Архив рубрики: Без рубрики

Между рукой и прикосновением (сборник стихотворений)

СТИХИ 2018 года


Лепестки

Нежность чистая, где ты –
не устала ли ты от разлуки? –
смятым лепестком цветка
ты спишь под скамьей.

Опустишь ли ты снова
розовые тени над нами,
нежность?
Слышен ли твой голос камертоном,

что саднит и высвечивает все несовпадения,
что просит плакать и шататься
от берега к берегу
в поисках чего-то, что закроет зазор

– между цветением и смертью,
между рукой и прикосновением –

когда твои лепестки
опадают и мнутся в моей груди.

 

Крик

Я слышу крик –
он птицей стучит в сердце.
Как бы хорошо утереть лицо полотенцем
и вдохнуть летнего воздуха.
Но уходит тот поезд –
с вагонами нежности первого детства.
Приоткрыта еще одна дверца,
но уже вдалеке.

И я запершись в стенках грудины
эхом слушаю крик –
то ли твой, то ли собственный.
Опадающий миг.
Ухом взрослого
все вперяюсь в текущую боль
и растущую близость.
Она катится словно ручей
всё вбирая в себя по низинам.
Набирая тона недовольством
и плачем, и тонким
как иголка
в руках у ребенка
виражом,
звучным шлепаньем вниз.

Раскатившись как сель,
набирая пружину волной –
то ль засевшая боль,
то ли просто каприз,
а скорее и то, и другое.

И окончилась…
Вот он и воздух.
Вот и поезд,
нащупавший мель.

 

Детям

Во мне мой каждый миг живет –
и самый будущий, и прошлый –
И настоящее возможно
Настолько, сколько этот миг дает.

Дает из вверенных мне рук
мечтаний, боли, остановок
в мельканьи маленьких обновок
и в цыпках кожи на ветру.

Настолько, сколько этот день берет
моих улыбок, брошек, платьев,
прикосновений и объятий,
и слёз ответных поутру.

Но одеялец виражи
не смеют ожидать свободы,
как будто стиснутые годы
прорвались из другой межи.

И тёплым противнем фасад,
усталым камнем возникает,
и стачивает, подрезает
всю толкотню и беглый гам.

В безбрежной гулкости тебя
касаюсь, страшное мгновенье.
И наготы прикосновение
я знаю, бусы теребя.

В конечной точке на меже
в густом покое бездорожья
я прорастаю тоже, тоже
ковыльной гущей по душе.

Биенья жилка так чудна
и мне самой. Я с тонкой ноты
звучу. И глубина аккорда
мне не знакома, не ясна.

Разбрызгивает утро свет.
Как мячик звуки отдаются
под сводом потолка, на блюдцах,
ладошкой прыгают в буфет.

И много детских мелочей
рассыпется к столу на завтрак.
И будет помнится как сладко
мы пили чай…. А этот чей?

. . .

А детство в будущем живет.
И разбегается, и длится.
Миг может быть не повторится,
а может быть и не уйдет.

Вот он пульсирует внутри
и не кончается нисколько.
В нем жить ежесекундно больно,
все расширяясь до любви.

 

Бусы

Все прожитое снова может плыть –
и оживать, и новые побеги
давать. Мы поднимаемся в зенит,
и полдень нежит светом дней ступени.

И не впервой темница миража
раскрыта перед полнящейся солнцем
и ветром, как росинка дня дрожащей
юностью – монетницею звонкой.

И расставаясь, и встречаясь вновь
с открытым миром, жизнь превозносящим,
мы набираем бусами любовь
на нитку, что зовется настоящим.

Мы оживаем сердцем день ко дню,
и может в точке позднего заката,
смотря вперёд, в вечернюю зарю,
мы будем украшением богаты.

 

Девочка

Качели весенней волной разлетаются вдаль.
Спешащие гольфы мазком промелькнули с подножки.
Мы в очередь прыгаем в высь, собираясь летать,
и прячем сюрпризы под стеклышки, в веток подножье.

На ощупь в песке нахожу перепрятанный клад
и трогаю желтых цветочков пушистые шапки.
Иду в босоножках. Ребята мне что-то кричат,
И мяч от ладошки бежит по вечерней площадке.

