***

Зреют слова, виноградом вися на строке,

строки, как лозы, родят стихотворную вязь.

Время безжалостно давит вино из стихов:

самому лучшему – самая долгая жизнь.

 

 

***

Побольше воздуха набрать –

и петь про серебристый вечер,

про неминуемую встречу,

про проливную благодать,

про дождь,

про справедливость веры,

про неслучайность голосов,

про откликаемость на зов,

про чистый тон небесной сферы,

про сны, мешающие спать,

про одиночество благое,

про нас, когда нас было двое…

Лишь только б воздуха набрать!

 

 

***

От круглого сиротства нет спасенья,

лишь солнце вдруг щеки коснется нежно,

и птицы посвятят свое мне пенье,

а небо – высь,

вода – безбрежность.

 

И золотом сверкнет мне древний купол,

и город растворит в себе любовно,

и Провиденье, что на ласку скупо,

войдет в стихи почти дословно.

 

 

***

Соловьи замолкли в Гефсимани,

караваны не нашли дороги,

оттого, наверно, в этой рани

стало ближе близкого до Бога.

 

Он камней неласковых касался,

Он горячим лбом уткнулся в землю,

Он был тем, который Сам спасался,

и который был оставлен всеми…

 

Ничего о том не знали люди,

укачавшись времени волнами:

соловьи лишь бдили, и верблюды

втягивали близкий свет ноздрями.

 

 

***

Как будто без прощаний и прощений

расстались. Но отрезаны пути

в былую бесконечность повторений,

где есть всегда надежда впереди.

 

И так, вот, без прощаний и прощений

парим над миром – некому поймать,

забытые. как два стихотворенья,

что поленилась ночью записать.

 

 

***

В два голоса мычат коровы,

сверчки стрекочут в унисон,

справляют сети звероловы,

и лето тяжело, как сон.

 

Стоит на всем жары проклятье –

и звезды сыплются с небес:

кому в знак нынешнего счастья,

кому в счет будущих чудес.

 

 

***

Дождь золотой –

короткий дождь.

И наглядеться

не успеешь,

как слезы,

ангельские сплошь,

вслепую

землю вдруг

усеют.

 

И свет не тот уже –

иной,

словно по-новому

сгустился.

Поплакал Ангел

над тобой:

он посветлел –

ты просветлился.

 

 

***

Быть сложным легко и просто –

попробуй. вот, стать простым,

как ангелы и как звезды.

как облако или дым,

 

как дерево и как голубь,

как ждущее часа зерно,

и как ничего уже, кроме

того, что тебе дано…

 

От сложного к простому

святой пролагает путь,

чтоб там, где все видят омут,

благую увидеть суть.

 

 

***

Гениальность

при всей неподъемности

имеет

столь малый

удельный вес,

что, практически,

не оседает,

а летит

непременно

вверх.

 

 

СРЕТЕНИЕ

Солнце тьму разорвало,

назначив день встречи

между прошлым и будущим.

на перекрестке

между долготерпеньем

и светом надежды,

где конца еще нет,

но уже есть начало

понимания всех

перевернутых смыслов,

парадоксов и равенства

бóльшего с малым

и того. что стоит

над твоей головою,

наклоняясь все ближе,

оставаясь все там же.

 

 

ДЕНЬ  ПАМЯТИ  БРОДСКОГО

В день Святого Фомы Аквината*

он свернул и поплыл на попятный.

То рябила вода, то пестрела,

и, как будто, ей не было дела

кто там плыл иль кого уносило,

Аониды по ком голосили,

и она вслед за ветром бежала –

а в тот день было ветра немало! –

она падала, снова вставала,

но концы заплелись за начала.

________________________

*28 января по григорианскому церковному календарю

 

 

***

У сверчков последние песни

торжественны, словно бденье,

и стоит в траве в конце лета

предапокалиптический гул,

под который грубеют стебли,

цвет один на другой меняя,

и фантазии, не сбываясь,

улетучиваются в трубу…

 

И любить с каждым днем больнее

в конце лета, почти в конце жизни,

когда сотнями падают звезды

с расщедрившихся вдруг небес,

когда в море всплывает рыба,

чтоб послушать последние песни

в исполнении жадных до жизни,

но готовых на смерть сверчков.

 

 

***

Со среды и до субботы

дождь наполнил мир на треть,

репетицию потопа

приглашая посмотреть.

 

Из окна дивится кошка,

как канавку у ворот

переходит вброд прохожий,

и собачка вслед плывет…

 

Кошка покачнет портьеру,

спрыгнет, чтобы не глядеть,

чтоб поесть и до премьеры

вдоволь выспаться успеть.

 

 

***

Погоди,

не руби, как смоковницу,

дай мне шанс:

может быть зацвету –

обещанию легче исполниться.

чем отозванным быть на лету!

 

Погоди,

еще зерна не собраны,

еще плевелы в мерах кишат,

еще не до конца уловлена –

не совсем до конца – душа.

 

 

***

Равнина. Небо. Пчелы. Зной.

И клонит в сон барашка,

и рог его уж час-другой

форсирует букашка.

 

А там, в провинции иной

гремит, и ветер мрачный

вступает с мельницами в бой,

как рыцарь из Ла-Манча.

 

Барашек ухом поведет,

опять смахнет букашку –

и день упрямо поплывет

на встречу с днем вчерашним.

 

 

***

Соломинка моя, меня держи:

соломенными волосами…

медово-карими глазами…

умело-хрупкими руками…

лавстори нашей весом в жизнь.

 

 

***

Сверчок уснул, а небо сине,

как будто Вечность в нас глядит,

и мы ей кажемся большими,

такие малые на вид.

 

И нам самим порою снится.

что с чем-то бóльшим наравне

мы будем длиться, длиться, длиться

и, может, вечно длиться в ней.

 

Сверчками петь, сверчками молкнуть,

сверчками славы не желать,

и души из объятий мертвых

уметь легко высвобождать.

 

 

***

Горят закаты, далеки

на ближних небесах.

и листья, как еретики,

сгорают на кострах.

 

Унять волнение души

никак нельзя, когда

взволнованно листва шуршит,

волнуется вода.

 

Волнует птицу на лету

и в небе облака

схожденье света в темноту

и времени в века.

 

И тот же трепет на челе,

в росинке на листке.

в пере на ангельском крыле,

в карандаше в руке.