***

Все говорят, что время лепит нас,
а разве мы не лепим время?
Почти наощупь, кто во что горазд,
корпим мы над своим твореньем.

Сминая то, что нас готово смять,
иное обретая зренье,
непрочь всё заново, порой, начать,
в безвременье мы лепим время.

 

 

 

ДОЖДЬ

Дождь – вода,
но он много умеет:
терпеливо стучаться в закрытые двери
и выматывать нервы со знанием дела,
и почти останавливать время.

Позолоту и грязь он смывает бесследно,
и оплакать ушедших никто так
не сможет.
Но не всякий огонь –
поручусь своим сердцем –
хоть вода он, зальет собой
дождь.

 

 

 

СТИХИ

Так камни в горной речке скачут,
наталкиваясь друг на друга,
и стонут так, и горько плачут,
раскалываясь вдрызг,

а те, что выживут,
ложатся
на дно безумной дикой речки,
да так, что их потом не сдвинуть,
ни водам,
ни векам.

 

 

 

НИЩИЙ

Он стоит с шапкой в руке
каждый день
на одном и том же месте,
словно распятый Христос,
не умея сам сойти
со своего креста.

 

 

 

***

Ночь в июне короче взмаха ресниц –
и целуются зори одна с другой!
Попытаемся – хочешь? – не помня лиц,
друг о друге поплакать и мы с тобой.

Не стесняясь той, что глядит в окно –
у нее стойкий иммунитет против слез! –
будем плакать, что третьего не дано
и не будет, хоть тресни, дано – и всё!

И сойдемся хоть в этом на миг с тобой,
словно зори в июне, не помня лиц,
и не спутаем впредь ни с какой другой
эту ночь, что короче взмаха ресниц.

 

 

 

***

Зрачки в зрачки – увидишь бесконечность
и станешь равной всем богам!
Но взгляд не выдержан – и вечность
нам вновь не по зубам.

Ну, что ж, давай пытаться снова:
держись, а я-то устою!..
Но бездны карие так новы,
что слепну я, хоть и смотрю.

 

 

 

***

В начале любви,
еще в самом начале,
с тобой мы шептались
на ветхом причале;
и ветер с лагуны
крал странные речи
и их уводил
за собою далече,

туда, где готовились
новые смерчи,
туда, где грядущие
зрели тайфуны –
и было так радостно
в душах в тот вечер,
как будто никто
из умерших не умер.

 

 

 

***

Горячился вчера, всё доказывал
правомерность своих ощущений.
Это яблоко кверху подбрасывал
и ловил, правда, без упущений.

Бросил в вазу, ушёл в огорчении,
в рукава проскользнул как попало.
Было яблоко как преступление,
ну, я тоже его есть не стала…

А сегодня оно как подсвечено,
словно шар земной, в руки вплывает –
и по этому шару доверчивый
муравьишка прозрачный гуляет.

 

 

 

ПЕСНЯ ТРУБАДУРА

В старом замке с витражным окном
одинокое Время живет,
в старом замке и ночью, и днём
одинокое Время поёт,
обходя со свечою углы,
одинокую песню свою,
что тверды эти стены и злы,
и покоя ему не дают.

В старом замке с витражным окном,
где покой не похож на покой,
бродит Время готическим сном,
одинокое и со свечой…
И убитая силой Любовь
воскресает в убийцах самих –
и инфанты влюбляются вновь
в юных мачех печальных своих.

 

 

 

***

Соприкоснулись
не нарочно руки,
о собственном
заботясь до сих пор, –
и снова бьются
бабочки в желудке,
и звёзды
со дна глаз
глядят в упор!

И тьмы аудиторий,
сонмы публик
уже готовы
пристально
внимать,
как мы с тобой
наш неразменный
рублик
опять
пытаться будем
разменять.

 

 

 

***

А закат близит общий закат,
нестерпимо акация пахнет,
на ресницах лукавых дрожат
отражений нездешние пятна.

Мир в охапку друг в друге обняв,
торжествуем победу над тленьем,
снова формулу не записав
алхимического превращенья.

 

 

 

***

Кормлю с руки, как голубя иль зверя,
сама кормлюсь.
С твоею сущностью в нездешней сфере
вот-вот сольюсь.

А за окном несыто шевелится
и град, и мир.
Но не осталось манны ни крупицы,
и пуст потир…

 

 

 

***

Было лето
и в небо отрыты двери.
Землянику из миски
стащила Мэри.

И сверчок упражнялся
весь день на скрипке…
Мэри ноты листала
пальчиком липким…

Всё проходит,
и в небе закрылись двери.
Земляники уж нет.
Нет и Мэри.

 

 

 

БУДДИЙСКАЯ ПЕСНЯ

Мы с тобою две бусинки
на чётках у вечности,
две соседние бусинки,
отполированные
её прикосновениями.

Она будет петь мантры,
раскачиваясь из стороны в сторону,
но мы всюду окажемся рядом –

две бусинки,
до зеркального блеска
отполированные
Великим Буддой
по имени
Вечность.

 

 

 

***

Я, как вода, на небо возвращусь,
а с неба – вниз, в свою стихию,
где в воды позапрошлые вольюсь,
родные чуть и чуть чужие.

Мне, как воде, в тугой круговорот
вписавшись, никуда нет хода:
бурлить мне или течь из года в год
согласно с временами года.

Мне просто вечно быть и, как воде,
стеклянной быть и быть горячей,
живой и мёртвой, здесь или нигде,
сродни судьбе слепой и зрячей.