Гаснут в небе остатки звёзд.
Полетели, чего нам ждать?
Если выбрали «лоукост».
Всё, что можно – ручная кладь.

На разбеге не разобрать,
Что по плитам шипит шасси:
То ли – «Лётчики, вашу мать»,
То ли – «Господи, пронеси».

Разбегаемся до утра.
До овации на отрыв.
Кто-то в курсе, что жизнь – игра?
Нарожали, не объяснив…

Солнце начало новый день,
Бросив лучик издалека.
С самолета упала тень
Серым крестиком в облака.

Разговаривать – смысла нет.
Слишком личное дело – «квест».
Я лечу на парад планет,
А сосед на «Октобер-фест».

Жаль, что вылетел в декабре
Рейс, отложенный с давних пор.
Всё равно – мы уже в игре.
Где ж хотя бы один призёр?

Это мелочи, что нас ждут
Турбулентности впереди.
Штурман, главное, ты маршрут
Над Донбассом не проведи.

Глянь под левое – Анкара.
А под правым – Владивосток.
Если веришь, что жизнь – игра,
Так попробуй, сыграй разок.

Борт, отрезанный как ломоть.
Форы нет ни добру, ни злу.
На тринадцатом «эф» Господь
Нимб вплотную прижал к стеклу.

Может быть на лету опять
Отделяет от света тьму.
Нам-то, нехристям, не понять,
В этих тонкостях, что к чему.

Недоступные нам миры,
Ждут пришествия, где-то там…
Вряд ли истинный смысл игры
Приоткроется игрокам.

Пусть походкою от бедра
Стюардесса доставит чай.
Говорят тебе: жизнь – игра,
Не выпендривайся, играй.

Через миг оторвётся хвост.
Что останется на кону?
Если гаснут остатки звезд,
Значит это кому-то ну….

Казалось – избегу
И Сциллы и Харибды,
Из подворотен-снов
Карабкаясь на свет.
И правду воссоздав
Из выпрямленной кривды,
Пойду с ней по местам,
Которых больше нет.

Из этих палестин
Наметив путь неблизкий
Мы унесли с собой
В эпоху перемен
Расстрельные статьи,
Предсмертные записки
И тухлый сквознячок
От выщербленных стен.

Прогнозы бурь и бед
Вручаю адресатам.
Как дальше с ними быть…
Наверное, решат.
Каким-то тихим был
Он в восемьдесят пятом,
Из атласов и карт
Изъятый Ленинград.

Упали семена.
Да прорастут нескоро.
Небыстрое у нас,
Ленивых, волшебство.
Как бабочка к Неве
Приколота «Аврора».
Похоже ей уже
Не снится ничего.

У гарнизонных крыс
Крупа и макароны.
Заслуженный паёк.
Попробуй, отбери.
Наш бастион века
Стоял непобежденный.
Никто не шёл на штурм.
Сдавали изнутри.

Отсюда поворот,
Где многих поломало,
Топорно, обушком,
Перешибая плеть.
Прорвался броневик
К Финляндскому вокзалу.
А мне за ним пешком
Конечно не успеть.

Кого я тут играл,
Олень по гороскопу…
Не будет пышных свит
при голом короле.
Сто лет смотрел в окно –
Исследовал Европу.
А всё, что рассмотрел –
Разводы на стекле.

Сто лет уже прошло!
Эпическая сила!
Похожи на стриптиз
Движения времён.
Танцуем вальс-бостон
с Харибдою и Сциллой
И думаем, что нам
Приснился страшный сон

Органайзер, пиджак.
Дьявол носит китайское «Prada».
Рваный график работы.
Усталый от оптики взгляд.
Перебои в поставках –
Патроны не едут со склада.
Там ревизия скоро.
Они так и так улетят.

Запаси подорожник,
Для ран, что не лечатся словом,
Вдоль окольных дорог,
О которых отдельный рассказ.
Рядовой Москаленко
Подрался с сержантом Хохловым.
В результате на биржах
Поехали цены на газ.

Вся война в головах
Обитает и присно, и ныне.
Если встретишь козла,
За рога отведи до двери.
Наш козёл отпущенья
Никак не уходит в пустыни.
Потому что их нет.
Кроме той, что таится внутри.

