могло бы разбудить кого угодно, только не её  “возлюбленного”!

В голову лезли всякие сумасбродные мысли: прежде всего, ей хотелось удавить своего юного идальго. Но это, если с большой натяжкой, сказать высокопарным штилем. А следуя законам разъярённой плоти, ей хотелось повыбрасывать все его шмотки за балкон. Растолкать и вышвырнуть его самого вслед за ними! Только такой её поступок был бы абсолютно адекватен его нынешнему поведению и отношению к ней. Пусть убирается! Он что, отсыпаться сюда пришёл, что ли?

Лезли разные и все, как одна, только свирепые мысли.

Но специалисты-психологи утверждают, что человек лишь в исключительных случаях, и то только при психических отклонениях, следует некоторым из своих уродливых, нелогичных или абсурдных мыслей. Например, толкнуть кого-то под машину, вскрыть себе вены или спрыгнуть с пятого этажа. Так что не стоит их бояться, утверждают они.

Особенно опасно умопомрачение в “Час Быка”– с двух до четырех часов ночи, утверждают душеведы.

К его счастью, она была нормальным человеком. Да и времени уже было много после четырех. К тому же, бабья злость начала слегка ослабевать и не могла уже повлечь за собой состояние аффекта.

Конечно же, она не удушит его и не выбросит его вещи  за балкон, будет сидеть  в кресле и терпеливо ждать утра. Ну и ситуация! Только нарочно можно такую придумать. Она ещё немного поковырялась в жизненных советах, данных знающими людьми, и вспомнила один из них, опять же психологов: что желательно почаще смеяться над собой.

А тут как раз такой случай, что можно смело  обхохотаться!!! Хрен знает кто спит на твоей кровати, а ты, как дура, сидишь рядом   в  кресле.

Ей удалось-таки хоть слегка «развеселить» себя. Она представила картинку. Выбросила она его брюки и рубашку за балкон, растолкала его и молча указала пальцем на вещи, лежащие внизу. Она представила, какое у него было бы выражение лица, когда он, окончательно проснувшись, узнал бы в них свои  шмотки.

Но туфли и носки мысленно, решила не выбрасывать. Ей интересно было, стал бы он сам выбрасывать их за балкон и там одеваться полностью. Или надел бы туфли и носки здесь, и в трусах, в этом почти полном обмундировании «секретного агента», устремился к оставшемуся «гардеробу». К недостающим, так сказать, фрагментам костюма. Но тогда ему надо было бы снова снять туфли, чтобы надеть брюки. Двойное переодевание. Как бы он злился и матерился про себя!  А ей  бы было утешение и потеха!

Вместо этого она безразлично посмотрела на его тщедушное тело.

Байрам мирно и ровно посапывал. Разумеется, он чувствовал, что подавать признаки жизни, тем более просыпаться, ему никак нельзя. От него, сию же минуту, потребуют сатисфакции. А ему нечего будет предложить.

Со временем у Майи злость и раздражение прошли, так как она яснее- ясного поняла, что «кина» не будет. Кинщик – «не силён»! И она с надеждой начала смотреть на окно, ожидая рассвет. Больше она даже не ложилась рядом. Это, в конце концов, унизительно.

Поработав над собой психологически ещё некоторое время, она почти успокоилась. И, глядя на безмятежное выражение лица государственного человека при предрассветном освещении, невесело подумала: ”Кролик ты поганый! Я столько белка на тебя извела, а ты даже двух качков не сделал! Как было предсказано.”

И больше ей нечего было пожелать, кроме того, чтобы быстрее избавиться от него. Удалить его, и как можно скорее, из номера!

Но каждый живёт со своими представлениями о культуре взаимоотношений. Майя, как правило, не прибегала в своём поведении к принципу « Око – за око, зуб – за зуб!» Ей как бы не очень импонировала эта, достаточно расхожая, жизненная установка.

Уже часов в пять, когда стало светать, она накинула халатик и решила подгладить ему рубашку, так как ему идти отсюда сразу на службу. Увидела, что манжета рубашки немного разошлась по шву. Взяла иголку с ниткой и прихватила манжету. Погладила рубашку, повесила на спинку кресла. К брюкам не прикоснулась, это уже  не её забота.

В шесть снова включила самовар, налила кофе, сделала бутерброд и назвала его по имени. Он, как младенец, открыл свои ясные глаза и сказал:

– Доброе утро.

Она изо всех сил старалась сдерживать насмешливый тон. А ей так хотелось сказать в ответ язвительное: «Привет! А что, мы разве знакомы?!»

Но сдержалась и ответила без всякого выражения на лице и в словах:

– Я приготовила для тебя завтрак. Иди умывайся, всё готово.

Рубашку я тебе подгладила.

–  Спасибо, ты такая внимательная.

Но любые, произнесённые им, слова отныне не имели для неё абсолютно никакого значения!

 

Он вышел из ванной комнаты и озадаченно спросил:

– Что же делать? Как я пойду на работу небритый?

Женщине, при современных мужчинах, не впервой искать варианты или выход из создавшегося положения. Майя  сказала:

– Есть вариант, если он тебя, конечно, устроит!? Воспользуйся моим станком и новым лезвием. Подмышки – это тоже часть так горячо любимого тобой тела, – не удержалась она от шпильки,– если тебя это не сильно смущает, я его обдам кипятком из-под самовара, протру салфеткой, вставлю новое лезвие, и вперёд !

–  Да, да, подходит! Другого решения просто нет.

Майя могла бы поискать ему и другое решение: например, сходить домой перед работой. Ещё есть уйма времени! Но не стала, просто ответила:

– Тогда подожди минутку.

Майя всё сделала, как сказала, и подала ему станок.

Пока он брился в ванной комнате, ей в голову пришел старый анекдот. Армянскому радио задают вопрос: ”Как называется мужчина, который хочет, но не может?” “Импотент”,— отвечает армянское радио. « А который может, но не хочет?» « Сволочь!»,— в один голос завопили все женщины, находящиеся в диапазоне радиоволн, не дожидаясь ответа армянского радио.

Но она никак не могла квалифицировать поведение своего, теперь уже бывшего, друга. Несказанно дивясь крайне оживлённому выражению лица Байрама за завтраком, Майя смотрела на него, что называется – во все глаза! Абсолютно не понимая при этом: или он всё осознаёт и хорошо играет, делая вид что ничего не произошло, и всё с его точки зрения так и должно быть. И тогда это – наглость! Или это  обычная пещерная глупость, точнее – тупость. Очевидно одно: товарищ усиленно “изображает” – о’кей!

Он аккуратно причесал свои блестящие волосы, снова взбил их руками характерным жестом. Однако и он заметил, что она “прихватила” манжету на его рубашке, так как шов разошёлся на самом видном месте. Оставалось одно, как испариться отсюда, если ты – материален.

Но она решила всё начатое довести до конца и проститься по-человечески. Завершить отношения, так сказать, по-людски.

Майя сказала:

– Ты стой в коридорчике и, слегка приоткрыв дверь,  наблюдай, а я пойду посмотрю, где дежурные. Если их нет, я подам тебе знак. Они привыкли, что я встаю рано. В это время я уже иду делать зарядку.

Она подошла к дежурке, дверь была к счастью ещё закрыта изнутри. Быстро сделала знак рукой и Байрам, как истинный чекист, тенью метнулся к лестнице.

Дело было сделано. Честь его  спасена!

 

Только сейчас Майя почувствовала, насколько она устала от бессонной и бесполезной ночи. Почувствовала это буквально за одну минуту.

Он вышел через внутреннюю дверь гостиницы, так как она всегда открыта для желающих ночью посетить туалет.

Уходя в переулок, он обернулся и улыбнулся ей. Обессиленная, она всё же постояла у окна, но ни улыбаться, ни махать ему ручкой ей вовсе не хотелось.

Майя свалилась на измятую постель. “Хоть на пару часов”, – подумала она, засыпая.

 

 

 

ГЛАВА XXIII

 

Владик постучал в дверь, Майя поднялась и открыла ему.

Он весело сказал:

– Доброе утро, мамуля. Ну как вы отдохнули, ты потанцевала? Ты же любишь танцевать.

– Да, потанцевала, ещё как! Но мы немного выпили шампанского и у меня сильно болит голова.

– Ты что, хочешь сказать, что мы не поедем сегодня на рыбалку? – в мужике уже с детства заложена бескомпромиссность.

– Ничего не хочу сказать, поедем, раз обещали. Но сначала нужно всё заготовить для поездки. Давай договоримся так: сегодня мы с тетей Таней всё закупим, а завтра точно поедем.

Сын начал ныть:

– Вы обещали сегодня.

Майя снова надела халатик и сказала:

– Тогда делай бутерброды, я Саньку кликну. Он придёт завтракать, а мы с тетей Таней решим, как быть с рыбалкой.

– Хорошо, – Владик принялся делать бутерброды.

Майя поднялась к Татьяне и, отослала Саньку  вниз, к себе в номер, завтракать

Только захлопнулась дверь, Татьяна сразу же задала ей свистящий от нетерпения вопрос:

– Ну и как?

– Ой, Танёк, такой облом, просто ужас! Надо пойти и настучать Зинке по макушке за кошмарный и подлый прогноз. Накаркала. И пожать руку за то, что  предупреждала!

– Но ты её предупреждением не воспользовалась, хочешь сказать?

– Так точно. Говорят, в трёх случаях не остается следов. Не оставляют следа: птица – в небе, рыба – в воде и мужчина – в женщине. Если она, конечно, не залетела. Вот и я хочу получить ответ на очень интересующий меня вопрос: было ли у меня с ним что-нибудь, если у него не хватило сил даже на два предсказанных Зинкой качка?!

Татьяна всплеснула руками, вытаращив крайне удивлённые глаза:

– Да ты что, даже  на два?!

– Именно так: даже  на два. Я помылась и всё. Всю ночь он продрых, как младенец. Или притворялся, что спит. Впрочем, это одно и то же. А я просидела до утра  в кресле.

Но тем не менее, сделала всё, что полагается после счастливой ночи, напоила его кофе с бутербродом и проводила. Но больше ни видеть, ни слышать его  не хочу. Меня мутит от  всего этого.

Татьяна слабо запротестовала:

– Слушай, но может быть, он  перетерпел?

– Обрати внимание, вечно мы стремимся их оправдать, чтобы хоть как-то утешить себя. Может и перетерпел, но есть ещё и джентльменский – второй раз. Разве не так?

– Здесь нечего возразить. Но может быть он в следующий раз  не подведет?

– Ты мне предлагаешь «сексуальную» ромашку: «подведёт – не подведёт», когда я  даже видеть его больше не могу. Только время украдёт! Нет, всё – баста! У меня больше нет желания  экспериментировать.

Как говаривала моя коллега-переводчица: « Мы с тобой не настолько счастливы, чтобы всех юродивых на своей груди отогревать». Великие и справедливые слова! А  к этому случаю они вообще идеально подходят. И не только к этому.

Но она не стала говорить Татьяне, что изначально согласилась пофлиртовать с Байрамом, только чтобы досадить Алексею. Ведь он уже дважды не пришёл на встречу. Не поехал с ними в «Кара-Кум», видимо по причине нежелания общаться с Татьяной. И Майя не хотела бередить ей рану.

Но она вдруг ясно осознала и произнесла вслух:

– Ну уж он-то теперь точно растрезвонит о своём «подвиге» Алексею.

Татьяна с готовностью и немалой долей злорадства подхватила:

– Уж в этом-то нисколько  не сомневайся! Ну что, рванём на рынок?

– Да, я обещала пацану, что мы всё купим. А завтра поедем на канал ловить рыбу. Надо, раз обещали. Дети подсекают нас на наших же слабостях.

Только моё сегодняшнее состояние, после бессонной ночи и обломанных ожиданий, весьма проблематично квалифицировать словом – рванём !

Скорее, поползём. Ладно, пошла собираться.

 

На рынок и с рынка Майя ехала, в полном смысле, никакая.

Вот что значит нарушить своё же собственное правило!

Но она всё же не корила и не презирала себя за глупость. На что так часты и горазды женщины. Майя всё больше склонялась к философии любви – к себе. И в самом деле, не будешь сам себя любить и уважать, никто не станет этого делать. Множество раз проверено: люди с тобой поступают так, как ты им позволяешь относиться к тебе.

К тому же, каждый имеет право на ошибку, тем более если она явилась результатом искреннего заблуждения. Кто же мог подумать, что такой красавчик, как Байрамчик, может оказаться  пустышкой!?

И последний прочитанный тезис, который ей пришёлся по душе: пусть прошлое не будет  молотом! Пусть будет Учителем, ибо ничего нельзя вернуть, ни одной ушедшей секунды. Просто нужно извлекать опыт из своих ошибок и, по возможности, больше не повторять их.

Кто же знал, что её знакомство с Байрамом так плачевно закончится? Что её экзотический роман с туркменом-белой косточкой  не удался. Что здесь нового? В чём здесь трагедия?

По сути дела, сам факт близости с мужчиной ничего не значит. Ровным счетом – ничего. Он может либо доставить удовольствие партнерам, либо  разочаровать их. Значение имеют лишь те мысли и ощущения, которыми ты для себя окрашиваешь это событие. Она уже убеждалась в этом.

Это раньше, во времена её прабабушек, штамп в собственном сознании, что ты совершила грех, соответствовал размеру и цветности клейма всеобщего общественного порицания. Хотя и тогда грешили. И тогда сам факт близости ничего не значил, как составляющее одного из трёх явлений, что не оставляют следа. Если ты собственными руками не поставишь в своём сознании фиолетовую броскую печать: «Порочна». Такую же, как ставит лаборант из санэпидемстанции на тушах мяса, приготовленных для продажи и специально выставляемых для всеобщего обозрения. Но если этого штампа в твоём сознании нет, то ты ровным счётом никому и ничем не обязана, кроме самой себя. Сам себе Судья и Господин! Она лежала после рынка на кровати в дремотном состоянии, то просыпаясь от жары, то впадая в забытьё.

Татьяна пообещала позаботиться о мальчишках. Её разбудил звонок телефона.  Радостный, счастливый голос Байрама звучал свирелью:

– Как себя чувствует моя джаным?

Майя даже проснулась. В жизни её никто так не называл:

– Как, как ты сказал? Повтори!

Он так мягко и приятно повторил, соединяя воедино две буквы «д» и «ж», отчего получался и в самом деле очень нежный звук в слове «джаным».

Байрам тем же счастливым голосом расшифровал:

– Это – «дорогая», по-нашему.

– Ты что, один в кабинете? – спросила Майя, не вникая в суть его воркования.

Последовало радостное:

– Да.

– У вас что, не прослушивается телефон, если ты так пренебрегаешь тем, что можешь легко «поймать» компромат. Стоит только записать твой голос на плёнку, и ты уже не отвертишься, ибо счастливые интонации в твоем голосе яснее ясного свидетельствует о том, что ты провёл с этой женщиной ночь.

Он, в свою очередь, не обращая внимания на её мрачные выводы, радостно залепетал:

– Знаешь, я хочу пригласить тебя вечером в бар, это сразу за санаторием, пойдешь? – и не дожидаясь её неминуемого отказа, закончил фразу,– и Алексей обещал пойти с нами, хочешь?

Судя по этому его счастливому «с нами», Майя за доли секунды уяснила картину. Без всякого сомнения, он уже всё выложил Алексею и теперь хочет как бы «публично» утвердиться в своих собственных глазах и в глазах своего сановного начальника. А тот, в свою очередь, желает полюбоваться и поиздеваться над падшим ангелом!

 

Но в ней вдруг появился протест и её обычный бойцовский дух  противоречия. Ей захотелось доказать им обратное, что она – это она! И принадлежит она – только себе! И плевать она хотела на их интрижки и домыслы. За доли минуты зрели эти размышления, хотя раньше она уже решила для себя, что её дипотношения с Байрамом прерваны окончательно и бесповоротно.

– Хорошо, пошли. А когда?

– Мы зайдем за тобой в семь.

– Буду готова.

Это “за тобой“ означало, что Татьяна не приглашается. Сложно было сказать об этом Татьяне, но она решила не лукавить и не придумывать слова, чтобы смягчить нежелание Алексея видеть её. Майя, имея всё же небольшой дипломатический опыт по работе, старалась сконцентрировать внимание Татьяны на хвастовстве Байрама:

–  Представь, в каких красках он описал нашу «необыкновенную» ночь!? Сколько значимости придал этой истории.

Татьяна это не слушала, думая о своём. Но к её чести будь сказано, она довольно быстро смирилась со своей отставкой. Будучи опытной и неглупой женщиной, она отчётливо понимала, что не может претендовать на внимание  Алексея. Слишком нелепо и неравно они смотрелись друг с другом.

Зато она, опять же будучи опытной и неглупой женщиной, не преминула уколоть Майю:

– Только теперь и тебе отрезаны пути к его сердцу. Русский мужик никогда не простит русской женщине близость с нацменом. Он будет считать ниже своего достоинства быть с ней после черномазого.

Майя слегка разозлилась:

– С чего ты взяла, что я страдаю оттого, что у меня с ним не получились отношения? Я скоро уеду, и пошёл он  подальше! Тоже мне – Аполлон. Может быть, мне  плюнуть и никуда не ходить?

Татьяна заметно оживилась и с надеждой с голосе отреагировала на это предположение:

– А может быть и в самом деле, так будет лучше?! Докажешь им обоим сразу, что ты женщина  независимая!

Майя поняла, что Татьяну эта история всё же задевает, но надо жить  своей головой. И она ответила ей в тон:

– Знаешь, не пойти, это было бы проще, но так я ничего никому не докажу, тем более им. А если пойду, то постараюсь кое-что доказать. Впрочем, что я теряю? Да  ничего! Ничего не приобрету, но ничего и  не потеряю. Тогда почему не сходить?

Татьяна сказала, с недовольной миной:

– Смотри сама, как хочешь.

 

 

 

ГЛАВА XXIV

 

Майя одевалась в тот вечер с особенной тщательностью. Когда выглядишь хорошо, то чувствуешь себя более защищенной. Это знает каждая женщина. А для застенчивой женщины, какой в душе являлась она, одежда – это  невидимый панцирь!

Недаром же говорят: ”Красота – это страшная сила.“

Пугать своей красотой она никого не собиралась. Но быть этим вечером уверенной в себе, это было очень кстати  в её  ситуации.

Она надела красивое белоснежное платье из тонкой ткани.

Маленький отложной воротничок подчёркивал её высокую стройную шею. Воротник и перед платья были украшены ришелье. Талия подчёркнута рядами тонких резинок. Струящийся лёгкий подол платья подчеркивал её стройную фигуру и оттенял загорелые ноги в белых босоножках с высоким каблуком.

Тёмная голова тщательно причёсана, лицо умело подкрашено лучшей французской косметикой. Белая лаковая сумочка дополняла её наряд. Когда она спускалась по ступенькам вниз, не было ни одного мужчины или женщины, которые не проводили бы её взглядом.

Кавалеры, видимо, тоже остались довольны спутницей, хотя явных дифирамбов по этому поводу, естественно, не последовало. Одобрение было выражено на уровне мысли. Но у них редко встретишь такую яркую и современную женщину. Майя чувствовала себя белокрылым мотыльком среди этих двух крайне серьёзных и сосредоточенных спутников.

Оба эти КГБэшника, идущие по сторонам от неё, спустя несколько минут тоже почувствовали себя более раскованно и непринуждённо. Вследствие того факта, что их двое, а женщина одна. По всем признакам, это должна была бы быть женщина Алексея. Но авторские, точнее – имущественные, а если ещё точнее – мнимые права на неё были у  Байрама. И осознание этого факта расслабляло Алексея по дороге. На вид он чувствовал себя вполне комфортно.

Они подчёркнуто весело или, скорее, не слишком напряжённо болтая, подходили к кафе. Хотя по дороге их всё же несколько смущало то обстоятельство, что буквально все, идущие навстречу граждане, обращали внимание на их белоснежную спутницу. А они, по роду своей деятельности, предпочли бы, чтобы она была невидимой, как и вся их частная жизнь.

О существовании этого, весьма приличного, кафе Майя ещё не знала. Здесь было очень людно: полно отдыхающих. И поэтому все столики были уже заняты.

Здесь уже «рисанулся» Алексей: он подошёл к бармену,  что-то сказал ему, и им мгновенно «расчистили» столик на четверых человек, в самом углу кафе. Откуда им было видно всех, входящих и выходящих, но сами они не бросались в глаза. Особенно чуть позднее, из-за дыма сигарет. Здесь тоже вовсю грохотала музыка.

Когда подошли к столику, Алексей жестом предложил им сесть  рядом. Из этого яснее ясного следовало, что информация «запущена» и обработана. Пусть так. Она не испытывала никакого комплекса обиды или унижения. Спокойно села за стол и поставила на него свою красивую белую сумочку, растворяясь в звуках музыки.

