Проводив Наташу с Викой теплым почти материнским взглядом, — Лариса почувствовала физическую необходимость побыть наедине с собой…  Присев на краешек скамейки под елью, испытывая тревожное давление под сердцем. Что-то знакомое почудилось ей в поведении Наташи, будто уже где-то виденное или даже прочувствованное…  Прохладной волной нахлынули воспоминания.

Лариса рано потеряла родителей. Отца почти не помнила совсем — работал  водителем и погиб в одном из  рейсов, когда ей исполнилось  четыре года.  А мать  помнит всегда в слезах и пьяной.  Дома часто собирались какие-то люди.  Мать с ними все время поминала отца, а потом они пели и иногда дрались.  Лариса вспоминает до сих пор, что  постоянно хотелось, есть и плакать, но почему-то боялась просить у матери.

Нет,  она  не била её и даже не кричала, но очень строго всегда смотрела и никогда в жизни не целовала. До сих пор  помнит, как замирало — ее маленькое сердце, глядя на то, как подружек целуют родители. Оно сжималось от невыносимой тоски, и девочка становилась еще меньше ростом.   Однажды Лариса, едва заснув под шумное застолье матери, как вдруг ощутила нечто невероятно теплое, ласковое — чувство, до сих пор ей неизвестное.

Не просыпаясь, протянула руку к тому месту, ниже пупка, откуда исходило это нежное ощущение, и наткнулась там, на большую шершавую и волосатую руку… Девочка резко открыла глаза — над ней нависало мерзкое, обросшее щетиной лицо маминого собутыльника, который гладил  по всему телу и пытался поцеловать, наваливаясь на нее.  Ларисе было ещё семь лет.

От ужаса и омерзения закричала так сильно, что буквально ошарашила хмельного мужчину своим криком, тот не удержался на ногах — так был пьян — и рухнул на пол возле кровати, цепляясь за  трусики.  Девочка сумела вырваться и, оказавшись совершенно  голенькой, выскочила на улицу.  Её увидела соседка, которая возвращалась с дежурства — она работала в родильном  доме акушеркой.

Был суд.   Маму Ларисы лишили материнства, а девочку отдали в детский дом.  Мать покончила с собой, напившись какой-то дряни.  С Егором Лариса познакомилась в детском доме, но чувство между ними возникло, когда он уже покидал его, а она оставалась там еще на один год.   Их свадьба состоялась через два года.  Молодожены получили комнатушку от завода, на который устроили работать Егора.

Он поступил учиться в техникум, а Лариса собралась рожать  первенца.  Она беззаветно боготворила  мужа и сына, вложив в эту любовь все не дополученное от  родителей чувство. Себе уже совсем не принадлежала. Егор первое время ей помогал вести хозяйство и забавлялся с сыном, но постепенно отошел в сторону, объясняя это тем, что кто-то из семьи должен идти вперед, чтобы содержать их. Лариса не возражала, но почувствовала, что муж охладел к ней.

Даже стал, как бы стесняться.  Хотя она была довольна привлекательной женщиной и от природы  наделена умом и понятием, что к чему.  Внезапно обрушила на Егора свое заявление, — что тоже решила поступать в училище.  Это известие почему-то не обрадовало мужа, даже, наоборот, — привело в негодование, но Лариса отдала Митеньку в ясли и пошла учиться.

Одному богу известно, чего ей стоило, и заниматься, и выхаживать сына.  Егор пристально вглядывался в ее глаза…  Не узнавал…  Вроде раньше не позволяла себе такой настойчивости и упрямства?!  Не мог понять нравится это ему или нет?! Его назначили мастером цеха, и с деньгами стало немного лучше.  Отношения вроде бы наладились.   Лариса, окончив училище, устроилась на работу, а Егору предложила поступать дальше в институт.

После долгих споров  согласился.   Дирекция завода дала рекомендацию, и он пошел учиться в политехнический институт.  Ей приходилось трудиться на двух работах, а на Егора было возложено, только отвести, и забрать сына из садика. Немного помогала бабушка, которая жила с ними в одном доме — приглядывала за мальчиком.

Ларисе иногда казалось, что отваливаются руки.  Уставала невероятно, но в силу своего веселого нрава, неизвестно откуда взявшегося при её жизни, — держалась на оптимизме и всеобъемлющей доброте, каковой окутывала буквально всех, с кем общалась.  Когда Егор был уже на последнем курсе института — решила забеременеть,  чтобы к получению диплома, родить еще одного ребёнка.

Рассуждая, что Егор как раз начнет работать, а она займется воспитанием детей, тем более что его ждала уже хорошая должность, и по деньгам тоже. Сказав ему о своей беременности, — заведомо предвкушая, что делает ему приятный сюрприз к окончанию института…   Сама, того не ожидая, получила страшнейшую неожиданность…

Но, как показывает жизнь, — бывает все, даже то, чего нельзя и предположить. Такой же точно подарок для него уже носила в своем животе однокурсница Егора!  Он же все  не мог осмелиться поставить в известность жену…   Да и как можно было на это отважиться, зная о  самоотверженном отношении к нему жены.   Тогда Лариса думала, что уже не поднимется с колен, на которые ее поставил самый близкий и дорогой человек.

— Против меня восстал весь мир, думалось бедной женщине. Жизнь  выбросила за борт.  Тогда  казалось, что  ее презирают.  Даже не смела,  поднять на людей глаз.  Неясно, откуда могло взяться подобное чувство униженности,  будто это она предала мужа?! Правда, это свойственно только глубоко порядочным людям.   Вы ведь, наверное, иногда замечали за собой  странное явление?  Стыдно смотреть в глаза человеку, который вам же  должен некоторую сумму,  долго не отдает, и,  даже не извиняется за задержку?

Лариса обладала, сама того не понимая, одним неоценимым качеством — она умела быть счастливой.  И, вот именно в такие моменты своей жизни, когда счастье буквально выплескивалось из ее глаз, окружающие люди часто оглядывались по сторонам, пытаясь увидеть то самое счастье, от которого эта женщина светится, но…  Увы, и ах!   Для этого, видимо, нужны особенные очки!   Так вот, тем самым счастьем, готова была окутать всех. Раздавала его налево и направо.  А сейчас хотелось скрыться от людей, затихнуть, но надо было воспитывать Митю, и Лариса начала понемногу поднимать глаза и идти вперед.

Родила доченьку почти одновременно с новой женой своего мужа, подарившей  тоже девочку. Егор ушел к ней, а Ларисе помогал маленькой суммой, обещая, что со временем будет больше.  Митя ушел в себя, стал плохо учиться, а на уговоры и просьбы матери грубо отвечал, что это она виновата, что папка ушел от них, так все говорят.

Не надо было его отпускать, а она просто отошла в сторону, освобождая ему дорогу в новую жизнь…   Ох, уж эти советчики!  Им  только в чужом белье покопаться, вместо того, чтобы выстирать, как следует, свое.  Пересилив боль, Лариса решила поговорить с мужем, чтобы как-то помог повлиять на сына. Егор ответил, что его должность сейчас отнимает много времени, и предложил отдать мальчика в военное училище.  Узнав об этом, Митя сбежал из дома.

После длительных сумасшедших поисков, его обнаружили в Омске, в компании подростков-наркоманов, с которыми он познакомился на вокзале, — те привезли коноплю, а выращивает ее дед одного из этих отпрысков в Омске, на огороде.  Когда мальчика нашли — «враг рода человеческого» уже содеял свое черное дело.  Для юного организма оказалось много не надо. Что Лариса предпринимала для спасения сына, одновременно поднимая на ноги маленькую Леночку, — знает только бог!

