Архив рубрики: Без рубрики

Из романа “Метапсихология социализма” (отрывок)

Глава 19. Винни-Пух и всё про Сю

С тех пор Время обиделось на меня, — мрачно проговорил Шляпник, — и больше не исполняет ни одной моей просьбы.У нас теперь всегда пять часов.

Так вот почему у вас стол накрыт к чаю?!

Именно поэтому, — горестно вздохнул Шляпник — Ведь ты знаешь, что в это время все пьют чай. Увы, мы даже не успеваем мыть посуду — у нас вечное чаепитие…

(Льюис Кэрролл «Алиса в Стране чудес»)

Классный у тебя чайник, Пу, — услышал я, а затем почувствовал, как меня взяли за ручку.

Когда вас берут за ручку в качестве ребёнка, или в качестве понравившейся девочки, это совершенно не то же самое, когда ваша ручка — это ручка чайника. Скажу прямо: в случае с чайником это далеко не так нежно и ласково. Сходство, пожалуй, только одно: ребёнка или понравившуюся девочку берут за ручку, чтобы повести куда-то, куда им самим, вполне возможно, не очень и хочется. Когда же вас берут за ручку в качестве чайника, то вас не только несут, куда вам не хочется, но потом ещё и наклоняют так, что из вашего носика струёй течёт кипяток. Хочется вам такого? Нет? Ну, вот и я об этом…

Да, красивый. Он китайский, — сказал тот, кто держал меня за ручку и заставлял блевать кипятком в изящную чашку на блюдце. Наклонив меня затем и в сторону своей чашки, он поставил меня на стол и повторил:

Он китайский. Из Китая.

Я понимаю, что китайский — это из Китая, — весело- раздражённо ответил первый голос, — Ты всегда такой тупой, Пу? Или думаешь, что вокруг тебя тупые?..

Прости, пожалуйста, Сю, — отозвался собеседник, — Ты же знаешь, что в голове у меня опилки. Так что соображаю я туго.

Ой, вот только не надо всего этого, — презрительно фыркнул первый голос, — Не прикидывайся дурачком. Да, ты туповатый идеалист, верящий в идиотские ценности, но ты далеко не дурак. Я не знаю, как это у тебя выходит, при твоей- то внешности, и с твоим уровнем образования, но в точности решений тебе не откажешь… Иначе стала бы я с тобой вообще разговаривать.

Голос этот, явно женский, звучал высоко, с нотками истеричности, и вызывал в моём воображении образ Инстаграм- модели с силиконовой грудью и ботексными губами, ежедневно ведущей блог под названием «Откровения гламурной самки»: ну, или что-то в подобном роде. Голос собеседника, которого она (она?) называла Пу, был низок, мягок, и мог бы принадлежать, например, толстоватому доброму очкарику, который отвечает приме-однокласснице на очередное её требование дать списать контрольную.

Вот только увидеть ни одного из собеседников я не мог.

Почему? А вы представьте, что ваша голова, почти до самой макушки, наполнена крепким чаем, так что он плещется где-то в районе вашего лба. Представили? Ну, и чего вы в этом случае увидите? Ничего, кроме тёмно-бурой жидкости и качающихся в ней чаинок, как если бы вы смотрели в аквариум с рыбками. Правда, после того как Пу налил из меня в две чашки, уровень чая заметно уменьшился. Теперь, если продолжить аналогию, чай колыхался в районе моих бровей, так что я даже умудрялся периодически бросать взгляд наружу и разглядел белый потолок. Оставалось надеяться, что после отлива очередной порции я смогу-таки нормально рассмотреть разговаривающих. Пока же приходилось только слушать.

Пу прокашлялся.

Гхм… Вообще-то, Сю, ты стала бы со мной разговаривать в любом случае… Ты ведь и сама это знаешь, правда?

Знаю, мать твою! — уже совсем раздражённо отозвалась собеседница, названная Сю, — И ты не представляешь, как это меня бесит! С самого сотворения мира, и до самого его конца, коего к тому же вообще не предвидится, быть обречённой на постоянные переговоры с флегматичным придурком, которого я с куда большей охотой просто размазала бы по стенке!.. Нет, даже не размазала, а поджарила бы на медленном огне, наслаждаясь его воплями!..

В прошлый раз ты говорила, что прострелила бы мне коленную чашечку, — грустным голосом ответил Пу, — А в позапрошлый — что отрубила бы мне все четыре лапы. Одну за другой… Бери, пожалуйста, конфеты, Сю.

И возьму! Ненавижу тебя!

Я же не виноват, Сю… И ты не виновата.

Ты не виноват? Ты, толстая плюшевая сволочь?!..Это же ты меня бросил!

Это не я, — отозвался Пу, ещё тише и ещё грустнее, — Ты же знаешь, Сю… Это… Оно так само. Это так устроено. И мне, правда, очень, очень жаль…

Тебе жаль? Да пошёл ты со своей жалостью: знаешь куда?.. Чего «устроено»? Кто так устроил?!..