Байрам опустился рядом. Майя отметила-таки, что «банкует» Алексей, а не её  «суженый». Алексей быстро заказал шампанское, напитки и шоколад.

Майя подумала: ”Интересно, так кто же был инициатором похода в кафе, если суетится не тот, кто пригласил?”

Алексей спросил у Майи, хочет ли она чего-нибудь перекусить, но она поспешно отказалась. Этот жест Алексея усадить её рядом с Байрамом дал Майе превосходное преимущество: они сидели с Алексеем как раз напротив друг друга. И Майя могла видеть его лицо – прямо перед собой! – в течение целого вечера!

 

Алексей был тщательно выбрит, через стол доносился до неё легкий аромат его лосьона. Он был одет в белую рубашку с коротким рукавом. Было заметно, что и он собирался на встречу. Это польстило её самолюбию.

В чем был Байрам – её уже ничуть не занимало.

Самое главное, что это, просто невообразимое для местного колорита по красоте и значимости, лицо находилось теперь прямо напротив неё. Как он был хорош в этот вечер! Хотя такие слова принято говорить, чаще всего, применительно к женщине. Но Алексей, действительно, просто  неотразимый мужчина!

За те пару раз, когда он подходил к стойке бара, она видела, как буквально все женские лица, без исключения, словно цветы на тонком стебельке, поворачивались по ходу его движения. Так же и мужчины, но по несколько иной причине: многие знали, кто  он.

Алексей сел и удовлетворённо сказал:

– Ну теперь, кажется, можно и расслабиться. Он разлил шампанское по бокалам и сам подал один из них Майе.

Она поблагодарила его, пригубила вино, и поставила бокал на стол.

Он сказал с лёгкой издёвкой:

– Что-то наша дама  не пьёт.

Ей, как человеку тонкому и ранимому по натуре, естественно не понравилась его интонация в слове «наша». И Майя ответила с вызовом. Глядя ему прямо в глаза, она произнесла свою, обычную, в подобной ситуации, фразу:

– Дама не пьет потому, что она из породы людей, способных пьянеть  без вина.

Только произнеся её, она сразу же почувствовала, насколько неуместна её бравада. И даже более того, она прозвучала в данный момент крайне  нелепо! Но как защитить себя!? Так она, по крайней мере, хоть слегка осадила его. Потому что дальше он остерегался прибегать к откровенным колкостям.

Сначала она чувствовала себя и вправду, несмотря на все свои внутренние старания и установки, несколько неловко. Но затем отпила ещё пару глотков шампанского только  для того, чтобы  расслабиться.

И через некоторое время, она уже спокойно могла выносить его взгляд, сама могла смотреть в его прекрасные глаза. И даже рассматривать его лицо с близкого расстояния, через стол. О, это поистине – редкостное лицо! Ни до того, ни после ей никогда не приходилось видеть таких лиц. Никогда! Лишь нечто подобное, похожее, отдалённо напоминающее его. Но и только!

При вечернем освещении эти чёрные, как омут, обладающие поразительным магнетизмом глаза, так оживляли его лицо, придавая ему оттенок интригующей, держащей в напряжении ум и сознание собеседника, загадочности. А ироничный, чаще всего насмешливый и невероятно проницательный взгляд выдавал игру его мысли сразу в трёх измерениях: переднего, второго и третьего плана.

Куплет из стихотворения, которое она напишет:

 

Но те глаза в трёх измереньях жили,

На первом плане – шутки  ни о чём,

А на втором – слова  из звёздной пыли,

Лишь третий план бурлил  святым ключом!

 

Глядя в его глаза, Майя всё больше и больше поражалась многообразию оттенков в его взгляде.  Истинным наслаждением для неё была возможность – целый вечер! – наблюдать за игрой его мысли, прихотливой и изощрённой мысли, в этих неповторимых, буквально  завораживающих глазах…

Со временем она и вовсе расслабилась. Потому что ей показалось, что она интуитивно настроилась на его волну! И теперь способна чувствовать его, а в иных моментах даже читать его мысли. Если и не все, то те, что относились непосредственно к ней. А что для женщины есть приятней и важнее?

При вечернем  освещении его чёрные, тщательно причесанные волосы, и такие же тёмные усы подчеркивали нежный цвет лица и делали его поистине  неотразимым. Улыбка из-под пышных усов обнажала ряд белых зубов и красивый овал нижней губы.

Такие лица называют  изысканными. А если проще, то на такое лицо можно, не уставая, смотреть часами. Такая в нём гармония и буквально магическая привлекательность в постоянной смене выражения глаз, в часто меняющихся оттенках мыслей, которые, дополняя друг друга, светятся одновременно, как грани тёмного бриллианта. Майя не могла оторвать глаз от удивительной, загадочной красоты Алексея, и каждая её частичка, физическая, духовная и эмоциональная невольно находилась в тайном восторженном экстазе, создавая в целом прекрасную и томительную картину всего её существа…

Никогда ей больше не приходилось  видеть подобных глаз. Никогда!

Ей, правда, не часто выпадало счастье вглядываться в его лицо. Она, например, совершенно не могла вспомнить позднее форму его бровей: начисто выпадало из памяти их очертание.

Но совершенно чётко, определенно запомнился цвет лица. Чудесный, как на портрете, овал лица. И глаза – вот уж их нипочём нельзя было забыть!

 

А между тем, сам разговор шёл с переменным успехом. Она яснее ясного понимала, что ситуация у нее  непростая и что в этот вечер ей отведена роль не второго плана, а чуть ли ни главная. Потому что они, исходя из их профессиональной деятельности, из породы слушателей, частично собеседников, но уж никак не рассказчиков. Тем более при таких взаимоотношениях.

Наводящими вопросами они выведут её на первый план и ей одной, без суфлёра, придется играть сам спектакль и заполнять  паузы.

Ну что же? Попытка – не пытка. Импровизировать ей тоже приходилось. Здесь остается только одно: положиться  на автопилот. Если уж она не сможет его ни в чём убедить, для неё большой наградой будет даже его нечаянная мысль: « А она не так-то проста…»

И Майя, помня советы умных книг, решила воспользоваться одним из них, который звучит примерно так: если хочешь произвести на мужчину впечатление, говори только о нём самом; или только о том, что интересно и важно  для него. Она улыбнулась, вспомнив замечательную фразу: «Трудно считать дураком того, кто восхищается нами»!

И перевела разговор на их профессиональную тему:

–  Я смотрю, вас здесь очень чтут!

Алексей улыбнулся, но ничего не ответил.

Она добавила, с легкой издёвкой:

– По принципу: боятся, значит  «вважают», как говорится. Хотя в конце концов, ваше ведомство лишь часть общества, не более того. Но вы без всякого сомнения считаете себя на несколько порядков выше всех остальных, почему?

Алексей возразил:

– Это ты, Май, явно преувеличиваешь.

– Я говорю только то, что вижу каждый день у себя на работе. И сейчас, прямо  перед собой!

Они оба улыбнулись.

Майя продолжала:

– Я немало пообщалась по работе с представителями вашей структуры, поэтому могу кое-что сказать из собственного опыта.

Алексей подхватил:

– А именно?..

Он постоянно задавал наводящие вопросы, но Майя, зная эти трюки, не обращала на них особого внимания. Алексей повторил свой вопрос:

— Мы слушаем, Май?

– К примеру, я видела собственными глазами, что вы не ждёте решений небесной канцелярии, предпочитаете сами вершить человеческие судьбы. Такова, к сожалению, сермяжная правда жизни.

Алексей с готовностью подхватил:

–  Это что-то ты закрутила. Расшифруй, если можно.

– На это немало времени нужно потратить. А вот парочку коротких историй могу поведать, если интересно.

Опять же Алексей с готовностью отозвался:

– С удовольствием послушаем.

– Я в первый раз, что называется,  вплотную встретилась с вашими сотрудниками, когда нас готовили к поездке во Францию. Нас столько «тестировали», столько нам нервов помотали – ужас. Короче, из ста пунктов инструкции нельзя было делать все  сто! Я, как человек осторожный, старалась придерживаться её. А вот моя коллега, женщина крайне независимая по духу, нарушала все 99 запретов, а о последнем – просто не думала или забывала. И тоже – ничего!

Алексей улыбнулся, но никак не прокомментировал этот факт, что удивило Майю.

 

Она продолжала:

—                                    –  Привели меня однажды в закрытую, то есть абсолютно без окон,  голую комнату. Которая уже сама по себе начинала давить на психику. Без окон, она кажется именно голой. Стены были только отштукатурены, даже не побелены. Где они во всем здании нашли именно такую кладовку?! После того, как за нами закрылась дверь, получилось абсолютно замкнутое пространство.

Словно нас, всех вместе, замуровали  навеки! Ровно посередине комнаты стоял стол, за ним сидели три человека: двое  незнакомых, как потом выяснилось, из самой Столицы, и один – наш куратор. И начали задавать мне по очереди различные вопросы. Как это у вас называется, перекрёстный допрос или проверка реакции? Майя, по ходу, кое о чём просто умолчала: вовремя сообразила, что лучше не стоит …

 

Алексей улыбнулся и сказал:

– Ну, ну, Май. Я слушаю, что дальше было?

–  Да ничего. Думаю, я справилась с заданием, если позволили выехать, точнее «выпустили» во Францию,– она запальчиво продолжила,– тоже мне – втроём  на одну хрупкую нежную женщину!

 

Алексей откровенно, и впервые по-доброму, рассмеялся:

– Май,  тебя можно, правда с небольшой натяжкой, назвать хрупкой.

Майя с удовлетворением отметила, что всё-таки он рассмотрел её фигуру.

Он продолжал:

– Может быть – нежной, этого я утверждать не берусь, – он лукаво сверкнул своими чёрными глазами, – но это ведь явно не все твои  характеристики!

– Конечно. Пусть бы они, каждый  по отдельности, попались мне, тогда бы мы посмотрели, какой бы диалог получился на самом деле. Я вашего брата тоже сколько раз  подсекала! Даже если вы воспримите эти слова, как чистое хвастовство.

Алексей опять «закинул удочку»:

— Почему же, я этого не исключаю,– сказал он, поощряя её к дальнейшим высказываниям подобного рода,– но каким образом?

– Тебе это лучше, чем мне, известно, как это делается. Но вас, я знаю, всем этим тонкостям обучают на специальных курсах. И искусству вести беседу, и подлавливать вопросами, и ставить людей в тупик перекрестными вопросами и далее по списку… Точнее, по инструкции. А мне, позволю себе прихвастнуть, только благодаря своему природному уму и интуиции, не раз удавалось «приколоть» твоего коллегу. Словно бабочку, булавкой для гербария.

– Ты меня, Май, удивляешь! Да ты, оказывается, опасная женщина! – сказал он с откровенной насмешкой, едва прикрыв её лёгкой иронией, – ну и как же ты это делала? Приведи хоть один пример, чтобы я поверил в истинность твоих слов. Хотя ты сама всего минуту назад сказала, что просто  хвастаешься.

– Извольте. Я работаю старшим переводчиком и не хуже нашего куратора знаю обстановку. Потому что я напрямую общаюсь с иностранцами, а он – только по докладным, по сводкам и отчётам.

И если так называемый куратор начинает заезжать не в ту сторону, я делаю наивные глаза и говорю: ”Да вы что? А начальник первого отдела мне сказал: вот это, и – вот так!” Он покупается и с возмущением говорит: ”Как он мог это сказать? Когда на самом деле, это было вот так и вот так…” Таким образом, я узнавала из его собственных уст, как это было на самом деле. И у меня появлялся аргумент против начальника первого отдела… И этот приём был у меня отработан и отшлифован  преотлично. Я им успешно пользовалась и не один раз.

И всё получалось. Только вместо начальника первого отдела я подставляла другие имена. Например, непосредственно своего шефа, начальника спецтехотдела, где работают все переводчики. Ты же сам понимаешь, что никто из них мне ничего не говорил. Я только предполагала, что именно так они могли бы сказать в той или иной ситуации. В том или ином случае. Зато я часто отводила от себя, спровоцированный кем-то, «огонь». Он шёл разбираться с ними. Но на очную ставку никто из них, зная мой характер, не решался. Хотя сами они, по отдельности, и прибегали ко мне  на разборки.

Мы работаем в атмосфере постоянных и жутких интриг, которые, обрати внимание, плетёт сам куратор. Но с начальником первого отдела, своим шефом и его замом мне легче справиться. Они сами боятся меня, потому что я слишком много о них знаю, но молчу. А они, хоть и пользуются всегда одним и тем же  примитивным методом устрашения и подавления, но их трюки меня мало пугают: потому что к моей работе у них нет и не может быть претензий. А вот у них самих рыльце  в пуху! И они знают, что мне это известно.

Один раз я их до такой степени довела, что у начальника первого отдела по всей шее пошли красные и белые пятна и он истерично выкрикнул: «Да ты посмотри! Она откровенно издевается  над нами!»

А я, когда увидела эти яркие пятна, сразу решила, что и вправду пора закругляться. Пока кого-нибудь из них до состояния аффекта не довела. Сразу же прикинулась овечкой и давай усмирять их своим мнимым покаянием и послушанием.

Но их атаки я по любому отражала легче, чем атаки куратора, потому что он – чужак. И к тому же – непредсказуемый. С вами, сам знаешь, как на войне.

Алексей с интересом слушал, хотя по его глазам трудно было определить, интересна ли ему на самом деле эта информация: что говорят «о них» простые граждане. Или ему интересна рассказчица, или то и другое вместе. Только он снова произнес побуждающую к повествованию фразу:

– Ну-ну, Май, что дальше? Ты ещё что-то обещала рассказать.

Майя тоже улыбнулась:

– Так уж тебе и интересно! Ты меня просто подсекаешь! А может быть я ещё и наживку не заглотила, ты же просто  иронизируешь? Не более того!

– С чего ты взяла? – спросил он с деланной серьёзностью.

– С того, что я вижу. Я сегодня у вас за главного развлекалу, так ведь? Пусть теперь Байрам нам поведает какую-нибудь диковинную историю. Он тоже только слушает.

Алексей поспешно сказал:

– Май, все свои истории мы знаем. Нам интересно твои послушать.

Майя продолжала:

– Да я понимаю, у вас здесь на периферии много чего случается. Настоящая горячая работа. Потому что и в самом деле в это время года через границу много всякой нечисти проникает. А что же  в центре, где нет границ, а видимость кипучей деятельности создавать надо, как там ведут себя ваши сотрудники? Например, у нас – в Шевченко? Наш куратор иной раз с таким видом спускается или поднимается по ступенькам лестницы в заводоуправлении, словно только что, как минимум, государственный переворот  предотвратил.

Мужчины рассмеялись.

Майя спросила:

– Что, узнали кого-то или  себя? Да, не мало крови попили из нас, переводчиков, ваши коллеги у нас на работе. Сколько в них  значимости! Но ещё больше ничем не оправданной, я извиняюсь, спеси. Ведь я же каждый день вижу, чем они занимаются. Почти всё  на моих глазах происходит. Во всяком случае, применительно к нашему куратору. Совсем недавно у меня весьма запоминающийся случай произошёл, рассказать?

Оба кивнули головой.

Майя продолжала:

– Вошли как-то в мой кабинет трое иностранцев. Их администратор, руководитель одного из подразделений фирмы, и специалист по КИПовскому оборудованию. Зашли забрать свои паспорта, я возила их в ОВИР на временную прописку. И ещё кое-какие вопросы выяснить. Вдруг раздаётся звонок. Куратор мне звонит и говорит металлическим голосом: «Вы почему до сир пор дневную сводку по иностранцам не дали?» Что я могу ему сказать? Не стану же я её при иностранцах давать? Хотя я только что, прямо перед их приходом, собиралась это сделать. Я, насколько  смогла «весело», сказала: «Я всё поняла, я сейчас вам перезвоню, хорошо?» И повесила трубку.

Ровно через десять секунд снова раздаётся звонок. Он уже в бешенстве повторяет, чеканя слова: ”Вы что, не поняли, кто с вами говорит?» Я, естественно, занервничала. А иностранцы, с подчёркнутым любопытством, уставились на меня. Но мне ничего не оставалось делать, как собрать остатки самообладания и опять же,  как можно спокойнее, сказать: «Да, я всё поняла. Я же пообещала, что перезвоню вам. Извините, но я сейчас очень занята». И снова повесила трубку.

Но мы уже, все вместе, начали ждать очередного звонка. Он не замедлил раздаться, как взрыв тухлого яйца. Я сняла трубку, повесила её, извинилась перед иностранцами и пошла к секретарю директора.

Набрала номер и начала, не помня себя от стресса, почти орать на него: «В конце концов, я за всё это время ни разу не позволила себе неуважительного отношения к вам. Неужели трудно понять, что я просто не могу говорить, если именно так себя веду?! У меня в кабинете сидят иностранцы. Что, при них прикажете мне подавать сводку? Я вам русским языком объяснила, что чуть позже перезвоню. Неужели нельзя было подождать десять минут?!»

И бросила трубку, не дожидаясь ответа. Если меня сильно разозлить, то для меня не существует  авторитетов. Это я потом буду дрожать от страха за содеянное. Но в состоянии аффекта я всё могу сказать и всё могу сделать. Секретарь директора смотрела на меня чуть ли не вышедшими из орбит глазами. Вот это  да! Никто не посмел бы так разговаривать  с ним! Он всех держал в жутком страхе, даже руководителей. Но я интуитивно знала, что ничего он мне не сделает, только нервы потреплет  в очередной раз. Я работаю, как мул, и претензий ко мне никогда и никаких не было. ”Если что, – уже в страхе подумала я, – объясню всё директору”. Я ещё немного постояла с секретаршей, чтобы прийти в себя. Знаете, кстати, какая разница между смелостью и отвагой, как говорится в старом анекдоте?

– Какая? – спросил Байрам.

– Смелость – это сказать шефу, что он  дурак, по телефону. А отвага – это сказать то же самое – в лицо.

Так вот, конец истории. Когда я слегка пришла в себя и вернулась в кабинет, новенький, наверное такой же «подосланный», как вы, если так хорошо разбирается в ситуации, участливо спросил: ”Что, мадам, Кей Жи Би достает?”

Я спросила: ”С чего вы взяли? Просто я с мужем немного поссорилась и он теперь звонит на работу.” Он понимающе улыбнулся: «Мадам, только не рассказывайте сказки, после разговора с мужем, каким бы он ни был, даже после нагоняя директора, так руки  не дрожат!”

Я их быстро убрала под стол, так как они у меня, и в самом деле, довольно сильно дрожали от страха и напряжения. Без комментариев, как говорится.

Алексей сказал, со слабо завуалированной издёвкой в голосе:

– Я смотрю, Май, там где ты, кипят  страсти.

–  Пусть так, но там, где я, там всё  настоящее. В том числе и страсти,– в тон ему, и опять же с вызовом, ответила Майя, – чтобы общаться с вами, да ещё умудряться держаться  на плаву, надо действовать вашими же методами. Иначе, ясно что бывает:  танковых гусениц  не избежать!

Мужчины промолчали.

– Я понимаю,– продолжила Майя, – что здесь, в баре, в неофициальной, так сказать, обстановке мне позволено, точнее, дозволительно слегка «погулить». Но встреться я с вами, Алексей Александрович, в вашем рабочем кабинете, наверное мало  не показалось бы…

– Это точно, – не выдержал и  живо добавил Байрам.

Он не знал, чем уесть его за то, что Майя разговаривала только с Алексеем и обращалась к нему же.

Алексей очень выразительно посмотрел на него и тот  осёкся.

Майя тоже решила остановиться. И так она слишком долго говорила, а болтун – находка для шпиона, говорится во всей детективной литературе.

Вдруг она спросила, с лукавой интонацией в голосе:

– Алексей Александрович, а над вашим столом висит портрет Феликса Эдмундовича?

Он без улыбки ответил:

–Заходи, посмотришь! – Затем слегка смягчился, — Май, да это

неважно!

Но на его прекрасном лице сразу же появилось жёсткое выражение.

Майя сказала примирительно:

– Ладно, ладно, не буду иронизировать. Просто у всех к вам  повышенный интерес. Вы же люди  за семью печатями, и к тому же с грифом  «совершенно секретно»!

– Май, ты много говоришь.

–  Вот так раз. То сам побуждаешь меня к разговору, то делаешь замечание. Всё, закругляюсь! Я понимаю: «разговор на эту тему портит нервную систему». Тогда говори ты, а я буду слушать, – ответила Майя ему в тон, – но ты же ничего не говоришь по существу.

– Потому что понятия о существе у нас  разные.

– Еще бы! Мы же такие выдающиеся! Мы никогда не говорим тривиальных вещей, как некоторые, – добавила Майя с иронией,– но зато мне, как любой другой женщине, многое списывается. Даже нечаянные слёзы злости или радости.

Байрам сказал:

– А у нас и женщины работают.

