И звуков небес заменить не могли
eй скучные песни земли.
***
Говорит земля: ах, если бы да кабы
никогда не росли в моем рту гробы,
не свивались бы волоса корней,
не шептались бы голоса камней,
если б я, земля, да была пуста
и прозрачна вся, хрусталю под стать,
сразу стало б видно земное дно,
будто плетью исполосовано,
обживается медленно оно
новоселами
невесомыми.
***
…тот городской неяркий адмирал
сложивший на асфальте влажном два
крыла как два глазастых вздоха
китаец прежде был
а может кто-то
другой но вот однажды задремал
пил с Буддой на Луне слетел во ад
проснулся и забыл
А ты давай
мой мотылек еще поумирай
прекрасно и отчетливо
жестоко
***
Ровно тридцать лет пролежал в могиле
на кладбище Новодевичьего монастыря цинковый гроб,
прибывший с германской границы.
Человек по городу шатался,
с белым светом по углам шептался,
кровью кашлял и по швам трещал.
Белый свет не слишком с ним считался,
не обманывал, не обещал
ничего. Ах да, струны басовой
в небесах – ни грустный, ни веселый,
ни к чему не прикрепленный звук.
В жопу пьяный пристав зубом цыкнет:
господин-мусью ловкач и циник,
не угодно ль пиджачок из цинка,
паричок, как подобает в цирке –
выбирай, мусью, одно из двух.
Чехов ничего не выбирает –
в общем-то, чего там выбирать –
утром скулы чисто выбривает,
сам себя как трубку выбивает,
из казенных списков выбывает
по глотку, по буковке, задолго
до того, как, в третий класс затолкан,
никуда поедет умирать.
Вот в такой фотогеничной позе
ты его зачем-то сохрани.
В полночь отбывает скорбный поезд
на подземный остров сахалин.
Дальше в привокзальном ресторане
трудный голос пел о расставанье.
Каторжан по полкам рассовали –
и в края далекие ту-ту.
Огоньки за окнами старались,
рисовали, на бегу стирали
раскавыченную пустоту.
……………………………………………
Свет.
Плющом увитая веранда.
Сытный воздух пахнет ветчиной.
Дальше снова ровно ничего.
То есть ничего.
Без вариантов.
***
В раю, где розовый Исус
с похмелья глушит пепси-колу,
читает Брейвик наизусть
стихи майора Евсюкова.
Там скачет голубой щенок
на страх пернатым райским кошкам,
и Эми банчит под шумок
чистейшим херувимским коксом.
И вновь, атласна и легка,
змеится новостная лента,
и ровно посредине лета
висят в ненужных спасжилетах
утопленники-облака.
***
Памяти Марии Вирхов
Загудели крепко протозвери
с чистой пятницы на понедельник
так что к четвергу не протрезвели
и не нужно было, по идее
Вот одутловат и саблезуб
вопрошает протозверь другого
Что-то я никак не соображу
отчего это беды по горло
Отчего вдруг горизонт как свиток
сплошь исписан злыми письменами
и даются трудно вдох и выдох
и перекосилась ось земная
Нам бы хорошенечко проспаться
да на солнцепеке прокоптиться
рыло отскоблить, почистить панцирь
больно уж обгажен протоптицами
Только в сердце поселился червь
непонятной сумрачной заботы
Вот бы взять да и спалить ковчег
все равно останемся за бортом
мы им, протолюдям, низачем
………………………………………
Ну а папоротники знай цветут
дремлет мир, свернувшийся калачиком
а с залива слышно тук да тук
будто кто-то гвозди в гроб вколачивает
***
Ой вы гой еси, добры морлоки
подземельные сини девицы
Исполать тебе, псина мокрая
и тебе, шелудивое деревце
Псина мокрая да Мешок-С-Говном
да унылый гном, в хлам упоротый
приходите все в наш нескорбный дом
нацепив скоморошьи бороды
Наш нескорбный дом черепами крыт
полон крыс, мокриц бриллиантовых
В ссученные рты из чумных корыт
птичье молоко проливается
Приходите все, будем сказки врать
будем сказки врать да баяны рвать
в дурачка играть на свином горбу
дурачка валять, закусив губу
А потом придет добрый хан Бельмес
он отдаст тебе младшую из фей
отдерешь ее, будешь юберменш
а не отдерешь, выйдет эпик фейл
…………………………………………
Ой ты волчья сыть, ссаная трава
Девица не спит
Девица
все видит
слышит
и прекрасно
понимает.