Через два года забрала сына из больницы — колонии и устроила на завод с одновременной учебой в техникуме. Борьба за жизнь объединила их, и об отце больше не говорили.  Однажды вечером к ним позвонили. Открыла Леночка:
– Мама, к тебе пришла папкина – мама Насти, — так звали вторую дочь Егора.  Лариса вышла в прихожую. Выжидающим, долгим взглядом смотрела на жену своего мужа.
-Егор попал в аварию и сейчас лежит в больнице…  Ему ампутировали ногу, — сказала та, опустив голову, так как Лариса смотрела  во все глаза.  Они у нее были большие и особенно красивые, когда она очень взволнована. Лариса стояла в оцепенении — не думала и не гадала, что после всего пережитого ею с сыном, что-то, может, так сильно взволновать — до такой степени окаменело  сердце.  Да и, вообще, оставалось ли там еще что-то?  Но не тут-то было.

Сообщение Нины, так звали эту женщину, подняло в ней бурю чувств и беспокойства о Егоре, отчего ее глаза стали еще больше, и этого не могла вынести его новая жена.  Вся, как бы съежившись, Нина быстро попрощалась, увидев, что ее Егор совсем небезразличен бывшей жене. Взяв себя немного в руки, Лариса спросила, в какой больнице  лежит, а может ли  его посетить, и не собиралась спрашивать вообще. Попробовали бы вы быть на месте того, кто  ей ни позволил посетить своего мужа в больнице!

К нему не пускали, но она сказала, что  жена и только недавно прилетела и должна уезжать опять. Эти аргументы повергли медсестру в шоковое состояние, потому что только десять минут назад от этого пациента уже ушла одна жена… Но пока та приходила в себя, Лариса находилась в палате.  Она не могла узнать мужа — Егор был весь перебинтован, а в том месте, где должны  быть ноги, — провалена простыня с одной стороны.   Лариса, как каменная, уставилась на родимое лицо. До боли желанное…

Все внутри буквально окатило палящей волной воспоминаний об их совместной жизни!  Сердце кричало о любви и боли за единственного ненаглядного  человека…  Все остальное уже не имело никакого значения.  Тут вбежала сестра и сказала, что ее уволят с работы, если дама не выйдет из палаты. Женщина, молча, удалилась,  обессилено опустившись на кушетку.    Медсестра не стала выпроваживать — почувствовала, что здесь что-то очень серьезное и, пожалуй, поважнее, чем та жена, которая была ранее.

Во всяком случае, такого беспокойства та не проявляла, но зато ее очень волновал вопрос, а есть ли сейчас такие протезы, которые полностью заменяют ногу? Главный хирург ей ответил, как показалось сестре, несколько раздраженно, что об этом еще рано думать, а надо беспокоиться, чтобы он, вообще, остался жить.   Егор еще не приходил в себя, а в реанимацию ни под каким предлогом не пускали.

Лариса попросила разрешения остаться в больнице, делать какую-нибудь работу, пока  не придет в сознание. Разрешили.  Рано утром Егор открыл глаза…  Ему сказали, что здесь в больнице всю ночь дежурила его жена.
Он, еле-еле шепча, спросил:
-Лариса? Врач подошел к ней и узнал, как ее зовут, когда  ответила — сказал про вопрос Егора. Лариса едва заметно улыбнулась… Она и сейчас улыбнулась, вспомнив, как   доктор, заходя в ординаторскую, кому-то там рассказывал: «Да, эта женщина — наш человек!»

Она провела в больнице еще почти весь день, но надо было заниматься сыном, и дома совершенно нет готовой еды…  Нина, как  законопослушная гражданка, не в пример Ларисе; сказано, что нельзя в реанимацию, значит, запрещается!  Она и не приходила, а только иногда позванивала, чтобы узнать, как там дела.  Лариса, быстро все, приготовив дома, сказала детям, что с их отцом случилась беда, на что Дмитрий буркнул: «А мы-то здесь, причем», но мать взглянула на него так строго, что  вопросы отпали сами собой. Попросила Митю приглядеть за сестрой и на всех парусах умчалась в больницу.

Егору не разрешали общаться и разговаривать…  Она носилась, помогая ухаживать за тяжелыми больными, и постоянно заглядывала в палату. Он ее не видел — совершенно был неподвижен.  Медсестра сказала Ларисе, что звонила жена и интересовалась, как дела, говоря это, с неподдельным пристрастием смотрела на нее, пытаясь уловить, какое впечатление произвело на женщину это сногсшибательное сообщение?

Ох, уж эти любители крови!  Им все  мало!  Почему так жаден человек до чужих бед?  Но это уже другая тема, а пока остается этот момент только констатировать. Ее ждало разочарование — Лариса была само естество и безучастие к этой теме.  К вечеру, когда собралась сбегать домой и на работу, чтобы предупредить о своем временном отсутствии, ей сообщили, что Егору стало хуже — воспалилась вторая нога, скорее всего, нужна будет еще одна операция, чтобы спасти его жизнь.

Через две недели  ампутировали вторую ногу.  Лариса, пока он приходил понемногу в себя, дежурила в больнице.   Женщина похудела, осунулась.  Дети, чувствуя, что-то серьезное, притихли. И как могли, старались ее не огорчать.   По дому им помогала соседка, которая очень любила Ларису за ее доброту и веселый нрав. Хотя никак не могла понять, как она может после всего помогать этому козлу?! Но Лариса этот вопрос не обсуждала, ни с кем. Она любила иногда поболтать, но о серьезном предпочитала молчать и поступать так, как велит ей ее сердце.

В больнице ни разу не встретилась с женой Егора.  Нина была всего два раза, да и то, в отсутствие Ларисы. Вполне возможно, что к этому стремилась — ей ведь сказали, что здесь все время находится еще одна его жена, но Нина ничего не ответила на это сенсационное для всех обывателей сообщение, а только низко опустила голову.

Спустя две недели, когда Егора перевели в палату — отдельную для тяжелых больных, у них с Ниной произошла встреча, на которой та сообщила, что уезжает с дочерью к своей маме на Украину. Странно, но Ларису это почему-то не удивило, но и не обрадовало. Слушала Нину с каким-то равнодушием и брезгливостью.  Только угрюмо улыбнулась, ничего не сказала, хотя обида за Егора захлестнула ее.

Через некоторое время после ампутации врач и физиотерапевт заставили  как можно скорее подниматься с кровати и начинать ходить, чтобы развивать мышцы и предотвращать отеки.  Им выдали, очень старомодное на вид приспособление.  Будто со времен Первой мировой войны; «пневматическое пост ампутационное средство передвижения».

С этим механизмом (вместе с палками) те, кто недавно потерял конечность, делают свои первые шаги, чтобы почувствовать, что такое протез. Начальной искусственной ноге — надувном протезе, который выдерживает лишь часть массы тела. Вместе с ним училась осваивать.  Освоение главных протезов еще нескоро.
– Процесс этот долог и мучителен, — предупредил врач. Но вы, справитесь.  Я в это верю. Вы редкая женщина и человек,- восхищенно глядя прямо в глаза Ларисе, говорил врач.  Потом, Егора перевели в реабилитационное отделение. Она проводила все свое время рядом с мужем.

До сих пор перед ее глазами  картина их возвращения…  Долго стояли друг против друга, не проронив ни слова. Он, сидя  в коляске…
– Я даже не могу стать перед тобой на колени, — с горечью сказал тогда Егор! Не говоря ни слова, Лариса сама опустилась перед мужем на колени, ответив ему:
– Для этого теперь у тебя есть я.  Из глаз Егора по щеке скатывалась слеза.     Она же тихонько  плакала, уткнувшись   в надувные протезы.