– Но вы же не сидите с ними в баре, как со мной. Я знаю, между службистами, то есть, пардон, разведчиками или чекистами, романы  крайне редки.

– На чём основывается твоё заключение? – произнес Алексей казённую фразу.

Майя не смешалась от его тона и спокойно сказала:

– Как правило, и он, и она – лидеры, личности. Стало быть никакого консенсуса в случае противоречия. А поскольку в голове у них  только карьера, то и секс не такое уж прочное между ними связующее звено. Это, скорей всего, не более, чем любое другое физическое отправление, не так ли!? Близкие отношения между ними – исключение из правил. Как опять же говорится в соответствующей литературе и в кино. Я досье разведчиков не читала. Зато столько фильмов о них насмотрелись. Разве что общая опасность, перед которой  все равны, может сблизить их прочно.

Алексей спросил:

– И где ты научилась так философствовать?

– Я не философствую, я просто рассуждаю на основе полученной по этой тематике информации и моих умозаключений.

 

Кабинка, где они сидели, была несколько отгорожена от общего зала. По их расслабленным лицам было видно, что это их излюбленное место в этом, в общем-то неплохом, баре. Майя замолчала. Она и сама устала от серьезных разговоров. Хотя она намеренно достаточно долго «информировала» его. Давая ему пищу для размышлений о ней и говоря с ним о том, что так или иначе всё же должно было быть интересно для него.

Но для неё так важно было быть  услышанной! Пусть Алексей знает, что она – не зелёный новичок. И смотреть ему в рот или каждые пять минут снимать шляпу перед его выпирающей значительностью она  не собирается. Всем своим видом Майя подчёркивала, что согласна общаться, но – на равных!

Между тем, глядя на откровенно прижимающуюся друг к другу в танце парочку, она крайне неосмотрительно сказала:

– Что, у вас тут тоже начинается  падение нравов? И даже ваши столь сильные феодальные устои не сдерживают молодежь? Хотя говорят, что если мужчина и женщина захотят переспать друг с другом, им не помешают ни  войны, ни землетрясения, ни наводнения.

Но уже в следующую секунду поняла, что по неосторожности ступила на скользкую тему и тут же  поскользнулась!

Алексей, ничуть не скрывая ехидства, сказал:

–  Конечно! Особенно если нет столь явных преград. Форс-мажорных, так сказать, обстоятельств!

Майя сразу поняла, что он имеет в виду. Она даже не стала смотреть на Байрама, ибо этот её взгляд был бы только  дополнительным подтверждением. Все остальные тоже поняли, о чём идёт речь. За этим столом сидели все очень проницательные люди.

Она промолчала, отлично понимая, что любая суета с её стороны могла бы вызвать в Алексее ещё большую обратную реакцию. Ей ничего не оставалось делать, как изобразить  «незнакомый» цвет лица. Её способность признавать свои поступки и действия, а не «отпрыгивать» трусливо от них, давала как ей казалось, хоть небольшой, но всё же плюс. Во всяком случае, не увеличивала минус. Это была её ошибка, но это также было её собственное решение!

 

И все же у Майи достаточно сильно испортилось настроение. Она получила полное подтверждение тому, что Байрам  всё  разболтал.

Татьяна была права: русский мужик, этот царь зверей, разве сможет он простить ей ночь с нацменом? Да  никогда!

Но это, в конце концов, его трудности! Она посмотрела на него и с гневом, с обидой подумала: «Это из-за тебя …( она не нашла сразу нужного определения, поэтому вместо многоточия слово не появилось) случилось то, что случилось».

Майя всеми силами старалась овладеть собой. И подумала о ситуации:

” Нет, врёшь, не возьмешь! Надо, во что бы то ни стало, взять себя в руки! Только  не показать вида! Надо  продержаться! Любой ценой сохранить лицо! »

По сути, что значит для неё этот короткий эпизод? Когда она уже даже мысленно отказывалась считать себя партнершей Байрама. Опять-таки всё дело не в самом эпизоде, а именно в их, всех троих, отношении к этому  «событию»!

Байрам, по его мнению и следуя его представлению о таких вещах, с полным основанием считал, что она теперь его собственность навеки. А Майя плевать на него хотела!

Алексей видел, что у Майи значительно испортилось настроение. Кроме того, его интуиция умного и опытного мужчины, исходя из её независимого поведения по отношению к Байраму, подсказывала ему, что её флирт с Байрамом  вместе с его последствиями – в безвозвратном прошлом.

Он, увидев её такой расстроенной и оттого – беспомощной, видимо, слегка смягчился в душе и неожиданно для неё сказал:

– Май, пойдем потанцуем?

Майя не знала, как поступить, отказаться или согласиться. Но молча встала, прошла с ним до площадки и так же молча положила ему руки  на плечи. Её сильно угнетала двусмысленность положения. И он, и она понимали, что именно она  не сможет расслабиться, что именно она – зажата. Он вроде бы уже достаточно поизмывался, готов даже «кое о чём» запамятовать, но она – что особенно странно для него! – этого не желает.

Слово «отношения» предполагает множество, как минимум, двоих.

Для него было непривычно, что именно она – не податлива! Но каждому действию есть противодействие, гласит бесспорный закон физики. Стало быть, он, сам того не осознавая, может быть именно в этот момент, начал проявлять к ней интерес: как это – ему! – и оказывают сопротивление?

К счастью, танец скоро закончился и они вернулись к столу.

Майя, подойдя к столику и видя, что у Байрама тоже окончательно испорчено настроение, поняла, что роль свою ещё не доиграла.

«Нельзя же так, – подумала она, сурово урезонивая себя, – в конце концов, это он пригласил  тебя в кафе. Надо продержаться!».

Она постаралась абстрагироваться от своих внутренних переживаний. А вместе с ними и от самого Байрама. Воспринимать его просто как приятеля Алексея, его сотрудника, не более того. В конце концов, она никому ничем не обязана. Она поработала над собой в этом направлении. И через несколько минут ей в самом деле удалось частично избавиться от «усугублённости». Нужна ли кому-нибудь  за столом  «бука»? Никому!

Она снова надела маску приятной собеседницы и слушательницы.

Но они были снова готовы слушать только  её.

Алексей сказал:

– Май, расскажи что-нибудь о своей работе, у тебя это неплохо получается.

Она ответила с улыбкой:

– Может быть резюме к утру составить? На работу в свой отдел возьмешь? Меня к вам уже однажды приглашали, как-нибудь позже расскажу об этом. Я же, в какой-то степени, трудоголик. Правда!

Меня на месяц, во время отпуска моего шефа, оставляют приказом в должности главного технического координатора. Потому что шеф, зная мою дотошность, доверяет именно мне. Хотя в этом я вовсе не оригинальна: аккуратность в работе – отличительная черта почти каждой женщины. Я тоже приучила себя к порядку.

Представьте, приехала группа специалистов, начинаются переговоры. А мне нужно сначала всё перевести и одновременно всё запомнить. А именно: кто был на переговорах, какие вопросы решались и как решились. А затем сделать для шефа подробный отчёт в монтажном журнале, чтобы он, вернувшись, видел полную картину.

Майя закончила фразу:

– Когда я просто перевожу, моя задача состоит только в том, чтобы правильно перевести, то есть я могу это делать машинально, а здесь я должна всё запомнить и затем  всё записать. Смекаешь, какая тренировка для памяти? Какая  нагрузка?

Алексей сказал, в этот раз, без явного сарказма:

– Да, Май, ты меня и вправду удивляешь. Я уважаю людей, которые могут и умеют работать.

– Вы, месье, в этом тоже неоригинальны, их все уважают, – Майя вдруг осмелела и, неожиданно даже  для себя, выпалила, – я не только в работе, но и в других вещах всегда достигаю своей цели, – и она лукаво добавила, – если очень сильно захочу.

Алексей с пониманием того, о чём идёт речь, посмотрел на неё и безжалостно изрёк:

– Но на этот раз, Май, у тебя ничего не получится!

Он отчётливо подчеркнул фразу интонацией, сверкнув тёмными насмешливыми глазами, и затем несколько мгновений ждал её реакции.

Возникла короткая, но очень характерная пауза, во время которой все три их ментальных компьютера, хоть каждый на свой лад, обрабатывали выданную Алексеем информацию.

– Что не получится? – тут же прикинулась она.

Ответа не последовало. Но все трое отлично поняли, что именно. За этим столиком опять-таки сидели все очень проницательные люди!

 

Майя «проглотила» информацию! Но чисто женская интуиция подсказывала ей, что лучше всего – не заострять на ней внимания. И она, как ни в чём не бывало (скорее всего, так  ей только казалось) продолжала:

– Да, над собой и своим профессионализмом приходится много работать. Моя коллега переводчица часто говорит мне: «Майя, у тебя лошадиная память». Я знаю, что сила измеряется словом «лошадиная», но вот чтобы  память, такого не слышала. Впрочем, она и сама не знает, почему слова похвалы должны выражаться именно этим словом. Но я и в самом деле очень много работала над техническим словарем. И я точно знаю, как переводятся, например, слова «стык, паз, шпонка, заглушка» и т.д., хотя не всегда имею представление о том, как это всё  выглядит наяву и каково их назначение.

 

Алексей курил очередную сигарету и, слегка прищурившись от дыма, размышлял. Видимо о том, что эта её профессиональная осведомлённость, её способность так же как и он, самоотверженно и с полной отдачей, работать, плюс её достаточно гибкий ум доказывали ему, что она в состоянии пусть не полностью (это он, разумеется, исключал!)  но хоть в чём-то приблизиться к истинной оценке его собственных, личностных, качеств.

А она тоже с не меньшим удовлетворением отмечала, пусть они не равны по должности и по званию. Но они равны – как мужчина и женщина!

У каждого свои  преимущества. И она так внутренне порадовалась тому, что ей удалось хоть слегка «переломить» ситуацию. И что она (а ей очень хотелось бы в это верить!) заставила или вынудила его, это не важно, хоть чисто внешне отдать ей должное. Во всяком случае, своим поведением она ясно дала ему понять: вопреки тому, что с его точки зрения у неё «подмочен хвост», она вовсе не собирается «лезть под стол». Куда он мысленно, и как выяснилось, все же  безуспешно, пытается «загнать её», как напроказившую кошку.

Ей удалось-таки повысить свой статус в его глазах. Это чувствовалось по тону его вопросов, как, впрочем, и по самому  тону! Кто, и на каких весах взвешивает наши недостатки, достоинства или преимущества, кроме нас самих? Хотя субъективная оценка всегда завышена относительно нас самих и занижена по отношению  к другим. Таким образом, далеко не всегда отражает истинную  суть вещей! Особенно это манипулирование субъективной а потому искажённой оценкой свойственно мужчинам. Их можно заставить посмотреть на тебя нормальными человеческими глазами, только «влупив» между глаз  «аргументами и фактами»!

Скорее всего, и название для этой газеты придумал именно мужчина.

 

Конечно же, Майя старалась произвести впечатление. Она целый вечер говорила только  с Алексеем. По мере продолжения разговора он всё больше и больше оживлялся. Видно было, что ему действительно интересно поболтать с ней. Что она  не глупа. И пусть не полностью, по его меркам осведомлённая, но всё же достаточно интересная  собеседница. Ему тоже интересно было наблюдать за игрой её достаточно подвижного и независимого ума, способного на непривычные для него выводы и сентенции.

Байрам никоим образом не мог участвовать в этом разговоре, но с повышенным интересом слушал их беседу. Он очень внимательно наблюдал за тем, как постепенно, но Майе всё же удаётся склонять Алексея  в свою сторону. Самого  Алексея!

Ибо здесь шла открытая игра-борьба умов и характеров! Байраму небезынтересно было слушать, как какая-то заезжая дамочка, чуть ли не на равных, общается с его высокомерным шефом. А тот не может прижать её  к ногтю! Или (скорее всего) не очень  старается?!

Говорят, если ты приобрёл друга, то приобрел голос в свою пользу. Ни самого Байрама, в качестве друга, ни его голос в свою пользу она засчитать никак не могла. Но в одном у них ещё оставался общий интерес: поменять отношение Алексея  к Майе.

Только в этом их цели совпадали. Майе и самой хотелось изменить, точнее, переломить прежнее и составить о себе новое мнение Алексея. А Байраму хотелось изменить отношение Алексея к ней для того, чтобы он понял, с какой именно женщиной ему досталось право первой ночи!

 

Но, по сути, Майе не нужно было особенно напрягаться в разговоре: ибо ничего нового в том, о чём она вела «светский трёп», для неё не было. Поэтому она внутренне вполне могла наслаждаться игрой и сменой выражений в его прекрасных тёмных глазах. Всякий раз поражаясь тому, что ни одно из них не повторялось дважды.

Она сидела и в этом разговоре «ни о чём» просто любовалась его лицом. Она любовалась его точёным носом, про такие ноздри, как у него, говорят – трепетные.

Ей невольно вспомнилась, пожалуй, единственная полезная информация, которую выдал ей как-то Байрам в доверительном разговоре:

– Алексей – это самый опытный и самый уважаемый специалист в нашем Управлении. Он закончил два ВУЗа, в том числе и юридический. Одно в нём настораживает всех: он предпочитает владеть всей информацией сам и никому не доверяет. А о нём, наоборот, никто ничего не должен  знать. Он стремится именно к этому всеми возможными средствами.

 

В этой фразе было достаточно информации, чтобы Майя смогла мысленно дорисовать достаточно полный портрет этого человека-аскета. Этого человека-загадки, который кипит внутри разрушительными страстями. Коими являются корысть, зависть и непомерная гордыня, так явно прослеживающаяся  за этой любезной улыбкой.

Подобные качества и чувства почти всегда характерны для мужчин, считающих себя сверхчеловеками, суперменами. Для которых все остальные  – лишь источник и материал для оперативных сводок или  компроматов.

Он и сейчас легко и непринуждённо жонглировал словами, задавая наводящие вопросы, в то время как его мозг работал в режиме постоянной боевой готовности, даже без особой нужды, как сейчас. А его, поражающая воображение, красота позволяла ему легко скрывать истинные мысли и намерения.

Байрам же, в отличие от него, почти всё время молчал. Но чтобы хоть как-то приобщить его к происходящему, Майя время от времени доверительно-поощрительно накрывала его руку ладонью. И ободряюще улыбалась ему на глазах у сидящего напротив Алексея.

Эти лёгкие, по сути, ничего не значащие, женские прикосновения, сопровождаемые лукавой и слегка пренебрежительной улыбкой, якобы свидетельствовали о том, что она признаёт его своим господином, своим «калифом  на час».

 

Между тем, вечер в баре достиг своего  апогея. Музыка всё так же грохала по перепонкам, а сигаретный дым всё плотнее застилал помещение. Они сидели за дальним столом, в углу, стало быть,  чистота воздуха  почти   нулевая.

А что такое  пассивный курильщик, Майя знала по своей работе. Во время переговоров, особенно когда накалялись страсти и мужчины начинали курить сигареты одну за другой, Майя от густого дыма буквально  переставала соображать. Случалось, её мозг уставал настолько, что она, глядя на шевелящиеся губы специалиста, абсолютно не понимала, на каком языке он говорит: по-русски или по-французски. Они это сразу замечали, делали перерыв и проветривали зал заседаний.

Сама Майя никогда не курила по причине своего экстремального индивидуализма. Хотя в комнате девчонки, с которыми она жила в университетской общаге, курили  все. А она – нет. Они часто склоняли её, даже принуждали  к сигарете, но она упрямо твердила: «Почему я должна быть, как все? Мне никто не запрещает курить, родителей здесь нет, но я не стану этого делать. По той простой причине, что терпеть не могу, когда от девушки или женщины воняет сигаретами. Это так  противно! От парня это как-то терпимее». Девчонки сначала злились, но постепенно привыкли. Так и оставалась она в течение длительного времени  пассивной курильщицей.

И сейчас она уже начала почти задыхаться от густого смрада. Да ещё и Алексей курил одну сигарету за другой, сидя напротив неё. Уже даже его красота начала меркнуть за этой густой пеленой. Майя сидела и думала, не выйти ли ей и подышать на улице. Даже несмотря на то, что её сейчас же с готовностью облепят комары. Вдруг Алексей снова предложил:

– Май, пошли потанцуем.

Она в явном замешательстве вскинула на него глаза. Она никак не ожидала этого приглашения, так как первый танец им ни о чём не сказал. Она не ожидала его повторного приглашения, и они оба одновременно посмотрели в лицо Байрама. Алексей с лёгкой, характерной для него, насмешкой спросил:

– Можно ли мне потанцевать с вашей дамой?

Майя не выдержала и вскипела:

– Что, у меня уже есть хозяин?

Все прекрасно понимали, о чём идет речь. И Байрам поспешно-примирительно сказал:

– Ладно, не кипятись, иди потанцуй.

Алексей, поняв, что он снова перестарался, потянул её за руку, так как ещё мгновение и она сама отказалась бы от его приглашения.  Она все же  бросила Байраму, увлекаемая Алексеем, пренебрежительное:

– Благодарю, о, повелитель!

Но это обстоятельство снова напрочь разрушило впечатление от танца. Майя мысленно сжалась. Алексей специально так больно задел её, ибо он уже точно знал, что она среагирует на этот вопрос и как именно среагирует. А она понимала, что этот незначительный в её жизни эпизод с Байрамом стал непреодолимой преградой между нею и Алексеем. И эта стена незримо присутствует между ними. И её ничем и никак уже не разрушить! Майя разозлилась на себя и на Алексея. Но молчала.

Ее руки, лежавшие на его (всего минуту назад столь желанных!)  белоснежных плечах, были абсолютно  бесстрастны. Но она ловила на себе взгляды мужчин во время этого танца. Буквально все взгляды были прикованы к ним: к этой красивой и загадочной паре. Всем было крайне любопытно, что же представляет собой эта женщина в белом, которую решился  уже во второй раз, при всех,  пригласить на танец и так нежно держит за талию этот красивый  комитетчик!

Во время танца какая-то захмелевшая парочка налетела на них, точнее – на неё. Майя на секунду всем телом припечаталась к Алексею! И почувствовала, как он в один миг среагировал на это: инстинктивно прижав её к себе ещё крепче. Вот здесь уже она, хоть это и длилось всего мгновение, очень явно ощутила его тайное, скрытое стремление к ней, которое прошло сквозь её тело тысячей  ярчайших обжигающих звезд!

Но она выразительно посмотрела на него, с отрицательным значением во взгляде и поспешно отстранилась. На его выразительный немой вопрос, на этот раз  в  искренних  глазах, ответила так же глазами: «Если считаешь меня чужой, чужого трогать  не моги!»

Она настойчиво, всеми силами, старалась отгораживать себя от него. Опять же, как советуют экстрасенсы: ”Если не хотите, чтобы вас сглазили или забрали вашу энергию, наденьте мысленно на себя или на этого человека прозрачный мешок”. Но они тут же рекомендуют: «Но не забудьте затем снять его».

 

А Майя сознательно старалась не убирать эту невидимую оболочку между ним и собой. То ли обида говорила в ней, то ли уязвлённое самолюбие. Оттого, что  с самого начала он даже не поинтересовался тем, что она  за человек. А она именно ему назначала свидание, но никак не  Байраму. И что теперь? Она всеми силами старалась оставаться бесчувственной. А он, наоборот, может быть и сам того не осознавая, начал проявлять интерес. И это – бесспорно!

Танец – самый великий, самый точный и явный язык! Когда люди говорят телами, а не жонглируют словами, словно мячиками.

Сколько бы их ни было этих слов-мячиков и сколь бы ни были сложны их комбинации, но только во время прикосновения истинное состояние мужчины и женщины  подлинно! И легко читаемо! Даже если в качестве фона сопровождается какими-то словами. Но любые из них, даже самые изощрённые, если не подтверждают ощущений тела, а противоречат этой информации, ровным счётом  ничего не значат! Только в языке тел никогда не бывает лжи. Видимо, в помощь женщине, природа создала этот детектор  истинности.

Возвращались к столику. Майя с некоторым удовлетворением, ей удалось-таки выразить и отстоять свою беспристрастность. А Алексей, явно  с лёгкой досадой. Как же – его! – и отвергли. Майе невольно пришла в голову мысль: «Если бы не было этой «занозы» в виде Байрама, то могло бы вовсе и не быть появляющегося в Алексее, и уже теперь достаточно ясно ощущаемого ею, азарта».

 

Домой возвращались все  втроем. Алексей заметно нервничал. Хотя вёл себя всё так же оживлённо. К тому же  наступила их стихия – темнота.

Он ещё больше занервничал, когда Майя демонстративно взяла Байрама под руку. Точки были расставлены. Но Алексей по-прежнему заинтересованно продолжал беседу до самой гостиницы. Правда по дороге Алексей неожиданно обратился к Майе:

– Май, положи, пожалуйста, мои очки в сумочку.