Под стук бадминтона, столь мерный в безветренный день,
в прыжках набиваем на счет по полсотни ударов.
Отходит черемуха, но зацветает сирень –
и непредсказуемым будущим сладостно пахнет.

Бутоны и камушки, лента, кусок кирпича,
монетка и шишки, узоры с расколотой чашки, –
подарки в открытой руке я держу, не тая.
Карманы топырятся. Сборками плещет рубашка.

 

Листок

Шумным деревом в разные стороны
я ветвями густыми тянусь.
Так игриво, задорно и здорово
прорастать, разворачивать суть,

шевелиться и листики съеживать,
все их в почках любовно храня.
Вспоминать и опять обнадеживать
долготой одного сентября.

Только март. Впереди по пролесинам
разбежится любовная рябь.
Сколько весен земля уже взвесила,
запасая по веточкам явь.

Вот и вновь время почками нежиться
и взрывать по одной в цвет листвы.
И небрежно по ветру безбрежиться,
метким взмахом вскрывая листы.

Помню, помню я осень колючую,
знаю прели, терявшие цвет,
разметавшие нервною тучею
мой большой золотистый букет,

шалью берега, пенистой влагою
укрывавшие в долгие дни
будто с детской игривой забавою
замеревшие листья мои.

Но вот-вот зелень бурная вызреет.
И один только нужен мазок –
киновари неверными брызгами
распускается первый листок.

 

* * *

Мы просто поговорили о том, о сем –
и распустилась ветка дерева у дома.

Вот о мелочах – о зубе, о рассаде –
повеяло ветерком.

Пошутили, расплылись в улыбке,
напели пару строчек –
смех раскатился по городу.

Прошлись под маленьким дождиком
и слушали постукивание каблучков.

 

В рост

Хочу дать в рост все, что идёт само по мне.
Пусть шелестит себе листвою по траве;
немыми струнами иль полными вполне,
розоволикою волною в синеве.

Идёт-гудёт ветвями-пальцами на плёс.
И кто-то вновь розовощёк, розоволос.
И помнит поезд, укативший под откос,
звук параллельных ожидающих полос.

И шаг вперёд, дыханье тянется на вздох, –
не зацепится бы подолом за порог.
И ждёт-пождёт нас ветер разудалых строк.
И где-то лёгкие предчувствуют итог.

Всё будет явлено пророщенным зерном,
плодами сердца, распрекрасного в ином,
полусмешного, полусветлого с трудом
и полусладкого на вкус перед судом.

 

Пантера

До глубины прожилок голодна,
она движеньем мускулов вольна
мощь выказать и властность ласки мнимой.
Добычи запах прядает, дрожит –
и застит влажных тропиков межи,
ее ведет собой неумолимо.

Азарт и близость предвкушенье длят.
Кишечный сок как первобытный яд
для ожиданья позвоночник выгнет.
Вмиг молодость пройдется вдоль хребта,
волной поднявши шерсть, и от хвоста
до холки возбуждением запрыгнет.

Созревшей кости бег не потянуть.
Садится солнце, удлиняя путь
от точки дня до линии охоты.
И где-то, где смыкает вечер день,
оленя разухабистая тень
на дереве лежит вполоборота

до сродности. Пантера замерла
для времени. Просеялась она
за грань движенья, взгляда, осязанья.
Уж близок взмах, когда одним прыжком
она вонзится в цель. Огонь зрачков
ее настигнет раньше, до касанья.

 

Корова

Хорошо бы лежать священной коровой
посреди дороги дня.
Кругом звучат песни и чьи-то ссоры,
и птичья болтовня.
Едет, движется многоликое время,
кипя и замирая на плите.
Плывет легчайшее бытия бремя
по вспененной воде.
Сковородки скворчат, суп булькает,
раскрывается цвет
каждого овоща. Нарезка бирюльками
падает в букет
запахов и фантазий. Полетом мечты
вырывается пар.
Маревом скрадывает разнообразие
гуляющих одиночек и пар.
И где-то между проглядывает то,
что не будет названо.
То что видно корове. Что вновь и вновь
осязаемо по-разному.
Что сочится каждым рассветом
И касается радужки в закатный час.
Что на зрачок проливается светом.
Даже уже без нас.

 

Вольный стих

Будь для меня радостью, не необходимостью,
пролети легким приветом соленого бриза.
От пенной волны тянет близостью
как от сиюминутного моего каприза.

