Она легла на голый кожаный диван из-за чего раздался почти протяжный, нелюбимый и до того противный с детства скрип. Затем она немножко поерзала как бы в неловком предчувствии пристального взгляда и повернулась на бок, подложив руку под спину. Лопатки соприкоснулись, и стал отчетливо виден изгиб, стягивавший кожу от самой шеи до пояса, огибавший позвоночник и вырисовывавший его чёткие контуры. Такую картину давал свет, он скользил по темным стенам от самого окна до коричневого кожаного дивана. Массивность комнаты, сделанной по подобию старых британских прихожих и походившей на древнюю пещеру, не сочеталась с тем, кто только что переступил порог и без памяти пал на диван. Выстраданное и спрятанное в сутолоке ночи лицо, в одночасье истерзанное и брошенное даже собственным взглядом. Этим нежным созданием была довольно зрелая женщина, имевшая нескольких детей и только что покинувшая родной дом.

Спустя несколько часов сна, на протяжении которых она вздрагивала от каждого шороха, она встала и куда-то направилась. Шаги были медленные, усталые, руки дрожали, то покрываясь мурашками, то обрастая маленькими трещинами, сквозь которые струился невидимый аромат её женского тела.

Пол скрипел точно, как и диван. Каждая досочка будто ломалась вдвое, еле выдерживая на себе тяжелые шаги. Да и сама женщина при сгибании и разгибании ног чувствовала невыносимую боль, ползучую и ноющую, будто гниющую глубоко изнутри. На несколько мгновений действо остановилось, она внезапно замерла и расправила руки, стараясь удержать равновесие, но резкие движения зрачков и бегущие по щекам ресницы помешали ей.  С полминуты она продолжала стоять, перекатываясь с одной ступни на другую, чтобы не потерять равновесие. Затем, безо всяких эмоций, продолжила путь.

Коридор был узок, а материал стен походил на брусчатку, которой легко дотрагивались её пальцы. Женщина шла медленно, щупая каждый камешек, чувствуя форму, размер, шершавость или, наоборот, доходившую практически до идеала гладкость. Ей представлялось, как на протяжении нескольких десятков лет выкладывали эту брусчатку, как по ней ступали кони и какой звонкий при этом звук доносился с их копыт; затем эти камни представились ей будто большими, резкими, угловатыми, их огибал горячий песок, и нагревало палящее солнце. Впрочем, эти мысли перебивались: то возвращались, то снова покидали бедную не понимающую ничего голову. И именно благодаря их непроизвольным странствиям в следующее мгновение с женщиной начало происходить нечто странное.

Больше не было того усталого взгляда, губы перестали быть синими и теперь немного приоткрытые выражали чистое восхищение, волосы ярко светились от тех лучей, которые достигали прохода через узкую форточку в потолке. Всё её присутствие вдруг начало искриться в порыве мимолетного счастья, продолжавшегося теперь не более минуты, но будто бы на целую вечность покорившего все тело и все внутреннее существо этого нежного создания.

Преисполнившись странного желания, она быстро преодолела несчастные несколько метров, не заметив, что идёт в сопровождении незнакомых людей и вышла на открытую местность. Глубоко внутри она знала, что должна была чувствовать страх или более того ужас, который можно было разглядеть в огромных чёрных глазах взошедших пред ней людей, но ни того, ни другого она не испытывала, от чего стоящим вокруг эта ситуация казалась нелепой, а женщина нездоровой. В любом случае, то, что должно было случиться именно сейчас и именно в эту минуту ей стало безразлично. Она зажила и вдохнула, и сухой воздух показался ей до того сладким, что хотелось разинуть рот и вкусить его. А небо, которое минуту назад было мрачным, и, вероятно, продолжало оставаться таким, казалось ей необычайно красивым, приятным и в большей степени светлым, чем когда-либо. В глазах удивленных людей она увидела радость и порыв, стремление и желание насладиться чем-то бесконечным, высоким и чистым. Как будто вся вселенная разом перенеслась в поле её зрения и начала петь тонким и хрупким голосом, но так гордо и возвышенно, как не поют даже на религиозные праздники, предвосхищая эмоции божественных сил.

Чем-то высоким были полны и лица людей, стоявших поодаль и так отчетливо смотревших ввысь, будто наполнявшуюся тем далеким желанием, возбужденным смятением. Взгляд женщины начал медленно подниматься вверх, огибая все пространство под ногами и всю распространившуюся на многие километры толпу.

И, наконец, она увидела.

Скрип, который тем временем доносился откуда-то из вышины, был похож на скрип деревянного пола и кожаного дивана. Это скрипела гильотина, покачиваясь на ветру.