Под присягами выцвели
В пыльных архивах чернила.
А в военных билетах
С годами поблекла звезда.
Мы остались верны,
А вот Родина нам изменила,
Собрала чемодан
И свалила незнамо куда.

Перелески, поля,
Позабытые богом пром.зоны.
Я б стоял на вершине,
Как в песенке – Счастлив и нем.
Только нет здесь вершин.
Ну не брать же в расчет терриконы
Где под каждым лежит
Не халявщик, партнёр “МММ”.

Вдоль окольных дорог
Пересчитывать палочки сосен.
И топить, как котят,
Все проблемы в дешевом вине.
И пытаясь найти
не пришедшую в Болдино осень,
Ждать вестей от исчезнувшей Родины
В каждой весне.

Куда ни глянешь — сплошь тьмутараканье,
В котором, ради выпивки и корма,
То форму побеждает содержанье,
То содержанье побеждает форма.

В дыму сражений, как в печном угаре,
Все перспективы призрачны и зыбки.
Грохочет в барабане Страдивари
Пропащая душа последней скрипки.

Ей суждено бродить, греша и каясь,
Исследовать вокруг себя украдкой
Порядок, превращающийся в хаос,
И хаос, возведенный в ранг порядка.

Не ощущает тело барабанье
Внутри себя мучений квартирьера,
Избытка веры, как нехватку знанья,
Избытка знанья, как нехватку веры.

Мир как матрешка детская таинствен.
В нём не дойти до нулевого слоя.
Борьбу ли провоцирует единство?
Единство ли кончается борьбою?

В тьмутаракани, так в тьмутаракани…
Вокруг пусть и невесело, но пестро.
Тьмутаракань – синоним глухомани,
А вовсе не Таманский полуостров.

Миллионеры мы и оборванцы.
Градаций – как от водки до кефира.
Но есть у коренных тьмутараканцев
Землячества в любом зажопье мира.

И способ выживания в кошмаре –
Наш бизнес, что из самых заповедных:
Продажа барабанов Страдивари,
Да курсы диалектики для бедных

Кусочки страны потихоньку уходят в «оффшор».
Такая игра – «Собери миллион к миллиону».
Такая игра – выбираешь покрепче топор
И рубишь старуху. И тащишь из дома икону.

Неважно, что денег теперь – до скончанья времён.
Не жалко земли, разорённой, заброшенной, лысой.
И шепчут тебе жополизы, что ты чемпион,
А ты остаёшься всё той же обычною крысой.

Повесь над усадьбой из имиджа сотканный флаг,
Затми «камасутру» эффектной и трендовой позой.
Потомков твоих не минует тот самый мышьяк,
В который уже отливаются горькие слёзы.

Тебе не заметно – как всюду сгущается мрак.
Тебе всё равно – как беспомощны проблески света.
И ты, не встречая отпора, ведешь себя так,
Как будто в кармане лежит запасная планета.

Всё, выдохнул пафос, который копил целый год.
А в круге втором начинать, как обычно, с пелёнок.
На стрелке волков и баранов у новых ворот
Что делаю я, заблудившийся гадкий утёнок?

Я знаю маршруты. Я чувствую силу в крыле.
Мне жаль вас оставить в миру, где и воздух враждебен,
Вы вспомните предков, что жили на плоской земле,
Общаясь с богами, которые жили на небе.

Да, небо «оффлайн». В атмосфере не место богам.
И бездна за ней – наша общая с вами заслуга.
Вы вряд ли решитесь, но всё-таки руку подам
И сделаю шаг из давно надоевшего круга.

Если мал золотник, обязательно дорог, как память.
Пусть она коротка, как у злобного пса поводок.
Искра божья, зачем из тебя возгорается пламя,
Если, как результат, пепелище дымится у ног?

Бабье лето. Сентябрь. Я стою в середине фаланги.
На сариссе блестит заблудившийся солнечный луч.
А персидская конница бьёт Птолемея на фланге.
А по центру сраженье бурлит, как взбесившийся ключ.