Майя  с готовностью исполнила просьбу. Но про себя, крайне удивленно, подумала: “Как в детском садике: доверили подержать свою самую дорогую игрушку»! Что мешало ему поступить как обычно: снять их и опустить в нагрудный карман, как он это делал всегда? Что интересно, не было бы у рубашки кармана. Но у этой рубашки был нагрудный карман. Но он доверил ей свою вещицу: дал  подержать, дал понести. Чтобы хоть что-то связывало их?! Комитетчики тоже прежде всего  люди. И в состоянии определённого волнения, они тоже могут упускать из виду мелочи, которые  так много говорят!

«Вот это да! – снова  с радостью подумала Майя. – Доверил понести очки, как самую дорогую игрушку!» Это уже чуть ли  ни успех! Майя опять сказала, про себя: «Браво!». Подошли к гостинице. Алексей, не глядя ни на Майю, ни на Байрама, немного нервно и поспешно сказал:

– Ну, я пошел. Спокойной ночи.

Майя почувствовала, что он слегка подавлен, и неожиданно даже для себя нежно окликнула его:

– Алёшенька, возьми свои очки, ты забыл их у меня в сумочке. И снова три их ментальных компьютера, хоть снова  каждый на свой лад, обрабатывали эту откровенно­-ласковую интонацию в её голосе. Не даром же специалистами доказано, что только 33 процента информации передается словами, а остальные 67 передаются интонацией и просто улавливаются и понимаются человеком на подсознательном уровне. А её интонация сейчас яснее-ясного говорила: «Сама я остаюсь здесь, а душа моя уходит  с тобой! О! Только  с тобой!» В первый раз она назвала его так нежно, как бы утешая. Как бы восстанавливая оборванную связь.

– Ах да, хорошо! – Он вернулся за ними, и она уже не только почувствовала, но и увидела, что он действительно расстроен… Как только Алексей сделал несколько шагов, Байрам принялся страстно прижимать ее к себе. Видно было, насколько нетерпеливо он ждал того момента,  когда, наконец, они останутся наедине и он «оторвётся» в своей нежности.

За вечер словесных сражений Майи и Алексея он снова «нагулял» такой аппетит! Только его уже никто не собирался удовлетворять, этот аппетит. Короткая эра этого мужчины – закончена! Байрам, почти судорожно прижимая её к себе, шептал:

– Ты сегодня такая красивая! Такая  неотразимая! Весь зал любовался тобой и я в том числе, когда ты танцевала с Алексеем!

Только эти слова из всего его словесного потока ей были приятны.

Байрам всеми силами старался удержать её, не задумываясь над словами, которые ему как раз и не следовало бы говорить. Она снова подумала, не обращая ни малейшего внимания на лепет Байрама: ”Значит, мне всё-таки удалось понравиться ему, произвести на него впечатление даже сквозь возведенную стену отчуждения”.

Майя знала об этой своей особенности, которая, впрочем, свойственна многим женщинам – поразительно хорошеть в присутствии нравившегося ей мужчины. Когда её в обычном состоянии просто привлекательная внешность в так называемой экстремальной ситуации начинает излучать многократно усиленный магнетизм, который легко покоряет даже самое хладное сердце. И именно в этом состоянии невероятной душевной и чувственной концентрации она обладает особенным взглядом, о котором мужчины и не раз говорили ей следующее: ”Вы на меня посмотрели так, что ровно половину фильма я ничего не видел  на экране…”

Об этой своей особенности она впервые узнала однажды на сельхозработах. Она с сокурсниками сидела как-то вечером на соломенных матрасах, когда в барак вошёл парень, который ей нравился. И сразу же её приятель устроил ей скандал:

– Он тебе нравится, этот чувак с другого факультета.

– Да нет, с чего ты взял?

–  Нет, не обманывай, нравится.

– На чём,  интересно, ты основываешь свои предположения?

– Когда он вошёл, ты так похорошела, видела бы ты себя! А это самый верный признак, точней не бывает! Ты же не видела себя со стороны.

Так он впервые, этот сокурсник, открыл в ней даже для неё самой неожиданное, но ещё одно тайное оружие – направленный женский магнетизм, который действует верно и безотказно. Как улыбка, которая сама по себе ничего не стоит, но дает много. Должно же быть у женщины что-то – чисто  её! Так называемое секретное женское оружие обольщения. Майя улыбнулась своим мыслям: “Секретное! Как раз применительно  к моменту”.

Она стояла и, продолжая думать об Алексее, слабо пыталась высвободиться из объятий этого, ставшего надоедать ей, мужчины. А он продолжал лепетать ей слова, которые уже не несли для неё ни смысловой, ни психологической, ни эмоциональной, ни тем более – сексуальной окраски. Ведь  все его слова сводились к одному: как было бы ему хорошо снова оказаться с ней  в постели. На подобные желания у нелюбящего человека есть всегда один и тот же стереотип ответа: «Хотеть не вредно!». Она наконец решительно высвободилась из его объятий и сказала:

–  Байрамчик, спасибо тебе за приглашение и за чудесный вечер. Но мне и вправду нужно идти, уже поздно. Он судорожно цеплялся за неё, отчетливо понимая, что приглашения больше не последует. На это и надеяться не стоит:

– Останься,  постой ещё немного, ты мне так нравишься! – он соглашался уже хотя бы на это. И тут яснее ясного подтверждается мысль, что кратковременная связь, даже близость с мужчиной, ничего не значит, если женщина не стремится к продолжению. Ровным счётом – ничего! Это ему просто  пригрезилось! Так часто бывает, когда мы, испытывая сильное желание или потребность в ком-то или в чём-то, выдаём желаемое за действительное. Так бывает и с мужчинами, и с женщинами, вот уж в этом-то мы – абсолютно одинаковы! Горько только то, что один из них помнит это и иногда очень долго. А другой человек всеми силами старается забыть. И более того, немедленно вычеркнуть этот эпизод из памяти!

 

 

 

                                                    ГЛАВА XXV

 

До отъезда оставалась неделя. Майя с Татьяной так же, как и прежде, каждое утро притаскивали неподъёмные сумки с арбузами. Наступил полноправный сезон этих полосатых красавцев, и они становились спелее и, соответственно, тяжелее.

Выгружались у гостиницы и тащились домой. Пили тоже, как всегда, несколько пиалушек зелёного чаю, сидели на полу, пока не заканчивалось очередное истекание пота. Затем освежались и принимались кормить детей.

И в этот раз Майя с Татьяной возвращались с базара в битком набитом автобусе. Наступило время для варки абрикосового варенья, туркменки везли с рынка фрукты ведрами и сумками. Весь проход тесного «ПАЗика» был полностью заставлен. Кто стоял на одной ноге, а тот, кто поактивнее, да  позубастей, стоял  на двух.

Майя «зависала» в этот раз, притиснутая содушителями к металлическому краю сиденья. И, неестественно прогнувшись под тяжестью чужих потных тел, держалась двумя руками за верхний поручень, едва удерживая равновесие. Татьяна тоже не стояла, а скорее находилась через две потных пассажирки от нее. Они старались зацепить свои собственные сумари своими собственными ногами, чтобы арбузы, виноград и персики не «разбежались» по автобусу. Время приближалось к полудню. И жара становилась по своему обыкновению всё нетерпимей и невыносимей.

 

Вдруг она увидела Алексея. Он, чистенький и ухоженный, в свежей рубашке в тонкую клеточку, в светло-серых брюках и светлых летних туфлях, держа свою обычную подругу-папку в руках, пересекал перекресток. Как раз  перед их автобусом. Глаза его, как всегда, были прикрыты полузатенёнными очками, которые шли ему необычайно. Впрочем такому лицу абсолютно всё  к лицу! Такое лицо ничем нельзя  упростить!

 

Майя, наоборот, находилась далеко не в лучшей своей форме и состоянии.  Посреди этих истекающих потом людей, среди людских испарений, находясь в этой непереносимо-липкой массе тел, она вдруг почувствовала такой резкий диссонанс между ним и собой! На работе она тоже всегда выглядит  ухоженной. Положение  обязывает! К тому же, она увидела его – Алексея! – не в замкнутом, как она сама, а в открытом пространстве. Посмотрела на него издалека, хотя и с очень незначительного расстояния…

 

Что случилось с ней!? Только она вдруг ясно почувствовала в себе… Гул? Волну? Предчувствие? Импульс? Откровение? Толчок сердца? Как назвать? Как определить, что это было? Никогда, никому ещё не удавалось дать точного определения зарождающейся Любви! В этом и состоит это самое удивительное Чудо на свете! – подаренное человеку в качестве великой благости и утешения за его земные скорби.

Бог – есть Любовь! Значит описать это – неподвластно человеческому разуму.

 

Существуют тысячи определений любви. Но как описать сам её приход, её появление, зарождение этой, поистине Божьей, благодати!? Потому что она имеет тысячи лиц и ещё больше возможностей появиться там, где её вовсе  не ждут. Или даже бегут от неё. Или стремятся всеми силами хотя бы отдалить её  приход. Но она никого не спрашивает! Приходит – и  всё! Когда сама пожелает! Её капризы непостижимы и удивительны, настоящая Любовь может нагрянуть к человеку тогда, когда у него совершенно другие планы и намерения. Случается же так, что человек встречается с настоящей любовью накануне заключения брака с совершенно другой женщиной. А то и прямо перед алтарём! Приход Любви – поистине  самое непостижимое событие на свете! Впрочем, как и её уход! Пожалуй, точнее всего, ей опять вспомнилось это определение, назвали её приход французы, эти великие знатоки и ценители Любви – “Coup de foudre” – удар молнии! Опять же – небесное происхождение. И они же сказали: «Гони её  в дверь, а она влетит  в окно!» Как поразительно точно сказано!

 

Вот она!  Пожаловала! Но почему именно сейчас, в этом душном автобусе явилась она!? Кто ответит? Никто! Так Она, Любовь, решила! Майя почувствовала глухой, пока ещё неясный, не оформившийся гул приближающейся Любви-страсти, Любви-наваждения. Она прислушивалась к себе, совершенно точно и отчётливо узнавая и ощущая её приближение. И она знала, что это – надолго. Но тогда ещё не знала, что  навсегда!

 

Она, как усердный бобёр, возводила плотину, таскала тростник и щепки, укрепляя её. Но почему именно сейчас, за столь короткое время: всего лишь пока Алексей проходил перед её глазами в свободном пространстве, а она смотрела на него из этого душного автобуса, забитого жаркими людьми, эту так тщательно возводимую плотину в одно мгновение снесло волной долго сдерживаемой страсти. Этот бурный поток и её саму накрыл с головой!

Всё это произошло столь неожиданно! Почему? Ведь этого могло и не быть, не случиться? Ни в ресторане, ни позднее в баре, когда она даже танцевала с ним, кажется, ничего и не происходило. Или она  просто упорно старалась так думать!? И только теперь, сейчас, сию минуту, она столкнулась лицом к лицу  с реальностью. И поняла, что  пропала!

Она поняла, вдруг  отчётливо осознала, не имея больше сил таиться от себя самой, что эта игра слов, эти словесные пикировки, это всё была лишь  прелюдия. Во время которой она успела сделать немало ошибок, главной из которых был  Байрам. Но здесь, сейчас, в автобусе она поняла окончательно, что  влюбилась!

 

Это открытие, тайно уже давно взлелеянное в глубине сознания, всё же застало её  врасплох. «Что же теперь делать?» – лихорадочно думала она. И самое тяжёлое в этой ситуации, что не с кем  поделиться. С Татьяной ничем не поделишься.

Майя, вне себя от разом нахлынувших переживаний, доехала до гостиницы. В этот раз она сократила своё чаепитие с Татьяной. Ей хотелось теперь скорее остаться одной. Она не нуждалась больше ни в чьём обществе. Ей нужно было, как можно быстрее остаться наедине со своими ощущениями и подумать над тем, что  произошло.

Майя, переполненная своими мыслями и ощущениями, освежилась и села на ковёр. Затем, прислонившись спиной к креслу, ещё не понимая, не осознавая всего до конца, начала лихорадочно размышлять над тем, когда именно, всё случилось? В самый первый раз, когда она увидела его за завтраком в ресторане? Или когда-то, позднее? Но совершенно точно она осознавала лишь одну истину: нет ей теперь радости без него. Нет и всё!

 

Любовь, как и оргазм, тоже никому ещё не удавалось описать  точно! И если ты сам не испытал это, то ничего об этом не знаешь. Даже самые изощрённые и, казалось бы, самые точные слова и описания в этих двух случаях – просто бессильны! Ей пришло в голову ещё одно определение любви, которое ей нравилось. Кажется Т.Драйзер сказал: «Любовь – это необъяснимое загадочное томление духа, которому сильные подвержены больше, чем  слабые».

Томление духа! Здесь томилось всё её существо! Томилось тем и оттого, что наполняло и переполняло её. О! Как неожиданно она оказалась перед свершившимся фактом!

Стрела Любви словно молния поразила её! Это  не прямая стрела, она навылет не выходит! Она остается в теле, в сознании, в сердце. Ведь Майя, назло ему, даже стену отчуждения возвела. В виде короткого общения с Байрамом, в отместку за его пренебрежение. И сейчас это, как оказалось, столь ненадежное, сооружение рухнуло. Но стало ещё большей преградой. Майя почти со стоном размышляла: ”Ну почему эта страсть не пришла раньше? Я бы ни за что не наделала столько глупостей?! Ведь мы даже несколько раз танцевали, прикасаясь друг к другу, я чувствовала его ладони… Но мне удавалось избежать этого, неуправляемого теперь, чувства? Почему оно явилось именно тогда, когда я увидела его из окна?

Но любовь явилась  мгновенно! Действительно, как удар  молнии!

 

Майя уже страдала не один раз, будучи по духу и природе охотницей  за чудесами. Она уже не раз рисовала «кистью воображения» почти не- существующие в мире картины и портреты людей. Гоняясь за совершенными образами, когда – на двух, когда с одним  крылом. Но они всегда оказывались лишь  миражами.

Как это мучительно! Но раньше она всегда достигала цели. Желанный мужчина, до этого времени, всегда доставался ей. А сейчас – и ей это ясно сказали – ничего не получится. Это означает одно: страсть будет ещё неистовей, нестерпимей, разрушительней. Но вместе с тем, она обещает быть и более захватывающей.

Майя сидела и мучительно соображала, что же делать? Ведь до отъезда оставалось всего три дня. С Татьяной она теперь вообще ничем не сможет поделиться: не приходится ждать сочувствия или содействия от женщины, отвергнутой тем же самым мужчиной. Значит она предоставлена только самой себе. Так что же делать?

«Что же предпринять? – лихорадочно думала Майя, – к Байраму тоже теперь не обратишься». Тем более все последние дни он, почувствовав себя отвергнутым, не появлялся больше в гостинице. Стало быть, он всеми силами станет препятствовать появлению здесь Алексея. Их и так не видно уже несколько дней.

 

«Что делать? Я должна увидеть его – до отъезда! Во что бы то ни стало! Я  должна!» – теперь она уже с непередаваемой жадностью и лихорадочностью начала вспоминать каждую минуту общения с ним. Закрыв глаза, она как бы в обратном измерении старалась снова прочувствовать каждое его прикосновение к ней. И теперь уже по-новому пережить и ощутить их. Она пыталась найти в них скрытые подтверждения его расположения, которые хоть немного обнадёжили бы её, позволили ей надеяться на встречу. Но теперь только на  их встречу!

Но ничего обратного не бывает! Лишь её воображение металось сейчас всполохами той же самой молнии, которая и породила это неистовство. Она терзалась настоящим, а будущее этими всплесками никак  не высвечивалось. Потому что и в настоящем – вакуум общения: ни обещаний, ни надежд. Только одно сплошное неистовство. Вопросы  без ответов! Так что же делать? Мысли лихорадочно метались, но ничего не генерировали. Никаких идей, планов или возможностей не только для встречи, но даже для контакта: она не знала номер его телефона. Зато они, все эти мысли и сомнения, словно сговорившись, всё больше набирали силу, чтобы терзать её. Что придумать?

Но вместо созидательных усилий она ещё раз вспомнила откровенную издёвку в его «пророческих» словах:

– А на этот раз у тебя, Май, ничего не получится! Стало быть, он уже тогда прекрасно читал её мысли. Видел и знал то, что она так тщательно, но получается безуспешно, скрывала от себя самой. Он уже тогда отлично понимал, что происходит внутри её уязвленной и неистовой души. И только подливал масла в огонь: «На этот раз, Май, у тебя ни-че-го  не получится!».

Следовательно, этот расчётливый эгоист просто и планомерно направлял и подводил её к тому состоянию, в котором она сейчас оказалась.

Но, по сути дела, такие мужчины, как ни странно, достаточно примитивны. Они вовсе  неизобретательны: они просто не звонят и не приходят, и не оказывают никаких знаков внимания. Вот и весь их арсенал покорения  дамских сердец. Всё за них делает их красота. И их изощрённый  ум. Им, как правило, достаточно лишь обронить какую-нибудь несущественную фразу, которая даже не говорит, а едва намекает на его интерес. Но она мгновенно порождает в женском сердце неистовство. Бывают глупые красавцы, но таких женщины быстро «раскусывают» и гонят прочь. Но вот красота и ум, это действительно – страшная сила!

 

А для страстных и неистовых натур, к которым относилась и она, это и есть самая настоящая  погибель. Красивый, но бесчувственный мужчина, как правило, и является той канвой, которую она всегда стремилась с присущим ей азартом украсить экзотическими цветами. Опять же, хватаясь за «кисть воображения»! Она наделяла его такими качествами, такими необыкновенными достоинствами, которых наяву не было и в помине. Вот и теперь, по отношению к Алексею, Майя сознательно отбрасывала мысли, что в нём нет ни благородства, ни искренности, ни желания понять её. На некоторые его, даже неблаговидные поступки, она с готовностью закрывала глаза. Хотя в другом случае и применительно к другому мужчине, она обязательно обратила бы на это внимание.

Для неё главное – Тайна! Этот мужчина, словно пылающий вдали факел Любви, увлекал её воображение. И она устремлялась к нему с горящими надеждой глазами, даже сквозь тернии всевозможных страданий. А он всего лишь повторяется, не звонит и не приходит. И она продолжает неистовствовать. И так по спирали, всё выше и мучительней.

О! Он прекрасно знал, как путем простых расчётов и без всяких потерь для себя, в такой женщине, как она, охотнице за дикой орхидеей любви, легче всего поселить страсть – мнимым безразличием!

 

Как-то с утра она оделась с особой тщательностью, чтобы сходить в Обком. Поблагодарить хозяина и заодно узнать, проводят ли их с сыном. Или им самим добираться.

На ней было голубое платье из тонкого шёлка. Оно очень выгодно оттеняло нежную загорелую кожу на руках, шее и ногах. И главное, от этого оттенка её серо-голубые глаза на тоже слегка загорелом лице приобретали цвет этой чистой и густой голубизны. Майя была в отличной, что называется, форме.

В вестибюле она увидела Алексея, стоящего с каким-то мужчиной у кассы “Аэрофлота”, и решила пройти мимо. Но Алексей окликнул её. Она подошла, поздоровалась, но сердце колотилось так, что казалось это видно сквозь платье. Она уже не могла в его присутствии чувствовать себя свободно. Алексей вкрадчиво, словно змий-соблазнитель, спросил:

– Куда это такая красивая леди направилась?

Майя ответила, уже без выкрутасов:

–– В обком, поблагодарить за гостеприимство и узнать об отъезде.

Для пикировок в общении с ним больше не хватало необходимых условий. По предписанию их же идейного вдохновителя: пламенное сердце и чистые руки  в наличии имелись, а вот хладного разума уже явно  не доставало. Её разум   просто кипел от волнения!

– А-а-а, – неопределённо протянул он. Но Майя заметила, что по его лицу в долю секунды прошла тень сожаления. По поводу её отъезда? Или ей только так показалось? Она также отметила про себя, что Алексей необычно  оживлён! Случайно разговор зашёл об Ибн-Сине. Майя, слабо контролируя свои эмоции, подхватила тему:

–А европейское имя Ибн-Сины – Авиценна.

Алексей, ни секунды не раздумывая, крайне удивлённо поднял брови:

– Да брось ты, Май, с чего ты это взяла?!

– Как с чего, в книгах написано. Я даже его трактаты по медицине читала. Оттуда и взяла.

– Ты что-то, Май, совсем не то говоришь! Я впервые об этом слышу, это ты что-то выдумываешь! Ты, явно, что-то здесь  напутала!

– Да ничего я не выдумываю,– распалялась Майя,– у меня дома, если ты хочешь знать, трёхтомник Авиценны есть.

– Ну мало ли что? Может быть ты что-то всё же  перепутала! А здесь ты мне сможешь это доказать?

–Конечно, смогу! Завтра же! Схожу в городскую библиотеку и представлю тебе доказательства, если ты не веришь мне на слово.