Я же тебе всё время рассказываю, Сю… — запинаясь, проговорил Пу, — Сначала был Великий Абсолют. Он обладал полным могуществом, и у него было всё. Только одним он не обладал — пределом собственных возможностей. И только одного у него не было — ограничений. И тогда он решил положить предел собственным возможностям. Создать то, что не есть Он. Создать собственную тень. Ну, и создал… Определив, тем самым, собственные границы. И даровав своей Тени полную свободу от самого Себя…

Да?! Даровав свободу? А её он спросил, свою Тень?!.. Он спросил, хочет ли она этой свободы?.. И это, по-твоему, называется «не бросил»?! А что же это такое?!..

Но свобода — это же прекрасно, Сю… Ты же сама мне всё время об этом говоришь… Свобода выбора. Свобода предпринимательства. Свобода воли. Свобода совести. Свобода от древней химеры, называемой совестью… Свобода секса. Свобода выбора пола… Ты мне об этом все ужи прожужжала. Как пчела. Ты видела пчёл, Сю? Они делают мёд…

Кретин!..

— … И вот, даровав своей Тени полную свободу выбора, Великий Абсолют стал просто Светом, и получил то единственное, чего у него до сих пор не было: собственные ограничения, — с явным удовольствием в голосе продолжал Пу, — И тем самым положил предел Своей собственной воле. Теперь, Сю, все твои приспешники могут делать всё, что сами захотят…

Идиот!

— … А Свет теперь может посмотреть на Тьму, как на то, что не есть Он. И может посмотреть на самого Себя глазами Тьмы. А Тьма, отделённая от Света, с тех пор делает, что хочет…

Брошенная Светом! Брошенная! Мы не просили нас отделять! Это вы нас бросили! Негодяй! Все мужики одинаковы!..

— … А хочет она только одного: снова стать единым целым с Великим Абсолютом, снова вернуться к источнику, от которого отпала…

Я отпала? Я?! И у вас, мерзавцев, ещё хватает духу обвинять нас в том, что это мы от вас отпали? А не вы нас кинули?.. Сочинили целую историю о падшем ангеле!.. Болтаете, что это якобы Тьма не захотела быть со Светом?.. Что это Шакти бросила Шиву?.. А не наоборот?!..

— … Но Свет не хотел лишать Тьму той свободы, которую даровал ей. Свет не хотел поглощать Тьму. И тогда Тьма решила: чтобы вернуться к Великому Абсолюту, она сама должна поглотить Свет…

Ну конечно! А как же, по-вашему?.. Вы вообще понимаете, что это такое: быть лишёнными Света?.. Понимаете, что это такое: быть навек ввергнутыми в Тьму?.. Хотя о чём это я: когда вы могли поставить себя на наше место?.. Самовлюблённые павлины!

— … С этих пор и продолжается вечная борьба, в которой Тьма хочет уничтожить Свет, мечтает поглотить его, чтобы воцарившийся в результате однополярный мир снова перестал существовать, перейдя в изначальный Великий Абсолют, — закончил Пу, словно бы договаривая хорошо выученный и многократно повторённый урок, — И с тех пор Тьма воюет со Светом и стремится к концу Света.

Он шумно отхлебнул из чашки, смущённо хрюкнул и закончил:

Света стремится к концу, а конец — к Свете…

Не паясничай, пошляк! Ты, между прочим, с женщиной разговариваешь!

Не уверен…

Тысячи лет одно и то же! Снова и снова один и тот же разговор! Слушай, Пу, а вам не надоело выслушивать, как мы вас ненавидим? Не надоело смотреть, как мы упражняемся в мерзости, подлости и лжи, как вытираем о вас ноги, как мы вас убиваем, унижаем, обкрадываем?.. Как мы истребляем вас в войнах, как высасываем из вас все соки через ростовщичество, как плюём вам на головы при любой возможности, как растлеваем ваших детей?.. Не надоело? Я вот всё думаю: когда вам надоест?.. Вы и правда такие терпилы? Или мазохисты?..

Ты ведь всё понимаешь, Сю…

Да-да, понимаю! Вы не хотите уподобляться нам. Ибо, как только вы уподобитесь нам, и сами станете драконами, чтобы убить дракона, это и будет достижением нашей цели. Как только Свет уподобится Тьме, он сам станет Тьмой: а это и будет означать обнуление мира и возвращение к Великому Абсолюту… Всё понимаю! Вы обрекли нас на мерзость, подлость и ненависть, от которых мы сами мучаемся, как ужи на сковородке, особенно сравнивая себя с вами: такими честными, добрыми и сильными…

Я не понимаю другого. Ну, мы, Тьма, воюем с вами, Светом. Ладно, допустим. Но я не понимаю, для чего и почему мы с тобой постоянно ведём эти дурацкие переговоры? Если они всё равно ни к чему и никогда не приведут?.. Тем более, вы же вроде не ведёте переговоров с террористами?

С террористами не ведём.

А с нами почему ведёте?

Потому, что вы не террористы. Вы Сютанисты.

Ага! То есть мы, получается, лучше?.. А террористы хуже?

