Самолёт мягко и вальяжно приземлился в аэропорту — Шарля—де Голля. Погода во Франции просто требовала от вас — всё бросить и немедленно расслабиться, и ринуться к ней в объятия. Раствориться в легкомыслии, огромной волной, накатывающей на вас, когда ступаете на пропитанную вековой чувственностью — землю Франции. Должны были… Да нет, обязаны исчезнуть все серьёзные мысли. Но как оказалось, не у Вадима! Он не в силах подняться с кресла. Ноги скованы бетонными кандалами мучительных раскаяний. Пассажиры стремительно покидали самолёт, оживлённо чирикая, напоминая птичий гомон. Изящный французский язык вперемежку с русским создавали, этакую атмосфЭру кинофестиваля, но опять-таки не у Вадима. Не получалось никак изгнать из головы чугунные мысли, ужасающие его: «Как он мог такое отмочить?! И надо же было случиться, что пришли они в голову, когда он, казалось, принял решение? Казалось… но, сев в самолёт, откинувшись в кресле, остался с мыслями наедине, ощутив, как накрыло волной воспоминаний. Раньше… получается не хватало свободного времени для осмысления?»Полёт превратился в кошмар безвыходности. Только теперь Вадим со всей очевидностью понял, что всё это время жил в нереальной жизни… не своей. Иначе, как можно забыть о том, что у Виктории — любимой дочери, начинаются выпускные экзамены?! Что сотворил с Наташкой?! Женщиной, которая посвятила всю себя ему, детям. И непросто посвятила, как это чаще всего бывает в других семьях, но жертвенно, творчески с весёлой искринкой. Стремилась трудные моменты жизни превращать в маленькие праздники. Вадим силился представить, что она сейчас чувствует, если нашла записку?!
Дурацкую… Жестокую… Тупую…
Сочинил так трусливо и мелко… И ведь передумал оставлять, но в лихорадочной спешке и волнении не заметил, как нечаянно выронил. Сейчас хватился. Острая боль внезапно пронзила его. Мысль о страданиях жены жгла невыносимым огнём. Не в силах сносить муку, вскочил с кресла и бросился вон из лайнера. Сердце учащённо забилось. Спёрло дыхание. Перед глазами расплывалось. «Господи! Какая чушь! Почему?! Почему я об этом задумался только сейчас?! — не заметил, как машинально прошёл таможенный досмотр». На него стремительно надвигается решительная, непоколебимая Майя. -Вадим! Дорогой! Как замечательно, что ты, в конце концов, отважился! Вот увидишь, что ни о чём не пожалеешь, милый мой малыш!
Но, он уже жалел. Этот «малыш» вызвал лёгкий привкус раздражения. Майя с первой их встречи взяла привычку называть его «малыш», и Вадим, к собственному удивлению, обнаружил, что автоматически отзывается на приторное обращение. Раньше не обратил бы на это внимания, но сегодня… Сегодня всё сопротивлялось в душе. Протест зрел уже давно, но… Ох, уж — это «но»! Болело сердце и рвалось к Наташе, детям. «Боже мой! Как поздно, как страшно! Что я сделал с самыми родными и близкими людьми?! — думал Вадим, барахтаясь в объятиях Майи».
На вопрос, почему такой бледный, посетовал, что плохо спал накануне и сейчас просто необходимо отоспаться. Нёс всякую околёсицу, не обращая внимания на реакцию. На самом же деле, во что бы то ни стало хотелось остаться одному. Дать себе маленькую возможность подумать, составить план дальнейших действий…
Майя, пока они ехали в отель, беспрестанно щебетала, о том, как всё продумала и решила, где и как они станут отдыхать. Вот только пусть малыш отоспится, и на них просто обрушится тайфун… Да что там тайфун?! Цу-у-на-ми, нашпигованные всевозможными наслаждениями, из-за которых он, получается, так мелко, малодушно предал Наташку. В отеле, оформив необходимые документы, прошли в номер. Вадим умоляющим взглядом и корявым подобием улыбки попросил разрешить поспать. Майя согласилась, но недоумение прочно успело поселиться на её лице. Никак не могла понять, что происходит… Всем существом рвалась осыпать ласками и получить взамен его. Ничего не понимающая девушка, дипломатично, насколько это было возможно при таком темпераменте, каким обладала она — вышла из номера. Укоризненно помахав рукой, пожелала быстрее очухаться, чтобы, наконец, он смог прижать к себе свою «пусечку», а она сейчас помчится готовить много-много сюрпризов.
