Вспоминается мама, которая, к сожалению, так мало была с ними, но и за этот короткий миг общения сумела оставить в их сердцах светлый луч восприятия жизни. Сестрёнкам позволялось ещё в раннем детстве только нюхать цветы, но никогда в жизни не вырывать, разрушая красоту. В размышлениях не заметила, что погода стала выделывать кульбиты капризной барышни. Облака вдруг стали нависать так низко, что было даже страшновато от ощущения… вот-вот коснутся её носа.

      Ника поднялась на ноги и, сбрасывая оцепенение от наваждений, подошла к раскрытому мольберту. Он уже  с раннего утра был  подготовлен к работе. Эскиз в карандаше заготовлен ещё дома, и, теперь собиралась приступить к работе красками, но внезапно задумалась, всматриваясь в одинокую сосну, возвышающуюся над лугом, усеянным цветами… Тени всё время менялись  на её пышных ветках. Солнце создавало собственный образ благородной красавицы. Серые нейтральные тона превращались в прозрачные,  а  краски светились многочисленными цветовыми нюансами, весёлыми бликами.  Сосна жила… дышала.  Ника до глубины души поглощала пленэры. Оказавшись под открытым небом, в природной воздушной и световой среде, она испытывала непостижимое упоение погружения в себя: наполненную, необычайно живую, способную неимоверно много сказать, истолковать.

        В мастерской это было почти невозможно. Ограниченное искусственное освещение и оконные световые проёмы диктовали свои правила на цветовое состояние. И даже окраска стен, потолка: всё то, что окружало мольберт — оказывало влияние на выражение абстрактной мысли художника. А на натуре погода меняется стремительно, каждый миг дня вынуждает чутко схватывать моменты – они постоянно разные: в мае одни, а в октябре другие. Неодинаковы нюансы пленэра в скалистых горах, луговине, безмолвном лесу, у моря, в деревне, крупном городе. Она умела писать замечательные портреты, но не получала наслаждения при передаче чисто материальной фактуры, локальных цветов, объёмов.

        Её выводила из равновесия условность трёх планов: ближний — шоколадный, средний — зелёный, дальний — голубоватый, так чувственно воспринимая особенности ощущения тёплых и холодных красок. Первые как бы постепенно приближаются, вторые удаляются, формируя впечатление глубины пространства. Хотя и под открытым небом можно рисовать так, словно в мрачной мастерской — уныло, вялыми мазками, штрихами, невыразительно. Но она сознательно стремилась передать трепетание воздуха, мерцание света, игру красок, воплотив движение, охватывающее естество от мельчайшей травинки до свободных рек и возвышенных облаков.

          Оттого, вероятно, её полотна так привлекали посетителей выставок. Пред ними распахивался глубинный авторский замысел, душевные порывы.  Чему-то, улыбнувшись, она решительно устремилась к мольберту. Запрокинувшись немного назад в низком кресле – шезлонге, задрала ноги, и быстрыми пальцами с красивым педикюром нежно-розового цвета ловко захватила одной ступнёй мольберт, а пальцами другой, слегка открутила крепление, опустив специальную подставку, чтобы было удобно скользить по нему кистью. Двумя ступнями сместила холст с рисунком сосны и осторожно перевалила его на траву, рядом с собой. Изворотливыми движениями вынула пустой загрунтованный холст из большущей специальной папки.

        Уверенно восходящее солнце навязывало свои тона, и цветовые ощущения, но Ника, не замечала его требования, и была поглощена смешиванием красок так уверенно, и при этом нетерпеливо, словно в ней всё рвалось высказаться. Было видно, что где-то далеко внутри возник совершенно новый, неожиданный сюжет. Мыслеформа. Она с необыкновенным упоением, отклонившись назад, почти лёжа, пальцами правой ноги, зажав кисть – с восторгом погрузилась в холст, не оглядываясь по сторонам, но чуть прислушиваясь к пению птиц, и внимая симпатичному сверчку, который с момента её приезда  (в семь утра)  – поселился рядом с ней.  И теперь, не замечая времени, писала вдохновенно, размашисто, а лицо светилось невероятным одухотворением.

      – Ника, ты, что же мне не звонишь?! Уже, небось, изголодалась окончательно? — озабоченно отчитывала очарованную  художницу, молодая женщина, обхватив за плечи,  вглядываясь  в полотно…

      -Слушай! Как  это необычно! Но ведь ты же сегодня собиралась дописать одинокую сосну?!

      – Сестрёнка, забрось-ка мне быстрее что-нибудь в рот, а то ноги все в краске… Знаешь, я и сама не осознала, как это произошло, но у меня всё внутри направилось к этому сюжету…  В буквальном смысле слова кто-то завопил во мне: “Довольно! Долой  одиноких сосен”. – Ника заливисто рассмеялась.