Светловолосый, загорелый мужчина в футболке, каскетке и с дорожной сумкой через плечо с интересом наблюдал за их крайне оживлённым спором.

Алексей запальчиво продолжал:

– Май, давай поспорим, что ты ошибаешься!?

Майя, на сто процентов уверенная в исходе пари, выпалила:

– Давай, а на что?

– Как на что? На « американку», естественно! На три  желания!

Майя, с непомерным удивлением в больших синих глазах, произнесла:

– Знаешь, только женщина могла бы предложить такие выгодные для себя условия. Но ты – мужчина, и предлагаешь мне это!? Хотя я знаю точно, что ты  проиграешь.

Тогда Алексей, блеснув своими не передаваемыми никакими эпитетами глазами, в которых как всегда сконцентрировалось сразу несколько оттенков одновременно: интерес и жалость, великодушие, бессердечие и насмешка, улыбнулся и спросил абсолютно ровным и абсолютно бесстрастным голосом:

– Май, а знаешь, кто стоит рядом с нами?

– Не знаю, конечно. Ты же нас не представил.

– Ах, извини, это мой друг из Москвы. Доктор философских наук, профессор Московского университета. Я помогаю ему с авиабилетами. И он, и я, мы отлично знаем, что Ибн-Сина – это Авиценна. Но, может быть, мне хочется исполнить три твоих желания!

 

Не ослышалась ли она!? Он сказал именно так! И не побоялся произнести  это  при друге!? Но, как всегда, не поймешь, сколько в его словах  истинности. Майя, всё ещё будучи во власти ложного азарта, обратилась к профессору:

– Простите, уважаемый профессор, что я не разглядела вашей значимости сразу. Но в дорожной одежде и спортивных каскетках, вдали от дома и своего привычного имиджа все мы выглядим несколько необычно. Сложно сразу определить, кем мы являемся на самом деле. Мужчина улыбнулся и согласно кивнул головой. Майя продолжила:

– Но меня огорчает другое. То, что вы присутствовали при такой  забаве! И стали невольным свидетелем того, как доверчивая женщина, воспринимающая человеческие поступки и намерения через призму своего светлого и ясного сердца, легко попадает в искусно расставленные силки интеллектуального злодея. Майя насмешливо посмотрела на Алексея и продолжила:

– Вроде у меня и извилины имеются, и кое-какая информация в них заложена, но вот поди ж ты! Профессор слушал её с подчёркнутым интересом. Майя продолжала:

– Но это уже особенность моего характера – доверчивость! Сужу людей  по себе и слишком многие вещи принимаю за чистую монету!

 

И вы видели яркое тому  подтверждение. К тому же, у меня сейчас несколько смятенное состояние, и есть на то причина, –  как бы доверительно произнесла она,– если уж мой ум и интуиция подутратили остроту.

Алексей не дал профессору времени для ответа и сказал сам:

– Май, я по вечерам поздно возвращаюсь домой, но в твоём окне всегда горит свет.

– Да, я долго читаю. Почти всю туркменскую поэзию уже перечитала. Антологию, около тысячи пятисот страниц.

На этот раз, вопрос всё же задал профессор:

–  И как она вам?

Майя ответила просто:

– Стихи более ранних поэтов, 15— 18 веков, понравились мне гораздо больше: они лиричны и очень искренни. Я зачитывалась стихами Махтумкули. У него самого и у его стихов, оказывается, такая трагическая судьба. Большая часть его произведений бесследно уничтожена. Какая это для автора потеря! Не передать словами. Понравились мне стихи Зелели, Кятиби. А у Молланепеса такая изумительная любовная лирика, что я даже себе в тетрадь выписала несколько стихотворений. И чем ближе к «совковому» периоду, где поэты начинают славить первых руководителей, тем стихи становятся скуднее. Поэзия – это чистые, высокие, глубоко личностные и духовные чувства и переживания автора. Какие стихи о продажных правителях? Только – на заказ! И только – в угоду! Мужчины с интересом слушали. И Майя продолжила мысль:

– Кстати, недавно видела фильм. До чего додумались в нём

сценаристы! Показали в кино поэта-убийцу. Он издевался над жертвами, и затем убивал их, читая при этом стихотворные строки. Несмотря на то, что они были весьма неплохими, меня постоянно подташнивало. Затем я просто ушла. Поистине, театр  абсурда! Поэт и убийца в одном  лице!

Профессор оживился:

– Вы нестандартно мыслите. Жаль, что приходится уезжать. Интересно было бы пообщаться  с вами. И знаете, что мне вдруг пришло в голову?

Майя улыбнулась:

– Не знаю. Откуда же я могу знать, что может профессору «вдруг» прийти в голову?! Мужчины, оба, улыбнулись.

Профессор закончил мысль, неожиданно для самой Майи:

– Мне кажется, что вы тоже должны писать стихи. Хотя здесь даже не интуиция, а простая логика: если женщина в отпуске способна читать антологию поэзии, значит, это уже  серьёзно, верно ведь?

– Да, пишу. С первого курса университета,– Майя улыбнулась,– вы мне напомнили короткий эпизод: приехал к нам один иностранец. Итальянец, специалист по монтажу технологического оборудования, я работаю  переводчиком.

Боковым зрением Майя видела, какое приятное выражение появилось на лице у внимательно слушающего их Алексея. Словно он демонстрировал своему другу какое-нибудь собственное, удачное изобретение. Майя продолжила:

– И вот, только г-на Страно представили нам, переводчицам, он со всеми  поздоровался. А ко мне обратился с вопросом: «Мадам, а когда я смогу почитать ваши стихи?» Все остолбенели. А я, слегка придя в себя, спросила:

“А почему вы, господин Страно, решили, что я пишу стихи?” Он ответил: ”Во-первых, потому что я – итальянец. Стало быть, я хорошо знаю  женщину, это моя любимая тема для изучения жизни. А во-вторых, женщина с такими глазами обязательно должна писать стихи. Вот в этом я нисколько не сомневаюсь, судя по выражению этих прекрасных романтических глаз”

Майя продолжила:

–– Именно так он и сказал. Вот видите, господин профессор, итальянец за одну минуту всё разглядел! Майя еле удержалась от выразительного взгляда на Алексея.

Зато профессор воодушевлённо подхватил:

– Да, это действительно интересный эпизод. Я хоть и не пылкий итальянец, но мне тоже интересно было бы  почитать их.

Майя ответила, с некоторой долей кокетства перед Алексеем:

– Почему нет? Я часто бываю в командировках, в Москве. Встречаем и провожаем группы специалистов, они же не имеют права передвигаться по стране без сопровождения. Профессор ещё больше оживился. Но Майя быстро завершила разговор:

– Мне пора. Спасибо за добрые слова, господин профессор. Счастливого пути, скоро и нам улетать. И она лёгкой походкой, теперь уже снова уверенной в себе женщины, направилась к выходу из гостиницы. Она точно знала, что они оба смотрят ей  вслед. Она даже услышала восхищённый вопрос профессора:

– Откуда и кто эта женщина?!

Но ответ Алексея она уже не услышала, так как вышла из гостиницы.

 

Майя направилась к обкому. Её моторчик всё ещё продолжал учащённо работать. Но своим чутким сердцем она поняла, что Алексей всё же среагировал на её слова: «Скоро и нам улетать». Точно, отметил их! Ошибиться она не могла! Майя шла и думала о том, как мастерски – настоящий профи! – Алексей подловил её с этим  Мыслителем.

Но когда любишь горячо, сильно и безответно, нераздёленная страсть, стало быть, совершенно неуправляемое волнение при встрече, кажется, и вовсе лишают тебя благоразумия. Не даром же существует хорошее выражение, взятое кем-то видимо из собственного опыта: «В любви теряют рассудок, в браке замечают эту потерю». Это так. Чаще всего ты выглядишь глупо или растерянно. Поступки твои непредсказуемы и неубедительны… А если бы побывать в объятиях любимого человека, а ещё лучше оказаться вместе в постели и, разделив с ним всю стихию чувств, снять с себя это адское напряжение. Растворить в потоках страстных ласк всю свою скованность. А затем, расслабившись и придя в себя, обновлённой и просветлённой, опереться лицом на ладонь рядом с любимым или нежно склонив свою голову ему на плечо, начать извергать из глубин своего любящего сердца целые потоки красноречия, каждый из которых будет начинаться одними и теми же словами: «А знаешь…»

Но пока она могла радоваться лишь тому, что в глазах Алексея, кажется, добавила себе ещё немного очков. Ибо нет ничего приятнее для мужчины, если его знакомая дама произвела впечатление на его лучшего друга. Правда, до тех пор, пока этот интерес не переходит рамки дозволенного. Она шла, постоянно вспоминая его слова. И её душа ликовала, будто ей, душе, выдали небольшой  аванс.

Маленькую надежду: Ах, ах, ах! Они хотят исполнить её три желания! Ах, ах, ах! Они смотрят на её окно, когда поздно возвращаются домой! Это уже что-то. «Неужели мне удалось сдвинуть с места этот «колосс» на двух ногах?» – радовалась она. Но при всей радужности настроения, её аналитический разум достаточно ощутимо «встряхивал» сознание, подмечая и предоставляя ей реальные картинки! Вот и сейчас ей вспомнилось, насколько моментально, как фото из «Поляроида», может меняться его лицо! Она снова представила всю сцену где он, с таким искренним удивлением и таким великолепным притворством, разыграл её. Так неподдельно выражая своё неверие в эту истину. И как затем, с мгновенно изменившимся, холодным и отстранённым выражением лица, отчеканил: «Май, мы не хуже тебя знаем…»

Да, такой человек легко жонглирует не только выражением лица, но видимо и своим отношением к другим людям. А, может быть, и судьбами… Но она настойчиво отбросила эту мысль. Сознательно не желая углубляться в иные стороны его характера: ей ни за что не хотелось вставать  под холодный душ. Хотя в  реальности это было бы как раз кстати: солнце начинало припекать вовсю!

Майя вошла в двери здания, поднялась на второй этаж, вошла в приёмную и спросила у секретарши, можно ли ей войти к первому секретарю. Секретарша посмотрела на неё и с явным неудовольствием (как это обычно бывает у женщин, если та, которая сидит, внешне – гораздо хуже той, которая вошла) спросила:

– А по какому вопросу? Майя подумала, глядя на неё: ”Говорят же, каждый кулик – бригадир!», но спокойно ответила:

– Мне хотелось бы поблагодарить его за помощь. Мой муж звонил ему из Шевченко. Девушка слегка смягчилась и пояснила:

– Первый секретарь сейчас в отпуске. Но есть второй секретарь – Павел Иванович.

– Вот как! Но все-таки, можно мне войти?

– Я сейчас спрошу. Она вышла и сделала Майе пригласительный жест  рукой.

Майя вошла в кабинет. Навстречу ей привстал высокий статный мужчина. Такой крепкий на вид – настоящий гигант! Её взгляд скользнул по его розовым полноватым щекам, и остановился на больших серых глазах. Пышная шевелюра густых тёмных волос, зачесанных наверх, дополняла его облик. Он был в свежей рубашке, с традиционным галстуком. Как Майя узнала позднее, Павел Иванович был по национальности молдаванином.

Тогда ещё не наступили времена абсолютного соответствия между руководящей должностью и национальностью. Он встал, пожал ей руку и спросил, как дела. Вдруг он резко сел, опустил голову и больше ни разу не поднял глаз  на Майю. Она растерялась:

– Извините меня, пожалуйста. Я, наверное, помешала вам. Вы  работали. Я всего на минуту, и сейчас уйду. Но мне, сказать по правде, так странна  ваша нелюбезность. Вы что, всегда разговариваете с человеком, не глядя ему в глаза?

— Нет, только с вами.

Она совсем растерялась:

– Почему только со мной? Он неожиданно прямо ответил:

– Потому что вы мне сразу  понравились! Я смущён и боюсь поднять на вас глаза.

– Вот так раз! – ответила Майя, всё ещё не веря своим ушам и глазам,– хоть это и приятная, но слишком большая для меня  неожиданность: услышать такой скорый и такой искренний комплимент. И от такого мужчины, как вы! – кукушка, осмелев и мгновенно сориентировавшись в обстановке, начала похваливать петуха, – это большая честь для любой женщины!

Она говорила и вела себя (женщине только дай слабинку, она быстро взгромоздится тебе на плечи, как, не без резона, думают мужчины) всё более уверенно. И уже с оттенком некоторой власти над ним спросила:

– Вы всегда так прямолинейны с женщинами?

– Нет, не всегда. С другими я веду себя совсем  иначе. Сами видите, я, в общем-то, видный мужчина. Но с вами я почему-то,–  добавил он с искренним удивлением в голосе,– робею! Сам не пойму, почему. Для меня самого это большая  неожиданность. Майя решила, что за такое признание ей, как женщине, тоже стоит выдать ему небольшой аванс. Она сказала, как можно дружелюбнее:

– Павел Иванович, я рада, что познакомилась с вами. Может быть, я приеду с сыном на следующий год. Тогда мы встретимся и пообщаемся, хорошо?

Он, с поразительной лёгкостью для его полноватого тела, соскочил со своего большого кожаного кресла и не подошёл, а скорее подскочил к ней, взял её за руку и, глядя ей прямо в глаза, спросил с неожиданной даже для Майи горячностью:

– Это правда? Вы, правда, приедете? Она ответила, невольно слегка попятившись от этого мощного натиска:

– Вы знаете, Павел Иванович, – она говорила чуть смелее, почувствовав, что полностью владеет ситуацией, – я думала, что я – самый импульсивный человек на свете. Особенно в своих мыслях: в иные минуты воображение заносит меня Бог знает куда. Но я не могла даже предположить, что ещё и мужчины имеют к этому склонность. Вы, по правде говоря, меня очень сильно удивили. Только я ещё не знаю, приятно или…

Он не дал ей договорить:

— Так вы приедете?!

– Не знаю, наверное. Если врач порекомендует ехать сюда ещё раз. Я же с сыном приехала.

– Я знаю, мне говорили о вас. Шеф поручил проводить вас, как положено. Вы же через два дня уезжаете, насколько мне известно!? Майя удовлетворённо отметила:

– У вас точные сведения. Он опять с ничем не оправданной горячностью «ухватил» (это слово используется потому, что руки у него – крупные, как и он сам, но неуклюжие и на редкость невыразительные: в тёмных причудливой формы веснушках, да ещё с набрякшими жилами!) её за руку:

– Ёщё есть время, может быть, встретимся сегодня?

Майя решительно высвободила свою руку из его исполинских дланей: этот неизвестно откуда взявшийся «метеоризм» начал уже порядком утомлять её. И она твёрдо сказала:

– В этот раз не получится, времени уже нет, – затем, несколько смягчившись, добавила, – знаете, лучше, если не всё сразу. Хорошего, как говорят, помаленьку. Я рада, что познакомилась с вами. И что вы оказались таким, – Майя слегка притормозилась, подбирая наиболее приятное для мужского слуха слово,– таким импозантным мужчиной. Но лучше, если мы увидимся на следующий год, хорошо? Пусть это время, время ожидания, будет окрашено,– она хотела сказать «для вас», но сказала,– для нас, лёгкой дымкой романтики. Так нас проводят?

– Разумеется, – воскликнул он с готовностью. И снова резко подался вперед, – когда и куда прислать машину?

Майя отпрянула назад и скороговоркой выпалила:

– Через пару дней, в семь часов, к гостинице, – она чуть было не забыла добавить, – пожалуйста. Ей так хотелось, как можно быстрее, завершить этот разговор.

– Хорошо, я запишу. Но может быть ещё встретимся? Его откровенный напор начал уже порядком доставать её. Она ещё раз поблагодарила его, простилась и поспешно вышла из кабинета.

 

 

 

ГЛАВА XXVI

 

Шла к гостинице и думала: ”Ну, и впрямь – чудеса! Что значит – Любовь! Когда любишь, то являешься таким генератором нежности, которая “подтягивает” других мужчин, словно пылесос – мелкие бумажки. Явно, что это моя встреча с Алексеем в вестибюле придала мне такой магнетизм!”

 

Ах, можно придумать множество различных сравнений, но суть одна: любовь к одному невидимо и необъяснимо притягивает других. Что это, импульс перехвата? Когда мысль, постоянно стремящуюся к любимому, стараются по пути поймать другие мужчины!

О втором секретаре она забыла ровно через пять минут. Все её мысли занимал только  Алексей. Только  он! Как же увидеться с ним наедине? Она даже не знала, о чём будет говорить с ним. Но – увидеться! Любой ценой!

«Что придумать?»,– постоянно вертелся вопрос. Но ответа на него она  не находила. В этот вечер мужчин в ресторане не было. Байрам тоже не звонил. Ещё один вечер перед отъездом проходил в одиночестве и мучениях, которыми она ни с кем не могла поделиться. Она ничего не могла сказать Татьяне. Тем более что в последние дни они как-то незаметно отдалились друг от друга. И общались только по необходимости. Но совместных обедов из-за ребят не прерывали. Они-то здесь при чём?

 

На следующий день, после обеда, она спустилась вниз, чтобы позвать ребят чего-нибудь перекусить. Проходя мимо ресторана, она случайно взглянула в открытую дверь. И сразу за боковым столом, прямо у окна, она увидела Алексея и Байрама, хотя они никогда не приходили в ресторан днём. Майя, не зная увидел ли её Алексей,  повинуясь неведомо какому побуждению, не отдавая себе отчёта – словно под гипнозом, вошла в дверь ресторана.

Мужчины увидели её и поздоровались. Но она, едва кивнув им, прошла быстрым шагом через зал, и вошла  в буфет. Сердце её буквально выскакивало из груди. Она подошла к стойке, лихорадочно соображая, что делать  дальше. Надо как-то выкручиваться и придумывать, зачем она пришла в буфет. Благо, в кармане оказался кошелёк. И она попросила буфетчика взвесить ей двести граммов сыра. Пока он резал и взвешивал сыр, Майя подумала: ”Хорошо хоть сейчас не Малик на смене. Он бы вмиг просёк, что со мной что-то  не то”.

Ей подали сыр, она заплатила деньги. Стояла и хаотично размышляла, как поступить дальше. Выйти через боковую дверь и вернуться в гостиницу через вход – со двора, или всё же набраться смелости и пройти  через ресторан? И здесь в буфет вошёл Алексей. Он попросил у буфетчика спички и тоже молча вернулся  в зал. «Почему за спичками пришёл именно  он? Тоже – повод?» – подумала она. Они, видимо, решили, что она уже ушла через боковой выход. Как, впрочем, и собиралась. И почему проверить, так ли это, пришёл именно Алексей. Но вот по просьбе ли Байрама, или по своей инициативе? Это осталось без ответа.

Майя решила не спасаться  бегством. Она вышла из буфета и снова направилась через зал к выходу из ресторана.

Однако окликнул её Байрам:

– Майя, ты что, даже не подойдешь к нам?

Она ответила:

– Отчего же нет, подойду. Она подошла, поздоровалась и присела на предложенный ей стул. Она была, что называется, не в форме. Только что освежилась и не стала краситься без нужды, в такую жару. Сейчас она сидела и мучительно стеснялась веснушек на своем загорелом лице. Одно слабое утешение: ей часто говорят, что без макияжа она выглядит ещё моложе.

Ей показалось, что Алексей очень внимательно рассматривает её. Как бы желая запечатлеть её лицо  в памяти. Напряжение за столом было достаточно большое, оттого что ситуация была даже не двусмысленная, а трёхсмысленная. Байраму нравилась Майя. А Майе нравился  Алексей. А сам Алексей выступал лишь в роли недружественного арбитра. На столе у них стояла одна бутылка пива – на двоих, и два стакана.

Алексей прервал крайне неловкое молчание:

– Май, пива хочешь? Он ни разу не назвал её имя иначе. Только – Май! Она уже не раз обращала на это внимание. Даже в этом он отличался  своеобразием.

Она поспешно ответила:

– Нет, спасибо, я пиво не люблю. Я, вообще – непьющая. Но вам, если хотите, могу предложить к пиву – сыр. Он как раз немного солоноват. Мужчины охотно согласились.

– Но вот, нет ножа, – сказала Майя. Сорвался и побежал в буфет за ножом опять именно Алексей.  Хотя вряд ли он был более голоден, чем Байрам, или больше хотел сыра. Но суетился именно он. Майя это сразу отметила. Что бы это значило?

Порезали сыр. Байрам тяжело молчал. Только смотрел на неё! Как в кино: большими печальными глазами. Алексей снова нарушил молчание:

– Май, этот итальянец меня так  заинтриговал!

– А, это тот господин, который сказал, что такая женщина, как я, обязательно должна писать стихи? И что это видно  по глазам?

– Да. И я тоже умираю, прямо от чисто женского, настолько оно  велико, любопытства почитать их. Это и на самом деле так  интересно! Такой скорый и точный вывод!