Закрыв за Майей, дверь, Вадим дрожащей рукой лихорадочно зажёг сигарету. Ситуация, созданная его собственной бесхребетностью, с каждой минутой становилась всё непоправимей. Он вышел на балкон-веранду, не замечая очарования Парижа, представшего перед ним — плюхнулся в кресло-качалку и закрыл глаза. Вадим молил бога, чтобы записка не попалась Наташе, а остальное постарается что-то… как-то объяснить. Но что и, как?! Пытался анализировать происшедшее, понимая, что с горьким опозданием, но остановиться не мог.
«Почему это стало возможным? Что его не устраивало в Наташе?! — вопросы вихрем проносились в голове, но не получалось ответить, ни на один… – Попробуй всё с самого начала восстановить в памяти, — говорил внутренний голос. -Вспомни, как ты всегда, злился на неё, если тебе не удавалось с первого раза что-либо сделать, а Наташа, то же самое удавалось с лёгкостью и улыбкой. Ты считал, что она специально хотела подчеркнуть твою никчёмность. Помнишь, как удивлялся её фантазиям, но одновременно и завидовал? Вот! Вот! Именно это определение больше всего и годилось сейчас тебе!» Из ситуации, когда опускались твои руки — она выходила непринуждённо, играючи. У тебя не всегда хватало терпения, веры в собственные силы, а Наташка не унывала, не огорчалась, если у неё что-то не получалось сразу. Но, может, это только, казалось?!
Возможно, Наташа просто не грузила проблемами и всё прятала за свою, надо признать, очаровательную улыбку?! Но ведь именно это тебя в ней всегда раздражало. Сердился не на себя, а на жену, считая, что она подавляет в тебе глубокие, тихие залежи замыслов, на вынашивание которых себе отводил целую жизнь. Мешала их высиживать, как наседка цыплят, так долго, как хотелось тебе, без сосредоточенности, внутренней самодисциплины! Можно себе вообразить, во что могла превратиться ваша жизнь, если бы все было подчинено твоим принципам, а, точнее, их полному отсутствию! – Вадим ощутил, как невыносимо заныло где-то в душе. -Надо позвонить и сказать, что её не касается эта записка, если уже нашла. Объяснить, — в голову не приходила ни одна мысль, что он может сказать жене?
В полном душевном раздрае набирал номер домашнего телефона. Рука, под трубкой, взмокла от волнения, а по виску катилась капелька пота. После каждого сигнала, наступала зловещая тишина… Трубку не брали. Вадим беспомощно откинулся на кровати, и от внутренних рыданий перехватило горло. Первый раз в жизни жалел не себя, а Наташу. Со всей беспощадностью память высвечивала те злосчастные пять лет их совместной жизни.
Проект, над которым корпел почти три года, ему тогда зарубили. Он постоянно, сомневаясь, всё переделывал, переписывал, пересчитывал… В это время Наташа родила Вику. Но она ни на минуту не прекращала работать. В паузах между кормлениями, суетой по дому, набрасывала эскизы моделей. Всё, что привлекало в их доме, грело теплом — было сделано Наташкиными руками.
До родов она сгорала на работе! Дизайнерское агентство не поспевало за удивительными идеями и замыслами. Они сыпались, как из рога изобилия. Коллектив готовился к важной выставке. От её результата зависела их дальнейшая судьба. Но твоя безразмерная защита не была положительной. Проект тогда назвали вялым. Без стержня вдохновения и порекомендовали ещё немного подработать, а через годик защититься. Ну, и ты совсем закис и впал в такую депрессию. Руки и ноги покрылись экземой. Чувство вины и стыда перед Наташей выливались в странную форму — раздражение на её же поддержку… Ты не мог помогать Наташе с Викой, при такой болезни, да ещё и свалился на неё тяжёлым грузом придирок, нервозности. Вдобавок ко всему, не работал почти год, занимаясь лечением, не приносящим никаких положительных результатов. «Знакомо ли вам ощущение полной безысходности, грусти и одиночества, когда ночами снятся кошмары?»
Наташа была вынуждена оставить работу, чтобы заняться тобой. Вадим вспомнил, как тогда она предложила приступить к лечению болезни необычным, как показалось тебе, методом. Суть заключалась в том, чтобы заново начать работу над проектом, без злобы на тех, кто, якобы тебе завидует. Опять-таки, как казалось тебе. Увлекаясь и не теряя ни одного дня, погружаться в изучение новых изысканий и достижений своих иностранных коллег, и не заметишь, как болезнь отпустит, пыталась предлагать она. Но тебя это привело в такое неописуемое бешенство. Ты наговорил массу всяких обидных слов, назвав её самодовольной и бессердечной дурой, совершенно упустив, что эта самая «дура» сейчас содержит тебя самого, твоих детей, делая работу ночами. Наташа тогда ничего не сказала в ответ, а как-то сразу вся, сжавшись, ушла в свою комнату.