***
Снилось, будто по снежку молодому, выпавшему посреди июля,
в ранних сумерках иду от дома к дому, пробираюсь капиллярами улиц
наугад, вслепую, по-кротовьи
мимо транспортных депо, водокачек, ритуальных бюро и химчисток,
мимо европейских стандартов, декораций, обгоревших по краю,
и деревьев, что заходятся в кашле, и ворон, сидящих на измене.
А кругом светло, хоть безлунно, как бывает белыми ночами,
и чудесно, небывало безлюдно, будто бы по первой программе –
сериал без конца и начала про разведчиков и фашистов.
Посещаю краевые музеи, жилконторы и универмаги
(все слова забытые с детства).
На витринах там почтовые марки, а на марках вместо президентов –
умные опиумные маки, кашалоты, сколопендры и змеи,
представители семейства китовых и совсем неведомые звери,
убежавшие из мезозоя.
В голове вспухает полая сфера и включается голос Копеляна:
будет счастливо государство, управляют которым не люди.
Там народ живет на всем готовом, в этих дальних райских эмиратах,
и никто никогда не умирает, а идет неспешно из дома к Дому,
сам себе Гаутама Сиддхартха,
в ясном беспечальном полумраке
вровень с минаретами из картона.
***
Редкая нерпа заплывет на середину Днепра,
впрочем, на то он и Днепр, на то она и нерпа.
Иов, задрав бороду к небу, кричит: «Эй, ты не прав»,
с неба отвечают: «Пойми, это нервы».
«Хочешь поговорить об этом? Поговорим.
Хочешь – еще чуть-чуть похитрим, позлимся».
Наверху молчат – молчанием поистине гробовым –
потом сквозь зубы: «Прости, я не вижу смысла.
Пробовали меня на разрыв, кручение, сжатие, сгиб,
теперь все поршни стерты, приводные ремни сорваны.
В спрессованной механической мгле не видать ни зги,
зрячи, свободны и праведны только совы.
И если уж начистоту – что касается сов,
им до фонаря, чем казаться, а мне подавно.
Но кадавры в период деконструкции решают все.
В каждом учреждении есть отдел кадавров».
***
На девочку летучие мыши напали.
Ругались многоэтажно и грязно.
Перегар обжигал напалмом.
Глаза во мгле отсвечивали красным.
Обступили тесно, угрожали,
потом ударили чем-то тяжелым по затылку.
Слили девочку в пустую бутылку
и распили за гаражами.
По глотку досталось всей братве,
а наутро захворали животом и умерли.
Потому что дети – это вам не портвейн,
и вообще летучие мыши не очень умные.
***
все на свете состоит из букв
пишется невидимый апокриф
вот сейчас закроешь свой фейсбук
солнышко закатится
в погреб
и какой-то безымянный гад
угреватый офисный мессия
в имя бога впишет наугад
сто сороковой заветный символ
из неоцифрованных пустынь
возвратятся дэвы и ифриты
………………………………………
ой вы клинописные посты
глиняные лайки и ретвиты
про Лиду и геометрию Евклида
“Подробности счастливого спасения: как 17-летней девушке из Якутии удалось выжить в тайге целый месяц”
…Девушка вышла из дома около четырех утра 26 июня и пошла по обочине дороги. Возлюбленный должен был встретить Лиду на полпути… Уже через неделю пути девушку шатало от голода и усталости, но каждое утро Лида просыпалась, умывалась в ручье, завтракала ягодой и снова упрямо шла. От рассвета до заката.
http://www.irk.kp.ru/daily/25727.4/2717765/
хорошая девочка лида маршрутом неверным идет
ведут ее страх и либидо и бес мохноухий ведет
гнездятся кукушки и гниды в немытых ее волосах
и плещутся гнев и обида в припухших раскосых глазах
быть может накрыло спидами а может объелась грибов
неведомые испытанья готовит девчонке любовь
морошкой питается лида и грязь не стирает со щек
ей снится она аэлита
и герда
и кто-то еще
кругом вурдалаки мерещатся и оводы вьются жужжа
и труп алексея мересьева ножом ковыряет ежа
попробуй пойми без поллитра когда заплутала и где
якутская девочка лида в родимой якутской тайге
без банки не разобраться как лида была хороша
теперь в искривленных пространствах раскосая бродит душа
а эту фальшивую лиду подкинули ночью тайком
инопланетяне глумливые
летевшие над тайгой.