Стань одной нежной минуточкой, той самой,
что теряется в общем объеме мира,
мелькнувшей полуулыбкой, забавой,
залетевшей в хрусталик в преддверьи большого пира.

Останься то ли живой, то ли потерянной,
без всяких гарантий на возвращение,
обделенной, обнеделенной,
разлинованной в посещениях.

Вот прямо сейчас проходи и оставайся,
здесь есть еще немного свободного места,
хоть я и торчу ушами трусливого зайца,
не признаваясь в звучности этого сердца.

Вот снова мелькает под утренним веком,
в любой рукой моей взвешенной вещи –
ускользнувшая рыбка твоих владений,
взглядом смущенным под грудью плещет.

Каждый встреченный, потерянный
и снова найденный –
несет тебя в руках. Как развлечение,
как закатившийся в траву мячик,
как воодушевление и страх.

Да, я давно в зоне риска –
ты толкаешься и улетаешь,
может быть безвозвратно.
Взгляду не завернуть за кулисы.
Напряжение шеи – утренняя зарядка.

Расходятся в стороны параллельные прямые,
но говорят, где-то встречаются.
Так и я вопреки всем найденным линиям
прикасаюсь к тебе все чаще.

То смеющееся лицо, то набежавшая тучка
приносят тебя без усилия.
Перед дождем шпарит нежностью.
Первозданная жизнь моя,
я красиво скрываюсь в плывущей безбрежности.

Как первый танец на школьной дискотеке,
растерянный и слегка угловатый.
Как подростковые колени,
на которые дуют и промакивают ватой.

Как шепот родившейся юности
и молодости страстная плоть.
Как рокот остывшей влюбленности,
усталой мятежности поспевшая гроздь.

Как многолетнее пожатие ладони,
смелая тишина материнского голоса.
Как смех, который меня не догонит,
колечко остриженного волоса.

Позволь мне схватить тебя за руку и побежать
по дорожкам парка, к большому фонтану.
Найти, что найдется, и потерять,
что потеряется. Десятикратно.

Будь облаком, что струится
между взглядом и вечностью.
Принимай любые формы.
Укутай радостью плечи,
взбудоражь стремительной нотой.

На пороге шага встречаясь с неведомым,
я нахожу тебя внутри своего бытия:
тысячу раз усиленную повторением,
презревшую все мои «можно» и «нельзя».

Свет вольно играет на водной мороси.
Ты была бы прекрасна и без этих деталей.
Здесь нечто большее. Я глажу твои волосы.
И до будущего свидания.

 

Фактура (сборник стихотворений)

СТИХИ 2016-17 гг


Кораблями

Кораблями, кораблями – на трисолнечный простор,
океанами, морями – выше сердца, ниже слов –
в середине темной ночи и в пролет былого дня
твердокаменные глыбы выплывают из меня.

Будто клады урагана и сокровища беды,
будто булыганы краном напрессованной руды, –
перекатываясь горлом, но не достигая рта,
выплывают моей страсти заржавевшие суда.

На просторы, на просторы, что исхожены не мной,
катерком и ледоколом с голубой играть волной,
и барахтаться баркасом, проворачивая твердь…
и в каютах неуютных место траченное есть.

Проплывают. Остаюсь я в невесомости души.
То мне милы эти дали, то опять нехороши.
И со дна морского тянет тонким илом в сердце муть,
и в каюту, ту каюту – так и хочется нырнуть.

 

АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ

1

Ныряльщик

Птицы летят в вышине,
на мили вокруг отдаются вибрации их полета.
Взмахи их крыльев во мне
колышутся вестником взлета  –

через синие кобальтовые дали,
через туманные разводы цинковые –
к облакам перистой печали,
в луга маслянистой радостью залитые,

к подслеповатым каплям рассвета
на листьях, скрученных утренним маревом,
в пятна и полосы тени и света
с карандашным налетом палевым.

Пальцы просятся рисовать,
пробежаться по белой бумаге
как пловец по пирсу – толкнуться, и вплавь,
разгоняясь в своей отваге.

Заплывая под камень, вбирая песок
ладонями теплыми у пристани, –
чувствовать жадный первый глоток
с опозданием в воздух вынырнув.