Тут и спрос – не беда, и не каждая пытка – попытка.
Там, где лесом семь вёрст до небес киселя пригубить.
Там, где с миру собрав ни живую, ни мёртвую нитку,
Я плету по сюжету единую красную нить.

Нам бы их обойти и в атаку по правому краю.
Я в какой-то момент понимаю – почти обошли.
Но ударом копья с колесницы меня отправляют
В бесконечный колодец с мерцающим светом вдали.

Олимпийским богам, колесу ли сансары молиться?
Сильным мира сего, равнодушным владыкам того?
Говорят, если веришь, есть шанс в этот мир возвратиться,
Тем, во что пожелает тебя воплотить божество.

Обжигают не боги горшки, что побьют доброхоты,
К скорой смерти во славу абстракций любовь ворожа.
А колодец душе – как тюрьма из любви и заботы.
Как бежать, если узники сами себе сторожа?

Ни ковра свежих трав, ни небесного синего ситца.
Всем иллюзиям край. Всем делам подведенный итог.
Если мир – заблужденье, позволь мне опять заблудиться.
Да на круги своя, на штрафной виртуальный кружок.

Не шумят города. Не волнуется жёлтая нива.
Все заставки и звуки свернул декоратор в рулон.
Ничего не боюсь словно феникс, восстав из архива.
Бабье лето. Сентябрь. Разрядился и умер смартфон.

Вот допишу очередной свой бред,
Пройдусь в ломбард. Дорожка-то знакома.
Поэт в России больше чем поэт,
Но меньше, чем акционер Газпрома.

Да, мне доступен только интернет.
Не ждут меня эфир, журналы, сцена.
Поэт в России больше чем поэт,
Но меньше, чем ведущий КВНа.

Но жалоб на судьбу в помине нет.
Кто жалуется – тот слабак и нытик.
Поэт в России больше чем поэт,
Но плачется не чаще, чем политик.

Дождусь ли я, хотя б на склоне лет
(я понимаю, что хочу немало),
Чтоб был поэт не больше чем поэт,
Но чтоб поэту этого хватало?

Сторожит неизвестность нас.
Сторожит на любом пути.
«Здесь» исчерпано и «сейчас».
Собирайся, пора идти.
Бросит под ноги нам апрель
На дорогу, в проемы луж,
Неба мутную акварель
Отражением наших душ.
Братцы-месяцы будут длить
Заколдованный круг дорог,
А отпущенная нам нить
Будет сматываться в моток.
И идти нам, за пядью пядь,
То на ощупь, то вброд сквозь бред,
И возможное превращать
В состоявшееся и нет.
Но осядет в осадок взвесь,
Минералку покинет газ,
И возникнет другое «здесь»,
В недоступном пока «сейчас».
Жизнь, которая – дар небес,
Жизнь, которую все влачат,
Изнутри поглядишь – процесс,
А снаружи – нет. Результат.

В тесном «тут», в коротеньком «теперь»,
Между закопченных сковородок,
Строим быт из небольших потерь
И таких же небольших находок.

Замирают стрелки на часах
Между «никогда» и «очень скоро».
На гастрономических фронтах
Льется кровь сеньоров помидоров.

Загнанная в рамочки душа
Рвется из наскучившего дома.
Виртуальность мышкой вороша
Мы плодим в сети свои фантомы.

А когда рассвет – едва-едва,
Мы, сжимая челюсти до дрожи,
Повторяем глупые слова –
Где-нибудь, когда-нибудь, быть может.

Весь мир – это книга, в которой строго
Секрет бытия хранится.
И люди, как пальцы слепого Бога,
Листают ее страницы.

Весь мир – поле боя. И в этом поле –
Одни огневые точки.
И каждая точка привыкла к роли
Конца пищевой цепочки.

Весь мир – это пьеса (почтим Шекспира).
Из роли выходит каждый.
Как жаль – никому по законам мира
Не выйти из роли дважды.

Весь мир – это музыка сфер, которых
Не видно в пустынном небе.
И вязнет мелодия на повторах.
На зрелищах и на хлебе.

И чтоб не реветь быком на корриде,
Что мир – это хрен на блюде,
Каким ты сумеешь его увидеть –
Таким он тебе и будет.