Несколько малоизвестных фактов о войне котегов с тольтеками, о птилоидах тож
Воевали котеги с тольтеками
В крепость тростниковую загнав
закидали каменными стельками
самолетиками из говна
И тольтеки поддавали жару
как поймают в чистом поле котега
вырвут электрическое жало
напихают бабочек под когти
И отныне котег сам не свой
в животе его растет птилоид
Он не ест не пьет мышей не ловит
а спешит на родину с весной
Там посадят в короб эбонитовый
жертвуя сырой Кибеле-матери
а потом – на шелковую ниточку
и летай себе, круги наматывай
Вот летает котег, трепыхаясь
распевает песенку свою
как враги сожгли родной пентхаус
и сожрали милую семью
Но под эбонитовой плитою
там, где зори ясные тихи
как в гнилом яйце, растет птилоид
прогрызает изнутри хитин
Где же вы, прекрасные пилоты
с глиняным румянцем в полщеки
чтобы к солнцу поднялись птилоиды
а по правде – райские жуки
Чтоб глаза мохнатые не видели
тех, что очень далеко внизу
превратились в известковых идолов
с золотыми кольцами в носу
***
Земле грозит атака спам-богов
очко сжимает ойкнув ойкумена
трясет как блядь проколотой губой
чего-то через силу покумекав
сейчас зарядит шприц на пять кубов
и вмиг узрит космических чучмеков
Как хороши полеты на муму
как свежи упоительные рожи
что льнут к иллюминаторам
Уму
и сердцу нету их вовек дороже
о властелин сходящихся дорожек
зияй и пой веснущатый синдбад
пока по следу твоему судьба
идет четверкою дубовых ножек
сжимая ножик в каменных зубах
Хентиаментиу
1.
В стольном городе Ликополе,
во всех отношениях приятном и забавном,
посреди площади закопана
мертвая священная собака.
А почему ее зарыли
(облезлым хвостом на запад) –
приезжие воротят рыла,
зато местным очень уж по нраву запах.
Из местных каждый третий бог или около –
ой вы, покой и волюшка! –
роют логова подземные глубокие,
меж собой разговаривают по-волчьи.
А вокруг дышат легко поля –
рисовые, маисовые, какие надо.
Далеко еще до Ликополя,
славного Волкограда.
2.
Бросила младенчика-псоглавца
глупая богиня – что ж теперь
Не проси, не верь и не пугайся
знаю, предназначено тебе
по камням гробниц, задравши гордо
морду заостренную, идти
Волчий город и Шакалий город
дымно светят на твоем пути
Взвешивать сердца пером легчайшим
тоненькие нити обрезать
и за это на щитах и чашах
твой звериный лик изобразят
Всем, кому припасов не хватило
удержаться на передовой
кто остался в земляных квартирах
весточки мои передавай
расскажи, что нынче на фронтире
в страже я служу береговой
есть и перламутровое брюхо
и во рту полно преострых игл
так лежу, хвостом взбиваю ил
поджидаючи милова друга
…………………………………………
Поклянись на Книге и Змее
ты, по праву смерти первый житель
сумеречных Западных земель
бог-начетчик, демон-потрошитель
что еще увидимся к зиме
…………………………………………
…………………………………………
***
В июле именно в июле
когда невидимый барометр
то обещает сушь то шторм
жара меж глаз размякших улиц
наотмашь бьет и не помочь
и не сбежать как ни пытайся
на заколдованном пароме
ни на коне что за полцарства –
тогда вот в точности поймешь
что в мире этом а не в том
всех ждут воздушные мытарства
в могиле скомканной метаться
и землю жрать горячим ртом
***
Чиста жизнь без нас
тихие па
водяных черепашек
застенчивость ручейника
основательность ряски
впервые
называя вещи по именам
не унижаешь их
……………………………………
этой весной
здесь ходил Будда
двуцветный клевер
вырос в его следах
***
гроза двора, чумазый купидон
нетерпеливо укрощая трех-
колесный экипажик, упадет
и хнычет, и глаза руками трет
он знать еще не знает, что ––
старик, доисторический урод
жует пирамидон запавшим ртом
его глаза обернуты в картон
его душа скопленье папиллом
он больше не боится, что ––
небожья тварь прозваньем аполлон
из воздуха высасывает мед
и не умеет петь, а все поет
неслышно, и летает напролом
повсюду, как безбашенный пилот
она плевать хотела, что ––
за все, что не оставить на потом
за средиземный снег и зимний гром
за ласточек, что брызнут из-под стрех
за белый свет и вот за них за всех
мы никуда отсюда не умрем
……………………………………………….
мы никогда до смерти не умрем