За всю их дальнейшую жизнь не было не произнесено ни одного слова о прошлом.  Семья переехала в Санкт-Петербург, подальше от всех любителей смаковать чужую боль и поближе к своему старшему сыну — Дмитрий работал и учился здесь в  университете, и уже собирался жениться.

Все эти воспоминания пронеслись в голове Ларисы, приводя  к размышлению о том, что ей, пожалуй, чем-то знакомы волнения Наташи.   Да и кто бы в этом сомневался? Такое испытать — можно было научиться чувствовать и понимать других, хотя далеко не всех переживания делают мудрыми, оставляя при этом в сердце доброту к людям.

А жаль!  Добросердечность  продлевает жизнь, а главное — делает ее осмысленной и благословляемой оттуда… Сверху.  Лариса о своей жизни никому не рассказывала, не хотела, чтобы жалели, а Егора казнили. Совершенно справедливо  не считала себя вправе судить своего мужа, а вот помочь, — тут  ей советчики не требовались.

Ну а с ним велся диалог, опять-таки, оттуда, — сверху. А сейчас она была для  детей мамой, о которой можно только мечтать.  Матерью, показавшей  своим примером, как следует жить. Она совершенно не умела читать морали, но могла поступать так, как чувствовало ее благородное сердце.

Вряд ли эта женщина так анализировала свои поступки.   Да, может, не хватало немного образования, но то, чем владела, стоит гораздо больше, чем все академии мира вместе взятые. Но сейчас, думая только о Наташе —  знала, что этой гордой, интеллигентной женщине нужна просто молчаливая поддержка.

-А их есть у нас, — шутливо подумала Лариса! И, тот факт, что ее простую женщину, как она привыкла размышлять о себе, посчитали достойной такого доверия, — особенно вдохновлял.  Справедливости ради стоит сказать, что эта, далеко не простая женщина заслуживала большого человеческого доверия.  Тяжело вздохнув, она поднялась со скамейки, отряхнула платье и отправилась домой согревать душевным  теплом домочадцев.

 

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

 

 Вадим.

После разговора с дочерью Вадим еще долго сидел, опустив голову и не замечая, что до сих пор держит в руке трубку. Был совершенно озадачен, раздавлен и смущен…  Пытаясь представить, как Наташе пришлось выкручиваться, лгать детям про больную ногу, его мнимый приход, командировку, чтобы не ранить  хрупкую психику… Почувствовал, как сердце сжалось и тупая боль распространилась по всей грудной клетке. А как же она сама приняла его предательство?! Раз она говорила им про командировку, значит, звонила на работу… Тихонько застонал, представив, что там  брякнул охранник, хотя тупее,  чем он сам  вряд ли кто-нибудь ее сумел обидеть…  А с чего он, вообще, взял, что ее нет ни в душе, ни в сердце?! Да, он почувствовал  с Майей увереннее, по-новому, как бы обретая себя сызнова, но вряд ли это можно было назвать любовью.

Интенсивность,  с какой на него обрушились приемы интеллектуального обольщения, искушенной в этом вопросе Майи, совершенно не оставляла  времени на размышления.  Хотя, о чем тут размышлять?! Мы совпадаем по всем пунктам человеческих взаимоотношений, нет, так Майя не говорила – это вытекало из ее поведения. А что же тогда с Наташей?! Если любовь прошла, то почему  так болит сердце и, не только за детей, хотя и за них тоже. Но это какое-то другое состояние. Мы редко понимаем тех, кого любим. Не принимаем их такими, какие  есть на самом деле. Пытаемся совершенствовать их, забывая это же самое прежде проделать с собой. Совершенно очевидно, что с нашим героем происходило и продолжает твориться  что-то вроде этого… Вадим в изнеможении откинулся на кровати. Внезапно и остро ощутил, как ему дороги их совместные вечера, прогулки, поездки и разговоры…

Не понимал, пока это не прекратилось. Перед его глазами с ясностью засветилась трепетная, чистая, целомудренная картина их первого грехопадения… Это событие они с Наташей празднуют, вот уже двадцать лет. В тот день, мама сказала, что  хотела бы разделить одиночество своей сестры, недавно похоронившей мужа, и  вместе встретить Новый год. Правда, ее можно было пригласить к ним… Но… тут, смущаясь, замялась на мгновение, а потом всё-таки сказала, что считает своим долгом помочь им с Наташей лучше узнать друг друга.  Говоря это,  покрылась румянцем, а, оказывается, он был ей к лицу.  Вадим первый раз увидел  маму такой раскрывшейся, как бы вышедшей из панциря  души. Стало, очень жаль ее, и в то же время чувство благодарности за доверие и понимание вспыхнуло в его сердце.   Оказывается, совсем не знал раньше маму, думая, что она не в состоянии понять такие тонкости.

Относился  с оскорбительной снисходительностью, иногда даже стесняясь,  матери перед однокурсниками, у которых были, как казалось, образованные и респектабельные родители. Эти юношеские заблуждения,  вообще, присущи основной части молодежи. Как бы ни было, в конце концов, понимание пришло, что случается не со всеми детьми. К великому сожалению! Но тут, видимо, есть и большущая вина родителей.  Вадим   с благодарностью посмотрел на  мать. Подошел, ничего не говоря, прижал ее хрупкую фигурку к себе и долго, долго не отпускал.
-Мама! Я хочу сегодня сделать предложение Наташе. Пожалуйста, прими ее как дочь. Родители ее, погибли в автокатастрофе два года назад. Больше не сказали друг другу ни слова, и она ушла. У обоих осталось такое впечатление, что заново обрели друг друга, и протянулась невидимая для постороннего взгляда нить, которая теперь их соединила – одной, только им известной тайной. Ох! Как же важно это прекрасное выражение отношений между родителями и детьми! Только оно может дать положительные результаты грядущим поколениям…  Ну, во всяком случае, так кажется мне.

Наш герой чувствовал себя счастливым еще и оттого, что обрел заново маму, что сегодня со всей полнотой уже давно копившегося чувства, и просто требующего выхода наружу, наконец, сделает Наташе предложение и…  А, это как получится… Но то, что для этого сегодня не существовало никаких препятствий, – будоражило и еще больше возбуждало воображение, которое и так уже  с верхом переполнено новыми удивительными чувствами. Вадим рванул к телефону с такой силой, что едва не свалил  столик в прихожей:
-Наташка! Ты сегодня приглашена к нам в гости! – выпалил Вадим. Никаких стеснений, будем одни.  Мама уехала к сестре. Ну, Наташенька, родная моя! Ну и что же, что Новый год завтра. Мы проводим старый год, и, вообще, надо с тобой о многом поговорить еще в старом году. Договорились встретиться на Аничковом мосту.  Шел пушистый, пушистый снег…

Наташа казалась принцессой из сказки. Золотистые волосы растекались по плечам и были усыпаны снегом, делая ее волшебной и загадочной. Домой они пришли уже поздно. Вадим поставил Наташину любимую певицу – Барбара Стрэйзанд – это предусмотрел он сам, а вот шампанское в холодильнике, да еще и двух сортов, сухое и полусладкое, конечно, мама. Перед уходом она, смущаясь, сказала, что купила им шампанское, не зная, какое любит Наташа, поэтому взяла двух сортов. Вадиму и в голову не приходило, что мать может быть таким тонким человеком. Им было легко, тепло, необыкновенно  уютно. Оба трепетали от ощущения приближающегося, нового и такого желанного выражения их любви. Вадим, оказывается, до сих пор не забыл, какими оковами связывали его тогда нерешительность и смущение.