– Да, и не только интересно, но и удивительно! Что не перевелись на свете мужчины, способные с первого взгляда рассмотреть и увидеть очень  многое. Это всего-навсего тонкая мужская интуиция и наблюдательность. Но и, несомненно,  искренний интерес к женщине, если хотите, как  к личности!

Она впервые смогла, с начала своего смятения, невзирая на сидящего рядом Байрама, прямо взглянуть в глаза Алексею. Но не успели они завершить этот долгий взгляд, как вошёл в дверь какой-то молодой мужчина. Он быстрым шагом подошёл к Алексею и что-то тихо сказал ему на ухо. У Алексея сразу изменилось и как бы слегка посерело лицо. Это красивое, только что такое поистине милое и расслабленное лицо, вмиг стало казённым, служилым, КГБэшным. Он, едва кивнув Майе и Байраму, быстро вышел вслед за мужчиной. Через минуту Майя увидела в окно, что он умчался куда-то  на машине. Она сказала Байраму:

– Удивительно, как у человека может меняться лицо!

– Ты это хорошо подметила, и не только лицо. Оставшись вдвоем, они не знали, о чём говорить. Но Байрам всё же сделал неуверенную попытку восстановить отношения:

– Майя, мне так тяжело оттого, что ты скоро уезжаешь, правда… Так грустно, как женщине, – повторил он сравнение Алексея.

– О, да от общения со мной у тебя, Байрамчик, романтические нотки в голосе появились! Разве это плохо? – попыталась она отшутиться. Он продолжил искренне-печальным голосом:

– Да, пообщавшись с тобой, я понял, что существует какая-то иная жизнь, более наполненная и более интересная. Раньше мне её знать не доводилось. Да и времени на это не было. Работа все силы забирает. Ты нас видишь иногда вечером. Мы приходим сюда что-нибудь перекусить и слегка  расслабиться. Но это только видимая сторона нашей жизни.

Майе было всё интересно, что касалось и Алексея, поэтому она с готовностью подхватила:

–  Но есть ещё и скрытая сторона. Это я  тоже знаю.

Байрам сказал, без перехода:

– Мне так хочется ещё хотя бы один раз увидеться с тобой! Я хочу предложить тебе отдохнуть на Мургапе. Вот увидишь, я всё прекрасно организую. Поехали, отдохнём на природе.

 

Но Майя наотрез отказалась. Сославшись на то, что в последние дни  полно всяких дел. Надо забрать из санатория результаты обследования. Ещё раз попасть на приём  к главврачу и собраться. Просто уже  не до этого. Вот что значит, пригласил  нелюбимый! А если бы случилось чудо, и её пригласил  Алексей!?

Видя, что разговор не получается, так как он не отступится ни на шаг от своей «идеи фикс», она поспешно попрощалась и пошла к себе.

Покормила детей, помыла посуду. Дети сразу умчались на улицу. Она села в кресло, включила магнитофон со своими любимыми записями и начала “ломать голову” над своими вопросами, которые, как и у Байрама, тоже  сводились к одному: неужели до отъезда не удастся увидеться  с Алексеем?

Хотя бы просто поговорить без свидетелей. Все её существо накалилось   до предела. Воображение с повышенной готовностью (вот уж в этом-то ей отказа никогда не было!) рисовало картины, которые ей наиболее всего хотелось бы реально увидеть и ощутить.

Полету фантазии способствовала удивительно мелодичная музыка. Майя воспринимала её так же полно, как и Малик. Настолько ощутимо, что ей часто казалось: хорошая музыка способна проходить сквозь тело человека! Не говоря уже о  сознании. Она сидела, полностью поглощённая своими мыслями. Вдруг снова раздался звонок.

Она поспешно сняла трубку: «Неужели услышал и почувствовал?» Но звонил снова  Байрам. Опять начались уговоры поехать с ним  на Мургап. Он уговаривал её точно с такой же нежностью, с которой она только что думала  об Алексее. И тоже строила планы хотя бы на одно-единственное свидание.

– Поедем, я тебя очень прошу, – снова донёсся до неё умоляющий голос Байрама, – ты не пожалеешь. Я знаю, на что ты обижаешься. Но там, у реки, на природе, я тебя обязательно удовлетворю.

– Что? Что ты сказал? – Майя чуть не поперхнулась чаем.

Он спохватился:

– Ну, я доставлю тебе полное удовольствие. Хорошо, что этот разговор происходил по телефону, и он не видел, какое выражение брезгливости появилось на её лице. Верх неблагоразумия говорить женщине о повторе неудачного опыта, особенно в тот момент, когда она бредит другим  мужчиной!

 

К тому же, абсурдные слова порождают абсурдные же ассоциации. Вдруг у неё перед глазами, кстати или некстати, встала такая сценка: сидят два скотника на камнях, у ворот колхозного сарая. Один из них затушил папиросу о стоптанный каблук резинового сапога, испачканного навозом. Встал, поправил брезентовый дождевик, сплюнул и сказал другому скотнику хриплым равнодушным голосом: «Ладно, пойду, ещё раз выведу племенного быка. Может быть, он на этот раз покроет эту строптивую коровёнку. В прошлый раз ему это не удалось». Эта сценка, сама по себе, ещё раз передернула её.

В этом состоянии она еле сдерживалась, чтобы не нагрубить ему, сказав: ”Байрам, ты говоришь так, словно я – племенная корова, которую ты обязан, во что бы то ни стало, осеменить. Забудь обо всем этом, хорошо?» Ей так хотелось добавить: «Не надрывайся”. Но она-то понимала, что не стоит лишний раз делать человеку больно, если он совершенно не понимает тебя! Если бы он знал её или чувствовал, разве он решился бы сказать ей об этом открытым текстом?!

Поэтому он даже не попытался переменить пластинку, продолжая свои уговоры. Сказать на это ей было нечего. Но она привыкла, зная и свою собственную склонность к неистовству, уважать чужие чувства, и сказала притворно-ласковым голосом, чтобы хоть слегка перевести стрелку:

– Байрамчик, ты откуда звонишь?

– Как откуда? Из своего кабинета.

– Ты что, чувство реальности потерял? А если твой телефон прослушивается?

– Нет, наш телефон не прослушивается. Да если бы это было и так, мне сейчас всё равно. Я так хочу увидеть тебя!

– Спасибо,– смягчилась Майя,– это уже показатель. Ну ладно, давай эту встречу перенесём на следующий год, там видно будет. Я вернусь, тогда и посмотрим.

Что значит, подарить человеку  надежду! Он с большим облегчением вздохнул: ему оставили шанс. Он и этому рад. А ей? Зачем ей оставлять недруга рядом с любимым человеком? В своей жизни Майя всегда старалась следовать народной мудрости: «Не плюй в колодец, пригодится – водицы напиться». Байрам заметно ожил. Голос его стал более спокойным, и он спросил:

– Ну ты хоть вечером посидишь с нами в ресторане? Это «с нами», а не «со мной», такой музыкой прозвучало в её сознании!

– Вечером посижу, почему нет? – сказала она весело, еле сдерживая биение сердца.

Он сказал, что они придут часов в семь. Здесь уже Майя не выдержала и побежала к Татьяне:

– Тань, ты знаешь, что я…

Не успела она договорить…

– Да вижу я всё, не дура! Хоть ты  последние дни всё скрываешь от меня и отдалилась. Я всё вижу.

Значит Татьяна догадывалась, что происходит с Майей. Это облегчало задачу. Татьяна, видимо, смирилась со своей «отставкой», видя и понимая, что её собственные притязания на Алексея абсолютно нереальны. И слегка успокоилась.

Она продолжила:

– Да, красивый это мужик, красивый и умный, всё  при нем! За таким и поумирать – не грех! Он того  стоит! Но неужели ты и в самом деле думаешь, что он простит тебе твою ночь  с Байрамом? – всё-таки не выдержала она и «выдала» свой последний козырь.

– Тань, ну ты же знаешь, что по сути и не было  никакой ночи.

– Это ты мне расскажи и я тебе поверю. А он-то, наверное, всё так преподнёс Алексею, и так  расписал! У каждого на его месте закружилась бы голова: такую бабу в руках подержать!

– Так что же мне теперь делать?

– А ничего тут не сделаешь, положись на удачу. Такие мужчины, как Алексей, не прощают. При такой красоте, при таком гоноре и самомнении.

– Это ты точно сказала. Но меня Байрам пригласил посидеть с ними вечером в ресторане. Татьяна, без особого энтузиазма, произнесла:

– Значит, у тебя есть  шанс. Не знаю правда, есть ли?

– Я и сама не знаю. Но пусть не думает, что меня поманили и я сразу  прибежала. Давай поужинаем вечером в ресторане вместе с детьми. И я уже после ужина подойду, как бы без спешки.

Татьяна неохотно отозвалась:

– Опять  архаровцев надо чистить и одевать.

– Тань, ну давай сделаем так, прошу тебя!

– Вижу, что  ты сильно увлеклась.

– Не то слово, ну я побежала   готовиться.

– Хорошо, я сейчас позову ребятишек.

 

Вечером они спустились в ресторан около семи часов. Майя была в белой одежде. В кипенно-белых дорогих фирменных джинсах и в белой шёлковой французской блузке. Она целый час чистила все пёрышки. Чтобы выглядеть достойно, приличествующе случаю. Майя уже начала нервничать и не прикасалась к еде. Через некоторое время вошли Алексей с Байрамом и сели через три столика от них. Алексей снова был в белой рубашке. Красивый – до  потери сознания! Ведь она уже смотрела на него глазами Любви. «Значит, так или иначе, тоже готовился  к встрече!»– с невообразимой радостью затрепетало её сердце!

Майю охватила такая нервная дрожь, что кажется зубы начнут стучать о стакан или о ложку, прикоснись она к ним. Татьяна, прекрасно понимая её состояние, тихо сказала:

– Ну, ты даешь! Крепко же он тебя  зацепил!

Майя ответила неопределённо:

–  Да уж!

Ей так хотелось скрыть от Татьяны своё волнение, но ей никак это не удавалось. Потому что оно, и в самом деле, было просто  неуправляемым! Дети, как назло, ели медленно, едва ковыряя в тарелках. Татьяна взяла ситуацию под свой контроль и велела детям быстрее двигать челюстями. Она понимала, что Майе хочется быстрее оказаться за другим столом. Татьяна сказала ребятишкам:

– Всё, пошли! Десерт дома будет. Дети пулей вылетели из ресторана. Майя благодарно посмотрела на Татьяну. Вроде внешние приличия  соблюдены: они тоже пришли сюда с детьми просто поужинать. Но чувства неожиданности, кажется, не получилось. К тому же, она так «накрутила» себя за своим столиком, что буквально на деревянных от волнения ногах подошла к ним и поздоровалась. Держаться естественно не было никаких сил.

Алексей, прекрасно понимая её состояние, не выказывал ни малейшего желания помочь ей справиться с волнением. Он упорно молчал. Лишь на его губах блуждала, столь характерная для него, хоть и едва заметная, полуиздёвка-полуусмешка. Она села на предложенный ей стул. На столе опять стояло пиво и по стакану перед каждым  из них.

Байрам спросил:

— Что будешь пить, пиво?

— Нет.

— Лимонад?

— Нет.

— Шампанское?

— Нет.

Однако насколько неловки бывают мужчины, предлагая даме то, чего нет на столе. У любого нормального человека, для которого «халява» не есть  «мать родная», всегда появляется желание на подобный вопрос ответить  «нет». И все эти нелепые вопросы только раздражают. Особенно, если и сам человек, задающий их, мешает и раздражает.

Алексей всё так же хранил стойкое молчание. Заняв роль стороннего наблюдателя. Байрам исчерпал все свои вопросы и тоже замолчал. Пауза становилась двусмысленной и мучительной для всех, особенно для болезненного самолюбия Майи. В другое время,  при других обстоятельствах и при других мужчинах она бы спокойно встала и ушла! Ни секунды не раздумывая! Ни за что не стала бы  «напрягать» себя! Но это был  особый случай. И ей надо было, во что бы то ни стало, овладеть ситуацией! Иначе, ради чего она столько стремилась к этой встрече!? Чтобы так быстро капитулировать!? Нет, это  не в её характере!

 

Она прекрасно понимала, что сегодня опять ей предстоит  нелёгкая роль. Надо было как-то «выравнивать» положение. Надо как-то «наводить»  мосты. Но как!? И, по всей видимости, никто, кроме неё, этого делать не собирается. Она постаралась взять себя в руки и сказала первое, что ей пришло в голову:

– А мы ездили с Байрамом в Мары, где он получил новую форму. Алексей скользнул по Байраму неопределённым взглядом, но ничего не сказал. Снова наступила тягостная пауза. Майя от волнения не могла придумать новую тему для разговора и произнесла старый припев:

– Вот бы увидеть вас  в новой форме! Я представляю, какие вы красивые в парадной форме! Но все трое прекрасно понимали, что речь идёт только об Алексее. Это поглаживание по шёрстке ему явно понравилось и он спросил уже более дружелюбно:

– А где ты могла её видеть?

Майя,  невероятно обрадованная тем, что ей потихоньку удаётся «нащупывать» верный тон, с повышенным энтузиазмом залепетала:

– Как где? На параде, естественно. На следующий день все наши переводчицы делают нашему куратору комплименты, по двадцать минут – каждая.

Алексей, впервые за этот вечер, улыбнулся:

–Кто знает, может быть когда-нибудь и увидишь.

Майя уже немного пришла в себя и ответила, глядя ему прямо в глаза:

–  Не стоит выдавать векселей, которые никогда не будут оплачены!

– Я же сказал: ”Кто знает”.

Майя  с грустью продолжила:

– Я знаю, что это никогда  не случится.

На некоторое время снова все замолчали потому что каждый думал  о своём.

Она представила Алексея в такой изумительной, темно-изумрудной форме, с золочёной отделкой. С его внешностью, это, конечно же, что-то  непередаваемое! Роскошный мундир и эта мужественная, и в то же время  захватывающая, красота! Уже от одной этой мысли голова идёт кругом. А если живьём такую картинку, такое – чудо! – увидеть?

В традиционном представлении у всех ЦРУшников, КГБэшников, ФБРовцев – маскоподобные, бесстрастные, как бы рубленые лица. И его лицо! Такое несоответствие с обычным представлением о них. Вдруг Майя, внешне без видимой связи, спросила:

– Господа, а у вас есть чёрные, до пола, кожаные плащи?

– Май, к чему ты это? – Алексей спросил без агрессии, но и без всякого расположения в голосе.

Майя ответила с улыбкой:

– Ты что, уже пугаешься моих вопросов? Да никакого подвоха в этом вопросе вовсе  нет. Ведь все чекисты так ходят. Хоть сам Феликс Эдмундович ходил в простой шинели, до пола. А вы просто слегка модернизировали его форму. И теперь комитетчики, точнее некоторые из вас, будут в изношенных брюках ходить (она не решилась сказать – исподнем), но уж чёрный кожаный плащ, почти до пола, это непременный атрибут вашего имиджа. Я представляю, как вам сложно расставаться с ним весной! Кто теперь знает, что вас уже издалека надо  бояться?

– Май, не утрируй.

– Я не утрирую. Но всяк ведь по­-своему привлекает к себе  внимание. Павлин – роскошным веером хвоста, петух – красным гребнем, муфлон – большими рогами, кто как, короче. А комитетчик обязательно привлекает к себе внимание, появившись в чёрном и длинном плаще.

 

Наш куратор, так тот даже зимой надевает под плащ тёплую подстёжку, и ходит в нём постоянно. Я один раз спросила, при девчонках, когда он был в хорошем расположении духа: « А вы, когда спать ложитесь, плащ  снимаете?” Девчонки захихикали, а он меня чуть не испепелил взглядом, хоть и шутливым.

В начале вечера Алексей был мрачнее грозовой тучи по неизвестной Майе причине. Но постепенно и он начал расслабляться, и сейчас произнёс, правда опять с неопределённой улыбкой:

– Ну, у тебя и язычок, Май.

– Не без этого! Зато и получаю по ушам гораздо чаще других! Но прошу учесть, господа присяжные заседатели, что не по работе. С этим всё в порядке, – Майя улыбнулась, –  а за свои выдающиеся личностные качества! Это, может быть, кто-то и способен оценить, но никто из вашей братии этого  не любит. Это уж  точно. Проверено  многократно!

Алексей оживился:

– Ну, например.

– Дай мне сначала мысль свою завершить. Работа приучила меня быть последовательной. Так вот, при всей своей жизненной стойкости и определенных навыках общения, я, если сказать честно, не без сложностей выдерживала иной раз полуторачасовые словесные перепалки с нашим куратором, но в итоге – каждый из нас оставался при своём мнении. Вам же хорошо известны ваши методы работы по «переубеждению», так сказать, инакомыслящих. Когда вы заставляете, точнее, вынуждаете человека что-то сделать, а он  не желает и всё тут! Не скрою, выходя от него, я шла по коридору, шатаясь от стресса, но и он оставался у себя в кабинете, точно в таком же состоянии.

Вы не думайте, что я такой уж ненадёжный элемент или проблемная личность. Просто у нас с ним были «мелкие идейные» разногласия и он меня  «воспитывал». А я страсть, как не люблю, когда меня учат люди, у которых нечему поучиться.

Алексей произнес со  обычной издёвкой свою обычную фразу:

– Ох, и опасная же ты женщина, Май.

– Нет, и в самом деле. Когда есть чему поучиться, я сама стремлюсь к такому человеку и как губка впитываю каждое его слово. К тому же, меня не за что было воспитывать.

Алексей откровенно съязвил:

– Конечно, ты же – совершенная личность! Это видно каждому невооружённым глазом!

Майя ответила ему в тон:

– Зачем, каждому? Вот к этому я как раз и не стремлюсь. Для меня важно, чтобы мою близость к совершенству, – Майя выразительно посмотрела на него,– отмечали те, чьё мнение важно для меня. И она многозначительно подчеркнула, – например, как твой друг профессор! Он же многое увидел и оценил?!  Ты сам тому свидетель, что скажешь?

Алексей  невольно улыбнулся:

– Выкручиваться научилась!

– Не выкручиваться, а контраргументировать. К тому же нет нужды воспитывать меня, если закончить мою прежнюю мысль, потому что я сама себя постоянно воспитываю. А наш куратор из меня, честно сказать, немало крови попил. Очень часто в его любимой фразе слышалась – шипящая! – откровенность: ”Если вы, Майя, не сделаете так, как я вам сказал, я самолично напишу директору рапорт о вашем наказании”. И только позднее я узнала, что он таким образом выражал мне  свою симпатию. Равно так же, как тракторист, симпатизируя доярке, старается наехать на неё гусеницами трактора. Оказывается, именно моя непокорность распаляла его воображение.

Алексей сказал:

– Всё вышесказанное подтверждает мою версию о страстях, кипящих вокруг тебя.

Майя возразила:

— Есть и другая аксиома: ”Если о тебе перестали говорить, значит тебя  больше нет”.

Алексей продолжил:

– Да, Май, ты неплохо логически подкована.

– Так, а кузнецы-то кто? Профессионалы! И она, побуждаемая этим неопределённым комплиментом, спросила:

– А хотите, я расскажу интересный случай, как я один раз с самим шефом нашего куратора встретилась? Это уже совсем другой  уровень!

Алексей сказал,  уже с настоящей – расслабленной  и заинтересованной улыбкой:

– Тогда с удовольствием послушаем.

–– А я с удовольствием вспомню ещё раз этот поистине запоминающийся эпизод. Меня пригласил куратор к себе в кабинет по просьбе своего шефа. Их интересовала информация об одном иностранце, уже покинувшем нашу страну. И, естественно, после ответов на вопросы состоялась так сказать частная «светская» беседа из серии: двое – на одного. Наверное, шеф читал моё досье и ему было любопытно пообщаться со мной. Я бы тоже хотела почитать его. Интересно же, что они обо мне написали и как характеризовали меня? Вот где действительно интересно! Ведь на каждого переводчика  у них  было досье!

Алексей  и в этот раз, по-доброму, улыбнулся:

– Май, ты не отвлекайся.

– Так вот, его шеф, очень интересный внешне и обаятельный мужчина, правда, с непроницаемым лицом. Точно с таким же, как у тебя, Алешенька, бывает иногда, – все тут же зафиксировали внимание на том, насколько ласково она снова произнесла  его имя.

Майя продолжала:

– Вот он – настоящий профессионал! Настолько доброжелательно и корректно он вёл себя, что я готова была без всякого принуждения заглядывать ему  в рот. Вот это – выдержка и интеллект! Такой профи никогда не перейдет  на фальцет!

Мужчины улыбнулись, а Майя продолжила:

– И каково же было мое внутреннее ликование, когда он собрался доставать плащ из шифоньера, чтобы идти на приём  к директору! Наш куратор крайне удивлённо, поскольку его шеф уже не раз приезжал на наше предприятие, спросил у него: ”Зачем вы, Юрий Николаевич, одеваетесь? Нам же не надо выходить из здания!” Мы сразу встретились с шефом глазами и он мгновенно понял, о чём я подумала. Понял, я всё «просекла». Точнее, мы все трое поняли, что он несколько того – «подзапарился»! Я ему дружески улыбнулась, как бы говоря: «Ничего, бывает»!