Сю, ну как можно быть хуже вас?.. Если вы — персонификация вселенской Тьмы? Ты сама подумай… Террористы в сравнении с вами — божьи одуванчики…

Тогда я вообще ничего не понимаю! Зачем же вам эти переговоры? Ты своих хозяев спрашивал? Зачем они тебя ко мне постоянно посылают? А меня мои — к тебе?..

Ну, мне не говорят, Сю… Война войной, а переговорный трек же должен быть. Для имиджа в глазах мировой общественности…

Чего?

Я не знаю… Я же тебе сказал: у меня в голове опилки. Сложные вопросы меня только расстраивают…

Не придуривайся, Пу! О, Сютана, Господь и Отец мой, когда же всё это закончится?..

Не расстраивайся, Сю. Хочешь ещё чаю?

Я почувствовал, как меня снова уверенно и сильно взяли за ручку, после чего опрокинули носиком вниз. Вторично перетерпев обильную бурную рвоту, сперва в одну чашку, а затем в другую, и плюхнувшись задом на жёсткую поверхность стола (Пу, признаться, был неуклюж, как медведь), я с трудом отдышался. Однако это стоило того: я с удовольствием понял, что уровень чая внутри меня теперь упал куда ниже, и я наконец-то могу рассмотреть сидящих за столом.

Я аккуратно скосил крышку набок и выглянул наружу.

В отношении Пу у меня с самого начала, разумеется, были предположения, и в целом они оправдались.

Я действительно увидел медведя.

Правда, с забавным плюшевым мишкой Винни-Пухом из сказки Милна это существо имело мало общего: опершись на край стола, справа от меня громадиной возвышался жутковатый мощный зверь, с угловатой, как чемодан, башкой. Его длинная жёсткая шерсть напоминала небрежно наброшенную на плечи купеческую шубу, а длинные когти на бугристых мускулистых лапах неторопливо постукивали по столу.

И главное — медведь был белый.

Единственное, что в нём могло напомнить сказочного Пуха, были, пожалуй, его глаза: две чёрные прозрачные бусины, они смотрели перед собой добродушно, дружелюбно, и даже чуть виновато.

Я даже не успел удивиться, почему именно так выглядит искомый мной медведь Винни-Пух, как его собеседница шмыгнула носом и спросила:

Кстати, а почему ты — Пу? Это что за имя вообще?.. А то я тут последнее время слышу «Во всём виноват Пу!» У нас инфляция — виноват Пу. Растут цены на бензин — это по вине Пу. Пу, говорят, военный преступник, Пу — мясник… Это всё про тебя?

Нет, — озадаченно ответил медведь, — Точно не про меня. Ты где такое слышала?..

Неважно. Так что такое «Пу»?

«Пу» — это китайский иероглиф, — сказал медведь, как мне показалось, с выражением некоторой гордости, — Он означает «простота», «естественность». Ещё иероглифом «Пу» могут обозначать ребёнка. А иногда — необработанное дерево…

Дерево. Чурбан. Понятно… Оно и видно. Ребёнок, значит?.. Простой, естественный, искренний… А я, стало быть, озверевшая циничная мразь, давно утратившая все представления о чести и невинности?.. Вот ведь вы устроились у себя в Свете!.. Китайский иероглиф… Только не надо мне снова говорить, что китайский — это из Китая!.. Тем более, что китайский — это из Тайваня. А Китая вообще не существует. Или скоро не будет. Сперва всех белых медведей передавим, а потом и за панд возьмёмся…

Успокойся, Сю. Хочешь мёду?

Да подавись ты своим мёдом!

Я осторожно перевёл взгляд налево, чтобы рассмотреть собеседницу.

Надо сказать, что увиденное впечатлило меня даже больше, чем фигура самого Пу.

Наверное, проще всего было бы сказать, что я увидел чёрную козу.

Однако, к сожалению, это ничего не объяснит. Вот когда я говорю, что увидел белого медведя, это означает белого медведя. Пу. Просто Пу. Простота и естественность. Необработанный кусок дерева: ничего лишнего, ничего недостающего.

А тут…

Знаете, есть такие объекты (и люди, кстати, тоже такие попадаются), рассматривая которые ты в каждый момент времени сомневаешься, чего или кого ты на самом деле видишь перед собой: каждая вновь замеченная деталь опровергает уже вроде бы сложившееся впечатление.

То, что я вижу перед собою именно козу, а не чёрного козла, следовало, во-первых, из ранее услышанного мною высокого голоса с истеричными интонациями, а во-вторых, из ярко накрашенных губ, длинных ресниц, причудливых бриллиантовых серёжек в ушах, и туго стянутого в декольте бюста примерно пятого размера.

Однако, чуть присмотревшись, я обнаружил на горле этого существа ярко выраженный кадык, что сразу испортило первое впечатление.