Постелив Наташе в своей комнате, – сам пошел спать в спальню матери, но от волнения не находил себе места. Лихорадочно оделся и вышел на улицу, с жадность подставил лицо колючему снегу. Снежинки лупили  буквально наотмашь. А он только усмехался им навстречу счастливой и загадочной, светящейся улыбкой.
-Наверное, шампанское сводит меня с ума, – думал он. Конечно же, лукавил… и сам это понимал. Не от шампанского у него кружилась голова,  и замирало сердце,  имелась куда более веская причина. Было уже далеко за полночь, и свет не горел.  Вадим снял пальто, скинул мокрые туфли. В одних носках, стараясь не шуметь, подошел к кровати. Лунный свет и белизна снега наполняла комнату серебряными тенями.

Робко приблизился и стал смотреть на спящую Наташу. По подушке разметались длинные пряди волос. Одна рука свисала с койки, на ней сквозь белизну кожи проступали голубоватые жилки, вызывая  необыкновенную нежность и трепетную жалость к своей любимой. Дрожащими руками осторожно потянул простыню. Мама заботливо постелила им очень красивое нежно-розовое белье.
-Ах, мама, мама! Спасибо тебе, родная моя, – с нежностью подумал Вадим. Розовые простыни отливали в лунном свете перламутром. Наташа пошевельнулась, почувствовав прохладу, и снова замерла. Вадим весь задрожал, но не от холода – его била дрожь от смущения и мучительного желания. Не помня себя, лег рядом, боясь прикоснуться ледяной кожей, но сам горел от внутреннего жара. Мозг пылал. Еще долго смотрел на нее. Потом протянул ладонь.

Его пальцы ласково обвели овал лица, коснулись ресниц, влажных полураскрытых губ.   Рука скользнула к ямке на шее, воровато погладила упругую грудь. Нежное тепло и покорность  тела, не ведающего, что его ласкают, жар сонного дыхания все сильнее разжигали его. Наклонив голову, он приник к губам, ощутил дрожащими ладонями  груди, втянул губами розовый сосок и ласково лизнул языком. Почувствовал, как изнеженные бугорки твердеют. Вадим тихо застонал. Прижался бедром к ее ноге.   Стан мучительно – сладко напрягся… Казалось, что он грезит… Снова принялся ласкать  тело самыми кончиками пальцев. Медленно скользя по бедру, они постепенно приближались к завиткам волосков, ласкали бедра изнутри…

Какая нежная кожа, точно шелк.  Наташа вздохнула, повернулась во сне набок. Упругие груди прикоснулись к нему… «Бунтарь», изнемогающий от желания, оказался притиснутым к шелковистым ляжкам. У юноши помутилось в голове… Словно завис на страшной высоте водопада. Потом, не удержавшись, с потоком ревущей воды понесся вниз. Не помня себя, раздвинул сонные бедра… Вошел  сразу почти незаметным толчком. Оказавшись в ней, замер, пытаясь осмыслить состояние. Чувство вины, истома, слияние чистоты и греховности волновали до безумия. Любовь и похоть одновременно – такого  еще не испытывал, хотя имел уже некоторый опыт. Вадим боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть это мгновение, но не смог удержаться… Тихонечко качнулся и снова замер. Еще один толчок, и его настиг острый, как лезвие ножа, миг наслаждения. Фонтаном брызнула кровь, так казалось ему…   Он умер и… уснул… Наташа, дождавшись, когда он  совсем уснет, открыла глаза.  Девушка еле-еле сдерживала себя, чтобы не закричать от нежности, стыда, боли и наслаждения…

Утром Вадим носился как сумасшедший по квартире с кухни в спальню, напевая подпрыгивая.  Наташа открыла глаза.  Их взгляды встретились, и она сказала:
-Ночью я видела сон…
-Ты же знаешь, что это был не сон, – перебил ее Вадим.
-Конечно, знаю…

 

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
сайт novlit – Эхо наших поступков
samlib – sherillanna

На меня их тяжелая артиллерия тоже наводит страх:  тушь, блеск,
восточные ароматы, шелковое белье.   Они объявили мне войну.     Они пугают — что-то подсказывает мне, что соблазнить их всех не удастся. Обязательно свалится на голову еще одна, новенькая, и ее шпильки будут еще выше, чем у предыдущей. Сизифов труд.
(Фредерик Бегбедер)

Я сошла с ума?!
Того не знаю.
И не желаю знать!
А, может, влюблена?!
Быть может,
Но мне на это
Как-то наплевать.
Ах, как сладко
Быть свободной.
Где-то гордой,
Где-то кроткой;
Неизменно непокорной
Пред тобой!
Ты не жди меня,
Люби-и-мый!
Видишь, прохожу
Все мимо, мимо.
И не стану я
Твоей судьбой.

Майе исполнилось 34 года. Еще в своем прыщавом периоде жизни раз и навсегда поняла, что не красавица и по этому поводу не испытывала никаких терзаний. Воспитывали их с братом, надо сказать, грамотно, выставляя всевозможные увлечения на первое место: книги, посещение концертов симфонической музыки, изучение языков, и спорт. Все это в разумных дозах, составило образ вполне гармонично развитой личности, и просто не оставалось времени зацикливаться на такой мелочи, как отсутствие кукольной мордочки. А если ко всему этому еще подсыпать немного разума и прирожденного чувства юмора…  У-У-У-У-У! Красавицы, расступитесь!

Идет Майя! Почти мужской ум соединялся в ней с женским своенравием. Знала, чего хочет, умела трудиться и добиваться поставленных целей. С головой у нее было все в порядке, но вот в личной жизни могло бы быть лучше. Оба мужа не хотели мириться с позицией женщины-лидера вдобавок ко всему, еще и умной. Со вторым мужем повезло больше. В отличие от первого, студенческого, после развода оставил некоторое количество деньжат. Слава, так звали второго мужа, был каким-никаким бизнесменом. Да и старший брат, относился с нежным обожанием. Впрочем, эти чувства у них в семье культивировались.

Брат подталкивал ее создать что-нибудь эдакое, свое… В надежде на то, что, возможно, бизнес ее несколько отвлечет от озабоченности по созданию брака. Свои предложения он подкреплял значительной субсидией… Это стало совершенным поводом для молодой предприимчивой леди основать свой, пусть маленький, бизнес-туристическое агентство «Майя». Опыт работы с иностранцами из Франции в качестве гида-переводчика у нее уже имелся. Создание агентства подходило к своей завершающей фазе. Во всем помогал старший брат Владлен, имея хорошие связи в определенных кругах, да и, вообще, был довольно влиятельным человеком.

Майя находилась на подъеме, но вот только не хватало одного маленького нюансика, без которого, как показала жизнь, не чувствовала себя достаточно комфортно – мужчины. Природа напоминала о себе чаще, чем хотелось бы. Ей стали сниться эротические сны, но она была брезглива. Ведь это только мужчина способен вожделеть женщину, которую не любит. Но женщина хочет мужчину лишь тогда, когда любит. Во всяком случае, так думала и ощущала Майя. Но печальный опыт прежних замужеств показал, что надо что-то менять во взглядах на этих «ненавистных монстров», без которых она, впрочем, не мыслила жизни!

Но и не совсем была согласна с высказыванием юмориста Жванецкого на эту тему: «Настоящие мужики хотят, чтобы женщина на РАЗ – лежала! на ДВА – тихо». Уяснив, что мужчин раздражает только одно – вдруг женщина думает иначе, научилась держать язык за зубами. Задавать вопросы и редко высказываться. Да и то о вещах бесспорных. Надо признать – неплохо владела искусством притворства. Да, да! Именно притворства. Майя умела слушать, но какая-то часть ее сознания все время беспристрастно оценивала слова говорящего, отсеивала шелуху, взвешивала и нередко отвергала, хотя он об этом даже не догадывался.  Часто бывала, несогласна с тем, что говорил мужчина, но… Майя хорошо запоминала тысячи мелочей в поведении других женщин, к которым имела привычку приглядываться…

Даже ее мама стала для нее отличным примером как располагать к себе людей. Умела быть невинной, игривой, наивной, покладистой девочкой – сплошное притворство. Могла, но Майе это не всегда нравилось. Не нра-ви-лось, да и все тут! Возможно, «надо что-то в консерватории подправить», опираясь, опять же, на высказывание Жванецкого, горячо любимого их семьей. Попросту говоря, завести покладистого мужика… Не дурака, правда. Ну, например, который имеет смелые взгляды, а отстаивать их смелости не хватает… И такой не заставил себя долго ждать.