Исследовать все поперек и вдоль
В этой глубине аквамариновой.
И швырять широкими сгустками боль
легких, застывших в выдохе.

И радость распрямившегося тела
прописать линиями резкими,
Вбросить щедрость раскрытой руки,
раковину к солнцу выставившей.

Потом кинуться в бумагу и всем телом дышать
радостью найденного, совершенного, сказанного –
себя по оттенкам сверять.
Явить этот образ смазанный.

2

Портрет

Смотрю прищурив глаз из-под стекла,
прикрывшего угольные разводы –
я так прекрасна и слегка горда,
дитя любви и пасынок природы.
Мне не к лицу ребячий ясный взгляд
как не привычна мягкая улыбка.
Мне сроден превосходства аромат
в стеклянных гладях зыбких.

Тебе скажу, все хорошо – солгу,
да, я боюсь признаться в недовольстве.
Лицо свое роняю на бегу,
и ни к чему мне правды отголоски
среди привычной навесной любви,
похожей больше на скупую маску, –
так с палочки стекают соловьи,
чтоб черной тушью упорхнуть из сказки.

Так я скрываюсь здесь в полутенях,
явившись точкой и тотчас растертой.
Стук сердца и беспомощности страх
укрыты под молчания оберткой.
Мой поиск слаб и беден как штрихи
сырые и заметные едва ли.
Мои слова от сердца далеки,
бегут легко под парусом бумаги.

Где я сама? Где радость и полет?
Вот разве в паре точек:
в изгибе брови, в том как мягкий рот
к словам простым заточен.
И в линиях волос, что всем ветрам
клубятся, разорвав бумаги плоскость.
И в той, кто дальше двинется, когда
под рамою останется лишь роспись.

3

Рисовать

Я хочу рисовать тебя, просто смотреть
на скулы, лоб, подбородок,
проводить линии вслед за движением глаз,
повторять черты, которые я ловлю.
Свет и тень, чуть набухшие веки,
глаза с краешком неба, прикрытый рот, –
желание, боль, движение, страх,
неподвижность, подъем, шумный вдох –
все в этих линиях.
Мерцание света на твоем лице как смена
координат. Как начало пути и новый шаг.
Как поиск точки отталкивания.
Столкновение неизбежно. Оно здесь.
Пролиться сквозь все встреченные линии –
это ли не подарок? И волной течь дальше.
Накатывающей и отступающей волной.
Назад и вперед – темнее и ярче –
немного светлее вот здесь – плавно –
больше цвета.
Цвет проявляет тебя. Покрывает.
Укутывает. Согревает.
Позволяет задержаться на пару выдохов.
И срывается в движение вслед за тобой.

 

БЛАГОДАРЮ

1

Благодарю Тебя за жизнь,
за то что я дышу и плачу,
что этой тропкой, не иначе
стремится жизнь.

Стремится свет на ветви крон,
листы колышутся как море,
и под ноги течет прибоем
листвы узор.

Узором точным и простым
ложатся дни, дыханием ровным –
своим движением свободным
мою вытачивают суть.

Резец вытачивает лик
из глыбы каменной неясной
и складывает беспристрастно
мои черты.

Черты и линии плывут –
листвой, волной, касаньем цвета, –
в их переменчивости светлой
и я живу.

Живу неровно и люблю
набегом, пенистой волною.
За сотворение из боли
и радости –
благодарю.

2

Все оттенки зеленого в летней листве,
переливом теней свет полуденный занят,
вниз летят семена и под ветром листы –
и к узору дорожки себя прибавляют…

Моя мысль нескончаемо падает ввысь
обнимает все кроны деревьев, все лица,
И легко припадает к прохладной земле,
словно стаю нашедшая птица.

 

Не спеша

Твое присутствие так близко –
в волне и в трепете листа,
в дыханьи ветра, что на пристань
проводит облака,

в следах, оставленных у моря,
и в том мальчишке, чья душа
с моей сравнялась, вдоль прибоя
по пляжу пробежав.

В пейзаже жарком все бесценно
и мимолетно словно вздох –
волненье ощутив, мгновенно
свой останавливаю вдох –

а грудь полна. И снова выдох,
и жизнь волной вперед пошла.
И Ты во мне живешь незримо
и не спеша.