Когда же существо вальяжно засунуло себе пятерню в район паха и деловито почесалось, а затем развалилось на стуле в чисто мужской позе, закинув лодыжку одной ноги на колено другой — и это несмотря на тугую мини-юбку, тут же задравшуюся до самого верха бёдер, и обнажившую волосатые ноги в сетчатых чулках, — я ощутил себя то ли зрителем на шоу трансвеститов, то ли зевакой, случайно забредшим в гей- клуб.

Одежда Сю тоже оставляла сложные ассоциации. Поверх ярко-красного обтягивающего декольтированного платья был наброшен чёрный военный китель с одним витым серебряным погоном, более всего напоминавший форму СС из немецкой кинохроники. Однако на вороте кителя, вместо полагающейся двойной руны «зиг», блестел другой значок: латинская S, вертикально перечёркнутая двойной линией. Сходство, впрочем, было настолько большим, что опознать «знак доллара» я смог, только внимательно приглядевшись.

На груди Сю висел, вернее, почти лежал, огромный золотой медальон, на котором я рассмотрел одинокий глаз на вершине пирамиды и надпись «проба 999». Массивная золотая цепь вокруг шеи Сю, удерживающая медальон, тоже имела надпись вытесненными буквами, правда, немного другую: «проба 666». Весьма необычно выглядел и орден, приколотый на китель в районе левого кармана: несколько пурпурных сердец, наложенных одно на другое, и пронзённых стрелой, что в совокупности напоминало скорее не проделки Амура, а пачку кассовых чеков, насаженных официантом на иглу на барной стойке. На левом лацкане кителя красовался треугольный шеврон с надписью «Gott Strafe England!», а на правом — такой же, но с девизом «God Bless America!»

Увенчивался весь этот сложный образ цветочным венком, торчавшим на лбу Сю промеж её (его?) изогнутых рогов. Он бы окончательно делал бородатую козью морду принадлежащей языческому богу Пану, а отходящие во все стороны от венка яркие разноцветные ленты напоминали бы о романтических вечерах на хуторе близ Диканьки, если бы на этих лентах чёрным типографским шрифтом не были бы нанесены обескураживающие надписи вроде «Помним. Любим. Скорбим» или «Вечная память!»

Сю снова шмыгнула носом и приложила к глазам вышитый платочек.

Расстроил ты меня… — всхлипнула она, — Ребёнок… Ребёночек… А вот у меня никогда не будет детей…

Конечно, не будет, — кивнул Пу, пододвигая поближе к ней блюдце с вареньем, — Всё для этого делаем. Кто тебе даст растлением малолетних заниматься?.. Да тебя на пушечный выстрел к детям подпускать нельзя: вы их в лучшем случае в порнухе снимете, а в худшем — на органы пустите… Ну, или ещё объясните мальчику, что он девочка, а девочке — что наоборот.

Сволочь ты! — резко сказала Сю, отнимая платок от глаз, которые неожиданно оказалась совершенно сухими и пронзительно-холодными, — Гадина бесчувственная. Никакого романтизма…

Нет, почему? — добродушно отозвался Пу, почесывая лапой в затылке, — Я стихи сочиняю. Пыхтелки и шумелки… И вообще стихи люблю.

Стихи? Какие? «Шлюха, пусть будет сила духа, как у Винни-Пуха: ни пера, ни пуха!..» Типа такого?..

Нет, — озадаченно ответил медведь, — Где ты это услышала?

Как где? Это «Ленинград» поёт. Ты чего, с дуба рухнул?.. За трендами не следишь?..

С дуба это не я рухнул, — миролюбиво ответил Пу, — Это Винни-Пух. И это у вас какой-то свой «Ленинград»… У нас наш Ленинград совсем другое поёт… Ну, например, «И вот пришло заветное мгновенье: он разорвал осадное кольцо. И целый мир, столпившись в отдаленьи, в восторге смотрит на его лицо… Как он велик! Какой бессмертный жребий! Как входит в цепь легенд его звено! Всё, что возможно на земле и небе, им вынесено и совершено…» Я бы тебе ещё почитал… Но некогда. Сама знаешь.

Знаю, — вздохнула Сю, — Ладно, давай: чего у нас там по программе?

Пу шумно отхлебнул из чашки, вытер лохматой лапой пасть, вздохнул. Посидев минуту, словно бы сосредотачиваясь, он кашлянул и скучным бюрократическим голосом произнёс:

Очередной раунд переговоров между Светом и Тьмой объявляется открытым. Представители сторон явились. Полномочия проверены. У представителей сторон есть предварительные заявления?

Есть! — решительно сказала Сю, — Сволочи вы! Мерзавцы! Ненавижу вас! Уничтожать вас до последнего! Будьте вы прокляты! Гореть вам в аду!..

Не нам, а вам, — поправил Пу, — Ты чего, попутала?.. Домой не хочешь? Вам гореть. Если газ не отключим… А то вообще дровами будете топить… Давай ещё раз.

Ладно, — сказала Сю, — Сволочи вы! Мерзавцы! Ненавижу вас! Уничтожать вас до последнего! Будьте вы прокляты! Гореть нам в аду!..