Однажды, заскочив на минутку к брату домой (что-то там передать его жене), уже в дверях столкнулась с мужчиной. Сразу бросилась в глаза его корректность, какая-то, как показалось, аккуратность… Разумеется, она не задумывалась, что это результат чьей-то заботы, вложенной в этого обольстителя. Правда, Вадим о себе совершенно так не думал и ни о чем таком не помышлял. Но как выяснилось, этого и не требовалось, а Майя-то на что?! Ко всему прочему, он был еще и обезображен утонченной красотой, которая, правда, не добавляет мужества, но надо признать, что и не убавляет.  Короче… Майя за-па-ла! Их представили друг другу. Из разговора, между братом и Вадимом – так звали этого «павиана» (так Майя его про себя окрестила, он об этом тоже не догадывался), сразу поняла, что у них намечается дело, выгодное для обоих, что и стало причиной их отменного настроения.

И, надо же такому случиться! Ей, оказывается, уже просто необходимо убегать… Любезно согласилась подвезти Вадима на своей машине к фирме, где он работал. «Жертва» обольщения», смущаясь и извиняясь, что-то там пролепетала о своей машине, которая все еще торчит в ремонте…  Ох, уж эти наивные интеллигенты! Даже не догадываются порой, какие они подчас замечательные, гуттаперчевые «лялечки» в руках таких умных женщин, как Майя. Вадим оказался приятным собеседником, а от улыбки на его щеках появлялись, ну, совершенно неприлично – очаровательные ямочки… Эти милые проказницы никак не давали ей сосредоточиться на дороге… Фирма брата находилась рядом, но Майя вдруг вспомнила, что должна срочно заехать домой за важными документами… Спросила воркующим голосом, придав глазам томное выражение покорной козочки, не возражает ли Вадим, а, точнее, не спешит ли?   И получив положительный ответ, врезала по акселератору.

Э-Э-Эххх! Да и какой русский не любит быстрой езды!? А?! За разговором, Вадим понял, что Майя недавно открыла свое туристическое агентство, правда, маленькое, но свое, и не заметил, как они оказались возле ее дома. На предложение, выпить чашечку коФЭ – ответил не сразу. Но вдруг подумав, что Майя – сестра Владлена, решил, что было бы, наверное, неплохо закрепить их производственно-приятельские отношения небольшой дружбой с сестрой босса… Тем более, которые, кажется, начинают подавать серьезные надежды… Почувствовал, что далеко не противен ей, но сам, кроме возбуждения от предложения босса, ничего не испытывал, хотя что-то в манере смеяться, разговаривать привлекало его в своей спутнице.   Войдя в прихожую, – погрузились в атмосфЭру бордово-бархатного интерьера, дополненную волшебным светом, исходящим от светильника в виде нежных розовых жемчужин. Властвовал: мягкий, обволакивающий оттенок, выгодно оттеняющий цвет лица, придающий ему матовость, ву-а-ли-ру-ю-щую морщинки, и, всякие там неровности! Впрочем, вряд ли Вадим понимал, что это такое и как много значит для женщин. Вообще, искусство освещения квартиры может сотворить чудо, сделав из дурнушки – богиню и наоборот.

И Майя в этом преуспела. В уютном гнёздышке совсем не пользовались верхним освещением, хотя оно присутствовало в виде небольшой, стильной люстры.   Всевозможные бра и светильнички – были здесь в фаворе и использовались грамотно, по назначению. Хозяйка гнездышка знала, куда следует посадить гостя, а где сесть самой, чтобы выигрышно выглядеть. Этот процесс был настолько для нее привычным, отработанным действием, что, уже не задумываясь, садилась спиной к окну или осветительному прибору, где бы то ни было. Усадив Вадима в уютное кресло в стиле модерн, упорхнула на кухню готовить кофе, предварительно спросив, какое гость предпочитает – капучино, или американо. Мужчина хотел было засопротивляться; дескать, не стоит беспокоиться, но тут же смирился и ответил, что полагается на ее вкус, и полностью отдался окружающей уютной атмосфЭре Майиной квартиры…

Не выразил ни малейшего удивления, когда на подносе с кофе увидел коньяк и лимоны, нарезанные и уложенные довольно кокетливо; в середине каждого ломтика, был насыпан сахар, а сверху – чуточку молотого черного кофе, а называлось это все – «Николашками». Так, говорят, царь Николай любил закусывать коньячок. Майя села напротив Вадима, накинув на себя игривый шарф из нежной ткани, а свет бра, висевшего рядом на стене, падающий на уровне нижней части ее лица, создавал образ волшебной феи. Вдобавок ко всему, ум и чувство юмора, присущее ей, действовали на него странным образом. Бедняга наверняка знал, но забыл, что самым искренним людям присуща поза.   Надо признать, что Вадим был очень домашним человеком и эта ситуация, конечно, слегка смущала своей непривычностью. Имея счастливую внешность ловеласа, разорителя чужих семей, – Вадим был, напротив того, необыкновенно робкий человек, а вот Майю этот факт несказанно возбуждал. Она уже чувствовала его в своих лапках.

Коньяк, заеденный «Николашками», волшебный свет, музыка – американский джаз, нашептывала Натали Коул, дочь известного джазового монстра Нэт Кинг Коула – создавали нужное настроение.   Повышение по службе, дающее значительную прибавку к жалованию, делало Вадима умным, сильным, уверенным в себе. Ему все больше нравилось, как вырастала его значимость в глазах Майи, при этом совершенно не замечал ее умения – “подбрасывать леща». Делала ужасно заинтересованные глаза и просила хоть чуточку рассказать, чем он занимается. Ни ОН, ни ОНА – не вспоминали, что очень куда-то спешили… Домой Вадим в тот вечер пришел после полуночи. Состояние возбуждения и некоторого алкогольного опьянения, объяснил очень просто: предложение шефа, зарплата, ну, в общем, отметили… Правда, что-то гаденькое в душе показало свою ехидную мордочку… Он ведь собирался праздновать это важное для семьи событие с Наташей, но… Вышло как вышло…

Майя умело плела кружево их отношений, уловив натренированным чутьем, что задела черты в его характере, требующие доработки… Реставрации… Ну, что ж, пожалуйста…  Понимала, что для Вадима его новое положение на работе много значит, и старалась сделать брата своим сообщником, тем более что это не составляло большого труда. Владлен уже давно присматривался к интеллигентному коллеге. Тот нравился своей покладистостью, но не лицемерием. Было видно, что у него всегда есть собственное мнение, но, тем не менее умеет до конца выслушивать собеседника. Если бывает не согласен, то может настоять на своем мнении, что не всегда удается Владлену в силу его взрывного характера. Поэтому все чаще стал доверять ему решение пикантных вопросов и, незаметно для обоих, это обстоятельство объединило их.