 

Зато всю дорогу до своего корпуса я шла и улыбалась от счастья: мне удалось-таки произвести впечатление на такого суперклассного  мужчину! Но я вижу, господа, что снова говорю только я. Потому что других ораторов не находится.

Алексей сказал:

– Май, у тебя это неплохо получается.

– Благодарю за неискренний комплимент. Но с вами, комитетчиками, действительно  интересно. Я бы даже сказала, захватывающе-интересно: мозги, как бы – «навытяжку»! По стойке «смирно»! Потому что в вашей структуре, если выразиться помягче, глупых  не держат. Это все знают. Хотя, наверное, и у вас бывают исключения из правил. Например, у нашего куратора был очень сложный период, когда его грубо и резко «ушли» с диагнозом – мания величия. Мне было искренне жаль его, потому что слишком сокрушительным было его падение.

Он долго пытался восстановиться, натыкаясь везде на ту же самую стену неуважения, непонимания и отчуждения, которую он сам, когда был в силе, слишком часто возводил перед другими. Говорят же: «Не рой яму ближнему своему, сам в неё  попадешь». Вечерами он буквально изматывал меня по телефону своими «подробностями».

Но очень редко вызывают к себе сочувствие  развенчанные кумиры!

Он очень длительное время плакался мне в жилетку, потому что ему казалось, что именно я, со своим благоразумием и отзывчивостью, в состоянии утешить его или дать ему нужные советы и наставления. В отчаянии, он даже делился со мной некоторыми, полностью запрещёнными для вас, деталями. Точно зная ещё по работе, что я  не болтлива

– Ты, Май, я смотрю – многофункциональная женщина, – снова,  не скрывая ехидства, сказал Алексей.

– Я, многоуважаемый, – ответила Майя ему в тон, – уже привыкла к вашим «подколам». И воспринимаю их в принципе нормально, но в данном случае, меня бы больше устроило определение – многосторонняя женщина.

–Май, ты не обижайся, – тут же произнёс Алексей неожиданно- примирительным голосом.

Она бесконечно поражалась в нём этим неожиданным  эмоциональным перепадам, в которых лишь крайне редко проскальзывали приятные для неё искорки, радующие сознание и душу. Но они шли именно от его сердца, и поэтому с готовностью увеличивались её воображением до нужных размеров,  воспринимаясь её сознанием  уже полно и ярко. Равно так же, как иногда по компьютеру многократно увеличивается какая-нибудь деталь или подробность изображения. И она знала, точнее – чувствовала, что подобные слабости невольно проскальзывают у него только в общении с ней. По работе он, скорее всего – кремень.

На несколько мгновений  погрузившись в этот розовый флёр, Майя продолжила:

– На кого мне обижаться? Разве только на себя, я сама вас выбрала. И знала, что манна небесная во время общения с вами мне на голову не посыплется. Я на «своих» уже  насмотрелась. Но вами заинтересовалась сразу, как только Надежда сказала, кто вы такие.

Алексей не выдержал:

– И когда только люди научатся держать язык за зубами?

Майя ответила:

– Никогда. Позволю себе сделать вам изысканный комплимент. Вы, комитетчики, словно большой  бриллиант. Если человек владеет бриллиантом огромной ценности, этот драгоценный камень постоянно искушает своего владельца хоть кому-то рассказать о нём или кому-то показать его. Даже ценой большого риска, он рано или поздно принуждает его к этому. Несмотря на то, что иногда вся эта история кончается смертью прежнего владельца. Он переходит к другому «счастливцу» и начинает искушать следующего. Как заклятие.

Так же и с вами, если кто-либо что-либо знает о вас, он всё равно когда-нибудь и с кем-нибудь поделится этой информацией. Это тоже, словно  заклятие.

Алексей резюмировал:

– Начали за здравие, кончили за упокой!

Майя быстро подхватила:

–  Так это и есть во многом стиль вашей работы и вашей сути, разве не так? Не даром же, ваш символ – чёрный плащ! И когда у этого чёрного плаща настроение  хорошее, все наши переводчицы кокетничают с ним – напропалую. И все наперебой строят ему глазки.

Алексей  снова улыбнулся:

– Кроме тебя, разумеется.

– Я безмерно рада, месье, что вы начинаете узнавать мой  стиль! Уже только это для меня очень даже лестно, вопреки вашему на то желанию. Разумеется – кроме меня. У меня своя тактика: когда все самозабвенно кокетничают, я замолкаю и как бы самоустраняюсь от этого действа. Тогда ему становится странно, почему это я, обычно такая словоохотливая (ибо он явно вспоминает наши «душе­щипательные” беседы), и вдруг замолчала, когда разрешено поговорить. И потом, я не очень люблю кокетничать с мужчиной, если он больше для меня  не тайна!

–  Ну, в этом ты  не оригинальна,– поморщился Алексей.

– А ты, душа моя, – сказала Майя, опять ему в тон, – не переживай за меня! Есть ещё достаточно сторон и моментов, где я могу быть  оригинальной. Хотя с чего ты взял, что я так сильно к этому стремлюсь? В идеале, каждый человек всей своей душой стремится только к одному, чтобы быть просто – самим собой. Или  не права!?

Алексей сказал:

– В этой части, пожалуй, возразить нечего.

– В этой части чего, донесения? – улыбнулась Майя, она не стала ждать ответ на свой вопрос, так как знала его и продолжила. – и я не закончила ещё свою мысль о том, что бывает, когда этот «чёрный плащ»  зол! Всех, даже руководителей комбината, может на «уши поставить»! Сама была  тому свидетельницей, и не раз. У вас много умных и интересных сотрудников, но и самодуров хватает. Даже если это вам, господа, и режет слух. А на Надежду не сердитесь. Разве простого человека заставишь молчать? К тому же, не всегда молчание рационально, – Майя  мягко улыбнулась Алексею,– если бы она промолчала, у меня не появилось бы желания познакомиться с вами. И мы не вели бы сейчас такую милую беседу, не так ли? Это только вы можете молчать, как памятник вашему основателю, со всеми вашими подписками « О неразглашении и т.д.». Потому что над вашим сознанием уже хорошо поработала машина устрашения  и даже в подсознание уже много чего заколочено  гвоздями.

– Май, ты перешла к банальностям,– недовольно, сказал Алексей.

– Согласна, я это сама чувствую.

Но Майя понимала, что в этот вечер ей  жизненно-необходимо, во что бы то ни стало, набрать побольше очков. Поэтому  она  секунду помолчала и  кокетливо продолжила:

– Плюс ко всем моим многочисленным достоинствам добавляется ещё одно: во мне всегда присутствует чувство меры. Я работаю в основном с солидными мужчинами, руководителями. Поэтому всегда, прежде чем что-то сказать, я задаю себе один и тот же вопрос: ”Майя, кому интересно то, что ты сейчас собираешься сказать?” Если прихожу к собственному выводу, что  никому, значит молчу. И отвечаю лишь на те вопросы, которые задают мне. Меня даже наш директор уважает за это чувство меры, которое я воспитала в себе.

– Вот это, действительно, хорошее  качество! – констатировал Алексей.

Майя весело процитировала: «Наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил!» Мужчины невольно тоже ответили улыбкой, услышав слова из детской сказки, а Майя сказала с лёгкой насмешкой:

–  Еще бы! Тебе бы это качество не понравилось! Рада, что и я хоть чем-то  угодила! Затем, лукаво глядя ему прямо  в глаза, добавила:

– А вообще-то мне кажется, что если начать угождать тебе, то сам себя  «домоешь до дыр», причём за очень короткий срок!

Но на этот раз улыбнулся только Байрам.

 

Вечер неумолимо близился к концу. И её мысли за всем этим разговором были заняты совсем другим: она лихорадочно обдумывала ситуацию. Мозг работал, как в крупных аэропортах информационные электронные табло. Цифры и буквы всё падали, сменяя друг друга, и вырисовывали только одну мысль: если она сейчас что-нибудь не придумает, сейчас, немедленно, именно она, то Алексей и глазом  не моргнёт, и пальцем не пошевелит, чтобы что-то предпринять и предложить ей. Единственное, что он может сделать реально, это встать и уйти! И она останется с Байрамом, насмерть расстроенная, наговорит ему кучу дерзостей и  всё! Вот и вся радужная  перспектива! Это она слишком даже хорошо представляла себе.

Еще несколько минут этические соображения и болезненное самолюбие «доканывали» её. Но отчаяние взяло верх и Майя,  решившись  снова положиться на свой автопилот, сказала первое, что ей пришло в голову:

– Алексей, надеюсь, ты не откажешь мне в любезности ответить на некоторые мои вопросы?

С какой готовностью он  откликнулся! Словно целый вечер ждал именно этого вопроса:

– Конечно, Май! – В его глазах снова проблеснули откровенные искорки – издёвки.

А у Байрама проблеснуло чувство  реальности:

– Так, значит мне уйти?

Майя промолчала. Он, правда, очень деликатно и быстро простился и вышел. Неожиданная учтивость в его состоянии. А она осталась, один на один, с Алексеем и со своими вопросами. Ни один из которых не был придуман и сформулирован.

 

Какая у неё была ситуация – не позавидуешь! Разуму от волнения не хватало ясности, а мыслям – обычной реакции. Алексей сидел и ждал: как же она будет выпутываться из этого  тупика? Сколько откровенной насмешки было в его распрекрасных глазах! Он получал такое явное удовольствие, видя её в этом крайне затруднительном и пикантном положении. Ни одобрительным взглядом, ни жестом, ни словом он и не думал помочь ей выбраться из него. Майя каждой клеткой чувствовала это. Но ей никак не удавалось взять ситуацию – под контроль. И она страдала от этого, почти  физически! Особенно оттого, что он, эта недружественная вторая сторона, видел всё происходящее с ней, словно на экране телевизора. И она это чувствовала, понимала, невыносимо страдала от этого, но ничего не могла  сделать…

А затягивать эту ситуацию было ещё неразумней, и Майя приняла простое и, пожалуй, единственно правильное в той мучительной для неё ситуации,  решение: не мудрствовать и не лукавить. Просто полностью положиться  на свою спасительницу – интуицию. И она задала первый вопрос, который действительно больше всего интересовал её:

– Алеша, отчего же ты в самый первый раз не захотел встретиться со мной? Тебе не интересно было, что я собой представляю? А по роду твоей работы, ты вроде должен интересоваться людьми. Алексей, будучи видно и по натуре интровертом, сейчас был дважды закрыт для неё: сознательно и бессознательно. Но надо было как-то отвечать на заданный вопрос, и он нехотя сказал:

– Ну, я и интересуюсь. Только несколько в ином плане. А что касается того вечера, ты же знаешь, что я не мог принять приглашение, переданное через Надежду. Она же  первая сплетница. Надо было…

Он что-то ещё говорил… Но Майя, от досады и захлестнувшей её боли, словно отключила сознание. Она ничего не хотела ни слушать, ни слышать. Потому что ни одно объяснение не имело теперь ровно никакого значения. Кто знает, на самом деле, как именно надо было поступить, если то время уже безвозвратно прошло?

Алексей снова вопросительно посмотрел на неё, ожидая следующий вопрос. С её стороны последовала чисто женская просьба, а потому трепетная и глупая одновременно:

— А ты не мог бы подарить мне свою, хоть маленькую, фотографию? Что здесь началось!

– Да ты что, Май, у меня нет,  ни одной! Начальник и так требует, чтобы я сменил фотографию кое в каких документах. А я,  никак не выберусь, чтобы сфотографироваться. Всё нет  времени. Абсолютно нет  времени…

И снова, теперь уже  откровенная издёвка:

– А знаешь, Май, есть идея! У меня есть маленькая фотография Байрама,  она  не подойдёт?

Он  мстил ей! Он откровенно  издевался! И она решила, что пора это кончать. Вся эта ситуация становилась такой же неприятной, как остатки мыла в мыльнице: интерес и возможности  на исходе. Майя, видя его откровенный цинизм, резко сказала себе: ”Всё, баста!” Никому она, никогда не позволяла так откровенно издеваться над собой. Это уже слишком большая  роскошь! Сам Господь Бог никого из нас никогда  не унизил! Так почему она должна позволять Алексею так явно измываться над собой? Что же, чуда  не получилось! Вместо него получилось мучительнейшее недоразумение. Но что здесь нового?!

Майя резко встала из-за стола. И твёрдо сказала:

– Ну всё, мне  пора!

Он явно не ожидал такого поворота. Это никак не входило в его планы, ибо он рассчитывал вволю потешиться её замешательством! Но ему ничего не оставалось делать, как тоже встать.

Она сказала холодно:

–  Пошли, я немного провожу тебя и вернусь в номер. У Майи сразу стало чужое и отстранённое лицо, как и  у него. Было у кого  поучиться!

Алексей явно недоумевал: как это она  вдруг овладела  ситуацией? Да ещё и диктует исход вечера! Но ему опять-таки ничего не оставалось делать, как последовать за ней.

Вышли из ресторана и, в крайне неловком молчании, шли вдоль гостиницы. Майя красноречиво молчала. Она, и в самом деле, была ужасно расстроена и угнетена. И ни капли не скрывала  этого. К сожалению, ей ничего не оставалось делать, как признать невесёлые физико-философские истины: “отрицательный результат – тоже результат” и “выше своей головы не прыгнешь”.

Майя чувствовала себя полностью опустошённой. От своих переживаний и жуткого напряжения в течение всех этих последних дней. Она опять горько подумала: ”Всё, что ты смогла, ты уже  совершила!” И начала уже мысленно свыкаться с безысходностью. Теперь её задача была хотя бы достойно выйти из этой, в общем унизительной для себя, ситуации. Она шла, полностью занятая своими мыслями. А рядом идущий Алексей сразу превратился во что-то совершенно чужое и запертое  за семью замками.

Алексей тоже шёл молча. Вдруг он сказал:

– Да, потонул мой друг, потонул…

Майя, не подбирая выражений, ответила:

– Мне он просто надоел! Мне с ним  скучно! А я воспитана  на сливках!

Её всё время тянуло прихвастнуть перед ним. А сейчас это было так и вовсе некстати. Обычно  хвастаются люди, не уверенные в себе, и  женщины. В первом случае, ясно  почему. А женщинам нужно долго и упорно доказывать мужчине, какая ты  хорошая и необыкновенная! Учёные ведь уже конкретно доказали, на основе многочисленных тестирований, что мужчина и женщина – изначально, со времён прародителей Адама и Евы, просто не в состоянии понимать друг друга. Равные, но  разные!

 

Хоть женщина обидчива, но и мужчина  раним. Женщина любит помечтать, но и мужчина с удовольствием витает в облаках. Женщина стремится к любви, но и мужчина  жаждет её. Главное, оба так жаждут  понимания! Но они почти всегда говорят на разных языках, и всё воспринимают  по разному, за редким исключением. Поэтому так сложно бывает, и для него и для неё, разобраться во всех этих загадках и парадоксах в поведении друг друга. Пока не наступят минуты полного доверия, когда можно задать друг другу любые вопросы и получить на них именно  искренние ответы.

 

В начале вечера Майя испытывала столько нежности и сердечного расположения к Алексею, сейчас же шла, благодаря именно его “стараниям”, полностью погасшая, подавленная и растерянная. А Алексея занимала одна и та же мысль. Он снова произнёс, как бы размышляя сам с собой:

– Да, потонул. Ну ещё бы, это у него первое соприкосновение с большой жизнью…

Майе вовсе не хотелось развивать эту тему. И они снова неловко замолчали.

Когда это случалось, они  общались достаточно непринуждённо, и в разговоре так легко жонглировали друг перед другом словами. И всех занимал этот лёгкий словесный пинг-понг. А сейчас разговор абсолютно не клеился. Он, видно, перестарался, наслаждаясь её замешательством, и она совсем  сникла.

Майя уже собиралась произнести последние, вежливые и прощальные слова…

Как  абсолютно неожиданно прозвучало его:

– Май, пошли, выпьем шампанского, хочешь?!

Это предложение прозвучало, словно откуда-то извне, оно было настолько    невероятным,  что несколько секунд она не могла поверить тому, что услышала. Этот мужчина постоянно чем-то удивлял её, либо высказываниями, либо действиями, что являлось одним из составляющих его личностного магнетизма и привлекательности.

Они  вернулись. Сразу же на столе появилось шампанское. Алексей, уже чисто по-мужски, уверенно двигался от стойки бара к столику.

– Ты извини, Май, но в буфете уже ничего не осталось поесть.

– Я сейчас что-нибудь принесу.

– Да это как-то  неудобно.

Она сказала, ещё не веря своему счастью:

– Сегодня мне, всё  можно!

Майя помчалась к себе в номер, не чуя под собою ног. Начала что-то лихорадочно вытаскивать из холодильника. Совершенно не соображая уже от другого вида волнения. Такие перепады в состоянии тоже –  не подарок!

На вопрос сына:

– Мам, ты куда?

Быстро ответила:

– Сынок, ты ложись. Я немного посижу  в баре. Послушаю музыку. Я скоро приду.

Майя решила ограничиться десертом. Она взяла шоколад, шербет, персики, самую лучшую кисть винограда и вернулась за столик. Застолье получилось на восточный манер. Алексей налил себе и ей шампанского чуть ли не  по полстакану. Сам выпил залпом, а она чуть-чуть пригубила и поставила.

– Май, ты почему не пьёшь?

– Я же тебе сказала в прошлый раз, в баре. Правда, там это прозвучало с глупым вызовом. Но я действительно из тех редких людей, которые могут пьянеть  без вина.

Алексей ничего не сказал на это. Он лишь, глядя на неё, закурил сигарету.

В ресторане в полном разгаре шло веселье. Свет был уже несколько приглушён. Только маленькие лампочки в виде свечек, расположенные над каждым столиком, освещали помещение. Майя не могла даже потанцевать с ним. Сейчас бы он её при людях не пригласил. Их столик стоял в глубине зала, за небольшим выступом стены.

Майя никогда не получала от него никаких определённых знаков внимания. И даже вообще не знала, как это может быть  в реальности. Но сейчас она всё яснее чувствовала, всё отчетливее ощущала: что-то дрогнуло в нём. Даже, может быть, против его воли, но чувствовалось по всему его виду, что он сменил в душе  гнев  на милость.

Держа стакан с шампанским в левой руке, а в правой сигарету, он молча, но внимательно и проникновенно смотрел на неё долгим, завораживающим взглядом. Просто молча смотрел! Но как!  Совершенно открыто смотрел на неё своими прекрасными, даже более того – божественными, неписанной красоты, глазами. Просто смотрел! Но так, что в его взгляде замирала и  растворялась её душа, ибо он порождал в ней ощущения невероятной красоты и эмоциональной глубины. Ни разу в жизни она не испытывала, уже только от одного взгляда мужчины, подобных чувств, которые полностью и навсегда сохранили свою эмоциональную силу. Ибо стоило ей воскресить в памяти тот вечер, и эти ощущения, мгновенно  восстанавливаясь, снова наполняли её душу своим первоначальным томительным трепетом, словно это было только вчера.  И это тоже, уже само по себе – просто поразительно!

 

Вдруг, совершенно неожиданно для неё, он положил сигарету на пепельницу и, продолжая смотреть на неё тем же самым, в высшей степени чувствительным и чувственным взглядом, потянулся к ней через столик и погладил её по щеке. Не ладонью, а внешней стороной полусогнутых пальцев. Два последовательных лёгких, нежных и едва ощутимых прикосновения, сопровождаемых такой же бесконечной нежностью в его загадочных, поистине  библейских глазах! Прелесть этих прикосновений заключалась именно в том, что он сделал это, видимо, интуитивно. Может быть потому, что и её глаза излучали такой счастливый, такой призывный свет, что он оказался  бессильным…

Майя, только какое-то время спустя, смогла. до конца пережить и ощутить эти мгновения. Ощущения, которые невозможно передать словами! Они  просто на всю жизнь врезаются в память каждого, кто испытал нечто подобное… Хотя, если возьмешься описать их словами, они получаются, как ни старайся, менее яркими и волнующими. Лишь только сами чувства могут сохранять эти ощущения и всю  полноту этих глубинных эмоциональных переживаний… Стоит только закрыть глаза и снова  погрузиться в них…

 

Но что это, всё-таки, было!? Как такое вообще могло случиться? Могла ли она предположить, что этот сухарь, КГБэшник, этот прагматик до мозга костей, способен был подарить ей такую, в высочайшей степени романтическую ласку? Да – он смог! – поразить её воображение. Этот, самый удивительный  мужчина на свете!