Однажды утром, накормив Вику завтраком, подошла и сказала тихим, твёрдым голосом, несвойственным ей: «Вадим! Я стану помогать тебе, если будешь бороться за себя сам. Я тебя очень люблю и всегда стараюсь с пониманием относиться к твоим пессимистическим приступам, но они становятся слишком частыми. Мне нужны силы, чтобы воспитывать Вику и работать. Не забывай, пожалуйста, что я тоже училась, мечтала и строила планы. Помнишь, кто сказал: «Люди! Я люблю вас — будьте бдительны!» Это говорю тебе говорю. Либо от тебя ухожу. Мне необходимо душевное равновесие для воспитания дочери, — потом добавила, — мне всегда, казалось, что и тебе тоже оно могло послужить с пользой для дела».
Впервые за время знакомства и совместной жизни — она говорила жёстко, но не зло. В голосе жены звучал сигнал тревоги. Вадим тогда почувствовал такой стыд, словно его окатили ледяной водой… После разговора с Наташей — долго курил на балконе и, уже знал точно, что завтра начнёт всё заново. Точно так же было, когда-то в студенческие годы.
Они учились в одном институте, на разных факультетах, а Вадим двумя курсами старше. Его всегда приводило в растерянность, и даже немного оскорбляло, если что-то приходилось переделывать. Тем более, когда надоедала рутинная работа. Вообще, природа наградила его талантами и способностями, но трудолюбия, видимо, пожалела. Однажды Наташа, когда у них только начинался роман, сочинила стихотворение и прилепила его на кульмане.
Ах, Вадька! Капризный мальчик! Красив, талантлив ты как бог! Но ты ленив, а это значит, Что вряд ли будет с тебя толк. Ты не лелей в себе «Нарцисса», Пиши работай над собой! И вот тогда — поверь мне, Вадька! Придёт к тебе успех большой! Ах, Вадька! Как успех обманчив! Не уповай ты на него. Забудь его! И день и ночь Трудись не унывая, зайчик, и будем счастливы с тобой.
Наташа успела заметить за ним эту слабость, по-другому просто не назовёшь, стараться обвинять в своих неудачах, пусть даже самых маленьких: обстоятельства, других людей, жизнь, но только не себя. Подействовало! Надо отдать ей должное — она всегда знала, на какую пружинку надавить, чтобы заработало. Вышло также и в этот пиковый период жизни. Решил попробовать, не очень-то надеясь, но произошло чудо – обрёл. Обрёл уверенность, но остался осадок, из-за того, что не сам пришёл к этому. И ты сделал! Защитил! Она ни словом, ни жестом не напомнила об этом разговоре. Только подкидывала случайные статьи, зарисовки, выдержки. Ты-то знал, что она специально копалась, отыскивала их, чтобы помочь, зная все слабые места в проекте. Вадим не мог уже существовать без её поддержки, но именно это и раздражало его. Нам, если не всегда, но часто, не нравятся свидетели нашего неблаговидного прошлого, непривлекательных поступков, особенно те, кто приложил руку к совершенствованию —«тебя любимого». Ты был противен сам себе и не верил в её искренность.
Теперь у Вадима, начинала спадать пелена с глаз, и как после грозы в разреженном воздухе, улучшалась контрастность подсознания. Стало проясняться и выдавать на поверхность, всё то, о чём он не задумывался ранее. Вспомнил, как Владлен, президент фирмы, куда его устроил старый товарищ по институту, пригласил к себе домой — для беседы. Разговор оказался довольно долгим, но неожиданно интересным. Он и не думал, что шеф, так пристально его изучал, прежде чем предложить ему интересное дело, а именно: возглавить один из отделов, на который возлагал особые надежды. Беседа подходила к концу, когда пришла Майя — сестра босса.
Девушка заскочила, передать супруге брата какой-то пакет. Владлен представил сестру коллеге, попросив Майю подвезти его до института. Доброжелательно согласившись, обласкала Вадима тёплым взглядом. В машине сложилась непринуждённая беседа. Между ними возникло взаимное расположение… У Вадима было приподнятое настроение от нового назначения. Это и в материальном выражении для них с Наташкой являлось наградой за время безденежного существования. «Она это заслужила, — думалось ему. Всё это время была настоящим другом, вела себя не по-женски — мужественно. Наконец, можно делать хоть какой-то ремонт в квартире, тем более что с рождением Дениса ей пришлось оставить трудовую деятельность совсем — он часто болел и рос очень хрупким мальчиком. Наташа предпринимала гигантскую работу по организации всяких нагрузок, закалок и всевозможных ухищрений, чтобы Денис окреп и встал на ноги. Странно, но почему эти мысли никогда не приходили раньше?! Всё принималось, как, само собой, разумеющееся: и то, что ты лелеял только себя, свои неудачи, а Наташа и тебя, и детей?! А любил ли ты вообще?! И знакомо ли тебе, в принципе, это чувство?! Сначала мама, — отец их оставил, когда Вадиму было семь лет, — самозабвенно всю себя отдавала сыну. Забывала, как и большинство родителей, что воспитывают дитя не для себя – любимой, а для той жизни, в которую ему предстоит окунуться. Мужчина должен стать хорошим мужем, отцом ей… просто мужчиной, а женщина, собственно — хорошей женой, матерью. Но мать — это такой же продукт времени, своих родителей, да к тому, же брошенная мужем».