Вадим все глубже проникал в святая святых планов и дел, а Владлен все больше нуждался в нем, и потому интрижка Вадима с Майей была на руку. О моральной стороне никто не хотел задумываться: ни он, ни сестра.
-В конце концов, Вадим сам должен знать, что хорошо, что плохо, – так думали они. Но человек устроен так, что может знать, что это плохо, но легко договориться с собственной совестью. Вот, что-то такое примерно и произошло. Самолюбию было приятно осознавать, что он становится для босса человеком, к которому тот обращается со своими заботами и внимательно выслушивает, если Вадим позволяет себе дать ему разумный совет. Не успел заметить, как все закрутилось вокруг него…

Вадим и Майя

Ему уже некогда было анализировать происходящее. Едва успевал придумывать оправдания своим поздним возвращениям, подводя к тому, что в связи с повышением по службе требуется дополнительное время, чтобы, как следует войти в курс дела. В определенной степени так и было, ну и, конечно, сюда входило его внимание, уделяемое Майе, правда, хотелось несколько больше… Порой ему начинало казаться, что ложь разрастается катастрофически, с каждым днем становясь все шире и глубже… Всякий раз собирался что-то предпринять.

Неоднократно ловил себя на том, что перестает понимать, где правда, а где ложь. Без вранья уже было не обойтись… Вадим никогда не оставался на всю ночь, и с этим она уже не могла мириться. Майя не спрашивала о семье, а он сам ничего не рассказывал. Будучи умной женщиной, чувствовала, что между ним и его супругой есть нечто, с чем не так просто будет справиться…  Вадим робко попытался прекратить их интимные отношения, объясниться с Майей…
-Они ведь друзья? Да, конечно же, друзья! Но вряд ли ее это устраивает. Она должна знать, – думалось ему… Не может не знать, что он не хочет постоянно лгать, выкручиваться, – так думал он в этот вечер, идя с работы решительно настроившись на прощальный банкет.

Умом понимая, что цепи, которыми пыталась опутать, начинают рассыпаться, – Майя превзошла себя. Показала искусство обольщения, отрешающее человека от самого себя, превращая все здравые мысли в плоть и кровь. Оно делает его больше, чем есть на самом деле. Перестает быть самим собой… ОН уже не личность, а орудие для достижения чужого «я». Обычно Вадим проводил с ней всего несколько часов вечером после работы, но эта ночь закружила в таком вихре, смешивая в себе и страсть, и отчаяние… ОНА застыла. Глаза были широко открыты. ОН двигался в ней сильно, медленно. Ее веки дрогнули и закрылись, шея выгнулась, дыхание участилось и стало прерывистым… Из груди вырывался нежный, обессиленный стон… Вадим немного подождал и снова сделал резкое движение… Всеми фибрами почувствовав пульсацию оргазма – его толчки стали сильнее и глубже. Майя вскрикнула… Вадим отодвинулся. Холод и безразличие нахлынуло на него. Испытывал омерзение и отвращение к себе. Резко встал, посмотрел ей в глаза:
-Мы не можем больше встречаться. Я чувствую, что не могу обманывать ни себя, ни тебя, а уж тем более свою семью. Майя привстала на кровати и попыталась обнять его за колени:
-Ты даже не представляешь, какая нас ждет жизнь, мой малыш! И то, что сейчас происходит – это просто ло-о-о-мка перед переходом в новую, не-при-выч-ну-ю еще для тебя жизнь… Я не стану торопить, но сделаю так, что ты меня никогда не забудешь. Майя сардонически улыбнулась, идя в ванну. Он вышел из квартиры и побрел по улице, ничего не видя.

ОН презирал себя, ненавидел ее…
ОН оставался нигде…
Ушел от Майи и не может возвращаться к Наташе… Не имеет права принимать ее заботу, как, само собой, разумеющуюся. Зашел в какой-то сквер и сел на скамейку. Почувствовал, как рядом что-то зашевелилось – там лежала собака, но он ее спугнул. Псина отползла дальше, опасливо оглядываясь, но, почувствовав в нем собрата, по несчастью, расслаблено и равнодушно опустила голову на лапы и погрузилась в отдых от своей нелегкой собачьей жизни.   У обольстительницы на этот счет было другое мнение. Она решила его на время увезти, чтобы оказаться наедине и полностью растворить в себе и своих замыслах. Но как это сделать? Что бы такое придумать? И, вот тут-то ей на помощь пришел брат, сам того не предполагая.

 

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

 

Самолёт мягко и вальяжно приземлился в аэропорту — Шарля—де Голля. Погода во Франции просто требовала от вас — всё бросить и немедленно расслабиться, и ринуться к ней в объятия. Раствориться в легкомыслии, огромной волной, накатывающей на вас, когда ступаете на пропитанную вековой чувственностью — землю Франции. Должны были… Да нет,  обязаны исчезнуть все серьёзные мысли. Но как оказалось, не у Вадима! Он не в силах подняться с кресла. Ноги скованы бетонными кандалами мучительных раскаяний. Пассажиры стремительно покидали самолёт, оживлённо чирикая, напоминая птичий гомон. Изящный французский язык вперемежку с русским создавали, этакую атмосфЭру кинофестиваля, но опять-таки не у Вадима. Не получалось никак изгнать из головы чугунные мысли, ужасающие его: «Как он мог такое отмочить?! И надо же было случиться, что пришли они в голову, когда он, казалось, принял решение? Казалось… но, сев в самолёт, откинувшись в кресле, остался с мыслями наедине, ощутив, как накрыло волной воспоминаний. Раньше… получается не хватало свободного времени для осмысления?»Полёт превратился в кошмар безвыходности. Только теперь Вадим со всей очевидностью понял, что всё это время жил в нереальной жизни… не своей. Иначе, как можно забыть о том, что у Виктории — любимой дочери, начинаются выпускные экзамены?! Что сотворил с Наташкой?! Женщиной, которая посвятила всю себя ему, детям. И непросто посвятила, как это чаще всего бывает в других семьях, но жертвенно, творчески с весёлой искринкой. Стремилась трудные моменты жизни превращать в маленькие праздники. Вадим силился представить, что она сейчас чувствует, если нашла записку?!

Дурацкую…
Жестокую…
Тупую…

Сочинил так трусливо и мелко… И ведь передумал оставлять, но в лихорадочной спешке и волнении не заметил, как нечаянно выронил. Сейчас хватился. Острая боль внезапно пронзила его. Мысль о страданиях жены жгла невыносимым огнём. Не в силах сносить муку, вскочил с кресла и бросился вон из лайнера. Сердце учащённо забилось. Спёрло дыхание. Перед глазами  расплывалось.
«Господи! Какая чушь! Почему?! Почему я об этом задумался только сейчас?! — не заметил, как машинально прошёл таможенный досмотр». На него стремительно надвигается решительная, непоколебимая Майя.
-Вадим! Дорогой! Как замечательно, что ты, в конце концов, отважился! Вот увидишь, что ни о чём не пожалеешь, милый мой малыш!

Но, он уже жалел. Этот «малыш» вызвал лёгкий привкус раздражения. Майя с первой их встречи взяла привычку называть его «малыш», и Вадим, к собственному удивлению, обнаружил, что автоматически отзывается на приторное обращение. Раньше не обратил бы на это внимания, но сегодня… Сегодня всё сопротивлялось в душе. Протест зрел уже давно, но… Ох, уж — это «но»! Болело сердце и рвалось к Наташе, детям.
«Боже мой! Как поздно, как страшно! Что я сделал с самыми родными и близкими людьми?! — думал Вадим, барахтаясь в объятиях Майи».