        -Наверное, перележала в траве. Как только  ты меня сюда привезла, я  тут же  не погрузилась с головой в мольберт, но умылась вначале    ароматной росой, и не заметила, как  божья коровка вовлекла меня  в размышления. Немого забылась сном и меня разбудило восходящее солнце…    Тут-то всё и началось… Знаешь, необходимо почаще наезжать перед восходом, — с аппетитом прожёвывала котлетку с помидорчиком, любовно вкладываемую ей в рот рукой сестры Марии. Они были двойняшками. Мария на пять минут старше.

        Сестра, как зачарованная, неотрывно анализировала полотно, и изумление всё больше расплывалось по разумному лицу.

      – Мне это представляется или так задумано?! Вас же художников в жизни не понять нам, обыкновенным людям, не имеющим безудержного воображения.

      – Давай не прибедняйся. У тебя оно куда свободнее, богаче, нежели у отдельных мастеров. И что же тебя здесь так изумило? — подставила лицо сестре, чтобы та могла утереть ей губы влажной салфеткой… Отделавшись от кормления, Мария полностью погрузилась в картину.

      – Здесь изображён такой живой закат, из которого грезится появление на свет… восхода?! Я почти,  что предчувствую величественное движение заката к восходу хотя его здесь ещё нет, но уже чувствуется  близость…

Ника с признательностью глядела на сестру и глаза сделались влажными от любви.

      – Ты тончайший ценитель. Для мастера — это прямо-таки неосуществимая награда, такое глубокое проникновение в его замысел. А, знаешь, что меня нацелило на такую мысль? Вспомни, когда мы учились в пятом классе, а мама уже год неподвижно лежала в больнице… — серьёзно задумавшись, продолжила она.  –  Мы с тобой тогда проживали в интернате – это далеко от нашей геологической партии. На летние каникулы все стали разъезжаться по домам, а нам с тобой, оказалось, некуда… Ты тогда приняла приглашение к своей подружке в гости, а я не захотела и осталась, но потом не утерпела и пешком пошла в районный посёлок через лес. До него, кажется, было около семи километров. Я немного заблудилась и очутилась перед небольшой речкой с оползающими берегами, опутанными корнями деревьев. Спускался вечер… Жутко тогда испугалась, но желание увидеть маму оказалось сильней, и я, сняв с себя одежду, скрутила в узел и привязала к голове.

У Марии от волнения округлились глаза…

        – Да, да! Я знаю, что ты подумала, — продолжала Ника пугать сестру. – Мы плавать с тобой не умели. Да нам и научиться-то было негде в степях Казахстана. И я так живо вспомнила, как где то слышала, что необходимо руками перед собой раздвигать воду, а ногами – как лягушка… Речка была не очень широкая, но для меня от страха – это было море.

        Не помню, как лихорадочно работая руками и ногами, очутилась у дерева на противоположной стороне, ветви которого свисали прямо над водой. Я ухватилась за них и потянула своё измученное, безжизненное тело к берегу. Потом ещё долго плакала от изнеможения и запоздалого чувства страха.  В посёлок  почти приползла… уже в темноте. В городской больнице меня накормили, напоили чаем, а затем привели к маме в палату. Поставили какую-то раскладушку, чтобы рядышком спала. Маме ничего не рассказали о моём похождении. Зачем её тревожить.

        И вот сегодня, наблюдая за божьей коровкой, я вдруг так живо поняла и даже  будто увидела со стороны, откуда во мне родились силы, позволяющие всё преодолеть. Это, оказывается, сам момент борьбы за жизнь. В нём, и только в этом миге столько тонов, эмоций, движения. В одном мгновении тесно переплетаются все самые возвышенные представления жизни.  Когда меня поразила эта внезапная,  страшная  болезнь, я уже тогда уяснила, что должна с ней тесно дружить. Именно тесно, чтобы наслаждаться этим мгновением дружбы, и не допускать иного навязчивого состояния, которое… может превратить в развалины мой внутренний мир.

      Немного помолчав, как бы заново переживая  момент истины,  отмахнулась от навязчивых мыслей…

        -Я же тебе говорю, что переразмышляла сегодня…      Вот и получилось, что в закате всенепременно должен предвидеться восход. Ну что, вези меня домой, мой ангел-хранитель.

        Мария с чувством расцеловала сестру и стала укладывать её вещи в машину. Ника с наслаждением разминала ноги в траве. Затем, охватив влажную тряпку пальцами левой ноги, стала обтирать правую…  Вслед за тем то же самое проделала и с левой ногой…

Предзакатное солнце лукаво подмигивало ей лучами…

  Они  с ней  точно знали, что скоро обязательно будет восход.

Читает автор на – Fabulae.ru  автор – sherillanna

Audio – сопровождения произведений

вы можете услышать на Fabulae.ru

автор – sherillanna

http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448