Вот так, — кивнул Пу, — Теперь норм. Предварительные заявления стороны приняты и внесены в протокол. Переходим к основным прениям… Представитель стороны, у вас есть заявления по существу предмета переговоров?

Есть, — сказала Сю, и пригубила из чашки, оставив ярко-алый помадный след на краю, — Сдавайтесь, гады. Пока не поздно. Вас уже мало осталось.

А то что? — спросил Пу, глядя на собеседницу чёрными бусинами глаз.

А то уничтожим.

А если сдадимся?..

Тогда пообещаем жизнь.

Пообещаете?.. А дадите?

Нет, конечно. Но пообещаем.

А пообещаете хорошую?..

Вполне. Цивилизованно всё. По-европейски. Десятичасовой рабочий день. Или даже восьми… Зарплата. Льготные кредиты. Регулярные демократические выборы.

Кого?

Чего «кого»?

Ну, кого выборы?..

Нас. Кого же ещё?..

А зачем тогда регулярные? Раз и навсегда нельзя вас выбрать?

Нельзя. Это не демократично… И не эротично. Как можно раз и навсегда трахнуть?.. Надо регулярно…

Не паясничай, Сю. Ещё что?..

Ещё свобода.

Свобода чего?

Ой, мамочки, как я устала… Пу, а нельзя безо всего этого?

Нельзя, Сю. Ты же знаешь…

Свобода выбора. Свобода предпринимательства. Свобода воли. Свобода совести. Свобода от древней химеры, называемой совестью… Свобода секса. Свобода выбора пола… Короче, всё то, чего у вас, презренные рабы, нету.

Понятно. И всё это у нас будет, если сдадимся?

Ну да. Будем вместе строить капитализм. Через капитализм — фашизм. Через фашизм — Сютанизм. Станете, наконец, людьми. А не тварями дрожащими…

Кем станем?..

Людьми. Нами, то есть.

А сейчас мы кто?

Нелюди. Быдло. Вата. Твари дрожащие…

Понятно. А станем, значит, вами?

Сю шмыгнула носом.

Нет, ну нами, конечно, не станете… Нам-то это зачем? Чтобы вы нами стали? Если мы уже есть? А на вас и ваших детёнышей жратвы не напасёшься…

А как же тогда мы вместе будем строить капитализм и фашизм?..

Ну как… Мы вам будем говорить, чего делать. А вы будете делать. Пока не сдохнете… Arbeit macht frei. Jedem das Seine.1

Ясно… А чего тогда сдаться предлагаете? Зачем жизнь обещаете?.. Вы же, я так понимаю, хотите, чтобы только вы жили. А нас чтобы не было. Так?

Так.

Тогда смысл нам сдаваться? Если вы из нас всё равно абажур сделаете, или на мыло пустите?.. Странные вы какие-то, Сю. Жили бы в своей Тьме, как сами хотите… Мы вас для этого от Света и отделили. Чтобы об вас не мараться. И уничтожать вас не хотим. Ты знаешь, кто такой Кощей Бессмертный?..

Да пошёл ты!

Кощей Бессмертный — это то же самое, что Неуловимый Джо. Тот неуловимый не потому, что поймать не могут, а потому, что его никто не ловит… А ваш Кощей — он бессмертный не потому, что мы его убить не можем. У нас подробная папочка на него лежит… Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке. И где сундук висит, мы прекрасно знаем. Мы его сами туда вешаем. Каждый раз, когда Кощея опять поймаем, отмудохаем, по Красной площади прогоним, и на цепь посадим… Давно хотели расстрелять — начальство говорит, не трогайте… Но оно и понятно. Не для того отделяли Тьму от Света.

Вот и мучаемся с вашим Кощеем, как участковый с алкашом. Только отработали — глядь, он опять буянит… И вы то же самое. Лезете со своими либерально-демократическими фашистско-капиталистическими ценностями… Ломитесь назад, в Свет. Продаёте нам хрен за огурец. «Сдавайтесь, сдавайтесь…» Самим не надоело?

Тогда уничтожим вас! Подыхайте! Ненавижу! Сволочи!..

Сю перевела дух и снова отпила из чашки.

Понятно, — сказал Пу, и почесал в затылке, — Ладно: заявление стороны относительно предмета переговоров принято. Заслушивается ответное заявление…

Пу немного помолчал, слегка приосанился и кашлянул.

Прошла минута, другая.

Молчание продолжалось.

Не понимая, что происходит, я ещё больше скосил крышку и изо всех сил вытаращился на Пу. Мне казалось, что, поскольку он ничего не говорит, то вероятно, он должен в качестве ответного заявления исполнять какую-то сложную пантомиму.

Однако Пу сидел совершенно спокойно, расслабленно, изредка помаргивая чёрными бусинами глаз, и безо всякого выражения глядя на собеседницу. Я повернулся в сторону Сю, чтобы увидеть её реакцию. Её глаза, обращённые на Пу, горели яростным пламенем: казалось, вся ненависть, которую только можно было собрать, была сосредоточена в этом взгляде. Если бы взглядом можно было убить, если бы взглядом можно было бы срезать с оппонента по лоскутам шкуру, то вероятно, Пу сейчас прямо за столом превратился бы в освежёванную тушу.