На вопрос,  почему такой бледный, посетовал, что плохо спал накануне и сейчас просто необходимо  отоспаться. Нёс всякую околёсицу, не обращая внимания на реакцию. На самом же деле,  во что бы то ни стало хотелось остаться одному. Дать себе маленькую возможность подумать, составить план дальнейших действий…

Майя, пока они ехали в отель, беспрестанно щебетала, о том, как всё продумала и решила, где и как они станут отдыхать. Вот только пусть малыш отоспится, и на них просто обрушится тайфун… Да что там тайфун?! Цу-у-на-ми, нашпигованные всевозможными наслаждениями, из-за которых он, получается, так мелко, малодушно предал Наташку. В отеле, оформив необходимые документы, прошли в номер. Вадим умоляющим взглядом и корявым подобием улыбки попросил разрешить поспать. Майя согласилась, но недоумение прочно успело поселиться на её лице. Никак не могла понять, что происходит… Всем существом рвалась осыпать ласками и получить взамен его. Ничего не понимающая девушка, дипломатично, насколько это было возможно при таком темпераменте, каким обладала она — вышла из номера. Укоризненно помахав рукой, пожелала быстрее очухаться, чтобы, наконец, он смог прижать к себе свою «пусечку», а она сейчас помчится готовить много-много сюрпризов.

Закрыв за Майей, дверь, Вадим дрожащей рукой лихорадочно зажёг сигарету. Ситуация, созданная его собственной бесхребетностью, с каждой минутой становилась всё непоправимей. Он вышел на балкон-веранду, не замечая очарования Парижа, представшего перед ним — плюхнулся в кресло-качалку и закрыл глаза. Вадим молил бога, чтобы записка не попалась Наташе, а остальное постарается что-то… как-то объяснить. Но что и, как?! Пытался анализировать происшедшее, понимая, что с горьким опозданием, но остановиться не мог.

«Почему это стало возможным? Что его не устраивало в Наташе?! — вопросы вихрем проносились в голове, но не получалось ответить, ни на один… – Попробуй всё с самого начала восстановить в памяти, — говорил внутренний голос. -Вспомни, как ты всегда, злился на неё, если тебе не удавалось с первого раза что-либо сделать, а Наташа, то же самое удавалось с лёгкостью и улыбкой. Ты считал, что она специально хотела подчеркнуть твою никчёмность. Помнишь, как удивлялся её фантазиям, но одновременно и завидовал? Вот! Вот! Именно это определение больше всего и годилось сейчас тебе!» Из ситуации, когда опускались твои руки — она выходила непринуждённо, играючи. У тебя не всегда хватало терпения, веры в собственные силы, а Наташка не унывала, не огорчалась, если у неё что-то не получалось сразу. Но, может, это только, казалось?!

Возможно, Наташа просто не грузила проблемами и всё прятала за свою, надо признать, очаровательную улыбку?! Но ведь именно это тебя в ней всегда раздражало. Сердился не на себя, а на жену, считая, что она подавляет в тебе глубокие, тихие залежи замыслов, на вынашивание которых себе отводил целую жизнь. Мешала их высиживать, как наседка цыплят, так долго, как хотелось тебе, без сосредоточенности, внутренней самодисциплины!
Можно себе вообразить, во что могла превратиться ваша жизнь, если бы все было подчинено твоим принципам, а, точнее, их полному отсутствию! – Вадим ощутил, как невыносимо заныло где-то в душе. -Надо позвонить и сказать, что её не касается эта записка, если уже нашла. Объяснить, — в голову не приходила ни одна мысль, что он может сказать жене?

В полном душевном раздрае набирал номер домашнего телефона. Рука, под трубкой, взмокла от волнения, а по виску катилась капелька пота. После каждого сигнала, наступала зловещая тишина… Трубку не брали. Вадим беспомощно откинулся на кровати, и от внутренних рыданий перехватило горло. Первый раз в жизни жалел не себя, а Наташу. Со всей беспощадностью память высвечивала те злосчастные пять лет их совместной жизни.

Проект, над которым корпел почти три года, ему тогда зарубили. Он постоянно, сомневаясь, всё переделывал, переписывал, пересчитывал… В это время Наташа родила Вику. Но она ни на минуту не прекращала работать. В паузах между кормлениями, суетой по дому, набрасывала эскизы моделей. Всё, что привлекало в их доме, грело теплом — было сделано Наташкиными руками.

До родов она сгорала на работе! Дизайнерское агентство не поспевало за удивительными идеями и замыслами. Они сыпались, как из рога изобилия. Коллектив готовился к важной выставке. От её результата зависела их дальнейшая судьба. Но твоя безразмерная защита не была положительной. Проект тогда назвали вялым. Без стержня вдохновения и порекомендовали ещё немного подработать, а через годик защититься. Ну, и ты совсем закис и впал в такую депрессию. Руки и ноги покрылись экземой. Чувство вины и стыда перед Наташей выливались в странную форму — раздражение на её же поддержку… Ты не мог помогать Наташе с Викой, при такой болезни, да ещё и свалился на неё тяжёлым грузом придирок, нервозности. Вдобавок ко всему, не работал почти год, занимаясь лечением, не приносящим никаких положительных результатов.
«Знакомо ли вам ощущение полной безысходности, грусти и одиночества, когда ночами снятся кошмары?»

Наташа была вынуждена оставить работу, чтобы заняться тобой. Вадим вспомнил, как тогда она предложила приступить к лечению болезни необычным, как показалось тебе, методом. Суть заключалась в том, чтобы заново начать работу над проектом, без злобы на тех, кто, якобы тебе завидует. Опять-таки, как казалось тебе. Увлекаясь и не теряя ни одного дня, погружаться в изучение новых изысканий и достижений своих иностранных коллег, и не заметишь, как болезнь отпустит, пыталась предлагать она. Но тебя это привело в такое неописуемое бешенство. Ты наговорил массу всяких обидных слов, назвав её самодовольной и бессердечной дурой, совершенно упустив, что эта самая «дура» сейчас содержит тебя самого, твоих детей, делая работу ночами. Наташа тогда ничего не сказала в ответ, а как-то сразу вся, сжавшись, ушла в свою комнату.

Однажды утром, накормив Вику завтраком, подошла и сказала тихим, твёрдым голосом, несвойственным ей: «Вадим! Я стану помогать тебе, если будешь бороться за себя сам. Я тебя очень люблю и всегда стараюсь с пониманием относиться к твоим пессимистическим приступам, но они становятся слишком частыми. Мне нужны силы, чтобы воспитывать Вику и работать. Не забывай, пожалуйста, что я тоже училась, мечтала и строила планы. Помнишь, кто сказал: «Люди! Я люблю вас — будьте бдительны!» Это говорю тебе говорю. Либо от тебя ухожу. Мне необходимо душевное равновесие для воспитания дочери, — потом добавила, — мне всегда, казалось, что и тебе тоже оно могло послужить с пользой для дела».

Впервые за время знакомства и совместной жизни — она говорила жёстко, но не зло. В голосе жены звучал сигнал тревоги. Вадим тогда почувствовал такой стыд, словно его окатили ледяной водой… После разговора с Наташей — долго курил на балконе и, уже знал точно, что завтра начнёт всё заново. Точно так же было, когда-то в студенческие годы.

Они учились в одном институте, на разных факультетах, а Вадим двумя курсами старше. Его всегда приводило в растерянность, и даже немного оскорбляло, если что-то приходилось переделывать. Тем более, когда надоедала рутинная работа. Вообще, природа наградила его талантами и способностями, но трудолюбия, видимо, пожалела. Однажды Наташа, когда у них только начинался роман, сочинила стихотворение и прилепила его на кульмане.

Ах, Вадька!
Капризный мальчик!
Красив, талантлив
ты как бог!
Но ты ленив,
а это значит,
Что вряд ли
будет с тебя толк.
Ты не лелей
в себе «Нарцисса»,
Пиши работай
над собой!
И вот тогда —
поверь мне, Вадька!
Придёт к тебе
успех большой!
Ах, Вадька!
Как успех обманчив!
Не уповай
ты на него.
Забудь его!
И день и ночь
Трудись не унывая,
зайчик, и будем
счастливы с тобой.

