| Забабахнулись |
Не верьте, если вам скажут, что ленивые люди – самые счастливые, и что нет большего блаженства, как предаваться лени. Это далеко не так. А по правде говоря, совсем не так. И даже наоборот.
Открыл глаза Лёха где-то ближе к обеду, долго рассматривал потолок, потом сделал утреннюю гимнастику: почесался, позевал, потянулся, оглядел стены.
Делать было нечего, да он и не собирался ничего делать. Еще не хватало загружать себя с самого утра! Оказалось, что это невозможно. Через час он так устал от безделья, что просто сил никаких не было. Дотянулся до пульта. А там по телеку то Украина, то Сирия, то Корея. Одно и то же! Больше нечего показывать! «Культуру» он не смотрел принципиально. Он что контуженный на всю голову, чтобы такую муть смотреть. Прощелкал по всем каналам. Опять закрыл глаза. Вскоре и голова, и тело начали раскалываться от трудового безделья. Это уже становилось невыносимо. «Книжку что ли почитать?» – подумал он. И весело рассмеялся.
Читал когда-то. Кажется, в третьем классе. Даже помнит, что про обезьянку, которая примеривал очки. В доме, однако, не было ни одной книжки. Зачем всякий хлам носить в квартиру?
Тут, как и положено, пришло спасение. Не могло же его бедствие продолжаться бесконечно! Звонок. «Ууу!» – завыл он. Так волки воют долгими зимними ночами. Зимой у них всегда начинаются вокальные сессии.
Это ж надо вставать, идти вон сколько, открывать. И за что ему такое наказание? Но делать нечего. «Я вам стахановец что ли? Оборзели в край!» Он зашаркал в прихожу, почесываясь и зевая. По ходу он изрыгал проклятия.
– Блин! Леший! Ты совсем офигел? Дрыхнуть до тех пор?
В прихожую в приоткрытую щель протиснулся Шалапута. Глаза его сияли, как ночная реклама на магазине. Шалапута – это не погоняло, а фамилия, если что. Но, как корабль назовете, так корабль и поплывет.
Куртка была расстёгнута, шнурки не завязаны, а футболка была надета задом-наперед, как и всегда. «Отпендюрить что ли?» – радостно подумал Лёха и улыбнулся.
– Прикинь, Шеший! Иду я, значится, по улице, – тараторил товарищ, скидывая обувку. – То сё! Сам такой клёвый, крутой, блин! Круче не бывает. Ну, может быть, где-то и бывает, но не у нас.
Шалпаута зашвырнул разбитые кроссовки в дальний угол, продолжая тараторить:
– Тёлки в мою сторону даже не смотрят. Боятся глаза сломать. Как я их понимаю. Надо беречься!
– Лалапута! Ты сразу переходи к делу! А то у тебя каждый раз одно и то же длинное вступление. Обязательно надо все мозги вынести сначала!
Шалапута помахал у него перед носом диском.
– И чо? – спросил Лёха.
Как будто он впервые в жизни видит диск.
– Через плечо! Прикинь, купил только что этот диск.
– Ну!
– Каральки гну! Читай!
– Ну, Бах какой-то.
– Въехал теперь! Крутецкое название! Если бы я собирал группу, я бы взял обязательно такое. Бах! И всех замочил, как в стрелялке. Все в вповалку убитые лежат. Бах – это значит у них убойный ударник. Так бабахает, что в перепонках зашкаливает и крышу на фиг сносит! Ууу! Представляю!
Он весь заходил ходуном
– Бах! И мы лежим с тобой в трансе. Это покруче «Рамштайна»! Тёлки бесятся, сходят с ума… А ты дальше, Леший, посмотри! Я офигеваю!
Шалапута провел пальцем по пластиковой коробочке. От пальца осиался след. Он вытер его рукавом. И опять провел пальцем. «Беляши лопал!» – со злостью подумал Лёха. Мог бы и занести ему.
– Читай! «Музыка для Органа». Прикинь!
– Да вижу я! – отмахнулся Лёха. Еще раз перечитал. – Для какого органа? Может быть, это типа релаксации. Ну, для расслабухи. Сейчас много такого музла. Врубят. Врубят и лежат, пошевелиться ботся.
– Ну, как же! Тогда бы назвали иначе. Ну, типа, «Умиротврение» или «Шелест морской волны», «Покой и расслабон», «Полная прострация»… А то «Бах»! чувствуешь?
– Тарарах! – радостно воскликнул Лёха.
И хором:
– Трамбабах-бабах!
– Усёк теперь для какого органа? – спросил Шалапута.
– – Так это для…
– А то! Аэно три гектара! Это ж до самой пенсии хватит! Ууу! Я балдею! Вот везуха так везуха!
– Так, может, сразу телок пригласим? Ну, и винца само собой. Там у нас в магазине дешевенькое завезли.
– Само собой! Сейчас только предварилку послушаем для разгона, чтобы день задался.
Они радостно рассмеялись.
– Я сегодня богатый, – сказал Шалапута. – У родоков косарь подрезал, пока они за столом клювом щелкали. Ты телок обзванивай, Леший! Только таких попокладистей и не совсем страшных. Не как в прошлый раз, когда полный облом вышел. Прям все такие недотроги!
– Хоп!
Они звонко хлопнули ладошками.
– Отрываемся по полной, чувело!
– Ха-ха-ха, корефан! Сегодня живем, а не существуем!
Они потопали в зал к музыкальному центру.
– Прикинь, Леший! Я уже в напряге! А чо будет, когда Баха врубим? Ууу!
– Бах!
– Тарарах!
И хором?
– Трамбабах!
Они радостно засмеялись. День обещал быть ярким и насыщенным.
Из динамиков полилась торжественная небесная музыка.
– Чо это такое? – удивился Лёха.
– Это упертюра называется, – важно ответил Шалапута. – Сначала кидают такую заманку: мол, это, чуваки, такая скукотища, что скулы сводит. Ну, кое-кто покупается. А потом как забабашут из всех ударных! Сразу в башне начинает зашкаливать.
Они упали в кресло и расслабились в предвкушении.
– У тебя для органов-то есть? – спросил Шалапута. – То я потратился, блин!
– Что-то долго упертюрят! – проворчал Лёха. – Задолбало уже!
– Затянули! – согласился Шалапута.
– Давайте, чуваки, бабахайте! Что вы в натуре тяните кота за хвост!
Лёха подпрыгивал от нетерпения на кресле.
Время как будто остановилось. Прошла четверть часа. У Шалапуты челюсть отпускалась всё ниже. Лёха нервно сжимал и разжимал кулаки.
– Блин! Братан! Кажется, колонули меня. Блин, как лоха развели!
Лёха медленно поднялся. Шалапута тоже медленно поднялся и попятился задом в коридор.
– Леший! Ты чего? Ну, мой косяк! Лоханулся! С кем не бывает?
– «Бах» говоришь? Сейчас тебе будет «Бах»! такой кайф обломать!
Лёхин кулак стремительно приближался к шалапутинскому глазу.
– Чего ты так долго увертюришь? – пробурчал Лёха. – Опять себе цену набиваешь?