А потом я увидел, что из глаз Сю текут слёзы. Они текли ручьём, сбегали по козьей бороде, капали на белый воротничок кителя, оставляя тёмные пятна… Это жутковатое сочетание холодной убийственной ярости во взгляде и потока совершенно беспомощных слёз я наблюдал в абсолютной тишине несколько минут.

Наконец Пу пошевелился и чуть наклонился вперёд.

Ответное заявление стороны выслушано, — произнёс он, — Прения закрыты.

Ненавижу! — прошипела Сю, сжимая кулачки и вытирая слёзы обшлагом рукава, — Ненавижу! Почему ты молчишь? Почему ты каждый раз молчишь?! Они хоть раз просили тебя что-то мне сказать?.. Они хоть раз поручили тебе что-то нам передать?!.. Хоть раз? Хоть раз?!..

Успокойся, Сю, — мягко сказал Пу, помаргивая глазами, — Ты же всё знаешь…

Я знаю! Я всё знаю… Истина невыразима, так?.. И поэтому ты всякий раз молчишь? Вы носитесь с этой своей Истиной, как с писаной торбой, проклятые идеалисты!.. Вы думаете, что знаете, как надо! Вы верите в мираж! В фантом!.. Мерзкий чурбан с опилками в голове, тупорылый медведь!.. Я не понимаю, как так получается… Не понимаю! У нас есть всё! Всё!.. У наших ног лежат все мировые столицы, наши подвалы забиты золотом, наши бассейны заполнены шампанским, мировые политики сосут у нас, как последние шлюхи, а любую шлюху мы можем возвести в ранг политика… Мы можем переделать мужчину в женщину, и наоборот, мы с лёгкостью можем выдать чёрное за белое, но мы не можем сделать ваше Белое своим Чёрным! И сделать своё Чёрное вашим Белым — тоже не можем… Почему? Почему?!.. И почему мы снова и снова приходим к вам, а не наоборот?.. Почему мы хотим вас уничтожить, а вы нас — словно бы и нет?.. Почему это у меня постоянно такое ощущение, что это ты меня бросил, а не я тебя?.. Что ты мне нужнее, чем я тебе?..

Сю умолкла, и за столом снова воцарилось молчание. Спустя минуту я осторожно посмотрел на Сю и с удивлением увидел на её чёрной козьей морде насмешливо-циничное выражение, а главное — идеальную косметику: никакой потёкшей туши, никаких помадных разводов, словно бы это и не она рыдала всего минуту назад, содрогаясь в бессильной ярости и злобе. Она сидела в той же самой хозяйской позе, что и в начале разговора, задрав волосатые колени в сетчатых чулках, и высокомерно поглядывая на собеседника.

Потому, что ты жадная, — спокойно ответил Пу, шевеля бусинами глаз, — И злая.

Да?

Да. Потому, что вы хотите, чтобы нас не было. Вы живёте только для себя. У вас нет ограничений.

А мы не хотим, чтобы вас не было. Мы живём для всех. И у нас есть ограничения: мы их себе сами положили. Эти ограничения — это вы и есть. Мы положили, что никогда не будем вами…

Я бы сказал, что у тебя есть выбор, Сю. Но у тебя его нет. Как и у твоих хозяев… И у меня его тоже нет. Знаешь, как иногда надоедает быть добрым и щедрым?..

Не знаю, — ответила Сю, — Откуда?.. Хотя мне вот ничего не надоедает…

Это потому, что жадность не насыщается. А ненависть нельзя утолить. Я вот тоже иногда думаю: ввести, что ли, частную собственность?.. На средства производства, а? Или на землю? «Где-то на белом свете, там, где всегда мороз, трутся спиной медведи о земную ось…» Представляешь? «Мимо бегут столетья, спят подо льдом моря: трутся об ось медведи — вертится Земля…» Нет, ты представь, трёмся мы, такие, о земную ось, и говорим: «Так, теперь вводим частную собственность на Землю, а заодно, и на ось. Как на главное средство производства. Кто хочет, чтобы мы продолжали тереться, а Земля — вращаться, заносите нам сюда по твёрдому тарифу… Кто занесёт, для того Земля будет вращаться. А кто не занесёт — тому козу сделаем. Пришлём, так сказать, за ним козу-дерезу…» Тебя, то есть, Сю.

Очень смешно. Вращатели Земли…

Ну да. «Не пугайтесь, когда не на месте закат: Судный день — это сказки для старших. Просто Землю вращают, куда захотят, наши сменные роты на марше…»

Да пошёл ты, поэт-песенник!.. В общем, всё ясно. Всё, как обычно: от переговоров к переговорам ничего не меняется… Ладно: вращайте Землю. Живите Истиной. А мы, так сказать, проживём и хлебом единым. И не успокоимся, пока для вас он только по талонам останется… Если вообще останется. Тем более, выбора-то у нас всё равно нет: ты сам сказал…

У тебя нет. И у твоих хозяев нет. А вот у всех остальных, кто под тобой ходит — есть. Для них и работаем…

Ну так и у тех, кто под тобой, значит, тоже есть?..