Наташа успела заметить за ним эту слабость, по-другому просто не назовёшь, стараться обвинять в своих неудачах, пусть даже самых маленьких: обстоятельства, других людей, жизнь, но только не себя. Подействовало! Надо отдать ей должное — она всегда знала, на какую пружинку надавить, чтобы заработало. Вышло также и в этот пиковый период жизни. Решил попробовать, не очень-то надеясь, но произошло чудо – обрёл. Обрёл уверенность, но остался осадок, из-за того, что не сам пришёл к этому. И ты сделал! Защитил! Она ни словом, ни жестом не напомнила об этом разговоре. Только подкидывала случайные статьи, зарисовки, выдержки. Ты-то знал, что она специально копалась, отыскивала их, чтобы помочь, зная все слабые места в проекте. Вадим не мог уже существовать без её поддержки, но именно это и раздражало его. Нам, если не всегда, но часто, не нравятся свидетели нашего неблаговидного прошлого, непривлекательных поступков, особенно те, кто приложил руку к совершенствованию —«тебя любимого». Ты был противен сам себе и не верил в её искренность.

Теперь у Вадима, начинала спадать пелена с глаз, и как после грозы в разреженном воздухе, улучшалась контрастность подсознания. Стало проясняться и выдавать на поверхность, всё то, о чём он не задумывался ранее. Вспомнил, как Владлен, президент фирмы, куда его устроил старый товарищ по институту, пригласил к себе домой — для беседы. Разговор оказался довольно долгим, но неожиданно интересным. Он и не думал, что шеф, так пристально его изучал, прежде чем предложить ему интересное дело, а именно: возглавить один из отделов, на который возлагал особые надежды. Беседа подходила к концу, когда пришла Майя — сестра босса.

Девушка заскочила, передать супруге брата какой-то пакет. Владлен представил сестру коллеге, попросив Майю подвезти его до института. Доброжелательно согласившись, обласкала Вадима тёплым взглядом. В машине сложилась непринуждённая беседа. Между ними возникло взаимное расположение… У Вадима было приподнятое настроение от нового назначения. Это и в материальном выражении для них с Наташкой являлось наградой за время безденежного существования. «Она это заслужила, — думалось ему. Всё это время была настоящим другом, вела себя не по-женски — мужественно. Наконец, можно делать хоть какой-то ремонт в квартире, тем более что с рождением Дениса ей пришлось оставить трудовую деятельность совсем — он часто болел и рос очень хрупким мальчиком. Наташа предпринимала гигантскую работу по организации всяких нагрузок, закалок и всевозможных ухищрений, чтобы Денис окреп и встал на ноги. Странно, но почему эти мысли никогда не приходили раньше?! Всё принималось, как, само собой, разумеющееся: и то, что ты лелеял только себя, свои неудачи, а Наташа и тебя, и детей?! А любил ли ты вообще?! И знакомо ли тебе, в принципе, это чувство?! Сначала мама, — отец их оставил, когда Вадиму было семь лет, — самозабвенно всю себя отдавала сыну. Забывала, как и большинство родителей, что воспитывают дитя не для себя – любимой, а для той жизни, в которую ему предстоит окунуться. Мужчина должен стать хорошим мужем, отцом ей… просто мужчиной, а женщина, собственно — хорошей женой, матерью. Но мать — это такой же продукт времени, своих родителей, да к тому, же брошенная мужем».

Вадим вдруг посмотрел, как бы со стороны, на свою мать и ему стало невыносимо жалко её. С тихим сожалением представил, что не всегда был с ней ласков, а иногда она даже вызывала в нём какое-то презрение. После ухода отца в доме поселилось нечто ущербно-унизительное. Мать согнулась внутренне, но, казалось, что и внешне, хотя была красивая. Иногда напоминала ему одну из этих мрачных, невыразительных женщин со скорбно-осуждающими лицами, недружелюбно встречающих при входе в храм. «Вряд ли можно верить в кого бы то ни было с таким хмурым, а иногда даже злым лицом — мелькнул мысленный образ верующих в храмах. Но только чуть-чуть напоминала, а обычно она всегда улыбалась, но вот в ней-то — в улыбке, и таилось что-то жалкое. А, что ты знаешь о матери?! — с болью подумал Вадим. И сам не помнишь уже, когда разговаривал с ней, вглядываясь в родные глаза… Может, у неё, что-нибудь болит».

Мать всеми руками уцепилась за Наташу, увидев, а скорее, почувствовав своим женским чутьём, продолжение материнских забот и пожертвований в пользу Вадима. Одним словом, передала в руки Наташе, заботясь только о благополучии сына, а что он сам сможет дать невестке, семье, не задумывалась. Впрочем, так обычно и бывает. Где те родители, которые выращивают чадо, надеясь получить за его человеческие качества, благодарность от будущего мужа или жены?!

Вадим резко поднялся с кровати и пошёл в ванную комнату. Буквально сорвал с себя одежду и встал под холодный душ. С жадностью путника, нашедшего в раскалённой пустыне благословенный источник воды и припадающего к нему иссохшими губами, подставил лицо под резкий напор душа. Неистово пытался смыть с себя наваждение, из которого не видел выхода. Когда вышел из душа, часы показывали неподходящее время для растрёпанного состояния души…

В дверь постучали, и одновременно в комнату влетела Майя. Сильным размашистым движением руки, срывая сумочку, бросилась к Вадиму на шею, свалив на ковёр, прильнула жадными губами. Вадим, насколько позволяло душевное смятение, пытался изобразить ответный, жаркий поцелуй… Нет! Она не была ему противна… наоборот, но теперь ясно понимал, что и она становится жертвой его вялого, без всякой позиции, течения жизни. Майя же настроена была решительно. Грациозно оседлала его, застыв, наблюдая реакцией… Затем, из-под полотенца, каким был замотан Вадим, натренированным движением руки достала «бананчик»… Так, привыкла величать орган вожделения своих мужчин. Но Вадим этого не знал, да и зачем ему знать, пусть думает, что это только он вызывает в ней такую романтику аллегорий и отношений. Сейчас, когда он, вообще, уже ничего не понимал, это не имело никакого значения.

Женщина немного поиграла, стараясь смотреть Вадиму прямо в глаза, соблазняя, и одновременно пытаясь понять, что же его так мучает?! Но, отмахнувшись от мешающих мыслей, как от назойливых мух, отдалась всецело завладевшей страсти. Почувствовав, что «бананчик» увеличивается в размерах, Майя медленно стала вводить фрукт наслаждения в себя. Глядя прямо в глаза, медленно и методично насаживала себя на остриё его плоти. То откидывалась, то вдруг надвигалась, гипнотизируя пристально-приглашающим взглядом. Вадим изверг семя с чувством ошеломляющего освобождения, и резко отодвинулся.

Невероятно тошнило… Охватил ужас от пустоты жизни… Она обдувала его своим равнодушным, холодящим ветром… Не вышел, а вылетел на балкон и тупо смотрел, как танцуют листья на ветру. Чувства, разрывали сердце на мелкие клочья, не поддаваясь анализу. Слова были бессильны. Хаос и безмерная душевная тоска терзали организм. Вадим вызывал в памяти глаза Наташи, но они сверкали холодным блеском, как далёкая, недосягаемая звезда…

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

Благодарю  автора обложки.
Это талантливый художник
из Санкт – Петербурга –
Руслан Самарин.

«ПисАть, как и пИсать надо  тогда, когда уже  не можешь».
(М.Жванецкий)

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448