ДАЧНЫЕ СТИХИ

1

Бабочка

Я слежу облака,
тонких листьев резное свеченье,
говорю многократно спасибо
за летнюю грусть.
Пожелтевший листок мне кивнет,
прохожу легко мимо,
потому что пока
к темной осени не тороплюсь.

Я грущу о всех тех,
кто в мое не вмещается сердце,
остается за легкой
как бабочки крылья
чертой.
Я грущу о себе.
Мне останется лето в наследство
и его кружевной,
упорхнувший с цветка непокой.

2

В.П.

Напрасным день не будет никогда,
вот этот день – просторный и понятный.
Стоит в канаве летняя вода,
но солнце не торопится обратно.

Идем тропой в густом тумане слов,
развеянном кругами детских криков.
Пейзаж вокруг изведан и не нов,
в нем снова тайна близости укрыта.

Пусть охлаждением тронута любовь,
как тронута земля осенним светом.
Все остается. В осени любой
есть миг, что остается без ответа.

3

Тишина

В моем сердце тишина.
В нем простор столпотворенья.
Тишина для говоренья,
лишь она.

В моем сердце один лик,
он глубок и безмятежен –
обнимает, властно-нежен
полный мир.

Целый мир моих стихов,
моих мыслей и движений,
глубину изнеможенья,
шумный вдох.

Больше видимых пространств –
ненаполненный любовью,
синью светло-голубою –
мой каркас.

Есть свобода от конца –
это неопределенность,
долгий поиск и влюбленность
у лица.

Страх, что выйдет все не то,
не получится фигура,
соскользнет чужой фактурой
с плеч пальто.

Потерявшаяся мысль
добирается до точки, –
так словами, по кусочкам
соберись.

В самой тихой точке дня
наполняется фигура,
и взирает лик как чудо
на меня.

 

ПАПЕ

1

Через тебя я все люблю:
и этот пляж, и берег моря,
и даже женщину, в прибое
стоящую. Благодарю

за ослепительные дни,
меня баюкавшие негой
и дачным запахом, и летом,
и струнами. Побереги

до времени мое тепло,
слова, прощальные касания
и жизни прежей увяданье,
что птицей ляжет на крыло

и понесет потоком лет,
и времени, и водной пыли
в минуты дня, где жить любили
мы вместе. И да будет свет.

2

Я в отражении чувствую тебя –
в метро полдневном еду через время.
Ты остаешься здесь, меня любя,
и ты уходишь в это же мгновенье.

Твой взгляд и стать живут во мне. Живет –
и проступает с каждою минутой
словами, что наполнили мне рот –
твоя привычка в жизни видеть чудо.

Твоя любовь как ракушка во мне
заснула, улыбнувшись безотказно.
Лежит черта на белом полотне,
и что за ней – пока еще не ясно.

Какие звуки, краски и тона
сопутствуют тебе? Лишь взгляд зеркальный –
моих зрачков забытая вода –
стоит у кромки в этот день прощальный.

3

Это вечность стучится к нам в сердце –
сквозь заборы, по листьям берез,
шумом ветра, настойчивой терцией, –
свежим воздухом прядает в нос.

Это наша любовь, что свернувшись
как росток затихает в земле.
Скачет полем весна, встрепенувшись
на просторном своем скакуне.

Все растет, все живет, все огромно
и бескрайне как детская синь.
Платья ткань всколыхнуться готова
и опасть, не восполнив всех сил.

Малой зеленью, ветреной птахой –
приникает любовно к груди
горизонт незнакомой октавы,
мысль и чувство мое упредив.

 

 

Дорога на Юг
                                    А.С.

1

Дорога расстилается вперед.
Включают свет дежурные мотели,
и фары им подсвечивают, в деле
рабочем помогая. В перелет

по трассе отправляются густой
иль продолжают бег автомобили,
к асфальту прилипая. Счетчик мили
накручивает словно вертолет.

Вот близок город. Фонари светлей.
Количество полос растет колоссом.
И набирая мощность, ширь и скорость
вскачь всадники несутся по Земле.

Но получая скорость выше ста
мы мало чем на деле управляем,
и полустанки небольших аварий
все ж вынуждают тронуть тормоза.

2

Авто полно. Водитель – наш герой –
немного нервен, но предельно точен.
И каждый жест как лезвием заточен,
и ветер так и хлещет за спиной.