Есть. Между Светом и Тьмой всегда выбор есть. Это только они сами выбирать не могут… А другие между ними — всегда могут выбрать. Каждый день… Чаю хочешь ещё?

Я едва успел прихлопнуть крышку, как Пу своей медвежьей лапой прихватил меня за ручку и наклонил в сторону чашки Сю: чаю во мне к этому моменту оставалось немного, так что процедура прошла для меня не так болезненно, как в предыдущие разы. Когда он ставил меня обратно на стол, в комнате послышалось странное механическое хрипенье, словно бы прочищалось некое невидимое металлическое горло, а затем громко и надсадно несколько раз пробили настенные часы.

Пять часов, — сказал Пу.

Опять? — раздражённо поморщилась Сю, — У тебя что, всегда пять часов?

Не у меня, а у нас, — спокойно поправил Пу, — У нас с тобой всегда пять часов, Сю. Время пить чай. И мы, Сю, всегда с тобой будем сидеть тут, пить чай и разговаривать: хочешь ты этого, или нет… А у всех прочих будет время рождаться, и время умирать… Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время искать, и время терять; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру… А у нас с тобой на всё это времени нет…

Ах, — вздохнула Сю, — Вот и я об этом… Потратить лучшие тысячелетия свой жизни, разменять пик своей женственности на…

Пик своей чего?!..

Да ладно: подумаешь, лорд-хранитель традиционной сексуальной ориентации!.. Короче, разменять пик своей сексуальности и тысячи лет жизни на попытки соблазнить медведя-идеалиста с интеллектом ребёнка… Которого ты к тому же ненавидишь, и который всякий раз заставляет тебя рыдать от бессильной ярости… Мдя, нашла я себе работёнку…

Не расстраивайся, Сю. Давай я ещё чаю заварю?..

Я уже, кажется, упоминал, что Пу был неуклюж, как медведь. Однако я никак не мог предположить, что, поворачиваясь на стуле, он заденет меня своей лохматой лапой так, что никакой возможности оставаться на середине стола, и даже зацепиться за его край, у меня уже не останется.

Я перевернулся в воздухе, и навстречу мне стремительно понёсся тяжёлый мрамор пола, о который мне через секунду предстояло разлететься мелкими фарфоровыми осколками…

1 Arbeit macht frei (нем.) – «труд освобождает», Jedem das Seine (нем.) – «каждому своё». Обе фразы получили широкую известность как лозунги на воротах концентрационных лагерей гитлеровской Германии: первая в Освенциме и Дахау, вторая — в Бухенвальде.

Мальчик и Маска (Притча)

Жил был один Мальчик.  У него не было друзей. Когда он был совсем маленький, да и постарше, его мама говорила ему, что он плохой. Поэтому он и стеснялся общаться с другими мальчиками и девочками – ну кому нужен плохой друг?  Некоторое время другие мальчики и девочки еще пытались с ним дружить, а потом смотрят – не общается. Ну и ладно, думают, нам и без тебя хорошо. А он стеснялся.

Зато он очень много читал книжек. Эта же мама научила его рано читать, и он с четырех лет читал и читал книжки. Книжный такой был Мальчик. Можно сказать, книжки и были его друзьями. Вот он двенадцать лет читал книжки. И еще спортом занимался. Его какое-то время пытались побить – ну, раз дружить не получается,  – и вот он занялся спортом, чтобы не побили. А потом ему понравилось, и он уже занимался просто так.

И много сидел у окна, у бабушки дома, и смотрел на дождь. Не знаю, к чему я это,  но возможно, это что-то значит.

Когда ему исполнилось лет десять-двенадцать, он уже столько прочел, что сам начал писать книжки и сочинять стихи. Но он стеснялся их показывать – ну кому нужны плохие книжки и стихи? – и даже стеснялся из-за этого записывать иногда. И не стал писателем.

А потом исполнилось ему шестнадцать лет, и он смотрит: живет он как-то не так. Вокруг у всех друзей есть магнитофоны, мопеды там всякие. С девчонками они целуются. Ходят в разные интересные места, веселятся. А некоторые даже вступают в комсомол и другие важные организации, и их начинают ставить в пример – уважать, то есть.

И Мальчик решил, что тоже хочет. То есть он твердо решил, что больше не хочет, как раньше. Что впереди будет в любом случае лучше, чем раньше. И может быть, он даже станет хорошим.

И он надел Маску. Это получилось само собой – он не сидел специально и ее не придумывал. Но он был уже очень умный мальчик – книжек-то много прочел – и он примерно понимал, что нужно делать, как выглядеть и что говорить, чтобы тебя приняли в эту веселую жизнь. И он так и стал делать, говорить и выглядеть. Тут еще он перешел из школы в институт, там его никто не знал, ну все и решили, что – он всегда такой был.