Вадим вдруг посмотрел, как бы со стороны, на свою мать и ему стало невыносимо жалко её. С тихим сожалением представил, что не всегда был с ней ласков, а иногда она даже вызывала в нём какое-то презрение. После ухода отца в доме поселилось нечто ущербно-унизительное. Мать согнулась внутренне, но, казалось, что и внешне, хотя была красивая. Иногда напоминала ему одну из этих мрачных, невыразительных женщин со скорбно-осуждающими лицами, недружелюбно встречающих при входе в храм. «Вряд ли можно верить в кого бы то ни было с таким хмурым, а иногда даже злым лицом — мелькнул мысленный образ верующих в храмах. Но только чуть-чуть напоминала, а обычно она всегда улыбалась, но вот в ней-то — в улыбке, и таилось что-то жалкое. А, что ты знаешь о матери?! — с болью подумал Вадим. И сам не помнишь уже, когда разговаривал с ней, вглядываясь в родные глаза… Может, у неё, что-нибудь болит».
Мать всеми руками уцепилась за Наташу, увидев, а скорее, почувствовав своим женским чутьём, продолжение материнских забот и пожертвований в пользу Вадима. Одним словом, передала в руки Наташе, заботясь только о благополучии сына, а что он сам сможет дать невестке, семье, не задумывалась. Впрочем, так обычно и бывает. Где те родители, которые выращивают чадо, надеясь получить за его человеческие качества, благодарность от будущего мужа или жены?!
Вадим резко поднялся с кровати и пошёл в ванную комнату. Буквально сорвал с себя одежду и встал под холодный душ. С жадностью путника, нашедшего в раскалённой пустыне благословенный источник воды и припадающего к нему иссохшими губами, подставил лицо под резкий напор душа. Неистово пытался смыть с себя наваждение, из которого не видел выхода. Когда вышел из душа, часы показывали неподходящее время для растрёпанного состояния души…
В дверь постучали, и одновременно в комнату влетела Майя. Сильным размашистым движением руки, срывая сумочку, бросилась к Вадиму на шею, свалив на ковёр, прильнула жадными губами. Вадим, насколько позволяло душевное смятение, пытался изобразить ответный, жаркий поцелуй… Нет! Она не была ему противна… наоборот, но теперь ясно понимал, что и она становится жертвой его вялого, без всякой позиции, течения жизни. Майя же настроена была решительно. Грациозно оседлала его, застыв, наблюдая реакцией… Затем, из-под полотенца, каким был замотан Вадим, натренированным движением руки достала «бананчик»… Так, привыкла величать орган вожделения своих мужчин. Но Вадим этого не знал, да и зачем ему знать, пусть думает, что это только он вызывает в ней такую романтику аллегорий и отношений. Сейчас, когда он, вообще, уже ничего не понимал, это не имело никакого значения.
Женщина немного поиграла, стараясь смотреть Вадиму прямо в глаза, соблазняя, и одновременно пытаясь понять, что же его так мучает?! Но, отмахнувшись от мешающих мыслей, как от назойливых мух, отдалась всецело завладевшей страсти. Почувствовав, что «бананчик» увеличивается в размерах, Майя медленно стала вводить фрукт наслаждения в себя. Глядя прямо в глаза, медленно и методично насаживала себя на остриё его плоти. То откидывалась, то вдруг надвигалась, гипнотизируя пристально-приглашающим взглядом. Вадим изверг семя с чувством ошеломляющего освобождения, и резко отодвинулся.
Невероятно тошнило… Охватил ужас от пустоты жизни… Она обдувала его своим равнодушным, холодящим ветром… Не вышел, а вылетел на балкон и тупо смотрел, как танцуют листья на ветру. Чувства, разрывали сердце на мелкие клочья, не поддаваясь анализу. Слова были бессильны. Хаос и безмерная душевная тоска терзали организм. Вадим вызывал в памяти глаза Наташи, но они сверкали холодным блеском, как далёкая, недосягаемая звезда…
Audio – сопровождения произведений вы можете услышать на Fabulae.ru автор – sherillanna http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