О! Лишь редкие, из всего мужского племени, способны на подобные сюрпризы!. Поэтому женщины, которым хоть один раз любимый мужчина дарил такую ласку, знают сколько наслаждения и эмоций доставляет она! Эта, казалось бы, совершенно невинная ласка. Обычно женщина в ответ на неё, как бы нежно ловит его руку, берет её в свою и, глядя на него с ответной любовью, прикасается щекой к его уже раскрытой ладони, в свою очередь, выражая высшую меру признательности, доверия и нежности.

Но Майя ничего этого тогда не сделала, потому что она была в полном  потрясении, так как его прикосновение было абсолютно неожиданным для неё. И потому ещё более восхитительным и утончённым! Ещё и оттого, что её подарил именно этот мужчина, да ещё при таких, почти безнадежных, обстоятельствах! И она была для неё – впервые! Подобную Майя никогда не испытывала. Последние дни она в воображении, даже по нескольку раз, “проигрывала” предстоящие события. Но этот жест, и потому он так бесконечно дорог для неё, она даже не могла предположить.

 

Значит, он  смог! По-настоящему смог удивить её! И он сделал это так непередаваемо нежно. Просто  поразительно! Это его прикосновение дорогого стоит! Потому что в эту минуту они были самими собой, и, хоть на одно мгновение, принадлежали друг другу!

Все его скупые слова, какими они казались ей  ценными! Она нисколько не пила, для неё очень важно было запомнить каждое мгновение общения с ним именно чистым разумом.

 

Было уже достаточно поздно. Люди начали расходиться. Вышли и Алексей с Майей. На улице светила огромная, именно огромная, луна. Все и всё отошло для неё на второй план, кроме присутствия самого Алексея. Они шли и говорили. Её очаровывало всё, что он говорил и как произносил слова, особенно более нежная и доверительная интонация его голоса… Именно она говорила ей о многом и красноречивее любых слов.

Между ними, пусть на короткое время, воцарилось такое миролюбие, такая радость просто идти и говорить друг с другом. Он нисколько не ершился. Казалось, он и сам был бесконечно рад испытать, наконец, покой в душе. И такую же радость от её присутствия, какую сейчас в полной мере испытывала она сама.

А Майя уже прокручивала в сознании ещё более захватывающие кадры, нарисованные и подаренные ей воображением  в последние вечера. Как же он, в самый первый раз, обнимет её? Вот это будет действительно самое настоящее  чудо! Нет ничего более прекрасного в жизни, чем первое  прикосновение! Это её самое глубокое убеждение! Ибо предвкушение, гораздо сильнее эмоционально окрашено, чем само действительное событие.

Во всяком случае, так всегда было  у неё! И она стремилась именно к первому прикосновению, всей своей романтической душой, сознанием и телом. Со всей своей страстностью, но как бы слегка оттягивая момент, когда это вот-вот,  реально  должно случиться.

Точно такое же состояние испытываешь перед оргазмом. Вот-вот он должен пройти по твоему воспламенённому телу и, сотрясая его тысячей невидимых феерических микроимпульсов, разрядиться всплеском наслаждения! Но ты ещё, хотя бы несколько мгновений, как бы замедляешь, оттягиваешь его, инстинктивно продлевая это состояние перед наступлением  высшего проявления  зоны земного рая! С любимым!

 

Оба предвкушали момент близости. Он, несмотря на свою внешнюю суровость и рисовку, всё же был, так же как и она, человеком  крайне ранимым и впечатлительным. Как это называется у психологов!? Кажется, они были  одного психофизического типа, а если проще, то одной  душевной организации. Потому что Майя, по каким-то неведомым ей признакам, очень хорошо чувствовала его, достаточно точно угадывая душой  их  совместимость

Теперь это было для неё совершенно очевидно. Хотя она сама не отдавала себе отчёта, по каким именно признакам она угадывала это. Но уверенность в этом, подтверждалась какими-то почти невидимыми и неощутимыми полутонами, какими-то мелкими штрихами и деталями в его поведении, когда он, хоть чуть-чуть приоткрылся и доверился ей.

Майя сказала:

– Осторожно, где-то здесь из земли торчит  кусок арматуры. Когда мы бежим на автобус, всё время обходим её, чтобы не зацепиться и не упасть.

Он сказал, с оттенком неожиданной нежности:

– А мы не будем рисковать и приближаться к ней, мы постоим  здесь.

 

И без долгих преамбул привлек её  к себе. Он многое делал неожиданно, поэтому эффект внезапности буквально  захватывал воображение! Майя стояла без движения и без дыхания, прижавшись лицом к его груди. Она боялась даже пошевелиться!

Алексей – достаточно высокого роста: приблизительно метр восемьдесят пять сантиметров. На каблуках, она как раз доставала ему до груди.

Они оба слышали, как звучно бухают их сердца. Они старались не делать никаких лишних движений! Им обоим хотелось, как можно полнее пережить, наконец, истинное прикосновение  друг к другу! Она хотела только одного, чтобы он хоть на некоторое время тоже замер, даже не передвигая рук. Она жаждала, как настоящий гурман-романтик, насладиться этой минутой, о которой она так страстно, так неистово мечтала все последние дни. Она стояла рядом с ним, реально прикасаясь к нему! Но всё ещё не веря: он ли это?! Этот загадочный мужчина теперь так нежно обнимал её! А всего час назад – подумать только! –  был таким чужим, насмешливым и высокомерным!

Она стояла и молча дивилась этому, боясь пошевелиться, боясь поднять свои руки ему  на плечи. Они простояли так несколько мгновений или минут. Наконец, она подняла свои глаза и посмотрела в его лицо. Это поистине дивное лицо, освещённое яркой луной, находилось совсем рядом!

 

«Просто невероятно!» – снова подумала она.

Этот мужчина-аскет, который так тщательно прячет всё: и свою суть, и свои эмоции, свои мысли и чувства от других, теперь, хоть и временно, принадлежит ей! К тому же лицо его светилось нежностью или благодарностью, что ей всё же удалось, пусть опять-таки хоть на время как бы накинуть на него лассо, и тем самым подарить ему встречу, с самим же – собой.

Его глаза сияли под этой огромной луной. И она не уставала любоваться им, переполненная своим неожиданным счастьем! И Алексей, вольно или невольно, поддался её состоянию.

Он понимал, что она должна испытывать сейчас и испытывает какое-то особенное чувство и состояние. К которому сам он или не был готов или вовсе не был способен, будучи мужчиной, испытывать нечто подобное. Просто не ведая об этом.

Но, благодаря своему тонкому природному уму, он старался не мешать ей полнее испытать и пережить это состояние. Он интуитивно стремился соответствовать тому идеальному образу, который она сейчас видела в нём. Поэтому глаза его светились именно тем светом, который бы она хотела видеть  в них, и именно той нежностью, которой она так  жаждала. Главное, что в эти минуты он был с ней  абсолютно искренним! В этом  она была уверена.

И она, бесконечно благодарная ему за это, смотрела на него, не отрываясь до тех пор, пока он ни спросил:

– Май, ты что так смотришь на меня? Для меня – это  так удивительно!

– Да если бы ты знал, какие у тебя глаза при свете этой луны! Как ты не понимаешь, что я просто радуюсь.

Алексей на мгновение крепко прижал её к себе со словами:

– Я тоже радуюсь.

 

Затем она подняла руки на его плечи. Их тела соприкоснулись плотнее. С каким наслаждением она гладила эти любимые плечи, прикасалась губами к его шее. Когда так сильно любишь человека, все же немного благоговеешь перед ним! Относишься к нему слишком нежно и слишком трепетно.

От его кожи исходил легкий запах одеколона и сигарет… Первый раз в своей жизни она испытывала к мужчине такое удивительное по силе и ощущениям, такое полное и настоящее, поистине захватывающее чувство! Когда всё твоё существо без остатка превращается в безоглядную нежность, в великий трепет и безмерное обожание…

Она расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки и прикоснулась губами к загорелой нежной коже на его груди. Что может быть сладостней, чем аромат кожи желанного и любимого тобою мужчины? Она отважилась расстегнуть только верхнюю пуговицу его белой рубашки. Майя с восторгом и упоением прикасалась губами к маленькой ложбинке, ровно посередине его худощавой груди, которая интимно ускользала вниз, под прикрытие ткани, увлекая воображение и желание за собой…

 

Из романов мы знаем, что мужчины трепетали при виде женской ножки в атласной туфельке, случайно показавшейся из-под длинного платья. Хотя у красавицы полностью были обнажены плечи, а грудь – едва прикрывалась корсетом платья.

Так и Майю приводила в непередаваемый трепет эта узенькая полоска его тела! Особенно возможность, закрыв глаза, прикасаться к ней губами. Уже только сами эти прикосновения приносили ей столько наслаждения! Она не отважилась расстегнуть ещё одну пуговицу на его рубашке и обнажить его секретную грудь до сосков.

 

К тому же, она не стремилась слишком волновать себя или его, потому что она не испытывала в тот момент даже признаков чувственных побуждений. Только ощущения сокровенного трепета и чувство переполняющей всё её существо радости. Радости – в чистом виде! Даже тогда, когда гладила его по плечам, прикасалась губами к его коже, покрывая её лёгкими скользящими поцелуями и наслаждаясь ароматом, исходящим от нее, более пьянящим, чем самый тонкий восточный фимиам.

Она, в полной мере, наслаждалась теми минутами, которые переживала сейчас, глядя в его прекрасные загадочные глаза, которые дарили ей ответную нежность. Она так просила у Судьбы – хотя бы один час наедине с этим  мужчиной! Сейчас же, обнимая его, каждой клеткой старалась запомнить ощущение этой огромной, всеобъемлющей радости.

 

Еще бы!!! Она держала в своих объятиях самого красивого, самого умного, самого желанного на свете мужчину! Это и есть  редкостное счастье! Она прижимала его к себе, ласкала, гладила, целовала его нежную смуглую кожу на груди и шее, заботясь только об одном: запомнить полнее и точнее, в деталях, до мельчайших чёрточек и нюансов в ощущениях, запечатлеть в своей крепкой женской памяти эти мгновения, каждое своё прикосновение к нему, напитаться этой великой радостью до следующей встречи. Она настолько погрузилась в свои ощущения, что Алексей, чувствуя это, только нежно гладил её по спине и больше молчал.

Наконец он сказал:

–– Да, Май, ты действительно удивительная женщина! Меня больше всего поражает в тебе то, что ты, не говоря ни единого слова, можешь столько выразить! Столько всего сказать. И, главное, что меня удивляет в тебе: без всякого принуждения  погружаешься в твою стихию. У меня просто никогда ничего подобного   не было. У меня всё было гораздо проще, и я даже не знал, что такое вообще бывает в жизни. Я думал, только в книгах и в кино. Майя посмотрела на него благодарными глазами и сказала:

–        Спасибо, я рада это слышать, особенно – от тебя.

Алексей  продолжил, нежно погладив её по голове ладонью:

– Какие у тебя роскошные, блестящие волосы, – Алексей улыбнулся и добавил,– я скоро, чего доброго, поэтом стану, как ты. Так мы, Май, почитаем твои стихи в следующем году?

–  Конечно, почитаем.

Она спохватилась:

– Ой, уже поздно, а тебе далеко, наверное, идти?

–  Да ты не волнуйся за меня. Мне часто приходится возвращаться поздно. И меня здесь никто  не тронет. Ну ладно, завтра тебе нужно будет собираться. А стихи – на следующий год, хорошо?

 

Как поется в романсе: «…в минутном сне изведать сладость наслажденья». Всего минута  рядом с ним! И её уже будили, снова возвращая к действительности.

Ей так хотелось сказать:

–  Но ведь завтра есть ещё  день и вечер!? Но она знала, что ни за что не станет ни на чём настаивать. Сейчас у неё просто нет сил снова пробивать стену лбом. Хотя она может уложить все свои вещи за полчаса. Но за неё уже всё  решили.

Он вдруг, с подчёркнутой  лаской в голосе, спросил:

– Май, а ты не забыла, кое-что, сделать?

– Что? – она удивлённо вскинула глаза.

–  Я понимаю, мы, мужчины, грубее вас, женщин. Я, например, не могу чувствовать, так же тонко и полно, как ты. И я не мешал тебе прочувствовать и запомнить момент встречи, верно? Ты ведь это «записывала» на дискету памяти, обнимая меня? Вместо ответа Майя подумала: ”Как удивительно точно он понял моё состояние!”

Алексей продолжал, снова нежно обнимая её:

– Тем более, что ты так стремилась к ней, так жаждала её!

–  А ты что, видел это? – спросила она без утайки.

Алексей искренне, по-доброму рассмеялся и ответил, прижав её к себе:

–  Конечно, Май, я же – аналитик. К тому же, твое неистовство давало мне возможность читать тебя, как открытую книгу. Я, честно говоря, не ожидал, что тебе удастся переломить ситуацию и удержать меня. Еще бы минута твоего промедления, и всё. Я бы встал и ушёл. Я уже собирался это сделать. Но я видел, как мучительно ты ищешь повод и предлог, чтобы остаться со мной.

– Значит, ты всё видел? – Спросила Майя сокрушенно.– Да, мне так тяжело было искать решение. Да ещё при таком жутком волнении?

– Поэтому, мадам, я снимаю перед Вами шляпу. Точнее, перед вашей  настойчивостью.

Майя подхватила:

– В достижении цели.

Алексей поморщился:

– Ну цель, положим, пока  не достигнута.

– Дорогой, но у каждого ведь своя цель, у мужчины – постель, а у женщины…

Теперь продолжил он:

– Любовь!

И он спросил, как всегда, неожиданно, и в своей обычной манере, сверкнув при яркой луне тёмными лукавыми глазами:

– Так ты меня любишь?

Майя ответила ему в тон:

–  С самой первой минуты, как только  увидела! А если серьёзно, то как вам сказать? Алексей неожиданно крепко прижал её к себе, словно тоже стараясь запомнить и страстно прошептал:

–  А ты ничего, Май, не говори. Лучше поцелуй меня! А то я смотрю, ты об этом   забудешь. Я ведь это  заслужил? Я ведь был  паинькой!?

Майя растерялась, она только сейчас поняла, что они же ещё даже ни разу не поцеловались. Так вот на что он намекал.

–  Май, да ты, я смотрю, робеешь, как первоклассница. Ну же!

И он приблизил к ней своё, излучающее в эти минуты просто непередаваемую  прелесть и нежность, лицо. Майя с благоговением, словно мусульманин, припадающий в священном месте и со священным трепетом к священному же камню Каабы, прикоснулась к губам Алексея. Он сам легко поцеловал её, а завершить поцелуй предоставил  ей. Тогда она всю свою нежность к нему, все свои ожидания, радость и благодарность вложила в этот долгий и нежный поцелуй.

Несколько мгновений отходили от него, затем Алексей, переведя дух, сказал:

–  Я понимаю, что это ещё не страсть, а только аванс. Но целуешь ты, Май, хорошо: искусно, нежно, чувственно и приятно – это бесспорно.

– А ты что, эксперт ещё и по поцелуям!? Тогда не забудь отразить это в своем отчёте, – сказала Майя с улыбкой.

Она снова, уже предчувствуя расставание, обняла его:

– Я так счастлива сегодня! Так  счастлива! Просто безмерно  счастлива! Ты даже представить себе этого  не можешь! Конечно, это же не ты ждал эту встречу, как ненормальный, и неистовствовал дни и ночи  напролёт! Поэтому ты можешь только хладнокровно, как сторонний наблюдатель, констатировать факты, а не переживать их. И к тому же, – она нежно улыбнулась ему, – я же говорила тебе, что я очень многие вещи делаю  хорошо.

Алексей ответил:

– Я думаю, Май, у нас будет время это  проверить.

– Непременно. А теперь, ладно, иди. Уже  поздно.

– Так ты будешь вспоминать меня?

– Конечно. Приятно слышать, что это уже имеет для тебя значение. Я же отныне – твоё звёздное эхо! Я буду вспоминать тебя каждое мгновение, каждую секунду, минуту, час, месяц и целый год!

– Это обнадёживает. Ну ладно, я пошёл. Он легко коснулся губами её щеки, она почувствовала на мгновение лёгкое щекотание его усов. Сделав несколько шагов, он обернулся, помахал ей рукой и сказал:

—    Май, я рад был нашей встрече, знай это! До следующей!

Майя пошла к гостинице.

 

ГЛАВА XXVII

 

Она пришла в номер, было около половины первого ночи. Сын уже спал. Майя, не менее счастливая оттого, что у неё есть достаточно времени ещё один раз ( и не только один, а столько, сколько она пожелает!) воскресить в памяти и, стало быть, снова пережить поистине счастливейшие мгновения  в своей жизни.

 

Она просидела в кресле, не раздеваясь, почти до самого утра. Благо, её ничто не лимитировало во времени. Поэтому, закрыв глаза, она снова и снова с неослабевающим упоением проживала все события этого поистине сказочного вечера. К счастью, а это так важно для созерцательной и впечатлительной натуры, какой являлась она,  ей ничто не мешало. И никто не беспокоил её.

Она, человек, придающий гораздо больше значимости нюансам и оттенкам, чем самим словам или поступкам, имела теперь бесценную возможность снова и до конца осознать все свои впечатления и ощущения, без спешки прочувствовать и оценить их, так сказать – по свежим следам. Свежее впечатлений не бывает! Ибо ещё даже ночь не миновала с тех пор, как она держала Алексея в своих объятиях, целовала и ласкала его! Просто  невероятно!

 

Прежде всего, она праздновала в душе, сам факт  победы! Он же сам сказал, что собирался уже уходить. Но она сделала  это! Yes! – ей удалось! И, что самое ценное, удалось в то время, когда сам Алексей ни на минуту не был другом или советчиком, а самым стойким противником в их борьбе за него  самого. Она обнимала его, она прикасалась к нему! И сам этот вечер она воспринимала как самое большое, самое желанное, самое драгоценное, самое прекрасное  чудо!

 

Просто подарок  небес! Иначе  не расценишь! Потому что ей удалось реализовать, материализовать своё страстное желание увидеть его, быть  с ним! Она по деталям вспоминала эту удивительнейшую метаморфозу его превращения из эгоиста и циника – в нежного и чувствительного мужчину. Ведь это он целых полвечера изощрённо и очень больно издевался над ней. Он ли затем, почти у всех на глазах, потянулся к ней и погладил её по щеке?!

Что явилось причиной такой разительной перемены в нём самом? И в его настроении? Что побудило его к предложению вернуться в ресторан и выпить шампанского?

А затем. О! Каким по-настоящему нежным он был в этот вечер! Так сладостны были все эти мысли и размышления, что ей нисколько не хотелось спать. Наоборот, она всеми силами старалась отдалить наступающее утро, потому что знала, с ним придёт только проза.

Но время – это движение непостижимой вечности. А она никого и никогда не ждёт. Никому не делает ни уступок, ни скидок. С первыми предвестниками утра, Майя сняла с себя блузку и с упоением поднесла её к лицу… Она всё ещё источала аромат так страстно любимого ею мужчины…

 

Наутро, Татьяна сказала ей:

– Ты эту блузку не укладывай со всеми вещами, пусть она подольше сохранит прикосновения любимых рук. Майя подумала: ”Точь-в-точь мои слова! Все мы женщины – одинаковы, или почти все”. Татьяна из деликатности, а может из осторожности, не спросила её о подробностях встречи. Она знала, что Майя не расскажет ей всех тонкостей.

Но она, будучи женщиной искушенной в сердечных делах, ведь не даром же мужчина, на двенадцать лет моложе, ожидал её дома, всё же чувствовала, насколько Майя переполнена этой встречей. И как бы невзначай спросила:

– Вы увидитесь сегодня? Он придёт?

– Нет, он сказал, что отложим чтение стихов на следующий год.

Татьяна с заметным облегчением продолжила:

– И ты, конечно же, целый день будешь ждать его звонка. Не жди. Он  не позвонит и сам  не придёт.

 

Майя молчала. Чудо вечера и ночи, полной грёз почти наяву, так как слишком свежи ещё были воспоминания, так быстро прошло. И начались  огорчения. К тому же, Татьяна продолжала развивать тему:

– Подумай сама, станет он друга терять из-за какой-то бабы?! Представь себе, в каком состоянии  тот? Алексей всё свалит на твою бедную головушку. Что всё это ты сама  затеяла. А он тут ни при чём. Для мужика что  главное? Главное – остаться ни при чём. Если бы у него было хотя бы несколько дней времени, ещё можно было бы тебе на что-то надеяться. А так, он не станет рисковать, даже не думай.

Но Майя всё равно ждала. Весь день и весь вечер! Так ждала! Но Алексей не позвонил, и не пришёл. Точно  по предсказанию. Говорят: ”Как ни болела, умерла”. Так и у Майи закончился первый год знакомства с Алексеем. Естественно, что она вернулась домой  всё же не такая опустошенная, как в последующие годы погони за своим трудным счастьем. В первый год ей хоть подарили  надежду.

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.