И Маска получилась просто отличная. И действительно, появились и магнитофоны-мопеды, и целующиеся девчонки, и всякие важные должности. Для Маски почти не было невыполнимых задач: она получила и много денег, и большую квартиру, и классную машину, и собственную фирму, и даже сделала некоторую политическую карьеру в одной известной партии. Более того, в конце концов, женилась, завела детей и стала окончательно уважаемой. А чего?

И так ей стало больше тридцати лет. Или ему. То есть пятнадцать лет все это продолжалось, весь этот успех.

Но тут и началось самое интересное.

Маска все это время очень хотела прирасти к лицу Мальчика. Ну, вы понимаете: если бы она приросла, то Мальчика больше не было бы, и у Маски все бы стало совсем замечательно. И наш рассказ можно было бы закончить.

Но Маска вдруг поняла, что прирасти к лицу ей не удается. А Мальчик вдруг спросил: «А что это? А для чего это все?» То есть он понял, что от чего-то нехорошего Маска его увела, но вот куда привела – не понял. И он захотел Маску – снять.

Тут они начали сильно спорить – Мальчик и Маска.

«Ты все испортишь!» – говорит Маска, – «Слушай меня и не высовывайся из-под меня! И все будет хорошо!»

«У кого?» – спрашивает Мальчик.

«У меня! У нас!» – отвечает Маска.

«Не думаю» – говорит Мальчик, – «Мне кажется – все это тебе надо, а не мне. А я хочу вырасти…»

Здесь надо сказать, что Маска не была умнее Мальчика. Или сильнее. Она была – как бы это выразиться – опытнее, что ли.  Мальчик читал книжки, рисовал, и много смотрел на дождь. Ну что это за занятие! Словом, ему так и оставалось немного лет, по возрасту.

А Маска была, конечно, не в пример опытнее и хитрее. Она же всего добилась. И вот она говорит:

«Хорошо! Давай я буду делать все то же самое, но как бы для тебя!»

«Как это?»

«А вот так. Еще больше денег – девчонок – мопедов, но уже как бы не для них самих, и не для меня, а для твоего роста. Так и назовем это – личностный рост.  Понял? Договорились?»

Мальчик не то чтобы понял, но поверил Маске. Не забывайте, он же был плохой, а Маска – она хорошая, она вон сколько всего добилась. И слова эти ему понравились – личностный рост. В общем, не снял он Маску, и стали они жить по-прежнему.

Вот только по-прежнему – не получилось.

Маска уже не могла ничего делать. Вдруг выяснилось, что когда она только Маска, и прирасти к лицу не может, – ей ничего и не удается. И Мальчик понимал, что и он никуда не растет. Нет никакого роста – не личностного, ни вообще никакого. И пока они друг на друга злились – вокруг все начало рушиться. Окружающие-то постепенно понимали, что Маска – не настоящая, что она делает не то и не так. И все от нее стали уходить: и деньги, и магнитофоны-мопеды, и высокие должности, и интересные места. И даже жена с детьми.

И как только Маска это поняла – она сама и сбежала. Спрыгнула у Мальчика с лица и еще удивилась, почему это ей так легко удалось – просто соскользнула. А потом оглянулась на Мальчика и поняла, почему.

Потому что у Мальчика на лице были слезы.

И вот ведь какая штука.

Пока Маска всего добивалась, пока приходили деньги-люди-места – росла Маска. Она растолстела, похорошела, залоснилась и, как я уже говорил, почти приросла к лицу. А вот когда все стало рушиться, когда уходили деньги и предавали люди – стал расти Мальчик.

И довольно быстро вырос. Хотя прошло меньше десяти лет.

И вот он сидел один, похудевший и возмужавший, и держал Маску в руке. Маска-то Мальчика бросила, думала, что она сбежит от всего куда подальше – вот только бежать она не могла, упала на пол. А Мальчик ее поднял, когда все закончилось. Все-таки она ему когда-то помогла, и он ее не хотел на полу бросать… Добрый.

И произошел у них еще такой разговор:

«Вырос?» – говорит Маска.

«Вырос», – отвечает Мальчик.

«Ну, тогда надевай меня быстрее опять, еще не поздно, я…вернее, мы еще все успеем!»

«Мы уже успели», – говорит Мальчик, – «Теперь дело не в успехе».

«А в чем же? В чем?»

«Я пока не знаю», – отвечает Мальчик, – «Ты извини, но дальше я без тебя».

«Ты с ума сошел! Книжный Мальчик! Да кто ты без меня? Да кому ты нужен?» – кричит Маска.

А Мальчик ей:

«Вот это я и попробую выяснить…»

И отложил Маску в сторону.

В общем, если бы Маска приросла к лицу Мальчика, все было бы намного проще. Она-то твердо знает, чего она хочет. Но не срослось.

А Мальчик, хоть и много книжек прочел,  – как видим, пока не знает.

Такая вот притча.

Может быть, вы твердо знаете, чего хотите. И в этом я за вас искренне рад.

Если, конечно, вы твердо уверены, что то, что вы ежедневно видите в зеркале – это вы и есть, а не…

Впрочем, это неважно.

(2016)