Он сжался в точку, чтоб поднять заряд
и трение значительно понизить,
движеньем тела тот момент приблизить,
когда на отдых поведет коня.

Вневременно движенье колесниц –
и в свет, и в тьму, в века, тысячелетия.
Меняется лишь скорость. Да поместья
вокруг. И лица падающих ниц.

И в очереди к веку постояв,
мы принимаем право на движение
и обретаем трение в скольжении,
к земле покорной колесом припав.

3

Уже светает. Дальние поля.
Рассветы покоряют горизонты.
Простор заходит в душу как в воронку
к водителям, которые не спят.

Усталость прибавляется к тому,
и щурятся глаза, сомкнуть пытаясь
ресницы. И с восходом разливаясь
приходит сон. В полуденном дыму

иную перспективу ищет взгляд –
в кустах, в машинах жарких и палатках
спят маленькие дети очень сладко,
и путники как дети крепко спят.

И если мимо птицей пролететь,
не сосчитать рассыпавшихся точек –
и ветер разноцветие полощет
их очертаний, различимых здесь.

4

Ну, снова в путь. Уже ясней глаза,
и аппетит подстегивает бодрость,
и разошлась обид ночная гордость,
и завиднелись лица в зеркалах

автомобилей. Легкий разговор.
Обед в салоне, не сбавляя хода.
И пластилином стелется дорога,
полей широких закрепив узор.

Но яркость вширь разбросанных станиц,
гудки и гул соседей по дороге
и голоса поющих в магнитоле, –
наводят на нечаянную мысль,

что ты здесь не один, что там, вокруг
есть многое, что мысли неподвластно,
и что другие мыслят ежечасно
и тоже поворачивают руль.

5

Уж вечереет. Птицы где-то спят.
Поднимемся слегка в пустое небо.
Здесь перьями прочерчен ежедневный
маршрут для перелетов в те края,

где можно что-то новое познать –
вдохнуть иль просто с высоты увидеть –
и черный купол космоса приблизить,
на взмахе крыльев высоту набрав.

Отсюда все дороги и поля
сжимаются до перспективы карты,
и мишурой проблескивают фары,
о чем лишь догадаешься. Заря

мощней и ярче. Выше. Здесь видны
горсть городов, дороги между ними.
А краски бесподобны – воздух синий
их преломляет. Точка красоты.

6

И точка страха. Только допустить
одну лишь мысль, что ты не единичен,
и уточнить масштаб. А вдруг различий
не хватит, чтоб усвоить право быть?

Количество дорог, людей и гор
не поддается ни уму, ни счету.
По самым приблизительным расчетам
здесь возникает много больший взор,

кто видит дальше, чем любой бинокль,
кто всех вмещает в широте пространства.
И что такое мира постоянство,
мы можем догадаться с этих пор.

Но трудно отказаться от идей
о том, что ты один рулишь на трассе.
Так, смутен и по-прежнему не ясен
нам лик Того, кто выше. Здесь предел.

7

И мы в машине снова. Вот уж – мысль
летает, где захочет, так и вьется.
И в стае облаков теперь несется
за нами следом. Приостановись, –

съезд на обочину, подсолнухи, трава,
кусочек неба, нам отсюда видный –
уж близок к завершению путь наш длинный,
но к финишу торопимся едва ль.

Водитель смотрит вдаль. Ему под стать
стволы деревьев, резкий теплый ветер.
С набухнувшими гроздьями созвездий
приходит южной ночи благодать.

Свобода быть – стремиться иль стоять –
и с миром принимать, что происходит,
в закатные мгновения приходит
чтобы потом уйти и в ночь пропасть.

8

Когда найдешь свой истинный масштаб,
тогда, похоже, взглянешь по иному
на мир вокруг, водителя, дорогу,
отсутствие или наличие прав.

Покажется, что смято, не всерьез
соревнование скорости и воли.
Ровнять и сравнивать – недорогая доля,
и запахи презренья пышут в нос.

Пространство зажимает нас в тиски,
выдергивая к месту, но без дела.
Оно же отрицает все пределы,
распахиваясь крыльями внутри.

Дорога стелется – сегодня как вчера,
на колесо наматываясь лентой.
Как топливо расходую моменты.
Я тороплюсь. На юг, на юг пора.